Царь-Ужас Прашкевич Геннадий

Бывший марсовой понимал это и с уважением рассматривал многочисленных гостей и участников съезда. Иногда его принимали за товарища Буденного, но это, конечно, больше в шутку – из-за усов. Когда товарищ Козлов от имени сеньорен-конвента предложил избрать в президиум съезда ровно сорок человек, Семен Юшин вместе с другими гостями и участниками съезда шумно аплодировал названной цифре, а потом напряженно вслушивался – все ли уважаемые им имена прозвучат в зале?

– Персонально предлагаются следующие лучшие товарищи, – объявил товарищ Козлов. – Акулов, Андреев, Артюхина, Варейкис, Ворошилов (аплодисменты), Гей, Голощекин, Зеленский, Жданов, Кабаков, Каганович (аплодисменты), Калинин (аплодисменты), Калыгина, Киров (аплодисменты), Колотилов, Косиор Станислав (аплодисменты), Косарев, Куйбышев, Ломинадзе, Мануильский, Микоян, Молотов (аплодисменты), Николаева, Орджоникидзе (аплодисменты). Петровский (аплодисменты), Румянцев, Рудзутак, Рыков, Сталин (бурные и продолжительные аплодисменты, весь съезд встает и приветствует кандидатуру товарища Сталина), Сырцов, Томский, Уханов, Хатаевич, Чубарь, Шверник, Шеболдаев, Шкирятов, Яковлев, Ярославский (аплодисменты), Эйхе.

Семен активно участвовал в коротких стихийно возникавших дискуссиях, от души орал с места «Долой!» или «Правильно!» Он научился орать так громко, что на него обращали внимание. Плотный, плечистый, он издали был заметен. Когда скромный колхозник Орлов сказал с трибуны, что ему уже пятьдесят лет с лишком, а он такой большой работы, как сейчас, никогда в своей жизни не производил, Семен весело заорал на весь зал: «Верно, браток!» Скромный колхозник Орлов сразу приободрился: «Вот разве не чудо, что мы на лошадях пахали по одному га в день? Виданное ли это дело? – И, совсем осмелев, прислушиваясь к залу, пожаловался: – Плохо только, что сахарку нет. Придешь с работы, клюнешь кружечку холодной водички. Надо бы сахарку попросить: три месяца не получали!»

– Верно, браток! – сочувственно орал Юшин.

Ему было весело и легко.

Он крепко чувствовал свое единение с крестьянством и с трудовым пролетариатом. После того, как товарищ Яковлев сказал в докладе, что: «Когда в колхозе сплотилась почти четверть всех хозяйств, когда на полях вскрылись огромные возможности колхозников в отношении расширения посевной площади, то единоличники также, хотя и с опозданием, двинулись сеять, чтобы не быть вынужденным уступить свою землю колхозникам», – Семен заорал еще громче и еще веселее: «Верно, браток!», потому что сам видел, что тут не Цусима. Туг не жалкий царизм, блин (как станут говорить в недалеком будущем), тут конкретно могучая эскадра страны под всеми флагами, вымпелами и гюйсами тянулась типа не за горящим пустым броненосцем, на котором остался один только последний марсовой, а уверенно следовала за железной когортой правильных пацанов, продолжателей дела великого Ленина, пламенных революционеров. Семен лично видел на съезде Постышева и Эйхе, Кагановича и Гея, Томского и Рыкова, Межлаука и Угарова, Куйбышева и Калинина. Он сам лично слышал Сталина и Ворошилова, ему лично пожали при встрече руку товарищи Варейкис и Шеболдаев, уж эти не подведут!

Но больше всего Семен ждал выступления славного товарища Буденного, потому что воевал в Первой конной и знал, какой геройский путь прошел по фронтам гражданской войны легендарный командарм. Кстати, когда Юшин тонул в холодных водах Цусимского пролива, товарищ Буденный (тоже, кстати, Семен) воевал в Маньчжурии. Он, правда, развозил военную почту, а не рубил шашкой подлых япошек, приспешников микадо, но знающие люди потому и знающие, что знают, что доставить вовремя в штаб важные документы – дело очень и очень даже не последнее. В Первую мировую геройский товарищ Буденный дослужился до унтера и стал обладателем полного банта георгиевского кавалера. А позже товарища Буденного запомнили в лицо Врангель и бухарский эмир. И пусть Семена бросили ночью под Елизаветградом, это, наверное, произошло случайно, он за это на своего геройского тезку не обижался.

Но претензии к тезке у Семена были.

Никак не могло не быть у него претензий к геройскому тезке. Времена-то шли трудовые, учет объявлен делом архиважнейшим. Отсюда и претензии. Вот брошен партией товарищ Буденный на коневодство, а бывший марсовой Семен Юшин как раз охраняет один из отечественных конезаводов.

Когда перед самым XVI съездом товарищ Буденный посетил указанный конезавод, а затем на Московской областной конференции произнес короткую, но пламенную речь, Семен моментально отправил ему записку, правда, ответа почему-то не получил. Не желая, чтобы такое дурное отношение к простым стрелкам охраны закрепилось, он пересказал записку своими словами и отправил в одну московскую газету. Заметку напечатали, но сам товарищ Буденный и на этот раз не отозвался. Бот почему, желая довести ответственное дело до конца, Семен отправил новую записку уже в президиум съезда. Он был уверен, что на этот раз геройский товарищ Буденный никак не отвертится. Бот почему, когда 10 июля на вечернем заседании председательствующий Рудзутак объявил, что слово имеет товарищ Буденный, Семен напрягся.

– Товарищи, – начал Буденный, лихо подкручивая свои знаменитые усы, – наш съезд за истекший период своей работы внес в ряд крупнейших вопросов совершенно определенную четкость, осветил их со всех сторон, для того чтобы скорее разрешить те или иные проблемы. И здесь вчера докладчик в своем докладе (Буденный имел в виду доклад товарища Яковлева) совершенно правильно указывал на ряд проблем, неоспоримо важных, но наряду с этим мне хотелось бы остановиться на одном из больших вопросов нашего народного хозяйства – на коневодстве.

Сквозь бурные аплодисменты, грозой разразившиеся в зале, пробился громкий выкрик Семена: «Даешь коня, браток!» Он верил в честность товарища Буденного и верил, что товарищ Буденный даст наконец ответ на его записку. Тем более что, оказалось, писал товарищу Буденному не только он.

– Этот вопрос все обходят как-то сторонкой, – продолжил товарищ Буденный. – И я, когда слушал первый доклад, отчет ЦК нашей партии, который делал товарищ Сталин, послал ему записку (смех в зале), чтобы, значит, он в заключительном слове коснулся этого вопроса (смех в зале, аплодисменты). Товарищ Сталин в заключительном слове указал на то, что он получил мою записку («Совсем как у нас с товарищем Буденным», – невольно отметил Семен), но так как все делегаты съезда догадались, кто ее писал (смех в зале), то все засмеялись. А в газетах, я скажу, появилась совершенно нежелательная, по крайней мере для меня, формулировка: когда Сталин сказал, что записка подана о коневодстве, дескать, съезд засмеялся. Я думаю, что смеялись не потому, что будто бы лошадь нам совершенно не нужна, а потому, что догадались об авторе записки.

– Верно, верно, браток! Даешь коня!

Семена поддержали. Даже товарищ Калинин, потеребив редкую бороденку, согласно крикнул из президиума товарищу Буденному высоким голосом:

– Нужна, нужна лошадь!

– Вот почему я так хлопочу остановиться на этом вопросе, – удовлетворенно продолжил товарищ Буденный. – Мне, как и каждому делегату, хотелось бы захватить ряд вопросов, но в связи с тем, что мы располагаем определенным временем, я хотел бы именно на этом вопросе сосредоточить ваше внимание. Коневое хозяйство, должен сказать, не совсем было доступно в России для широких масс. Бот хотя бы такой маленький пример: недавно, выступая на Московской областной конференции, мне пришлось подробно остановиться на этом вопросе, причем мною было отмечено, что лошадь имеет значение как тяговая сила и как фактор в обороне страны, имеет еще и товарную продукцию. Мною было указано, что лошадь дает мясо, кожу, волос, копыта («рог»), кости. А наша печать, которая мало интересуется коневым хозяйством, обнаружила весьма слабое знание этого хозяйства, перепутав мои слова. Что они написали, после того как я выступил? А написали, что товарищ Буденный, оказывается, вслух заявил, что лошадь дает мясо, кожу, щетину (смех в зале) и даже… рога!

Сквозь гомерический смех, потрясший зал съезда, Семен восторженно толкнул соседа по ряду, усталого худощавого чекиста, локтем в бок:

– Слышь, браток, это он обо мне!.. Это я послал ему записку… Это товарищ Буденный обо мне говорит!.. Учет прежде всего, он понимает!..

– Я понимаю, – подтвердил товарищ Буденный, подкручивая лихой ус, – бывает, что люди не знают этой отрасли животноводства и не в курсе того, где растут щетина и рога. Но зачем же меня позорить (смех в зале)? Я-то ведь знаю, что на лошади щетина и рога не растут (смех в зале). Почему, спрашивается, такое происходит? А потому происходит, что происходит по простой причине. В России породы лошадей, не говоря уже о линиях крови, знали помещики-коннозаводчики, слегка знал кавалерийский офицер, конный артиллерист и просто любитель. Но мы всей этой публике давно дали по шапке, а рабочему и крестьянину такое знать недоступно, он о породах представления не имеет, и кадров соответствующих в коневом хозяйстве мы также не имеем. Правда, надо сказать, за последний истекший год – по крайней мере то, что мне известно, – в масштабе РСФСР мы этот вопрос в НКЗеме продвинули и довольно приличным темпом движемся по восстановлению этого хозяйства. Но если по РСФСР дело сдвинулось лишь за последний год, то я прекрасно знаю, что в других союзных республиках дело обстоит из рук вон плохо. Произошло то, что мы отодвинулись за этот год в количественном отношении к 1925 году. Только за истекший год уничтожено четырнадцать процентов нужных нам лошадей, из них – двенадцать процентов рабочей породы.

– Верно! – восторженно заорал Семен и снова торжествующе толкнул соседа-чекиста локтем.

– Я спрашиваю, почему произошло это уничтожение? – строго спросил с трибуны товарищ Буденный. – Потому ли, что мы насытили наши поля тракторами, или по какой-либо другой причине? Если взять нашу площадь, все сто пятьдесят миллионов га, то для того, чтобы ее обработать с нормальной нагрузкой (пять с половиной га на лошадиную силу и пятнадцать га на тракторную лошадиную силу), нам потребовалось бы двадцать семь миллионов лошадиных сил. Однако мы будем иметь при выполнении пятилетнего плана сельскохозяйственного машиностроения к концу 1933 года только восемь миллионов лошадиных сил в тракторах, девятнадцать же миллионов лошадиных сил должна будет и в конце пятилетки все еще замещать лошадь. А хозяйственники, к сожалению, исчисляют так: если он получил, скажем, сто двадцать лошадиных сил в тракторах, то сто двадцать лошадей нужно уничтожить с лица земли.

– Как класс! – крикнул Семен.

Его восторженный голос донесся до Буденного.

– Вот именно, уничтожается лошадь как класс, разумеется в кавычках. Мне еще не приходилось видеть сколько-нибудь вразумительных расчетов в вопросе коневого хозяйства ни в одном учреждении – ни в Госплане, ни в нашей Сельскохозяйственной академии. Я видел массу трудов и книг и стремился узнать, сказано ли где-нибудь и что-нибудь о наших лошадях. В одном месте, правда, нашел, что в пятилетнем плане будет столько-то лошадиных сил, исчисляя их в тракторах. Да, это так, единственное упоминание о лошади, да и то относящееся к исчислению тракторной мощности, нашел я только в этих трудах и томах (смех в зале). А мне кажется, мы сейчас стоим перед такой задачей, когда нужно тщательнейшим образом подсчитать, какое же количество конского поголовья нам потребно при полной индустриализации сельского хозяйства и как будет идти постепенная замена лошадиной тягловой силы силой трактора. Ведь не везде рельеф нашей страны приспособлен исключительно для трактора. Трактор дает разительное соотношение себестоимости обработки одного гектара, когда он работает на плоскости и когда он работает на подъеме. А у нас есть такие районы, в которых тракторная и лошадиная обработка могут комбинироваться. Над этим вопросом никто не думал, и все считают, что мы должны лошадь ликвидировать как класс, потому что уже есть трактор. В Канаде имеется французский консервный завод, который убивает одну тысячу четыреста голов лошадей в месяц. Мы имеем в Богородске завод, достигший таких результатов, что из лошадиной кожи он вырабатывает прекрасную замшу. Уже одного этого достаточно, чтобы сказать, что мы не должны ликвидировать лошадь, а должны развивать коневое хозяйство как источник товарной продукции. Я уж не говорю о таких отраслях, как кумысное хозяйство, как конный скот в городе и в деревне и тому подобное…

Указав цифры, из которых следовало, что в последнее время в стране погибло более четырех миллионов лошадей, товарищ Буденный пригладил усы и укоризненно покачал головой:

– Кому это нужно? Происходит ли это по той причине, что машина пришла на поля? Нет, не по этим причинам, а по причинам нашего с вами разгильдяйства. Что произошло в ЦЧО? Казалось бы, нужно было дать жесточайший отпор тому, что там началось уничтожение конского поголовья, но никакого отпора со стороны местных организаций не последовало. Кулак продолжал без всякого противодействия агитировать середняка, говоря ему: прежде чем идти в колхоз, ты должен продать лошадь и корову, иначе из колхоза без штанов выскочишь. В связи с этим цены на лошадей пали баснословно. Шкура лошади была дороже, чем сама лошадь. Что же было принято в этом отношении на месте? Оказывается, откликнулась на все это такая, казалось бы, далекая от коневого хозяйства организация, как птицеводсоюз ЦЧО! Он издал такой циркуляр на местах, где говорится, что нынче лошади дешевы и что поэтому необходимо покупать лошадей, убивать их спешно на мясо и откармливать этим мясом кур! (Общий смех.) Это, товарищи, смешно, но это – горькая истина. Б этой же инструкции подробно расписано, кому, сколько и в каком изготовлении давать этого конского мяса, – сколько курице, сколько утке, сколько гусю и так далее…