Мертвые Игры. Книга вторая. О магах-отступниках и таинственных ритуалах Звездная Елена
Прочел, закрыл. Открыл снова:
– Еще почитаем.
И меня лично уже не удивляло, что некромант, который якобы спас меня от чудовища в комнате Норта, искренне верит в мои к нему пламенные чувства. А что еще думать парню, если он четко знает, что каждое его послание перечитывается раз по сто.
– И еще разок, – возвестил Рик. – Кстати, а ты прочитать не хочешь?
– Нет, – устало сказала я, садясь на свое место, – мне вечером Норт обязательно вслух прочитает… раза два-три-четыре.
– Да? – удивился Рик. – И даже такое: «Время придет, и Дастел падет, путь открывая истинным чувствам. Жди меня, жди, вместе нам быть, на зависть поэтам и стихоискусствам»?
– И такое читает. – Я тяжело вздохнула. – А потом они с Даном изгаляются над грамотностью и пополняют свой «Словарь влюбленного идиота».
– Весело. – Рик свернул свиток. – А ты с парнем говорить не пробовала?
– Пробовала, – тихо простонала я. – Он же у Норта почетный часовой теперь, постоянно под дверью стоит.
– И… не внял? – переспросил некромант.
– Нет, – хмуро глянула на розы, – он искренне убежден, что я это ему говорю исключительно заботы ради, чтобы Норт не прибил.
– Или глава Дома Мечей, – задумчиво добавил Рик.
– Да, или Эдвин, – угрюмо согласилась я.
И несмотря на то что Эдвин на меня никаких прав типа фиктивной помолвки не имел, говорить ему что-либо я не собиралась, потому что некромант был тем единственным, кто каждый вечер неизменно появлялся у Норта и не уходил до тех пор, пока не уходила я.
– Я за учебник, – сообщила Рику, открывая «Темные ритуалы».
Сложный предмет, на грани запрещенного законом и крайне опасный. Вести его должен был ректор, но в связи с обстановкой его заменял профессор Альдей, который не столько рассказывал, сколько гонял по параграфам и заставлял пересказывать прочитанное. На сегодня было задано сразу два параграфа, и вот как раз второй, по восстаниям ДемЭгра, немного не дочитала, времени не хватило. Так что устроившись поудобнее и закинув ноги на стол, наполовину занятый букетом, я принялась читать. Рик устроился рядом, тоже взявшись за учебник.
Спустя некоторое время начала возвращаться наша побитая событиями и обстоятельствами группа, и адепты, занимая свои места, молчаливо принимались читать заданное. Да, времени тут не хватало всем. Когда прозвенел звонок, никто даже не пошевелился – профессор Альдей всегда минут на пятнадцать опаздывал, так что все продолжили читать – кто сидя на столе, кто устроившись на подоконниках, кто оккупировав преподавательскую кафедру, а кто и следуя моему пагубному примеру закидывал ноги на стол и в полулежачем положении покачивался на стуле.
А все дело в том, что никто, вот совершенно никто не ожидал, что едва стихнет звонок, дверь распахнется и в аудиторию стремительной легкой походкой войдет сам лорд Гаэр-аш!
Его просто никто не ждал! И примерно с секунду все потрясенно смотрели на ректора. Лорд остановился, обвел взглядом распоясавшуюся аудиторию и произнес:
– Трупов, адепты.
Ответом ему стал грохот! Я свалилась одной из первых, Рик каким-то образом удержался, но, по сути, почти половина всей группы рухнула на пол. Поднимались быстро, молча, не глядя на ректора и вообще ни на кого не глядя. Но когда я, пунцовая, как и все свалившиеся, торопливо встала возле парты, то нечаянно задела розы, и те с шорохом и хрустом повалились на пол.
Сделав вид, что букет не мой и вообще я эти розы впервые вижу, невозмутимо села на свое место, разгладила складки на платье, сложила руки на столе и только после этого подняла голову, чтобы продемонстрировать преподавателю полагающееся внимание.
Напрасно. Вот лучше бы мне этого холодно-презрительно-порицающего взгляда не видеть вовсе. Потому что ректор смотрел именно так – с холодным презрением. Несколько секунд потрясенно пыталась понять, за что мне такая немилость, но затем в аудитории послышались смешки, причем указывали некроманты куда-то вниз. Поднявшись, перегнулась через парту и тоже посмотрела – поверх роз упало письмо от моего настырного поклонника, причем упало так, что открылось, и теперь всем было отчетливо видно его содержимое:
«Комната 478. Жду тебя сегодня, моя страстная богиня, на рассвете, как только выйдешь от Дастела».
И в углу всего этого безобразия сверкающая надпись: «Прочитано двадцать четыре раза».
У меня внутри все похолодело. Совершенно красная, я вышла из-за стола, рваным движением подняла письмо и вернулась на свое место. Хотелось плакать. Стыдно было так, что глаз не поднять, а все в группе попросту ухохатывались. И перед ними мне стыдно не было – до собственной комнаты утративший связь с реальностью адепт приглашал меня в склеп, на могилу Огра, под валун, под лестницу, и даже под двери кабинета ректора, дабы было веселее. Но проблема в том, что сам лорд Гаэр-аш всей предыстории не знал и…
– Извините, – едва слышно произнесла я.
Мне не ответили. Ректор развернулся, направился к преподавательской кафедре и хмуро приказал:
– Приготовиться к лекции.
Смешки мгновенно стихли. Зашуршали тетради, заскрипели перья, все приготовились слушать и записывать.
– Ритуал вселения духа «Акшаратас», – четко продиктовал лорд Гаэр-аш.
Я записала, как и все, вот только сомневаюсь, что у всех как у меня строчки расплывались перед глазами, а рядом с записью шлепнулась капелька воды, грозя превратится в кляксу. Торопливо вытерла, постаралась не думать о случившемся и сосредоточиться на лекции.
Получалось плохо. Совсем плохо.
Ровно до слов ректора:
– Медная пыль один из самых устойчивых проводников и потому нередко используется в ритуалах насильственного вселения.
Холодная изморозь ледяными узорами пробежалась по спине, и только тогда я поняла, что больше не пишу, а пальцы сжимают перо с фатальной для писчего предмета силой.
Медная пыль!
Мне это словосочетание запомнилось сладковатым привкусом во рту, а впоследствии головной болью, невероятной слабостью и всем набором симптомов, характерных для простуды, разве что живот болел очень сильно, особенно если надавить. Именно так, случайно надавив на живот, когда укладывал меня на постель, дядя Тадор и понял страшное – я нарушила запрет и игралась со сверкающим порошком из трех закрытых банок, к которым мне было категорически запрещено приближаться. Так что лечил он меня вовсе не от простуды, а от отравления медью, игнорируя и тогда и в дальнейшем вопросы на тему, для чего ему нужен такой красивый, но очень опасный порошок. Я просто никак не могла понять подобной несправедливости – почему мне трогать медную пыль было нельзя, а все новые слуги дяди непременно были ею испачканы.
– Риа, – прошептал Рик, толкая меня локтем в бок, – отомри.
Я кивнула, поняла, что со своим внеплановым погружением в воспоминания перестала писать под диктовку, глянула в тетрадь некроманта, отступила, оставив пустое место, чтобы потом переписать, и продолжила. И напрасно, потому что лорд Гаэр-аш скомандовал:
– Теперь отложили перья и слушаем внимательно.
Уверена, в этот миг все адепты жадно внимали каждому слову, и только я головы не подняла, но слушала крайне, крайне внимательно.
– «Акшаратас» – один из базовых ритуалов отступников, ритуалов, которые те используют… никогда не догадаетесь – в быту.
По группе прошелся удивленный ропот, прекратившийся, едва ректор продолжил.
– Как вам известно, маги-отступники способны жить от трехсот до четырехсот пятидесяти лет. Возможно и больше, но так как случаев более длительной продолжительности жизни зафиксировано не было, не стану и я делать голословные заявления. Так вот – долгая жизнь имеет свои плюсы и минусы. Из плюсов – способность к постоянному обучению и совершенствованию, из минусов – неизбежная потеря близких и окружающих. Казалось бы, мелочь, но мелочи это то, что формирует нашу реальность, смысл нашего существования, комфорт нашего проживания. То есть, как вы понимаете, мириться с такой «мелочью», как потеря окружения, маги-отступники не пожелали. «Акшаратас» – один из способов сохранить привычный комфорт, который обеспечивает прислуга.
Теперь никто ничего не говорил, все потрясенно слушали. Особенно я.
– Сомневаюсь, что вы в своей жизни сталкивались с таким неприятным занятием, как обучение прислуги, но должен заметить – дело это не простое. Более того, порой проще сделать самому, чем объяснить постороннему человеку, как нужно наводить порядок в магической лаборатории. Неудивительно, что раздражительные и нетерпимые отступники крайне трепетно относились к тем, кому удавалось соответствовать их высоким требованиям. Такую прислугу берегли по мере сил и возможностей, но все люди смертны. Можете представить, какую досаду вызывала у отступников смерть квалифицированных слуг. «Акшаратас» позволил решить эту проблему самым кардинальным образом. – Ректор сделал небольшую паузу, и продолжил: – Когда слуга или служанка по старости лишаются возможности качественно выполнять свою работу, маг-отступник подбирает удовлетворяющее его запросам тело мужчины или женщины в зависимости от пола прислуги и помещает жертву в темное место, лишенное доступа дневного света. Подвал, подземелье, пещера – не имеет значения. Здесь человек находится сорок дней и содержится в условиях голодания, а главное, полнейшего отсутствия воды. Воду в чистом виде жертва не получает, лишь вино с кровью раз в два дня. Цель подобного содержания – ослабить, но не убить и ни в коем случае не нанести вред. В ночь после сорокового дня проводится ритуал – маг, расположив оба обнаженных тела на одной плоскости в соприкосновении друг с другом, использует медную пыль как проводник, для чего натирает ладони, виски, грудь жертв, а затем приступает к переселению душ. Процесс болезненный. Чаще всего старый слуга гибнет сам во время ритуала, в редких случаях магу приходится использовать удушение, а затем происходит естественное – под воздействием магии более сильный дух слуги захватывает молодое тело, вытесняя ослабевший без доступа света дух жертвы.
Он вновь остановился. Пауза была достаточно долгой, после чего лорд Гаэр-аш продолжил:
– С первыми лучами солнца ритуал завершался, и маг-отступник получал старого обученного слугу в новой, более молодой и прочной оболочке. Естественно, слугу максимально быстро приводили в норму – питание, режим сна, подпитка магией.
Откуда-то от передних парт донеслось:
– И как долго проживало новое… тело?
Ректор не стал отчитывать за неуместный вопрос, как иные преподаватели, он дал четкий ответ:
– Двадцать – двадцать пять лет. Не больше. Несмотря на все попытки отступников увеличить срок эксплуатации нового тела, есть, видимо, в человеке что-то такое, что начинает умирать, едва истинная душа изгоняется. Именно поэтому «Акшаратас» применялся исключительно для решения бытовых вопросов, но никогда для переселения душ тех, кто действительно был крайне дорог отступникам.
В аудитории вновь наступила тишина, все пытались осознать услышанное. Да, некроманты из моей группы и раньше говорили, что лекции ректора потрясающие, но почему так – я поняла лишь сейчас. Гаэр-аш умел вызвать интерес к преподаваемому им предмету.
– Да, поганенькая у этих слуг была «вечная жизнь», – произнес кто-то от окна.
Смех ректора стал неожиданностью. Мы все удивленно посмотрели на него, даже я решилась оторвать взгляд от конспекта. Глава Некроса прекратил смех, присел на край стола и рассказал невероятное:
– Вот действительно поганенький случай был под Тарраком. Дом Мечей суров к врагам, и обычно те, кто бросают вызов роду Харн, не осознают, что эти… – усмешка, явно при воспоминании о гоблинском переводе, – суровые воины не умеют отступать.
Вот после слов про суровость к врагам вся группа разулыбалась, читали-то все, но стоило ректору продолжить, улыбки исчезли.
– Так вот, воины Дома Мечей осадили логово отступника. Действовали профессионально и быстро – почти вся охрана мага была перебита в течение часа, затем воины ворвались в замок. Тарн, – ректор взглянул на Рика, – насколько мне известно, ваш отец участвовал в захвате, не так ли?
Мой сосед величественно кивнул. Гаэр-аш продолжил:
– Так вот, прислуга мага так же была перебита, но раненого мужчину отступник успел увести и скрыть. Ненадолго. Дом Мечей не тот противник, которого легко сбить со следа, – скоро юная прелестная девушка с лексиконом пьяного матроса была схвачена на ближайшем рынке. Думаю, вы уже догадались, кем она была.
Справа от нашей парты раздался осторожный вопрос:
– Тот самый раненый слуга?
– Именно так, – усмехнувшись, подтвердил ректор. – И суть в том, что новые тела отступников обычно зачарованы от боли и магических повреждений, то есть пытать таких слуг практически бесполезно. Если бы не одно но – это было тело юной девушки, красивой и невинной, и вселенный в нее мужчина прекрасно знал, что могут сделать разозленные воины. Так что палачам Дома Мечей хватило лишь пары непрозрачных намеков, чтобы слуга заговорил. И он выдал все – местоположение скрывшегося, но не имеющего возможность покинуть Таррак мага-отступника, тайные ходы, наличие охранных заклинаний. Абсолютно все.
– Да, – протянул Ревис с первой парты, – оказаться в теле женщины, это действительно погано.
И группа всем составом повернулась, чтобы одарить меня долгим сочувствующим взглядом. Наверное, стоило промолчать, но неожиданно вспылив, я заявила:
– Скажите это своим мамам. Уверена, им будет очень «приятно».
– Достаточно! – отрезал лорд Гаэр-аш. – Записывайте.
И лекция продолжилась подробным описанием ритуала, с рисунком требуемого положения тел, магической формулой и скрупулезным внесением схемы повреждения магического фона, которая позволяла определить факт состоявшегося ритуала даже без наличия косвенных улик.
Я записывала машинально, старясь не думать, как однажды вместо старой кухарки Тали появилась молодая женщина, которая двигалась как прежняя кухарка, готовила все мои любимые десерты и называла меня «Линни». А на мои удивленные вопросы следовало: «Так тетушка Тали мне все-все про тебя рассказала, девочка моя, вот я и знаю». И я верила, потому что чувствовала и любовь, и заботу, и мне было очень приятно, когда женщина время от времени гладила по голове или приходила читать сказки, когда дядя задерживался. Впрочем, в доме Тадора меня любили все, даже садовники с жуткими рваными ноздрями, что, как я потом узнала, является свидетельством осуждения на каторгу. А ведь из них никто не сквернословил, не грубил, не вел себя как преступник. Никто. И никто не остался в доме после гибели дяди Тадора – когда я появилась там, дом был разграблен и пуст. Но если бы только дом – убежище в горе, доступ в которое так стремились заполучить дознаватели, тоже оказалось безлюдным.
Не стоило предаваться воспоминаниям – после того разговора ректора с дознавателем Нардашем я старательно гнала прочь все мысли о дяде Тадоре. Абсолютно все. Мне не хотелось думать плохо о единственном человеке, которого я так искренне любила. Единственном, кто любил меня.
Прозвенел звонок. Мы все поднялись, выказывая уважение к преподавателю, и когда дверь хлопнула, я рухнула на стул и закрыла лицо руками. Усталость, опустошенность и горечь накатили разом, отнимая последние силы. Хотелось расплакаться навзрыд и так, чтобы после слез не осталось никаких эмоций, хотелось спрятаться под одеялом, укрыться с головой и обнять Пауля, который будет тихо и успокаивающе пищать что-то хорошее. Хотелось.
– Риа, – Рик осторожно обнял за плечи, – ты чего? Риа?
На его вопрос Лоргас с передней парты отозвался веселым:
– Осознала, что девушка, и теперь в обоснованном ужасе.
Все загоготали. Наверное, в другое время я ответила бы хоть что-то, а сейчас не смогла. Повернулась к Рику, уткнувшись лбом в его плечо, и просидела так, пока все не вышли. Сидели мы долго: я, ни о чем не думая, и Рик, просто обнимая меня. Лекция ректора была последней, и опустела не только наша аудитория, опустел и весь корпус – некроманты спешили на ужин.
– Попробуй поплакать, – неожиданно предложил Рик.
– Не смогу, – едва слышно ответила, – просто не смогу.
Погладив меня по волосам, парень тихо спросил:
– Что тебя так сильно расстроило, помимо той гнусности, которую прочел ректор?
Я высвободилась из объятий некроманта, медленно сложила тетради и учебники, зачехлила писчее перо и карандаши, убрала свои вещи в рюкзак и, не поднимая головы, неожиданно для самой себя призналась Рику:
– Я два года прожила в доме, где слуги, судя по всему, проходили обряд «Акшаратас».
На Рика я не смотрела, но почему-то отчетливо ощутила, что парень перестал дышать, не в силах принять услышанное. И все равно добавила:
– Этот человек был мне не просто другом, он, после смерти родителей, оказался единственным, кто любил меня и обо мне заботился. Я не хочу и не буду думать о нем плохо. Никогда не буду.
Некоторое время Рик молчал, а затем в тишине пустой аудитории прозвучали его глухие слова:
– Моих родителей убили наши слуги, которые, как выяснилось позднее, были подвергнуты обряду «Акшаратас». Мы уезжали на совет в Дом Мечей, собранный отцом Харна, вернулись через полтора месяца.
Я в ужасе посмотрела на некроманта, а он продолжил:
– Первый удар нанесла кормилица моего отца. Неожиданный, от которого бывалый воин не смог уйти. Маму убил мой учитель фехтования. Не вставая со стула даже. И потому отец, который и со смертельной раной продержался до появления воинов, защищая меня, о том, что она погибла, узнал, лишь падая на пол, – мама умерла мгновенно, но оставалась сидеть с открытыми глазами.
– Рик! – испуганно выдохнула я.
Парень молча повернулся, как-то невесело улыбнулся мне и отчеканил:
– Ненавижу отступников.
Протянув руку, осторожно сжала его ладонь, Рик накрыл мои пальцы сверху, погладил, молча стараясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Справился и тихо произнес:
– Они всем отомстили, Риа. Всем, кто участвовал в зачистке. Твой отец, отец Эдвина Харна, мои родители – видишь, прошли годы, и мы все встретились в Некросе. Причем ты даже не в курсе случившегося. Идем, – он поднес мою руку к губам, нежно поцеловал, – время.
И Рик поднялся, начал собирать свои учебники и тетради, запихнул все в рюкзак, остановился, вопросительно глядя на меня.
– Ну? – вопрос вслед за взглядом.
Мне не оставалось ничего иного, кроме как встать и двинуться следом.
Глава вторая. Ритуальная
Войдя в свою комнату, я на мгновение глаза прикрыла – Пауль экспериментировал с занавесями, и сегодня эксперимент проходил с применением сосулек. А потому последние солнечные лучи, попадая на парад ледяных кристалликов, вплетенных в кружево из паутинки, яркими брызгами расцветили всю комнату. И настроение подняли с ходу.
– Добрый вечер, я дома! – радостно объявила своим домочадцам.
Гобби подошел, обнял, после чего начал забирать у меня по мере снимания рюкзак, плащ, сапоги, а Пауль, увидевший мое появление через им же натертое до блеска стекло, радостно пискнул и, открыв форточку, протиснулся в комнату. Его стремительный полет через все пространство закончился счастливым «Ии!» у меня на руках.
– Красота какая за окошком, – похвалила я его, почесывая пузико.
Пауль млел от счастья, раскинув лапки, а Гобби расставив вещи в шкафу, подошел к столу и написал на листке «Плакала».
– Я? – делаю искренне удивленное лицо.
Умертвие кивнуло. Паучок вскинулся, встревоженно глядя на меня, а я, отпустив Пауля и расшнуровывая платье, села на край постели и тихо призналась:
– Сегодня поняла страшную вещь – я никогда не думала о смерти моего отца. Никогда. Для меня осталась формулировка «Погиб в бою», и я с ней полностью смирилась. Вот и получается, что смерть родного отца для меня совершенно не имеет значения, а гибель дяди Тадора и до сегодняшнего дня – настоящая трагедия.
Гобби присел рядом, в тетради, где легко, как-то у него это удивительно и красиво выходило, написал:
«Ты совсем маленькая была, и дома он практически не бывал».
– Это так, – я подхватила запрыгнувшего ко мне на колени Пауля, – но все же мне стыдно.
«Думаешь, твоему отцу было бы приятно видеть, что ты рыдаешь каждый день, скорбя о его гибели?»
И вот просто строка, но то, что кое-кто мертвый иронизирует – сразу понятно. Хмуро глянула на умертвие, Гобби приписал:
«Нет, ну если хочешь, я сбегаю за пеплом, будем скорбно посыпать им твою голову».
Рассмеялась, едва прочитав, и как-то разом стало легче. И когда Гобби протянул план сегодняшней охоты на дармовую энергию, веселее стало вдвойне.
Ибо план был таков:
«Темной-темной ночью среди разбросанных могил (зачеркнуто) корпусов пробирается одинокая фигура черного-пречерного монстра».
Невольно взглянула в угол – там действительно была приготовлена черная мантия. Пауль вообще не просто так экспериментами с паутинчатыми занавесками занялся, просто казенные тяжелые гардины были целиком и полностью израсходованы на костюмы энергодобытчиков. И все бы ничего, но жутковато было отпускать сегодня.
– Пауль, саламандра с вами?
– Ии, – подтвердил паучок.
Ну, уже спокойнее, у ящерки на редкость все замечательно со здравомыслием – сама ей завидую. И что еще важнее – в случае чего она моих умертвий прикрывала огнем. В прямом смысле. То есть маскарад сгорал мгновенно, а набежавшим некромантам оставался только мой худенький маленький и совсем не опасный Гобби, в котором ну никак невозможно было заподозрить жуткого монстра, а Пауль с подружкой уходили верхами, то есть по крышам.
Но читаю дальше:
«Черный монстр следует обозначенной цели, в то время как ничего не подозревающая жертва ожидает возлюбленного».
– Кого ожидает? – не поняла я.
Пауль спрыгал до стола и вернулся обратно с запиской, на которой я прочла поднадоевшую полную чувств чушь, смысл которой «Жду тебя за четвертым корпусом в 9.07».
– Какой требовательный возлюбленный, – пробормотала я, невольно сочувствуя девушке.
«Излишне пунктуальный», – написал Гобби.
Строго глянула на умертвие и прямо спросила:
– То есть вы сегодня кому-то свидание сорвете?
Зомби невозмутимо пожал плечами и написал:
«Он не слишком дорожит этими отношениями».
– Почему?
Изобразив тяжелый вздох, Гобби написал:
«Указом ректора запрещены посещения общежития противоположного пола, в случае если адепты не помолвлены. И если бы этот Хайсан любил девушку, не назначал бы свидание вблизи ангара с сеном».
Да уж, и не поспоришь, а потому я просто попросила:
– Сено не спалите, лошадям и так зимой не просто.
«Читай дальше!» – с самым гордым видом написал Гобби.
Читаю:
«Жертва обозревает явившегося монстра, затем следует крик ужаса и магическая атака. В момент продолжающегося крика монстр номер два затыкает орущую пасть подручными средствами, после чего жертве остается предпринимать судорожные попытки по освобождению глотки, тем самым открывается широкий простор для маневров по отступлению. Задание выполнено. Мы герои!».
Мой веселый смех никого не обидел – «герои» сидели, улыбались (Гобби), подпрыгивали (Пауль) и предвкушали насыщенный вечер.
– Только не забудьте, герои, вернуться к половине десятого, – попросила я.
Мне торжественно пообещали не забыть.
А потом был самый обычный вечер – я сходила в душ и, вернувшись, перекусила бутербродами с чаем, более плотно поем уже у Норта, так что можно не терять время на поход в столовую. Затем я села за уроки, Пауль сбежал к саламандрочке, Гобби устроился рядом и погрузился в изучение какого-то темно-зеленого свитка. Мне было бы интересно, что там, если бы не домашка по боевой некромантии, которую мы изучали в рамках спецкурса по самозащите.
Но не успела я выполнить три из четырех упражнений, как Гобби протянул костистую ладонь, похлопал меня по руке, привлекая внимание. Поднявшись, я обошла стол и склонилась над свитком, читая подчеркнутый карандашом пункт:
«Задание 1: Провести расследование, имея в наличие труп годичной давности. Выяснить причины смерти, определить имя умершего».
Перечитав трижды, я взяла свиток, перевернула, прочла заглавие «Постановление о внесении поправок в регламент проведения Королевских Мертвых игр».
– Ух, – только и смогла сказать. – Это откуда?
«Пауль приволок из кабинета ректора», – написал Гобби.
– Приволок? – испугалась я.
«Ректор дал сам, – пояснил умертвие. Затем еще написал: – Вернуть в семь».
Я присмотрелась к тому, что делал Гобби, и поняла – переписывал. Все подчистую. Гобби же обратил мое внимание на совершенно иное:
«Допрос нежити. А ты не знаешь как».
– Поняла, – я даже кивнула, – нужно будет позаниматься по этому предмету.
«Книги возьму завтра», – снова Гобби.
Благодарно обняла умертвие и вновь села за уроки. Вообще часть заданий выполнял за меня Гобби, но ту часть, которая не влияла на знания, а учиться-то нужно было мне, так что базовые предметы я делала сама.
В семь прибежал Пауль, схватил свиток, убежал. А у меня Гобби забрал перо и тетрадь и непреклонно указал на кровать – да, спать приходилось урывками.
В девять Гобби разбудил, заставил сесть на постели, подложил подушку под спину и сунул в руки чашку с чаем. И пока я, зевая, хлопала ресницами, Пауль, схватив замотанный костюм монстра, выскользнул в форточку, а Гобби, помахав мне на прощание, вышел через дверь. Мне оставалось быстро допить чай и собираться.
Сегодня я планировала сотворить замену артефакта Сирилла – не настолько сильный, но не менее действенный, по крайней мере, от удара той силы, что уничтожил мой главный артефакт, Кхелло защитит тоже… и тоже погибнет. Но это как иметь одну дополнительную жизнь, что дорогого стоит. Ко всему прочему я собиралась сделать и Амаэ-Тхен. И вот для второй вещицы мне и требовался склеп – потому что сам Амаэ – мелочь несущественная, действует примерно так же, как и заклинание отворота, а Тхен уже из области запрещенного и закононаказуемого, но я не могу так больше! Норт и Эдвин – перебор. Я никогда не искала мужского внимания, мне хватило отчима, но если с ним Тхен бесполезен, отчим эмпат, то на некромантов подействовать должен.
И одна только мысль, что сегодня посягательства наяд прекратятся, придала сил.
Сбегав умыться, я прихватила два полотенца, одно намочила, выжала и завернула в сухое, вернувшись, торопливо переоделась – черная длинная шерстяная рубаха, черное платье, чулки, туфли, плащ. К сожалению, под рубаху ничего не наденешь – ритуал не позволял, но вещь проверенная, очень теплая, так что я не переживала. В сумке, скрытой под ворохом вещей в шкафу, уже все было сложено – у меня неделя на подготовку и ушла, и, перекинув широкую лямку через плечо, я покинула комнату.
Сойдя вниз по лестнице, притормозила на последних ступенях, дождалась, пока куратор отвернется, и прошмыгнула под лестницу, к кладовой.
Здесь было совершенно темно, но света мне и не требовалось – четыре шага к стене и знак, открывающий путь, а в следующее мгновение я шагнула в вены Некроса и у меня мгновенно забрали сумку.
– Отправил Салли твоих прикрывать, – сообщил Рик.
– Спасибо, – я потерла плечо, – только там склады с сеном рядом.
Парень задумался, после махнул рукой и заявил:
– Она умная девочка. Идем?
Я кивнула, и мы поторопились миновать ходы, чтобы добраться до нашей цели – укромного уголка на поверхности, который был закрыт со всех сторон скалами и фактически образовывал колодец. Его Рик нашел, когда мертвая леди нам знак открыла, так что я по вечерам готовилась к ритуалу, а некромант исследовал склеп и прилегающие территории.
– На поверхности похолодало, – неожиданно произнес Рик.
– А, ничего, мне жарко будет, – отмахнулась я.
Ничего не сказав, Рик обнял за плечи и повел меня гораздо быстрее. Мы миновали шесть ответвлений, и некромант остановился. Знак, другой, не тот, которым пользовалась я, и стена дрогнула, открывая проход.
– Что-то новенькое? – не удержалась от вопроса.
– Экспериментировал, – загадочно ответил Рик. – И да – там действительно холодно.
Невозмутимо пожав плечами, я шагнула во тьму прохода.
В вышине между скалами завывал ветер, шел снег, мелкий, словно мириады острых иголок стужи, скалы покрылись изморозью. Похолодало действительно как-то неожиданно, не совсем типично для этих мест.
– Может отложим? – предложил Рик.
Я вспомнила про Норта, его вчерашние попытки поцеловать, резко выдохнула и начала раздеваться. Что странно – Рик больше ни слова не произнес. Я же скинула плащ, затем платье, последними, с содроганием, стянула чулки и шагнула босиком на заснеженную землю.
Холодно!
Очень. Настолько, что мышцы сводило и зуб на зуб не попадал. Взяв деревенеющими пальцами протянутую Риком сумку, я прошла в центр колодца, опустилась на колени, расположив сумку справа, и принялась торопливо расплетать волосы.
И только когда была готова, извлекла заготовки для Кхелло, свечу, спирт, горелку, нити серебра. Затем зажгла огонь и зашептала первое из заклинаний, обнимая огонек свечи ладонями. Кхелло – амулет слабый, не определяющийся ни одним поисковым заклятием как магически заряженная вещь, и подобные свойства достигаются единственным способом – разделением сил и свойств. А потому необходимо было исключительно матричное наложение свойств, для чего я сейчас и строила в сознании шаблон схемы, модифицируя его под свой замысел.
И я создавала, меняла, используя в качестве привязки к реальности тепло свечи и давно не ощущая холода. Его просто не было. И меня не было. Не было ничего, кроме огонька между моими ладонями и матрицы, сияющей все ярче в моем сознании. А еще имелась необходимость действовать быстро, крайне быстро. И когда я отчетливо увидела результат, потянулась к горелке, зажгла, разместила нити серебра и, не открывая глаз, начала вплавлять кольца в уже готовое тельце паучка, одновременно встраивая мысленную матрицу. Инструменты мне понадобились лишь на завершающей стадии, когда мыслеформа уже была помещена в амулет.
– Красиво, – тихо заметил Рик.
Я улыбнулась, впервые взглянув на браслет в форме паука, лапками обнимающего запястье, с такой точки зрения. Не знаю как насчет красоты, но изделие вполне в духе Некроса, и никто не обратит внимания на своеобразное украшение. Никто, но в случае необходимости Кхелло спасет мою жизнь, как сделал это артефакт Сирилла.
Завершив, я обернула браслет в захваченное с собой мокрое полотенце, и шипение металла наполнило пространство колодца, затем быстрыми отработанными движениями зачернила серебро. И не давая металлу остыть полностью, надела на левое запястье. Это было необходимо сделать сейчас, пока металл был теплым, даже горячеватым. И в довершении игла вспорола кожу там, где расположилась мордочка паучка, позволяя амулету впитать кровь носителя.
Все, с этого мгновения за свою жизнь я была спокойна.
– Закончила? – осторожно спросил Рик.
Отрицательно мотнув головой, я усилила огонь горелки, извлекла заготовки для Амаэ-Тхен и вдруг поняла странное – у меня руки дрожали от перенапряжения. Плохо, надо было поесть, сейчас сил совсем мало, а еще с Гобби поработать нужно будет. И по-хорошему, мне следовало бы отложить этот ритуал, я чувствовала, что так было бы правильно, если бы не Норт!
– Время? – Вопрос прозвучал хрипло.
– Без двадцати, – ответил некромант.
Я поднялась, потянулась руками вверх, пытаясь сбросить хоть часть усталости, прогнулась назад, замерла на пару секунд и вновь опустилась на колени, чтобы достать листок с измененной формулой и приступить к созданию артефакта.
Основой Амаэ служит как это ни банально – разрыв-трава. Ее используют и ведьмы, и знахарки, и травницы, и маги, и даже грабители. Сама по себе трава опасна, но если собрать и заклясть ее правильно, она разрывает связи от духовных до элементарных, и если на двери магический замок – разрыв-трава нарушит связь с сигнальной системой на те секунды, что требуются квалифицированному взломщику. Именно поэтому у каждого вора в суме с инструментами и пучок разрыв-травы всегда в наличии. Мне почему-то из всех примеров, рассказанных дядей, именно этот больше всего запомнился. Наверное, несоответствием – россыпь стальных отмычек и пучок засушенной травы. Смешно же. Но когда мы изучали ее в университете, смешно уже не было. Вот и сейчас измельченный порошок я извлекла с осторожностью и трепетом.
Руки продолжали слегка дрожать, но все равно ссыпала все в плошку очень аккуратно и поставила на огонь. Трава зашипела, превращаясь в пепел, и я ждала недолго, чтобы разместить застывшие капельки меди, подготовленные еще вчера. Чуть-чуть магии – и металл оплавился, поглотив пепел разрыв травы. Следом всыпала порошок серебра. Первый этап был завершен, и, отставив плошку с застывающим металлом, я потянулась за заготовкой для Тхен. Золото, шесть капель моей крови, четыре капли отвара сфагнума – мха, способного сбить с пути и отвадить от дома, экстракт белладонны, чтобы испытавший желание уйти не осознал его причины, и сила – много силы, которую я вплетала с каждой секундой все интенсивнее, до шума в голове, до слабости в руках.
– Десять, – донесся до меня голос Рика.
Опаздываю.
Эта мысль чуть не заставила сбиться, но усилием воли я вернулась к созданию артефакта. Две формы расположила перед собой – из сплава для Амаэ будет кольцо, почерневший сплав для Тхен сформирует шар, который увенчает колечко. Дядя не раз говорил, что лучший способ что-то спрятать – оставить на виду. Именно так я и собиралась поступить. Всего лишь колечко из меди и серебра, с вставкой из черного золота – ничего особенного, почти бижутерия. И сниму я его только тогда, когда артефакт целиком и полностью Норта отвадит!
Когда с энергетической частью ритуала было покончено, и я взялась за обработку изделия, Рик молча подошел, накинул мне на плечи плащ.
– С-с-спасибо, – дрожащим от слабости голосом, сказала я.
– Помочь? – спросил некромант, присаживаясь на корточки рядом.
– Нельзя, – меня трясло все сильнее, – пока металл не застынет, к нему должна прикасаться только я.
Рик кивнул, потянулся к горелке, загасил, начал собирать мои инструменты, а я, держа кольцо щипцами, полировала детали, уже исключительно из эстетических чувств. И не могла понять странного ощущения – мне казалось, что я что-то сделала неправильно. Не знаю что. Возможно дело в том, что до меня никто не соединял Амаэ и Тхен, а быть может, дело в травах – у разрыв-травы и сфагнума сходные свойства, и по идее они должны усиливать друг друга, а на деле?
Руки замерли. Рик протянул сосуд с застывающей на морозе водой, куда я не задумываясь бросила кольцо остывать. И пока одевалась, судорожно и быстро, чувствуя, как заледенело все тело, я все размышляла над результатом. Получилось или нет?
Надев чулки, несколько минут растирала ноги, прежде чем втиснуть их в туфли, и только после этого взялась зашнуровывать платье. А Рик все собрал. Так приятно было, что он мне помогает.
На мысли про «помогает» мне пришла идея! Потрясающая просто. И завязав тесемки плаща, я торопливо достала артефакт, вытерла его насухо, надела, резко выдохнула и попросила:
– Рик, поцелуй меня.