Не оставляй меня Скотт Эмма
Я быстро закрыла дверцу шкафа, забыв о зубной пасте, чувствуя, словно только что наткнулась на кого-то голого или прочитала очень личную запись в дневнике. Выйдя из ванной, я направилась на кухню в поисках воды. Мне нужно было смыть неприятный привкус от того, что я влезла в чужую жизнь.
В холодильнике я нашла бутилированную воду, о которой упоминал Джона, и больше ничего. Пара увядающих овощей, готовые салаты и, по крайней мере, три подноса с различными запеканками, покрытыми фольгой. Я заглянула в морозилку, чтобы подышать холодным воздухом, и нашла другую упакованную еду: постная кухня и бренд «Здоровое сердце» – кажется, Джона был на диете.
Это не был холодильник типичного холостяка из Лас-Вегаса.
«И та аптечка…»
Мой желудок скрутило от тревоги, не от голода. Я никогда не чувствовала себя комфортно рядом с больными людьми. Я не знала, что сказать, не могла найти правильный баланс между сочувствием и жалостью.
Я замолкала во время любой дискуссии о здоровье, а больницы вызывали головокружение.
«Ты ведешь себя глупо. Нужно поесть. Ты не ела с тех пор, как…»
Я не могла вспомнить, когда ела в последний раз. Видимо, я тоже сидела на диете. Жидкой диете.
Миска хлопьев, наверное, была бы лучшим вариантом. Я открыла несколько шкафчиков в поисках простой коробки кукурузных колечек Cheerios. Но вместо этого нашла кучу витаминов, добавок и протеиновых порошков.
Я поспешно все закрыла.
– Черт возьми.
Джона сказал, что я могу найти что-то съедобное, но теперь мой аппетит полностью пропал. Он был не просто совершенно незнакомым человеком; он был совершенно незнакомым человеком с серьезным заболеванием. Казалось чем-то наглым узнать все это едва встретившись. Я проходила ускоренный курс по крайне личным обстоятельствам его жизни, а он почти ничего не знал обо мне. Жаль, что у меня не хватило смелости просто позволить ему отвезти меня в дом Саммерлин.
Я побрела обратно в гостиную, не совсем понимая, что делать. По телевизору, возможно, показывали новости о том, что произошло в клубе Pony прошлой ночью, поэтому я оставила мысль включить его и попыталась просто успокоиться, посидев в тишине квартиры Джоны.
Но я не могла усидеть на месте. В детстве мать быстро диагностировала у меня СДВГ[10], используя его, чтобы оправдать мое буйное поведение перед моим отцом, который раздражался при малейшем шуме или признаках несдержанности. Мне всегда было не по себе в собственной шкуре. Став старше, я поняла, что в моем теле заперто две личности: интроверт, который избегал сердитых лекций отца, и экстраверт, который практиковался в игре на электрогитаре в гараже так громко, как только мог, чтобы разозлить его. Постоянная война с самой собой.
Прямо сейчас интроверт во мне шептал, что нужно насладиться тишиной.
Экстраверт хотел выпить.
Вдоль стены гостиной Джоны тянулись книжные полки: промышленное искусство, история искусств, биографии художников, о некоторых я слышала, о большинстве – нет. У него не было художественной литературы. Скучно.
Я продолжала двигаться.
На противоположной стене висело множество фото в рамках. На большинстве фотографий Джона улыбался вместе с родителями, насколько я поняла, и симпатичным, задумчивым парнем. Может быть, братом? У него была та же форма лица, что и у Джоны, те же темные волосы, но он был ниже и крупнее. Черты его лица были более резкими, глаза более светлыми и жесткими. Темные татуировки змеились по его сильным рукам.
Он выглядел как один из тех парней, которых я любила приводить домой на ночь, утопая в их мужественности, силе и властности. И которые сбегали с первыми лучами солнца, и никаких привязанностей, как мне и нравилось.
Джона выглядел как парень, которого хочется встретить на обочине дороги ночью, если у твоей машины спустит колесо.
«Или если ты напилась до потери сознания и разнесла клуб в Вегасе».
– И это тоже, – рассеянно пробормотала я, продолжая изучать фотографии.
Горячий брат, два друга-афроамериканца и симпатичная девушка с длинными волосами были на многих фотографиях: в клубе, на вечеринке, в окружении высоких зеленых деревьев в походе или на пустынной равнине с восходящим или заходящим солнцем позади.
Почти на каждой фотографии Джона ярко, открыто улыбался, и его лицо светилось. Такой контраст с жестким, серьезным выражением, застывшим на его лице этим утром. Я не могла не улыбнуться ему в ответ, рассматривая фото.
Я заметила, что одна девушка – красивая брюнетка с тонкими чертами лица – часто была рядом с Джоной. Обычно он обнимал ее одной рукой, все так же счастливо улыбаясь, в то время как девушка выглядела так, будто ей причиняют страдания, и позировала, повернувшись к камере своей «лучшей стороной».
Над фотографиями висело два диплома в рамках, которые я заметила сегодня утром. Один из них был дипломом Университета Невады в Лас-Вегасе, а другой – Карнеги-Меллона.
Карнеги-Меллон… это большой университет. Возможно, он даже входил в Лигу Плюща. Джона был талантлив и умен. Он выглядел молодо, возможно, был всего на несколько лет старше меня. Разве он не должен все еще быть в Карнеги-Меллоне? Или болезнь, что бы там ни было, заставила его бросить?
Я коснулась фотографии смеющегося Джоны.
– Что с тобой произошло?
«Он в порядке. Он делает стекло в горячем цехе, или как-то там. Другое дело ты: устроила заварушку и отключилась. Лучше спроси, что случилось с тобой?»
– Я в порядке, – пробормотала я в пустоту, хотя в тот момент отдала бы все за «Кровавую Мэри».
Внезапно чертово бюстье показалось мне на десять размеров меньше, а не на два, как на самом деле. Я не могла дышать и снова начала потеть. Кондиционер тихо жужжал около окна, выходящего на оживленную улицу. Чтобы не шокировать соседей, я вернулась на кухню и потянула за боковые шнурки. Я сняла бюстье и позволила ему упасть на пол, оставшись в черном лифчике без бретелек, затем открыла морозилку.
Я была слишком маленького роста. Ледяной воздух ударил мне в лицо, но не туда, куда нужно. Я заметила табуретку возле шкафов, подтащила ее к холодильнику и забралась наверх. Убрав волосы с шеи, я закрутила их в пучок на голове, так холодный воздух свободно окутывал мои руки и грудь, охлаждая горящую кожу и подавляя желание выпить чего-нибудь крепкого.
– Эм… привет?
Джона. Я не слышала, как он вошел из-за шума холодильника. И чуть не свалилась с табуретки.
– О боже, серьезно? – Я схватила бюстье с пола и прижала его к груди, как щит. – Напугать девушку до смерти, почему бы и нет!
Он выглядел так, словно сдерживал улыбку.
– Извини. Я просто пытался понять, что ты делаешь.
– Выуживаю твои готовые обеды своей грудью, – парировала я. – А что, по-твоему, я делала? Я остываю.
– Я почти уверен, что кондиционер для этого и нужен, – сказал он, ткнув большим пальцем в его сторону.
– Да, но это у окна, умник. Я не хотела светиться на всю улицу.
Джона поднял руки вверх.
– Замечание принято.
Наступило короткое молчание, когда стало очевидно, что никто из нас не знает, что делать или говорить дальше.
Я тяжело вздохнула.
– Слушай, ты собираешься стоять тут и пялиться на меня весь день или, может быть, поможешь мне? Твоя соседка уже думает, что я девушка по вызову. Это сценический наряд, а не одежда для отдыха.
Теперь было совершенно очевидно, что он старается не улыбаться.
– Один момент.
Он пошел в спальню и вернулся с простой черной футболкой.
– Это подойдет?
Я повернулась к нему спиной и натянула футболку через голову. Она была слишком большой, с V-образным вырезом, что было совершенно не в моем стиле, и еще пахла им.
И снова на меня нахлынуло ощущение, что с этим парнем я слишком быстро перешла на ты. Теперь я стояла босиком на его кухне, одетая в его футболку.
– Спасибо, – сказала я, поворачиваясь к нему. Еще одна короткая пауза, во время которой Джона пристально смотрел на меня. Не с отвращением, скорее он пытался понять, что со мной делать.
На меня так часто смотрят.
Я переступила с ноги на ногу.
– Как прошло твое стеклоделие?
– Выдувание.
– Прошу прощения?
– Выдувание стекла, – сказал Джона. – Я не делаю стекло, я делаю вещи из разогретого стекла, продувая воздух через трубку… – он махнул рукой. – Неважно. Это долгий процесс. Я не хочу утомлять тебя подробностями, и нам лучше вернуться…
– Звучит интересно, – быстро сказала я. – Я даже не представляю, как ты это делаешь. Так замысловато. Пресс-папье с морскими животными. Я имею в виду… как ты это делаешь?
Боже, я лепетала как идиотка, пытаясь удержаться на плаву, в то время как мысль о возвращении в Саммерлин была свинцовым грузом, тянущим меня вниз. Джона нахмурился, явно пытаясь решить, действительно ли меня это волнует или я просто тяну время.
«И то и другое».
– Я мог бы объяснить, – сказал он, – но на это уйдет весь день, а у меня плотный график, и я должен его соблюдать и…
– Мое присутствие здесь – огромная заноза в твоей заднице, – закончила я, не желая навязываться, – я понимаю. Все нормально.
– Ты не заноза в заднице, – сказал Джона.
Я склонила голову набок.
– Ладно, может быть, немного, – сказал он с легкой улыбкой.
Я восприняла это как хороший знак.
– Эй, знаешь, что? Я чертовски голодна. Как насчет того, чтобы где-нибудь перекусить? У меня еще есть около часа, прежде чем мне нужно будет вернуться, чтобы подготовиться к шоу. Что скажешь? Как тебе идея? Я угощаю.
Лицо Джоны окаменело, а мышцы на руках напряглись.
– Мне нужно уехать сегодня вечером, в шесть, и у меня очень плотный график…
– Ты все время это повторяешь, – я толкнула его в плечо, как будто мы были старыми приятелями, – ты никогда не нарушаешь свой распорядок?
– Нет. Не нарушаю.
– Ох, – я прикусила губу, но не отступала, – один плотный, «после похмельный» обед не займет так много времени, не так ли? Полчаса, максимум сорок пять минут.
Проницательные темные глаза Джоны встретились с моими, и я почувствовала, как он изучает меня. Этот парень был наблюдательным, и я догадывалась, что он читает неуверенность на моем лице.
«Или, может быть, он смотрит так потому, что ты выглядишь как девушка с плаката «Блондинка в эфире»[11].
– Я же сказал, что ты могла съесть все, что найдешь здесь, – наконец произнес Джона.
– И это было очень мило с твоей стороны, но у тебя не так уж много… настоящей еды.
– У меня есть много диетических ограничений, – сказал он.
– Конечно. – Я закашлялась. – Но почему?
У Джоны, казалось, внутри шла внутренняя борьба, хотел ли он сказать мне то, что я уже подозревала.
– У меня больное сердце, – медленно произнес он.
– Ох… – выдохнула я, как будто до этого я не рылась в его аптечке. Мои глаза так и хотели взглянуть на шрам, который шел от ямочки между ключицами. Я не отрывала взгляда от его лица. Должно быть, я выглядела как сумасшедшая, пристально глядя на него, потому что Джона сделал шаг назад.
– В любом случае. Это еще одна долгая история и… да, я думаю, мы могли бы перекусить, если ты действительно голодна.
– Умираю с голоду! – я снова натянула сапоги, которые странно смотрелись с моей кожаной юбкой и мужской футболкой, но я избавилась от бюстье, слава богу.
– Я готова.
– Хорошо, – нерешительно сказал Джона. – Быстренько пообедаем, а потом я отвезу тебя обратно в Саммерлин.
– Звучит великолепно.
Он, вероятно, согласился на обед, только чтобы мы сменили тему, но, независимо от причины, я была рада отсрочке своей казни. Ненадолго, но я все равно воспользовалась случаем.
Глава 7. Джона
Я повел Кейси через парковку к своему грузовику: маленькому голубому пикапу, заполненному картонными коробками. Я придержал для нее пассажирскую дверь, что, казалось, поразило ее. Этот ланч вне дома меня смутил: не соответствовал моему распорядку при всем желании. Но Кейси явно не спешила возвращаться в свою группу. После той катастрофы, которую она устроила в клубе, остаться со мной было решением, продиктованным инстинктом самосохранения.
Я сел за руль, и мой взгляд снова упал на бедра девушки, полосу гладкой кожи между ее сапогами и почти несуществующей мини-юбкой. Часть красочной татуировки виднелась на ее бедре, и желание увидеть татуировку целиком было до смешного сильным. Кейси была привлекательной. На самом деле больше чем привлекательной. Она была прекрасна. Ну, и что с того? Она больше подходила Тео со своими обесцвеченными волосами, кожаным нарядом и татуировками.
Я снова перевел взгляд на ее бедра. Сколько времени прошло с тех пор, когда я в последний раз прикасался к девушке?
«Один год, четыре месяца, тринадцать дней и восемнадцать часов».
Я усмехнулся своему внутреннему математику, хотя мои подсчеты, вероятно, были предельно точны. Последняя девушка, с которой я был, – моя бывшая подруга Одри. А потом я заболел.
– А что это за коробки в багажнике? – спросила Кейси, отрывая меня от этих мыслей. – Ты переезжаешь?
– Нет, в них стекло, – сказал я, радуясь, что меня отвлекли. – Старые бутылки и банки, которые я расплавляю, чтобы сделать из них свои работы. Завтра я отвезу их в горячий цех.
– Значит, горячий цех – это всего лишь то место, где вы выдуваете стекло? – Кейси хмыкнула.
Я поднял бровь, глядя на нее.
– Знаю, знаю. Мне двадцать два, но у меня чувство юмора четырнадцатилетнего подростка. – Она повернулась в своем кресле ко мне. – И как ты это делаешь?
– Что делаю?
– Поднимаешь только одну бровь. Я всегда хотела научиться.
Я пожал плечами.
– Даже не знаю. Просто могу.
– Сделай это снова.
– Зачем?
– Потому что это круто.
Я выгнул бровь, глядя на нее.
– Неужели?
Она рассмеялась и удовлетворенно откинулась на спинку кресла. Широкая улыбка не сходила с ее губ, пока она смотрела, как за окном проносится Лас-Вегас. Даже видя только ее профиль, я мог сказать, что ее улыбка была потрясающей.
– Так над чем же ты работаешь? – спросила она через мгновение. – В горячем цехе.
– Ну… я работаю над выставкой для местной галереи. Она открывается в октябре. В смысле, выставка, не галерея.
«Спокойно, Флетчер». Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я говорил с незнакомым человеком о выставке. Я сократил круг осведомленных до трех друзей, моей семьи и куратора галереи. До Кейси я не понимал, насколько это небольшое число.
– Ты будешь продавать свое стекло на этой выставке? – спросила Кейси. – Ну, те красивые пресс-папье?
– Да, у меня будут маленькие работы для продажи, но основной акцент будет сделан на крупной инсталляции.
Она начала задавать еще вопрос, когда я загнал грузовик на стоянку «Маллигана» – маленькой семейной забегаловки. Было почти три часа дня, обеденный перерыв закончился, можно было припарковаться без проблем. Я выбрал место возле двери.
– Это же в шаге от твоего дома, – сказала она. – Мы могли бы дойти пешком.
– В такую жару? – сказал я и выключил двигатель.
– Аргумент. Жара просто ужасная. Я не знаю, как вы, жители пустыни, справляетесь.
Я распахнул перед ней дверь закусочной, снова удивив ее. Она улыбнулась, и я потерял на миг возможность мыслить.
– Я родился и вырос в пустыне, – сказал я. – Уже привык, но некоторые люди не выдерживают этого. Слабаки и нытики, все до единого.
Кейси фыркнула и легонько ткнула меня локтем в бок, когда проходила мимо. Она вздохнула с облегчением, когда мы зашли в кондиционированное помещение. Я бросил на нее понимающий взгляд.
– О, прекрасно. Я слабачка, – засмеялась она. – Найди нам столик, умник, пока я схожу в туалет.
Я усмехнулся, направляясь к стойке администратора. Было легко находиться рядом с этой девушкой. И казалось, что она ощущала себя со мной так же, как будто мы знали друг друга уже несколько лет, а не часов.
Меня встретила официантка.
– Сколько вас будет?
– Двое, – сказал я и тут же почувствовал боль в области солнечного сплетения. Я слышал, что если человеку можно отрезать конечность, он будет чувствовать боль из-за ее отсутствия. Я не скучал по Одри, моей бывшей девушке. Она ушла от меня сразу после операции по пересадке. Мы планировали совместную жизнь, но когда вирус разрушил мое сердце и почти забрал жизнь, наши планы так же разрушились, а отношения умерли.
Одри не могла смириться с болезнью, больницами, призрачным присутствием смерти, нависшим надо мной, пока не поступил звонок о наличии донорского сердца. Она ушла прежде, чем я успел выйти из-под наркоза.
Тео никогда бы не простил ее за то, что она ушла, но я быстро смог ее забыть – даже несмотря на то, что мы были вместе три года. Больно, что она исчезла из моей жизни, но со временем, конечно, должно было стать легче. И я простил ей, что она ушла, чтобы найти кого-то другого, кого-то здорового, в кого она могла бы безумно влюбиться и построить настоящую жизнь.
Я не скучал по ней. И все же, отвечая на безобидный вопрос официантки, я понял, что скучал по нам двоим. Быть частью пары, придерживать для кого-то дверь, просить столик на двоих, шутить, поддразнить, быть чьим-то умником… Мой маленький круг близких теперь не включал подругу и никогда больше не будет. Я думал, что смирился, но какая-то часть меня, похороненная глубоко внутри, говорила иначе.
Я опустился на диванчик и взял меню, чтобы отвлечься от мыслей, в которые не хотел погружаться. В «Маллигане» был типичный деревенский завтрак, который подавался весь день, и разнообразные гамбургеры и бутерброды на обед. К сожалению, более половины блюд были мне строго запрещены.
Кейси плюхнулась на сиденье напротив меня, освеженная и энергичная. Я старался не думать, что она надела мою футболку, как иногда делают девушки с одеждой своих парней. Официантка поставила на стол две бутылки воды.
– Кофе?
– Да, пожалуйста, – сказала Кейси, – срочно.
– Мне кофе без кофеина, – сказал я.
Официантка отошла, и Кейси бросила на меня странный взгляд.
– Без кофеина?
– Мне нельзя кофеин.
– Это трагедия, – она наклонилась над столом. – Ты же знаешь, что говорят о кофе без кофеина? Для него есть время и место: никогда и мусорка.
Я засмеялся вместе с ней.
– Мне придется запомнить это.
Кейси изучила меню.
– Я так голодна, могу съесть все, что угодно. Что насчет тебя? Что ты собираешься заказать? Подожди… – она бросила меню на стол. – А что тебе можно?
– Пока не могу сказать точно. Мои возможности ограничены.
– Из-за твоей диеты.
– Да.
– Черт возьми, Джона, зачем ты привел меня сюда? – Она махнула рукой на меню. – Тут же сплошной жир.
Я рассмеялся и взмахнул руками вверх в ответ на ее внезапную вспышку.
– Воу, полегче. Я что-нибудь найду.
Она прикусила губу.
– Да, но…
– Мы пришли сюда ради тебя. Здесь идеальная еда с похмелья. Часто забегал сюда с друзьями, когда учился в университете Лас-Вегаса. – Я постучал пальцем по уголку ее меню: – Заказывай то, что хочешь. Все в порядке, клянусь.
Она все еще смотрела с сомнением, когда официантка вернулась с нашим кофе, положив оранжевую салфетку с надписью «без кофеина» под мою кружку.
– Ты готова сделать заказ, дорогая?
Кейси закусила губу.
– Заказывай, – сказал я ей. – Если только ты не хочешь, чтобы мы вернулись ко мне и разделили немного постной еды.
– Ну, в таком случае… – Кейси повернулась к официантке и сказала низким голосом:
– Да, очень хорошо, я буду «Кровавую Мэри» и сэндвич со стейком.
Официантка бросила на нее взгляд, и я нахмурился из-за «Кровавой Мэри». Кейси сверкнула глазами, глядя в пространство между нами.
– Это из Флетча! Из кино! Она ткнула в меня пальцем. – Ты, Джона Флетчер, хочешь сказать мне, что не видел величайшего фильма всех времен Чеви Чейза?
– Извини, я пропустил его, – сказал я.
– Это классика, – сказала Кейси. – У меня пунктик насчет фильмов восьмидесятых.
Официантка демонстративно закашляла.
– У меня тоже, милая, но у меня нет ни бутербродов со стейком, ни «Кровавой Мэри».
Кейси заказала чизбургер и картошку фри, а я – салат «Кобб» без бекона и пшеничный тост без масла.
Когда официантка отошла, Кейси покачала головой:
– Без бекона? Единственная хорошая вещь в салате «Кобб» – это бекон.
Я пожал плечами:
– Его нет в списке разрешенных продуктов.
– Это отстой. Что еще ты не можешь есть?
– Красное мясо, шоколад, соль…
Кейси чуть не поперхнулась кофе.
– Воу, воу, воу! Никакого шоколада?
– Я больше скучаю по соли, – сказал я. – И маслу. Ничего жирного, ничего вкусного, – я сухо рассмеялся. – Короче говоря, мне нельзя есть ничего, что так любят другие.
Кейси покачала головой:
– Не представляю, как ты держишься.
– Не то чтобы у меня был выбор. А есть вещи и похуже.
– Я пытаюсь представить себе нечто худшее, чем невозможность есть шоколад, – она замерла, потом поставила кружку с кофе, ее улыбка исчезла. – О боже, это ужасно – говорить такое человеку с больным сердцем. Извини. Я часто так делаю – просто выбалтываю все, что приходит в голову.
– Эй, все в порядке. Еще я больше не могу употреблять наркотики, но это оказалось благословением, теперь я могу скопить какие-то деньги.
Ее смущение заменила улыбка.
– Да, по-моему, ты похож на наркомана.
– Тот еще. К счастью, бывший.
Кейси расслабилась и откинулась на спинку заднего сиденья.
– Значит, ты учился в университете Лас-Вегаса? Там ты изучал промышленное искусство?
– Да, мы с братом изучали там искусство.
– А потом Карнеги-Меллон?
Я отхлебнул кофе.
– Ты задаешь слишком много вопросов.
– У тебя много фотографий и дипломов на стене. Прежде чем я решила охладиться в твоем холодильнике, у меня было немного времени.
Я поставил чашку на стол, чтобы не расплескать кофе.
– Такое не каждый день услышишь.
– Это в моем стиле, – сказала Кейси с печальной улыбкой, как будто это была старая шутка, которую она устала слушать. Но она отбросила ее в сторону.
– Карнеги-Меллон… где это?
– Пенсильвания. Поговорим о погодном шоке. В первую зиму, когда я был там, я хотел впасть в спячку.
– Слабак, – сказала она, делая глоток кофе. – Но от одного нытика перейдем к другому: на восточном побережье погода тоже слишком странная для меня. Я родилась и выросла в Сан-Диего, где, если идет дождь, люди сходят с ума.
Официантка принесла нашу еду. Я никогда не позволял никому есть диетическую еду, если они находились около меня, но запах, исходящий от тарелки Кейси, обволакивал – насыщенный, мясной, жареный. Я посмотрел на свой салат, который ничем не пах, и попробовал немного, в основном ради Кейси.
– Значит, в октябре у тебя открывается выставка? – спросила Кейси, промокнув рот салфеткой. – Очень жаль, что меня не будет рядом, хотелось бы увидеть это. Я буду в туре в течение, наверное, следующего миллиона лет.
– Миллион лет… это долгий тур. Надеюсь, вы любите путешествовать.
Она пожала плечами: