Лабиринт простых сложностей Романова Галина
Рита выключила плиту, сдвинула яичницу со сковороды в тарелку, села к столу. И тут позвонил полковник и сдавленным от сдерживаемой ярости голосом наговорил ей столько всего, что она потом глоток воды не смогла сделать, не то что яичницу в себя пропихнуть.
– Если сил до хрена, Хмельнова, выходи на работу. Нечего диверсионные набеги совершать! – выдохся он к концу разноса. – Поняла меня?
– Так точно, товарищ полковник, – стараясь говорить твердым голосом, ответила Рита.
– И вечером ко мне с докладом, – добавил он и чуть мягче закончил: – Раз ты у нас такая героиня…
Она не была героиней. Она просто хотела поскорее закончить с этим делом. И дальше что? Правильно! Улететь в теплую страну с маленькой хижиной на берегу моря или океана – не принципиально. Усесться в шезлонг, погрузив ступни в теплый белоснежный песок. Закрыть глаза и ничего не слышать, кроме крика чаек и шороха волн…
– Почему вы говорите про пальцы во множественном числе, Золотов? – осторожным движением она поправила повязку над левым ухом. – Вам не сказали?
– Что? – он хмыкнул, наблюдая за ней. – Голова болит, а ко мне приехали. Видимо, приперло.
– Вам не сказали, что на всех пакетиках с дозой был лишь один ваш отпечаток – большого пальца правой руки.
Она достала жвачку и сунула ее в рот. После кофе с заправки, которым она заменила свой завтрак, оставшийся в тарелке на столе, во рту было горько.
– Не сказали. – Он резко выпрямился, взгляд его сделался рассеянным. – Как это? Почему?
– Потому! – ей страсть как захотелось показать ему язык. – Кто-то вас подставил, Золотов. Не могли же вы сами так глупо наследить.
– Я вообще наследить не мог! Я всегда все делал в перчатках, – огрызнулся он. – Никогда и ни разу без них. А тут… Я подумал, что меня просто разводят. И даже экспертиз не читал. Есть пальцы, значит, есть. Значит, так кому-то надо.
– Кому, Золотов? Кому вы так насолили? Только не надо ухмыляться и намекать на сотрудников. – Рот наполнился жгучим мятным вкусом, таким острым, что заслезились глаза. – Это не они. Кто сумел проштамповать каждый пакет с дозой вашим большим правым пальцем? Вспомните!
– Не помню, – он качнул головой и задумался, принявшись потирать ладонь о ладонь.
– Ну как же, Золотов! Вы же не можете не знать, где и когда вы этим занимались? Кто мог это видеть? И знаете… Мне только один вариант приходит на ум. – Она постучала себя пальчиком по подбородку, закатив глаза. – Такое можно было совершить, только если вы были в отключке.
– В отключке? Я не пью и не принимаю дури, – свел он брови к переносице.
– Вы могли просто спать, Золотов. Просто могли крепко спать, допустим, приняв большую дозу снотворного. И тогда кто-то воспользовался вашим пальцем, чтобы пометить им все пакеты с наркотиками. Как думаете, кто это мог быть? Никто не приходит на ум? – она широко распахнула глаза, слегка качнув подбородком, подбадривая. – Ну же, Золотов! Проявите смекалку!
– Нет, – мотнул он головой, ссутулившись. – Она не могла.
– А кто мог, Золотов? Кто, кроме нее? Соседка пробегала? Или мыши…
– Хватит, – оборвал он ее с тихой угрозой, зло глянул. – Дайте подумать.
В тесной прохладной комнате с решеткой на маленьком окне под потолком и железной дверью стало тихо. Рита, прислушиваясь к головной боли, которая то затихала, то накатывала вновь, не переставала наблюдать за Золотовым.
Прозрение давалось ему нелегко. Принять предательство единственного родного человека ему было сложно. Но суеверный страх, что дочь может оказаться убийцей и отправиться за решетку на пожизненное, перевешивал личное оскорбление. Все эти муки отчетливо читались на его морщинистом лице. И еще читалось, что он ни за что и никогда не озвучит того, что его мучает.
– Ваша обоюдная с дочерью неприязнь меня мало волнует. Мотивы, которыми она руководствовалась, подставляя вас, тоже. Это ваше семейное. Разберетесь в переписке, – ехидно ухмыльнулась Хмельнова. – Меня интересует другое, Золотов: как она узнала, через кого вы сбываете наркотики? Вы не скрывали от нее своих секретов?
– Она не знала, – ответил он без запинки.
– Тогда как она оказалась в гримерке у Баловневой?
– Она там не была, – снова последовал быстрый ответ.
Рита задумалась. Золотов либо вообще не знал свою дочь, либо знал настолько хорошо, что не сомневался.
– Вы не можете этого знать наверняка, – проговорила она после паузы. – Вы же не следили за ней. Нет?
– Нет.
– И не могли знать, уснув, – снова подчеркнула свое ехидство интонацией Хмельнова, – что ваша дочь дома. Она могла пойти в этот клуб потанцевать. Или, к примеру, посмотреть на танец Баловневой.
– Могла. Но она никуда не выходила в тот вечер. Если честно, то я… – Золотов сгорбился, представив ей на обозрение выставленные лопатки. – Я за ней присматривал. И запирал квартиру на особый ключ, которого у нее не было.
– Она не за это вам отомстила?
– Послушайте, подполковник… – он не поднял головы, лишь взгляд – холодный, надменный – коснулся ее лица. – Это наши с ней семейные дела. Вас они не касаются. Мы сами разберемся. Но Ирка никого не убивала. Это я точно вам говорю. Не могла она. Как ни пыталась тренироваться, ничего у нее с рукой не выходило.
– Она все-таки тренировалась? – сощурилась Маргарита подозрительно.
– Да. Пыталась. Эспандер ручной, еще какие-то штуковины через интернет-магазин покупала. Ничего. Время было упущено. С детства надо было. А тетке ее не до этого было. Супа налила и считала – достаточно. Инвалид Ирка. И списать на нее все ваши «мокрые» дела у вас не выйдет. Может, она соперницу свою и ненавидела, но убить бы не смогла.
– А нападение на меня, на Крутову? Кроме нее, некому, Золотов. Вы рассказали ей про тайник Баловневой? Она пришла туда за деньгами? И пробила голову мне и Крутовой. А потом уничтожила все следы своего там пребывания. Умная девочка!
Он больше не проронил ни слова. Сколько она ни билась, вытянуть из него ничего не получилось. Голова разболелась до такой степени, что, выйдя из следственного изолятора на солнце, Хмельнова почувствовала себя ослепленной. И телефон, разрывающийся непрекращающимися звонками в ее сумке, в руки брать не хотела. Кто бы это ни был, он не вовремя.
Она отъехала всего на километр от следственного изолятора, когда телефон принялся звонить снова.
– Андреев, если я не отвечаю на звонки, значит, тому есть причина, – набросилась она сразу на него, ответив.
– Товарищ подполковник, если я звоню вам уже четвертый раз, не успокаиваясь, то тоже не из блажи, – пробормотал он с обидой и тут же спохватился: – Извините.
– Если тебе интересно: Золотов не купился на мои приемчики. Дочь за подставу если и не простил, то никак этого не обнародовал.
– Это она его подставила?
– Да. Причем, если я правильно поняла, сделала это, когда он спал крепким сном. Возможно даже, она подсыпала ему снотворного. Но он не скрыл от меня, что всегда паковал дозы в перчатках. Это она – его Иришка.
Она вытянула руку, открыла отделение для перчаток, нашарила там солнцезащитные очки, надела. Стало чуть легче смотреть на дорогу. Но головная боль не утихала.
– Кстати, он отрицает причастность Ирины к убийствам. Говорит, что все ее усилия по тренировкам ничего не дали. И из дома в клуб она никак не могла попасть. Он запирал квартиру на ночь на секретный ключ. Так что в клубе в тот вечер, когда убили Баловневу, она не была.
– Она там и не была, товарищ подполковник. Я поэтому и звоню, – голос капитана Андреева взмыл торжественными модуляциями.
«Как у ведущего новостей», – подумала Хмельнова. И поморщилась. Ненавидела все эти спецэффекты: затягивание пауз, игру бровями и голосом.
– Ну!
– Я нашел ее, товарищ подполковник. Это Крутова побывала ночью в клубе. Это она убила их всех!
Глава 35
Верочка в нерешительности остановилась возле единственного подъезда многоэтажки-«свечки». То, что она собиралась сделать, противоречило ее договоренностям с Димой. Он просил ее не влезать в расследование, не рисковать, не вставлять ему палки в колеса своей самодеятельностью. Она обещала. Он поверил.
А сейчас…
А сейчас она нарушила свое обещание. Предала его доверие. И видит бог, ей страшно не хотелось так поступать. Но по-другому она не могла. Потому что он отмел все ее доводы. Счел ее рассуждения если и не глупыми, то несерьезными точно.
– Нам уже все известно, малыш, – сонным голосом убаюкивал он ее вчера. – Убийца Крутова. По голове она получила от Новиковой. Новикова же и шторы потом в квартире Баловневой сняла, чтобы не были обнаружены ее следы на них. Все! История почти закончена. Необходимо еще несколько дней, чтобы подготовить доказательную базу их причастности, и все. Дальше решит суд. А если еще к тому времени Харин очнется…
– А он очнется? – моргала Верочка, рассматривая темную ночную комнату.
– Думаю, скоро. Врачи отметили положительную динамику. Уверены, что день-два – и он очнется. Но не уверены, правда, что он все вспомнит. И ладно. – Дима широко, громко зевнул. – И без него справимся. Крутова уже сидит. Ей предъявили обвинение, избрали меру пресечения. Новикова под подпиской о невыезде. Папа ее сидит. Все в шоколаде. Почти…
Вот именно что почти!
Верочка до четырех утра проворочалась в кровати, не в силах уснуть. Что-то ей не нравилось в стройном рассказе ее любимого Димочки. Что-то выбивалось из общей картины. Вопросы сыпались один за другим.
К примеру, как Новикова попала в запертую квартиру Баловневой? Крутова утверждает, что войдя в квартиру, заперла за собой дверь. И когда пришла, дверь была заперта. Откуда у Новиковой ключи? Стащила у папы? У него они были? Он на этот вопрос не ответил, сколько его ему ни задавали. Видимо, сообразил, что своим ответом может усугубить вину дочери. Матерый!
Второй вопрос: куда подевались средства из тайника Баловневой? При повторном обыске квартиры Золотова там ничего не было найдено. Ни единого лишнего цента либо украшений, которых у Ангела была целая коллекция. У тетки Новиковой обыск провели – тоже пусто. Новикова на дачу к тетке не ездила. Она город не имела права покидать. Она его и не покидала.
Где добро?!
И орудие убийства Баловневой не было найдено нигде. Ни в гараже Гриши. Ни в квартире Баловневой. Ни в квартире Сахаровой, ключи от которой у Крутовой на брелоке. Она же была без пяти минут хозяйкой. Сделку никто не отменил.
К слову, в квартире Сахаровой тоже не были обнаружены ни деньги, ни драгоценности Ангела.
Работа после задержания Крутовой была проведена колоссальная. В команде с Димой работала сразу целая группа оперативников. Сведения по крупицам, но собирались. К примеру, как он обнаружил, что Крутова посещала ночной клуб в ночь убийства своей подруги? Не с камер видеонаблюдения, нет. Половина из заявленных не работала. Вторая половина наполовину была муляжами. Он обходил дворы и искал водителей, любящих ночную езду. Опрашивал, просматривал записи с их видеорегистраторов. И на двадцатом автолюбителе ему повезло.
Сил и времени было затрачено – невозможно сколько. И поэтому его расслабленность теперешнюю вполне себе можно оправдать.
Но Верочка неожиданно решила, что кое-что было упущено. И дело в суде может рассыпаться из-за маленькой оплошности, недогляда. Вот ведь в прошлый раз она помогла? Помогла, когда установила, каким образом попадают в подъезд, минуя камеры видеонаблюдения. Дотошно расспросила старушек, которых Дима счел бестолковыми. Понаблюдала. Пошарила в зарослях кустов. И…
Подъездная дверь пропела открываемым замком. Вера схватилась за ручку, потянула на себя, выпустила молодого парня с собакой и тут же шагнула внутрь. Консьержка смотрела телевизор и не обратила на нее никакого внимания. Беспрепятственно пройдя к лифтам, она вошла в кабину и нажала на кнопку этажа, находящегося на уровне этажа, где в доме напротив проживала Ангелина Баловнева. Если не повезет на этом этаже, у нее в запасе еще два: один ниже, второй выше. На каждом этаже квартир, выходящих окнами на окна Ангела, три штуки. То есть в общей сложности девять. Ничего, она справится. Лишь бы повезло!
– Нет, извините…
– Сожалею, но ничем не могу помочь…
– Да вы что там, в органах, ошалели, что ли, совсем?! По окнам подсматривать?! Ну вы вообще…
Примерные ответы, к которым она была и готова, и нет. Но улыбалась виновато, извинялась, шла дальше. Этажом ниже в двух квартирах не открыли. В третьей в дверь высунулась конопатая мордаха заспанного подростка лет пятнадцати. Мальчишка долго не мог понять, чего от него хотят. Потом вздохнул, распахнул дверь шире, почесал лохматую шевелюру и, хитро глянув, задрал вверх указательный палец.
– Вам надо туда, – произнес он сипло.
– Только что этажом выше была. Все бесполезно. Никто, ничего и нигде.
– Вам двумя этажами выше надо. В квартиру, как наша расположенную. Там мужик один живет поганый.
– Поганый? – удивленно округлила глаза Верочка. – В каком смысле?
– Во всех смыслах. – Он уронил руки вдоль тела и свесил голову, словно смертельно устал. – Стучит на всех консьержке, в управляющую компанию. Все видит, старый козел.
– Не ругайся, – мягко попросила его Верочка.
– Извините. Но если кто что и видел в доме напротив, то только он. Не удивлюсь, если он в бинокль за всеми наблюдает. – Мальчишка снова потыкал пальцем вверх. – Как, интересно, он сумел рассмотреть из своих окон, что мы с пацанами на детской площадке курили и окурки бросали под горку? Точно бинокль. Или подзорная труба у него имеется…
Лифт был занят, и наверх Верочка летела через ступеньку. Встала перед дверью с высоко вздымающейся грудью. И только протянула руку к звонку, как дверь сама по себе распахнулась.
– Что надо? – сквозь толстые стекла очков на нее уставились два глаза-шила. – Кто такая?
Вера достала из сумочки удостоверение, показала худощавому сутулому мужчине в сером трико.
– Почему без формы?
– Жарко, – буркнула она, мысленно соглашаясь с рыжим мальчишкой.
Мужик с первых мгновений показался ей противным.
– Входи, – посторонился он, впуская ее в чистую прихожую с одиноко стоящей в углу рогатой вешалкой. – Разувайся. Мне тут пыль не нужна.
Вера послушно сбросила белоснежные мокасины и прошла за ним в комнату с узким диваном по дальней стене и двумя тощими креслами к окну. И да, мальчишка оказался прав. У окна, нацеливаясь дулом на окна, на треноге стояла подзорная труба.
Ура, ура, ура!
Она мысленно поплевала через левое плечо, боясь сглазить удачу. Присела на предложенное кресло, тут же почувствовав, как впиваются в зад старые пружины.
– Итак, что хотела, гражданка дознаватель? Жалобу на меня коллективную состряпали соседи-сволочи? Почему не участковый? Почему дознаватель?
Мужик ходил перед ней туда-сюда, сложив руки на груди. Взгляд его елозил по полу, Верочкиным коленям и ножкам журнального стола с обшарпанной полировкой.
– Вас как зовут? – спросила Вера, вспомнив, что мужчина не представился.
– Николай Иванович меня зовут, – проворчал он в ответ и резко остановился: – А разве в заявлении не было указано?
– Нет, – качнула она головой. – Потому что не было никакого заявления. Если и было, мне о нем ничего не известно. Я здесь по другой причине.
– По какой еще причине? – сощурился он противно.
– Мне нужна ваша помощь, Николай Иванович. В одном очень серьезном деле.
– В каком таком деле? – глаза его чуть приоткрылись, стали внимательнее, добрее будто.
– В деле об убийствах, которые произошли в доме напротив. Правильнее, одно убийство произошло в подъезде меньше месяца назад. Второе – в ночном клубе. Но девушка, которую убили в ночном клубе, жила в доме напротив. И ее окна почти напротив ваших. Только этажом ниже. И я пришла к вам за помощью. Может, вы…
– Подсматриваю в подзорную трубу за жильцами в доме напротив? Рыжий сучонок настучал? – взорвался он с такой силой, что жилы на шее вздулись. – Если хотите знать, я за звездами наблюдаю. И гороскопы личные составляю людям. А всякие проститутки мне неинтересны, вот!
– Почему проститутки? – она еле сдержала улыбку. – Потому что Ангелина Баловнева – девушка из дома напротив – в ночном клубе у шеста танцевала?
– Уж не знаю, где она и с кем танцевала, но дома постоянно ходила голышом. Проститутка! Кто же еще?
Он вдруг сник, поняв, что совершенно бездарно проговорился. Сел на краешек тощего кресла напротив Верочки и, виновато улыбнувшись, произнес:
– Спрашивайте, что вас интересует, товарищ старший лейтенант. Я не мог за ними не наблюдать, потому что чувствовал, что за их окнами творится черт знает что! Беззаконие творится! Спрашивайте…
Она спрашивала, он отвечал. Потом перехватил инициативу и начал рассказывать сам, уже без наводящих вопросов. Она слушала и не верила своим ушам. И на всякий случай показала ему несколько фотографий, которые были у нее в телефоне. Николай Иванович всех опознал и подробно рассказал о каждом интересовавшем ее лице.
– Вы не представляете, как мне помогли! – смотрела она на него восторженными глазами. – Побольше бы таких сознательных граждан, как вы, Николай Иванович!
– Кому сознательный, а кому старый козел, – хихикнул он комично.
– А вы готовы будете повторить все это под протокол, Николай Иванович? – Верочка замерла в ожидании ответа.
– Конечно! А как же еще? Не просто же ветер колыхать я призван! Могу прямо сейчас поехать с вами.
– Отлично. Я на машине. Жду вас возле подъезда…
Уже подъезжая к отделению полиции, где Николай Иванович обязался повторить все слово в слово под протокол, Верочка забеспокоилась.
Как воспримет ее очередную самодеятельность Дима? Не рассердится? Не погонит со своей жилплощади? Он же просил ее, а она обещала.
– Капитана нет, а что случилось, Умова?
На Верочку ниже повязки глянули два черных дула. От ее глаз Верочку всегда пробирало морозом. Сейчас особенно.
– Тут такое дело, товарищ подполковник, – она посторонилась, впуская в кабинет Хмельновой Николая Ивановича. – Совершенно неожиданно в деле появился еще один свидетель.
– Который к чертям собачьим перечеркнет весь ход нашего расследования, так? – усмехнулась Хмельнова, внимательно рассматривая пожилого мужчину в брюках со стрелками и белоснежной рубашке с короткими рукавами.
– Нет. Не совсем. Но внесет ясность.
– Хорошо. – Хмельнова указала на стул. – Присаживайтесь, свидетель.
Она повернулась к нему спиной, внимательно глянула на Веру.
– Капитан Андреев в курсе вашей самодеятельности? – Хмельнова дождалась, когда Вера отрицательно качнет головой. – Я так и думала. Ладно, скажем ему, что вы действовали по моей просьбе.
Она резко развернулась на низких каблуках легких туфель, вернулась за свой стол, пододвинула к себе чистый бланк протокола допроса и проговорила, не глядя на Николая Ивановича:
– Итак, приступим…
Глава 36
Ночное небо как будто умышленно накрыло траурным пологом город. Темнота в местах, куда не доставал свет фонарей, была кромешной. Казалось, что она ослепла, так было темно там, где она сейчас пряталась. Но в этом были и плюсы. Слепые люди отлично слышат. И прекрасно распознают звуки. Она слышала сейчас все. Кажется, даже то, как с бешеной скоростью бежит кровь по ее жилам. А сердце просто оглушало.
Вдалеке на дороге послышался шум мотора. Два острых луча света скользнули по кустам, где она сидела на корточках, и поплыли дальше. Машина проехала. Все, дальше ждать невозможно. Иначе она не решится, удерет отсюда и перенесет то, что задумала, на завтра, к примеру.
– Нет. Завтра нельзя. Завтра может быть уже поздно, – одними губами прошептала она.
Вцепилась в край кособокой деревянной лестницы и потащила ее к стене дома. Хорошо, что там тоже было темно. Иначе вся ее затея летела бы ко всем чертям. А так она, пристроив лестницу, благополучно забралась на подоконник, предварительно открыв незапертое окно. Свесила ноги в комнату и через мгновение осторожно спрыгнула.
Она ориентировалась здесь прекрасно. Свет ей был не нужен. И на углы мебели наткнуться не могла, ее почти не было. Старый продавленный диван в углу. Ушатанный шкаф с оторванными дверцами напротив. Вот и вся мебель. Покойная хозяйка пропила почти все, что имела, задолго до того, как ей предложили иной способ заработка. Предложили, стали платить, ей понравилось. И с тех пор она почти не просыпалась, будучи все время пьяной. Их всех это устраивало.
Она огляделась в темноте, пытаясь понять, в какой стороне выход из комнаты в кухню. Определила. Пошла туда. Мусор скрипел под подошвами оглушительно. Кажется, ее слышно было даже на верхнем этаже! Но это все обман, иллюзии, на самом деле она не производила никакого шума, скользя по комнате черной тенью. В кухне она остановилась, вытянула руки и нащупала край четырехконфорочной газовой плиты. Вытянула вторую руку и легко сдвинула плиту влево. Она никогда не была подключена. В этом доме не было газа. Жильцы пользовались электрическими плитами. Хозяйка приволокла в квартиру эту плиту со старого жилья. Не захотела оставлять, как она спьяну не раз признавалась.
– Кто же знал, что здесь не будет газа! Средневековье! – сокрушалась она, пьяная.
Зачем ей был нужен газ, лично Ирина не представляла. В этой квартире никогда и ничего не готовилось. А вот плита понадобилась – Ирине, а не хозяйке. Еще когда та была жива, Ирина соорудила под плитой тайник, обнаружив там большую щель между плитами. Щель эта была замаскирована строителями линолеумом, но она ее нашла. И невозможно обрадовалась. Организовать тайник в квартире алкоголички, почти не встающей с постели, было очень умно. После смерти алкоголички опасаться, что квартира уйдет в чужие руки, тоже не приходилось. Отец начал суету по покупке этой хаты. Уже заключались какие-то договоры и предварительные соглашения, касающиеся просроченных коммунальных платежей.
Квартира была без пяти минут их собственностью. Но об этом мало кто знал. И никто вообще не знал, даже отец, что она здесь устроила тайник.
Ирина опустилась на колени. Завернув кусок линолеума, она сунула руку в щель между плитами. Нашарила брезентовый мешок и вытащила его. Восстановила дыхание. Встала и, прижимая к себе свое добро, медленно пошла обратно.
Ей не нужно было ставить плиту на место. В тайнике теперь ничего не было. Осталось выбраться наружу. Пройти пешком пару кварталов. Сесть в припаркованный автомобиль, который она арендовала у соседа отца. Машина была старой, но хорошо бегала. Сосед, почти ослепнув к старости, ею не пользовался. Выдавал ключи ее отцу, когда тот платил. Отец выезжал на ней по всяким своим шкурным делам, чтобы не светить свою личную машину. Теперь, когда отец сидит под стражей до суда, этой услугой пользуется она. Только сегодня она не станет возвращаться к дому отца, в его квартиру не поднимется. Она бы не стала брать машину без веской причины. Он живет по соседству с тем местом, где она сейчас. Зачем брать машину и платить за нее, пусть даже символическую плату? Пешком бы пробралась. Но!..
Но дело в том, что сегодня она собиралась уехать, сбежать. И плевать на все подписки о невыезде. Она знала, как покинуть Москву, минуя полицейские посты. Отец ее многому научил, прежде чем она его отправила туда, где ему самое место.
Зачем она это сделала? А просто так! Из мести. Из торжества справедливости. Он же такой дрянью торговал! Ивана убила эта дрянь. А он должен был жить! Ради нее, ради них двоих.
Ирина подошла к подоконнику, задрала ногу, чтобы забраться на него. И тут, как в дрянном фильме, по глазам ей ударила вспышка света. Кто-то, стоящий за ее спиной, щелкнул выключателем. Не сама же зажглась тусклая лампочка на шнуре, свет которой показался ей ослепительным.
– Эффектно! – фыркнула она громко и, опустив ногу, медленно повернулась.
За спиной народу было – пропасть! И Хмельнова, и ее помощник, капитан Андреев, кажется. И два незнакомых широкоплечих мужика в штатском. Эти двое сразу подскочили к ней и замерли по бокам.
А еще, подслеповато щурясь, у двери стояли две старые перечницы. Подружки Соня и Клава. Этих подняли с их нафталиновых коек, думается, на роль понятых. И еще какой-то мужик маячил рядом с ними. Видимо, решили, что две старухи не столь авторитетны на такую ответственную роль.
– Гражданка Новикова, вы задерживаетесь по подозрению… – начал монотонно говорить капитан Андреев.
И пошел, пошел перечислять все ее грехи.
– Думаете, докажете? – холодно улыбнулась она.
– Все, что будет сказано вами, может быть использовано против вас в суде, – закончил, не отреагировав на ее слова, Андреев.
Он покосился на холщовый мешок, который она все еще прижимала к своей груди. И поинтересовался:
– Кажется, атрофией мышц правой руки вы больше не страдаете, гражданка Новикова?
Она опустила рассеянный взгляд и поняла, что прижимает к груди мешок правой рукой. Идиотка!
– Попрошу понятых обратить на это внимание, – громко произнес Андреев и снова заговорил с ней: – А вы куда это так торопились, гражданка Новикова? Вам некуда больше спешить. Ваш маршрут проложен. Конечный путь – тюремная камера. Думаю, надолго. Если не навсегда. По совокупности преступлений…
Его одернула Хмельнова, заставив замолчать. Подошла, встала напротив.
– Что у вас в мешке, гражданка Новикова? – спросила холодно, то и дело дотрагиваясь до повязки на голове.
– Личные вещи, – ответила Ирина с вызовом.
– Предоставьте возможность сотрудникам полиции взглянуть на них. – Она сделала знак оперативникам, один из них вытащил мешок из руки Ирины. – Понятые, прошу внимания…
Все разложили прямо на полу – грязном, затоптанном, усыпанном мусором, который так оглушительно скрипел под ее ногами, когда она кралась в кухню.
– Обратите внимание, понятые, в мешке находились деньги в сумме… – она назвала сумму, которую ей подсказал оперативник, успев сосчитать. – Деньги как в американских долларах, так и в российских рублях. Украшения… Весовая гиря, выпачканная предположительно в крови. И нож! Со следами бурого цвета на рукоятке и лезвии. Предположительно, это следы крови. Принадлежность будет установлена экспертизой. Понятые, прошу вас быть предельно внимательными… Зачем? Зачем вы все это хранили, почему не избавились, Новикова?
– Не знаю, – равнодушно подергала она плечами. – Боялась, что за мной следят и на улице кто-нибудь схватит за руку, сунется в сумку, а там… Считала, что здесь самое надежное место. Во всяком случае пока. Не ошиблась. Стоило достать все из тайника, как вы меня тут же за руку и схватили. А может быть…
Она улыбнулась так, что у Хмельновой мурашками покрылись все лопатки.
– А может быть, я хотела кому-нибудь все это подложить при удобном случае. Не знаю. Как вышло…
Потом ее увели, предварительно заставив подписать кучу разных бумаг, которые Хмельнова заполняла прямо здесь – в загаженной квартире. Села на диван. Положила кожаную папку на колени и писала, писала, писала. Что-то подписывали понятые, что-то она – Ирина Новикова, облажавшаяся по полной программе.
Они вышли из квартиры спустя полтора часа. На улице почему-то было светлее, невзирая на то что свет от уличных фонарей не доставал до полицейской машины. Ирина задрала голову. Черный полог небосвода разорвало пятнами звезд. Света от них ей казалось так много, что заслезились глаза. Или просто она заплакала?
Хмельнова это увидела, подошла ближе. Глянула со странной усталостью.
– Зачем все это, Ирина?
– Что – все? – отозвалась она вопросом.
– Сахарова, Баловнева, Харин, Иван Грабов… Столько смертей – ради чего? Ради этого мешка, который вы прятали между плитами под грязным куском линолеума?
– Не ради мешка, а ради его содержимого, допустим, – вздохнула она тяжело, но тут же отрицательно мотнула головой. – Нет. Не ради этого. Началось все с Сахаровой. Она забрала у меня Ваню. А я его любила. Очень любила! До судорог! А она уезжать с ним собралась, соблазнив деньгами за проданную квартиру. Она ведь заранее все продумала. И ему все уши прожужжала, что вызовет меня к себе для разговора. С числом определилась. С угощением. Он сам мне рассказал, когда телефон передавал. Вот, видимо, в его голове и возникла идея воспользоваться случаем. Ваня не был святым. А я… Я не могла этого допустить. Я убила ее прямо на пороге квартиры Ангела, куда она бежала за оставшимися деньгами. А потом вышла эта девка, вырубила меня. Кстати, задаток-то с пола наверняка она собрала. Алла несла его ей. Дальше – вы знаете.
– При Сахаровой были деньги? Задаток за квартиру?
– Да. Она держала в руках пачку, перетянутую резинкой. Потом эта пачка исчезла. Уверена, Шура ее и забрала, сообразив, что Сахаровой они теперь уж точно ни к чему. Но вы у нее лучше спросите.
– Где вы взяли нож?
– Купила в хозяйственном магазине. И да, я сразу ехала к ней с ножом. Я не собиралась оставлять ее Ваньке. Она не должна была соблазнить его деньгами. Она должна была умереть. – Она снова задрала голову к небу. – Сколько звезд! Не сосчитать!
– Как грехов на вас, Новикова, – оборвала ее грубо Хмельнова. – Баловневу за что убили?
– Она намекать стала, что догадывается, кто убийца. Я же бывала у нее в гостях. И с отцом вместе, и без него. Она подсмотрела как-то, что с правой рукой у меня все в порядке. Глазастая! Я вашу экспертизу обмануть сумела, отца, а она углядела. Хотя, скажу честно, экспертиза ваша проводилась из рук вон плохо. Обрадовались медицинскому заключению о моем нездоровье и выдали почти слово в слово… А я тут тему замутила интересную. Захотела в их с отцом бизнес влезть со своей собственной долей. А она мне ответочку: будешь соваться и угрожать, сдам ментам. Говорю, и сама пострадаешь. А она нагло так: докажи! В ту ночь я не собиралась ее убивать.
– И именно по этой причине взяли с собой нож?
– Я его не брала с собой. Прихватила с кухни, когда пробиралась в ее гримерку. Я ведь именно с кухни к ней и попала. Не через центральный же вход, где все в камерах. Нарядилась в их форму. Отца попросила, он мне оттуда приволок. Я ему наболтала всякого: мол, хочу примерить, может, на работу пойду туда. А велят за свои деньги покупать. А оно мне надо? Странно, но он поверил. У него вообще крышу сносило, когда что-то касалось меня. Верил без оглядки. Запирал, старый дурак. Типа ключ его секретный я не могла подделать! Смешно…
– То есть вы признаете, что заранее продумали свой визит к Баловневой в гримерку?
– Признаю. А что? Но убивать не хотела. Нож прихватила, когда по кухне кралась. Так, на всякий случай. Думаю, будет выпендриваться, попугаю. А она в такую дурь полезла… – Ирина улыбнулась одними губами. – Я ее и… И убила. Выхожу, а тут этот чертов педофил навстречу. Ну и ему досталось. Жив хоть?
– Жив. Пришел в сознание. Дал показания против вас. Так что под протокол не откажетесь от того, что сейчас мне рассказываете.
– И не собиралась. Смысл? Денег теперь нет. Жить негде. От отца весточку прислали. Сердит на меня. Квартиру каким-то гопникам продает. Тетка давно от меня отреклась. И куда мне?
– Зачем так грубо отца подставили, Новикова?
– Достал следить за мной! – выпалила она. – Хуже тетки! Опекун хренов!
– Но пальцы были на дозах в гримерке Баловневой, – возразила Хмельнова. – Вы просто решили одним махом избавиться и от нее, и от него? Решили полностью перехватить инициативу в их бизнесе? Во всех направлениях?
– Отстаньте, а? Как сделала, так сделала. Он сел. Я сяду. Вам не все равно, что мною двигало? Ваш безупречный мир станет чище. И да, простите, что не рассчитала удар. Не хотела вас так сильно…
– Как все произошло?
– Я следила за Крутовой. Она знала, где тайник у Ангела. Я нет. Она ломанулась как ненормальная в квартиру, я за ней. Она открыла тайник, получила по башке. Я только нагнулась за мешком, и тут вы в квартиру вошли! Ну, пришлось и вас угомонить. Извините.
– Шторы задвинули зачем?
– Мне надо было убедиться, что вы обе живы. Надо было прибраться. А дом напротив слишком близко.
– Вас все равно увидели в тот день и опознали. И раньше видели, когда вы в гости к Баловневой заглядывали. И когда квартиру ее отмывали после ее смерти. Свои пальцы уничтожали?
– Именно, – ответила она безучастным тоном. – Я же была с ней незнакома. Якобы… Шторы потом сняла, сообразив, что на них могут остаться мои следы. Как все… Как все бездарно вышло! Началось с Сахаровой. А потом как ком с горы! Но прошу учесть, Ваню я не убивала. И никто не убивал. Его сердце не выдержало дозы под кофе.
– Его знакомая утверждает, что он не был наркоманом, – вспомнила Хмельнова показания Марии Илюхиной.
– Не был, но иногда мог себе позволить что-то мимо вены, – почти с веселым хмыканьем проговорила Ирина. – Честно? Я думала, что у нас с ним все наладится. Сахаровой нет. Осталась я. Но… Он стал сторониться меня. Может, догадался о чем-то?
«Или видел, – подумала Хмельнова. – Пока стоял в подъезде и ждал Сахарову, тоже желая ее смерти, увидел, как Новикова ее убивает. Перепугался и стал сторониться девушки. Но узнать об этом теперь уже невозможно, как невозможно доказать причастность Новиковой к его смерти. Если только она сама, окончательно раскаявшись, не признается. Но это вряд ли. Кается-то она весьма избирательно. Только в тех эпизодах признается, которые можно доказать. Бедной Крутовой досталось почти ни за что. Той ночью, когда убили Ангела, она просто решила покататься. Это из той серии: не в том месте, не в то время оказаться. Если бы Харин не очнулся, было бы сложно доказать невиновность Александры».
– Все у вас? Поехали, гражданин начальник, в последний путь? – Новикова полезла в распахнутую дверь полицейской машины, воскликнув с сожалением: – Какая, в сущности, смешная штука жизнь…
…– Как я выгляжу, товарищ подполковник?
Верочка нервно кусала губы, без конца поправляя сползающие бретельки свадебного платья. Зря она его выбрала. Красивое, но неудобное какое-то. Бретельки падают. Подол путается в ногах. И Димы что-то долго нет. А у нее подмышки мокрые. Уйти в комнату невесты и брызнуться дезодорантом? А вдруг он в это время как раз подъедет?
– Вера, ты прекрасна, как большинство невест, – ответила рассеянно Хмельнова, читая сообщение, только что поступившее ей на телефон. – И нервничаешь напрасно. Сползающие бретельки только добавляют тебе шарма и эротики. И хватит уже козырять тут званиями, не на плацу.
– Извините. – Вера вдруг почувствовала себя странно одинокой в этом огромном красивом холле, полном нарядных людей, невест и женихов. – Ну вот где он? Сейчас уже наша очередь, а он…
– А он уже паркуется вместе с моим сыном. И очередь ваша только через полчаса.
Хмельнова потрогала волосы. После повязки, которую уже два месяца как сняли, ее волосы совсем не лежали как надо. И мысль, что ей надо постричься «под ноль», все чаще посещала ее в последнее время. Но полковник, услышав об этом, погрозил ей пальцем:
– Не смей! Я ухожу на пенсию. Тебя собираются назначить на мое место. А кто тебя утвердит лысую, Ритка?
Да, отпуска на побережье – все равно, на каком – у нее так и не случилось. Сначала мешало расследование. Потом дело передали в суд, который длился бесконечно долго. Их то и дело вызывали для дачи показаний. Приговор Новиковой все сочли невозможно мягким. Ей дали всего десять лет. Но не им решать. После суда только-только выдохнули, как пошли разговоры о кадровых перестановках. И кандидатуру Хмельновой выдвинули на повышение. Какой уж тут отпуск?..
– Вот они! – воскликнула Верочка громким шепотом, тыча пальчиком в сторону двух мужчин, поднимающихся по лестнице.
Сережа с Димой, в строгих костюмах и белых сорочках, подошли, встали рядом.
– Думала, уж и не дождемся вас, красавчики, – не без ехидства воскликнула Рита. – А что такое? Я чувствую запах алкоголя? Сережа?
– Я нет, – со смехом замотал головой ее сын, выставляя ладони щитом. – Жених нервничает. Пришлось влить в него шампанского.
Читать бесплатно другие книги:
