Беглый огонь Катериничев Петр

Глава 12

Киевский вокзал встретил обычной здесь, несмотря на время суток, суетой и бдительной милицией. Документы у меня спросил первый же патруль. Благо паспорт у меня был при себе, я и предъявил его рьяно, но спокойно. Сержант долго сличал фото на документе с «подлинником» и, видимо, остался недоволен последним. Хорошо хоть, «макаров», не значившийся ни в одном реестре, я оставил завернутым в масляную тряпочку под гнилой дощечкой на веранде. Статью бы, пожалуй, не навесили, а вот на пару суток приземлили бы точно.

– Откуда следуете? – спросил сержант.

– С дачи.

Еще раз оглядев мою небритую физиономию, сержант козырнул и удалился вместе с напарником.

Встреча с блюстителями меня отрезвила, хотя я и не пил накануне: куда я двинул в ночь, зачем? Тем более место происшествия «остыло», да и я не опер, чтобы собирать в полиэтиленовые пакетики важнецкие улики. Надо думать, вся служба безопасности «Континенталя» кинута на такую суровую «заказнуху»…

Но тем и отличается моя дурная бестолковка от прочих умных, что, когда нужно действовать, я действую. А думаю по ходу. Или не думаю вообще. Как там в популярной передачке? «Бывают дни, когда ты тупой и безмозглый… Когда все против тебя, а ты за мир!» Именно в такие дни логическое мышление, которое в простонародье по какому-то недоразумению называется умом, у меня отключается вовсе. И я начинаю интуичить.

Единственное, что я сделал после встречи с неприветливой милицией, – так это обозрел свою физиономию в зеркале витрины. Служивый был прав: такого субъекта нужно задерживать и лучше потом уже не отпускать – глаза дикие, блестят, словно индивид кушал коноплю расписными хохломскими ложками, да еще и пересыпал героином, аки сахарной пудрой!

И я принял мудрое, по-мужски логичное решение: поехать домой и переодеться. А с раннего ранья навестить по всей форме руководство «Континенталя», подключиться к команде, поработать извилинами, вычислить не только киллера, но и заказчика и примерно наказать обоих. Ибо, как нас учит Федор Михайлович, наказание должно следовать за преступлением с неотвратимостью падающей гильотины, иначе… Иначе мы получаем то, что имеем.

То, что для банка найти и киллера, и заказчика не просто жизненно необходимо, но дело чести, я почему-то не сомневался. Да и один в Москве – не воин, если, конечно, он не мэр Лужков или не Георгий Победоносец.

Случайный мотор доставил меня к Юго-Западу; квартал до дому я не доехал: привычка. Подошел к родному небоскребу, в коем не бывал черт-те сколько времени, и потому в хату не поспешил: если когда-то и после недолгого моего отсутствия ее успели выставить ленивые лохи, то после длительного, в свете новых реалий, ее могли навестить люди вполне квалифицированные и поставить на меня если не капкан, так силки. Поймать Додо? Как писал классик, Птица-Говорун была умна и сообразительна, но всех Говорунов истребили. Ну что ж… Когда ты числишься без вести живым, да еще и в единственном экземпляре, это обязывает.

Перед входом в подъезд пришлось помаячить: бдительные жильцы от бомжей, вроде меня, обзавелись шифровой защелкой. Чуть-чуть повозившись, я и вскрыл оную с помощью перочинного ножа и ежовой матери.

Лифт по поздне-раннему времени не работал, и я потащился на искомый седьмой этаж на своих двоих. Ступал мягко, ибо кроссовки всегда предпочитаю модным ныне «лягушиным лапкам» – ботинкам с широкими носами, сильно модельным, а потому негнущимся в принципе. На этаже было тихо. Массивная бронированная дверь отделяла меня от родимого обиталища, в коем я не был столько, что и домом его назвать сложно.

Всякие прибамбасы для предотвращения проникновения в квартирку нежелательного уголовного и прочего элемента ставил в свое время лично Дима Крузенштерн, но я помню и наставление другого моего друга, Саши Регента: на всякий замок найдется свой взломщик. Поэтому вынул из кармашка миниатюрный приборчик и просканировал поверхность бронированного чуда техники – береженого Бог бережет. Нет, никакого заряда мне к двери, похоже, не приспособили. Осталось выяснить малую малость: не ожидает ли меня в тиши жилища «мой черный человек»? Уютно расположившийся в дареном кресле-качалке и ожидающий «на номере» редкую птичку по прозванию Додо?

Мнительный я стал, прямо как Сидор Лютый! Вопрос «что делать?» мучит меня ничуть не меньше, чем всю страну в последние полтора столетия!

Позвонить в дверь и открывшему в четвертом часу ночи громиле радостно объявить голосом почтальона Печкина: «Вам телеграмма от вашего мальчика»? Глупо. Но не глупее, чем в нерешительности топтаться перед дверью собственного жилья. Предчувствие? Или усталость? Да пошли они все! Вынимаю ключ и вставляю в замок. Мне стало безразлично, есть ли кто за дверью. Вернее… Присутствие живого существа, будь то человек или кошка, нельзя не почувствовать. Мое восьмое чувство молчит, как рыба об лед. Откуда тогда такое беспокойство?..

Отмыкаю замок, отворяю дверь: тихо. И мирно. Самое противное, что еще и чисто. Как в морге. Кто тут мог прибраться в мое отсутствие? Нет, как и поло-жено, я оставил ключи соседям Сенкевичам: кошки у меня нет, маргариток с фиалками на подоконниках – тоже, но… Так принято: ежели труба протечет или еще что. Но с какой стати им у меня прибираться?

Впрочем, мог заходить и Дима Крузенштерн. У него ключ был. И все же, поднося руку к выключателю, невольно затаил дыхание и зажмурился. Зачем, спрашивается? Если уж рванет, то ощутить я это не успею. Как говаривал кто-то из древних, смерти бояться глупо: пока ты жив, ее нет, а когда она приходит, нет уже тебя. Ну что ж, бодрит… Этот древний умник не жил в судьбоносное время в судьбообразующей стране, а то не так запел бы!

Свет зажегся, ничего не рвануло, и не сказать, что я испытал большое разочарование. Как правило, в шпионских фильмах герой, проверяя «чистоту» помещения, внимательно осматривает сдвинутые или не так лежащие вещи, слои пыли, ну и тому подобную дребедень. На самом деле человек, вовлеченный в тайную войну, либо изначально допускает, просчитывает возможность контроля и действует соответственно, либо такой возможности не допускает. Потому что профи обысков не оставляют никаких следов, равно как профи убийств – никаких шансов выжить. Надеюсь, последний случай пока не мой.

В квартире действительно чисто. В самом общечеловеческом понимании этого слова. Натертый паркет блестит – ни пылинки, – естественно, там, где его не покрывают персидские ковры: подарок Крузенштерна ко дню Рыжего Джокера. Но возможность контроля я допускаю.

Прохожу в кухню. С опаской отворяю холодильник. Ну да, было чего бояться! Набор продуктов под девизом «Брежнев на охоте». Такому позавидовал бы сам автор Продовольственной программы СССР. А чего я, собственно, дергаюсь? Возможно, Дима переменил решение и, вместо того чтобы подвозить материалы о Покровске в глухую деревню, затеял, наоборот, вытащить меня в Москву и, чтобы покинутая с год назад квартирка не пугала запустелостью, велел прибраться и наполнить холодильник продуктами. Материалы о Покровске… Что за материалы? Нужно будет запросить все в «Континентале» завтра. А пока… Раз ничего лучшего не предстоит, устроим поздний ужин. Или – ранний завтрак. И то и другое – с крабовым салатом, «Оливье», грибочками с лучком. Все яства приготовлены заботливой женской рукой. И пропустим рюмку-другую «Посольской». Для куражу. Одно жалко: что сия рукодельница, умница и, надо полагать, красавица не дождалась индивида, для которого приготовила столь отменный ночной стол.

Но отчего беспокойство?! Черт! Хватит дергаться! Если бы меня решили убрать, то сделали бы это безо всяких фокусов и выкрутасов! Или… Или меня все-таки ведут? Никакой слежки от Киевского я не заметил, но то, что ее не было, – не факт. Тогда… ждали у дома? И ждут сейчас? Контролируют квартирку с помощью аудиовидео-аппаратуры, которую не может прищучить мой простенький сканер? Возможно. Не могу я отмести свое вроде бы «беспричинное» беспокойство как блажь, не могу, и все! Ну что ж, тогда буду вести себя адекватно. Так сказать, до выяснения. Наливаю в пузатую рюмку ледяной водки, опрокидываю единым духом, маринованный грибочек на вилочку и – следом. Хорошо? Хорошо. А-де-кват-но.

Какая к шутам адекватность?! У меня, крутого умного мужика, убили друга, а я сижу и закусываю «Посольскую» водочку крабовым салатом, притом отменно приготовленным! А что я должен делать? Нестись к мэрии с плакатом и протестовать против распоясавшейся преступности? Изыскивать домашний телефон месяц назад вступившего в должность нового президента «Континенталя» Лаврентия Игнатьевича Шекало (ну и фамильица! То, что в школе Шакалом кликали – двадцать слонов против одного таракана!) и призвать его самолично рыть носом землю? Лазить с фонариком и лупой на месте совершения? Прикидывать ихний хрен к собственному носу?

Да! Я просто не верю в гибель Димы Крузенштерна. Не верю, и все! Первое, о чем я подумал, когда узнал о взрыве: сложная это штука, борьба за власть! Особенно если это власть над капиталами с таким количеством нулей после единички, что сама единичка становится несущественной и мнимой. Даже если обозначает человека, личность. Что человечек без нулей? Ничто. Может быть, Иваныч решил, что так вернее исчезнуть с игрового поля на время, провести нужные приготовления «под ковром», раз уж борьба вступила в силовую фазу? И я веду себя так, словно боюсь выдать эту догадку, если сейчас за мной ведется скрытое наблюдение. А на душе скребут кошки, да что кошки – львы!

А почему, собственно, я неадекватен? Если судить по здравому размышлению, для большинства людей, в том числе считающих себя «элитой», собственный прыщик на носу куда болезненней десятков «раненых и убитых» где-то далеко, пусть даже парни эти сложили головы за их собственные деньги. Если они рассмотрят мое поведение в этом ключе, то… Ну да, погиб некий Крузенштерн, с которым этот Дронов приятельствовал когда-то, но наверняка завидовал нынешнему куда более высокому и прочному материальному положению… Известие о гибели давнего товарища немного взволновало, но не более того, вернее, взволновало только в следующей связи: а не грозит ли что-то ему лично? Вот парень и примчал в первопрестольную. Ло-гично? Вполне.

Ну а раз так, то и моя завтрашняя, вернее, уже сегодняшняя активность по выяснению «обстоятельств трагедии» будет выглядеть вполне достоверно. Тогда почему бы мне и не подъедать умело приготовленный крабовый салат?

Наполняю третью рюмку, махаю залпом. Зажевываю кусочком хлебца, собрав по тарелке майонез. Водка не действует абсолютно. На сердце муторно до глухой, сосущей тоски. В чем я себя обманываю?.. Нет, надо баиньки. Утро вечера мудренее. Закуриваю сигарету, встаю, бросаю посуду в мойку. Надо бы помыть, ибо если я исчезну на такое же неопределенное время, что и в первый раз, то плесенью зарастет не то что кухня, весь подъезд! Но меня греет надежда, что посуду помоет та же, что и салаты приготовила мастерски. Одним движением тушу сигарету в пепельнице. Пора почивать. Только от предвкушения – как славно сейчас растянусь на крахмальной простыне – сводит скулы, хочется зевать, а сознание само собою заволакивают сладкие предсонные грезы.

Вхожу в спальню, щелкаю выключателем. И – замираю на месте. Понимая лишь одно: поспать мне сегодня не удастся.

На постели лежит девушка. Она мертва. Из одежды на ней – только чулок, лишь один. Другой обмотан вокруг шеи и стянут так, чтобы пережать сонные артерии. Подхожу, прикасаюсь к руке. Теперь никаких сомнений. И убили ее не больше двух-трех часов назад. Летом определить точное время смерти невозможно. А это значит… Это значит, что алиби у меня нет. Ехал я в пустой электричке или кувыркался с нимфеткой в постельке – сие на усмотрение господ присяжных. А что они решат, «кивалы»? Догадываюсь.

Вглядываюсь в застывшие черты лица. Она была очень молода. И – хороша собой. Но в то, что покойная страдала нарциссизмом, разделась у меня в спальне, выпила в одиночестве полбутылки, занялась мастурбацией и удушила самое себя в порыве безудержного экстаза, я не поверю. И никто не поверит.

Осматриваюсь. Ее одежда разбросана в беспорядке по комнате; у кровати – бокал и полупустая бутылка шампанского. Что еще? Ну да, незадолго до смерти девушка занималась сексом, вот только по собственной инициативе или была изнасилована? И еще один, главный вопрос: откуда она вообще взялась в моей квартире? И кто был ее партнер? Или – партнерша? А вообще-то это не мои вопросы, а следователя.

Словно в ответ на эту, последнюю, мысль, во дворе засветился проблесковый маячок оперативной машины. Менты, они, как дети, не могут без шику! А то, что коляска подкатила по мою безгрешную душу, я уже не сомневался. Как не собирался и излагать им свою версию событий; боюсь, сценарий задержания, ареста и последующего «раскола» сексуального маньяка Дронова уже кем-то прописан.

Пора делать ноги. Из квартиры я успел захватить только капроновый шнур и альпинистский карабин. Вышел в коридор, закрыл дверь – нечего облегчать служивым задачу, пусть помучаются, пока снимут это крепостное сооружение! Побежал по лестнице наверх, перепрыгивая через ступеньки. Кроссовки-мокасины на натуральной каучуковой подошве ступали бесшумно. И еще не оставляло чувство опасности. Таящейся там, наверху.

Так и есть. Два здоровенных битюга, бездарно изо-бражавшие бомжей, примостились на площадке край-него, шестнадцатого этажа. Хм… Чтобы нажрать такую ряху, как у любого из этих, честный трудящийся бомж должен выжирать в день по два мусорных контейнера со всем содержимым, включая картон, стеклотару и целлулоид! То, что они должны были страховать крышу именно от меня, – никаких сомнений, но мое бесшумное появление оказалось для них неожиданным. «Бомжики» встали, один пробурчал нечто нечленораздельное, видно не вполне выйдя из образа, сделал шаг вниз, ко мне. Дожидаться, пока этот шкаф сграбастает меня, как кучу рухляди, не было ни желания, ни времени. Отмахнул правой с зажатым в ней шнуром, отвлекая внимание, а левую, со стиснутым в кулаке карабином, апперкотом воткнул здоровяку в причинное место. Мне показалось, по локоть. Внутри гиганта что-то не то булькнуло, не то треснуло, и он мешком свалился на ступеньки. Скорее всего после болевого шока он выживет, а вот «злыднем писюкастым» ему уже не стать. Как и отцом семейства.

Второй с неожиданным для его комплекции проворством махнул ногой, целя мне в голову, – ушел на чистой интуиции, уклоном; ветерок от удара пошевелил волосы. Противник поднялся еще на ступеньку; глаза смотрели зло и беспощадно. Он собирался играть только наверняка, а у меня… У меня совсем не было времени; надо думать, служивые уже подтянулись к квартирке и гужуются перед чудом крепостного искусства, по недоразумению названным дверью.

– Никуда ты не уйдешь, дурик… – просипел «бомж». – Ща менты тебя скрутят, и – в прессхату… Обидно? Удовольствие получили другие, а ответишь ты!

Вступать с ним в дискуссию в мои планы не входило. Никак. Было бы побольше времени, да зайди я в спальню пораньше, да догадайся, что «пастухи» сидят сиднями на крайнем этаже, ужо я бы потолковал с ними на сухую…

Придется подставляться.

Делаю шаг вверх по лесенке. Соблазн достать меня ногой у «бомжа» слишком велик, тем более пользуется он собственными нижними конечностями мастерски.

Удар я, естественно, не увидел. Угадал. Но и угадав, уйти от него полностью не смог; единственное, что успел, – это захлестнуть шнуром ступню противника. Спиной влетел в стену, хотя и вскользь, а больно, но шнур не выпустил. Как там в считалке? «Ловись, рыбка, большая и маленькая…» Мне досталась большая: Противник не выдержал рывка, вторая нога оторвалась от пола, и он спиной приземлился на бетонную площадку. Успел сгруппироваться, купировать удар, готов был встать… Вот этой возможности я ему уже не предоставил: успокоил коротким ударом ноги в висок. Возможно, что и навсегда.

Замер, прислушался. Легонечко отворил дверцу на крышу. Пробежал к торцевой стене. Закрепил шнур и карабин на нем. Огляделся. Тишина и покой. Видно, те, кто задумал операцию, не ожидали от меня такой скорой прыти. Жалеть об этом я не собираюсь, перешагиваю низенький парапет, и по шнуру – вниз.

В чем-то я погорячился. Со скоростью приземления с шестнадцатого этажа, с неправильно закрепленным карабином или со всем этим вместе… Чуть пригнувшись, бегу через занавешенные деревцами дворы, дую на сожженную до мяса ладонь, а в голове плавает одна только фраза, вздорная, но оптимистическая, и вполне в духе суровой действительности: «Сухая кожа – здоровый малыш».

Глава 13

Остаток ночи я провел в «ракушке». Невзирая на борьбу мэра с «этим позорным явлением», «ракушек» в московских дворах убавилось ненамного, наоборот: растет благосостояние наших граждан. И это радует.

Выбравшись из мини-гаража, нашел в зарослях одного из дворов распивочно-доминошную лавочку и устроился за сигаретой. Жаль, что без кофе, но лучше, чем ничего.

Так, что мы имеем по утренней поре? «Ищут пожарные, ищет милиция…» Ищут новоявленного сексуаль-ного маньяка по фамилии Дронов. Бывшего аналитика неведомой службы, бывшего бойца в «горячих точках», бывшего сотрудника банка «Континенталь», в результате сомнительных афер оторвавшего просторную квартиру на престижном Юго-Западе. Маргинала-неудачника, свихнувшегося на почве отсутствия войны, привыкшего к насилию… пригласившего к себе красивую девушку. Девушка была сим злыднем очарована. Маньяки, они «шарман» плести умеют! Наготовила изысканных кушаний, но маргинал-параноик еды не дождался, потащил ее в спальню, завалил бедную девочку на постель и придушил во время коитуса. Получил, так сказать, полное и незабываемое удовольствие. Потом преспокойно уселся на кухне, в одиночестве выпил три рюмки водки, закусил деликатесами, смакуя полученное удовольствие. Милицию вызвал, понятно, кто-то из случайных прохожих или соседей; что-то ему показалось там в ветвях – крик, свет, да это и не важно. Вызвавший по понятным причинам пожелал остаться неизвестным.

Насильник Дронов при появлении милиции ушел через крышу, попутно завалив двух мирно спящих бомжей: убивец, он убивец и есть! И сейчас представляет скорую и непосредственную угрозу для тихо себе работающих в офисах и иных злачных местах гражда-ночек.

Дабы любимый город продолжал спать спокойно, в районе проведено усиление.

Вот такие у нас вводные на раннее утречко. Что еще? Судя по ощущениям, температура воды в Москве-реке градуса двадцать два, воздуха – двадцать пять. Денек обещает быть жарким.

Это – их версия. А моя? То, что меня подставляют по профилю, понятно еноту. Вопросы «кто?» и «почему?» пока не прояснены, но ответ на них слегка брезжит, как свет в конце туннеля.

И я вспоминаю об Игорьке Крутове. Когда-то мы были друзьями не разлей вода, несколько лет назад, когда я попал в передрягу с Организацией, Крутов оказал мне быструю и очень эффективную помощь, освобождая жену и детей того же Димы Крузенштерна. С тех пор мы не виделись. Единственное, что я знаю точно, – будучи начальником в РУБОПе, он получил-таки вожделенные генеральские погоны. И это не карьеризм: плох тот полковник, который не мечтает стать генералом. Ну а подполковник, с отсутствием тех же устремлений, мне вообще малопонятен. Сам, по правде говоря, стал бы генералом, да думаю, такие погоны плечи жмут пожестче, чем наручники – запястья.

Итак, нужно встретиться с Крутовым. Но это второе. А первое – слинять из злачного района. Благо пока еще час волка: оставшиеся летом в Москве законопослушные и работящие граждане спешат на службу посредством метро, и в этой ситуации милиции фильтровать поток затруднительно. Особенно районной. Труба зовет! Пора выбираться из этого милого распивочного уголка за помощью к компетентным органам по прозванию РУБОП.

Кусты раздвинулись, и прямо передо мной оказалось двое барыг-алканов. Эти, в отличие от ночных, – самые настоящие. Но помня, что белая фата – отнюдь не гарантия девственности, бегло изучаю нарисовавшихся мужичков. Ибо был в моей не столь давней юж-ной ссылке случай, когда бомж-санитар оказался очень скверным дядькой.

– Распиваем? – гаркнул я начальственно.

– Ты чего? – Мужики шуганулись от меня с натуральным похмельным испугом – такой наиграть невозможно.

– Да я это… – произношу совсем другим тоном. Вздыхаю, тряско вытягиваю сигарету из пачки. Жаль, что «Лаки страйк», а не «Прима», ну да алкоголизм клиентов не разбирает: вчера мог гулевать по-крупному, а сегодня, выгнанный дражайшей половиной, трястись в неопохмеленно-потрясенном состоянии на зачуханной лавочке. Жизнь – штука переменчивая, и алканы знают это лучше других.

Мужички, рассмотрев меня как следует, успокоились.

– Водяру с портвешом, видать, вчера мешал? – сочувственно осведомился один.

– Сначала – да. А потом… – Сокрушенно опускаю голову, давая понять, что не помню ни-че-го. Добавляю с известной каждому нашему интонацией «а вот вчера были о-о-очень большие»: – Салат крабовый хавал ложкой… – и снова вздыхаю.

Мужики переглянулись. В сумке у них позванивало.

– Стакан тебе надо накатить, – авторитетно произнес первый. Заметив, как я алчно заблестел глазами, добавил: – У тебя это… Хоть чего-то осталось? А то мы не профсоюз – бесплатные путевки раздавать…

– Ну… – Вытряхиваю из кармана рублей восемь мелочи.

– Вот это дело! – повеселел один. – А фиг ли маешься, здесь на стаканюгу грязного – вполне!

– Витек, не приставай к человеку! До ларька, до него еще доплыть надо. Вишь, не в себе он! Сам такой же был час назад. Лучше плесни!

Витек пожал плечами: дескать, и то верно, вынул из истертой сумки бутылек мутного портвейна с темно-синей этикеткой, опалил спичкой пластмассовую пробку, снял, долил пластиковый стаканчик доверху:

– Причащайся.

Стаканчик я умахнул единым духом, с сожалением проводил взглядом. Витек поразмыслил, налил второй:

– Валяй. Чтоб сразу отлегло.

Я «завалял». И, прямо скажем, отлегло.

– Тебя как звать-то? – спросил тот, что постарше.

– Олег.

– Меня – Мишка. А его – Витек. Ну чё, крякнули? – посмотрел Мишаня на Витька и потянулся бутылкой к подставленному стакану.

Пока мужички выпивали, я молча курил. Уходить не спешил по старой прибаутке: двое расхристанных алканов берут в оборот зачуханного очкарика: «Мужик, на троих сообразим?» – «Да я не…» – «Давай трояк». Тот дает. Мужики берут пол-литра, утягивают очкарика в скверик, наливают в замызганный стакан: «Пей!» «Да я не…» – пытается сопротивляться интеллигент. «Пей, кому сказано, не задерживай!» Тот, давясь, пьет. Один алкан достает из кармана обгрызенное яблоко: «Закусывай». – «Да я…» – «Закусывай, тебе сказано!» Очкарик с грехом пополам жует фрукт. Мужики тем временем выпивают степенно. Интеллигент робко спрашивает: «Ну, я пойду?» В ответ ему: «Куда?! А позвиздить?!»

Вот потому и не тороплюсь: разговорить давешних «бомжей» у меня времени недостало, да и условия были совсем неподходящие, а с этими мужичками самое время «позвиздить». О чем будет «звиздеж» – догадаться несложно.

Мужикам подошло.

– Ты сам-то местный, Олег?

– Ну, – неопределенно киваю. – У бабенки одной, Ленки Прохоровой, присоседился.

– Это какая Ленка? Та, что с косой прошлый год ходила?

– Не, она стриженая. Щас блондинкой покрасилась. На рынке шмотками торгует. Да должны вы ее знать!

– Да видать видывали, а всех не упомнишь… – философически изрек Мишаня, прописав меня как «своего». – Ты во сколько вчерась к своей заявился-то?

– Я чего, на часы смотрел?

– Это да… Выгнала?

– Ну. Пятый день запой, собака, крутит.

– Это бывает, – поддакнул Витек. – А ночевал где?

– Да здесь и ночевал. На лавке.

– Менты-то здеся не шустрили?

– Покамест нет. А с чего?

– Да сволочь одну ищут. Девку у себя дома задушил.

– Ну?! – делаю круглые глаза.

– Угу. Насмерть. В восемнадцатом доме.

– Крутой дом.

– Ну. Там всякие богатеи живут и прочая шушера. Уже совсем с жиру озверели, падлы. Ну, понравилась девка, так трахай, душить зачем?

– Погодь, Мишаня, бабы у подъезда судачили, девка та – малолетка, да на наркоту подсаженная. Ее хахаль трахнул и придушил чулком.

На наркоту… Ну что ж, все организовано достоверно. Особенно в здешнем районе, славящемся рынком наркотиков. Итак, в моей безвременно оставленной квартирке служивые наверняка обнаружили и это зелье, а убитая девчонка – малолетка и начинающая наркоманка; для завершенности отрицательного образа я оказался еще и наркобарыгой. Слава Богу, не в Сингапуре живем[5], но ежели меня словят, служивые пропишут мне «до суда и следствия» так, что мало не покажется! Поэтому попадаться нельзя – с целью сохранения здоровья и способности к плотским утехам и деторождению. Как-никак я еще не женат, нельзя сказать, что собираюсь, но, как говаривал кто-то из древних, ничто человеческое мне не чуждо, и из этого «не чуждого» общение с прекрасной половиной человечества составляет лучшую часть моей неупорядоченной жизни.

– Может, это негритос был? Они как раз этим и промышляют. А за наркоту девка не то что негру, кому угодно даст.

– Не, бабы базарили, местный. Нашенский. Какой-то бывший вояка.

– У этих крыша протекает по полной программе…

– Ну используй девку по назначению, но губить-то зачем?! – не унимается Витек. – Яйца бы таким отрывал!

– Под корень! – искренне соглашаюсь я.