Гладиаторы: Гладиаторы. Созвездие злобных псов Трофимов Ерофей

– Вот именно. Пусть попробуют улучшить стрелковое оружие. Идея обычного порохового заряда стара как мир, – поддержал его Матвей. – Так Рой останется у меня?

– Конечно. Я не хочу разбирать дела о съеденных во время экспериментов учёных, – усмехнулся проверяющий.

Протянув Матвею руку, он крепко пожал ему ладонь и, кивнув генералу Лоскутову, уселся в машину. Проводив его взглядом, Матвей присел рядом с собакой и, похлопав пса по мускулистому плечу, устало проворчал:

– Поехали домой, приятель.

Задумчиво смотревший на них Лоскутов неопределённо пожал плечами и, подумав, спросил:

– Что собираешься делать?

– В каком смысле? – не понял Матвей.

– Ну, одного из главных головастиков вы с Роем пришибли, так что весь проект теперь оказался под угрозой.

– Я не думаю, что всё так плохо, – вздохнул Матвей. – Вся беда в том, что их цели и ваши, как говорят в Одессе, – это две большие разницы. Вас и меня в том числе интересует прежде всего боевой аспект этого проекта. А их – научный. Думаете, им все эти проверки и повторения нужны, чтобы усилить силовую или какую-то ещё подобную составляющую? Нет. У них более высокие цели.

– Ну, я догадывался о чём-то подобном, – кивнул в ответ Лоскутов. – Но это не даёт тебе права отстреливать их, как тварей.

– И не собираюсь, – грустно усмехнулся Матвей. – Я только одного хочу. Чтобы они все запомнили, что стрелять в мою собаку я никому не позволю. Даже если мне придётся самому взяться за оружие.

– Это всё верно, но пристрелил-то ты не того, кто за пистолет схватился, а того, кому твой зверь руку отгрыз.

– Потому я его и добил. Слышал, как кости затрещали. У Роя хватка с усилием в несколько тонн, так что там даже восстанавливать нечего было бы. А не выстрели я, так он бы ему вообще клешню оторвал. Так что в любом случае он был обречён.

– Ты в этом уверен? – спросил генерал.

– Абсолютно. Рой же его за локоть взял, одновременно выкручивая руку назад. Так что плечевая кость раздроблена, словно по ней молотком прошлись, а мышцы и сухожилия, пятьюдесятью килограммами живого веса, просто порвались бы, как тряпки. Пёс же не просто тянет, он трепать начинает.

– Чёрт, ну и монстр, – проворчал Лоскутов.

– Не монстр, а нормальный боевой пёс, натасканный именно на серьёзную схватку с гуманоидом. Именно с гуманоидом, а не с себе подобными. Улавливаете разницу?

– Откровенно говоря, не очень, – честно признался генерал.

– Учить его драться с другими собаками нет смысла. Это он умеет изначально, от природы. А вот сражаться с теми, кто имеет руки и ноги, – это совсем другое дело. И именно этому я его учу всё это время. Учу так, чтобы, сцепившись с человеком, он как можно быстрее мог привести его в надлежащий вид. Тихий и печальный.

– И зачем так круто?

– Да затем, что человек может перехватить оружие другой рукой или ударить ногой. Здесь всё по-другому. Разница в росте, весе, способности к передвижению. Какой смысл хватать за горло, если в руке будет пистолет или нож? Кроме того, мне ещё нужно научить его уходить с линии стрельбы.

– Это как? – окончательно растерялся генерал.

– Собака движется к противнику не по прямой, а прыгая из стороны в сторону, сбивая прицел. Ну, так, словно он не нападает, а хочет поиграть. Это сбивает стрелка с толку и заставляет его нервничать, делать ошибки при стрельбе. Попасть в собаку, движущуюся таким образом, может только очень опытный, хладнокровный стрелок.

– Лихо. Странно, что я не слышал про такой способ, – удивился Лоскутов.

– Это описано в пособиях для дрессировки собак для службы в НКВД. Тридцатые – сороковые годы прошлого века.

– Очень интересно. И где же вы нашли эти пособия?

– В одной старой библиотеке. Ещё в институте мы поехали работать в стройотряд, и нас бросили на разборку старой библиотеки. У меня уже тогда была собака, и, наткнувшись на эти брошюры, я с большим удовольствием оставил их себе. Кстати, на каждой стоял гриф ДСП: для служебного пользования. А если учесть, что дело было не где-то, а в Коми, то сами понимаете, что им стоило верить.

– Ммм-да! Услышь я всё это до войны, тут же приказал бы проверить по нашим каналам. А теперь даже не знаю, стоит ли заводиться.

– А почему нет? Насколько мне известно, почти все библиотеки до войны были оцифрованы, а значит, такие данные должны были сохраниться на электронных носителях, – пожал плечами Матвей.

– Чёрт, а ведь верно, – усмехнулся генерал, от избытка чувств звонко прищёлкнув пальцами. – Нет, Матвей Иванович, я вас от себя точно не отпущу.

– Почему? – удивился Матвей. – В смысле, зачем я вам?

– Откровенно говоря, пока и сам не знаю, но чувствую, что пригодитесь, – улыбнулся Лоскутов.

– И чем мне это грозит? – насупился Матвей.

– Очередными приключениями. Меня настораживает только одно. Вы так легко впадаете в ярость и начинаете убивать, что это становится опасным для окружающих. Боюсь, мне придётся отдать вас на растерзание нашим мозгокрутам, чтобы избавить вас от этой мании.

– Это не мания, – тихо ответил Матвей, чувствуя, как в жилах закипает кровь. – Твари отобрали у меня всех, кого я любил. Даже собаку. И теперь, когда возникает хоть малейшая угроза этому щенку, я бью на опережение. Вы уже слышали мои слова: «Никто больше не убьёт мою собаку».

– Хорош щенок! Человеку руку оторвал и не замурлыкал, – усмехнулся генерал.

– Для меня он ещё долго будет щенком.

Отвечая генералу, Матвей так стиснул в кулаке брезентовый поводок, что погнул кольцо, которым к нему крепился карабин. Бросив быстрый взгляд на его сжатые кулаки, Лоскутов покачал головой и, ткнув пальцем в его сжатые костяшки, тихо сказал:

– Вот видите? А ведь мы всего лишь разговариваем.

– Это война, генерал. И не мне вам напоминать об этом, – глухо ответил Матвей. – Когда я начинал свою службу в СКС и пристрелил своего первого ксеноса, то поклялся, что не успокоюсь, пока не уничтожу по сотне этих тварей за каждую из моих девчонок.

– Я знаю, что это такое, но это не повод, чтобы становиться монстром. Даже из-за потери близких. Вы не один такой.

– Я знаю. Но это сильнее меня. Кроме того, я по профессии не солдат, а юрист, и моё оружие не автомат, а статья закона и умение быстро думать. Я не просил себе такой жизни и никогда не хотел убивать. Тем более людей. Даже таких.

– Таких? Каких таких? – настороженно спросил генерал.

– Подлых, жестоких, фанатичных. Я не пацифист и не благодушный интеллигент. Я обычный человек, живший своей обычной жизнью, но теперь я такой, каким стал. И все ваши мозгокруты, вместе взятые, не смогут меня изменить. Не потому, что я такой крутой, а потому, что этот пёс – всё, что осталось от моей семьи. Я не сумел защитить их, но я могу спасти его, и я это сделаю.

Голос Матвея звучал глухо, но в нём была такая сила и убеждённость, что Лоскутов, стоявший рядом с ним, невольно вздрогнул и отодвинулся в сторону. Это было бессознательное движение, но когда генерал понял, что именно сделал, то резко остановился и удивлённо уставился на проводника, стоявшего пред ним с опущенной головой и сжатыми кулаками. Казалось, что ещё немного – и Матвей просто бросится на него. Удивлённо качнув головой, генерал сунул руки в карманы и, помолчав, ответил:

– Значит, так. Сейчас отправляетесь домой и ложитесь спать. Оба. А утром всей командой в поиск. Но учти: от машины не отходить и в драку не влезать. Ваше с ним дело – вывести бойцов на тварей и проследить, чтобы ни один из них в живых не остался. Вопросы?

– Никак нет. Только разрешите до отъезда этого прикончить, – попросил заметно повеселевший Матвей, кивая на темнеющий лес.

– А ты кровожадный, Матвей Иванович, – вздохнул Лоскутов.

– Я уже всё объяснил, Александр Юрьевич.

– Сколько тебе времени потребуется, чтобы найти его?

– Думаю, минут за сорок управимся.

– Капитана с собой возьми.

– Не надо. Он безоружный. Сами разберёмся, – хищно усмехнулся Матвей, поворачиваясь к собаке.

– Рой, ищи. Эта тварь наша, – раздалась его команда, и спокойно сидевший пёс стремительно сорвался с места.

Развернувшись, Матвей ринулся следом за ним. Стоявший у машины капитан, увидев, как эта сумасшедшая парочка сломя голову ринулась в лес, быстро подошёл к генералу и, поглядывая на кусты, за которыми они скрылись, быстро спросил:

– Разрешите подстраховать, господин генерал. Хрен его знает, что эта тварь придумать может.

– Отставить, капитан. Пусть они пары выпустят. Да и неизвестно ещё, кто кого прикрывать должен. У него собака, а у тебя только автомат и кулаки. Сам понимаешь: получишь по дурной башке поленом – лови его потом, вооружённого.

Мрачно насупившись, капитан Миша напряжённо посмотрел в сторону леса и, помолчав, тихо спросил:

– А если тварь на дерево заберётся и сверху на него кинется?

– Не гони волну, капитан. Не тот человек наш Матвей, чтобы позволить какой-то твари на себя с деревьев прыгать. У меня такое впечатление сложилось, что он и сам не хуже своей собаки ксеносов чует. Совсем озверел с этой службой.

– Побольше бы нам таких озверевших – уже бы и войну закончили, – мрачно проворчал в ответ капитан, не отводя взгляда от зарослей.

Два выстрела прозвучали хлёстко, словно кто-то взмахнул бичом. Ещё через десять минут кусты рядом с командным пунктом учебного центра затрещали и оттуда вышли Матвей и Рой. Бросив быстрый взгляд на часы, генерал удовлетворённо качнул головой и с довольным видом констатировал:

– Двадцать две минуты на всё. Лихо.

– Тренировки своё дело сделали, – пожал плечами Матвей. – Мы с Ройкой эти кусты уже как свою избу изучили. Так что он меня не по следу, а по пеленгу на цель вывел. А эта погань так оборзела, что уже и не прячется. Сидит себе под деревом, на земле кружочки рисует. Декадент. Но он больше так не будет.

– Он, по-моему, вообще больше никак не будет, – усмехнулся капитан.

– Мы старались, – в тон ему ответил Матвей, и генерал, услышав его ответ, от души расхохотался.

– Всё, братцы. Валите домой. Надоели, видеть больше ваши рожи не могу, – сквозь смех приказал он.

Улыбнувшись в ответ, бойцы не спеша направились к своему «уазику». Бросив на Мишу задумчивый взгляд, Матвей неопределённо пожал плечами и спросил:

– Ну, наши рожи ему вполне надоесть могли, а на твою маску-то он чего взъелся? Может, тебе её постирать надо?

Услышав его слова, капитан просто зашёлся от хохота. Бойцы, дисциплинированно сидевшие в машине, принялись удивлённо переглядываться, с подозрением посматривая на своего командира. Усевшись на сиденье, Матвей с усмешкой покосился на всё ещё хохочущего капитана и, повернувшись к водителю, коротко скомандовал:

– Домой.

Кивнув, водитель запустил двигатель, и старый рыдван, гремя и поскрипывая, покатил в сторону деревни. Кое-как успокоившись, Миша с размаху хлопнул Матвея по плечу, едва не смахнув его на пол, и, повернувшись к своим бойцам, сказал:

– Завтра в поиск, парни. Так что ночевать будем в деревне.

– Слава те господи! Неужели отпустили? – проворчал один из бойцов.

– Его благодарите, – кивнул на Матвея капитан. – Да ещё вот эту зверюгу. Сами видели, что они сегодня устроили. Не знаю, что уж он там генералам наговорил, но Лоскутов нас завтра в поиск отправляет.

Бойцы заметно оживились, вполголоса обсуждая будущий день. Пользуясь тем, что внимание бойцов было отвлечено от него, Матвей откинулся на борт машины и, прикрыв глаза, принялся вспоминать их с генералом разговор. Его очень неприятно царапнул тот факт, что генерал считал его неуправляемым монстром, которому самое место в дурдоме, и, если бы не война, он бы с удовольствием туда Матвея и отправил. Почувствовав его настроение, Рой положил тяжёлую башку ему на колени, и Матвей, автоматически погладив его, услышал:

«Ты хороший. Я не работать с другим»/

Эта короткая, обрывисто сказанная фраза пронзила Матвея, словно пуля. Усталость, напряжение, злость, пережитые за этот длинный день, смешались в один жуткий коктейль. Спазм, перехвативший горло проводника, заставил его судорожно вздохнуть. Матвей боялся открыть глаза, чувствуя, что под плотно сжатыми веками закипают слёзы.

– Ты чего, братишка? – настороженно спросил капитан, наклоняясь к Матвею.

– Ничего, Миша. Всё в порядке, – тихо ответил Матвей, усилием воли сдерживая себя.

– Своих, что ли, вспомнил? – не унимался капитан.

– Ага, – кивнул Матвей, решив не вдаваться в подробности.

Не объяснять же этому громиле, никогда в жизни не имевшему дело с собаками, что его только что пожалел его собственный пёс, откровенно сказав, что любит его. Для таких, как Миша, подобные отношения были чем-то странным, если не сказать хуже. Нет, он, безусловно, принимал все плюсы и хорошие стороны подобного симбиоза, но влезать в него лично – увольте!

– Бывает, – тем временем продолжал гудеть Миша. – Я вот стариков своих потерял. До сих пор простить себе не могу, что не увёз их из города. Всё некогда было. Крутился как белка в колесе. То одно, то другое… А сейчас, как назад оглянешься, понимаешь: ведь ерунда всё было. Лучше бы стариков на дачу увёз, глядишь, и живы были бы.

– Знал бы, где упадёшь, – вздохнул Матвей, медленно приходя в себя.

– Это точно, – кивнул в ответ капитан. – Слушай, может, вечером посидим, отметим наше избавление от головастиков и тому подобной напасти? – спросил он, звучно щёлкнув себя по горлу.

– «Шило»? – с лёгкой улыбкой спросил Матвей.

– Обижаешь, братишка. «Конинкой» побалуемся. Мы тут месяца четыре назад один магазин зачищали, а там в подвале куча ящиков неразбитых стоит. Ну, мы с ребятами и позаимствовали немного. Не пропадать же добру.

– Паленый, небось, – проворчал Матвей.

– Ну ты и привереда! Настоящий. Магазин фирменной торговли. Там подвалы глубокие, для сохранения температурного режима. Даже ящики фирменные. Вот кое-что и уцелело.

– А нас за задницу не возьмут за такие шутки? Под мародёрство подвести запросто можно.

– А кто подводить-то будет? Прокурорские, что ли? Так они нас как огня боятся. У самих рыло в таком пуху, что за всю жизнь не отмыться. А тару мы завтра в развалинах похороним. Так что? Заведёмся? – с явным азартом поинтересовался капитан.

– Да и хрен с ним. Давай, – решительно кивнул Матвей. – Я на себя уже столько навешал, что от пары бутылок «конины» – ни холодно, ни жарко.

– Да брось ты, – отмахнулся Миша. – Прокурорские от тебя сами теперь шарахаться будут. Им очень серьёзно указали, чтобы держались от вас обоих подальше.

– С чего это вдруг? – спросил Матвей.

– А с того, что ваша пара лучше всех работает. Показатели такие, что аж зашкаливают. Я краем уха слышал, как Лоскутов проверяющему докладывал.

– Кстати, о птичках. Что это за гусь был, не знаешь?

– Какой-то генерал-лейтенант. ФИО мне не известно. Сам понимаешь: не сообщили, значит, и знать не положено. Думаю только, что это лицо, очень приближённое к самым верхам. Да ладно, уехал, и хрен с ним.

– Как-то ты не очень правильно ко всему этому относишься, – задумчиво протянул Матвей.

– Всё просто, братишка. Устал я от всех этих приседаний и реверансов. Я боевик, а не дипломат. Моё дело – стрелять, минировать, уничтожать, а не перед начальством трепака выплясывать. Уволить не уволят, а в нашем деле и день-то пережить – проблема. Куда уж планы строить!

– Согласен. Ладно, тогда давай жить как в последний день, и – гори оно всё синим пламенем, – усмехнулся в ответ Матвей.

– Вот это по-нашему, – рассмеялся Миша, наградив его ещё одним увесистым хлопком по плечу.

Добравшись до деревни, парни загнали машину во двор и, отодвинув хозяев в сторону, сноровисто принялись готовить немудрящую закуску. Спустя час в доме началась обычная мужская пьянка. Добытый бойцами коньяк и вправду оказался настоящим! Где эти прохиндеи умудрялись прятать его, Матвей так и не понял, но бутылки появлялись на столе регулярно – по мере их опустошения. Утром, несмотря на количество выпитого, всё отделение бодро готовилось к выходу в поле. Даже Матвей, не большой любитель спиртного, чувствовал себя вполне уверенно. Добравшись до базы, бойцы пересели в ставший уже родным БМП и, доложившись начальству, покатили в сторону города.

Заместитель директора регионального отдела ФБР Смит Саллеван стоял навытяжку перед сенатором Стейрис и тихо мечтал заполучить в руки свой любимый «магнум», чтобы закончить это бесконечное и глупое разглагольствование одним выстрелом. Его, человека, прослужившего своей стране почти всю сознательную жизнь, распекал какой-то придурок, ни черта не смысливший в обеспечении безопасности этой самой страны. Хотя по нынешним временам от той могучей сверхдержавы мало что осталось. И самое неприятное, что никто не мог ничего поделать. Все оставшиеся в живых учёные были собраны в нескольких бункерах, построенных на случай ядерной войны, и обеспечены всем необходимым для изучения свалившихся на планету гуманоидов. Но пока безрезультатно. Судя по всему, до этого зажравшегося индюка такой скорбный факт так и не дошёл. Сенатор вёл себя так, словно ничего не произошло и он сидит в своём кабинете в Вашингтоне. Нужно было отдать должное секретной службе, обеспечивавшей безопасность руководящей верхушки страны. Первый удар ксеносов пришёлся на Нью-Йорк, и парни из охраны успели вывезти почти всех, заседавших в Белом доме.

И вот теперь Саллеван вынужден был выслушивать всю эту несусветную чушь, стараясь удержать на лице подобающую случаю мину. Сидевший перед ним сенатор с самодовольным видом пенял ему на то, что у одного из первых лиц агентства до сих пор нет всей необходимой информации и он не может ответить на такой простой вопрос: что происходит в других странах? Больше всего его интересовало происходящее в Европе и России. Его, видите ли, не устраивает тот факт, что отправленный в Россию агент не может выйти на связь просто из-за отсутствия таковой. Все спутники, обеспечивавшие на орбите связь между континентами, были уничтожены ксеносами после того, как проклятые русские умудрились активировать один из своих старых спутников и, разогнав его, уничтожить один из кораблей пришельцев, устроив самое настоящее космическое ДТП. Несколько выпущенных баллистических межконтинентальных ракет были подняты на орбиту и активированы, после чего пришельцы старательно сбивали буквально всё, что пыталось оторваться от земли. Кстати, до такого использования ракет тоже додумались именно русские, но положения это не спасло.

Слушая тупую болтовню сенатора, Саллеван старательно припоминал все ключевые моменты этой странной войны, пытаясь понять, как такое вообще могло произойти. Столько лет кичиться тем, что в стране самая лучшая система ПВО, самые мощные ракеты, система НАСА, НОРАД, – и всё это не смогло спасти страну от практически полного уничтожения. Ведь пришельцы сумели за несколько дней почти уничтожить все индустриальные центры Земли. Вздрогнув, Саллеван неожиданно понял, что слишком сильно задумался и сенатор уже несколько минут дожидается ответа на какой-то свой вопрос. Озадаченно посмотрев на этого напыщенного индюка, Саллеван вздохнул и неожиданно для себя произнёс:

– Херня это всё.

– Что?! – взвизгнул от избытка чувств сенатор. – Да как вы смеете?! Вы понимаете, что говорите?!

– Вполне. Как понимаю и то, что отдал безопасности этой страны лучшие годы своей жизни, а такие болтуны, как вы, просто просрали её, побоявшись вовремя использовать весь военный потенциал. А теперь по вашей команде я вынужден отправлять в неизвестность неподготовленных ребят. Из всех, кто работал у меня в русском отделе, осталось только двое. Две девчонки из эмигрантов второго поколения. Да, они владеют языком, но понятия не имеют об оперативной полевой работе. Кроме того, я не уверен, что им под силу проделать тот же путь, которым ушёл последний агент. Через всю страну – на собачьей упряжке, а потом на лыжах. Всё. Нам больше некого туда отправлять. И если честно, сэр, я не вижу необходимости вообще делать это. Если вам так хочется кого-то распекать, то обратите своё внимание на учёных, которые вот уже три года не могут обеспечить нас необходимыми данными для борьбы с пришельцами.

Закончив свою бурную речь, Саллеван круто развернулся и вышел из кабинета, не спрашивая разрешения и вообще не обращая внимания на то, что стало с высоким начальством. Это был конец его карьеры, и он ни о чём не жалел. Столько лет рвать зубами всех, на кого указывали, и теперь оказаться у разбитого корыта, скрываясь в подземных бункерах, словно крыса в норе. Только теперь, высказав в лицо этому индюку всё, что думает, Саллеван понял, насколько он устал от всего этого, и испытал настоящее чувство облегчения, сообразив, что смело может готовить все текущие дела к сдаче. После такого демарша его не просто уволят, а с треском вышибут из агентства, быстренько найдя кого-то молодого и ретивого. Он едва успел добраться до своего кабинета, когда его секретарша Бекка, вбежав с квадратными от удивления глазами, сообщила, что его срочно вызывает к себе директор агентства. Чуть усмехнувшись, Саллеван кивнул и, выходя в коридор, тихо сказал:

– Готовьтесь встречать нового шефа, мисс Ребекка. Похоже, ваш старик выходит в тираж.

Уже в коридоре, услышав её растерянное аханье, он тряхнул головой и, небрежным жестом распустив узел галстука, решительно направился на пятый, самый нижний уровень бункера. Именно там располагался кабинет директора некогда всемогущей конторы. Войдя в ярко освещённую приёмную, он молча кивнул молодому агенту-секретарю и, остановившись у стола, сказал, продолжая улыбаться:

– Мне сообщили, что шеф желает меня видеть.

– Одну минуту, мистер Саллеван, – ответил секретарь, снимая трубку телефона.

Смит по достоинству оценил его выдержку, когда парень даже не вздрогнул, услышав столь фамильярную фразу от старейшего заместителя директора. Быстро доложив о прибытии Саллевана, он выслушал ответ и, положив трубку, улыбнулся своей фирменной дежурной улыбкой: