Войны Миллигана Киз Дэниел
Джудит Бокс, с которой связались по телефону, энергично опровергла обвинения Гилмора. «Я думаю, что Гилмор постоянно ищет предлоги, чтобы его имя печатали в газетах», — сказала она нам.
Отставка доктора Бокс вступит в силу 8 февраля 1982 года. Психиатр ушла в отставку после того, как администрация клиники сообщила о том, что возобновление ее контракта не планируется.
«Что касается технической стороны, я не была уволена, уточнила она нам. Государство никогда никого не увольняет. Вы уходите в отставку, вот и все».
Танда осудила освещение этого дела в СМИ, и заявила об отрицательном влиянии случившегося на Билли и их отношения. Ее протест появился на первой странице Диспэч 4 февраля 1982 года.
ПО МНЕНИЮ ЖЕНЫ МИЛЛИГАНА, ОБЩЕСТВО СЛИШКОМ ЖЕСТОКО
Танда Миллиган заявляет о факте издевательств и преследований после замужества, но отрицает, что истинной причиной брака были слава или деньги.
«Мы постоянно подвергаемся ужасному давлению», говорит она.
Миссис Миллиган утверждает, что из-за преследований сотрудниками безопасности и недостатка в медицинском уходе, она не могла поговорить с личностью по имени «Учитель» начиная с самого Рождества. Ее муж, говорит она, с каждым днем становится все более замкнутым, и в последнее время, она встречается лишь с его «робкими» личностями. Миссис Миллиган заявляет, что поддерживает отличные отношения скаждой из личностей мужа, хотя всех их называет «Билли».
«Наши отношения имели мало возможности для развития. Я останусь на его стороне».
Танда сообщила Писателю, что известность их пары также увеличивала давление, которому она подвергалась со стороны своей семьи.
— Даже когда я объясняю им, что люблю Билли, они не хотят ничего слышать. Меня не устают убеждать: «Это не любовь. Это мимолетное увлечение, и мы будем молиться за тебя. Этот мужчина одержим демонами и духами». Как будто члены моей семьи какие-то «святые роллеры» (христиане, относящиеся к секте пятидесятников. Катаются (roll) по траве в религиозном экстазе — прим. пер.). Они даже пытались изгнать из меня демонов, — продолжила она. — Однажды они прижали меня к стене, крича «Изыди, демон, во имя Христа!» Они были убеждены, что я тоже одержима. По какой же еще причине я могла влюбиться в безумца?
Отношение ее брата Дона тоже было неоднозначным. Когда он бывал в хорошем настроении, объяснила Танда, он мог заявить с улыбкой:
— Я очень рад, что вы поженились. В некотором смысле, это я вас сблизил, влюбленные! — Но когда у него начиналась депрессия, Дон утверждал, что эта история ни к чему не приведет: — Они никогда не выпустят Миллигана!
— Он использовал Билли, — сказала Танда. — Когда-то я проносила травку моему брату, понемногу, но на каждой встрече. Когда у меня начались отношения с Билли, Томми заявил: «Я больше не хочу, чтобы ты рисковала. Я не могу этого позволить». Мой брат может любезно общаться с Билли, а минуту спустя послать куда подальше. И я знаю, что Дон им манипулирует, угрожая запретить мне его навещать. Но я говорю вам: у меня даже и мысли нет, чтобы выбирать между братом и Билли!
Через семь недель после их брака Танда не появилась во время, отведенное для посещений.
Аллен позвонил своей сестре, чтобы узнать, что случилось с его женой.
— Она недавно ушла, — сообщила Кэти. — В это время она уже должна быть в клинике.
Аллен почувствовал странное ощущение под ложечкой.
— Загляни, пожалуйста, в ее шкаф, Кэти.
Через несколько секунд его сестра снова взяла трубку.
— Шкаф пустой! Нет одежды, ничего нет!
Аллен попросил Кэти проверить его банковский счет. Как он и подозревал, Танда полностью его обчистила. Девушка исчезла вместе с их новой машиной и семью тысячами долларов, которые он заработал на продаже своих картин.
Кэти позвонила ему, чтобы сообщить, что нашла у комода прощальное письмо, написанное два дня назад.
Газета Ситизен опубликовала на эту тему статью под крупным заголовком на первой странице: «Жена Миллигана оставляет лишь прощальное письмо». Коламбус Диспэч на другой день компенсировала задержку информации цитатами из этого письма.
У МИЛЛИГАНА НИ ЦЕНТА ПОСЛЕ УХОДА ЖЕНЫ
Робин Йокам
Новая супруга мистера Уильяма С. Миллигана сбежала, прихватив с собой сердце мужа, а также общий автомобиль и 6250 долларов с банковского счета.
В следующее воскресенье у Миллигана не найдется ни одного повода для радости, хотя в этот день ему исполнится 27 лет, к тому же это будет день Святого Валентина, который он должен будет отпраздновать в качестве новобрачного. По словам его сестры, он взбешен и глубоко оскорблен отъездом жены Танды Миллиган, в девичестве Танда Кей Бартли.
21-летняя девушка оставила на комоде в его комнате прощальную записку, в которой она заявляет, что не может больше выносить «оказываемого на нее со всех сторон давления», признается, что она, вероятно, не должна была выходить за него замуж. Она осознает, что поступает недостойно, оставляя его, и просит прощения за «тайный отъезд».
Первым желанием Аллена было броситься к телефону и позвонить Мэри, но, едва не набрав номер, он положил трубку. Аллен не собирался причинять боль верной девушке, любившей его по-настоящему. Он упрекал себя за то, что повел себя так глупо, допустив, чтобы красота Танды затуманила его разум, и он поверил в ее фальшивую любовь
В отличие от Мэри, Танда не давала ему никакого интеллектуального стимула. Он должен был привести себя в благостное расположение духа, прежде чем войти в комнату для свиданий и поговорить с ней. Большинство разговоров сводилось к монологам Танды о лаке для ногтей, одежде, которую она хотела купить, о последних дисках и модной музыке.
Аллен не мог отрицать, что красота девушки была электризующей, но когда Танду охватывал гнев, она могла быть очень жестокой. Теперь он убедился, что она всего лишь использовала его в собственных интересах. Должно быть, она представляла себе, что после публикации книги, посвященной его истории, его картины принесут ему много денег. Сейчас, когда она его бросила, Аллен понял, что девушка, вероятно, с самого начала все спланировала.
Он рассказал Писателю про свое психологическое состояние на данный момент
— Я продолжаю чувствовать в себе несколько личностей, но за исключением состояния кризиса, во мне царит общая гармония. Скука самое неблагоприятное из чувств, которые испытываешь, находясь здесь, и лучший способ ее избежать чаще пускать в пятно детей. Их мир намного меньше: если дать им какую-то интересную вещицу, то они будут счастливы несколько часов.
Когда Писатель спросил, что происходит в его сознании, когда одна личность уступает место другой, то Билли описал это так:
— Я вижу все, что происходит, ведь какая-то часть меня все равно остается. Не знаю, сможешь ли ты это понять. Представь, что испытал бы ты, человек, живущий словами, вдруг утратив способность к чтению? Минуту назад ты был абсолютно уверен, что умеешь читать, а сейчас не можешь прочесть ни слова. Части моего «я» в буквальном смысле оторвались друг от друга. Моя память покидает меня. Я смотрю на физическое уравнение и понимаю его смысл, но в один момент я перестаю узнавать все символы. Хочешь верь, хочешь нет — но это ощущение имеет свою положительную сторону. Вместе с неведением приходит невинность. Вместе с невинностью приходят наивность, умиротворение и чистота.
Он назвал условия, необходимые для того, чтобы Учитель существовал вечно.
— Когда мне придется взять на себя ответственность за функциями, подобными адаптации к окружающему миру, это станет возможно. Я больше не смогу относиться к себе небрежно и довольствоваться присутствием в центре событий. Я больше не смогу бегать от своих обязательств. И когда реальность влепит мне здоровенную пощечину и вручит потребность день изо дня справляться с ежедневной рутиной, мне придется оставаться в сознании. И этого я желаю больше всего на свете.
Он не старался продемонстрировать докторам, что он уже не распадался на части.
— Я знаю, как работают учреждения, подобные этому. Строго говоря, им наплевать, что происходит у тебя в голове. Если ты не буйный, значит, ты не настолько болен, чтобы оставаться здесь — вот как они думают. Мне нужно в обычную больницу, такую как Афинский центр, где я смог бы научиться адаптироваться к проблемам по мере их появления. Со свободой придет чувство ответственности. А здесь им достаточно того, что у меня есть постель и еда. Возьми человека, наделенного безграничным интеллектом, и запри его в клетке. Единственный способ, который позволит ему вынести это состояние — попытаться выбраться из замкнутого пространства, вырваться или получить вещи извне. Если ничего из этого осуществить нельзя, быстро слетаешь с катушек. Тебя поглощает фрустрация. Ты задумываешься о самоубийстве. В конечном счете, ты окончательно прощаешься с рассудком и сводишь счеты с жизнью. Если же тебе нечем совершить самоубийство, ты уходишь в себя. Чтобы убежать, ты теряешься в мире собственных фантазий, создаешь свою вселенную, абстрагируешься от действительности с помощью порождений собственного разума. Учитель пожал плечами. — Они должны объединить меня и вернуть мне свободу, или дать умереть.
15 марта 1982 доктор Джон М. Дейвис, сменивший Джудит Бокс на посту руководителя регионального отделения судебной медицины, представил следующий письменный отчет:
«Нам кажется, что мистеру Миллигану была оказана надлежщая медицинская помощь, и что в достаточно сложный период своей жизни он продемонстрировал подлинное самообладание без манифестации деструктивных начал.
Вследствие вышеупомянутых психологических тестов и многочисленных бесед, целью которых была попытка определить опасность пациента, клинический психолог и лечащий психиатр пришли к следующему мнению: никакого явного признака потенциальной опасности у мистера Миллигана не выявлено. Поэтому данный пациент больше не нуждается в усиленных мерах безопасности, и суд принимает решение о переводе в государственную психиатрическую клинику с меньшими ограничениями, для дальнейшего терапевтического лечения».
Неделей позднее медицинская комиссия, собравшаяся на заседание по вопросу пересмотра приговора, подчеркнула, что реакция Миллигана на потерю жены доказывает: его положение стабилизировалось, и он уже не представляет опасности ни для себя, ни для окружающих.
Во время своей беседы с комиссией, доктор Дейвис заявил судье Флауэрсу, что умение сдерживать эмоции, которое продемонстрировал Миллиган после ухода жены, произвело на него сильное впечатление.
Как и всем лицам, успешно прошедшим тест Ханда (что подтверждало отсутствие угрозы от пациента для себя и окружающих), он рекомендовал перевести Билли в открытое заведение.
Когда судья Флауэрс приказал, наконец, перевести Билли в Афинский центр, Департамент психического здоровья пытался отсрочить этот перевод, обосновывая это тем, что Миллиган не сможет получить в этом заведении надлежащего ухода. Тогда Флауэрс заявил: если Миллиган в самые короткие сроки не будет переведен, он привлечет к ответственности лиц, препятствующих осуществлению правосудия.
В издании Коламбус Диспэч от 11 апреля 1982 года директор Департамента психического здоровья штата Огайо раскритиковал судью Флауэрса: «Я не доволен его комментариями. Судьи не располагают образованием, которое позволяло бы заниматься медициной, или определять компетентность докторов».
Получив информацию о замечаниях директора, Флауэрс заявил: «Я высказал свое решение, и буду придерживаться его».
Начальник полиции Афин, узнав эту новость, публично высказался против возвращения Миллигана под его юрисдикцию. Выражая недовольство, он заявил, что уверен в той опасности, которую Миллиган представляет для города, и высказался против любого решения, позволяющего ему одному или в сопровождении кого-либо покидать границы центра психического здоровья в Афинах. Мэр Афин занял аналогичную позицию.
Студенческая газета Пост университета Огайо выразила противоположное мнение, прямо на первой странице издания от 12 апреля 1982 года, в редакционной статье, озаглавленной:
Будем справедливы по отношению к Миллигану
Уильям Стенли Миллиган возвращается в Афины, и мы не можем делать вид, что нас это не касается. Однако нас беспокоят не студенты и граждане этого города, а сам Миллиган.
Враждебность общественного мнения, подогреваемая средствами массовой информации Коламбуса и некоторыми политиками, ни в коей мере не помогает лечению синдрома множественной личности.
Нас заботит то, что Миллиган получает лечение, адаптированное к его психическому заболеванию. Давайте не будем забывать, что Уильям Стенли Миллиган — человек. Жители нашего города должны проявить сострадание по отношению к человеку в такой ситуации.
Мы не просим вас встречать Миллигана с распростертыми объятиями. Мы просим вас понять его. Это самое малое из того, что мы можем сделать.
Спустя два с половиной года после перевода в Лиму (осуществленному незаконно), Билли Миллиган упаковал свои личные вещи, готовясь к возвращению в Афины. Когда надзиратель по прозвищу Рваное Ухо и социальный работник сопровождали Учителя, закованного в наручники, к фургону для транспортировки, то они к своему удивлению заметили, что двор клиники, огороженный колючей проволокой, был заполнен пациентами и надзирателями, пришедшими попрощаться.
Увидев Миллигана, они махали ему и аплодировали. Руки Билли были закованы в наручники, поэтому в ответ он смог лишь поднять руки, чтобы помахать им. Тот факт, что все они собрались его проводить, грел ему душу — вся эта сцена напомнила ему прощание Роберта Редфорда в конце фильма «Брубейкер». И сегодня, в отличие от дня его свадьбы, он слышал аплодисменты.
3. «Убейте мне этого сукиного сына!»
Миллиган прибыл в афинский центр психического здоровья 15 апреля 1982 года. Охрана сопроводила Билли в его старое отделение, где с него сняли наручники. Пациенты и работники улыбались, поздравляли его с возвращением. Главная медсестра просто сказала ему: «Добро пожаловать домой, Билли».
Когда через несколько дней пришел Писатель, его ждал Учитель.
— Я рад, что это ты, — сказал Писатель, пожимая ему руку. — Давно не виделись.
Стоял теплый весенний день, они бродили по парку. Учитель был очень вдохновлен, смотрел куда-то вдаль, в сторону реки Хокинг.
— О боже, как здорово вернуться!
— Как твои дела?
— Я разделяюсь на несколько личностей, но не присутствую в их сознании. Я слышу их голоса, но не могу с ними говорить. Доктор Кол, однако, этого и добивается. По его словам, Рейджен настаивает на том, что я не должен находиться здесь, в открытой государственной клинике.
— Он серьезно?
Учитель кивнул.
— После двух с половиной лет контроля над пятном, в течение которых он чувствовал себя полным жизни и власти, Рейджен взбешен тем, что его вернули в заведение, откуда он пытался сбежать…
Он повернулся к зданию и посмотрел на пожарную лестницу, которая вела к одному из запасных выходов.
— Эту дверь он сломал, не так ли?
Писатель улыбнулся.
— После этого они стали ее охранять.
— Справедливо. Поскольку Рейджен теперь в надежной больнице, он теряет позиции главного. Они с Артуром во многих вопросах не могут найти общий язык. На этой неделе никто не контролирует пятно. Артур знает, что другие психиатры не одобряют регулярное использование в терапии амитала натрия, выбранного для меня доктором Колом, и что Департамент психического здоровья вмешивается в мое лечение. Контроль моего сознания — главный приз в ожесточенной битве, развернувшейся на два фронта — внутри меня и во внешнем мире.
— Как они там, внутри?
— Кевин вопит, что не хочет амитала, поскольку когда я цельный, он не может безнаказанно творить, что ему вздумается. Может, Артур и вычеркнул его из списка нежелательных, но от Кевина вечно одни проблемы. Пока я не под амиталом, ничто не может его остановить. Даже Рейджен не справляется с ним, когда общее сознание слабо или вовсе отсутствует. Кевин предоставлен самому себе, и он ведет себя в стиле «если я хочу выпрыгнуть в это гребанное окно — никто не помешает мне это сделать!» За эти два года он стал сильнее. Когда я выхожу из пятна передохнуть, Кевин обожает занимать сознание. Это настоящая проблема — держать его в спокойствии. Как-то в отделении судебной медицины он занял пятно в тот самый момент, когда доктор Бокс вводила амитал Томми. Изо всех сил он заорал: «Грязная шлюха!» Бедняжку чуть удар не хватил.
— Почему он это сделал?
— Он был взбешен тем, что женщина отбирает его власть, а…. — Учитель остановился и нахмурил брови, удивленный собственными словами. Пожав плечами, он продолжил, — … а Филип всего лишь апатичный хулиган. У него нет привычки хамить или разбойничать. Он просто надо всем смеется, и ничем не интересуется.
— Думаешь, нежелательные могут помешать в Афинах?
— Рейджен считает, что пока у доктора Кола трудности с назначением нам амитала, мы не должны находиться в открытой больнице.
— Но ты говорил, что доктор Бокс способна использовать амитал для контроля нежелательных.
— Амитал давал ей контроль над пятном, она могла решать, кому и как долго быть в сознании — доктор Кол этим никогда не располагал, а жаль. Сейчас ему придется убедить Артура и Рейджена сотрудничать для поддержания порядка, потому что я не в силах удержать Кевина и Филипа от самовольства.
На мгновение они замолчали и как раз вошли в здание.
— Я хотел бы навещать тебя по четвергам. Ты будешь здесь?
— Сложно сказать, — ответил Учитель. — Столько всего происходит. Я оставлю записку о твоем визите. Тогда, если я уйду, кто-то другой будет тебя ждать.
Писатель хотел убедить его присутствовать на следующей встрече но, пока они заходили в здание, он заметил легкую перемену во взгляде и мимике Миллигана.
Учитель исчез.
— Увидимся в четверг, — бросил ему Писатель.
Через несколько дней, во время завтрака, доктор Кол объяснил ему, что Томми настолько изменился, что больше не уверен в собственном существовании. Теперь он похож на Денни, замкнутого подростка, который появляется только чтобы принять боль.
Позже и Аллен отметил изменения в поведении Томми. Он с горечью упомянул кошмарное обращение, которое они переносили в Лиме — их силой вытаскивали из палаты, а после смерти Ричарда их связывали ремнями и пытали током в Барбекю. После этого Томми уже не был прежним. Аллен знал, что Томми чувствовал себя безумцем и стыдился потери памяти, равно как и невозможности принимать решения.
Через некоторое время доктор Кол понял, что между Алленом и Томми происходит жестокая борьба. Медсестры сообщали, что видели, как Аллен работал над портретом, а несколько часов спустя заметили Томми, который вышел из комнаты, нашел картину и испортил ее крупными мазками.
Аллен угрожал Томми сделать то же самое с его пейзажами, если он не прекратит портить его полотна.
— У меня не получается убедить Томми рассказать мне о причинах его поведения, — с сожалением сказал доктор Кол Писателю. — Может, он расскажет вам.
Писатель согласился попробовать наладить мир между двумя обитателями. Понадобились целые дни ненавязчивых расспросов, чтобы Томми наконец отреагировал:
— Аллен не имел права говорить тебе об электрошоке!
— Аллен знал, что с тобой что-то не так, что кто-то должен был попросить о помощи.
— Это моя проблема, Дэниел. Я расскажу тебе, когда приду в себя и буду готов.
И все же Томми описал то, что помнил из эпизода в Барбекю на Колесах и согласился на перемирие с Алленом.
В течение следующих месяцев Учитель с помощью доктора Кола боролся за то, чтобы завершить слияние и стать цельным.
В середине октября 1982 года, опираясь на отчеты доктора Кола, судья Флауэрс пересмотрел свое предыдущее постановление, и позволил Билли участвовать в прогулках по городу небольшими группами пациентов с сопровождением, но все же запретил покидать клинику в одиночку.
Билли проявлял нетерпение, убежденный, что политика опережает его терапию. Ему надоело видеть представителей власти, которые три года назад посмели признать его «недееспособным по причине психических расстройств», и уступать под давлением законодателей и СМИ. Пришлось ждать почти полгода до апреля 1983-го, пока судья разрешил ему «прогулки днем», при условии, что его будет сопровождать терапевт или другой «дееспособный» человек.
Билли не понимал, почему с ним все еще обращаются не так, как с другими пациентами, среди которых есть и убийцы, получившие право выходить из клиники, как только их психиатр решит, что они больше не опасны для себя и окружающих. Он никогда не переходил улицу в неположенном месте, по его словам — с тех пор, как его арестовали в октябре 1979.
Миллиган был примерным пациентом, перенеся многое из того, что не каждому под силу.
Однако факт того, что он должен выходить из клиники под присмотром санитара его лишь раздражал, в то время как список разрешенных посетителей — приводил в бешенство.
Писатель был в этом списке, наряду с молодой медсестрой Синди Моррисон, нанятой для практически ежедневного присмотра за Билли. Как и большинство работников Центра, Синди осуждала несправедливые ограничения, предписанные Миллигану, и вставала на его защиту при каждой возможности.
Коллектив терапевтов афинского Центра терпеливо воспринял указания судьи Флауэрса. Он назначил время для выходов за пределы больницы — с 7 утра до наступления ночи. На деле это означало — до 22 часов, пока не погасят фонари.
Билли снял дом, в котором он мог рисовать весь день, готовясь к моменту, когда ему позволят жить вне клиники, на «испытательном сроке».
К несчастью, этот дом находился прямо напротив дома, принадлежащего дяде Роберта Аллена, шерифа округа Афины.
21 июля 1983 специальный агент Говард Уилсон, по приказу начальника службы УДО в Коламбусе, начал следить за Билли. Шериф Аллен сообщил Уилсону, что каждый день Миллигана отвозят в Центр на желтом пикапе фирмы Датсун, зарегистрированном на имя Синди Моррисон. Он описал ее как молодую девушку ростом метр шестьдесят, обладающую средним телосложением и темными волосами длиной до плеч. «Миллиган, — уточнял он, — проводит весь день в доме, арендованном с конца прошлого месяца». Шериф предположил, что дом его дяди, находящийся в том же квартале, может послужить отличным местом для наблюдения.
Одетый в грязные джинсы, кепку и рваную футболку, натянутую на выпирающий живот, агент Уилсон проехался по кварталу на машине. Припарковавшись, он решил лесом пробраться к дому Миллигана, чтобы выйти к его западной части. Не имея возможности наблюдать за домом и двором со всех сторон, он обошел дом по кругу, зайдя с востока. Вдруг раздался лай. Миллиган вышел из дома, чтобы спустить собак.
— Найти его, Цезарь! Найти этого сукиного сына! Убить его, Таша!
Уилсон отступил в лес, чтобы оторваться от собак, а затем наблюдал за домом до наступления ночи. Когда зажегся свет на крыльце, он увидел, как Миллиган и молодая черноволосая женщина сели в желтый Датсун и уехали.
Когда Уилсон на следующее утро вернулся на свой наблюдательный пункт в 7:26, то свет на крыльце еще горел, но ни одной машины на дорожке не было. В 7:49 Датсун подъехал к дому, и Уилсон сфотографировал Миллигана и девушку, проходящих мимо него.
После обеда шериф Аллен предложил ему поохотиться на сурка в окрестностях, и дал ему карабин 22-го калибра.
Уилсон написал в своем отчете:
«На подходе к дому я увидел Миллигана, занятого стрижкой газона в саду. Я подошел к нему и сказал, что охочусь на сурка и не хотел бы его беспокоить.
Объект заявил, что будет рад разрешить мне охотиться в его владениях, и выразил надежду, что я избавлю его от нескольких сурков. Затем он продолжил свою работу, а я расположился на соседнем поле».
Также Уилсон опросил соседей, которые заявили, что часто видели Миллигана в сопровождении черноволосой женщины, занятого рисованием в поле.
Уилсон закончил свое наблюдение 22 июля в 8 часов вечера. В то время, когда он диктовал свой отчет в отделе условно-досрочного освобождения, шериф Аллен позвонил и сообщил ему, что увидел Миллигана и темноволосую девушку (как выяснилось, Синди Моррисон) во время прогулки по Корт Стрит в центре Афин, и смог их сфотографировать.
Синди Моррисон сообщила Билли, что постоянный надзор и угрозы ее пугают.
— Ты действительно думаешь, что кто-то хочет тебя убить?
— Я точно знаю, это наемный убийца. Кому-то очень нужна моя голова. Меня хотят или убить, или навсегда упрятать в тюрьму.
— Я боюсь, Билли. Наверное, мне лучше уехать. Мы не должны больше видеться.
— Думаю, ты права. Я буду скучать по тебе, но не хочу, чтобы ты жила в постоянной тревоге.
20 сентября газета Пост сообщила, что шериф Аллен признался в наблюдении за Билли Миллиганом.
«Служба условно-досрочного освобождения приняла участие по моей просьбе, — заявил он журналисту. — Именно я вступил в контакт с ними».
Когда другой репортер напомнил, что, с согласия бригады терапевтов, суд позволил Миллигану покидать Центр днем в сопровождении Синди Моррисон, шериф Аллен возразил: «Если его вылечили, он должен отправиться в тюрьму».
Шериф поделился этим мнением со всеми, кому непонятно отношение службы условно-досрочного освобождения к Билли.
Согласно закону штата Огайо, Миллиган, «оправданный по причине невменяемости» в 1979 году, не мог быть отправлен в тюрьму за эти же преступления. Единственной возможной мерой наказания оставалось поместить его в психбольницу тюремного типа с высоким уровнем безопасности до тех пор, пока Департамент психического здоровья не сочтет, что он больше не опасен для себя и общества.
На данный момент, большинство душевнобольных были отпущены на свободу. На эту же участь надеялся и Билли, с нетерпением ожидая решения.
Билли и его адвокаты считали, что служба условно-досрочного освобождения могла бы разрешить ему остаться на условном освобождении, как она делала это для более жестоких и более опасных осужденных, чем он — в том числе для неоднократно судимых.
Билли также подчеркивал, что после обнаружения у него психического заболевания, он не нарушил ни единого закона — вплоть до полного соблюдения правил движения по пешеходному переходу.
После признания Департаментом психического здоровья не представляющим опасности для себя и окружающих, Билли готовился к свободе с испытательным сроком на несколько лет, пока его не освободят от поводка.
Иногда до него доходили тревожные слухи о том, что начальник службы УДО намеревался посадить его в тюрьму. По сведениям Билли, Джон Шумейкер ждал, что Департамент психического здоровья признает Билли безопасным для себя и общества, с тем, чтобы вменить ему остаток заключения от двух до пятнадцати лет — руководствуясь каким-то нарушением, совершенным в период условного освобождения.
Адвокат Миллигана Алан Голдсберри навел справки об этих слухах, и убедил Билли в их безосновательности. К моменту нового появления Билли перед комиссией, судья Флауэрс, переборов упорное сопротивление шерифа Аллена, дал, наконец, «зеленый свет» программе «пробного разрешения на выход».
3 февраля 1984 года первая страница городской газеты Коламбуса крупными буквами гласила: «Миллиган может выходить за пределы больницы без сопровождения».
Репортер Гарри Фрэнкен процитировал речь, произнесенную Миллиганом перед судом присяжных:
«Моя жизнь сильно изменилась. Я прекрасно понял разницу между добром и злом. Это очень важно для меня. Я терпел насилие. Мне внушали ненависть. Мои действия не были направлены против женщин, они были вызовом всему миру. Я думал, что такой должна быть вся жизнь, что люди должны причинять зло друг другу… Я смеялся в лицо жизни и смерти».
В течение следующего года, противостояние между Билли и шерифом Алленом усиливалось, пока шериф не арестовал Миллигана за правонарушение, которого, по заверениям Билли, тот не совершал.
Детали вышеупомянутого происшествия:
ОТЧЕТ СЛУЖБЫ УСЛОВНО-ДОСРОЧНОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ
22 ноября 1984 года, возле сарая Джорджа Миснера, жителя Афин, Огайо, раздался выстрел. Пуля, выпущенная из охотничьего ружья, пробила стену, вошла в стоявший там фургон, пронзила рефрижератор, вышла с другой стороны фургона и застряла в противоположной стене сарая. Общий ущерб — более 1600 долларов.
Назвавшийся Брюсом Расселом, признал вину в совершении выстрела, находясь в отделении шерифа округа. Он заявил, что водителем машины был досрочно освобожденный заключенный [Миллиган]. Рассел также заявил Дэйву Малависта из центра психического здоровья в Афинах, что условно-освобожденный заключенный находился вместе с ним [Расселом] во время происшествия, и он [Миллиган] знал о его намерениях. Нужно отметить, что в своих недавних показаниях в управлении окружной прокуратуры в Афинах, Рассел заявляет, что он «не вполне уверен», что условно-освобожденный заключенный знал о его намерениях [намерениях Рассела].
Кроме того, помощник прокурора Той заявил, что можно начинать судебное разбирательство против условно-освобожденного заключенного за угрозу убийства шерифа округа Афины и его семьи. Следует отметить, что эти надуманные угрозы были адресованы шерифу Роберту Аллену.
Брюс Рассел, бывший сотрудник Афинского центра психического здоровья, ответственный за выстрел, был обвинен в преступном вандализме. Он много раз возвращался к своей версии событий, и, после допроса, который проводил шериф Аллен, заявил прокурору, что изменил изложение фактов, потому что Миллиган ему угрожал.
Спустя месяц, за пять дней до Рождества, когда Билли наблюдал за вырубкой деревьев лесозаготовительной компанией, шериф Аллен припарковался у его дома, вышел из машины с ордером в руке и приступил к аресту. Так как Рассел на тот момент официально утверждал, что Миллиган «не знал о его намерении выстрелить из охотничьего ружья», обвинение в преступном вандализме было заменено на «соучастие в акте вандализма».
Следователь отказался предъявлять обвинение Билли на основании имеющихся доказательств, отметая все выдвинутые обвинения. Шериф Аллен продолжал упорствовать и вскоре заявил, что нашел очевидца, который может опознать в Миллигане водителя машины. Но когда помощники прокурора Роберт Той и Дэвид Уоррен подтвердили во время предварительного слушания дела, что не могут предъявить доказательства, судья принял новое постановление о прекращении дела.
В ответ прокуроры сообщили о своем намерении передать дело другому следователю и требовать обвинение на основании анонимных показаний по тем же пунктам. По всей видимости, не только шериф, но и прокуроры упорно стремились дать ход делу Билли, не заботясь о последствиях своих действий для налогоплательщиков.
Билли почувствовал, как он распадается. Он боролся за то, чтобы постоянно удерживать Учителя в Пятне, но страх, стресс и паранойя угрожали его целостности.
Он никому не раскрыл своих переживаний, даже доктору Колу.
Приезд из Колумбии Гэри Швейкарта, в помощь Алану Голдсберри во время процесса, принес ему значительное облегчение.
Арест его клиента, заявил Голдсберри на суде, несомненно, повлиял бы на его статус в глазах службы условно-досрочного освобождения. «Если бы мой клиент совершил какое-либо преступление, то служба УДО имела бы полное право распорядиться об отправке его в тюрьму за нарушение условий освобождения. Для выдвижения обвинения суду должны быть представлены доказательства. Обвинение не представило никаких доказательств, оставив, тем не менее, темное облако над головой нашего клиента. Защита намерена разогнать это облако».
Швейкарт заявил, что обвинение сознательно нарушает закон при проведении юридических процедур. «На момент ареста мистера Миллигана был заявлен факт наличия доказательств его вины, — подчеркнул солидный адвокат со стороны защиты, — однако, ни одного доказательства на суде представлено не было. Посмотрим, какими будут их дальнейшие действия».
Брюс Рассел, совершивший выстрел, выступил в защиту обвиняемого в вандализме. Он был освобожден условно-досрочно без внесения залога.
Так как Билли не было предъявлено обвинений, судья Флауэрс перешел к следующему этапу курса лечения, предписанного судом. Во время судебного заседания, проходившего в Коламбусе, Флауэрс смягчил условия освобождения с испытательным сроком: Билли был обязан посещать Центр психического здоровья для продолжения лечения не менее одного раза в неделю, и предупреждать администрацию о своем намерении выехать из округа Афин.
Многие участники национального женского движения громко высказали свое негодование в зале суда. Одна из женщин вскочила с криком: «Я требую предупредить женщин Огайо, что известный насильник будет на свободе!»
Снаружи другая феминистка попыталась напасть на Билли, но ее удержали подруги.
Билли заявил разъяренным женщинам, что понимает их реакцию. Он знал, что такое ненависть, так как сам множество раз был изнасилован собственным отчимом.
— Но я не зверь, каким меня представляет пресса. Приходите ко мне в Афины, и вы узнаете настоящего Билли Миллигана.
— Желаю вам удачи, — сказала другая активистка, — но вы должны понять: каждый раз, когда ваше имя появляется в СМИ, миллионы женщин трясутся от страха.
Три недели спустя, Билли покинул округ шерифа Аллена, чтобы расположиться на ферме, которую он арендовал. Миллиган занялся разведением скота, чтобы дополнить доход с продажи картин.
Через какое-то время после его переезда, Сильвия Чейз пришла в Афины для интервью. Команда передачи «20/20» засняла Билли, когда он играл с собаками, гулял по городу, кормил скот и рисовал. Большинство жителей города были готовы предоставить второй шанс своему самому печально известному обитателю.
Тем временем Роберт Аллен не позабыл о своей враждебности. Репортер из Бостон Феникс позже передал его заявление: «Если бы этот сукин сын (Миллиган) отсидел в тюрьме за насилие в Коламбусе и смирился со своим приговор, сейчас он был бы уже на свободе; он бы стал обычным гражданином, как вы или я. Черт возьми, он наверняка провел больше времени в чертовых психушках, чем если бы он сразу сел в тюрьму! Но не в этом проблема. Он все еще должен обществу много лет тюрьмы!»
— Однажды мне показали, — сказал Аллен, широко улыбаясь, — что у меня было решение этой чертовой проблемы на кончиках пальцев, но я позволил водить себя за нос. Я должен был убить этого сукиного сына и бросить в заброшенные шахты графства Мейс.
Две недели спустя Билли позвонил своему адвокату и сообщил, что Аллен с помощниками ворвались к нему в час ночи, и вновь задержали его за участие в стрельбе в амбаре.
Билли не признал себя виновным во время чтения обвинительного заключения, но был не в состоянии внести семьдесят тысяч долларов, необходимых для освобождения под залог. Аллен посадил его в тюрьму округа Афины, где Миллигана жестоко избили.
Его сокамерники Ларри Сабо и Мирон Маккормик через два дня написали в газету Коламбус Ситизен Джорнал. Ежедневная газета опубликовала их историю, а следом и опровержения шерифа, 8 марта 1985 года:
ШЕРИФА ЗАБАВЛЯЮТ ВЫДВИНУТЫЕ ПРОТИВ НЕГО ОБВИНЕНИЯ
Рэнди Линбирд, Афины
Заявления двух заключенных нашей тюрьмы, согласно которым шериф Аллен попросил их убить Уильяма Миллигана «и сделать это похожим на самоубийство», будут предметом расследования, проведенного самим Алленом, сообщил он вчера.
Шериф заявил: «Я буду расследовать это дело», давая понять, что он начнет судебное разбирательство против заключенных или против Миллигана.
Во время допроса, который состоялся вчера в окружной тюрьме Афин, Маккормик уточнил, что с третьим заключенным, Майклом Деем, он тоже имел связь через Аллена 25 февраля этого года.
Сабо утверждал, что Аллен сделал ему предложение во время обыска 25 февраля, во время которого заключенные получили приказ выйти из своих камер для осмотра: «Он хотел заставить меня убить Билли Миллигана и обставить это как самоубийство. Мне бы очень хорошо заплатили за эту работу».
Маккормик написал: «Он (Аллен) спросил, готов ли я помочь повесить Билли таким образом, чтобы все поверили, будто он сам повесился. Он сказал, что мне больше бы не пришлось беспокоиться насчет моего приговора». Источники, связанные с делом Миллигана, описывают его состояние как тяжелую депрессию. Заключения и обвинения, выдвинутые против него, могли в равной мере способствовать рецидиву.
Шериф Аллен объявил Афинс Ньюс, что не усматривает особого конфликта интересов в том, чтобы самому провести расследование по факту обвинений, выдвинутых в его адрес.
«Кто лучше меня сможет пролить свет на это дело?» — спросил он.
Позже он сообщил прессе о своих выводах: обвинения в том, что он хотел убить Миллигана, были безосновательными. Капитан Клайд Бисли из полиции Афин, который также вел это дело по просьбе шерифа Аллена, заявил, что один из заключенных признался в ложности этих обвинений; вся эта история была всего лишь инсценировкой, разработанной Миллиганом, чтобы опорочить Аллена.
Но Гэри Швейкарт и Рэндалл Дана, защитник от округа Огайо, пребывали в твердой уверенности, что Билли избежал настоящей опасности. Адвокаты получили приказ суда о переводе Миллигана из окружной тюрьмы Афин в Центр судебной медицины Тимоти Морица для прохождения психологического обследования. А немногим позже, 9 апреля 1985 года, судья Мартин приказал поместить его в больницу штата Массилон на северо-востоке Огайо, где Миллиган должен был наблюдаться около двух месяцев, до следующего прохождения комиссии.
Тем временем Брюс Рассел, который стрелял из охотничьего ружья на ферме своего бывшего работодателя, был освобожден условно через тридцать дней.
Томми пришлось пережить целую серию переездов и обследований, после чего, закованного в наручники, его перевели в отдел(ЦПКО) психического здоровья Тимоти Морица. Это было 17 июня 1985 года.
Переходя в зону допуска, Томми заметил знакомый силуэт, который заставил его испытать беспокойство.
— Кто это? — спросил он у идущей рядом медсестры.
— Новый директор по медицинским вопросам Центральной психиатрической клиники штата Огайо, включающего в себя отделение Морица.
— Кого-то мне он напоминает…
— Это доктор Льюис Линднер. Его недавно перевели сюда, потому что клинику в Лиме закрыли.
Произнесенные названия «Лима» и «Линднер» эхом отдались в его голове, возвратив в сознание самые зловещие воспоминания — место, где массово умирают люди.
4. День независимости
Девять дней спустя, ознакомившись с результатами психологических исследований Миллигана, судья Томас В. Мартин выдал разрешение на его перевод. Билли покинет Центр судебной медицины Тимоти Морица, где он находился под строгим контролем и будет переведен в открытый корпус Центральной психиатрической клиники, где он сможет выходить и возвращаться, просто расписываясь в журнале на выходе.
По совету Рэнди Дана (близкого друга Гэри Швейкарта) судья Мартин назначил Стеллу Кэролин терапевтом, ответственным за лечение Билли. В 1977 году эта седоволосая женщина с голубыми глазами была первой, кто вместе с психологом Дороти Тернер довели до сведения правосудия, что Миллиган действительно страдает синдромом множественной личности.
— Сегодня, спустя почти девять лет, — сокрушалась Кэролин с сильным эстонским акцентом, — я четко понимаю, что плыву против течения. Мои коллеги из Центральной психиатрической клиники Огайо постоянно насмехались над моим случаем. Они считали меня глупой и наивной, полагая, что я была сбита с толку этим мошенником Миллиганом. Когда Билли возвратился в отделение Мориц ЦПКО (Центральной психиатрической клиники Огайо), его репутация была там задолго до него самого. Каждый обзавелся четко сформированным мнением по отношению к нему, каждый считал, что знает о Билли больше, чем я или он сам. У всех — от простой домохозяйки до представителя верхушки властей, включая каждого самого невзрачного клерка — у каждого было свое отношение к Билли. «Он — преступник, алкоголик и наркоман», — настаивали они, — «и я должен относиться к нему, как он того заслуживает».
Несмотря на это давление, она видела Билли дважды в неделю, хоть ей и было трудно справиться с всеобщей враждебностью коллег.
— Я была совсем одна, — рассказала она Писателю, — против меня и Билли непрерывно велась борьба. Мне всегда приходилось объяснять, что и почему я назначаю, в чем конкретно заключается лечение… В этом коллективе работали уважаемые врачи, каждый из которых был опытнее меня и, к тому же, их поддерживал доктор Линднер. Они все ополчились против меня. Иногда я говорила себе: «Я просто сделаю все, на что способна», но и это было не столько для меня, сколько для Билли. Многие сотрудники отказывались понимать, что пока Билли меняет личности, все его противоречивые поступки — обоснованные последствия его болезни. Билли выходил, Денни развлекался на территории клиники, а Томми поздно возвращался. Вместо надлежащего лечения его наказывали, запрещая выходить из корпуса… На самом деле они просто не верили в существование СМЛ. А когда я пыталась возразить остальным членам терапевтической команды, доктор Линднер приказывал подчиниться воле группы.
Кэролин вспомнила о судебном заседании, во время которого она вместе с доктором Колом, психологом Дороти Тернер и доктором Джорджем Хардингом, засвидетельствовала, что Билли страдает от СМЛ. Билли стоял у перил, отделяющих судей от публики, постоянно переходя от одной личности к другой. Перемены бросались в глаза всем, кто его знал. Однако доктор Линднер заявил, что Билли страдает «псевдопсихопатической шизофренией». Стелла Кэролин никогда не слышала о такой патологии, о чем она, смеясь, и сообщила. Возможно, речь шла об устаревшей терминологии…
Так или иначе, на суде Линднер оставил ее в дураках. Сейчас он использовал власть, предоставляемую должностью, чтобы любым способом сбить Кэролин с толку.
Психиатр должна была выступать против организованной оппозиции, причем руководствуясь уже не только интересами Билли. Она была втянута в борьбу за власть, и осознавала, что причиной войны был не Миллиган. Стоило ей поставить диагноз «синдром множественной личности» — и проблемы градом обрушились на нее.
Билли, узнав, что Стелла Кэролин также подвергается нападкам, как ранее — доктор Кол и доктор Бокс, увяз в депрессии. Его состояние окончательно ухудшилось.
В то же время директор службы УДО Джон У. Шумейкер, проигнорировав оправдательный приговор по причине психического заболевания, принял решение, что хранение Миллиганом пистолета, обнаруженного в его квартире 10 лет назад является нарушением условий его условно-досрочного освобождения из Ливанского исправительного учреждения.
В глазах Шумейкера, восемь лет в различных психбольницах c высоким уровнем безопасности не вычитаются из тюремного срока Билли, так как служба УДО считает его «не подлежащим аресту» в период лечения.
Директор службы УДО был непреклонен в своем решении. Как только Миллиган выздоровеет и попадет под юрисдикцию суда, Шумейкер вправе арестовать его и отправить в тюрьму еще на тринадцать лет заключения — расплата за нападения, совершенные в районе автомагистрали; дело, в переговорах о котором, адвокат защитил 20-летнего виновника, не имея ни малейшего понятия о его психическом заболевании.
Шумейкер стоял на своем, несмотря на указание штата Огайо о том, что периоды вынужденного содержания осужденного в психиатрической клинике должны вычитаться из приговора суда.
Читать бесплатно другие книги:
