Лабиринт простых сложностей Романова Галина

Редактор серии А. Антонова

Оформление серии К. Гусарева

© Романова Г. В., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Глава 1

В кабинете было прохладно и сумрачно. Кондиционер, выставленный на двадцать два градуса, работал исправно. На окнах были опущены жалюзи.

– Там был кто-то еще! Это не я! – попыталась возмутиться девушка, сидевшая к нему спиной, лицом к подполковнику Хмельновой.

– Кто был? – ровным спокойным голосом поинтересовалась Маргарита Сергеевна.

– Я не знаю! Я не помню! – узкая спина девушки выгнулась дугой, послышался характерный всхлип. – Но это не я!

Он внимательно наблюдал за допросом, который проводился в кабинете, а не в комнате для допросов. Хмельнова настояла. Наблюдал не потому, что его кто-то попросил об этом. Сам захотел. Очень ему было интересно, как Хмельнова станет «крутить» подозреваемую в убийстве своей знакомой.

О ее профессионализме ходили легенды. И раскрываемость будто у нее была выше некуда. И преступников «колола» на щелчок пальцев. Правда, непонятно было, почему ее при таком рейтинге и заслугах сослали с самого верха в их отдел в рядовом районном отделении полиции. Он попытался узнать – тишина.

– Никто не знает, Дима! Полковник, конечно, в теме, но разве он расскажет! – шептала ему по секрету дознаватель Верочка Умова, склоняясь над столом в его сторону, когда они обедали в их ведомственной столовой. – Тетка жуть какая крутая. Но где-то попала. Будь с ней осторожнее.

Он согласно кивал, а про себя думал, что осторожничать ему следовало больше с Верочкой, нежели с Хмельновой. Слишком уж стремительно дознаватель Умова в последнее время сокращала между ними дистанцию…

– А кто?

Хмельнова глянула на подозреваемую исподлобья, замерла с авторучкой, занесенной над девственно чистым протоколом допроса.

– Я не знаю! – в девяносто девятый, наверное, раз повторила девушка.

– А кто знает? – этот вопрос тоже повторялся за последние полчаса неоднократно.

– Я не знаю!

Ладони девушки легли на лицо, плечи задергались. Она заплакала. Хмельнова наблюдала за ее слезами без эмоций. Дима вообще сомневался, что эта женщина способна чувствовать хоть что-то. Она смотрела на окружающий ее мир всегда одинаково: холодно и равнодушно. Никогда не улыбалась. Боже упаси ей засмеяться!

Ему она напоминала его учительницу по биологии. Та была такой же: холодной, надменной, бесчувственной. Они даже внешне были похожи. Узкое лицо, высокий лоб, гладко зачесанные в старомодный пук черные волосы без намека на седину. Рост под метр восемьдесят, худая до измождения. Никакого лака на ногтях. Чистые короткие ногти. Всегда низкие каблуки и темная одежда.

Да, одно лицо с его учительницей по биологии. Он поймал себя на мысли, что ждет, что Хмельнова вот-вот скажет девушке:

– Садись, не готова, два!

Конечно, она ей так не скажет. Но сидеть девушке придется. Потому что она зарезала свою знакомую в момент бытовой ссоры. И почти ничего из событий того рокового вечера не помнит. Просто был алкоголь, много запретных разговоров и тот самый один-единственный, которого они пытались поделить между собой.

– Банально до отвращения, – прошипела Хмельнова, когда дело легло на ее стол. – О чем думают эти дуры, бросаясь на шею подобному мерзавцу?

Дима удивленно глянул на нее, промолчал. Но Хмельнова, надо отдать должное ее проницательности, тут же все поняла.

– Вы, Дмитрий, считаете, что в данной ситуации девушки сами виноваты?

– Допустим, – пробубнил он невнятно.

Ему страшно не хотелось вступать с Хмельновой в дискуссии. Теткой она казалась ему зловредной и злопамятной. Эти слухи о ней уже вдогонку к его мнению прилетели, без уточнения причин ее понижения в должности.

– Нельзя себя навязывать мужчине, если он этого так откровенно не хочет, – все же решил он уточнить.

– А если этот самый мужчина – отъявленный засранец? И ему нравится играть судьбами таких вот дур, как эти девушки? – прищурила в тот момент холодные темные глаза Хмельнова. – Он провоцирует их, сталкивает лбами, наблюдает со стороны и потешается. А то еще и ставки делает. Да, да, не надо изображать недоверие, юноша. И такое в моей практике встречалось.

– И чем закончилось? Тоже соперницы сошлись в поединке?

– Нет. Поножовщины не случилось… А еще бывает, что кто-то что-то придумал для себя и намертво в это поверил. – Хмельнова повернулась к нему спиной, что-то высматривая за окном. – И в этом случае одна из них оставила записку, в которой обвиняла своего парня. И вышла из окна десятого этажа.

– И что, парню ничего не было? – заинтересовался Дима.

– Следствие не смогло доказать его вины. Девушка сама…

– Была виновата? – хмыкнул он.

– Нет. Она просто расценила его знаки внимания неправильно. Немного не так, как следовало. Решила, что он ею увлекся. А он… – она резко повернулась, так же равнодушно глядя. – А он просто старался быть вежливым. Но это совсем не то, что мы имеем на данный момент. Здесь для меня все очевидно.

Он смотрел вопросительно. И она снизошла до объяснения:

– Мерзавец спал с обеими. Каждую уговаривал держать их отношения в тайне, уверял, что любит только ее, а ту – другую – избегает. И вообще не знает, как от нее отделаться. Банально до отвращения. Получим признательное и будем двигаться дальше…

Но вот с признательным выходила просто беда. Девушка наотрез отказывалась признавать вину. И на каждом допросе твердила одно и то же:

– Это не я… Там был кто-то еще… Я не помню, не видела – кто.

Хмельнова из кожи вон лезла, загоняя девушку в угол такими же односложными вопросами:

– А кто это был?.. А кто знает?.. А кто видел?..

Результата не было.

– Так и до психиатрической экспертизы недалеко, – проворчала Хмельнова, когда подозреваемую увел конвоир. – Может, она под дурочку косит? Что молчишь, капитан? Какое твое мнение?

Она вдруг пару дней назад перешла с ним на «ты».

Неужели! Спросила его мнение! Обалдеть!

– Не думаю, что она пытается выставить себя нездоровой, – осторожно начал Дима. – Она просто была пьяна и ничего не помнит. Так бывает.

– Но анализ ее крови установил, что она выпила не больше двух бокалов вина. Этого недостаточно, чтобы вообще ничего не помнить. И жильцы подъезда, которые вызвали полицию, в один голос утверждают, что, открыв дверь на крики, увидели, как наша подозреваемая держит окровавленный нож в руке и орет. Стоит над лежащей на лестничной площадке мертвой девушкой с ножом в руке и орет не своим голосом. Ну что тут огород-то городить, капитан? Убила, а теперь – не помню.

– Может, и не помнит из-за сильнейшего психологического потрясения.

– Да помнит она все! – резко возразила Хмельнова, заходив по кабинету со сложенными на груди руками. – Она не была пьяна настолько, чтобы не помнить. Не дура, по глазам вижу. Выгораживать некого. На подъездных камерах никто не засветился на момент убийства. Никто, кто был заинтересован в смерти ее знакомой. Ты всех проверил?

– Да, – не совсем уверенно произнес он. – Всех, кто входил и выходил из всех четырех подъездов этого дома на момент, предшествующий убийству, и после него.

– Никого, заслуживающего нашего внимания? – встала Хмельнова перед его столом.

– Никого, – уже увереннее проговорил Дима.

– А убитая девушка? Ты проверил ее контакты, друзей, знакомых, родственников?

– Не все, – вот тут он не стал врать, потому что почти никого еще не проверил. – Времени не хватило. Я один. Все в отпусках.

– Нашли тоже время в отпуска уходить, – проворчала Хмельнова, отходя от его стола. – Я, конечно, понимаю, почему ты не усердствуешь, капитан. Готовая подозреваемая в камере, чего лишние телодвижения совершать, так? Так… А вдруг? Вдруг она говорит правду? Вдруг это не она убила соперницу?

– А кто? – с усталым вздохом спросил Дима. – Мы же с вами знаем, как было дело, товарищ подполковник.

Да, они совершенно точно знали, что четыре дня назад, вечером, ближе к девяти, девушки встретились на квартире жертвы. Она, собственно, и настояла на встрече. И даже накрыла стол, выставив бутылку вина и торт. У двери, встретившись, девушки даже обнялись. Уселись за стол и…

И тут началось!

Они принялись выдавать друг другу ту самую страшную тайну, которую их общий любовник слезно просил обеих скрывать.

– А почему? Почему именно тем вечером? Почему точки понадобилось расставить именно тогда? Ни днем раньше. Ни днем позже. – Она дождалась его недоуменно поднятых плеч и удовлетворенно ответила самой себе: – Потому что их любовник тайно сообщил каждой, что уезжает в длительную командировку на Сахалин. На год! И хочет взять…

– Каждой из них он сказал, что именно ее, – продолжил Дима.

– Именно. И сетовал, гаденыш, что не может сделать одной из них больно, рассказав правду о другой. По сути, он столкнул их лбами. Устроил поединок.

– И избавился сразу от обеих. Его тоже надо бы привлечь к ответственности, товарищ подполковник.

– Погоди, не перебивай мою мысль, капитан. – Тонкий палец с коротким ногтем прилип к ее подбородку, взгляд поплыл. – Девушки принялись выяснять отношения, сидя за столом и выпивая. Ссора набирала обороты. Каждая мнила себя единственно любимой, а соперницу считала помехой. В какой-то момент их ссора выкатилась за пределы квартиры и…

Она растерянно глянула, нахмурилась.

– Как они оказались на лестничной клетке двумя этажами ниже, капитан? Почему именно там одна убила другую? Не в квартире, где никто не увидел бы подозреваемую с ножом в руке. Почему там?

– Может, та, что убила, в какой-то момент захотела уйти? А хозяйка квартиры, решив, что ничего еще не ясно и не решено, бросилась за ней следом…

– С ножом в руке! – перебила его Хмельнова с хищным прищуром. – Набросилась на нашу подозреваемую, а та, начав обороняться, убила соперницу по неосторожности. А что? Чем не версия?

– Ей бы именно так и говорить, а она молотит про кого-то третьего, и все тут! Да! – неожиданно вспомнил он. – Откуда у нее синяк?

– Синяк? – подняла тонкие брови Хмельнова. – Какой синяк?

– Когда она сидела ко мне спиной, я обратил внимание на синяк за ее левым ухом. Довольно большой. Под воротником ее рубашки не очень удалось рассмотреть. Но синяк точно имеется. Откуда?

– Наверняка получила его в момент драки с соперницей, – как-то даже беспечно отозвалась Хмельнова.

И вдруг задумалась. И произнесла после непродолжительной паузы:

– Но уточнить все же необходимо. А вообще, капитан, не следует нам так глубоко рыть. А то, не дай бог, шахтеры полезут. Банальное же дело. Просто до тошноты банальное.

Глава 2

Иван стоял перед зеркалом в собственной ванной и репетировал. Нужного выражения лица не выходило. Где боль, раскаяние, скорбь, наконец? Почему любимая им, симпатичная физиономия расползается в довольной ухмылке, как он ни пытается ее погасить?

– Блин! – фыркнул он, брызнув на зеркало воды из пригоршни. – Экий ты мерзавец, Ваня!

Конечно, мерзавцем он себя не считал. Он себя любил чрезмерно. И ругать, осуждать или, упаси господи, ненавидеть себя не имел никакого права. Он хороший! Умный, правильный, без вредных привычек. Любовь к женщинам не в счет. Он всегда умел заработать. И навыки не растерял. Он сам для себя был прекрасным стрелочником, умело направляя себя на нужные рельсы. Когда становилось опасно, он загонял себя в тупик и пережидал. Как вот сейчас.

Неожиданно лицо его сморщилось, как от боли. Иван вспомнил, какого выгодного предложения лишился по вине этих двух дур.

– Смотри, Ваня, второй раз не предложу, – разочарованно глянул на него один из знакомых, периодически подгоняющих ему темы для заработка. – Реальные же бабки можно срубить, почти ничего не делая. Взял, отвез, передал. Все!

– Да понимаю я. Но вдруг менты меня пасут?

– Из-за чего? Из-за того, что твои телки тебя не поделили? Так Ирка вроде уже под стражей.

– Под стражей. Но в суд-то ее не везут пока, почему? – он удрученно смотрел на знакомого. – Почему? Есть сомнения потому что. Начнут рыть, блин… Может, за мной уже наблюдают!

– А ты при чем? – таращил глаза знакомый и инстинктивно начинал оглядываться. – Ты же ни при чем?

– Разумеется! – фыркал Иван оскорбленно. – Вся моя вина в том, что вовремя не сумел отделаться от них. Или хотя бы от одной из них. Кто же знал, что Ирка поедет к Алле в гости? И схватится потом за нож! Вот дуры!

И еще какие, но…

Но Иван не мог не признать, что сложившаяся ситуация ему на руку. Он избавился сразу от обеих. Долго тянул, все намекал, намекал. Бросить не решался. Они же просто вымотали ему все нервы! Достали звонками и сообщениями. Хорошо он на квартиру к себе их не возил. Иначе у двери бы ночевали.

В дверь позвонили. Иван закрутил краны. Вытер полотенцем зеркало. Убрал самодовольство с физиономии и пошел открывать.

Он знал, кто к нему явился. Они договаривались о встрече вчера вечером.

– День добрый, проходите, – гостеприимно распахнул он дверь пошире, впуская капитана полиции Дмитрия Андреева.

Он старался выглядеть удрученным: голова низко опущена, уголки рта тоже, глаза полуприкрыты. Так, наверное, должна была выглядеть скорбь.

– Можете не снимать ботинки, – великодушно позволил он менту. И соврал: – У меня не прибрано.

Соседка, которая занималась в его квартире уборкой, ушла пару часов назад, вылизав квартиру до блеска. Она это делала через день. А он ей довольно неплохо платил.

Они прошли в гостиную. Капитан сел на стул у небольшого круглого стола, более походившего на кофейный, нежели на обеденный. Иван развалился на диване.

– Мы вроде с вами уже общались, – напомнил он тут же. – Поверьте, ничего нового я вам сообщить не могу.

– Зачем же тогда согласились на встречу? – окинул его усталым взглядом Андреев.

– Подумал, что, может быть, у вас для меня появилось что-то новое. – Он обхватил колени скрещенными пальцами, мягко качнулся на диване. – Может, в ходе следствия появились какие-то факты, способные смягчить вину Ирины. Может, она оборонялась?

– Может быть… Все будто указывает на то. Но… – капитан широко развел руки в стороны. – Но она продолжает стоять на своем: там был кто-то третий.

– Третий?! – просипел Иван и в притворном ужасе отшатнулся. – Господи! Она совершенно сошла с ума! Какой третий? Кому нужна была Алла, чтобы убивать ее так… Так нелепо!

– Нелепо? – белесоватые брови капитана полезли вверх. – Что вы имеете в виду?

– Ну, товарищ капитан, вы же профессионал! Вы же лучше меня понимаете, что если кто-то собрался убить Аллу, то не полагался бы на такой случай. Ждать на площадке двумя этажами ниже, когда девушки вдрызг разругаются, выскочат из квартиры и побегут вниз по лестнице. И вот тогда-то убийца и нанес свой сокрушительный удар. Согласитесь, это так себе версия.

– Да. Так себе. Если только Ирина намеренно не спровоцировала Аллу, выманив соперницу прямо на убийцу. Как вам, Иван, такой расклад? И не забывайте о ноже.

– А что нож?

– Вы опознали его. Сказали, что это нож из кухонного набора Аллы.

– Вот именно! – фыркнул он, поражаясь бестолковости капитана. – Как может нож из кухонного набора Аллы оказаться в руках третьего лица? Явно Ирка что-то выдумывает.

– Но дело в том, что кухонный нож из того набора был найден на балконе в квартире жертвы. Идентичный тому, которым были нанесены смертельные ранения Алле. И который держала в руке Ирина, когда ее обнаружили соседи.

– В смы-ысле? – вытаращился Иван и скорее угадал, чем почувствовал, как его лоб прорезают глубокие морщины. – Хотите сказать, что Аллу зарезали не ее ножом?

– Именно! – щелкнули пальцы на правой руке капитана.

– А чьим? – он теперь уже чувствовал, не угадывал, как морщится кожа на его лбу. – А кто?

– Ну… Думаю, тот, кто знал о существовании подобного ножа в наборе Аллы. Или это трагическое совпадение. А в них я… – Андреев приложил к уголку рта ребро ладони и заговорщически прошептал: – Не верю!

Ивану понадобилось минут пять, чтобы понять, куда капитан клонит. Он мелко захихикал и шутливо погрозил ему пальцем.

– Не выйдет, капитан. Не выйдет подтянуть меня. Алиби – раз. Отсутствие мотива – два.

– Ну, вот мотив как раз у вас имеется, – по его примеру погрозил капитан пальцем. – Избавиться сразу от двух надоедливых особ.

– Серьезно? Таким варварским способом? Увольте! Я мог бы их просто послать, и все. Да, не скрою, меня начали тяготить эти отношения. Но такое у меня случалось и ранее. И я никого не убивал, это абсолютно точно. Могу предоставить вам список моих бывших любовниц. Все живы и здоровы.

Капитан после его слов заметно сник. Видимо, алиби не раз проверил, и мотив даже ему казался сомнительным.

– А где вы встречались со своими дамами? – спросил он после паузы и потыкал пальцем в пол. – Здесь?

– Упаси меня господи! – фальшиво перепугался Иван. – Мой дом – моя крепость, и только моя. Девок сюда я не таскаю.

– Тогда где?

– У Аллы дома всегда встречались. С Иркой по загородным отелям мотались. Иногда и у нее, когда ее тетка уезжала на дачу.

– Она жила с теткой?

– Она жила у тетки, – поправил его Иван. – И та ей об этом регулярно напоминала.

– А ее родители?

– Ничего о них не знаю. Сами у Ирины спросите…

Ирина на этот счет несла какую-то околесицу про без вести пропавших отца и мать. Еще когда она была в детском возрасте, они якобы пропали в экспедиции. Геологами были. Проверить эту информацию пока не удалось. Ее тетка потрясенно молчала, когда в ее квартире проводился обыск.

– А что о родственниках Аллы? Вам что-то известно о них? Никто не объявился. В телефоне тоже контактов не обнаружено.

– Вот у Аллы точно никого нет. Живет… – Иван на мгновение погрустнел, того требовал сценарий. И поправился: – Жила в квартире родителей. Они давно умерли от болезней. Она не раз об этом вспоминала. Как ей пришлось за ними ухаживать и так далее.

– Кому же теперь достанется квартира? – поинтересовался капитан. – Квартира-то большая. Дорогая, учитывая район.

– Вы видели состояние этой квартиры? – скривился Иван. – Туда денег вбухать нужно миллионы, чтобы продать достойно. Ремонт еще при ее живых родителях делался. Алла не заморачивалась, ни рубля не тратила на то, чтобы розетку поменять. Ну… А кому достанется, не знаю. Может, объявится кто-то из дальних родственников. Может, государству. Меня это не очень тревожит.

– Угу… – покивал капитан.

Как будто нехотя поднялся и медленно двинулся в прихожую. У двери притормозил и, подмигнув Ивану, тихо поинтересовался:

– А вы с Ириной сексом довольно жестко занимались, да?

– В каком смысле жестко? – нахмурился Иван.

– Ну, садо-мазо, типа того, так?

– Нет, не так, – вспыхнул он до корней иссиня-черных волос, неделю назад подкрашенных у знакомого мастера. – Все было вполне пристойно. Я эти всякие извращения не терплю. Не приемлю. Могу предоставить список моих…

– Да, да, я помню, – перебил его капитан, и тут же его белесые брови снова полезли вверх. – Тогда откуда у Ирины такой обширный синяк за левым ухом? Ударить в это место так, чтобы остался синяк, очень трудно, почти невозможно. Это от захвата, точно. Что вам об этом известно?

– Ничего. – Иван снова сделался беспечным. – Я ее не душил никогда. Ну вот ни разу! И уж точно не бил. Никого, никогда.

– И вы можете предоставить полиции список своих любовниц, которые подтвердят, ну и так далее… Я помню. Откуда же синяк?

– А сама Ирка что на этот счет говорит?

– Ничего. Говорит, не помню. Доктор осмотрел ее, счел, что этот кровоподтек появился тем днем, когда Новикова Ирина совершила убийство своей соперницы. И предположил, что этот синяк – результат их потасовки.

– В смысле Алла ей поставила синяк? – Иван с сомнением покачал головой. – Это вряд ли. Алла была неженкой. Никакого рукоприкладства никогда в жизни не совершала. Даже на пощечину не могла решиться, хотя, я видел, ей не раз хотелось мне врезать.

– Знаете, Иван, когда речь идет о жизни и смерти, можно решиться на что угодно.

– Это не она, – решительно отмел он подозрения капитана.

– Тогда кто? – Андреев приоткрыл дверь.

– Не знаю, – широкие плечи Ивана высоко поднялись и опустились, и, сам того не желая, он проговорил: – Может, и правда там был кто-то третий?

Глава 3

Ирка в конце концов получила то, что заслужила. Всю жизнь она с ней возилась, фамилию они с сестрой ей свою дали. Отчеством наградили, которое сами носили. Считали, что отчество деда будет ей в добрую память и помощь. Уже после смерти сестры – матери Ирины – она всячески пыталась вытравить из девчонки любое напоминание о ее отце. Словно и не было никогда его. Не существовал такой человек. Только его биоматериал, и точка!

Наряжала как куклу. Отдала в лучшую школу в районе. Потом колледж, заочный институт. Работу нашла ей приличную. Платили хорошо. Относились с уважением. И что из всего этого вышло?! Ничего! Все впустую. Все ее старания, забота, какая-никакая любовь – все пущено по ветру.

Гены пальцем не сотрешь, как говорится. Мало того что шалава связалась с мужиком-повесой. Так еще ухитрилась убить свою соперницу.

– Закончишь жизнь, как папаша твой, на нарах, – прошипела Клавдия Степановна в телефонную трубку, явившись на свидание со своей племянницей.

– Ты же говорила всегда, что он был геологом, – вяло отреагировала Ирина. – Что он золото искал в горах.

– Золото он искал, только не в горах, – недобро улыбнулась ей Клавдия Степановна. – А все больше по банкам да по домам богатых людей. За что получал срок за сроком. И где-то и сгинул.

– Давно? – проснулся неожиданный интерес у Ирины.

– Давно. Тебе лет пятнадцать было, когда пришел от него человек и сказал, что папаша твой героический на нарах помер. От туберкулеза или от рака, не помню. Неинтересно мне было тогда. Тебе тем более. Я вообще хотела, чтобы ты жила как можно дальше от всей этой грязи. Сестра моя, упокой, Господи, ее грешную душу, связалась с уголовником и слушать никого не хотела. Все ждала его из тюрем, ждала, да и померла в ожидании. А мне тебя вручила. Я старалась, Ира! Изо всех сил старалась вырастить из тебя человека. А что вышло?

Клавдия Степановна отодвинула ото рта воняющую чужими сигаретными парами телефонную трубку, тяжело вздохнула и даже всхлипнула. Хотя ничего, кроме злости и разочарования, не чувствовала. Ну вот ни грамма ей не было жалко племянницу. Дура такая, что натворила!

Сидит теперь, таращит свои зеленые глазищи из-за пыльного заляпанного стекла. Ежится, пытаясь спрятать грудь четвертого размера под старенькой кофтой, которую ей Клавдия Степановна передала. Только прячь не прячь, ее все увидят. И охранники похотливые, и сокамерницы. Будут теперь ее красоту тут драть на части, пока в лохмотья не превратят. Тьфу, гадость какая!

– Тетя Клава, я ее не убивала, – тихо произнесла Ирина, низко опуская голову, словно затем, чтобы продемонстрировать ей пышную растительность на макушке.

А она и без того знала, что у Ирки коса в руку толщиной. И цвет волос как с картинки: светло-пепельный. Сама Клавдия Степановна сколько раз пыталась воссоздать подобный оттенок, бесполезно. Ни один салон не справился.

– Ты ее не убивала, конечно! – отозвалась она с легким фырканьем. – Карлсон прилетел, убил твою соперницу. Тебе в руки нож вложил, кровью вымазал и орать заставил так, что все соседи из своих квартир повыскакивали. Я же говорила со следователем. Все знаю.

– Там был кто-то еще, – пробубнила племянница, поднимая на нее упрямый взгляд, за который ее Клавдия тихо, про себя, ненавидела. – Я плохо помню…

– Ключевые слова, детка. Эти слова тебе да в помощь на суде.

Клавдия Степановна скорбно поджала губы, помолчала, потом принялась рассказывать, что положила в передачку.

– Я не курю, – тихо изумилась Ирина.

– Это не тебе, – отмахнулась от нее тетка.

– И мятные пряники не люблю.

– И это не для тебя. Мне тут шепнули, что их любит та, которая отвечает за порядок в камере. Будь умнее! – строго глянула на нее Клавдия Степановна. – Не откровенничай особо. На рожон не лезь. Может, и получится…

– Что именно? – задала последний вопрос Ирина, прежде чем положила телефонную трубку на аппарат.

– Отсидеть тебе свой срок без особых проблем…

Ирину увели. Клавдия Степановна положила трубку на захватанный чужими руками аппарат. Тяжело поднялась и пошла прочь из помещения, которое считала страшным.

Тюрьма для нее была чем-то вроде лепрозория. Что от проказы спасу нет, что от тюрьмы. Излечишься, отсидишь, клеймо все равно на всю жизнь останется.

– Как хочет, – тихо ворчала она, выходя за ворота следственного изолятора. – Сама себе судьбу выбрала. Пусть теперь расхлебывает.

Вообще-то она зря ворчала. Ирина никогда не досаждала ей глупыми поступками. Училась хорошо, была послушной, не грубила, на глаза, когда не надо, не попадалась. Закроется в своей комнате и затихнет часа на три-четыре, когда у тетки настроения не было. Нет, грех ее обвинять в том, что она жила как-то неправильно. До недавнего времени.

Точно, все началось именно со знакомства с этим сволочным мужиком – Иваном. Ирку будто подменили, так она стала на себя не похожа.

– Ты это или не ты? – вытаращилась на нее однажды Клавдия Степановна. – Может, мне анализ ДНК сделать? Может, мне кого-то другого подсунули?

Племянница лишь широко скалилась и заговорщически улыбалась. И еще несла какую-то чушь, что скоро съедет от нее. Станет жить отдельно, обеспеченно и счастливо.

– Живи вот теперь отдельно, – проговорила Новикова негромко, с кряхтением влезая в свои старенькие «Жигули». – Тут тебя и обеспечат всем необходимым. И счастливой сделают. Дура!

Отчихавшись положенные три минуты, мотор старой машины наконец завелся. Клавдия Степановна поехала домой. Вообще-то ей там было делать нечего. Она уже месяц как переехала на дачу. Всегда съезжала с июня по сентябрь. Домой редко когда летом заезжала. Необходимости не было. В дачном поселке и аптека имелась, и магазин, и рынок. Все можно было купить, выйдя за калитку в резиновых тапках. Заезжала лишь квартиру проверить. Вдруг племянница в ее отсутствие мужиков взялась водить.

Но, надо отдать ей должное, Ирка никогда не тащила в их дом грязи. Ни разу ее Новикова не застала врасплох, как ни старалась. И все равно девка ухитрилась вляпаться в скверную историю. Выкрутиться ей не удастся. Следователь ясно сказал:

– Вашей племяннице грозит серьезный срок. Если бы она изменила показания и утверждала, что нанесла смертельные удары сопернице, обороняясь, тогда бы еще можно было переквалифицировать статью. Но она твердо стоит на своем: там был кто-то третий! Ну что за чепуху несет! Поговорили бы вы с ней, Клавдия Степановна.

Он-то и свидание им устроил. Только и ей Ирка подобную чушь несла. А Клавдия уговаривать ее, если честно, и не собиралась. Как ни крути, но она испытала невольное облегчение, избавившись от племянницы. Не за кого теперь переживать. Некому теперь будет ее злить. И под ногами никто путаться не станет. Она снова станет жить одна: тихо и спокойно.

Новикова въехала в свой двор, приткнула «Жигули» за кустами боярышника. Слышала, теперь так парковаться запрещено, газоном это место считается. Могут даже штраф прислать. Только какой же это газон, если земля вытоптана до звона? На ней даже стук каблучков слышен. Газон!

– Клавдия, ну что там, у Ирки-то?

На скамейках у дворового стола сидели ее соседки-ровесницы. Одна с вязаньем, вторая с семечками. Та, что полюбопытствовала, тасовала колоду карт.

– Присядь, присядь, не спеши, – двинула она по скамейке широким задом, освобождая ей место. – Расскажи хоть, что там…

– А что там? Там тюрьма, девочки.

Клавдия послушно присела. Выпендриваться – не вариант. И так клеймо теперь на ней до дней последних: племянница убийца. Не думала, что так замарается. Никогда не думала.

– Ирка-то как? – не отрывая взгляда от вязанья, спросила соседка.

– А никак. Глаза таращит, не убивала, говорит. Кто-то еще, говорит, на лестничной площадке был. А кто? Что? Не помню, говорит. И как с такими ее утверждениями в суд идти? Посадят ведь. Без вариантов посадят.

– Вот дуреха-то! – сгребла шелуху от семечек в кучку вторая соседка. – Валила бы все на соперницу. Мол, оборонялась и все такое…

– Так и следователь советует. Говорит, статья будет другая. Наказание меньше. А она как глупая! – в сердцах выпалила Новикова.

И, покосившись на Нину Иванову, методично раскладывающую карты на столе, поинтересовалась:

– Что твои короли и валеты говорят? Раскинула бы хоть на Ирку-то.

– Раскидывала не раз. И ничего не понимаю, – оглядела та соседок по очереди. – Выходит у нее хорошая карта. Вопреки всему выходит радость.

– Велика радость – за убийство сесть, – проворчала Новикова, уставившись на карты, выпархивающие по три на стол из ловких пальцев Нины. – А у меня что?

– А вот у тебя, Клава… – Иванова в притворном ужасе округлила глаза. – Какой-то казенный дом да король пиковый. По нескольку раз на тебя раскладывала, все одно выходит. Не собираешься вину за племянницу на себя взять, нет?

– Тьфу на тебя, Нина, – рассердившись, Новикова встала со скамейки и пошла к подъезду.

– Клава, ну что ты обиделась-то? – закричала ей в спину Иванова. – Я же просто… Ничего такого… Мало ли, может, ты теперь без Ирки-то наконец свою личную жизнь и наладишь.

Язва противная! Все никак не может забыть, что Клавдия ее двоюродному брату отказала, сославшись на воспитание племянницы. Уже лет десять прошло, а она все помнит. Брат ее спился и помер в канаве. И Иванова нет-нет да подденет Клавдию. Мол, жил бы ее братец с ней, не спился бы и не пропал. И вот ни разу, если вспомнить, за эти годы не нагадала на картах своих ничего путевого Клавдии. Все гадости какие-то говорит. Мол, карта так ложится! Ага, сейчас!

– Не будет у меня никакого казенного дома, – зло шипела Новикова, выгребая из шкафов Иркины вещи. – И пикового короля не будет. Не моя это жизнь. У меня теперь будет другая: спокойная и тихая, как вода в озере в солнечный полдень.

Озеро это она все время вспоминала: самая милая картинка из их с сестрой детства. Летний полдень, тихо, жарко. Папа в тени разводит костер, вешает котелок. Они собрались варить уху из рыбы, которую папа наловил двумя часами ранее. Мама безмятежно смеется, развалившись на мягком пушистом покрывале в метре от костра. Отец что-то шепчет ей, а она смеется.