Тень на плетень Алешина Светлана
– Вы, Ольга Юрьевна, наверное, подумали: «А зачем он пришел?» – спросил меня Розенкранц. – Не буду вас томить, уважаемая Ольга Юрьевна, я пришел просить у вас помощи!
– Гороскопы составлять не умеем, – призналась я, – но возьмемся, если нужно!
Розенкранц рассмеялся:
– Я сам специалист по гороскопам вообще и натальным картам в частности. Могу вам кратко или подробно, по желанию, рассказать о системах Региомонтана, Индуистской школе локаята или червака-вайшешика. Кармический гороскоп – тоже не проблема…
Я из приличия покивала, делая вид, что разбираюсь в предъявленных мне иероглифах, и вопросительно посмотрела на Розенкранца. Когда к делу-то перейдешь, волшебник? Дама заскучала.
– Мне кажется, вам стало немного скучно, – сказал Розенкранц, укладывая ладошки на стол и продолжая улыбаться, но почему-то не становясь от этого симпатичнее. – Перехожу к делу. Сначала немного теории. Чуть-чуть, только не волнуйтесь. Итак. Седьмого июля две тысячи второго года в три часа утра по Москве произойдет долгожданный конец света.
Розенкранц замолчал и лечезарно посмотрел на меня.
– Это теория? – спросила я. В моем понимании это сообщение было из разряда сказочек. Но, с другой стороны, если сказка – это то, чего нет и быть не может, то все-таки она ближе, конечно, к теории, чем к практике.
– Пока да, – совершенно серьезно сказал Розенкранц. – В три часа ноль одну секунду это станет практикой. Произойдет смена космических эонов. Это на тонком плане. Здесь в нашем измерении тайфун, цунами, сдвижка тектонических плит, как следствие этого всеобщее варварство, примитив, зарождение новой цивилизации. Наша цивилизация станет Шумером, Эламом, Древним Египтом для далеких потомков. Со временем, конечно.
– А наши книги станут глиняными табличками, – подсказала я, – понятно.
– Не суть важно, – небрежно заметил Розенкранц, показывая, что тема глиняных табличек его не волнует. – Важно то, что большая часть США уйдет под воду, Англия – туда же, Южная Италия – почти вся тоже. От Японии останется несколько островков. Вершина Фудзи, конечно же, будет самым главным островом. Из космоса Япония и сейчас смотрится не очень презентабельно, а после третьего июля… – Розенкранц задумчиво обвел мой кабинет взглядом и после секундного размышления выдал метафору: – Она будет выглядеть как горсть семечек, брошенная на голубой ковер океана. – Словно извиняясь, Розенкранц объяснил: – Мой язык очень метафоричен, потому что оккультизм – это поэзия, поэзия о живом мире вокруг нас и о живых нас в нем.
Я почувствовала, что мне срочно нужно закурить, иначе… не знаю, что иначе, но я почувствовала опасность. Мне стало казаться, что Розенкранц сумасшедший, и сегодняшний день имеет все шансы стать отнюдь не самым счастливым в моей жизни. Это он верно предсказал, негодяй.
– Вы, наверное, подумали, что я сумасшедший? – спросил Розенкранц и покачал головой, словно слову сумасшедших можно верить. – Ради бога, думайте, я не обижаюсь. Я никого не заставляю верить в мои слова, достаточно, что я сам верю в истинность того, что говорю. И не я один, в общем-то. Из известных людей такого мнения придерживались мессир Нострадамус, например, потом… ну, в общем, не суть важно, – снова повторил он.
– Да уж, – охотно согласилась, больше всего желая, чтобы он скорей закончил.
– Я почти заканчиваю со вступлением, – честно глядя на меня, пообещал Розенкранц, – еще только пару фраз скажу. Или тройку. Это недолго. Итак. Конец света, понимаете ли, будет неокончательный…
– Слава богу, – тихо порадовалась я, вынимая из пачки сигарету и закуривая.
– Что вы сказали? А, ну да, конечно. – Розенкранц быстро перекрестился и продолжил: – Вся Великорусская равнина останется практически без повреждений, потому что отцы наши уже пережили свой конец света и отстрадали и за себя, и за своих предков, и за своих потомков. За нас то есть. Вот так.
– Это все? – холодно спросила я. Сигарета вернула мне душевное спокойствие, и я собралась уже расставить все точки над «i».
Розенкранц, видимо, поняв, что его могут выгнать, если он не перейдет к серьезному разговору, умоляюще сложил ладони перед грудью и просительно проговорил:
– Почти. Одна фраза еще.
Я сурово кивнула.
Розенкранц заговорил торопливо, глотая окончания и нечетко проговаривая некоторые слова:
– Существует так называемый треугольник Чистоты. Некоторые школы, например Мюнхенская школа парапсихологии, еще называют его треугольником Силы. Это мистическая формула означает территорию, внешне похожую на треугольник: внутри этого треугольника сохранится все без изменений в тот страшный день. Ничего практически не пострадает, и никто не пострадает. Одна вершина этого треугольника – в Тарасове. Точнее даже могу сказать. Она находится в районе второй городской больницы. Вот теперь с теорией все, Ольга Юрьевна.
Я подозрительно посмотрела на Розенкранца.
– Вы хотите, чтобы мы выступили с этим… вашим сообщением в газете? – спросила я, прикидывая, как бы повежливее послать к черту этого необычного посетителя.
Мне по работе приходилось встречаться с разными людьми, и если сначала я еще стеснялась, то потом поняла, что без некоторой жесткости, увы, не обойтись. Если выслушивать целыми днями всех прожектеров, то не хватит ни сил для жизни, ни времени для работы. Но на мое предположение о публикации апокалиптических прогнозов господин Розенкранц отреагировал отрицательно.
– Ни-ни-ни, уважаемая Ольга Юрьевна! – запротестовал он. – И мыслей у меня таких не было. Если только вы сами заинтересуетесь и захотите, то конечно же, а так – зачем?
Розенкранц пожал плечами, а для наглядности своего отрицательного отношения еще и помахал руками.
– Имеющий уши да слышит, Ольга Юрьевна, – немного напыщенно сказал он, – имеющий глаза да видит. К сожалению, люди склонны замечать летящий камень только в тот момент, когда он падает им на голову. Увы, таковы реалии. И не людей за это винить…
– А кого же? – спросила я, безнадежно тоскуя и понимая, что, похоже, попалась. – Колдунов?
– В каких-то случаях да, безусловно, в каких-то – судьбу. Сами люди часто закрывают глаза на опасности, но это следствие не сегодняшней их жизни, а грехов и неправедных поступков в прошлых реинкарнациях. Так, следовательно, о деле, – очнулся Розенкранц. – Я долго вам говорил во вступлении о паранормальных явлениях не просто так, Ольга Юрьевна, а для того, чтобы вы поняли смысл моей просьбы и значение ее для меня. Я в ваш великолепный город направлен своей академией в командировку для изучения участившихся аномальных явлений.
Он замолчал, выжидательно глядя на меня.
– И сильно они участились? – совершенно равнодушно спросила я, заминая сигарету в пепельнице. Мне почему-то стало грустно и одиноко. Вот ведь как: придет незнакомый человек, наговорит какой-то ерунды, и станет на душе то ли тоскливо, то ли пусто.
– Происходит все как положено, – ответил Розенкранц, – мы это давно предсказывали. Перед концом света как раз на границах, а тем более на вершинах треугольника Чистоты так и должно происходить. Хочу вас поблагодарить, Ольга Юрьевна, за то, что вы терпеливо меня выслушали. Я думаю, в милиции так терпимо не стали бы относиться к моим словам. Варвары там средневековые и темные души работают.
– А при чем тут милиция? – удивилась я, заподозрив, что Розенкранц находится в розыске. Я подозрительно посмотрела на его визитку. Можно без проблем самому нашлепать такие, и, кроме того, не знаю, как другие, а я понятия до сего дня не имела о существовании этой академии. Хотя сейчас их развелось неимоверное количество…
– А вот мы и добрались, наконец, до сути. Понимаете ли, мне для дальнейшего изучения статистики аномальных явлений нужны будут некоторые факты некоторых же происшествий. Эти происшествия разноплановые, некоторые из них числятся даже по уголовному делу. Ну это так органы наши считают, я-то, а теперь и вы знаем, в чем тут дело. Произошел просто выброс энергии в определенной точке пространства-времени, и если кто-то из людей случайно оказывается рядом с этим местом, то бедняге не повезет: он может и погибнуть. Однако может произойти и один из вариантов телекинеза, то есть переноса объекта из этого места и времени в какое-то другое. Но ведь это не всем объяснишь!
Я нахмурилась, потерла виски пальцами и снова ничего не поняла. Что же он от меня хочет наконец?
– А хочу я, Ольга Юрьевна, – словно нарочно демонстрируя, как легко он ориентируется в моих мыслях, проговорил Розенкранц, – по каналу культурного обмена, фигурально выражаясь, получить от вас информацию не секретную, не тайную, не государственной важности, но вы ее можете добыть, а я нет, по причинам вышесказанным.
– Ой, вы уж извините меня, Игнатий… – Я заглянула в визитную карточку, но отчества там не обнаружила.
– Валерианович, – подсказал мне Розенкранц, – именно так: Игнатий Валерианович. Мы из поляков, поэтому и имя такое, для русского слуха не очень привычное.
– Игнатий Валерианович, – официальным тоном произнесла я, – я не понимаю, что конкретно вы хотите. Вы же пообещали, что с теорией закончили, а до дела так и не дошли.
– Извините и не судите строго! – засмущался Розенкранц. – Это привычка профессионального лектора: наобещать, потом под обещание подпустить нужных фактов, пока внимание напряжено, ну и только потом выдать обещанное. Но я старался говорить максимально коротко, максимально! А теперь излагаю суть, после того как вы поняли, что собой представляет моя работа. Одним словом, вчера произошло одно происшествие, которое может заинтересовать нашу академию в том аспекте, о котором я вам говорил. Произошло якобы преступление. По крайней мере, так считают те, кому положено так считать. – Розенкранц со значением взглянул на меня, положив два пальца себе на плечо. Я кивнула, демонстрируя понимание.
Он продолжил:
– Я бы хотел попросить, если у вас имеется такая возможность, узнать максимум открытой информации на этот счет. В ответ обязуюсь упомянуть ваше имя и название вашей газеты в моей новой книге «Протополеменон Апокалипсиса». Если пожелаете, я могу на самых льготных условиях консультировать лично вас и вашу газету. Гороскопы, предсказания и прочее, и прочее. Через пару месяцев в Петербурге будет семинар по…
– Остановитесь, пожалуйста! – Я не сдержалась и почти крикнула. Извинившись, я нервно выудила из пачки еще одну сигарету и постучала ею по столешнице. – Какое происшествие вас интересует? – прямо спросила я.
– Падение с моста машины некоего Будникова, – поспешно ответил Розенкранц, видимо, серьезно меня испугавшись. Он весь как-то жалко сжался на стуле, даже втянул голову в плечи.
– Насколько мне известно, тело не найдено. Это сообщалось по телевизору, – пролепетал он, жалобно заглядывая мне в глаза. – Как раз в том месте и примерно в то время, по нашим расчетам, произошло открытие временного канала, и этот Будников мог провалиться в любое другое время и не вернуться из него. Или вернуться, но с полной потерей памяти. Это мне весьма интересно.
Я даже прикурить забыла, услышав о столь неожиданной версии событий.
– То есть вы думаете, что здесь… как бы это… – медленно проговорила я, подыскивая нужное слово, – нечисто?
– Вот именно! Вот именно! – радостно воскликнул Розенкранц. – Термин не совсем точен, но он отлично отображает суть явлений. Нечисто! И я…
В этот момент в кабинет вошла Маринка. Не знаю, что ей понадобилось, но я ее приходу искренне обрадовалась. Она могла меня выручить и избавить от этого мага и астролога.
– Что-то случилось? – с надеждой спросила я.
– Случилось, – сухо ответила Маринка. – Ромка звонил. – И что?
Звонок от Ромки вовсе не был тем событием, о котором можно было бы сказать «случилось». Я внимательно посмотрела на Маринку: не шутит ли по своей дурацкой привычке? Она не шутила и сразу объяснила все:
– Он в больнице лежит. Сломал ногу. Говорит, что какая-то чертовщина с ним случилась.
– Что? – переспросила я и уже по-другому взглянула на Розенкранца.
Тот, подняв брови, уставился на меня.
– Я поняла, что вам нужно, Игнатий… Игнатий Валерианович, – быстро сказала я. – Поняла и думаю, что смогу вам помочь по мере своих возможностей.
– Буду искренне вам благодарен. – Розенкранц встал и несколько театрально поклонился. – Телефон в визитке указан сотовый, он всегда со мною, так что вашего звонка я буду ждать ежеминутно. И, если позволите, сам нарушу ваш покой… как-нибудь позже…
– Конечно, конечно, – ответила я, – тем более что, с одной стороны, я не вижу ничего из ряда вон выходящего в вашей просьбе, а с другой стороны, не думаю, что для меня это будет большой сложностью, потом… – Я хотела еще сказать, что этим делом я уже и сама заинтересовалась, но решила все же этого не говорить. А то обрадуется еще, волшебник, и снова зарядит лекцию на час, а у меня уже просто сил нет слушать его разглагольствования.
Розенкранц еще несколько раз поклонился, шаркнул ножкой и наконец исчез. Я перевела дух с облегчением.
– Кто это был? – спросила меня Маринка, когда за Розенкранцем закрылась дверь.
– Потом. Все потом, – ответила я, – что с Ромкой? Рассказывай подробнее.
– А не знаю я никаких подробностей, – пожала плечами Маринка и села на тот стул, на котором только что восседал декан чего-то там оккультного. – Это все, что он мне сказал. Добавил еще, что гипс ему наложили и согласны отпустить домой. Если мы за ним приедем, то сможем забрать.
– Значит, едем. – Я встала и вышла из-за стола.
Маринка взяла визитку Розенкранца в руки и прочитала ее.
– Ну ни фига себе! – присвистнула она. – Это он был, да?
– Он, он, – ворчливо ответила я, собирая свою сумку.
– Так ты ему гороскоп заказывала?! – возмутилась Маринка. – Вот зараза! А мне не могла сказать? Мне тоже надо!
– Ничего я ему не заказывала! – рявкнула я. – Он сам пришел.
Я улыбнулась и уже миролюбиво произнесла:
– Помнишь эту фразу из «Бриллиантовой руки»: «Не виноватая я, он сам пришел!»?
– И что ему было нужно, если он сам пришел? – не унималась Маринка. Зажав в руке визитку, она бросилась за мною.
– Он, представляешь, тоже интересуется делом Будникова, – сказала я, выходя в коридор, – говорит, что это все чертовщина.
– Да это и козе ясно! – с такой возмутительной интонацией вякнула Маринка, что я остановилась на полпути.
Сергей Иванович удивленно выглянул из-за своего монитора, услышав наши с Маринкой разговоры.
– Что ясно? Что ясно? – воскликнула я.
– А ты сама будто не понимаешь! – распалилась Маринка – Сергей Иванович же все рассказал, а выводы сделать из его слов проще простого. Это все покойники!
Я посмотрела на Сергея Ивановича, он – на меня, и затем мы вдвоем уставились на Маринку.
– Чего? – медленно спросила я. – Какие еще покойники? Ты ужастиков пересмотрелась?
– Ну да! – Маринка обозлилась и даже покраснела. – Про кладбище-то помнишь? Ну, то-то. Они и коммуну сожгли! А теперь жильцов дома уничтожают по одному. Дом-то кирпичный, его сжечь не получается, поэтому они так и будут уничтожать их по одному, пока весь дом не опустеет. А потом, может, и сами переселятся туда!
Я подошла к Маринке и осторожно приложила ладонь к ее лбу.
– Холодный – произнесла я задумчиво.
– А ты думала, я брежу? – высокомерно ухмыльнулась она, воображая себя наверняка Миклухо-Маклаем среди папуасов. – Держи карман! Я сразу почувствовала, что здесь что-то не то.
– Я не про бред, – серьезно сказала я, – я про то, что лоб у тебя холодный.
– Ну и что? – не поняла Маринка.
– А то, – угрожающе продолжила я. – Лоб у тебя холодный, и заговаривать ты стала о покойниках, чего за моей Маринкой не наблюдалось. Она, насколько я помню, покойников боялась. Ты сама, наверное, покойница, а притворилась Маринкой! Влезла в ее тело, а Маринкину душу сунула куда-нибудь в подземелье! Я такое в одном фильме смотрела… Точно! – крикнула я. – А сегодня же полнолуние!
– Да пошла ты, – обиделась на меня Маринка, – мне и так не по себе, а еще ты пугаешь.
Глава 3
Мы с Маринкой и с пакетом фруктов, которые были закуплены по Маринкиному настоянию, подъехали к корпусу травматологии второй городской больницы приблизительно через сорок минут.
Выходя из машины, я все еще никак не могла успокоиться.
– Ну зачем ему фрукты, Марина, если мы его сейчас или через полчаса, неважно, отвезем домой?
– Отстань от меня! – прикрикнула раздраженная Маринка. – Сами съедим, если он откажется! Я сама, например, не против бананов!
– Ну, так и скажи, что ты их себе купила, – не успокаивалась я, – и нечего тут сочинять про заботу о болящих сотрудниках!
Маринка фыркнула, мотнула головой и замолчала. Мы прошли в приемный покой, узнали все, что нам было нужно, и почти без труда прорвались внутрь корпуса.
Белые халаты, выданные нам невзрачной дежурной девушкой, читающей покетбук Сергея Маузера, мы накинули на плечи. Халат, доставшийся мне, почему-то оказался коротким и узким. На дюймовочек, что ли, они рассчитаны? Скорее всего.
Палата располагалась на втором этаже в середине коридора. Народа в коридоре было немного. Несколько больных в пижамах и в тренировочных костюмах стояли возле окон.
Одним из пациентов у окна оказался и наш Ромка. Мы его узнали не сразу. Правильнее было бы сказать, что это он разглядел нас и замахал рукой.
– Неужели это он? – тихо спросила меня Маринка.
Пока мы подходили, я сама сомневалась, но, наконец, узнала Ромку.
Он стоял, опираясь на два костыля, его правая нога была загипсована до колена.
– Привет! Тебя уже костылями вооружили! – весело поздоровалась Маринка с Ромкой. Она вообще всегда быстрее меня ориентируется в малоприятных ситуациях. – Жаль, что мы Виктора с собою не взяли! – добавила Маринка, поворачиваясь ко мне.
– Почему? – не поняла я.
– А если костыли здесь отберут, скажут, что казенное имущество, как мы его потащим? На руках?
Я промолчала и с любопытством посмотрела на Ромку.
– Привет, – поздоровалась я с ним, – не молчи, индеец, рассказывай, как тебя угораздило поскользнуться на банановой кожуре.
– Не поскальзывался я нигде, Ольга Юрьевна. – Ромка шмыгнул носом и облокотился на подоконник локтем. – Это дом такой несчастный, что ли, короче говоря, чертовщина со мной приключилась.
– Какая еще чертовщина? – прищурилась Маринка. – Ты имеешь в виду нечистую силу?
– Ну, кто ж знает! Может, и ее. – Ромка оглянулся и приблизился к нам. – Я точно понял, Ольга Юрьевна, что там что-то не то! Там что-то скрывают! И, во-первых, это комендант!
Слово «комендант» Ромка произнес таким загадочным тоном, что я почувствовала какую-то волну холода, пробежавшую по спине.
– Какой комендант? – негромко переспросила Маринка, и я поняла, что она пугается Ромкиного ответа, ожидая чего-то мистического.
Однако Ромка, который был не в курсе всех этих дел, начал рассказывать просто и спокойно:
– В этом доме есть или управдом, или комендант, или кто там еще, короче, главный над шоферами и дворниками. Комендант очень не хотел пускать меня. А потом еще был один тип мажорный такой, вроде какой-то чиновник из правительства. Он мне…
– Хватит пока, – я постаралась пресечь Ромкину активность, сообразив, что сейчас последует обычный рассказ о трудностях журналистской работы, – расскажи лучше, что у тебя с ногой. Ты куда ею залез?
– В дверь, – вздохнул Ромка, – меня не пустили через парадный вход, и я обошел дом с другой стороны, а там был еще один вход, наверное, служебный. Там была приоткрытая металлическая дверь, я шагнул, и тут она резко прикрылась… ну, вот и все…
Мы с Маринкой молча переглянулись. Не знаю, о чем подумала она, но я-то подумала, что сама никогда не лезу в чужую дверь, не посмотрев, что там за нею. Это означает, что мне бы дверью прихлопнули голову. Радужная перспектива, ничего не скажешь.
– Ну ладно, а сейчас ты как себя чувствуешь? – спросила я.
– Нормально, ничего не болит. Честно-честно, – сказал Ромка и жалобно взглянул на меня. – А вы на машине, Ольга Юрьевна, да?
– На самокате с пропеллером, – отрезала Маринка и повернулась ко мне: – Что делать будем, шеф?
– Нужно переговорить с твоим лечащим врачом, – сказала я Ромке. – Если он скажет, что тебя можно забирать домой, то мы прямо сегодня и отвезем тебя.
– Если же нет, то получишь вот этот пакет с фруктами и будешь их грызть, лежа на больничной койке, – быстро закончила Маринка, глядя на меня как бы с намеком. Она хотела сказать, что зря я ее подозревала в покушениях на бананы, но я сделала вид, что не поняла намеков.
Ромка сморщился, но тут же с интересом взглянул на пакет:
– А что там? Какие фрукты?
– Это только для больных, – уклончиво сказала Маринка.
– Палата твоя где? – спросила я, чтобы прекратить этот разговор, переходящий в бестолковые препирательства.
– Да вон она. – Ромка махнул костылем в сторону открытой двери с цифрой 13, написанной черной краской на закрашенном белом стекле филенки.
– Давай зайдем туда, оставим пакет, потом попробуем найти твоего врача, – предложила я.
– А я, кстати, сделал небольшой репортаж, – вдруг вспомнил Ромка, неуклюже шагая по коридору, – наговорил на кассету. По-моему, получилось неплохо.
– Молодец, молодец, – неохотно похвалила я Ромку, – но лучше бы сохранил свои конечности в целости.
Мы вошли в палату. Она была шестиместной, но только две койки были заняты. На одной, у левой стены, укрывшись одеялом с головой, спал Ромкин сосед.
Ромкина койка, как я поняла, располагалась справа. Она была разобрана, одеяло скомкано и прижато к стенке. Около прикроватной тумбочки, склонившись над ней, стоял мужчина в белом халате и в белой шапочке. За его спиной не было видно, что он там делал.
– Я здесь, доктор, – сказал Ромка, медленно входя в палату. За ним проскользнула Маринка и сразу же сморщила нос, давая понять, что здешняя атмосфера не про ее тонкую душу.
Врач обернулся, и я увидела, что у него на лице марлевая повязка. В руке врач держал диктофон. На тумбочке лежала раскрытая Ромкина сумка.
Врач, не говоря ни слова, поспешно приблизился к нам.
– В чем дело? – спросила Маринка, выскакивая вперед и разглядывая всю сцену.
Врач так же молча шарахнулся чуть влево.
– Это мой диктофон! – крикнул Ромка, вышагивая вперед и взмахивая костылем.
У него это получилось не очень ловко, и он задел за Маринкину сумку, поддав ее снизу вверх. Сумка подпрыгнула и, перевернувшись, описала вокруг Маринкиного плеча полный круг.
– Ой, – пробормотал Ромка, – извини.
Я предусмотрительно отошла на шаг в сторону. Черт его знает, чем дело кончится, если Ромке приспичило вдруг изобразить из себя рейнджера.
– Это что еще за фокусы?! – закричала Маринка, тщетно пытаясь поймать свою сумку. У нее это получилось только с третьей попытки.
– Он рылся в моей сумке! – вскричал Ромка, показывая кивком на диктофон в руках доктора.
– Грабеж средь бела дня! – проворчала Маринка, но ее раздражение было обращено не против врача, а против Ромки. – Ты легче костылями-то, а то…
Не могу сказать, что я сразу же поверила в версию Ромки. Диктофон – не такая уж редкая вещь в нашей жизни, чтобы можно было любого с этим прибором в руках заподозрить в воровстве именно твоего.
– И… – пробормотала я, обращаясь к врачу, собираясь извиниться перед ним за юношескую импульсивность нашего товарища, но врач, не собираясь вступать ни с кем из нас в приличный разговор, вдруг все так же молча прыгнул на Ромку и толкнул его на Маринку. А вот это уже было подло.
Ромка повалился, Маринка завизжала, врач бросился к дверям.
– Помоги же, что ты стоишь?! – заорала мне Маринка, медленно приседая под весом Ромки, а Ромка, вместо того чтобы стараться сохранять равновесие, продолжал размахивать левым костылем. Но врач уже убежал.
Дверь, распахнутая им, ударила меня в бок. Этот удар как бы придал мне ускорение, и я схватила Ромку за руку.
– Диктофон! – снова крикнул Ромка, вырываясь и пытаясь выскочить на своих трех ногах вслед за похитителем. – Виктор с вами?
– Он там, где все нормальные люди. На работе, – резко ответила Маринка, оправляя платье.
Она отпустила Ромку, теперь уже навалившегося на меня, и отошла в сторону.
– Может быть, тебя еще и в голову ранили? – крикнула она Ромке. – Какого черта распрыгался?
– Ты уверен, что это твой диктофон? – спросила я, выравнивая Ромку и заставляя его оставаться на месте. – Или успокойся, или я тебя отпускаю – и можешь падать! Вторую конечность сломаешь.
– Это не мой диктофон, – хмуро ответил Ромка, прекращая свои попытки потренироваться в беге по больничным коридорам.
– Ну а в чем же тогда дело? – прикрикнула Маринка и покосилась на соседа Ромки по палате. Он как лежал не шевелясь, так и продолжал изображать деталь интерьера. Что за странные люди? Неужели им неинтересно, что происходит у них под носом?
– Это твой! – ответил Ромка Маринке и вздохнул. – У врачей зарплата маленькая, я об этом слышал… но никогда бы не поверил, что…
– Мой диктофон?! – медленно повторила Маринка и открыла уже рот, чтобы высказать свое отношение ко всему происходящему, но тут позади меня послышался негромкий кашель.
Я обернулась.
В дверях палаты стоял мужчина ниже среднего роста, приблизительно сорока лет, с коротко стриженными седыми волосами. На плечах был накинут халат, свисающий до пола. Почему-то первым делом я обратила внимание именно на этот факт. Похоже, что любительница Сергея Маузера практиковалась еще и в вялых приколах. Нужно будет сказать ей пару ласковых слов, когда мы отсюда уберемся.
Мужчина шагнул вперед и, не обращая внимания ни на Маринку, что понятно, ни на меня, что возмутительно, обратился к Ромке.
– Вот ты где, малыш, – сказал он, удостаивая нас с Маринкой только косым взглядом.
– Что вам нужно? – спросил Ромка, и я услышала, как дрогнул его голос.
«Ничего себе, – подумала я, уже более внимательно рассматривая этого визитера, – кто же это такой? Может быть, родственник?» Мужчина по возрасту вполне годился Ромке в отцы или в дяди. Возможно, этим и объяснялась Ромкина робость.
– Мне нужно, чтобы ты не совал свой нос, куда тебя не просят, понял, да? Одну клешню тебе сломали, так это только начало. Постарайся поберечь свое здоровье.
Я резко повернулась к этому наглому гостю, но Маринка опередила меня.
– Вы кто?! – рявкнула она, и я ее прекрасно поняла. После того как тебе едва не сшибли сумочку, потом чуть не уронили, срочно требовалось на ком-то разрядиться.
– Отстань, мамочка, – коротко бросил гость и снова обратился к Ромке: – Короче, пацан, я тебя предупреждал? Но ты продолжаешь свои дела. Придется с тобой разобраться по-плохому.
Мужчина, отведя руку назад, постучал пальцами по стеклу палатной двери. В ответ на эту команду, наверняка украденную из репертуара Куклачева, в палату протиснулись еще два персонажа, отвечающие четкому определению: гоблины. Оба не поражали высоким ростом, но спортивные костюмы, короткие стрижки, сильно развитые надбровные дуги, нависающие над маленькими глазками, не оставляли сомнений в том, что они принадлежат именно к этой разновидности рода человеческого.
Вошедший первым, наверное, был самым отчаянным из этой пары: его нос и лоб украшали старые шрамы, словно когда-то в порядке инициации его качественно повозили мордой по шершавому полу, предварительно рассыпав там пригоршню гвоздей.
– Вот этого малого на костылях в мою машину. Будет вякать – успокоить, – скомандовал седой и отошел в сторону.
Как два бультерьера, в народе называемых свинокрысами, братки переваливающейся походкой подошли к Ромке.
Жертва инициаций пробурчал:
– Ясно. Ну, пошли!
– Одну минутку! – Я удивилась, услышав свой собственный голос, но теперь, когда все внимание обратилось на меня, отступать было поздно.
– А тебе-то что? – спросил меня поцарапанный. – Ты к кому пришла? Вот и вали отсюда.
Ромка был зажат с двух сторон и имел весьма жалкий вид.
– Я пришла к этому молодому человеку, – независимо ответила я и рывком, получившимся у меня довольно-таки нервным, достала из сумки удостоверение.
При виде красной книжечки лапы, захватившие Ромку, отдернулись назад.
– Что это у вас там? – проворчал седой и не спеша подошел ко мне.
Затем, что-то бурча, взял мое удостоверение и раскрыл его.
– Фу-ты, журналюшка! – презрительно оттопырив губу, произнес седой, но, задумчиво посмотрев на своих бультерьеров, махнул им рукой, и братишки отошли на шаг.
– Короче, ты понял, да? – снова обратился седой к Ромке. – Мне придется с тобою поговорить, если снова будешь вести себя невежливо.
Помолчав для солидности, седой негромко добавил:
– Давайте отсюда в отвал, ребята.
Бандиты не выразили никакого отношения к столь быстрой смене команд, просто повернулись и вышли, как безмозглые роботы, не умеющие интересоваться смыслом своей работы, а только тупо выполняющие заложенные в них программы.
Читать бесплатно другие книги:
