Талисман всадника Локнит Олаф Бьорн

СОПРОВОДИТЕЛЬНОЕ СЛОВО К РУКОПИСЯМ

Предлагая благосклонному исследователю событий дней давно минувших вторую часть книги воспоминаний непосредственных участников и очевидцев мы, составители этих мемуарий – Хальк, барон Юсдаль из Гандерланда, и Хэлкарс, барон Целлиг из Бельверуса, хотели бы напомнить почтенному читателю, что, с сожалению, мы не включаем в общий трактат все имеющихся у нас на руках рукописи и дневники, ибо в противном случае наш труд разросся бы до пределов необозримых.

Во второй части книги, условно обозначенной нами общим титлом «О Троне Дракона и пришествии Пламени Вечности», мы решили использовать лишь воспоминания наиглавнейших действующих лиц истории, связанной с таинственным государственным переворотом в Немедийском королевстве, а именно – юной баронессы Долианы Эрде, графа Монброна Танасульского, волшебника Тотланта из Пограничья и непосредственно одного из составителей сего труда – Халька Юсдаля.

Однако мы сочли необходимым обратиться за разъяснениями некоторые не совсем ясных моментов этой длинной повести к брату госпожи Ринги Эрде, Рейениру Морадо да Кадена из Рабиров – сам он предпочел не записывать свои воспоминания, а лишь поведал авторам об эпизодах, которым был свидетелем, и некоторых личностях, сыгравших изрядную роль в битве за немедийскую корону. Поскольку месьор Рейенир – суть пристрастный свидетель, он сам заявил, чтобы к его доле повествования относились с некоторой осторожностью, ибо Рейенир, как натура увлекающаяся, склонен к преувеличениям, недомолвкам и даже приукрашиванию действительности.

Можно бесконечно долго рассуждать о причинах и истоках той запутанной цепи событий, битв, несдержанных обещаний и исполненных клятв, которые в летописях именуются «Часом Дракона», но большинство ученых мужей Материка сходятся в одном: старение мира, близость нашего универсума к неминуемому закату и влечет столь тяжкие, влияющие на судьбы человеческого рода бедствия. Почти две тысячи лет человеческой цивилизации привели людей к пику развития разума, однако мы с величайшим сожалением можем отметить, что цивилизация наша постарела, застыла на одном из витков спирали и, возможно, идет к неминуемой гибели, когда нас сменят другие, более молодые и активные народы, способные продвинуться гораздо дальше хайборийцев во всех сферах бытия, начиная от вечных ценностей культуры до магии.

Сим грустным пассажем мы и завершим вступительное слово ко второй части книги мемуаров и надеемся на то, что всякий читатель благосклонно примет изложенные нами сведения и запомнит: нет беды, которую нельзя обороть, но время необоримо.

Аквилония, Тарантия. Подписано на Праздник Середины лета 1296 года собственной рукой Халька Юсдаля из Гандерланда, а с ним и удостоверяется росчерком Хэлкарса, барона Целлига из Бельверуса.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Записки Долианы, баронессы Эрде – I

«Ночь без конца»

Немедия, Бельверус.

Ночь с 16 на 17 день

Первой весенней луны.

Унылое, должно быть, зрелище – трое молодых людей и юная девица, мающиеся дурными предчувствиями и лишенные возможности что-либо изменить. Наверное, точно также ощущает себя экипаж корабля, гибнущего на просторах Закатного океана. Все понимают, что судно вот-вот переполнится водой и канет ко дну, что добраться до берега невозможно и все кончено, однако в душе всегда тлеет надежда на помощь Великого Случая.

Вот и мы, сиречь мой брат Вестри Эрде, двое преданных конфидентов моего отца – Кеаран Майль и Дорнод Авилек – и я, Долиана Эрде, сидим в медленно погружающейся в темноту гостиной особняка рода Эрде. Ждем: вдруг что-то произойдет? Прислушиваемся: что происходит за крепкими каменными стенами? Искоса переглядываемся: не решится ли кто заговорить и нарушить тишину?

Впрочем, наши разговоры ни к чему не приведут. Время праздных обсуждений миновало, приходит пора действий. Только вот никто из нас не знает, что делать и куда кидаться. Явных врагов вроде бы нигде не замечается, а ожидание опасности выматывает куда сильнее самой опасности.

Полагаю, Вестри и мне ничего не угрожает. В крайнем случае – высочайшая немилость и высылка из столицы. Большая часть королевской опалы будет предназначаться нашему отцу, Мораддину Эрде, главе Пятого департамента Немедии, сиречь второму или третьему лицу после правителя страны. Наш отец и сейчас уже пребывает в немилости – его подчиненные допустили гибель верховного канцлера Тимона Айнбекка. Грозный Мораддин был подвергнут домашнему аресту, в замке Вертрауэн, где находятся архивы Пятого департамента, уже второй день распоряжаются люди из Королевского Кабинета, заклятого врага месьора Эрде, у всех входов в наш дом торчат королевские гвардейцы, посещения запрещены… Однако не далее, как вчера вечером, отец беспрепятственно покинул оцепленный дом и отправился не куда-нибудь, но в самое сердце шторма – в замок короны.

Вернулся он слегка обнадеженным, из чего я и Вестри сделали вывод: дела семейства Эрде не так плохи, как кажется. Король Нимед, конечно, гневается на отца за допущенный промах, но понимает, что Вертрауэн и его хозяина нельзя запросто сбрасывать со счетов. Эрде слишком многое известно, и добрый десяток лет именно он незаметно определял направление, в котором предстояло двигаться стране. Двое Эрде, светлейший герцог Мораддин и его жена Ринга – две неприметные тени за Троном Дракона, все знающие, все слышащие и предугадывающие возможные действия противников на три шага вперед.

Но сейчас начало твориться нечто ужасное. Наша мать по неведомым причинам потеряла рассудок. Отец вызвал неудовольствие сильных мира сего. Внезапно умер король Нимед, и теперь над его остывающим трупом идет схватка за корону. Наследник, принц Нимед, трое его братьев, из коих наиболее предприимчив младший, Ольтен, их союзники и противники, Королевский Кабинет во главе с загадочным месьором Хостином Клеосом, да еще племянник покойного короля, Тараск Эльсдорф Кофийский с компанией верных прихлебателей. Не забудем также бурлящую с сегодняшнего утра немедийскую столицу. В исторических летописях описано немало случаев, когда толпа возносила на трон своего избранника, нимало не считаясь с желаниями обитателей коронного замка и не интересуясь происхождением своего кумира. Иногда из таких получались хорошие правители, но чаще их заботило только одно – как бы прожить лишний день и чем бы наполнить сундуки.

Звякнуло о каменный столик донышко серебряного графина. Майль, наливавший себе вина, вздрогнул и виновато посмотрел на нас.

– Мне тоже, – полушепотом сказал Вестри и подставил бокал. Я присоединилась к братцу, хотя пить совершенно не хотелось. Сладкое шемское вино перекатывалось на языке как перебродивший уксус.

«Это будет длинная ночь, – пришла неожиданная и болезненно-тревожная мысль. – Такая длинная, что кому-то из нас не суждено увидеть рассвета».

Невдалеке скрипнула открываемая дверь. Привычный звук означал, что Мораддин Эрде вышел за какой-то надобностью в коридор. Кеаран и Дорнод совершенно одинаковым жестом приподнялись с кресел, дабы по первому знаку сорваться с места и, подобно опытным гончим псам, устремиться туда, куда прикажет их могущественный начальник.

– Дана, – отец заглянул в приемную комнату. Увидел наше молчаливое собрание, настороженные лица своих наилучших помощников, но ничего не сказал, обратившись ко мне: – Дана, нам нужно поговорить.

Я послушно поднялась, чтобы отправиться вслед за отцом. Майль поймал меня за рукав платья, яростно прошипев:

– Сделай милость, узнай, ради чего мы тут варимся в собственном соку! Надо что-то предпринимать! Горожане вот-вот начнут крушить все подряд! Что творится во дворце – я стараюсь не задумываться… Мы должны быть там!

– Попытаюсь, – обещала я и почти на цыпочках пробежала краткие десять шагов, разделявшие приемную и отцовский кабинет.

Потрескивал разожженный камин, бросая расплывчатые багряные сполохи на пол и стены, выхватывая из полутьмы позолоченные корешки толстых книг и очертания разбросанные пергаментов. На коврике перед очагом беспокойно дремал старый пес-волкодав, наш общий любимец Бриан. Качались над столом острые язычки десятка свечей, отражаясь в темно-вишневой полированной поверхности. Отец стоял у окна, смотря на погружающийся в вечерние сумерки мокрый сад и суетливо мелькающие за оградой уличные огни.

– Боюсь, тебе и твоему брату придется уйти. Немедленно, – тяжело проговорил он, не оборачиваясь. – Собирайся. Возьми охотничий костюм, какое-нибудь оружие и деньги. Помнишь, чему я тебя учил?

– Постоялый двор «Путеводная звезда», хозяина зовут Яхмак, слова – «Лес горит», – не задумываясь, отчеканила я накрепко заученные наставления и растерянно добавила: – Но как же ты и мама? И Майль, и Кеаран, и Хейд, и все остальные?

– Мы как-нибудь не пропадем. Научились выживать.

– Если вы остаетесь, то я тоже никуда не пойду, – сама не знаю, откуда у меня вдруг хватило решимости возразить отцу. – Я не маленький ребенок, чтобы при малейшей опасности бежать и прятаться под стол.

– Дана, дело зашло слишком далеко, – голос отца стал умоляющим. – Я не могу рисковать. Уходи, пока не поздно. Уходи. Прошу тебя.

– Но… – я окончательно смешалась. – Но мама…

– Я позабочусь о ней. О ней, о Вестри и о тех, кто мне верно служил. Вестри уйдет другой дорогой, потом вы встретитесь. Ты сделаешь, как я сказал? Я приказываю, наконец…

Краем глаза я покосилась в сторону окна. Вдоль ограды сада выстроилась извилистая гирлянда из трепещущих на ветру факельных огоньков. Сквозь мелкие толстые стекла доносились громкие выкрики.

– Там что-то происходит, – я попыталась отвлечь отца и кивнула на окно. Мораддин подошел и встал рядом со мной, но, казалось, на самом деле его разум не здесь. Он уговаривал меня покинуть дом, однако при этом вряд ли осознавал, с кем говорит и зачем требуется мой уход. Это непонятное поведение отца испугало меня куда больше загадок безумной матери и жутковатых рассказов аквилонского гостя Маэля Монброна о горящем над столицей незримом алом пламени. – Папа? Папа, очнись! Около нашего дома собрались какие-то люди!

– Я не гожусь в вершители судеб, – очень спокойно и почти равнодушно произнес Мораддин. – Зря я это сделал – помог Нимеду до срока покинуть мир. Твоя матушка была бы против. Она всегда повторяла, что негоже в бурю хвататься за руль корабля и пытаться его развернуть. Пусть несет ветром. Буря равно или поздно успокоится. А я – я решил слегка подправить ход истории. Ничего из этого не вышло.

– Папа? – я окончательно перестала понимать, о чем он.

– Это красное сияние… – пробормотал отец. – Ты его видишь?

– Нет! Я не вижу никакого сияния! Зато я вижу толпу под окнами! – завизжала я и попятилась к дверям. – Папа, надо что-то делать!

– Поздно, – он повернулся и точным, рассчитанным движением перевернул стоявший на столе бронзовый шандал со свечами. Громадный канделябр опрокинулся прямо на россыпь пергаментов, немедленно затрещавших и окутавшихся желтоватым огнем.

Кажется, я завопила в голос и вылетела в коридор, взывая о помощи. За мной тяжелыми прыжками несся перепуганный Бриан. Отец не тронулся с места.

Он остался в своем кабинете, наполненном фолиантами, картами, письмами и рукописями. Остался среди разгорающегося пламени.

Мой отчаянный вопль услышали. В коридоре я чуть не сбила с ног Майля, схватившего меня в охапку и потащившего прочь от распахнутой двери кабинета. Прямоугольный проем стремительно окрашивался в призрачно-алые и синевато-серые тона, и какая-то часть моего соображения отметила, как это красиво – струящийся поверху дым и разгорающийся под ним костер.

Вестри и Авилек сделали попытку ворваться в кабинет и вылетели обратно, кашляя, чихая и вытирая слезы. За ними высунулся длинный сине-багровый огненный язык и почти игриво коснулся моего брата. Вестри с воплем отскочил, невидяще глянул на нас и, выждав подходящий момент, снова ринулся навстречу разгорающемуся пламени. Его не успели остановить.

Я не хотела кричать, но будто со стороны увидела молоденькую девчонку, которая сгибается пополам, заходясь в неразборчивом отчаянном вое. Кажется, я беспрерывно выкрикивала имена отца и Вестри, зовя их обратно, умоляя вернуться, и замолчала только от пары хороших оплеух – сначала слева, потом справа.

Ударил меня Дорнод, и я до сих пор благодарна, что он это сделал. Иначе я бы рисковала пойти по стопам моей несчастной матушки и потерять рассудок прямо здесь, в коридоре, среди золотисто-черных искр, рассыпающихся во все стороны и уже воспламенивших старинные шпалеры, украшавшие стены.

Вестри, окутанный дымом, появился на пороге и едва не упал, подхваченный Кеараном. Его одежда тлела, испуская резкий запах паленой кожи и ткани. Брат наполовину потерял сознание, но все же успел неразборчиво пробормотать:

– Я искал… Дым, все в огне… Не найти…

В кабинете с грохотом обрушилась потолочная балка, зацепившая и опрокинувшая один из книжных шкафов. Пламенные лохмотья тянулись к потолку, слизывая и обугливая искусную резьбу по дереву. Под ногами стелился сизоватый едкий дым, и я вдруг поняла, что мы стоим по колено в быстро крутящихся, переливающихся с место на место сероватых потоках.

– Уходим, – непререкаемо произнес Дорнод Авилек. – Уходим немедленно.

– Там отец! – Вестри, казалось, был готов броситься на Дорнода с кулаками. – Мы имеем права оставлять его там! Нам нужна вода, еще не поздно залить огонь, может, мы сумеем вытащить его!..

– Бесполезно, – Дорнод будто вынес приговор, окончательный и не подлежащий обсуждению. – В таком огне не выживет никто. Скорбеть и оплакивать потери будем позже. Сейчас нам предстоит покинуть дом. Пожар скоро перекинется на соседние покои.

– Все сгорит? – я обнаружила, что вполне могу говорить, только голос был какой-то посторонний, сухой и надтреснутый.

– Скорее всего, – не стал лукавить Дорнод и потащил нас за собой, к лестнице, распоряжаясь на ходу: – Какое-то время у нас есть. Нужно потратить его с пользой. Майль, мы заберем кое-какие бумаги. Вестри, позаботься о сестре. Вам обоим стоит переодеться во что-нибудь менее заметное. Разыщите оружие, с которым можете управляться. Захватите все имеющиеся под рукой деньги и какие-нибудь ценные побрякушки. Я предупрежу Хейд и слуг, впрочем, они наверняка сами обо всем догадались. Действуем быстро, но без лишней суеты. Через четверть колокола встречаемся внизу, у главного входа. Дана! – он наклонился надо мной и резко встряхнул за плечи. – Дана, ты все поняла?

Должно быть, у меня был совершенно отсутствующий вид, ибо в моей голове царила вопиющая пустота, как внутри бронзового храмового колокола, и среди выгнутых звонких стен бесцельно метались слова Дорнода. Однако я смогла уверенно кивнуть и напомнить:

– Мать. Ринга Эрде. Подвал.

– О боги, она осталась в подземельях! – с яростью хлопнул себя по лбу Майль. – Я знаю, где хранятся ключи! Сбегаю туда, может, мы с Клейном сумеем как-то ее увести. В крайнем случае, отсидятся…

Оглушительно громко вылетело расплавившееся от жара стекло и послышался глухой треск – должно быть, начали рассыпаться огромные книжные шкафы, громоздившиеся в отцовском кабинете почти до самого потолка. Наша библиотека! Отец! Что нам делать? Книги, книги горят! Почему лает Бриан? Угомоните кто-нибудь эту собаку, я не могу слушать, как он заходится лаем!

– Бегом! – толкнул меня в спину Авилек. – Дана, пошевеливайся, ради всех богов!

– Мы быстро, – проговорил Вестри, схватил меня за руку и поволок за собой. Я бежала, спотыкаясь и глотая становящийся невыносимо горячим воздух. Сверху долетал постепенно растущий свистящий гул.

Пока мы добирались до наших комнат, Вестри едва не превратил мою кисть в мешанину из переломанных косточек. Я попыталась отобрать руку – сначала осторожно, потом решительнее. Брат не отпускал.

– Вестри! – взмолилась я. – Вестри, мне больно!

Он медленно разжал пальцы и растерянно уставился на меня, похоже, не узнавая. Я отчетливо видела промелькнувший в его глазах вопрос: «Кто ты, девочка?», но спустя миг он вспомнил. Вспомнил, качнулся к стене и сполз вниз по ней, сжавшись в нелепый, раскачивающийся из стороны в сторону комок, исходящий беззвучным воем.

– Вестри, не надо, – я присела рядом, уверенная, что сейчас расплачусь в три ручья. Слез почему-то не было. – Дом скоро начнет рушиться. Вестри, послушай, это же я, Дана! Вестри, ты должен взять себя в руки!

Он еле заметно кивнул. Попытался встать, не смог, завалившись набок. Я поддержала его, заметив, что гладкие черные волосы на его затылке слегка обуглились и завились от жара.

– Ты помнишь, что нужно делать? – я настойчиво теребила брата за плечи. – Справишься или мне пойти с тобой?

– Справлюсь, – глуховато отозвался Вестри. – Беги, собирайся.

Какое тут «собирайся»… Я металась по комнатам, лихорадочно соображая и пытаясь заслонить хлопотами встававшую передо мной падающую черную балку в облаке огненных искр, и еле различимый силуэт приземистого, сгорбившегося человека позади нее. Хрупкие статуэтки их кхитайского фарфора, украшавшие камин в моей гостиной, превратились в горку желтоватых осколков, ибо в суматохе я нечаянно смахнула их на пол. Хлопали распахиваемые дверцы шкафов, жалобно звякали рассыпающиеся украшения, безжалостно вытряхиваемые из шкатулок. Зеленого охотничьего костюма я не нашла, схватила и натянула вместо него потрепанный черный, предназначенный для уроков верховой езды. В кожаный мешочек полетели самые дорогие и маленькие колечки, броши и кулоны. Золотое кольцо-печатку матери с агатовой геммой в виде летучей мыши над горами я оставила на пальце, решив, что так меньше шансов ее потерять. Теперь оружие… Какое у меня оружие? Маленький тонкий стилет в замшевых ножнах, удобно прячущийся за отворотом сапога. Этого недостаточно. Где раздобыть другое? У Вестри?

Мешочек с драгоценностями я затолкала за пазуху и привязала к специально подшитым к внутренней стороне рубашки петлям. Остолбенело замерла посреди некогда уютной, а теперь разоренной и выглядевшей крайне неухожено комнаты, соображая, что делать с волосами. Обрезать? Жалко… В хвост их, в надежный узел, и покрепче обмотать сверху плетеным шнурком. Как вышло, что мне нужно бежать из собственного дома?

Я вылетела в коридор, стукнула в двери Вестри, изнутри донеслось: «Почти готов!». Сунулась в распахнутые двери Галереи Редкостей – ее хранитель, старик Фиагдон, куда-то пропал. Спрятался или ушел вместе с остальными слугами? Некоторые подставки и стеклянные ящики опустели – неужто Фиагдон в предчувствии грядущих опасностей успел припрятать самые ценные приобретения отца?

В глаза бросилось нечто блестящее. Шагах в трех от меня покрытом лиловым бархатом столике лежал наполовину вытащенный из ножен длинный кинжал-дага: рукоять, обтянутая черной кожей, простая крестовина без украшений и сероватый паутинный узор на лезвии, доказывавший, что на оружие пошла очень хорошая сталь. Вот он мне пригодится! Как раз по моей невеликой ладони!

Схватив кинжал, я прицепила его ножны к ремешкам на поясе и побежала на встревоженный зов Вестри.

Второй этаж особняка горел. Полыхала длинная анфилада покоев отца и матери, огромное книжное собрание, со вкусом обставленные гостиные и комнаты для приемов. Горели собранные за добрых три десятка лет картины и скульптуры, резные безделушки, наряды и шелковые обои. Бьющиеся стекла звенели почти непрерывно, к этому шелестящему звуку добавлялось протяжное оханье рушащихся перекрытий и ухающий вой захватывающего все новые и новые владения огня.

Мы собрались у высоких парадных дверей, с опаской посматривая наверх. Конечно, первый и второй этажи разделены толстым слоем камня, кирпича и дерева, но огромная медная люстра на полсотни свечей, освещавшая нижний зал и главную лестницу дома, уже начинала покачиваться и угрожающе поскрипывать. Шесть человек: молчаливо-сосредоточенный Дорнод, повзрослевший за несколько мгновений Вестри, выглядевший до удивления спокойным Ибре – помощник нашей домоправительницы Хейд, тихо поскуливавшая от ужаса Марьют, одна из младших служанок, замешкавшаяся и не успевшая вовремя исчезнуть, я и Бриан, удерживаемый мною за ошейник. Ожидали только Кеарана, умчавшегося к подвалам за моей матерью. Возможно, у Майля и Клейна, охранявшего госпожу Рингу от себя самой, получится убедить нашу с Вестри безумную матушку в грозящей беде и пойти с ними.

Вестри стоял в дверном проеме, озирая двор и нетерпеливо стуча носком сапога о каменный порог. Я подошла и выглянула через его плечо. Снаружи быстро темнело: должно быть, шел десятый или девятый послеполуденный колокол. Вдалеке, в конце темной аллеи, там, где возвышались тяжеловесные каменные колонны и ажурные чугунные ворота, мелькало непонятное столпотворение огоньков. Наш особняк – место довольно уединенное, расположенное в самом конце проезда Черного Леопарда, и я предположила, что пожар в доме Эрде привлек множество любопытствующих соседей из окрестных кварталов. Однако на помощь к нам никто не спешил. Даже охранявшие ворота гвардейцы не пришли узнать, что случилось. Или, может, они давно покинули свои посты? Допустим, прибыл кто-то из дворца и отозвал нашу стражу?

Дом почти опустел. Хейд, много лет ведшая наше хозяйство, наверняка не удивилась такому внезапному и драматическому повороту событий. Слуги пропали, будто их тут никогда не было. Представления не имею, как они ушли – через запасные выходы, предназначенные для кухонных нужд и незаметно появляющихся лазутчиков отца, или просто миновали сад, рассыпавшись по близлежащим улицам…

– Идут! – внезапно выкрикнул Вестри. Бриан приглушенно тявкнул и заизвивался, пытаясь вырваться у меня из рук.

Они бежали от дальнего флигеля через огромный, пустынный двор, вымощенный плитами коричневого и охристого в черных прожилках гранита. Невысокий, плотный Кеаран Майль, горообразный верзила Клейн, бывший гладиатор, каторжник и гребец на галерах, и посредине тонкая, гибкая женщина в облаке растрепанных темных волос, отчего-то напоминающих встревоженное змеиное гнездо – Ринга Эрде.

Им оставалось преодолеть не больше десяти шагов, когда Марьют тонко, пронзительно заверещала. Однажды я слышала такой крик – на охоте, когда натасканный сокол камнем рухнул на метавшегося по осеннему полю зайца и с размаху вцепился ему в шкуру на спине.

«Потолок осыпается!» – это первое, что пришло мне в голову. Я оглянулась и от неожиданности отпустила Бриана. Тот ужом просквозил между дверными створками, бросившись навстречу матери и ее спутникам. Я осталась стоять, растерянно приоткрыв рот.

По широкой мраморной лестнице, на чьей верхней площадке уже метались зловещие красные отсветы, спускался человек. Незнакомый – я не припоминала такого ни среди слуг, ни среди навещавших наш дом людей Вертрауэна, ни среди бывавших у нас гостей. Он шел, не торопясь, словно бы напрочь не замечая охватившего верхний этаж пожара. Обычный, ничем не примечательный человек, из торгового или мастерового сословия. Таких полно на улицах любого города, и я никогда не обращала внимания на подобных этому типу.

– Ты откуда взялся? – раздраженно бросил ему Дорнод, приняв за кого-то из домочадцев. – Быстро вон из дома! Вот-вот балки рухнут, а он разгуливает! Не знаешь, Хейд ушла?..

– Ушла, но недалеко, – чуть растягивая слова, проговорил человек, и неуловимо быстрым для моего глаза движением метнул в Авилека короткий, тонкий кинжал. Дорнод каким-то чудом успел отклониться влево, нож глубоко воткнулся в деревянную панель на стене.

– Та-ак, – сузившиеся глаза Авилека не предвещали для незнакомца ничего хорошего. – Значит, вот как? Гости из Королевского Кабинета? Грязно работаете, милейший.

– Ничего, потом приберемся, – с этими словами человек одним махом перескочил три оставшихся ступеньки, нанес попытавшемуся загородить дорогу Ибре короткий удар под дых, от которого грузный помощник домоправительницы скрючился в три погибели, и накинулся на Дорнода. Неприятно звякнули два встретившихся клинка – более тонкий и легкий эсток Авилека и плавно изогнутая на конце сабля незнакомца. Я вдруг подумала, что совсем недавно видела подобный клинок, и вдруг краем глаза заметила еще одного подозрительного типа. Этот выскочил из коридора, ведущего к Галерее Редкостей, быстро огляделся по сторонам, заметил своего сообщника и, не задерживаясь, устремился к дверям. Сиречь ко мне и еле слышно воющей от ужаса Марьют.

– Вестри! – я наконец справилась с внезапным оцепенением. – Вестри, опасность! Сзади!

Братец, хвала всем богам, услышал. Лихо развернулся, отразил нацеленный в плечо удар кривого туранского ятагана и умудрился ловко пнуть супостата в колено, заставив того отступить на шаг. Отец верно говорит: лучшая школа фехтования – в немедийской военной Академии.

Говорит… Или говорил? Некогда!

Я схватила Марьют за руку и поволокла к дверям. Представления не имею, кто эти странные личности и откуда они взялись, но намерениях их ясны, как летний день. Похоже, нас собираются убить.

Проскочив мимо Вестри, я едва не столкнулась с матерью. Та пребывала в более-менее ясном состоянии рассудка, потому что сгребла меня за плечо и вытолкала за двери, к ожидавшим снаружи Майлю и Клейну. Короткий вопль засвидетельствовал кончину противника Дорнода, а тому, который напал на Вестри, не повезло еще больше – он оказался стоящим спиной к моей матушке. Проще наступить на ядовитую змею и надеяться, что выживешь. Она без малейшего колебания согнула ладони в подобие крючковатых лап хищной птицы, выпустила когти и с двух сторон хватанула бедолагу по шее. В душе я ожидала, что у того оторвется голова – такой удар вполне сравним с ударом тяжелой лапы барса или пантеры.

– Куда бежим? – Вестри равнодушно перепрыгнул через тело поверженного врага, направляя вопрос к Дорноду – по молчаливому уговору право командовать досталось ему.

– Уйдем через сад, – решил Авилек и вопросительно покосился на мою мать: – Госпожа Эрде?

– Со мной все замечательно, – легкомысленно заверила она и подняла руку, чтобы быстро слизнуть потек крови с зеленовато поблескивающего когтя. Дорнод сокрушенно покачал головой, здраво решив пока не сообщать герцогине о смерти ее мужа. Над головами у нас вспыхнули, прорядив темноту, малиново-голубые росчерки – огонь перекинулся на фасад дома. Еще немного – и загорится первый этаж.

Вертевшийся под ногами Бриан вдруг басисто загавкал, повернувшись мордой в сторону темного проезда аллеи. Я потянулась схватить его за загривок и заставить угомониться, но внезапно сообразила, чем вызван его лай. Мельтешившие подле ворот факельные пятна вдруг собрались в плотную кучку и рванулись вперед. Лязгающий звон, вне всякого сомнения, означал, что засовы не выдержали напора и сломались, пропустив толпу в парк вокруг нашего особняка. Прислушивавшись, я с легким удивлением различила отчетливые выкрики: «Бей Коротышку! Ловите его щенков поганых!»

– В дом, – коротко приказал Дорнод, бросив единственный взгляд в сторону быстро приближающихся по аллее огоньков, дергавшихся то вверх, то вниз.

– Он горит! – заверещала Марьют, истерически дергая меня за руку. – Боюсь! Мы сгорим! Барышня, я боюсь!

– Пройдем через черный ход под главной лестницей, – это предложил Кеаран, оторвавший от меня плачущую служанку. – Да не реви ты, корова деревенская! Выкарабкаемся!

Мы тесной кучкой протиснулись через двери обратно, и вовремя – снаружи в дверь ударилось нечто тяжелое, вроде метко запущенного булыжника. Кто-то надрывно проорал: «Они спрятались! В огонь их всех!»

– Наша семья больше не пользуется любовью плебса, – равнодушно заметил Вестри, помогая Майлю вдвинуть в скобы тяжелый дубовый засов, обшитый для крепости полосами железа. – Дана, ты цела?

– Руки-ноги на месте, – по возможности бодро откликнулась я и глянула на потолок. Там уже расплывались темные пятна, окаймленные золотистыми язычками пламени. Крюк, на котором висела люстра, наполовину вывалился из своего гнезда, и теперь огромный светильник, перекосившийся на один бок, болтался только на честном слове.

– Уйдем, уйдем, – бормотал себе под нос Майль, волоча за собой окончательно потерявшую от страха рассудок Марьют. Мать держалась где-то справа от меня. Могу поклясться, что происходящее доставляло ей огромное удовольствие.

Створки дрогнули, заставив нас обернуться. Похоже, в них с размаху ударили бревном. Прилетевший со двора камень вдребезги расколотил цветной круглый витраж над входом, засыпав зал мелкими осколками.

Я читала, что в битвах случаются такие неуловимые мгновения, которые решают исход боя. Надо только уметь их почувствовать и принять верное решение. Свое удачное мгновение мы упустили.

Черный ход ведущий через помещения возле кухонь и выходящий на задворки дома, был рядом – рукой подать. Обежать парадную лестницу, открыть спрятанную под ней низкую дверь, проскочить маленький коридорчик и попадешь, куда стремился. Мы замешкались и опоздали.

Те двое, что напали на нас, скорее всего, представляли собой выпущенных вперед разведчиков, коим надлежало разобраться в обстановке. Теперь прибыли основные силы. На мой перепуганный взгляд, в нижний зал ворвалось не меньше десятка человек. Они не тратить времени на оценку сил противника, а просто напали на нас, безошибочно опознав лучших бойцов – Кеарана и Дорнода.

– Бегите, – мать оказалась рядом со мной и Вестри. – Бегите. Здесь все кончено. Вестри, где отец? Он успел уйти?

– Нет, – Вестри не успел сообразить, что надо говорить, и бухнул правду.

– Нет, – спокойно и даже рассеянно повторила Ринга Эрде. – Значит, и мне незачем больше прятаться. Но вы – иное дело. Вам надо исчезнуть.

– Мы не… – начал Вестри. Мать с силой толкнула его кулаками в живот, заставив сделать шаг назад, и это спасло моему братцу жизнь – выпад длинного полуторного меча просвистел мимо. Ринга крутанулась на пятке и наотмашь полоснула нападавшего когтями по лицу. Показалось или нет, но, по-моему, он лишился глаза, ибо истошно завопил и беспорядочно заметался из стороны в сторону, натыкаясь на сражающихся.

– Бегом и быстро, – госпожа Эрде на миг привлекла нас к себе, и я увидела расширенные каре-золотистые глаза, в которых плавали обезумевшие черные точки зрачков. – Эта война не для вас. Вестри, береги сестру. Дана, помни о том, что я тебе говорила. Сияние и побережье. Вы – Эрде. Наша надежда. Бегите.

Она отвернулась от нас, позабыв о нашем существовании и навсегда вычеркнув из памяти двух своих отпрысков. Сжалась и прыгнула – так прыгают на добычу крупные хищные кошки. Визжа и шипя, повисла на спине у кого-то из врагов, пытаясь вцепиться ему клыками в шею.

– Не отставай, – Вестри коротко всхлипнул и бросился к дверям. Я побежала за ним, мимолетно отмечая и сохраняя в памяти увиденное. В углу полулежит съежившаяся Марьют, над ней на стене остался рваный кровавый след. Ибре зажали в угол трое, он отмахивается выломанной где-то массивной ножкой от табурета. Бриан с яростным утробным рычанием терзает упавшего человека. Клейн деловито молотит своего противника головой о перила лестницы, по желтовато-розовому мрамору веером разлетаются темные капли.

– Бриан! – крикнула я. Пес услышал, неохотно оторвался от своей жертвы и тяжеловесной трусцой последовал за мной, успев попутно тяпнуть замешкавшегося типа из числа врагов за ногу.

Как ни странно, мы благополучно добрались до укромной дверцы, и тут дом вздрогнул – от черепиц на крыше до самых глубоких подвалов. Раздался короткий скрипящий хруст, с которым массивный железный крюк вырвался из перекрытий. Люстра на миг зависла в воздухе, а потом обрушилась вниз, задев торчащими во все стороны медными ветвями кого-то из дерущихся и сбив того с ног. Уцелевшие свечи выпали из гнезд и раскатились по всему залу, подпалив висевший на дальней стене ковер и деревянные резные панели. Нарушая все законы, вверх по стенам потекли проворные огненные ручейки.

Вестри что-то неразборчиво выкрикнул и сильно пихнул меня в спину, так что я рыбкой нырнула в недра коридора, едва не споткнувшись о порог. Не знаю когда, но я все же успела бросить последний взгляд через плечо.

Нижний зал, где некогда прихорашивались и обменивались сплетнями приходившие на приемы к герцогу Эрде гости, теперь напоминал последний обороняющийся бастион штурмуемой крепости. Дверь сотрясалась под непрерывными ударами и, если засов еще держался, то петли медленно покидали отведенные им места. Сверху сыпался дождь из штукатурки, сломавшихся гипсовых украшений, древесных обломков, пепла и краски. В трещины на потолке просачивались любопытствующие пламенные языки. Среди круговерти этого хаоса и сражающихся фигур я неожиданно увидела мать – она, чуть пригнувшись и устрашающе приподняв разведенные в стороны руки, кружила возле отмахивавшегося коротким широким клинком человека.

Брат рывком ухватил меня за предплечье и поволок по коридору. Следом за нами выскочил еще кто-то. Я не разглядела, кто именно – враг или друг.

Мы бежали через пустующие кухни, когда позади долетел оглушительный треск и победный вой расчистившего себе дорогу огня. Перекрытия не выдержали. Все, кто оставался в нижней зале – мертвы.

Не помню, как мы одолели внутренний двор. Очнулась я уже в саду, когда в очередной раз угодила ногой в рытвину и шлепнулась во весь рост. Никто меня не поднял. С горем пополам я умудрилась сесть и попробовала осмотреться.

Дом превратился в огромный сгусток пламени, дыма и вихрем улетающих к ночному небу искр. Эти же искры, ливнем сыпавшиеся из лишенных стекол оконных проемов второго этажа, подожгли ветви росших у самых стен деревьев. Мокрая древесина пусть нехотя, однако загорелась, и теперь сад освещался неровным коричнево-желтоватым светом, создававшим невероятные и мимолетные переплетения теней, света и мрака.

Черная, обугливающаяся коробка особняка. Прихотливо изогнутые скаты крыш, флюгера и надстройки – темные силуэты на алом е. Окна, из которых рвется пламя. Одинокая башенка, венчавшая полуночный флигель, вдруг качнулась вправо, начала съезжать вниз, плавясь, как догорающая свеча, и с грохотом рухнула.

Моих родителей больше нет. Моего дома больше нет. Может, и меня тоже нет?

Рядом зашевелилось и надсадно запыхтело что-то живое. Бриан. Надо же, старый пес умудрился выскочить вслед за нами. А вот та постанывающая и подающая слабые признаки жизни темная куча, надо полагать, мой драгоценный братец.

Я встала на четвереньки – ноги не держали. Поползла через ноздреватые, обрушивающиеся под моей тяжестью сугробы и отвратительно холодные лужицы по направлению к Вестри. Добралась, села рядом. Попыталась перевернуть брата на спину. Вестри зашелся в приступе долгого лающего кашля.

– Дай ему немного полежать, – медленно проговорили рядом. Я запоздало сообразила, что уцелели не только мы. Прислонившись к кривому стволу старой яблони, стоял еще один человек. Отсветы пожара ложились на его лицо. Дорнод. Значит, он и был тем, кто бежал следом за нами. Уже неплохо. Нас трое, и это дает шанс на успех.

Я хотела спросить, что с остальными, но вместо слов вырвалось сипение вперемешку с икотой. Воздуха не хватало, и я зачерпнула пригоршню колючего снега, с яростью растерев им лицо. Помогло. Второй снежок я сжевала, приказав себе забыть о грязи и толстой россыпи гари, засыпавшей сад.

– Только мы?.. – наконец проговорила я. Вестри откашлялся и сел, опираясь на трясущиеся руки.

– Похоже, – Авилек размеренно вытирал какой-то тряпкой лезвие своего меча, с такой силой проводя тканью по стали, что слышался тихий скрип. – Я видел, как уложили Майля и Ибре. Что с госпожой и Клейном – не знаю. Скорее всего, завалило падающими обломками. Надо убираться отсюда. Можете идти?

Мы с Вестри неуклюже поднялись, хватаясь друг за друга и шатаясь.

– Отец… – неуверенно начала я, ощущая, как в сердце мучительно проворачивается длинная, шипастая заноза. – Отец предупреждал, что, если стрясется нечто подобное, нужно искать помощи на постоялом дворе «Путеводная звезда». Это в паре кварталов отсюда.

– Значит, идем туда, – Дорнод выбросил тряпку и рывком оттолкнулся от дерева. Сразу стало очевидно, что ему, в отличие от нас, здорово досталось – он почти не мог наступить на левую ногу, волоча ее за собой, как посторонний предмет. При попытке сделать следующий шаг он едва не упал. Мы с Вестри вовремя подхватили его с двух сторон.

Сад вокруг особняка всегда казался мне крохотным – не более двухсот шагов вдоль каждой из сторон. Но теперь мы брели через него, как заплутавшие в безбрежных туранских пустынях кочевники, следуя за машущим хвостом Бриана, целеустремленно семенившего к спрятавшейся в дальнем краю парка калитке. Голову даю на отсечение, пес отлично понимал, что от него требуется.

– Вон они! Удира-ают! Хватай их! Сюда!

Громкий и протяжный вопль, донесшийся откуда-то из темноты, прозвучал так неожиданно, что я сбилась с шага и остановилась. Дорнод зло толкнул меня в бок, прошипев:

– К выходу! Шевелись!

– Но ты не можешь бежать… – растерянно пробормотала я.

– Забудь обо мне! Вестри, уведи ее! – Авилек отпихнул меня в сторону. Я продолжала стоять, как вкопанная. – Да сматывайтесь же!

И мы побежали. Побежали, прежде чем я успела что-либо сообразить. Побежали через трещавшие и цеплявшиеся за одежду кусты, по хлюпающим лужам и хрустящему гравию дорожек. Краем уха я различила короткий, отчаянный вскрик – похоже, судьба оказалась жестока к Дорноду Авилеку, поманив призрачной надеждой на спасение и тут же отняв ее.

Мое сердце судорожно колотилось где-то в горле, когда впереди появились неясные очертания высокой каменной стены, означавшей границу наших владений. Сад наполнился перекличкой разъяренных голосов, но мы пока оставались незамеченными.

– Где калитка? – задыхаясь, спросила я.

– Не помню. Лезь! – Вестри подставил мне сложенные руки. Я дважды сорвалась, прежде чем вцепилась в каменный выступ, затащила себя на широкий гребень стены и уселась там. Голова кружилась, очень хотелось лечь и заснуть. – Теперь ты!

Бриан протестующе заскулил, когда его обхватили поперек туловища и подбросили наверх. Я поймала пса за ошейник и лохматый загривок, он отчаянно заскреб лапами по камням и все-таки очутился рядом со мной. Вестри подпрыгнул, схватившись за край стены и начал подтягиваться. Наклонившись, я ухватилась за его куртку и изо всех оставшихся сил потянула наверх.

Мы почти успели – Вестри оставалось только втянуть болтавшиеся ноги. Я услышала отрывистый сухой щелчок и короткий свист, а в следующий миг брат странно дернулся, обмяк и начал сползать обратно в сад.

– Вестри! – я мертвой хваткой впилась в выскальзывающую материю темно-зеленой суконной куртки брата. Странно, как запоминаются незначащие мелочи. Точно знаю, что куртка темно-зеленая, с красной тесьмой по рукавам и вороту. – Вестри, держись! Не оставляй меня!

Пламя, сжиравшее наш дом, вспыхнуло ярче. Должно быть, нашло новую добычу. По дорожке громко топотали сапоги – кто-то бежал к стене, сзывая сообщников. Я увидела запрокинутое, удивительно белое лицо Вестри, увидела, как один за другим разжимаются его пальцы, и поняла, что выбор невелик – дать ему упасть либо свалиться и погибнуть вместе с ним.

– Отпусти, – одними губами произнес брат. – Это конец.

– Вестри! – я рванула тяжелое тело, пытаясь затащить его на стену. – Вестри, пожалуйста! Вестри, ты не можешь бросить меня одну!

– Дана… – еле различимый шелест осенних листьев.

Мы приземлились по разные стороны ограды: Вестри – в саду, откатившись под ноги нашим преследователям, я и Бриан – на пустынной темной улице с редкими домами, жмущейся к стене вокруг нашего особняка. У меня хватило ума сообразить, что сейчас охотники за головами семейства Эрде перемахнут через каменную преграду и наткнутся на последнего уцелевшего.

На меня.

Надо бежать! Пусть подкашиваются ноги и рот заполнен противной горечью – бежать. Вниз по улице. Как можно скорее. Прочь от проезда Черного Леопарда и от дома.

– Эгей! – пронзительный, залихватский свист. Глуховатый удар – кто-то спрыгнул вниз со стены. – Лови маленькую ведьму! Вон она!

Пес остановился, затормозив всеми четырьмя лапами. Развернулся, нагнув голову и прижав уши. Густая светлая шерсть на его загривке встала дыбом, в груди зародился низкий, перекатывающийся рык, устрашающий, как грохот обрушивающегося невдалеке камнепада. Бриан медленно шел, почти скользил, навстречу противнику, и человек, только что азартно вопивший и размахивавший дубинкой, оторопело замолчал и попятился. Он ожидал столкнуться с насмерть перепуганной девчонкой, а отнюдь не с донельзя озлобленным волкодавом, рожденным в Темрийских горах и привыкшим защищать своих хозяев до последней капли крови.

Над стеной появился еще один силуэт. Остановился в нерешительности. Бриан оскалился, качнулся назад и длинным, размашистым прыжком бросился на врага. Сбил его на землю, и они покатились по мостовой – дергающаяся, рычащая и кричащая мешанина ног, рук и лап.

Если Бриану повезет, он меня догонит. Если не повезет – доброй ему охоты в заоблачных лесах. Видно, Долиане Эрде на роду написано терять всех, кто был ей дорог.

Человек на стене набрался храбрости или дождался своих дружков, примерился и сиганул вниз. Я заковыляла по скользким от талого снега булыжникам переулка, отчаянно выискивая какое-нибудь укрытие – переулок, щель, подвал, открытые ворота во двор…

– Куда же ты? – издевательский голос слышался почти за самым плечом. – Бросила любимого песика и удираешь? Да ты не спеши, все равно никуда не денешься. Знаешь, а твой братец подох. Да-да, мертвее мертвого. И папаша с мамашей тоже. Сама видишь – некуда тебе податься.

Внутри меня что-то жалобно пискнуло и оборвалось, канув в бездонный черный омут и не оставив даже кругов на неподвижной воде. А потом накатила прохладная темно-синяя океанская волна с шапкой белоснежной пены, и я обернулась, увидев преследователя – выше меня головы на три, способного без труда одной рукой сломать мой позвоночник, как хрупкую тростинку, вооруженного тесаком, каким у нас на кухне рубили мясо.

И я его не боялась. Я видела – не глазами, каким-то иным, только что прорезавшимся зрением – как трепещет на ветру спутанный пучок толстых и тонких ярко-красных нитей, дающих жизнь этому человеку.

Достаточно протянуть руку, в которой зажат кинжал с черной рукоятью и острейшим лезвием, и разрезать нити.

Так я и сделала.

Человек споткнулся, вытаращил на меня налившиеся кровью глаза, прохрипел что-то неразборчивое, и тяжело рухнул на мостовую. Когда он упал, у него из перекосившегося рта с хлюпаньем вылетел большой сгусток крови, частично забрызгавший мой сапог.

Возня под стеной затихла. Ни человек, ни пес не встали. Прощай, Бриан. Прощайте все.

Я зачем-то подняла голову и посмотрела на небо. Если бы я была собакой, как Бриан, я бы сейчас завыла – так, чтобы мой скорбный вой долетел до звезд…

В просвете между облаками вдруг мелькнул еле уловимый багровый отсвет – как будто по черно-сиреневому полю пробежала быстрая алая рябь. Или огромная птица стремительно взмахнула крылом.

«Ночь еще не закончилась, – напомнила я себе. – Ты не имеешь права позволить себя убить. Слишком многие умерли, чтобы ты выжила. Помни, ты – Эрде. Последняя из рода Эрде. Ты – месть. Но, чтобы отомстить, сперва нужно уцелеть. Сохранить голову на плечах. Мои враги ответят за все. Я помню имена тех, кого у меня отняли. Каждое имя и каждое лицо».

Я твердила эти слова, как поминальную молитву, а подгибающиеся ноги несли меня по улице, за моей спиной горел дом семьи Эрде и в моей ладони была зажата шершавая рукоять кинжала-даги.

ЗАМЕТКИ МЕЖДУ СТРОК

«Родственные узы – I»

Аргос, побережье Хорота.

20 день Первой весенней луны

1294 года от основания Аквилонии.

Лигах в тридцати от устья Хорота, где великая река сливается с Закатным океаном и стоит широко раскинувшаяся на полуострове Мессантия Аргосская, поток совершает плавный изгиб, отмеченный на всех лоциях как «Пинната» или «Сосновый утес». Местечко примечательное: высокий, издалека заметный песчаный откос, на вершине которого в самом деле произрастает древняя, широко раскинувшая толстые ветви красная зингарийская сосна. Чуть пониже начинается россыпь желтовато-коричневых валунов, между которыми пробивается тоненький ручеек, огибающий песчаный склон и впадающий в реку. Кое-кто их жителей Мессантии полагает воду ручейка целебной или, во всяком случае, обладающей необычными свойствами, и иногда предпринимает вылазки к Пиннате. Трудность невелика – подняться на лодке вверх по течению, высадиться, набрать бурдюк родниковой воды и улизнуть. Проделать это все нужно по возможности быстро, ибо Сосновый утес и бьющий на нем источник, хоть и расположены на землях Аргоса, фактически им не принадлежат. Не являются они и зингарскими владениями, ибо граница соседей и вечных соперников Аргоса проходит лигах в пятидесяти к закату, за холмами.

Здесь, возле Пиннаты, начинаются Рабирийские холмы – цепь невысоких, густо поросших лесами гор, тянущихся до широкого плеса, где смешиваются воды Хорота и Алиманы, отмечающей пределы Аквилонского королевства и входящего в его состав Пуантенского герцогства. Три с небольшим сотен лиг Рабиров – земля, не принадлежащая никому. Даже на чертежах, хранящихся в королевских библиотеках, они закрашены тревожным красным цветом, а сбоку имеется непременная пометка: «Сия область издавна считается непригодной для проживания людей». Рабирийский край – бельмо на глазу Аргоса, ибо раскинулся на всей, без того невеликой правобережной области его земель, и постоянная головная боль правителей Зингары, у которых он отнимает добрую десятую часть королевства. Нетронутые сосновые леса, дичь, шкуры, смола и древесина, табуны полудиких коней, возможные рудники по добыче золота и меди, гранитные и мраморные каменоломни – сокровища, доселе недоступные для людей.

В летописях красочно описываются попытки завоевания Рабиров, предпринятые Аргосом и Зингарой. Описания заканчиваются совершенно одинаково: «Большая часть войск погибла, заманенная в хитроумные ловушки, оставшиеся же перебиты в стремительных ночных вылазках. Немногие уцелевшие повредились рассудком, сохранившие же здравость мысли не в силах поведать что-либо вразумительное о сражавшихся с ними. Пленных не взято ни единого».

С зубовным скрежетом и сжимающей сердце яростью правители Полуденного Побережья были вынуждены отказаться от замыслов покорить Рабирийские холмы силой. Самое большее, чего достигли люди – основали полдесятка укреплений и защищаемых ими деревень в полуночной части гор, вдоль правого берега Алиманы, да выстроили несколько хуторов на берегу Хорота, поблизости от Мессантии.

Должно быть, жители Рабиров довольно потирали руки, поняв, что добились своего. Им требовалась полнейшая замкнутость – они ее получили. Надолго ли – время покажет, но пока торговцы и путешественники обходили мирные с виду леса стороной. Полсотни лет назад аргоссцы проложили единственную дорогу через холмы: она начиналась в городке Лерато у устья Алиманы, шла на полуденный закат и завершалась в крепости Ильян на зингарской стороне. Протяженность дороги составляла всего-навсего сорок лиг и пользовались ею с большой опаской. Неизвестно, как обитатели гор отнеслись к ведущему по их земле тракту, однако больших нападений с грабежами и убийствами еще не случалось. Так, отошел кто-то вечером от костерка – и поминай как звали. Должно быть, угодил на званый обед к жителям холмов, став там главным блюдом.

Мозолившие всем глаза Рабиры принадлежали гулям. Известно об этом народе немного, и сведения не располагают к тому, чтобы испытывать к этой малочисленной расе искреннюю приязнь. Гули, порождения тьмы и ночи, похищали неосторожных путников и жителей деревень, пили человеческую кровь, и вообще не производили впечатления добрых соседей. Кое-кто из правителей Мессантии в последнее время начал всерьез поговаривать о том, что лучшим средством избавления от ночной напасти являются меч и огонь. Демон с ними, с лесами – новые вырастим. Зато свои, людские, без всякой нечисти!

Старая сосна тягуче поскрипывала, когда пролетавший над долиной Хорота ветер раскачивал ее ветви. Этот же ветер раздувал парус тяжело груженной галеры, неспешно одолевавшей речной изгиб. С борта судно отчетливо видели темно-зеленую крону патриарха здешних лесов, но вряд ли могли различить троих созерцателей, безмятежно расположившихся между выступающих древесных корней и валунов. Троица с интересом смотрела вниз, на добротно выстроенный корабль, блестящую под солнцем воду и расстилавшиеся за рекой желтовато-зеленые просторы восходного Аргоса, неспешно обмениваясь замечаниями:

– Надо же, аквилонская…

– С тех пор, как подписали Морской Договор, на реке стало куда оживленней. Снуют, точно водомерки.

– Торговля – дело хлопотливое. Не успеешь вовремя, останешься без дохода.

– Может, и нам стоит присоединиться?

– Оснуем торговый дом «Пинната», – со смешком предложил один из собеседников, похлопав ладонью по шершавой сосновой коре. – Оптовые поставки древесины по низким расценкам. К концу года разбогатеем и переберемся в Мессантию. Я даже подходящее место знаю – на Парусной набережной. Меланталь, хочешь особняк с видом на Закатный океан и гавань Дожей?

– Почему бы и нет? – невозмутимо отозвалась молодая женщина, сидевшая на плоском, похожем на раскрытую ладонь валуне. – Мне нравится Мессантия. С времен, когда я бывала там в последний раз, город наверняка изменился к лучшему.

Она слегка наклонилась вперед, чтобы взглянуть, как галера минует обманчиво спокойное зеркало водоворота, прятавшегося почти на самой середине реки, и размашистым движением головы отбросила в сторону длинные иссиня-черные пряди, пронизанные серебряными нитями. Меланталь не то поседела раньше срока, не то уродилась такой. Ее облик не вызывал удивления у спутников, зато человек, случайно наткнувшийся на обосновавшуюся возле старой сосны троицу, наверняка бросился бы бежать, не разбирая дороги.

Впрочем, в этих местах не бывает людей. Меланталь с приятелями могли спокойно сидеть на берегу, наслаждаясь погожим весенним днем и следя за продвижением корабля под аквилонским флагом.

С первого взгляда трое друзей производили впечатление отправившихся на лесную прогулку и устроивших привал владельцев зажиточного хутора, а может, и обитателей какой-нибудь из порубежных крепостей. На земле лежали сложенные кучей кожаные дорожные сумки, между камней возвышался воткнутый стоймя длинный охотничий лук. Сторонний наблюдатель отметил бы несомненное внешнее сходство праздных зевак, предположив, что они либо состоят в родстве, либо происходят из одного народа. Все трое – невысокого роста, темноволосые, порывистые в движениях, с необычной для уроженцев Полуденных земель бледной кожей, обтягивающей лица с заостренными чертами, какие иногда встречаются у древних статуй, выкапываемых искателями сокровищ в брошенных городах Полуночи.

Догадка полностью соответствовала истине, причем вдвойне: две мужчин доводились друг другу сводными братьями, а Меланталь, их дальняя родственница, была подругой младшего. При том они без особого душевного трепета звали себя «Порожденными Ночью», то есть являлись теми, кого люди Аргоса и Зингары именовали гулями. Эта земля принадлежала им, и они безбоязненно разгуливали по ней – днем, ночью и когда угодно.

– За последние сто лет Мессантия ничуть не изменилась, – ядовито заметил спутник Меланталь, перебираясь на облюбованный ею камень. – Шумная, вонючая, до отказа переполненная людьми…

– И прекрасно подходящая для того, чтобы затеряться, – невозмутимо откликнулся третий собеседник, устроившийся на изогнутом сосновом корне и выглядевший чуть постарше. – Иногда это бывает немаловажно.

Йестиг, как звали приятеля Меланталь, презрительно фыркнул. Он никогда не скрывал пренебрежительного отношения к человеческой расе, стараясь без необходимости не покидать Рабиры и не одобряя привычки сородича подолгу пропадать где-то в городах, собирая на свою голову разнообразные приключения.

Торговая галера благополучно одолела трудный участок реки и скрылась за поворотом. На смену ей из низовьев Хорота явился округлый, пузатый неф, горделиво несший на мачте стяг с золотой башней – гость из Зингары.

– Рейе, – женщина повернулась, чтобы взглянуть на того, кто сидел у подножия сосны – худощавого, стройного мужчину лет тридцати, оценивавшего мир чуть насмешливым взглядом глубоко посаженных бархатно-черных глаз, – мы пришли сюда, потому что ты заявил, будто принял решение. Какое?

– Я уезжаю, – Рейе, чье полное имя было Рейенир, лениво наподдал носком сапога подвернувшийся камешек. Тот нехотя прокатился вниз по песчаному склону и застрял. – Сегодня, ближе к вечеру. Доберусь до Лерато, там попытаюсь сесть на корабль, идущий вверх по Хороту и Тайбору. В Шамаре куплю лошадей и поеду себе на полночь. Оттуда рукой подать до границы с Немедией и до Бельверуса. Легкое приятное путешествие без особых хлопот.

– Зачем оно тебе понадобилось? – Йестиг тоже оглянулся, откровенно возмущенный намерениями Рейе. Сводные братья, хотя и были друзьями, редко сходились во мнениях. – Ради чего? Она ушла от нас, ушла из холмов, не давала о себе знать почти сотню лет! А теперь присылает тебе две строки, полные недомолвок, и ты готов бежать на другой край земли!

– Она моя сестра, – спокойно, как говорят о само собой разумеющемся, ответил Рейе. – Она всегда сама выбирала свою дорогу. Ей лучше с людьми, чем с нами? Досадно, однако таково ее право и ее решение. Я не собираюсь спорить. Но теперь она в беде, и я должен хотя бы попытаться помочь ей.

– Письмо долго добиралось до нас, почти три луны, – напомнила Меланталь. – Многое могло измениться.