Гордая птичка Воробышек Логвин Янина

– И шум не люблю.

– Я помню, – кивает девушка, охотно отдаваясь моим рукам. – К тебе, или ко мне? – спрашивает, отставляя бокал на стойку бара. – Или, может, и правда потанцуем. Вместе. А то ты никогда…

– Смотри, Светка, не объешься на ночь белка! – подает голос прильнувшая к плечу Бампера блондинка, когда я коротко прощаюсь с ним, увлекая девчонку за собой к выходу из клуба. – Лишние калории вредны для фигуры.

– Ну что ты, Лизонька, мне по конкурсам не скакать. Можно и расслабиться, – смеется девушка в ответ и машет подруге рукой. А я думаю, отводя от нее усталый взгляд, – значит все-таки Света.

***

– Хорошая тачка. Твоя? – спрашивает Света, когда я сворачиваю с моста на набережную и подъезжаю к своему дому. Протягивает руку и оглаживает заметно истертую замшу сиденья у своих ног. Щелкает пальцами по глиняному брелоку в виде лохматого китайского мальчугана, болтающемуся на тонком шнурке между нашими лицами, и неловко улыбается. – Смешной!

– Нет, – вру я. – Знакомого.

Тачка – барахло. Не убитое, конечно, но все-таки. Вполне по мне на сегодняшний вечер. Девчонка врет, не краснея, нам не о чем говорить, и я отвечаю ей тем же.

Уже все случилось – быстро и скупо. Прямо у клуба. Я не намерен играть, и она это чувствует, легко поддаваясь мне. Мы оба не против продолжить начатое – к чему разговоры? Желания девушки вполне откровенны и неприкрыты, как и небольшая грудь, почти обнажившаяся под распахнутым полушубком, и я везу ее к себе в дом, надеясь уже через час забыть. Но едва мы поднимаемся на этаж – срабатывает сенсор движения, и площадка между квартирами освещается неярким светом – я замечаю у своих дверей знакомую фигурку Воробышек.

Она сидит на корточках, прислонившись спиной и затылком к холодной стене, обнимает руками дорожную сумку и… спит. Глубоко, судя по ровному, чуть заметному дыханию, слетающему с ее полуоткрытых губ и тесно сомкнутым векам. Шапка сползла и лежит на плече, очки скособочились… Невероятно. Я чувствую, как мои брови ползут вверх.

– Воробышек? – я подхожу ближе и удивленно произношу. – Ты что тут делаешь? – расстегнув на себе кожаную куртку, присаживаюсь перед ней. – Эй, Воробышек?

Но просыпается она не от моих слов, и не от прикосновения пальцев к ее плечу, а от растерянного, звонкого смешка Светки, раздавшегося из-за моей спины:

– Кажется, Илья, к тебе незваные гости?

И я отвечаю, глядя, как серые глаза Воробышек открываются и медленно фокусируются сначала на мне, а затем и на стоящей за моей спиной девушке, как губы смыкаются за коротким вздохом.

– Скорее нежданные. Во всяком случае, к этому времени. Привет, Птичка! – говорю холодно, вставая и нависая над ней. – Я смотрю, ты припозднилась.

– Люков? – девчонка сонно смотрит на меня снизу вверх, после чего переводит взгляд на темное окно лестничной площадки. Спрашивает неожиданно, поправляя очки: – А который сейчас час?

– Вообще-то первый час ночи, – отвечает за меня моя сегодняшняя пассия, выглянув из-за плеча. – А что? – между прочим интересуется. – Это много или мало?

Но Воробышек словно не замечает колючих слов девушки. Она опускает взгляд на руку, ищет затерявшиеся в рукаве куртки часы и невольно вздыхает, подставив циферблат под неяркий свет настенной лампы.

– Много. Ужасно много! – удрученно восклицает. – Какой ужас, это сколько же я проспала?!

Она убирает с колен сумку и порывается встать, но вдруг хмурится и возвращает свой тяжелый баул на место.

– Вы идите, – машет рукой, отворачиваясь к окну. – Я тут еще чуть-чуть посижу. Не обращайте внимания.

Сумасшедшая. Ей никогда не взять высоты планки, заданной себе сегодняшним ритмом жизни. Неужели она не понимает? И без того шаткий мостик, на котором она пытается удержаться в общей для всех реке, рухнет уже завтра под натиском не прощающей ошибок стремнины.

Сумасшедшая и странная. Неказистая птичка Воробышек.

– Илья, мы так и будем здесь стоять? – осторожно трогает меня за локоть Света-Оля, или как там ее, и недовольно поджимает рот. – Может, пригласишь в дом все-таки. Здесь прохладно, – ежится в полушубке.

Я достаю телефон, набираю номер и коротко называю адрес. Вынимаю из кармана купюру и сую в руку замершей девушке. Смотрю в растерянные, удивленные глаза.

– Извини, детка, в следующий раз. Это тебе на такси, – отвечаю, разворачивая девушку к ступеням. – Идем, провожу, – подталкиваю ее к выходу, провожаю вниз и усаживаю в подъехавшую машину.

– Кто она? – только и спрашивает Света перед тем, как я захлопываю за ней дверь и возвращаюсь к себе, и я честно жму плечом, отворачиваясь от погрустневших глаз.

– Никто. Просто залетевшая птичка.

Женя

Я слышу шаги Люкова на лестнице, и вновь порываюсь встать – да что же это такое! – но у меня ничего не получается. Проклятье! Я не чувствую ног, совсем, едва ощущаю начинающую покалывать кисть левой руки, и с немым стоном откидываюсь назад. И как я только умудрилась присесть на минутку, а отключиться почти на восемь часов! Господи, бывает же! Я вновь тяну сумку к себе, поворачиваю голову и встречаю уколовший меня с лестницы темный взгляд.

– Что у тебя? – лениво спрашивает Люков, ступает на площадку и подходит ко мне. Достает из кармана кожаной куртки ключи и поигрывает ими в руках.

– Все хорошо, – отвечаю я. – Я же сказала, – отвожу взгляд от парня, стараясь держать лицо, хотя руку начинает колоть нещадно, а еще ужасно хочется ее потрясти, – немного посижу и уйду. Тебе что, жалко? – говорю тихо. – Иди домой…

– Птичка, – кривит рот Люков и садится передо мной на корточки, – ты хочешь, чтобы я тебя ущипнул? Что у тебя с ногами? – интересуется почти зло. – Воробышек, не раздражай! – выплевывает еще через секунду.

– Ничего страшного. Отсидела, наверно, – сухо признаюсь я. – Совсем не чувствую, потому и встать не могу. Глупо…

– Глупо, – соглашается со мной парень, а я договариваю, отчего-то сердито, так, будто бы это он во всем виноват:

– А еще больно! И я не хочу, чтобы ты на это смотрел. Иди уже домой, Люков! – не выдерживаю и стаскиваю с колен сумку. – Дай мне спокойно поныть!

Он уходит, а я закрываю глаза. Тру пальцами правой руки вялую левую кисть и слушаю, как щелкает в двери, впуская парня, собачка замка. Слушаю, как он возвращается и подхватывает с пола мою сумку. Как, закинув ее в прихожую, вновь шагает на площадку, но теперь уже протягивает руки ко мне…

– Эй, Люков, ты что делаешь?! – не успеваю я возмутиться, как оказываюсь оторванной от стены и пола высоко в руках парня. Но пошевелиться возможности нет.

– Только чирикни, Воробышек! Выброшу! – шипит мне в лицо, переступает порог и сажает на дурацкий пуфик. Рывком закрывает дверь, расшнуровывает, стаскивает с меня и отбрасывает прочь ботинки, снимает носки и как можно выше задергивает на икрах джинсы. Быстро и умело.

– Молчи! – бросает мне, открывшей, было, перекошенный от боли рот, садится передо мной и начинает неожиданно осторожно разминать икроножные мышцы. Растирает пальцы ног и надавливает на какие-то точки под пяткой, и я послушно затыкаюсь.

– Ну как? – спрашивает Люков через несколько минут, когда я начинаю дышать спокойно, а он сбрасывает с плеч куртку. И я благодарно признаюсь, глядя в темные глаза, вновь ощущая свои ноги способными к ходьбе:

– Легче! Честное слово, – почему-то признаюсь. – Это со мной впервые. Чтобы вот так запросто уснуть в подъезде чужого дома, да и вообще… Спасибо тебе, Илья.

Он отпускает мои щиколотки, задержав на них взгляд, и уходит вглубь квартиры, оставив меня одну. А я еще раз смотрю на часы. Без двадцати час – с ума сойти до чего поздно! Автобусы давно не ходят, завтра с утра в университет… Мне надо как можно скорее добраться до общежития! Пожалуй, маминых денег хватит даже, чтобы поймать такси, а завтра наступит новый день, и я как-нибудь выкручусь…

Я отыскиваю глазами улетевшие прочь носки и натягиваю их на все еще покалывающие ноги. Сдергиваю вниз штанины джинсов и поправляю шапку. Наклоняюсь к ботинку, когда неожиданно слышу знакомое: «Кофе хочешь?» – а следом и сам Люков появляется в коридоре. Смотрит на меня вопросительно, сунув руку в карман брюк.

– Твой чертеж на завтра готов, Воробышек, – замечает с нажимом. – Если бы ты пришла утром, то могла бы принять в нем участие. А так…

«А так, – заканчиваю я за Люкова недосказанную им мысль, – извини, но твоего спасибо мало».

Что ж, если он и правда сделал за меня чертеж, как говорит, то я полностью с ним согласна. Одного спасибо мало.

Я поворачиваюсь к парню и смотрю в немигающие глаза.

– Хочу, – отвечаю, не сильно кривя душой. Я порядком замерзла и давно не ела. Приготовить кофе для Люкова и помыть пол – мне ничего не стоит. К тому же в прошлый раз он был не против поделиться напитком. Это ерунда в сравнении с не вовремя, но все же сданной работой по инженерной графике.

– Хотя лучше бы чай, – добавляю обреченно. Просто потому, что совершенно не представляю теперь, когда и как попаду домой. – Если тебя, конечно, не смущает мое позднее присутствие в твоем доме.

– Тогда поехали, – решительно выдает Илья и кивает на ботинок в моей руке. – Обувайся, Воробышек, – сухо приказывает. – Потому что кофе у меня нет. Впрочем, – цедит сквозь зубы, сдергивая с вешалки куртку и оглядываясь в поисках ключей, – чая тоже. Да и вообще ни черта нет, если честно!

Случайно или нет, но Илья привозит меня к супермаркету, где я работаю. Я кое-кого знаю из сегодняшней смены и чувствую себя весьма неловко, когда знакомые продавцы, здороваясь со мной, провожают спортивную фигуру Люкова заинтересованными взглядами. Закатывают глазки и выставляют большие пальцы, ничуть не смущаясь, что их могут заметить.

Я так и выпучиваю глаза на симпатичную Наташку из мясного отдела, загоняя ее обратно за прилавок, когда она откровенными намеками и жестами просит меня подойти поближе, чтобы показать ей своего спутника.

– Воробышек, ты издеваешься? – бросает Люков через плечо, едва я перестаю глазеть на новый яркий стенд известного алкогольного брэнда и топаю вслед за ним, делая вид, что мы не знакомы.

– Нет, – удивляюсь я, натыкаясь на его спину. – А что?

– А то, – Люков разворачивается и толкает ко мне от прилавка забытую кем-то пустую тележку. – Давай, отрабатывай! – недвусмысленно говорит, хмуря лоб. – Я тебя не на променад вывел.

– В смысле? – не понимаю я.

– Ф-форобышек…

– А-а, – наконец-то доходит до меня. Я смотрю на поджатые губы парня, на развернутые плечи под расстегнутой короткой курткой, и почему-то оглядываюсь. Говорю осторожно, поддевая пальцем очки на переносице. – Ты хочешь, чтобы я купила для тебя продукты?

– Что-то типа того, – соглашается Люков. – Вот этот кофе, например, – протягивает руку и бросает в корзину двухсотграммовую пачку бразильской арабики. – Или вот этот чай, – не глядя снимает с длинной полки дорогой цейлонский букет в подарочной упаковке с красивой фарфоровой чашкой внутри и опускает рядом с кофе. – Это что, так трудно? – раздраженно интересуется.

– Н-нет, – качаю я головой. Поднимаю глаза к ценникам, прикидывая к стоимости имеющуюся у меня в кошельке наличность. – Конечно не трудно, Илья, – отвечаю примирительно. – Только знаешь, э-э, может, ограничимся упаковкой поменьше? Например, вот этой, – киваю подбородком на стенд, где стоит выбранный Люковым кофе, но вдвое меньшим весом. – Для меня это дорого.

– В смысле? – теперь уже Люков таращится на меня, а я вздыхаю: чего тут не понять?

– Понимаешь, если ты возьмешь этот кофе, – тычу пальцем в стенд, объясняя Люкову ситуацию, словно ребенку, – и этот чай, – поднимаюсь на носочки, но таки достаю до выставленного товара, – то у меня не хватит денег рассчитаться. Если оставишь чай, но возьмешь вот этот кофе, – медленно и внятно объясняю, касаясь упаковки с меньшим весом, отчаянно краснея под холодным взглядом, – то мне еще останется немного мелочи доехать утром до университета. Что тут непонятного?

Ну действительно, что? Я так и стою целую минуту, глядя на парня с отставленной вверх рукой, пока не замечаю, как на его скулах начинают нервно ходить желваки.

И что я такого сказала?

– Я сам рассчитаюсь за все, Воробышек, – тихо цедит Люков на мой удивленный взгляд. Не отводя от меня глаз, демонстративно снимает с полки банку не пойми чего и со стуком бросает к кофе. – Твоя задача просто наполнить корзину. Ясно?

– Э-э, да-а… – выдыхаю я, вдруг сообразив, что к чему, и краснея еще гуще. – А мне показалось, – бормочу тихо, отводя глаза в сторону, – что… в общем… Хм.

Глава 11

Мы возвращаемся к дому Люкова молча. Едем по ночному городу и думаем каждый о своем. Илья хорошо ведет машину – ровно и уверенно, и я уже жалею, что вновь повела себя глупо, упрямо забравшись на заднее сидение. Но память штука непростая, и я хорошо помню одну такую же позднюю прогулку по ночному городу и стихийно мелькающий за окном пейзаж. Вот только машина была другой – не в пример лучше, скорость – не в пример больше, а водитель… Водитель был не в пример красноречивее.

Я захожу в квартиру Люкова и ловлю себя на странной мысли, будто вернулась домой. Ну надо же! Рыжий кот привычно сидит пыжиком у стены, вокруг тихо, тепло и уютно, мы молча раздеваемся и бредем на кухню. Так же молча я помогаю Илье разобрать пакеты с продуктами и заполнить холодильник. Большой, но странно пустой и какой-то удивительно грустный, словно обделенный вниманием хозяина. Затем отступаю к раковине и, пока на плите греется чайник, мою немногочисленную посуду и споласкиваю чашки.

Квартира у Люкова небольшая: двухкомнатная, хорошо обставленная, с уютной кухней и просторной гостиной, но вот жилой утвари в ней не хватает. Я распахиваю шкафчик над мойкой, сую любопытный нос еще в один, привстав на цыпочки, заглядываю в третий, но так и не могу отыскать в них нужный мне предмет.

– Илья! – негромко окликаю удалившегося в комнату парня, оборачиваюсь и неожиданно обнаруживаю его стоящим у окна. Уже в легкой домашней одежде, босиком и без своей извечной банданы. И вновь теряюсь на миг от разительного контраста светло-русых волос и темных глаз, в который раз обескуражившего меня. – Я не могу найти заварочный чайник. Такой небольшой, для чайного листа, – говорю, пытаясь взять себя в руки и не сжиматься пружиной под этим прямым взглядом. – Ты не подскажешь, где он у тебя?

– Не помню, – Илья только пожимает плечом. – Скорее всего, его просто нет.

– Да? Жаль, – вздыхаю, оглядывая ряд шкафов. – Послушай, – предлагаю, делая шаг к парню, – а, может, приготовить что-нибудь? Что ты хочешь? Вон сколько продуктов купили, и мне совсем не трудно.

– Поздно уже, Воробышек, – отвечает Люков. Подходит к столу и наливает себе кофе. Открывает подарочный чайный набор, достает фарфоровую чашку, сыпет в нее щепоть чая и заливает кипятком. – Давай ограничимся этим, – просто говорит.

Но я все-таки делаю пару мясных бутербродов, а еще приношу малиновое варенье, привезенное из дому, и наливаю в пиалу. Сажусь за стол напротив Люкова, стараясь на него не смотреть, и с удовольствием грею руки о теплые края чашки. Еще долго сижу после (когда парень уходит в душ, а затем в комнату), жуя бутерброд и зевая – оказывается, я здорово проголодалась – и твердо намереваясь дождаться скорого утра.

– Воробышек, долго ты собираешься здесь торчать? – Люков возникает на пороге кухни, как раз тогда, когда мой подбородок грозит соскользнуть с поддерживающих его кулачков и нырнуть в белую чашку с остатками чая. Отрезает хмуро. – Иди спать.

– Куда? – поднимаю я голову. На миг мне кажется, что он сейчас выставит меня за дверь, в холодную декабрьскую ночь, и я испуганно озираюсь на темное, подмерзшее окно с едва заметно тлеющим за ним светом фонаря.

Но Люков словно читает мои мысли.

– В спальню, Воробышек, в спальню, – устало отвечает, подходит и бросает мне на колени чистую футболку и полотенце. – Можешь принять душ, я не против. Новую зубную щетку найдешь в малом шкафу, – говорит, возвращаясь в комнату. – Только свет за собой потуши. Надеюсь, у тебя хватит сил не уснуть на ходу.

Сил хватило. Как раз на то, чтобы принять душ, сполоснуть белье и мышью проскользнуть мимо развалившегося на диване Люкова в темную спальню. Я еще не была в этой комнате и иду к месту указанной хозяином ночевки почти на ощупь, забираюсь под теплое одеяло, взбиваю подушку и тут же засыпаю. Быстро и глубоко, так спокойно, словно в давно знакомом месте. Впрочем, на границе сна я все же успеваю подумать, что так и не позвонила Таньке.

***

Мне снится вертолет. Огромный и шумный. Я лечу в нем над бескрайним сияющим морем, почему-то вместе с Люковым, а горячий солнечный луч лижет жаром мое ухо.

Когда я просыпаюсь, то обнаруживаю рыжего кота забравшимся в постель и нагло спящим на моем плече, и невольно вспоминаю своего любимого Борменталя с его схожими привычками, оставшегося дома.

Пять утра – подсказывает мне телефон. Я спала всего ничего, и еще слишком рано, но сон слетает с меня, словно вспугнутый тихим окриком воришка. Я встаю, высовываю нос в темную гостиную, натягиваю футболку пониже на бедра и крадусь мимо спящего парня в сторону ванной, где опрометчиво забыла вещи. Умываюсь и тихо ухожу на кухню. Затворив за собой дверь, зажигаю свет и начинаю шелестеть продуктами, помня о том, что так и не отплатила Люкову за сделанный им накануне чертеж.

Я тушу мясное рагу и жарю картофельные оладьи. Кормлю сметаной вертящегося у ног кота. Когда стрелка на настенных часах показывает половину седьмого, у меня уже все готово, и я решаюсь взглянуть, не проснулся ли Люков, и если нет, то тихо сбежать домой.

Ильи в комнате нет. Мало того, диван оказывается начисто заправлен и собран, а сам хозяин, пока я в недоумении оглядываюсь по сторонам, показывается из лоджии. Выходит, обнаженный по пояс, с декабрьского холода, босиком, одетый только лишь в низко сидящие на бедрах свободные штаны, и останавливается передо мной. Отстраненно поднимает глаза.

Мне бы восхититься скульптурным сложением торса парня, узкой, темной дорожкой волос, сбегающей куда-то вниз, гладкими, плотными бицепсами и рельефным прессом – я все же женщина и способна оценить непредвзятым взглядом сильное гибкое тело Ильи. Но вместо этого я с изумлением таращусь на мелкие капли пота, рассыпанные бисером по оголенной груди.

– Люков! – восклицаю, не в силах сдержаться. – Ты что там делал? С ума сошел! Декабрь на дворе, простудишься! – оглядываюсь по сторонам в поисках какой-нибудь теплой вещи, но нахожу лишь шерстяной плед, лежащий на спинке кресла. Делаю шаг, снимаю его и набрасываю парню на плечи…

Руки Люкова легко пресекают мой благородный порыв. В один миг перехватывают запястья и отводят от плеч. Плед падает к ногам, Илья отпускает мои руки, обходит стороной и холодно интересуется, уже из глубины комнаты:

– Как спалось, Воробышек? Вижу, не очень-то крепко, раз уж ты с рассветом на ногах. Что, клопы закусали? Или домовой измучил? Я смотрю, он от тебя ни на шаг.

Какие еще клопы? Какой домовой? Я поворачиваюсь к Люкову и растерянно наблюдаю за его смуглыми пальцами, перебирающими вещи в открытом ящике большого комода. Мысленно одергиваю себя, отводя взгляд в сторону, когда замечаю, что в течение целой минуты молча таращусь на заметную игру мышц на крепкой мужской спине.

– Спасибо, о-очень хорошо, – отвечаю, принявшись разглядывать висящую на стене фоторепродукцию знаменитой картины. – Нет, правда, Илья, замечательно спалось, – спешу уверить радушного хозяина, приютившего нежданную гостью. – Зря ты так. У тебя удобная кровать, и, если честно, она куда лучше, чем у меня в общежитии. Я просто раньше выспалась, – пожимаю плечом, – вот и встала.

– Ну да, – хмыкает парень, задвигая ящик. Поворачивается и бросает на диван стопку чистых вещей. – Я видел, как ты выспалась. Советую завязывать с таким экстремальным сном, Воробышек. Это слишком, даже на мой взгляд.

Я бы хотела, но не могу пропустить упрек парня мимо ушей. Действительно глупо получилось. К тому же я, кажется, не извинилась перед ним за то, что невольно испортила многообещающий вечер с симпатичной девушкой и навязалась со своими отсиженными конечностями на его кровать. Мне вдруг думается, что я совершенно некстати вчера оказалась перед дверью его квартиры. Что ничего не знаю о его личной жизни. Что, возможно (хотя и догадываюсь о характере парня завязывать непродолжительные, ни к чему не обязывающие интрижки), сама того не желая, могла послужить причиной разрыва более глубоких отношений. А вдруг? Ведь то, что девушка была не на шутку расстроена, я успела понять.

Не знаю, наверно, мама права, и я совершенно не умею владеть лицом. Я вздыхаю, поправляю очки, убираю за ухо выбившуюся из захвата шпильки непослушную прядь волос, переминаюсь с ноги на ногу и безуспешно подбираю слова: то ли для извинения, а то ли для благодарности. Все блуждаю взглядом по стене, перескакивая с предмета на предмет, не зная, с чего начать, когда Люков внезапно не выдерживает и говорит сам:

– Довольно, Воробышек, хватит бичевать себя. Случилось так, как случилось. Мы все успели до тебя, если тебе интересно.

Я поднимаю взгляд и встречаюсь с темными глазами Ильи – карими и колючими. Мои щеки тут же опаляет жаром: от его откровенности и от того, насколько я для него прозрачна. Он смотрит на меня как всегда – хмуро и холодно, видно, по-другому просто не умеет, и я в который раз смущаюсь под этим взглядом.

– Все равно неудобно получилось. Ты уж извини, Илья, – отвечаю, оглянувшись на звук скрипнувшей двери в кухню и выползающего в узкий проем кота. Сытно мяукнувшего при виде хозяина. Говорю, чувствуя неловкость. – Я, пожалуй, пойду. Скоро рассветет, да и пора мне, – поворачиваюсь в сторону прихожей, решив оставить парня одного – время подходит к семи, нежданной гостье пора бы уже и честь знать! – но он останавливает меня вопросом, лениво прозвучавшим в спину:

– Ты уже позавтракала, Воробышек? Вкусно пахнет.

– Нет, я… – собираюсь сказать, что если сейчас уйду, то вполне успею забежать перед первой лентой в общежитие и позавтракать с Танькой, но вдруг, уловив в лице парня едва наметившуюся кривую усмешку, хмурюсь. Спрашиваю осторожно и с подозрением:

– А что? Только не намекай, Люков, что хочешь кофе. Кофе вреден для здоровья, знаешь ли, особенно в больших количествах.

– Кофе? И не думал даже, – он разворачивается и невозмутимо проходит мимо меня в душ. – Давай чай, Воробышек, – повелительно бросает через плечо, захлопывая дверь ванной комнаты перед самым носом увязавшегося за ним кота. Повышает голос так, чтобы я услышала его из-за двери. – Сделай, и будет тебе к университету личное такси, а к зачетной неделе – счастье!

– Счастье?! – я стою и оторопело моргаю вслед наглецу Люкову. Растерянно оглядываюсь на дверь, не зная, что и думать. Похоже, парень решил не стесняться на мой счет, и, раз уж я под рукой, использовать по «договоренности» по полной программе.

Что ж, сама виновата, винить в том некого.

Он прав. Со следующего понедельника начнется зачетная неделя – время сдачи долгов и обивания в поклонах порогов кабинетов, и без помощи Ильи мне не справиться. Одних чертежей за мной висит семь штук! И с мыслью, что я использую его не меньше, а может, и гораздо больше, покорно бреду на кухню и ставлю на плиту чайник. Готовлю кружки и разливаю в них кипяток.

Оладьи вышли отменные – пышные, теплые и хрустящие, рагу – вкусным и ароматным, мне не стыдно за свою стряпню. Люков не жаден, и я с удовольствием угощаюсь за его счет. Хрущу четвертым деруном, запущенным в сметану, попивая дорогой чай и изредка поглядывая на молчаливо завтракающего Илью, когда мой телефон внезапно содрогается в виброрежиме.

– Да, Тань, – негромко отзываюсь я, поднеся аппарат к уху. – Привет.

– Привет, Женька! – восклицает Крюкова, как всегда, наплевав, что на дворе стоит раннее утро и время для крика не самое подходящее. – Ты где? Едешь уже? – громко интересуется. – Я так и знала, что ты с ночевкой дома останешься! Серебрянского к нам в комнату протащила, представляешь? Прямо под носом у вахтерши! Вот зараза! Я его великодушно простила, а он мне всю ночь спать не давал, в любви признавался, дурачок. Жень, ты хлеб купи, если что, а то мы весь сожрали! И масло сожрали, ага. И даже сухари! А че так тихо вокруг? – девушка смеется, но вдруг настораживается. – Ты вообще в автобусе или где? Же-ень?! Ау! Жень!

На кухне Люкова так тихо, что голос Таньки отчетливо доносится из динамиков.

– Тань, я не в автобусе, – признаюсь подруге, – но скоро буду. Пожалуйста, Крюкова, – прошу, прикрыв телефон рукой, – говори тише, утро же!

Но только я прошу Таньку быть сдержанней, как она взрывается требовательным криком:

– Воробышек, немедленно отвечай, где ты! Слышишь, Женька, не молчи! Еще семи утра нет, где это ты торчишь?!

– Я, э-э, у одного знакомого, Тань, – закусываю губу и кошусь на Люкова, не зная, что сказать. Он отлично слышит разговор, продолжает неторопливо жевать, но в уголке его рта появляется кривая ухмылка.

– Где? – вопит Танька. – У какого еще знакомого? Не ври, Женька, я тебя знаю! Нет у тебя здесь никаких знакомых! Немедленно признавайся, где ты и что случилось? А то я сейчас к тебе домой позвоню, мне это все не нравится!

– Успокойся, Крюкова, – почти сержусь я. С Таньки станется переполошить мать и братьев. – Я у Люкова Ильи переночевала. Сейчас позавтракаю и скоро буду.

– У кого?! – глухо переспрашивает Танька, кажется, теряя дар речи.

– У Люкова, помнишь, я говорила – с четвертого курса. О-он мне с учебой помогал, – закрываю глаза и краснею как маков цвет. Господи, до чего глупая ситуация!

Танька на миг затихает, мне даже кажется, что девушка бросила трубку, но вдруг ее голос с новой силой врывается из динамика в тишину кухни:

– С какой еще учебой? Ты что, подруга, меня за простофилю держишь? Так я тебе и поверила! Воробышек, ну ты даешь! Признавайся, у тебя с ним что, было?! Было, да? – выкрикивает громко и почему-то радостно. – Очуметь! А я тебе, Женька, что говорила?! Совмести приятное с полезным! Хороший секс еще никому не вредил! Ну и как наш бэдээсэмешный красавчег? Не подкачал? А…

Но я уже не слушаю Таньку, а попросту отключаю телефон. Я знаю, мне не удастся спрятаться от ее вопросов, и вечером она, скорее всего, замучает меня выпытыванием подробностей, но сейчас, под вопросительным взглядом Люкова, я чувствую себя ужасно.

– Поставь чашку на стол, Воробышек. Если хочешь, возьми другую.

– А? – я поднимаю глаза на Илью, так и не отхлебнув чай. – Что?

– Ты положила в чай сметану и вряд ли сделала это намеренно. Не советую пить такую дрянь.

– Правда? – я кошусь в чашку, где плавают белые хлопья, и поспешно отставляю ее от себя. – Послушай, Люков, – говорю, рассматривая под своими пальцами тонкий перламутровый фаянс. – Ты же понимаешь, что все это ерунда?

– Ты о чем, Воробышек? – сухо спрашивает Илья. Он давно допил свой чай и опустошил тарелку, и теперь, откинувшись на спинку стула, с любопытством смотрит на меня.

– Ну, – тушуюсь я под его карим взглядом, заправляю за алеющее ухо непослушные прядки волос, – ты ведь все слышал.

Парень поднимает бровь.

– Слышал. И что?

А я продолжаю.

– Как-то по-глупому вышло. Я не хотела.

– Не в первый раз глупо, Воробышек, – замечает Илья. – В твои двадцать тебе уже пора научиться если не врать, то недоговаривать. Никто тебя за язык не тянул.

Не тянул, здесь он прав. Сама Таньке созналась, а теперь вот жди бури в стакане. Только вот искусству дипломатии мне учиться уже поздно.

– Девятнадцать, – говорю я и вздыхаю. Снимаю со стола посуду и отношу в мойку. Мою тарелки и чашки, расставляю по местам, после чего поворачиваюсь к Люкову и со словами: «Спасибо за завтрак, Илья, мне пора», – решительно направляюсь в прихожую.

Люков появляется в прихожей через минуту, когда я уже одета, а дорожная сумка висит на плече. Повязывает бандану, надевает часы, накидывает куртку. Молча отбирает у меня сумку, обдав запахом дорогого мужского парфюма. Вручает в руки свернутый свитком чертеж и открывает дверь.

– Доброе утро, Семеновна, – здоровается с соседкой, не глядя на высунутый в дверную щель морщинистый нос. – Как спалось? – хмуро интересуется. – Надеюсь, плохо. Мне сегодня подружка попалась на редкость заводная, всю ночь спуску не давала. Вот, еле выпроводил, – кивает на меня, застывшую статуей на площадке. Неожиданно обнимает за плечи, подталкивая к лифту. – Давай шевелись, Воробышек! Все равно на большее меня не хватит.

– Шалава! – летит сзади недовольный фырк. – Как есть, прости господи! А ты – кобель! И куда только общественность смотрит!

– Что? И эта тоже? – неподдельно изумляется Люков, оглядывая меня с интересом. – А с виду вполне приличная девушка.

Когда мы уже садимся в машину, выруливаем со двора на широкую набережную и вливаемся в поток машин, он говорит, поймав в зеркале заднего вида мой искоса брошенный на него взгляд:

– Забей на разговор, Воробышек. На свете есть вещи куда важнее секса с бэдээсэмешным красавчегом. Универ, например.

Глава 12

Илья

– Твою мать… – Бампер перестает следить за дорогой и таращит на меня глаза, как только я озвучиваю цифру за предстоящий бой. – Илюха, – присвистывает, дергает нервно кулаком под веснушчатым носом, – это ж до фига бабла! До фига! Черт! – бьет ладонями по рулю и, спохватившись, выравнивает виляющий зад модной тачки. – А риск такой, что лучше удавиться. Ну ты и придурок, Люк! Смертник, б…дь!

– Пасть закрой, – советую я, но Рыжий не унимается.

– Слушай, я думал, после случая с Яшкой ты больше в серьезные игры не играешь. Так, развлекаешься слегка, но и только. Ты же чудом вернулся! Из-под крыла Шамана уходят единицы! Я за раскладом слежу, Илюха, ты не думай. Догадываюсь, чего тебе это стоило. Уйти удалось, и слава Богу, а теперь ты сам к нему лезешь. Какого?! Не понимаю. Нужны нехилые бабки – папашу своего подои! Старик спит и видит, как бы с тобой контакт наладить. Наверняка знает, кому Яшка обязан шеей. Сам-то, б…дь, в Европе парился, выхаживая сыночка, пока ты за наследника долги отдавал.

– Не все так просто, Бампер, – отрезаю я. – Мне и до Яшки поступали предложения. Если бы он языком обо мне не трепался между любопытными людьми, его бы на бабки не посадили – красиво и с расчетом. Но неприятно вышло, это да. Не люблю быть загнанным в угол, а Яшке это удалось. Впрочем, думаю, старик тоже приложил руку – не зря из страны умотал.

– Думаешь? – поднимает бровь парень.

– Уверен. Интересно стало посмотреть, что из щенка дворовой суки выросло, вот и увидел. Сволочь.

– Ну и на кой церемониться с ним? – ухмыляется Рыжий. – Бери с меня пример. Я своего предка щипать не стесняюсь. Надо – взял, семье прибыль. Ну хочешь, я с тобой в долю за «Альтарэс» войду. Классный же клуб, это я так, от зависти брехал. Вместе поднимем – будет конфетка! Там уже сейчас народ приличный тусуется, а дальше – развернемся с гастролерами, сцену отгрохаем. Свет, техника, пенные вечеринки – там же места, блин, не то, что в «Бампер и Ко»! Подумай, Илюха, зачем тебе в Казахстан к этому Шаману? Там мочилово грубое одно.

– Шаман сам предложил. К тому же в прошлый раз серьезные люди ставили серьезные условия – в этот раз все иначе. Да и соперник мне знаком – названный сын Шамана. Это скорее его бой, не мой. Я назвал сумму, папаша согласился. Все честь по чести. Отчего же не потешить папу за такое бабло.

– Проясни, Люк. Что-то я не понял.

– А тут, Рыжий, и понимать нечего, – невесело улыбаюсь Бамперу в ответ на его хмурый взгляд, – я оставил названному сыну жизнь, Шаман это запомнил. И технику ведения боя оценил. По слухам моего гаранта Алим последний год провел в Гонконге. Теперь им всем интересно узнать, насколько он вырос. Хороший боец, лучший у Шамана. Если на мне не заклинится, возможно, и будет толк.

– Ни хрена себе! – присвистывает Рыжий. – А гарант зачем? И потом, Люк, а если он тебя уделает?

– Надо, Бампер. В таких делах без гарантий никак. А насчет «уделает» – ну так, все может быть. Только знаешь, – открываюсь я, – одно дело модная школа в столице во главе с очередным шумным чемпионом, и другое – занюханная провинция и больной фанатик. Который каждый раз, когда добирается до тебя, заставляет подыхать и скулить у его ног. Тебя и еще десяток таких же, как ты. Безродных щенков, до которых никому нет дела.

– Сверни на парковку, Рыжий, к супермаркету, – неожиданно прошу я парня, когда мы проезжаем мимо горящего огнями в темных сумерках города торгового центра. – Заглянуть надо.

– Ну надо, так надо, – соглашается парень. Лихо подныривает со второй полосы под соседнюю тачку и заезжает на парковку. – Что, Люк, кефирчика вздумалось прикупить на ночь глядя? – скалится мне вслед.

– Ага, чтобы не пучило, – ухмыляюсь я, одергивая на плечах куртку и хлопая дверью, но все равно слышу от друга в спину:

– Ну тогда и мне, друган, захвати!

***

– Я нахожу Воробышек не без труда. Как и предполагаю, девчонка на работе, и сейчас, когда я оглядываю большой зал, ее светлые растрепанные кудряшки, завернутые в причудливый узел высоко на макушке, показываются из-за ящиков с бананами в овощном ряду.

– Привет, Птичка, – говорю я, встав у нее за спиной. Наклоняюсь к уху и спрашиваю. – Ты по мне не скучала?

Девчонка так резко вздрагивает от звука моего голоса, что тяжелая связка плодов, которую она собирается выложить на верхнюю полку, выскальзывает из ее рук и летит вниз. Ударяется о край нижней полки и едва не рассыпается, когда я ловлю ее, неожиданно для себя заключив Птичку в кольцо своих рук.

Не знаю, кто из нас удивляется больше такой внезапной близости – я или она. Мы стоим так почти минуту, вцепившись в проклятую связку бананов, смотрим на свои переплетенные руки, пока меня не находит уже знакомая мне мысль, что у Воробышек красивая нежная шея и подбородок. И не отрезвляет другая – и почему-то странно-горячие ладони.

Птичка приходит в себя первая. Она высвобождает руки из-под моих пальцев и позволяет мне вернуть плоды далекой страны на отведенное им место. Смотрит с укоризной сквозь очки, отступив в сторону, пока я вспоминаю, зачем сюда пришел и что собирался сказать.

– Привет, – говорит тихо, одними губами, и вновь принимается за работу.

– Значит, не скучала, – делаю я вывод и вдруг, не пойми с чего, вскипаю. – Воробышек, ты мне скажи, – спрашиваю так же тихо, раздраженно глядя на тонкий девичий профиль, – на кой черт мне все это надо, а?

– Что? – поднимает она на меня глаза.

– Твои лабораторные, контрольные, чертежи? Договоры с преподами? У меня своего дерьма до хрена, и не только университетского. Почему я должен о тебе помнить?.. Сегодня Синицын мне допрос устроил: чем дышит и как сдает зачеты студентка Воробышек? А как она сдает, если последние сделанные для нее чертежи по инженерке и начертательной так и лежат в моем доме почти с неделю? Фигово, должно быть. Ты куда пропала, Птичка? Ты что, внезапно разучилась читать сообщения?

Девчонка снова отворачивается и безуспешно пытается поднять с пола ящик с фруктами. Чертыхнувшись, я прихожу ей на помощь.

– Нет, не разучилась, – отвечает. – Извини, Илья, но у меня работа, – говорит так сипло, что ее едва слышно. Пытается улыбнуться. – Спасибо. Понимаешь, сотрудница заболела, так что я пока в две смены выхожу, а тут еще универ. Мне просто некогда было, правда. Я приду за чертежами. Завтра. Если можно, конечно, – поправляет у виска очки.

– Нельзя, Воробышек, – хмуро отвечаю я, замечая, как две сотрудницы Птички с любопытством поглядывают на нас из соседнего отдела, о чем-то весело щебеча, – завтра меня не будет в городе.

– Жаль, – огорчается девушка. – Тогда, может, послезавтра? – предлагает робко, протирая полку, а я неожиданно требую, поймав взглядом лихорадочный румянец на ее щеках и бьющуюся на шее жилку.

– Посмотри на меня, Воробышек. Прямо сейчас! – разворачиваю ее к себе за плечи и беру за руку. Туго сжимаю запястье, встретив изумленный взгляд серых воспаленных глаз, чтобы отпустить уже через полминуты. – Ясно, – выдыхаю сквозь зубы и ухожу.

Я возвращаюсь через пять минут. Девчонки-продавщицы попались на редкость смышленые и быстро сводят меня с администратором. Дело решает Кира – торговый центр вместе с супермаркетом принадлежит господину Градову, и женщина умело советует, где, на кого и как правильно надавить, чтобы девчонку без проблем отпустили.

– Пошли, Воробышек, – командую я, на этот раз отыскав Птичку в подсобке. Она сверяет в журнале какие-то цифры и аккуратно переносит их на ценники. Говорит улыбчивому парню-грузчику о каком-то товаре. Прижав руку к горлу, указывает на широкие клети с овощами и вдруг поднимает на меня покрасневшие глаза.

– Куда?

– Домой, – сердито бросаю я и веду девчонку за локоть к выходу. Своим глупым упрямством она порядком выводит меня из себя, и я почти перестаю контролировать свои чувства. – Домой, Птичка, куда же еще. Где у тебя здесь чертова раздевалка?

Она что-то сипит о том, что находится на работе и не может вот так запросто уйти. Не может оставить отдел без продавца, какая бы дурь ни взбрела в мою глупую самоуправную голову. Пытается что-то сказать насчет общаги, стучит по моей руке кулачком, но мне решительно плевать на ее слова, и вырваться из хватки ей не удается.

Я сам натягиваю на нее шапку и набрасываю шарф. Под локоть вывожу из магазина. Едва мы выходим на улицу, Воробышек перестает возмущаться и впадает в какую-то вялую прострацию. Убито бредет к заполненной машинами стоянке, позволяя без спора подвести себя к крутой тачке Бампера.

– Садись, – я распахиваю перед Птичкой дверь автомобиля и усаживаю девчонку внутрь. Завидев вытянутую от удивления физиономию парня, устало замечаю:

– Кончай папироску, Рыжий, не видишь, дама в салоне. Поехали! – командую, опускаясь на соседнее с водителем сидение, взглядом обрывая его неуместный смех.

Бампер заводит мотор, срывается с места и выруливает на проспект. Вздергивает в сомнении темную бровь, закрывая окно и приглушая музыку.

– Люк, я о чем-то не в курсе?

– Есть такое, – отзываюсь я. – Давай ко второй университетской общаге. Знаешь, где?

– А то! Сделаем, – кивает парень и косится с интересом на скрытую тенью девушку. – Еще бы не знать, – усмехается многозначительно, – сколько приятных воспоминаний…

– Нет, – решительно сипит Воробышек. – Люков, не надо к общаге. Давай лучше к вокзалу, – просит, внезапно кашляя в кулак. – Я все равно не могу пойти домой.

– Почему? – бесцветно спрашиваю я. Ее выбор, по меньшей мере, выглядит странным, и я раздраженно цежу из себя. – Мне кажется, тебе нужен врач, Птичка.

– Потому что! – недовольно отвечает девушка. – Если бы ты меня слушал, Люков, ты бы услышал, почему. Потому что у Тани, девушки, с которой я живу, сегодня ночное свидание в нашей комнате. И не ее проблема, что тебе взбрело в голову сорвать меня с работы!

– Ясно, – я отворачиваюсь и бросаю Бамперу. – Ну к вокзалу, так к вокзалу. Только на набережную сверни, Рыжий, к залу ожидания.

Женя

Придорожные фонари мелькают за окном машины так быстро, что сливаются в одну сплошную полосу света, нещадно бьющую по глазам. Водитель с дорогой не церемонится, и машина летит по проспекту, а затем по набережной хищной птицей, обгоняя лениво ползущие автомобили и ловко проскакивая на вечнозеленый глаз светофора.

Я не люблю быструю езду, и сейчас, когда к боли в горле добавляется режущая боль в висках, а к бухающей на низких частотах музыке – протяжный рык двигателя, к горлу подкатывает тошнота и заставляет меня закрыть глаза, откинувшись затылком на мягкую спинку сидения. Мне все равно, кто меня везет, и куда мы едем. Все равно, что где-то там думает о моем исчезновении старший продавец Эльмира, и что скажет в личном разговоре управляющая магазином. Я теперь безработная, Люков все решил за меня, и завтрашний день кажется таким беспросветным, как никогда.

Мне действительно нужен врач, я это знаю и без Люкова. Чувствую по тому, как сильно стискивают горло шершавые болезненные тиски, а ноги и спина наливаются нездоровым пьяным жаром. Если бы не дневной звонок Таньки, ненароком озвучившей планы на вечер, полный надежды и жадного предвкушения встречи с Серебрянским, я бы, скорее всего, отпросилась и ушла с работы домой и без милости Люкова. Но мне некуда идти, требовалось только дождаться утра, и я держалась. А теперь…

Я чувствую на себе его колючий взгляд, пробивающий слепящий свет фонарей, но открывать глаза не хочу. Что я могу ему сейчас сказать? В чем обвинить? Что он проявил пусть неуместную, но твердость и оказался дальновиднее меня?

Не хочу ни о чем думать и гоню все мысли прочь. Завтра с новым днем придет и пища для размышлений, а сейчас в голове бьется только одна мысль, только одно мучительное желание: спать. Оно прочно овладевает телом, отвлекая от боли в висках, и тут же дробится осколками в каждой клеточке уставшего организма, убаюканного мягким ходом машины: спать-спать-спать. Где-нибудь в тишине, темноте и покое. Я вспоминаю узкую койку в общежитии, сбитое шерстяное одеяло и дующий сквозь старые оконные фрамуги пронизывающий ветер. Представляю, как отбрасываю одеяло, забираюсь с ногами в холодную постель и пытаюсь подбить под щеку комковатую плоть подушки; как закрываю ладонями уши, чтобы не слышать веселый девичий гомон за стенкой и любовное воркование Таньки с телефонной трубкой… Но неожиданно для себя оказываюсь вдруг в мягкой кровати тихой спальни Люкова.

Мне это кажется таким странным и непонятным, что я усилием воли возвращаю свою пульсирующую в недоумении память в еще одну мужскую спальню, которую так стараюсь забыть. Чужую и неуютную. Где тоже была тишина и мягкая постель, а радушный хозяин хотел казаться куда приветливей Люкова. Вот только покоя мне там не было. И сном забыться – спокойно и легко, так, как случилось в квартире Ильи, я так и не смогла.

Бог мой, неужели для меня самой мой выбор столь очевиден? Но почему?

Что я знаю о нем? Что я знаю об Илье Люкове кроме того, что он жесткий, молчаливый и холодный? Что как бы я ни была сердита, мне странно спокойно возле него. Что? Да почти ничего. И все-таки…

Я открываю глаза и ловлю в зеркале немигающий взгляд парня. Долго смотрю на него, спасаясь от света в топкой, темной глубине его глаз, невольно задавая себе вопрос: не слишком ли много становится Люкова в моей жизни? И насколько я виновата в том сама?

Я действительно избегала парня последнюю неделю, отчаянно стараясь самостоятельно вытянуть зачеты, не заснуть на лентах от череды бессонных ночей и удержать работу. Ныряла за спину Кольки Невского всякий раз, чувствуя на себе остановившийся колючий взгляд. Не пошла на встречу с Синицыным и приняла как данность, подаренную мне аспирантом Игнатьевым, непонятно с какой доброты, четверку по математическому анализу. Почему – сама не знаю. Но честно и безустанно, все это время, провожая взглядом в университетских коридорах удаляющуюся темную фигуру Люкова, я убеждала себя в том, что пользоваться плодами чужого труда нехорошо, расточительно и зазорно для того, кто хочет хоть что-то в этом мире сделать самостоятельно. Что навязывать свои проблемы на чужие плечи – стыдно и чревато. А после глядела на оцененные на отлично сделанные для меня Ильей чертежи по инженерной графике и понимала, что я просто обычная трусливая лгунья.

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

В королевском замке событие: принц Максимилиан решил жениться, покончив с репутацией распутника! Бла...
Капитану пограничного гарнизона нужно предотвратить прорыв нечисти через барьер.Демонессе – выполнит...
Что толку в пробудившейся магии, если она не способна защитить? После того кошмара, что темный бог у...
Ставший Адептом, Малк продолжает покорение культурной столицы Борея. Учится, работает, развивает маг...
Как быть, если ты постоянно оказываешься рядом с человеком, в котором ненавидишь до дрожи в коленях ...
Неведомая и безжалостная сила вырывала фрагменты различных миров вместе с их обитателями и складывал...