Упал. Очнулся. Папа! Логвин Янина
– То-то я думаю, почему у меня от вашего кукареканья голова разболелась!
Стало так обидно, просто жуть. Я тут для него старюсь, остаюсь после работы, а он… А Он!
– Хам! Вот вы кто!
Ой, неужели это я сказала?
А, впрочем, он еще и не такое оскорбление заслуживает! Да за кого он меня принимает? Кем себя возомнил?
– Что?!
– Что слышали! Хватит с меня ваших насмешек. Я увольняюсь! Сейчас же напишу заявление и… и крутитесь вы тут сами, как знаете! Можно подумать, вы меня интересуете! Да я лучше буду одна, чем… чем…
– Чем что, Петухова?
Однако, смерив сердитым взглядом красивого мужчину перед собой, я не сразу нашлась, что ответить. Спасибо сверкающим холодом голубым глазам – подсказали.
– Чем с ледяным айсбергом, вот! До вас же дотронься и сразу весь сосульками покроешься! Если и вовсе не окоченеешь! Б-р-р-р!
Выпалила всё это шефу в лицо, и сразу же легче стало. А пусть знает, что я о нем думаю! Надо будет, и прокукарекаю звонко!
Воронов посмотрел, посмотрел… пыхнул гневно аристократичными ноздрями… и, как ни в чем ни бывало, вновь вернулся к работе. Застучал подушечками пальцев по клавиатуре, разворачивая программу учета данных и параллельно закрывая просмотренные ранее акты.
– Эй, Андрей Игоревич, вы слышите, что я сказала?
Воронов прекрасно слышал, только вот отвечать не собирался. Сомкнув твердые губы, ввел к закрытой базе личный пароль доступа, открыл несколько виртуальных окон и сделал вид, что меня не существует.
Клац, клац, клац…
А ну и ладно! Всё равно слова уже брошены. Конечно, работу потерять будет безумно жалко – тем более любимую! Но лучше уж так, чем и дальше терпеть насмешки этого грубияна. Я хоть и послушный помощник, но у меня тоже гордость, какая-никакая, а есть! Не хватало еще, чтобы Воронов возомнил тут, будто я его соблазнить хочу.
Надо же, глупость какая!
– Молчите? Ну и хорошо, – взяла себя в руки. – Это даже к лучшему, что вы на работе. Сейчас напишу заявление и принесу. Сразу и подпишете, чтобы я вам больше глаза не мозолила.
Произнесла гордо, развернулась, и только уже собралась уйти в приемную, как за спиной раздалось:
– Я вас, Дарья, не отпускал!
Если честно, остановиться и оглянуться заставило удивление. По имени меня шеф назвал впервые.
– Простите…
Но мужчина продолжал сверять документы и копировать данные из базы учёта в новый файл.
– И заявление от вас не приму. Мой рабочий день уже окончен.
– Но я завтра не приду!
– Тогда мне придется привезти вас на работу лично! А я очень занят. Разве вы не видите?
Видела. Я очень даже видела, как он старается. Поэтому и помогала. Только вот мысли читать не умею! Неужели нельзя было сказать, если очень надо?
Воронов все же оторвал взгляд от монитора и пригвоздил им меня к месту.
– Завтра в одиннадцать я встречаюсь с группой инвесторов, – продолжил. – Часом ранее у меня важное совещание с директором по развитию. В шестнадцать ноль-ноль я жду у себя в кабинете всех наших менеджеров с надеждой узнать, какого черта они все здесь делают! Я ужасно устал, а мне еще предстоит рассортировать по датам стопку договоров, которую вы принесли. Раз уж вы сами об этом не догадались!
– Так попросили бы! – решила хоть раз не уступить шефу в упрямстве, раз уж все равно увольняюсь. – Откуда мне знать, чего вы хотите? Я привыкла исполнять поручения, а не желания. Я не могу угадать, что за мысли сидят в вашей голове и воплотить их в жизнь!
– И очень жаль, Дарья! Потому что, если бы могли, мы с вами сэкономили бы кучу времени… и сил! И точно оба были бы довольны!
– Ой ли? Что-то сомневаюсь! Особенно насчет вас и себя!
Произнесла так, и сама поняла, что прозвучало как-то… двусмысленно, что ли. О чем это мы?
Пришлось срочно подойти к стопке договоров, лежащих на столе, и начать их пересматривать, пряча от пристального взгляда шефа заалевшие щеки.
Так и быть! Сейчас выполню для родной компании это последнее поручение, а потом все равно заявление напишу! Не сработаемся мы с Вороновым, ну не нравлюсь я ему. Вот и пусть ищет себе кого-нибудь другого, или другую, кто станет с ним тут куковать до полуночи. И в кого можно втыкать шпильки! А у меня дети есть и семья!
Но правда жизни не дала гордости расправить крылья и вернула к действительности.
А еще, у меня есть кредиты и ипотека. Риточке бы надо пальтишко пуховое купить к празднику – выросла Олина дочка, скоро с меня ростом будет. Стёпка ждет под ёлку световые доспехи и модульный бластер. А Сонечка… а Сонечка продолжает мечтать о собаке.
Господи, вот только собаки мне для полного счастья в жизни и не хватает!
Я подняла плечи и грустно выдохнула, а у ледяного шефа от моей вопиющей наглости – стоять тут перед ним и вздыхать полной грудью – даже кадык дернулся, пока я, расчувствовавшись, представила завтрашний день в качестве безработной мамы.
– П-петухова! – с рыком развернул он ко мне кресло, собираясь встать, но тут же повернул голову в сторону приёмной, расслышав за дверью чьи-то шаги – стук каблуков по паркету, размеренный и тонкий.
Видимо, мы оба догадались, кому он принадлежит, потому что вместе застыли и переглянулись, словно нас поймали на горячем.
– Че-ерт! – вдруг резко выдохнул Воронов, и быстро с досадой взглянул на часы. – Вы еще здесь!
– Да уж! А что, собственно…
Но не успела я спросить, впускать к нему Людоедочку или нет…. А это несомненно была она – коварная любовница и сообщница Куприянова. Как Воронов, потянувшись к ноутбуку с намерением его закрыть, случайно смахнул на пол часть документов из большой стопки договоров, которую я начала пересматривать. А когда они рассыпались у его кресла и залетели под стол, невозмутимо скомандовал:
– Соберите, сейчас же. Они мне очень нужны!
Приказал мне как раз в тот момент, когда в кабинете раздался стук в дверь, и из приемной донесся мелодичный голос:
– Андрей Игоревич, вы один? К вам можно войти? Это Нелли Пригожева, я по личному делу!
Ах, по личному? Вот обманщица! Знаю я ее личное!
Сердце бешено заколотилось, и я стремительно обернулась к Воронову:
– Нет! Андрей Игоревич, не впускайте ее! А вдруг у нее пистолет? Здесь на этаже ни единого человечка кроме нас, вся охрана внизу. Оставайтесь на месте, я запру дверь!
Я уже почти отлетела от стола, намереваясь, если понадобится, грудью встать на защиту шефа (тьфу на него!), но цепкие пальцы мужчины поймали меня за локоть и вернули на место. А гневный шепот раздался у самого уха:
– Стоять, Петухова! Опять вы за свое? Собирайте бумаги и прекратите меня спасать, кому сказал! Молча!
Вот так запросто схватил меня за плечи и сунул под стол. Сильный, зараза! А чтобы я не высунулась, пока красотка Нелечка, ослепительно скалясь и виляя бедрами, шла по персидскому ковру к нему навстречу, эта голубоглазая сво… простите, нехороший человек, наступил на мою юбку (припечатав ее к полу своей туфлей сорок пятого размера), да еще и руку на мою шею сверху водрузил.
Обхватил меня длинными пальцами под затылком так, что и не двинуться. Не то что документы собрать.
Какая неслыханная наглость! Произвол, бесцеремонность и деспотизм!
Да какой он хам? Он хуже! Разве был на такое способен Матвей Иванович?!
От изумления и возмущения я не только все слова растеряла, но даже голоса лишилась.
И все же я бы наверняка что-то пропищала и попыталась освободиться, если бы вдруг и сама не оцепенела, услышав вслед за приближаюшимися шагами женщины ее лелейный шепоток. Лишенный и намека на официальный тон:
– Ну, здравствуй, Андрей. Наконец-то мы одни!
Глава 3
Андрей
Стерва передо мной была хитрая, расчетливая и красивая. Немолодая, но мужчин охмурять умела, это факт. У мужиков в корпорации едва слюна не капала при виде высокой брюнетки с выдающимися формами, которые она и не думала скрывать под одеждой, несмотря на деловую этику компании. Как, впрочем, с первого дня не собиралась скрывать и свой интерес ко мне, стоило поймать на себе ее взгляд.
Помощница Куприянова, супер-специалист по аналитике рынка. Если верить словам двоюродного брата, то совершенно незаменимый сотрудник.
Не скажу, что я сильно удивился, когда не обнаружил в архиве работников компании ее личного дела. Никаких сведений и рекомендаций, никакой профессиональной истории. А позже смог убедиться сам, что у Нелли Пригожевой не оказалось и никаких навыков аналитика. Не говоря уже о сути понимания своего пребывания здесь с точки зрения занимаемой ею должности.
Она появилась в «Сезаме» практически в одно время со мной, и всё, на что оказалась способна – это сделать так, чтобы я ее заметил.
Я заметил, вот только красоткой не впечатлился, как на то надеялся Валерка. Не люблю продажных баб, независимо от того, сколько они стоят и для чего их используют. И грубого расчета тоже – кто-кто, а мой брат, будь он поумнее, мог бы и догадаться, что я уже давно не сопливый мальчишка, падкий на дармовые прелести. И не игрок, в отличие от него, чтобы клюнуть на такую явную наживку.
«Он боится, и ему есть, что скрывать», – вот первая мысль, которая пришла в голову, едва Куприянов представил мне Пригожеву, а брюнетка затруднилась ответить на прямой вопрос, что же привело ее в «Сезам» и какова цель ее работы в компании. Что-то здесь было нечисто – в настороженном взгляде брата и его показном дружелюбии, с которым он меня встретил. В тех скорбных слезах, которыми оплакивал случившееся с дедом, прижавшись к моей груди.
Да, успело пройти семь лет с того времени, когда мы виделись в последний раз, но даже по прошествии стольких лет я не спешил тешить себя надеждой, что Валерка изменился. И не ошибся. Если он и был сделан из того же теста, что и я, то замесы наши определенно отличались.
Стоило заглянуть брату в глаза, и стало ясно, что в свои тридцать шесть Куприянов остался прежним – такой же эгоистичной сволочью, по-прежнему живущей исключительно собственными интересами. Способный перешагнуть через любого, кто встанет на его пути.
И нет, он не мог так просто проглотить тот факт, что «Сезам» со смертью деда достанется мне. Я не был дураком и понимал, что перешел брату дорогу, но вот решению деда удивился.
Мне не нужна была его компания, у меня хватало и собственных амбиций, чтобы состояться в этой жизни без чьей-либо помощи. И до сих пор у меня всё получалось. Это Валерка был любимым внуком, не я. Первенцем, которого дед охотно баловал и прощал ему многое. Сначала украденные из дому деньги, затем разбитую тачку и ложь, без которой брат не умел жить.
Не знаю, как в последние годы складывались их отношения, но что касается нас с дедом, то за последнее время мы точно не стали ближе.
Уже в шестнадцать я не собирался плясать под его дудку и знал, чего хочу. Не того, чтобы стать чьим-то марионеточным отпрыском, на которого возлагают большие надежды. Я тоже был эгоистом, но иного свойства, чем брат, и во всех делах привык полагаться лишь на себя.
Так что с первого дня, как только вернулся в город и возглавил «Сезам», я неустанно задавался вопросом: что же Куприянов задумал? И что с дедом Матвеем случилось на самом деле?
Известно было немного.
Деду стало плохо вскоре после разговора с Валеркой. Оба находились в загородном доме Воронова-старшего, одни, когда у последнего внезапно случился приступ. И Куприянов клянется, что в этот момент он спал, и только через час обнаружил деда на полу в его кабинете. Клянется, зная, что оспорить его слова практически невозможно.
Я не сразу попал в дом, но к тому моменту, когда это случилось, у меня уже были подозрения, что в компании не все гладко. Однако я не нашел у деда никаких важных бумаг, подтверждающих мои сомнения. Ничего, что помогло бы пролить свет на его последний разговор с внуком и дать хоть какую-нибудь зацепку.
Что-то в «Сезаме» шло не так. И чтобы понять, что же именно, я стал все глубже изучать документы и знакомиться с миром корпорации, полагаясь на свою интуицию. И в конце концов она не подвела.
Размер махинаций поражал. А еще участие в незаконных сделках ведущих лиц компании.
Я понимал, что вряд ли Куприянов смог бы сам организовать подобные схемы кражи капитала, но то, что он предал дело деда – больше не вызывало сомнений.
Я был ко многому готов. Мне предстояло разворошить осиный улей и глупо было надеяться, что осы не станут жалить в ответ. Но только не к тому, что Валерка решится на мое убийство… Нет, этого я не ожидал.
Так что, когда ко мне в кабинет прибежала Петушок с распахнутыми в ужасе глазами и стала щебетать о замышляемом моим братом и его сообщницей преступлении, об опасности, которая мне угрожает – я оторопел. Не так от самой новости и факта договоренности между любовниками, как от сожаления, что всё происходит слишком быстро.
Рано они засуетились, мне нужно время. Я уже нанял людей и начал расследование. Мне удалось во многом самому разобрался… но не во всём. Не во всём, и тут Петушок.
Ее испуг мог к чертовой матери смешать все планы. У этой Рыжей ведьмы хватит ума разболтать кому-нибудь о том, что она слышала и видела. И пусть мне не хотелось в это верить поначалу, но оказалось сложно найти человека бесхитростнее и преданнее компании, чем мой секретарь.
Или я плохо разбирался в людях.
Когда я впервые вошел в приемную генерального директора «Сезама», злой и сбитый с толку случившимся с дедом и его решением, то зацепился взглядом за стройную фигуру девушки у окна. Совсем не собирался, но обратил внимание на красивую линию плеч, белокожую шею и… свернутые на затылке в тяжелый жгут волнистые волосы незнакомки – темно-рыжие, цвета низкого пламени, пляшущего на палевых углях темной ночью.
Прошла всего секунда с того момента, как я переступил порог и еще не успел толком ее рассмотреть, а в голову уже толкнулась неожиданная мысль: «Такому пламени только дай свободу, и оно разгорится в костер так, что и не потушишь».
Чушь!
Я вошел стремительно и девушка не успела повернуться, но догадаться, кто передо мной, не составило труда. Слухи о ней и моем деде, сошедшем на старости лет с ума и взявшего на работу какую-то девчонку с улицы, дошли до меня раньше, чем я вошел в здание корпорации. И, конечно же, не могли не отозваться в душе недовольством.
Она повернулась, услышав звук моих шагов, и на миг не смогла скрыть удивление в глазах. Не знаю, что ее удивило больше – то, что я так бесцеремонно вошел в приемную и собирался без предисловий занять кабинет генерального. Или то, что между мной и ее шефом не оказалось видимого сходства?
Не важно, но в любом случае она быстро взяла себя в руки и напряглась. Я тоже.
И если бы секретарь деда оказалась красоткой, мне было бы легче понять, как она попала с улицы в сердце «Сезама» и здесь осталась. Я почти ожидал увидеть перед собой роковую хищницу. Но девушка, встретившая меня в приемной, оказалась обычной. Да, с хорошей фигурой и тонкими чертами лица, но скорее уж милой. И точно без того вызова в глазах, с которым яркие женщины предпочитают себя нести и всего добиваться.
И вот тут я напрягся сильнее, ожидая подвоха – так чем же эта рыжая смогла зацепить моего деда? Из-за чего все эти слухи? Что в ней такого, что Матвей Воронов, наплевав на всех, приблизил ее к себе?
И какого черта меня это сейчас интересует, когда мне и без того есть, о чем думать?
В тот день я не получил ответа ни на один вопрос. Ответы пришли позже. Но уже тогда первая ласточка догадки вспорхнула на плечо, стоило Петушок выйти из-за стола и представиться. Подойти ко мне ближе, протянуть руку и вскинуть густые, мягкие ресницы, открыв моему взору каре-зеленый взгляд чуть раскосых глаз…
Ведьма! Я так и замер, на мгновение увидев ее с всклокоченными волосами и нагими плечами. Едва не зажмурился от поразившей воображение картины. Да с чего бы вдруг?!
… И сказать мне приятным голосом:
– Здравствуйте, Андрей Игоревич, очень рада вас видеть в «Сезаме»! Примите моё сочувствие, мне так жаль, что происходит с Матвеем Ивановичем! Ваш дед прекрасный человек, и я продолжаю надеяться, что он непременно поправится и вернется к управлению компанией!
А потом и улыбнуться:
– А пока здесь вы, можете всецело на меня рассчитывать! Я вам во всём помогу! Вот, прошу, ваш новый кабинет, – перед глазами мелькнуло тонкое запястье с алебастровой кожей. – Юристы компании уже оформили все необходимые документы и изготовили печати. Пройдемте, пожалуйста, я передам вам код от сейфа… Мы вас так ждали, если бы вы только знали!
Даже представления не имею, «как». А вот о «прекрасном человеке» – весьма полное. И, хм, я бы так о своем деде не сказал.
И что значит: «Пока я здесь?» На что это она предлагает мне рассчитывать?
И… я ослышался, или у нее на самом деле есть доступ к главному сейфу компании?!
Сердце глухо стукнуло о ребра – от непонятного раздражения и чего-то еще, чему я так и не нашел объяснения, пока смотрел в аккуратный затылок Рыжей, следуя за ней в свой кабинет. Пока наблюдал, как она распахивает для меня дверь и суетится вокруг, оживляя обстановку довольно просторной комнаты – открывая на окнах жалюзи, поправляя директорское кресло и вазу с живыми цветами, стоящую на массивном столе из красного дерева.
Еще несколько таких же бело-зеленых букетов, красиво оформленных флористом, стояло на длинном столе для совещаний.
Это еще зачем?
Она увидела мой хмурый взгляд и поспешила объяснить:
– Матвей Иванович очень много времени проводил на работе. Ему нравились цветы и растения, поэтому здесь так зелено. Цветы доставляет служба доставки через день, но если вам не нравится, я откажусь от их услуг.
– Вы?
– Ну, да, – Рыжая сделала вид, что не заметила моего удивления и тактично улыбнулась. – Как ваш секретарь, я должна обеспечить вам рабочий комфорт. Так что, если у вас, Андрей Игоревич, будут какие-нибудь пожелания, вы только скажите, и я постараюсь…
– Скорее, у меня будет вопрос.
– Слушаю.
– И насколько «всецело», уважаемая Петухова, вы намерены мои пожелания удовлетворять? Что именно входит в ваши обязанности?
– Я – Петушок. П-простите, – ресницы Рыжей изумленно мигнули, – не поняла?
– А вы, как вижу, не из сообразительных.
Секунда замешательства, и моя новая подчиненная поджала губы. Поправила растерянно волосы у виска, но взгляд не отвела. А вот щеки зарделись румянцем, совсем как у девчонки.
Интересно, сколько ей лет? На вид не больше двадцати трех, хотя на деле она наверняка старше. Валерка намекнул, что у нее есть дети, и что, если я раскину мозгами, то пойму, от кого. Ведь мужа у Петушок нет, а вот гарантии в «Сезаме» имеются.
Ерунда. Я посоветовал Валерке заткнуться и не пороть чушь. Этой части слухов я, в отличие от него, не поверил. Куприяновы не Вороновы. Были бы от деда, носили бы его фамилию, а не какую-то дурацкую «Петушок». Или я не знал характера своего родственника. Но вот прельститься вниманием молодой девчонки дед вполне мог. И отплатить ей за «симпатию» местом своего секретаря. Другого объяснения тому, как она здесь оказалась, не было.
Но, к черту! Какое мне дело до всего этого, когда я должен удержать корпорацию в руках? И почему один вид этой Рыжей меня злит? Неужели всё из-за двух бессонных ночей и моего нежелания возвращаться в город?
Я обвел взглядом свой новый кабинет, и вновь вернул его на секретаря. Мне еще во многом предстояло разобраться, и в том числе закрыть вопросы: насколько глубокие у Петушок связи в «Сезам»? И действительно ли ей можно доверять?
– Я не пойму, о чем вы, Андрей Игоревич? Можно конкретнее?
Я расстегнул на пиджаке пуговицу и ослабил галстук.
Можно, но зачем? Ведь и так всё поняла.
– Нельзя, – коротко отрезал.
– Т-то есть, вы хотите, чтобы я ушла?
– А вот мысли, Петухова, вы читаете куда лучше. Я еще сам не решил, чего хочу, – честно признался, снимая с себя пиджак и перекидывая его на спинку стула, прежде выдвинув последний из-за стола, – но не уверен, что мы с вами сработаемся.
– Но вы меня совсем не знаете!
– Зато наслышан о вас, как о ценном кадре! – жестко ответил девушке, не дав ей договорить.
Этот день еще не успел перевалить за полдень, а уже казался слишком длинным из-за его переездов, информации и людей. Из-за Валерки, путавшегося под ногами, и его чёртового языка.
Боюсь, что сегодня я со многими был не сдержан, желая остаться один.
Петушок побледнела и замерла, в волнении приоткрыв губы. Ахнула, на этот раз почти не слышно:
– Ах, так?
Оставив в покое вазу, девушка нервно взяла в руки графин и отошла от стола. Прижав стеклянный сосуд к груди, остановилась на ковре и приподняла подбородок.
В ее позеленевших глазах что-то мелькнуло на миг, словно высеклись искры, и на короткую секунду мне показалось, что она собирается меня им огреть.
Еще чего не хватало!
Смерив новую подчиненную ледяным взглядом – от стройных ног до головы, я подошел ближе и решительно отнял у нее графин. Вернув его на стол, вновь повернулся к девушке.
– Скажите, Петухова, пока мы одни: есть что-то, о чем я должен услышать лично от вас и, возможно, сохранить это в секрете? Это важно! Я предпочитаю знать всё о скрытых на пути рифах, прежде, чем плыть в фарватере.
Мы стояли в шаге друг от друга, но она держала мой взгляд. А вот мне стало интересно, это цветы сейчас так приятно пахнут зеленью летних колокольчиков и ирисов, или… сама Петушок?
Хм, ну и мысли. Определенно у меня давно не было женщины, раз уж мой мозг задает подобные вопросы в самое неподходящее время. Зря я перед вылетом отказался заехать к Анне, хотя она ждала. Отношения между нами и так расстроились в последнее время, а теперь и вовсе непонятно, когда смогу вернуться в Германию.
Хотя, может, всё и к лучшему. Будет повод выяснить с моим бизнес-партнером, куда наши встречи нас завели – в тупик, или на развилку дорог.
– Нет, Андрей Игоревич. Никакой информации «лично для вас» у меня нет, – исполнительно отчеканила Рыжая, вернув лицу уверенность. – А что касается непосредственно «Сезама», то буду рада поделиться с вами любой информацией. Жду распоряжений!
– А если я попробую сам разобраться? Без вашей помощи?
– Что ж, тогда я вам не завидую, – спокойно выдохнула Петушок.
– Почему это?
– Потому что потратите уйму времени, а уволить меня вы все равно не сможете! – ну, хоть здесь голос дрогнул.
– Я же сказал, что еще ничего не решил!
– Зато решил ваш дед! Матвей Иванович сам принимал меня на работу, лично, и уволить меня из компании тоже может только он!
– Ах, так? – повторил я за Рыжей ее удивленное, сужая взгляд. Ожидая, что же она сейчас еще скажет?
Но она ответила уже куда сдержаннее:
– Да, так. Нравится вам это или нет. Так что… располагайтесь, Андрей Игоревич. Понадобится код от сейфа – обращайтесь, я буду в приёмной.
Сказала без лишней спеси, развернулась на невысоких каблуках и направилась к двери.
– Эй, Петухова? Принесите мне кофе! Я люблю черный и горький!
– Я – Петушок!
– А после не беспокоить!
– Хорошо, как скажете. – Но прежде чем дверь в кабинет захлопнулась, я успел расслышать: – …блин!
Пришлось повернуться к зеркалу и провести рукой по щеке, критично себя осматривая:
Я что, и правда, похож на гоблина?
Дальнейшее наше общение с Петушок подтвердило: видимо, да. Потому что время шло, а общий язык со своим новым секретарем я так и не находил. Она по-прежнему меня нервировала, отвлекала от работы и, стоило ей попасться на глаза – вызывала в голове мысли, совершенно неуместные в данный момент. И уж точно лишние!
Как они с дедом познакомились? Что в этом кабинете происходило до меня?
Так ли нуждался Матвей Воронов в своем секретаре, как уже через месяц стал нуждаться я?
И почему, черт возьми, раздражение не проходит, а только накатывает сильнее, стоит Петушок оказаться рядом, изображая внимание и желание мне помочь?
Мне следовало думать об управлении корпорацией, которую дед возложил на мои плечи, а не о такой ерунде. Об активах, инвестициях и планах. О подписанных договоренностях с партнерами и крупном масштабе работ, которые «Сезам» вёл как в городе, так и далеко за его пределами. О людях, которые трудились на фирму, о дорогостоящей технике и договорах.
Первое время, когда от информации и новых лиц кружилась голова, казалось, что она и вовсе слетит с плеч от навалившего на них груза ответственности.
Для меня стало настоящим сюрпризом, как ловко Петушок расписала в моем графике встречи, переговоры и плановые совещания. Как умудрялась пропускать ко мне нужных людей, и не отвлекать теми проблемами, которые было вполне по силам решить младшему штату директоров.
И пусть я поскрипел зубами, но все же принял странный устав отношений генерального и его личного секретаря, когда обнаружил, что часть документов получает подпись уже на ее столе, а печати на них появляются даже в мое отсутствие.
– Если вы против, Андрей Игоревич, я с радостью буду приносить эту стопку документов на подпись к вам! Конечно, это будет занимать ещё часа два вашего времени, но раз вы настаиваете… Вот, посмотрите, здесь отчеты из бухгалтерии; здесь – заявления из отдела кадров; вот эта стопочка – письма. Самые важные я всегда передаю вам на стол! А это – техническая документация. Ее всегда утверждает технический директор, а вам присылает формуляр. Но вам всё равно лучше ее сразу просмотреть, чтобы не создать лишних задержек на производстве. А вот это – нормативные акты и…
– Какое у вас образование, Петухова?
– Высшее.
– Специальность?
– Бизнес и экономика.
– Дайте я сам догадаюсь: вы отличница учебы и выиграли конкурс, чтобы попасть в «Сезам». Я угадал?
– Нет.
– Не может быть. В чем же я ошибся?
– Во всем. Но я не допускаю ошибок и серьезно подхожу к своей работе. Напрасно вы во мне сомневаетесь, Андрей Игоревич. Так мне оставлять вам документы? Их надо бы подписать уже сегодня, люди ждут.
– Выполняйте, Петухова! Не видите, я тут с договорами разбираюсь, будь они неладны!
– Вижу. Но я – Петушок…
– Вы все еще здесь? Идите уже, мне сейчас не до вас!
– Хорошо.
– И никого ко мне не впускать, я работаю с конфиденциальной информацией!
– Конечно, Андрей Игоревич.
– И сами не мелькайте. Что у вас за привычка дергать меня по каждому вопросу? Вы мне мешаете сосредоточиться!
– Так вы же сами к себе позвали!
– А теперь идите.
– Как скажете…
– Куда же вы, Петухова? Вернитесь! Я просил черный кофе. Без сахара! И не тяните там, терпеть не могу пить остывший…
Как ни хотелось сомневаться, а пришлось признать, что Петушок была в компании на своем месте, и дед держал ее возле себя не просто так.
Когда нашлись несоответствия в счетах и документах, а после возникли и первые подозрения, что к махинациям внутри «Сезама» причастна группа приближенных к руководству людей, я половине штата отменил премии к зарплате. В том числе лишил щедрых премий директоров и их окружение, желая разобраться, кто именно из них выступает главным теневиком.
По большому счету – мелочь, но, как я и ожидал, осиный рой загудел и стал принимать меня всерьез, чего я и добивался.
Что же касается моего секретаря, то я не спешил ей доверять. Она была приближенным к моему деду лицом, и при всей ее исполнительности, продолжала вызывать много вопросов. Я по-прежнему не знал, как она попала в приемную самого Воронова, и кто приложил к этому руку. А вот зачем – предположений имелось немало, и я намеревался всё выяснить.
Когда у Петушок зарплата уменьшилась на треть, я ждал, что она придет и наконец попросит разговора тет-а-тет. Тихо войдет в мой кабинет и, пуская слёзы, начнет вымаливать содержание. Ведь приступ с дедом случился внезапно, а он наверняка ее баловал. Что-что, а жадности я за ним не помню.
Я был почти уверен, что разгадаю тайну их отношений и распутаю клубок здешних связей… а она не пришла. И не приходила. Причем, ни взгляды, ни движения усердной Петушок не выдавали в ней желания покаяться и что-либо у меня попросить. И это только подогревало злость.
Потому что я больше ни черта не понимал! Судя по скромной одежде, небольшим золотым сережкам с зелеными камнями, которые так шли к ее каре-болотным глазам и белой коже, судя по простенькой сумочке – больших денег у Петушок не водилось. А на прямые вопросы, как она попала в приемную к генеральному, она отвечала уклончиво: устроилась, мол, через отдел кадров, и баста. Все вопросы к Матвею Ивановичу!
Ну да, так я в эту сказку и поверил! Тоже мне, нашлась девчонка с улицы! Пусть расскажет эту байку людям вокруг, которым рты не закроешь. Таким, как Куприянов, но не мне.
Так неужели у них с дедом, и правда, что-то было? И насколько серьезно? Может, поэтому она и не смотрит на мужиков вокруг, хотя охочих подкатить к моему секретарю здесь хватает. И ведь даже не флиртует ни с кем, я бы заметил.
А может, это потому, что у нее кто-то есть?..
После очередной бессонной ночи и целого дня, проведенного в разъездах и на объектах, голова раскалывалась, и давило виски. Я вернулся в офис хмурый, голодный и злой. Проклиная тот час, когда во Франкфурте раздался звонок и неожиданно вырвал меня из моей привычной жизни в город, где я родился, и где думал, меня больше ничего не держит. Той жизни, где у Андрея Воронова был собственный бизнес, дом, мать, спортзал, время на нормальные ужин и обед в ресторанах, и где был секс. Да, с деловой партнершей, но мы с Анной неплохо ладили, когда дело касалось постели и не касалось чувств. Она много чего могла предложить.
А сейчас у меня что? Поесть толком некогда, не говоря уже о том, чтобы с кем-то переспать.
Хотя с «кем-то» в контексте меня звучит почти нереально. Последнее время я стал слишком разборчив и сух с женским полом. Хотя… кто знает, может, и клюнул бы на Валеркину наживку Нелли Пригожеву, если бы не…
Если бы не «что»?
Дверь открылась и в кабинет, за окнами которого уже успело стемнеть, проскользнула моя секретарша. Тихо, стараясь не шуметь, прошла по ковру мимо меня и остановилась возле шкафа.