Незримая жизнь Адди Ларю Шваб Виктория
Мадам Жоффрен потрясенно распахивает глаза, и Адди наслаждается произведенным впечатлением. Целый месяц она тщательно изучала благородные семейства Парижа и места их обитания, отвергнув фамилии, что неизбежно вызовут чересчур много вопросов. Наконец она отыскала древо с такими раскидистыми ветвями, где легко могла затеряться кузина. И хоть salonnire[22] гордится, что знает всех, к счастью, она неспособна запомнить их в равной мере.
– Ла Тремуй! Mais non![23] – восклицает мадам Жоффрен, но голос пронизан не недоверием, а лишь удивлением. – Придется отчитать Шарля за то, что утаил вас.
– Определенно, – с застенчивой улыбкой отзывается Адди, ведь она понимает, что этого никогда не случится, и добавляет, протягивая руку за книгой: – Что ж, мадам, мне пора. Я не желала повредить вашей репутации.
– Какой вздор, – отмахивается мадам Жоффрен, чьи глаза блестят от удовольствия. – Скандалы меня совершенно не пугают. – Она возвращает Адди книгу, однако прощаться не спешит. – Вы должны посетить мой салон. Ваш Дидро там будет.
На долю секунды Адди одолевает сомнение. В прошлый раз при встрече с мадам она совершила ошибку, изобразив ложную скромность, но с тех пор поняла, что salonnire предпочитает женщин, умеющих настоять на своем.
Адди радостно улыбается:
– С превеликим удовольствием.
– Превосходно, – кивает мадам Жоффрен. – Приходите через час.
Теперь следует ступать осторожно. Один неверный шаг – и все рухнет. Адди оглядывает себя:
– О, – разочарованно вздыхает она, – боюсь, я не успею добраться домой, чтобы переодеться, а мое платье, конечно же, не подходит…
Затаив дыхание, она ждет ответа мадам, но та протягивает ей руку:
– Не беспокойтесь, дитя, уверена, мои горничные отыщут вам что-нибудь подходящее.
Они вместе идут по парку, а служанка плетется позади.
– Почему мы раньше никогда не встречались? – удивляется мадам. – Я знаю всех, о ком стоит знать.
– О, я не из таких, – протестует Адди. – К тому же я приезжаю только на лето.
– У вас произношение урожденной парижанки!
– Требуется лишь время и практика, – отвечает Адди, и это, разумеется, чистая правда.
– Так вы не замужем?
Очередной поворот, очередное испытание. Адди называлась вдовой, замужней дамой, но на сей раз решает остаться свободной.
– Нет, – отвечает она, – честно признаться, хозяин мне не нужен, а равного я пока не нашла.
Своим изречением она вызывает улыбку мадам. Расспросы продолжаются на протяжении всего пути до рю Сен-Оноре, лишь там salonnire наконец отправляется готовиться к приему и отпускает Адди. Та наблюдает за ее уходом с долей сожаления. Теперь она сама по себе.
Служанки ведут ее наверх, вынимают из шкафа платье и раскладывают на кровати. Оно из парчи, с узорчатой сорочкой и кружевами, обрамляющими ворот. Адди бы такое не выбрала, но все превосходного качества: последний писк французской моды, который напоминает ей кусок мяса, обвязанный травами и приготовленный к запеканию.
Она усаживается перед зеркалом, поправляет волосы, прислушиваясь, как внизу открываются и закрываются двери. Дом гудит от прибывающих. Необходимо дождаться, когда наступит разгар приема и комнаты наводнят гости, тогда можно будет затеряться среди них. Адди в последний раз поправляет волосы и разглаживает юбки и, когда на первом этаже становится достаточно шумно и к голосам добавляется звон бокалов, спускается в главную залу.
В первый раз Адди попала в салон по счастливой случайности, ей не пришлось разыгрывать представление. Она была поражена в самое сердце, обнаружив место, где женщинам позволено говорить или, по меньшей мере, слушать, где они могут пребывать без сопровождения, и никто их не осудит и не станет обращаться снисходительно. Она наслаждалась угощением, напитками и обществом. Притворялась, будто находится в кругу друзей, а не среди чужаков. Пока, завернув за угол, не увидела Реми Лорана. Он сидел на скамеечке между Вольтером и Руссо, размахивал руками и что-то говорил. Пальцы его по-прежнему были запятнаны чернилами.
Увидеть его было все равно что запнуться, зацепиться ногтем о ткань. Миг, который выбил Адди из равновесия.
С возрастом ее любовник заматерел, и все двадцать восемь прошедших лет отпечатались в чертах его лица. На лбу от долгих часов чтения пролегли морщины, на носу поблескивали очки. Но когда разговор вдруг касался особенной темы, в глазах Реми вспыхивала искра, и он снова становился прежним мальчиком, страстным юношей, который приехал в Париж в поисках великих умов и великих идей.
Сегодня Реми нет.
С низкого столика Адди берет бокал вина и бродит из комнаты в комнату, словно призрак, незаметная, но свободная. Слушает и заводит приятные разговоры, понимая, что на ее глазах творится история. Повстречав естествоиспытателя, увлеченного морем, признается ему, что никогда не видела морских просторов. Следующие полчаса он потчует ее рассказами из жизни ракообразных. Это приятный способ провести день, а особенно ночь – в эту ночь более прочих Адди нуждается в подобном отвлечении.
Прошло шесть лет, и она не хочет думать об этом, не хочет вспоминать о нем.
Заходит солнце, и вино сменяется портвейном. Адди чудесно проводит время, наслаждаясь компанией ученых и литераторов.
Следовало бы заранее догадаться, что он все испоганит.
Словно порыв холодного ветра в залу врывается Люк. От обуви до галстука он затянут в серое и черное. Единственные вкрапления цвета – знаменитые зеленые глаза.
Они не виделись шесть лет, и то, что Адди испытывает при виде него, нельзя назвать облегчением, однако все же это самое близкое понятие. Словно тяжесть упала с плеч, и тело испустило вздох. Это не удовольствие, просто физиологически становится легче от того, что неизвестность сменяется определенностью.
Она ждала, больше ждать нечего. Теперь впереди только неприятности и лишения.
– Месье Лебуа! – приветствует мадам Жоффрен нового гостя.
Адди на миг задается вопросом – не случайное ли стечение обстоятельств эта встреча, вдруг мрак благоволит салону и воспитанию умов? Однако местные завсегдатаи поклоняются не богам, а прогрессу.
Но Люк уже безотрывно смотрит на нее, и в глазах его горит грозный огонь.
– Мадам, – произносит он достаточно громко, чтобы слышала Адди, – боюсь, вы чересчур широко распахиваете свои двери.
Нутро Адди леденеет, мадам Жоффрен немного подается назад, и разговоры несколько стихают.
– О чем вы?
Адди хочет скрыться, но салон переполнен, путь преграждают кресла и чьи-то ноги.
– Вот та дама! – Головы начинают оборачиваться к Адди. – Вы знакомы?
Разумеется, мадам Жоффрен с ней незнакома, уже незнакома, однако она слишком высокородна, чтобы признать промах.
– Мой салон открыт для многих, месье.
– На сей раз вы были слишком великодушны, – заявляет Люк. – Эта женщина – мошенница и воровк! Поистине испорченное создание. Даже нарядилась в одно из ваших платьев. Лучше проверьте-ка карманы и убедитесь, что она не стащила что-нибудь еще!
Вот так просто он взял и превратил ее игру в свою собственную. Адди поспешно устремляется к выходу, но мужчины уже заступают ей путь.
– Остановите ее! – кричит мадам Жоффрен.
У Адди нет иного выбора, кроме как, растолкав толпу, броситься к двери и выбежать из дома в ночь.
Разумеется, за ней никто не следует. Кроме Люка. Мрак шагает за ней по пятам, тихо посмеиваясь.
Адди оборачивается к нему:
– Я думала, у тебя есть занятия поважнее, чем докучать мне.
– Однако это так увлекательно…
– Ерунда! – качает головой Адди. – Ты испортил лишь один миг, один вечер, однако благодаря своему дару у меня будет еще миллион возможностей. Множество удобных случаев преподнести себя заново. Я могу вернуться туда хоть сейчас, и окажется, что твои обвинения уже забыты, как и мое лицо.
Зеленые глаза ехидно поблескивают.
– Полагаю, ты обнаружишь, что мое слово не забывается столь же быстро, как твое, – пожимает плечами Люк. – Конечно, они тебя не помнят, но идеи куда сильнее воспоминаний, они быстрее укореняются.
Примерно через пятьдесят лет Адди поймет, что он прав. Идеи сильнее воспоминаний. И она тоже способна их посеять.
X
16 марта 2014
Нью-Йорк
Вечер пронизан волшебством. Адди находит дерзкое удовольствие в обыденных вещах. Первый час она боится выдохнуть, готовясь к катастрофе, но где-то между салатом и основным блюдом, между первым бокалом и вторым наконец расслабляется. По одну руку от нее сидит Генри, по другую – Элис, в доме царит дружеская атмосфера веселья, и Адди почти начинает казаться, что все взаправду, что здесь ей самое место и она обычная девушка с обычным парнем на обычной вечеринке. С Беа Адди обсуждает искусство, с Джошем – Париж, с Элис – вино. Генри под столом кладет ей руку на колено, и все происходящее удивительно просто и мило. Хочется смаковать эту ночь, точно шоколад на языке, распробовать каждую секунду, пока та не растаяла.
Только Робби не выглядит счастливым, хотя Джош весь вечер делает попытки с ним флиртовать. Робби беспокойно ерзает, пытаясь привлечь внимание. Слишком много пьет, слишком быстро опорожняет бокал, не в силах усидеть спокойно хотя бы несколько минут. Похожую неугомонную энергию Адди замечала в Генри, но сегодня тот держится довольно непринужденно.
В какой-то момент Элис выходит в уборную, и Адди думает: вот оно. Костяшка домино, которая обрушит остальные. И действительно – вернувшись к столу, Элис смотрит на Адди с замешательством. Однако она предпочитает скрыть смущение, а не демонстрировать его, поэтому ничего не говорит, только трясет головой, силясь прочистить мысли, и улыбается. Наверное, гадает, не слишком ли много выпила, и позже, перед десертом, отведет Беатрис в сторону и пожалуется, что никак не может вспомнить имя незнакомки.
Меж тем Робби и хозяйка увлечены беседой.
– Беа, – стонет он, – разве нельзя просто…
– Моя вечеринка, мои правила! На твой день рождения мы отправились в секс-клуб в Бушуике.
Робби закатывает глаза.
– Это была тематическая музыкальная вечеринка эксгибиционистов!
– Это был секс-клуб! – хором восклицают Беа и Генри.
– Постойте, – Адди наклоняется вперед, – у тебя день рождения?
– Нет, – решительно отрицает Беа.
– Беа ненавидит дни рождения, – объясняет Генри, – поэтому мы до сих пор не знаем, когда она родилась. Самое близкое, что мы смогли угадать, это апрель. Хотя, может, и март. Или май. Поэтому каждая весенняя вечеринка может совпасть с днем ее рождения.
Беа делает глоток вина, пожимая плечами.
– Не вижу смысла. День как день. Зачем уделять ему столько внимания?
– Затем, чтобы получить подарки, – объясняет Робби.
– А я понимаю, – вмешивается Адди. – Лучшие дни – те, которые мы не планируем.
– Как там тебя зовут? Энди? – сердито косится Робби.
Она хочет поправить его, но буквы застревают в горле. Проклятие сжимает тиски, душит ее имя.
– Адди! – говорит Генри. – А ты ведешь себя по-свински.
За столом воцаряется нервная атмосфера. Элис, явно желая сгладить неловкость, пробует пирожное и заявляет:
– Генри, десерт просто восхитителен!
– Его Адди раздобыла, – улыбается он.
Этого достаточно – Робби вспыхивает как спичка, с шипением и треском. Тяжело дыша, он вскакивает из-за стола.
– Пойду покурю.
– Только не здесь! – возражает Беа. – Вали на крышу.
И Адди понимает: прекрасному вечеру настал конец, путь отрезан, потому что остановить Робби она не может. А пропав из вида…
Джош тоже встает:
– И я покурю.
– Тебе просто лень мыть посуду! – упрекает Беа, но они уже направляются к двери, с глаз долой из сердца вон.
«Вот так, – думает Адди, – в полночь заканчивается магия, а ты превращаешься в тыкву».
– Мне пора, – заявляет она.
Беа старается уговорить ее остаться, мол, она больше не позволит Робби ее обидеть, но Адди отвечает, что тот не виноват, просто день выдался долгий, спасибо за вкусную еду и чудесный вечер. Ну правда – ей и без того повезло, что она так далеко зашла и отлично провела время, увидела крошечный проблеск обычной жизни.
– Адди, стой, – пытается остановить ее Генри, но она быстро целует его и торопится прочь, вон из квартиры и вниз по ступенькам в темноту.
Вздохнув, она замедляет шаг. От внезапного холода на улице трудно дышать. Несмотря на все разделяющие их стены и двери, она ощущает тяжесть, что бросила Генри позади. Ей хотелось бы остаться. Когда он просил не уходить, надо было позвать его с собой, но заставлять Генри делать выбор нечестно. Он пророс корнями, а у нее есть только ветки.
И вдруг позади раздаются шаги. Адди останавливается и с дрожью, даже после стольких лет, ожидает Люка.
Люка, который всегда знал, когда ей больно.
Однако догоняет ее не призрак, а парень в запотевших очках и распахнутом пальто.
– Ты так быстро убежала! – говорит Генри.
– Но ты догнал, – отзывается Адди.
Возможно, она должна испытывать вину, но Адди лишь благодарна. Она привыкла все терять, но Генри по-прежнему здесь.
– Друзья иногда такие сволочи, правда?
– Ага, – поддакивает она, хотя не имеет подобного опыта.
– Прости, – вздыхает Генри, кивая на дом Беа, – не представляю, что на него нашло.
Но Адди отлично представляет.
Проживи достаточно долго, и люди будут казаться тебе открытой книгой. Робби – любовный роман. Сказка о разбитом сердце. Он явно сходит с ума от любви.
– Ты говорил, вы просто друзья.
– Так и есть, – кивает Генри. – Я люблю его как родного и всегда буду любить. Но я не… никогда…
Адди вспоминает снимок, на котором Робби прижимается к щеке Генри, о том, какое у актера было лицо, когда Беа сказала, что Адди и Генри вместе, и удивляется, как ее спутник до сих пор не догадался.
– Он все еще тебя любит.
Генри сдувается, как спущенный шарик.
– Знаю. Но не могу ответить взаимностью.
Не могу. Не «не хочу» или «не должен».
Адди смотрит прямо ему в глаза.
– Может быть, ты хочешь что-то мне рассказать?
Она не представляет, что он может рассказать, какая правда способна объяснить присутствие Генри в ее жизни, но на миг, когда он смотрит на нее, его глаза застилает слепящая печаль.
Но потом Генри притягивает ее в объятия, стонет и покорно говорит:
– Я так объелся.
И Адди, сама того не желая, смеется.
На улице слишком холодно, поэтому дальше они идут в обнимку. Она даже не замечает, как оказывается возле его дома, пока не видит синюю дверь. Но Адди так устала, Генри такой теплый, и уходить не хочется, да он ее об этом и не просит.
XI
17 марта 2014
Нью-Йорк
Адди доводилось просыпаться сотнями разных способов. То от корки инея, образовавшейся на коже, то от солнца, что грозило ее поджарить. В безлюдных местах или предполагавшихся таковыми. Под грохот битвы, под плеск волн, которые бились о корпус корабля, при звуках сирен и шуме города и в тишине. Как-то раз ее даже разбудила змея, забравшаяся ей на голову.
Но Генри Штраус будит ее поцелуями. Он сажает их один за другим, как цветочные луковицы, и те расцветают на ее коже. Адди улыбается и поворачивается к нему, кутаясь в его объятия, словно в плащ.
В ее голове звучит голос мрака:
«Без меня ты всегда будешь одинока».
Но она прислушивается к стуку сердца Генри, тихим интонациям его голоса, когда он шепчет ей в волосы, спрашивая, не проголодалась ли она.
Уже поздно, и ему пора в магазин, но он говорит, что «Последнее слово» по понедельникам не работает. Генри не знает, что Адди помнит маленькую деревянную табличку с графиком работы букинистического. Он закрыт только по четвергам.
Но Адди его не поправляет.
Они одеваются и идут в магазин на углу. Генри покупает сэндвичи с яйцом и сыром, а Адди направляется к холодильнику за соком. И вдруг она слышит звон колокольчика над дверью. Видит рыжеватую шевелюру, знакомое лицо – в помещение входит Робби.
И в этот миг ее сердце замирает. Так бывает, когда запинаешься и внезапно теряешь равновесие.
Адди умеет проигрывать, но сейчас оказалась не готова.
Она хочет остановить время, спрятаться, исчезнуть! Но не сей раз ей некуда деться.
Робби смотрит на Генри, Генри – на нее, и они словно заперты в треугольнике улиц с односторонним движением, сотканным из воспоминаний, потери памяти и невезения.
Генри обнимает Адди за талию, а Робби награждает ледяным взглядом и спрашивает:
– А это еще кто?
– Не смешно, – хмурится Генри. – Ты не протрезвел, что ли?
– Я что? – возмущается Робби. – Я никогда не видел эту девушку! И ты не говорил, что с кем-то встречаешься.
Все происходит словно автомобильная авария в рапиде. Адди знала, это неизбежно: сочетание участников, места, времени и обстоятельств совершенно катастрофическое.
Само существование Генри, ее удивительного и прекрасного оазиса, невероятно. Но он все же человек, а у людей есть друзья и семья, тысячи нитей, что связывают их с другими. В отличие от Адди, Генри был привязан всегда, ему не доводилось существовать в вакууме.
Поэтому их отношения были с самого начала обречены.
Но Адди все еще не готова.
– Мать твою, Роб, вы же вчера познакомились.
– Значит, вспомню, – глаза Робби темнеют, – только зачем – девок-то вокруг тьма.
Генри тут же шагает к нему, но Адди его опережает, хватает за руку и тянет назад.
– Стой, Генри.
Она поместила себя и его в такую красивую склянку и берегла ее… Но стекло треснуло, и влага сочится наружу.
Робби потрясенно взирает на Генри: предательство! И Адди его понимает – это нечестно. Всегда нечестно.
– Пошли, – зовет она, сжимая его руку. Генри наконец поворачивается к ней, и Адди умоляет: – Пожалуйста, идем со мной.
Они выходят на улицу. Спокойствие утра растаяло, забыто в магазине вместе с сэндвичами и апельсиновым соком.
Генри трясется от ярости.
– Извини, – ворчит он. – Робби та еще задница, но сегодня…
Адди закрывает глаза и прислоняется к стене.
– Он не виноват.
Можно было бы попробовать все спасти, удержать выскальзывающую из рук склянку, зажать трещины руками. Но надолго ли? Разве можно оставить Генри себе? Все равно он вскоре заметит проклятие…
– Он меня и правда не помнит.
Генри, определенно сбитый с толку, недоуменно хмурится:
– Как он мог тебя не запомнить?
Адди отвечает не сразу.
Легко быть честным, когда не можешь ошибиться, все равно твои слова никто не запомнит. Все, что ты бы ни сказала, останется лишь при тебе.
Но с Генри все иначе, он ее слышит и помнит, поэтому каждое слово вдруг обретает значение, и честность становится неподъемным грузом.
У Адди лишь один шанс.
Она могла бы соврать ему, как любому другому, но Адди боится, что, начав, не остановится. К тому же ей не хочется лгать Генри. Она так долго ждала того, кто услышит ее и увидит.
И Адди отчаянно бросается в пучину правды.
– Ты знаешь, что некоторые люди не различают лица? Смотрят на друзей и членов семьи, людей, которых знают всю жизнь, и не узнают их?
– В теории, конечно… – хмурится Генри.
– Ну, а у меня противоположная проблема.
– Ты всех помнишь?
– Нет, – качает головой Адди, – то есть да, но я не об этом. Просто люди меня забывают. Даже если мы виделись сотни раз. Просто забывают.
– Но в этом нет смысла…
Верно. Конечно, в этом нет смысла.
– Знаю, но такова правда. Если мы прямо сейчас вернемся в магазин, Робби меня не вспомнит. Ты представишь нас, но как только я отойду, пропаду у него из вида, он снова забудет.
– Но почему? Как?
Такие короткие вопросы. И чрезвычайно сложный ответ.
Потому что я дура.
Потому что я испугалась.
Потому что я была неосмотрительна.
– Потому, – говорит Адди, прижимаясь к бетонной стене, – что меня прокляли.
Генри хмуро взирает на нее из-за очков.
– Не понимаю…
Адди глубоко вздыхает, стараясь успокоиться.
И, раз уж решила сказать правду, продолжает:
– Меня зовут Адди Ларю. Я родилась в Вийоне в одна тысяча шестьсот девяносто первом году в семье Жана и Марты. Мы жили в каменном доме за старым тисом…
XII
29 июля 1764
Вийон-сюр-Сарт, Франция
У реки повозка с грохотом останавливается.
– Я и дальше могу подвезти, – говорит возница, сжимая поводья. – До деревни еще миля.
– Ничего, – отвечает Адди, – я знаю дорогу.
Чужак с повозкой может привлечь внимание, а она предпочла бы вернуться тем же путем, каким покинула деревню, каким когда-то познавала каждый дюйм этой земли: пешком.
Заплатив, она спускается на землю. Край серого плаща падает в грязь. Багажа у Адди нет, она привыкла путешествовать налегке. Вернее, привыкла расставаться с вещами так же легко, как ими обзаводилась. Так проще. Вещи слишком сложно сберечь.
– Выходит, ты здешняя? – спрашивает возничий.
Адди щурится на солнце.
– Да, – отвечает она. – Но давно не была дома.
Он осматривает ее с головы до пят.
– Не так уж давно.
– Ты не поверишь…
Он щелкает кнутом, повозка катится прочь, и Адди остается одна среди знакомой до последнего камешка местности. Там, где она не была пятьдесят лет.
Это вдвое дольше, чем Адди прожила здесь, но вот что странно – она все равно чувствует себя здесь как дома.
Адди не знает, когда и как ей пришла в голову мысль вернуться. Та просто нарастала внутри, как буря, с того времени, когда весна стала перетекать в лето, тяжесть накатывала, обещая пролиться дождем, затем на горизонте собрались тучи, и в голове прогремели раскаты грома, заставляя Адди отправиться в путь. Возможно, ее возвращение – своего рода ритуал. Способ очиститься, навсегда распрощаться с Вийоном. Возможно, двинуться дальше. Возможно, попытаться найти опору.
Здесь она не останется, это точно.
Читать бесплатно другие книги:
