Пока смерть не разлучит нас Ефиминюк Марина
Я прошла по анфиладе комнат на первом этаже, пытаясь выловить хотя бы одну горничную. В пустом холле тоже никого не нашла, но возле парадных дверей обнаружила большой дорожный сундук с красной крышкой и золотистыми заклепками, кичливый, яркий, вряд ли принадлежавший мужчине. С возрастающим недоумением позвала лакея:
– Эрл, риат Гери вернулся или у нас гости?
Лакей не ответил. Вместо него в дверях гостиной появилась среднего роста женщина в платье по последней моде. Мы рассматривали друг друга в глубокой тишине. Незнакомка была красивой и яркой, как ее дорожный сундук. Навыки в ментальной магии вовсе не требовались, чтобы понять, с кем я столкнулась – с любовницей Доара.
Глядя на нежданную гостью, я осознала, почему Эрл с легкостью впустил меня в дом седмицу назад. «Увлечения» моего мужа открывали двери с ноги. Проще впустить и позволить хозяину разбираться лично со свалившейся как снег на голову дамочкой.
– Эсса? – первой прервала она молчание, сдавшись под моим сверлящим взглядом.
– Риата? – копируя сдержанный тон, отозвалась я.
– Светлых дней. – Она послала вежливую улыбку и вдруг принялась строить из себя хозяйку дома: – Знаете, осень в Риоре ужасно унылая, и я некоторое время путешествовала, только-только вернулась и решила навестить Доара. Я его близкая подруга.
Она вопросительно изогнула брови, мол, а ты-то кто?
– А я его супруга.
Возникла исключительно острая пауза. Меняясь в лице, рыжая открыла рот, но, похоже, ее на время покинул дар речи.
– Когда Доар успел жениться на эсхардской эссе? – вдруг высоким голосом выпалила она.
– Пять лет назад, – подсказала я и уточнила: – Хотите перед отъездом чашку тэя или сразу попросить экипаж?
– Я… – Она осеклась, в замешательстве оглянулась на гостиную и медленно вымолвила: – Знаете, а меня действительно заждались дома. После путешествия дел по горло… накопилось предостаточно.
– Легкой дороги, – кивнула я, опустив вежливую фразу, что непременно расскажу мужу о визите, и прикрикнула, вызывая лакея: – Эрл, наша гостья уходит!
Честное слово, думала, что в предчувствии громогласного скандала слуги смылись из особняка, прихватив личные вещи и деньги, но ошиблась. Судя по тому, с какой проворностью лакей появился в холле, народ просто прятался вблизи (чтобы, не дайте светлые боги, не пропустить задорной драки). На сгибе локтя Эрл нес ярко-красное пальто и с непроницаемой миной расправил его, чтобы помочь гостье одеться:
– Риата Верония…
Живенько представилось, как четыре горничные, повар, привратник и даже конюх, меняясь местами, следили за эпохальной встречей через замочную скважину и подслушивали, приложив к двери перевернутые стаканы.
– Вы же не против, если вещи заберут завтра? – указала на дорожный сундук рыжая.
– Против, – любезно ответила я и уверила: – Эрл сейчас проследит, чтобы багаж покрепче привязали к карете. Уверена, по дороге сундук не потеряется.
Во взгляде лакея блеснуло уважение.
– Конечно, хозяйка.
Верония не вышла – выскочила из особняка, словно за ней гналась ядовитая виверна, и ловко перескочила через порожек. Очень жаль, что не споткнулась. Следом вынесли дорожный сундук. Дверь закрылась. В холле стало очень тихо. В воздухе витал слабый аромат сладких духов.
В Эсхарде после неприятных гостей обычно драили полы. Считалось, будто нехитрый ритуал смывал из памяти нежелательных визитеров путь в дом. Интересно, Доар сильно расстроится, если его любовница забудет, где находится особняк?
– Эрл, принесите в мастерскую огней, – попросила я, собираясь вернуться в пристройку. – Совсем темно стало.
– Сию минуту, – кивнул он.
По всему было заметно, что он недоумевал, каким образом новая жена сохраняла хладнокровие после появления соперницы, не разгромив мужнин кабинет, словно взбесившаяся горгулья.
Мы даже не успели разойтись, как дверь отворилась снова! В холл ворвалась Верония. Похоже, из нас двоих что-нибудь разгромить собиралась именно она. Щеки раскраснелись от ярости, взгляд метал молнии, рыжие волосы стояли дыбом, как у кошки, приготовившейся защищать территорию от нахальной захватчицы.
– Я уеду, но прежде кое-что тебе скажу! – процедила взбешенная рыжая и решительным шагом двинулась в мою сторону.
Она остановилась в полушаге. Мы были одного роста, так что ее голова закрывала оторопевшего лакея, явно не понимавшего, что делать. Бежать хозяйке на помощь самому, позвать охрану или взять печеньку и с азартом понаблюдать, как две девицы вцепятся друг другу в лохмы.
– Не питай напрасных надежд на счастливое семейное будущее, ваш брак – фикция, – сквозь зубы заявила ревнивица. – Он бредит местом посла в Эсхарде, поэтому ты здесь. Не сомневайся, я была, есть и буду.
Я кинула выразительный взгляд на оторопевшего лакея.
– Займусь огнями, – пробормотал Эрл и поспешно слинял из холла, вероятнее всего, притаившись за дверью.
– Убедишь его развестись? – быстро спросила я.
Решив, что над ней издеваются, Верония окончательно рассвирепела:
– Мы вместе с тех самых пор, как он вернулся из триановых шахт и поселился в Восточной долине. Между нами никогда ничего не изменится. Точно не из-за эсхардской женушки!
После возвращения из Эсхарда Доар действительно работал на триановых рудниках?!
– С ума сойти, на лице ни одной эмоции. Правду о вас говорят: одна надменность, а вместо крови ледяная водица, – издевательски скривила она губы, очевидно, решив, будто задела меня насмешливым прозвищем, каким называли эсс, выскочивших замуж за риорцев.
– Не унижайся, – тихо вымолвила я.
Верония скрипнула зубами и резко развернулась, едва не стеганув меня по лицу рыжими локонами. Наконец она убралась из особняка и с такой яростью шибанула входной дверью, что по холлу разнеслось эхо, а на потолке вдруг вспыхнула всеми огнями каскадная люстра. Хлынувший свет нарисовал на паркете причудливую тень, затопил каждый уголок просторного помещения, и я оторопело осмотрела холл.
Стены были покрыты быстро тающим инеем. Большие окна, выходящие на парадную лестницу, оказались затянуты льдистыми узорами. Не веря собственным глазам, я провела пальцем по настенной ткани. На рисунке остался влажный след. Я не могла припомнить, когда в последний раз теряла контроль над магией. Наверное, в раннем детстве. И из-за кого? Из-за любовницы фальшивого мужа. Какой позор! Хорошо, что не успела отправить настенные ткани в приют для девочек, ведь, похоже, в холле действительно придется делать ремонт.
В пристройку я не вернулась. Пока слуги убирали учиненный беспорядок, закрылась в спальне. Особняк окутал тяжелый влажный холод, обычно исчезавший через пару дней после магического срыва, но пока от него не спасал даже зажженный камин. Сидя перед раскрытым секретером, я крутила в руках самописное перо и не решалась связаться с Доаром. В голове теснились десятки вопросов о том, что на самом деле случилось после его возвращения в Риор. Ответит ли?
Собравшись с духом, я начертала на раскрытой ладони одно слово: «Поговорим?» – и сжала кулак. Сквозь стиснутые пальцы вырвались острые лучи магического сияния. Надпись исчезла, но должна была появиться на руке мужа. Этим нехитрым фокусом отправлять друг другу коротенькие послания мы пользовались в академии.
Кусая губы, я смотрела на ладонь и ждала, когда проявится ответ. Доар молчал. Вдруг в мертвой тишине комнаты прозвучал насмешливый потусторонний голос:
– Записки на руках?
Я вздрогнула от страха и резко обернулась. Зеркало на туалетном столике тускло мерцало, рама светилась. Из отражения усмехался Доар в рубашке с небрежно расстегнутой верхней пуговицей и закатанными рукавами. Изображение было размытым, словно окутанное белесой дымкой. Видимо, он пользовался артефактом «живое зеркало».
– Раньше ты была многословнее, мне не хватало ладони, – заметил он, когда я встала напротив туалетного столика. – Что ты хотела?
– Ты действительно работал в триановых шахтах?
– Да, – последовал короткий ответ.
– Долго?
– Чуть больше года, – кажется, он насмешливо изогнул бровь. – Хотела поговорить о рудниках, поэтому позвала среди ночи?
В Эсхарде из уст в уста передавали сказочные истории о том, как нищие рудокопы находили крупные триановые самородки и в одночасье превращались в богачей.
– Ты заработал состояние в шахтах?
– Я не обязан отвечать.
– Знаю.
– После смерти дядьки ко мне перешло семейное дело, – вдруг признался он.
– Тогда зачем?
Последовала пауза. Эгоистично я хотела услышать, что он вовсе не пытался измучить себя каторжным трудом, лишь бы не думать о маленькой беловолосой эссе. Но Доар молчал.
– Не скажешь? – спросила я.
– Что это, Аделис? – Он нехорошо усмехнулся. – Не могу различить через зеркало. Ты никак беспокоишься? Прошу – не надо.
– Не надо – что? – внутри появилось раздражение.
– Не выходи из роли и не веди себя как настоящая жена. Тебе не идет. – Он резко щелкнул пальцами. Зеркало мгновенно прояснилось, и в нем появилось мое вытянутое от возмущения лицо с гневными пятнами на скулах. Вот и поговорили как здравомыслящие люди!
Глава 4
Семейная жизнь в хаосе
Ругаясь на чем свет стоит… Сжимая зубы, чтобы не ругаться на чем свет стоит, рыжеволосые бородатые разнорабочие, все утро мирно сдиравшие в холле полотнища отсыревших настенных тканей, пристраивали на спину каменного грифона ледяную фигуру. Одноногий паршивец наотрез отказывался седлать крылатого монстра. Пока вторая нога, согнутая в колене, дожидалась в тележке, когда окажется приставленной и аккуратно припаянной к телу, это самое тело ерепенилось, никак не желая становиться частью фонтана: заваливалось, съезжало и грозилось остаться без головы.
Я следила за водружением шедевра и помогала ценными советами. Думаю, что разнорабочие тысячу раз прокляли мгновение, когда решили, будто три золотых шейра – достаточная плата за мучения. Слуги традиционно в веселье не участвовали, подозревая, что риату Гери совершенно не понравится седок, неожиданно выросший на спине грифона. Они сопереживали процессу с безопасного расстояния, прячась за занавесками.
Патлатый рабочий забрался на птицельва, обнял ледяную статую руками, словно родного человека, и прикрикнул:
– Хозяйка, приделывай ногу, пока я себе ничего не отморозил!
Что мне нравилось в этих мужичках – они были идэйцами, а потому не испытывали к эсхардским эссам ровным счетом никакого пиетета и вели себя по-свойски. Впрочем, они держали себя легко абсолютно со всеми. Когда Эрла с порога назвали «дружище лакей», у бедняги чуть сердце не остановилось. Собственными глазами видела, как он начал синеть.
Я проворно перемахнула через бортик, забралась по лестнице и легким движением руки… выронила стило.
– Дайте мне стило! – крикнула я здоровяку, державшему лестницу.
– Чего? – моргнул он рыжими ресницами.
– Указку вон ту дайте!
– Хозяйка, поторопись, а то бездетным останусь, – прижимаясь к ледяной статуе, проскулил его сотоварищ.
Наконец нога всадника срослась с ледяным телом. Работа была успешно завершена.
Вчетвером мы отступили от фонтана и с интересом посмотрели на плод моего почти пятидневного труда. Ледяной наездник был чуточку грозен и немного одухотворен. Он гордо задирал подбородок и вытягивал в правой руке садовую лейку, вырезанную изо льда в натуральную величину.
– А лейка-то зачем? – почесал небритый подбородок один из разнорабочих.
– Фонтан ведь, – пояснила я и резко щелкнула пальцами.
С помощью магии лейка сообщалась с купелью в хозяйской ванной комнате, и вода напрямую поступала из дома. Внутри прозрачного сосуда забурлило не меньше ведра сворованной водицы. По задумке из носика должна была брызнуть тонкая струйка, но он закупорился. Видимо, смерзся.
Впрочем, вода всегда находила возможность вытечь. Ледяной Доар исключением не стал. Выход отыскался… Тугие струи с ошеломительной силой вырвались из ушей наездника. Одна ударила в окно гостиной и распугала горничных, подглядывающих из-за занавески. Вторая – начала поливать голые кусты и брусчатку.
– Так и было задумано? – спросил один из рабочих.
– Не совсем, – протянула я.
– Зато кустики поливает, – поддержал меня другой.
Всадник, испускающий из ушей гейзеры, выглядел нелепым до неприличия. Я щелкнула пальцами, перекрывая потоки воды.
– Не переживай, хозяйка, – прогудел третий рабочий. – Уверен, муж порадуется. Не знаю, почему вас, эсхардских эсс, называют замороженными. Ты же огонь! Я б такую к перилам лестницы кандалами приковал и никогда из дома не выпустил… Чего рожи скривили… кхм… что так смотрите?
– Дурень, – плюнули мужики.
– Эсса, духом горных вершин клянусь, я похвалить пытался, – развел тот ручищами.
По всей видимости, Эрл был солидарен с идэйцами. Тишком представлял, как хозяин вызверится, прикует глупую жену к дверной ручке и ночь напролет заставит наслаждаться видом обезображенного фонтана. Можно подумать, что до водружения статуи уродец выглядел лучше.
– Зря вы вырезали эту статую, риата Аделис, – с неодобрением объявил Эрл, когда принес в пристройку горячий тэй. – Всадник, конечно, вышел как живой, но грифона делал жутко знаменитый в Риоре мастер, и хозяин очень дорожит фонтаном.
– То есть обновление риата Гери возмутит? – заинтересовалась я.
– Не возмутит, а приведет в ярость. Я что подумал… Может, пока не поздно, поставим на двери в пристройку засов?
Я с трудом сдержала издевательский смешок, не подозревая, что уже через несколько часов всему дому, включая прислугу, разнорабочих, охрану и даже ледяного наездника, будет не до смеха.
Доар вернулся тем же днем после обеда, о чем мне доложила заикающаяся горничная. Она бочком протиснулась в гостиную и прошептала, словно выписывала мне смертный приговор:
– Хозяин хочет вас видеть.
Сердце так сильно грохнуло о ребра, что стало больно. Конечно, не от страха.
– Где?
– Они во дворе.
– Они? – удивленно изогнула я брови.
Перед фонтаном, обзаведшимся наездником, в гробовом молчании, как на похоронах, стояли Доар, Якоб и незнакомый старичок в бархатном плаще винного цвета и с тростью в руке. Подозреваю, что онемели риаты вовсе не от восхищения филигранной выточкой льда и сходством ледяной фигуры с живым прототипом. Лицо самого «прототипа» застыло, и даже на расстоянии ощущалось, как его распирало от злости (Доара, а не лицо).
Изящно поддерживая юбку, я спустилась по ступенькам и с жизнерадостной улыбкой певучим голосом вымолвила:
– Светлых дней, риаты.
Мужчины синхронно обернулись в мою сторону. Светлым этот день назвал бы только искренний оптимист. Погода заметно испортилась, долину накрыло серыми облаками, и на улице царили бледные сумерки.
– Дорогой муж, добро пожаловать домой.
– Светлых дней, Аделис, – мрачно вымолвил Доар. – Риат Гаэтан, позвольте вам представить мою… супругу.
Он запнулся на последнем слове, будто не понимал, как оказался связанным с исчадием демонического чертога не ритуалом изгнания, а брачными узами.
– Аделис, познакомься с мастером Гаэтаном. Он автор фонтана для нашего дома и искренне удивлен его преображением.
Другими словами, помогите мне, светлые боги.
– Какая честь, мастер, – любезно вымолвила я.
Уважительное приветствие, демонстрирующее прекрасное эсхардское воспитание, на фоне ледяного всадника с лейкой в протянутой руке прозвучало верхом издевательства. Затянувшаяся пауза была тому подтверждением. Лучше бы уж просто отвесила поклон.
– Я решил, что мастер поможет тебе определиться с выбором интерьера в доме, – в голосе Доара появилась подозрительная вкрадчивость, – а тут такой необычный… сюрприз.
– Тебе понравилось? – невинно спросила я.
– Я в восторге, – проговорил он и мрачно добавил: – В таком восторге, что не могу подобрать слова. Риат Гаэтан, а вы как считаете?
Тот пожевал губами, постучал тростью и вымолвил тонким старческим голосом:
– Ваша супруга исключительно талантлива, и у меня появились сомнения, что ей требуется помощь в выборе интерьера.
– Что вы, мастер, я не переживу ремонт без ваших наставлений, – с серьезной миной уверила я, но почему-то снова прозвучало насмешкой.
Без преувеличения, Доар поменялся в лице. Только присутствие чужого человека удерживало его от грандиозного скандала. Интересно, мысленно он выбирал храм, где мы разведемся, или размер кандалов, которыми прикует меня к дверной ручке?
– Только, милая эсса, скажите, а почему у него в руках сей странный предмет? – Скульптор тростью указал на лейку.
– Это же фонтан. Он обязан фонтанировать, – со сладкой улыбкой я щелкнула пальцами.
В лейке забурлила, заколотилась вода. По невидимым венам и артериям потоки стремительно вознеслись к ледяной голове, и из ушей наездника вырвались две мощные струи. Ударили в окна с такой силой, что зазвенели стекла, сломались голые кусты. Стоило признать, что в первый раз вода выходила с куда меньшим напором.
– Какое интересное решение, – в замешательстве пробормотал старичок.
За спиной раздался глумливый смешок Якоба, но Доару выверт с головой-лейкой не понравился.
– Фонтанировать, говоришь? – прошипел он, прожигая меня яростным взглядом.
В этот момент голова наездника, не выдержав гневной стихии, хрустнула! По ледяному лицу прочертилась глубокая кривая трещина.
– Что это его так раскорячило? – тоненьким голоском уточнил мастер Гаэтан.
– Кхм… – задумчиво промычала я.
Струи начали терять ярость и напор, оскудели, а потом вовсе иссякли. Мгновением позже ледяную башку разорвало на тысячи крошечных осколков. Ледышки брызнули в разные стороны. Мы отскочили от фонтана на безопасное расстояние и некоторое время таращились на обезглавленного наездника, протягивающего бесполезную лейку. Смотреть на изуродованного, но очень гордого ледяного калеку было по-настоящему больно.
– Что это? – вымолвил Доар.
Риторический вопрос не нуждался в ответе, но я неожиданно даже для себя пояснила:
– Всадник без головы.
Вдруг припаянная нога отвалилась от тела и, рухнув на дно фонтана, раскололась на куски.
– И без ноги, – зачарованно произнес мастер.
Для настоящего создателя ледяных фигур это был полный провал!
– Риат Гаэтан, почему бы нам не пройти в дом? – изображая радушную хозяйку, предложила я.
Якоб сопроводил несколько ошеломленного гостя. Мы с Доаром, изображая крепкую семейную пару, шли следом.
– Завтра же, – наклонившись, процедил он мне на ухо, – ты возьмешь скребок и отскребешь остатки своей статуи с моего грифона!
– Они примерзли намертво, – отозвалась я.
– Значит, придется очень постараться, – с нажимом прошептал Доар.
– И не подумаю. Весной само растает.
Между тем лакей открыл парадные двери и с поклоном пропустил гостя в дом. Едва мастер переступил через порог, как из холла прилетел истеричный вопль. Грешным делом, я решила, что обвалились леса. Не сговариваясь, мы с Доаром прибавили шагу, а когда вошли, то обнаружили скульптора, с полоумным видом метавшегося по холлу и размахивающего тростью. Эрл с Якобом от греха подальше сдвинулись к лестнице. Какое счастье, что идэйцы закончили на сегодня работу, иначе бы своими простецкими замечаниями довели бы старика до сердечного приступа.
– Что случилось с этими стенами? – воскликнул он.
– Они отсырели, – я попыталась превратить истеричные вопли, испугавшие даже стойкого Эрла, в конструктивную беседу.
– Это же ткани ручной работы! – в ужасе развел руками Гаэтан.
– Но сыреют они как самые обычные, – осторожно заметила я. – В защиту стен могу сказать, что еще ни одна ткань не пережила магического холода.
– Какой вандализм! – трагично воскликнул скульптор. – Кажется, у меня сейчас начнется сердечный приступ…
Он схватился за сердце и оглядел заляпанный мраморный пол, точно отыскивая место почище, чтобы свалиться в обморок. Какие идэйцы? Проклятье! Я сама чуть не довела его до приступа!
Пока именитый мастер не сложил в нашем разгромленном холле ласты, простите, не протянул ноги, Доар резко приказал:
– Якоб, проводи риата Гаэтана в гостиную. Эрл, пошли за лекарем и попроси заварить успокоительных трав. Аделис!
От неожиданности я почему-то вжала голову в плечи.
– Дорогая супруга, следуйте за мной, – вкрадчиво велел он. – Нам надо кое-что обсудить.
– Но…
Он одарил меня столь яростным взглядом, что стало ясно – лучше идти, иначе отнесут на плече, как мешок с еловыми шишками. С гордым видом я последовала за мужем, не забывая буравить его затылок острым взглядом. Доар открыл дверь в кабинет и сделал приглашающий жест рукой, мол, не стесняйся. Сохраняя невозмутимость, я прошла в сумрачную комнату, где все еще сохранялся тяжелый влажный холод, а окна «плакали» и на подоконниках натекали прозрачные лужицы.
Думала, что Доар усядется за рабочий стол, чтобы подчеркнуть, кто в доме хозяин, но он стоял, опустив руки, и рассматривал меня с открытой враждебностью. Со стороны мы напоминали магов перед ментальной дуэлью.
– Объяснись, – тихо потребовал он, и в голосе, в любую секунду готовом сорваться на крик, ощущалось напряжение. – Объяснись, заклинаю светлыми богами, потому что я в шаге от того, чтобы…
– Дать мне развод? – тут же выпалила я. – Не хочешь идти в храм, не надо. Просто дай мне флакон с кровью, и нас развенчает мой молельщик в Эсхарде…
– Переселить тебя в пристройку! – перебил Доар с такой яростью, что я чуть не подпрыгнула.
– Какая, к паршивым вивернам, пристройка?
– Аделис, ты благородная – демон тебя дери – эсса, а выражаешься, как портовый грузчик!
– В выражениях ты, к слову, тоже далеко не менестрель, – парировала я.
Он меня решил воспитывать, как шкодливую горгулью? Изгрызла обои – во двор под дождь, нагадила в тапочки – макнул носом и закрыл в стенном шкафу. Что за возмутительная дрессировка? Я не хочу, чтобы меня воспитывал риорский фальшивый муж! Мне нужна свобода! Но только я собралась высказаться, как Доар снова заговорил:
– Что с тобой случилось, Аделис? Ты была милой, забавной, веселой. Проклятье! Ты была логичной! Куда делась маленькая эсса, которая знала, как заставить людей собой восхищаться?
– Обвенчалась с тобой? – огрызнулась я.
– Выходит, ты приделала уродливый кусок льда на фонтан и разнесла холл, чтобы достать меня?
От причины, почему каменный грифон нарастил наездника, отпираться было глупо, но по поводу разгрома хотелось поспорить:
– Ремонт пришлось начать, потому что холл выглядел несколько плачевно… после того, как растаял.
– Так какого демона ты его заморозила? Тебе ледяной статуи было мало?! – завопил Доар, расставив руки. – Мне наплевать на ремонт, но перед Гаэтаном стыдно!
Он покраснел от злости. На виске набухла вена.
– Светлые боги, не надо на меня орать, – охнула я. – Хочешь сказать, что тебе не знакомы магические срывы?
Пауза была исключительно странная. Любой маг рано или поздно сталкивался со срывами, но эссам терять контроль было грешно, ведь в нас с детства вколачивали умение сохранять холодную невозмутимость. В тот раз пострадал только холл, но мог промерзнуть и весь особняк от чердака до погреба, и двор с фонтаном, и даже кованый забор вместе с сидящими на нем птицами.
Я поймала себя на том, что в защитном жесте скрестила руки на груди. Попыталась спрятать за спину, но почувствовала уязвимость и снова приняла защитную позу.
– И что же случилось? – с вкрадчиво-угрожающей интонацией спросил Доар. – Не сумела надеть сразу два нарядных платья, обула разные туфли? Или статуя не желала усаживаться на фонтан?
– Я случайно встретила Веронию в нашей гостиной. Она, знаешь ли, была в отъезде и оказалась не в курсе, что у тебя появилась жена. Мы обе чуточку удивились.
– Ты настолько удивилась моей женщине, что заморозила холл? – нехорошо усмехнулся он.
– Как раз ее… существование не удивляет. Бесит, что ты не даешь развода мне, но не желаешь бросать старые увлечения. Ты как собака на сене, Доар. После свадьбы с той милой риорской девочкой ты не планировал менять свою жизнь? Ни на мизинчик?
– Знаешь, как в Риоре говорят? Не трогай то, что и так неплохо работает. – Он издевался.
– Светлые боги, что за паскудная ухмылка? – возмутилась я.
– Перестань выражаться!
– Перестань ухмыляться! Честное слово, меня не волнует, с кем и когда ты спишь, но если хочешь жену – эсхардскую эссу, то я хочу гарантий, что не останусь одинокой стареющей женщиной с неопознанным серым яйцом и облезлым домом.
– Тебе мало домашнего питомца? Родим ребенка? – вкрадчиво уточнил он.
– Сделаю вид, что я этого не слышала! – Как представила дитятко с глазами и манерами Доара Гери, так мурашки по спине побежали.
– Тогда что ты называешь громким словом «гарантии»? – мрачно уточнил он.
– Семейную печать.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Реакция Доара была понятна: я потребовала немыслимую в наших обстоятельствах вещь. Печать делала меня настоящей хозяйкой дома, а заодно половины состояния Гери. В брачном договоре с Гидеоном даже имелся пункт, что жене семейная печать полагалась только после появления на свет наследника мужского пола. Маленькие беловолосые девочки с ледяными замашками папашки, по мнению Анкелей, не стоили ни золотых синов, ни богатых домов.
В воздухе разливалось такое напряжение, что становилось тяжело дышать. Я смело ответила на хмурый взгляд Доара, а смотрел он из-под бровей пронизывающе и пытливо. Готова поспорить, вспоминал, где находится ближайший храм и как к нему добраться кратчайшей дорогой.
– Хорошо.
– В смысле? – опешила я.
– Мы подпишем бумаги.
Он развернулся и вышел из комнаты.
– Эй, Доар! Постой… – бросилась я следом, но дверь сердито захлопнулась.
Что сейчас произошло? Почему мы не на полпути к молельщику? Я потребовала печать, а он согласился? Он вообще в своем уме?!
С самого утра по первому этажу разносились визгливые вопли. В жизни бы не подумала, что тщедушный Гаэтан способен ввести в оторопь четырех рыжебородых здоровяков-идэйцев. Они слушались властного старика без пререканий и недовольства.
– Я взял на себя смелость, эсса Аделис, посмотреть ткани, которые вы купили, – после приветствия недовольно объявил мастер. – Конечно, не ручная работа, но во вкусе вам не откажешь. Купите серебристого полотна еще три рулона, иначе не хватит обтянуть стены в холле.
– Слушаюсь, – ошарашенная неожиданным напором «темного властелина», на которого смотрела сверху вниз, выпалила я.
– Сегодня, – кивнул он на дверь. Мол, подхватила юбки и поскакала на торговую площадь, пока создателя не покинуло вдохновение.
– Как скажете.
– Вы довольно покладисты для эссы, – заметил Гаэтан.
Осталось неясным: меня обругали или похвалили?
Я тишком попросила слуг собрать закупленный, но совершенно бесполезный в хозяйстве хлам и вместе с содержимым моего переполненного гардероба от имени риата Гери отвезти в приют для девочек. С самим риатом Гери за целое утро мы умудрились ни разу не столкнуться. Договорившись с Эрлом об отправке вещей, я воспользовалась возможностью сбежать из особняка хотя бы на пару часов и уехала в соседний городок.
Если торговец и оказался разочарованным тем, что взбалмошная покупательница оставила за порогом большую часть сумасбродства и не накинулась на новые яркие полотна, как взбесившаяся сорока, то виду не показал. С вежливой улыбкой он попросил подождать, пока подручный проверит наличие ткани на складе.
Пока я без особого интереса рассматривала цветочные орнаменты на полотнах, в торговой лавке появился Айдер Эббот. Возможно, просто увидел меня через высокую открытую витрину и не упустил случая напомнить о себе. Или сказать гадость.
– Дорогая кузина, рад приветствовать, – растянул он губы в неприятной улыбке. – Как поживает братец?
Точно! Захотел наговорить гадостей. Интересно, если ему заморозить рот, чтобы не мог разлепить губы, то случится скандал?
Читать бесплатно другие книги:
