Клубничное искушение для майора Зубова Зайцева Мария
Повышаю голос, а затем, выпростав руку, бью его по лицу.
С оттягом и нескрываемым удовольствием.
И еще раз. И еще!
На четвертый раз он ловит мою ладонь и прижимает к стене. И меня всем телом прижимает, наваливается.
Дышит тяжело, словно перебарывает себя, пытается совладать с эмоциями и похотью.
А затем мягко ставит на пол.
И отходит на полшага.
Конечно, все равно еще очень близко, непозволительно близко, но все-таки я, по крайней мере, могу дышать. И это уже хорошо.
– Ты чего, Клубничка?
Он, кажется, удивлен? Правда, что ли? Господи… Мужчины – непостижимые существа…
– Не называй меня так!
– Почему? Ты пахнешь клубникой.
– Нет!
– Ну, мне-то лучше знать… Ты чего такая дикая?
– Антон… Кстати, как тебя по-настоящему зовут? Хоть имя-то настоящее?
– Настоящее. Каменев Антон Сергеевич.
Он хмурится опять, невольно потирает красную щеку. Недоволен. Ну еще бы, обломали с его желаниями!
– Так вот, Антон Сергеевич, я прошу вас впредь ко мне обращаться по имени отчеству и всякие… такие вещи… прекратить.
Ох, я – молодец. Так хорошо сказала, так хорошо веду себя! Смогла донести доходчиво!
– Понял. Когда заканчиваешь?
Не смогла.
– Это еще зачем?
– Встречу, прокатимся куда-нибудь, поужинаем, поговорим…
Точно не смогла.
Или Антон Сергеевич у нас непрошибаемый совершенно.
– Еще раз: я не собираюсь с вами общаться и встречаться. Про ваше прошлое рассказывать никому ничего не намерена, мне нет до этого дела. И до вас нет никакого дела.
Вот. Теперь точно донесла.
– Хорошо, – покладисто кивает, поправляет пиджак, не сводя с меня глаз. Внимательных таких. Жадных. Если все понял, зачем так смотреть? – Тогда, может, завтра?
Не понял.
Катя, ты не умеешь донести информацию! Позор тебе, Катя!
Хорошо… Выдыхаем. Губы не лижем, не исключено, что именно это в прошлый раз послужило триггером для решения прижать меня в темном уголке и распустить лапы.
И еще разок. Как анекдот для дебила.
– Антон Сергеевич, я не буду с вами встречаться. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.
– Почему?
Да что же за бред-то такой???
– Потому что я замужем, Антон Сергеевич, давно и счастливо.
Он молчит. И выглядит так, словно эта новость для него стала шоком.
А для меня шок то, что он даже не сомневался, что я соглашусь с ним встретиться после стольких лет отсутствия и его феерического исчезновения.
Какой-то… треш, не назвать по-другому.
– И дети есть? – неожиданно тихо спрашивает он.
– Есть. Дочь. Может, вы пропустите меня? Мой рабочий день уже десять минут, как начался.
Он молча сторонится, пропуская меня к лестнице.
И так же молча топает следом. Не сопя в этот раз, словно возбужденный мамонт.
Нет, очень тихо идет, вежливо пропуская меня вперед, открывая дверь на второй этаж, указывая, в какой стороне лаборатория Хохлова.
Я иду, пытаясь настроиться на рабочий день, отбросить в сторону все, что мне сейчас мешает.
И нет, никаких угрызений совести не испытывая от своего вранья.
Как и он, наверняка, когда говорил влюбленной в него без памяти девочке, что это не она такая, а он такой.
И не думая, что испытает эта девочка, когда чуть позже увидит репортаж про кровавый расстрел в пригороде и без труда угадает в одном из неподвижно лежащих на асфальте тел своего первого мужчину, свою первую любовь.
Бумеранг? Не, не слышали.
А вот возмездие… Вполне.
И звучит лучше. Правильнее.
Глава 4
Первый день практики
Хохлов Семен Владимирович – старший научный сотрудник и, оказывается, не мой непосредственный начальник. Но мой руководитель практики.
А начальство у нас – Васильев Евгений Федорович, руководитель отдела строения вещества, доктор физико-математических наук, фигура таинственная и мало уловимая.
В отделе имеется еще один сотрудник, но он как раз в отпуске, и так удачно, что я пришла к ним на практику аж на два месяца.
И вообще, удачно, что теперь в их сплоченных рядах есть девушка, да еще и такая красивая…
Из всего приветственного спича Хохлова я делаю вывод, что с женщинами у физиков-ядерщиков не густо, и на меня тут будут смотреть. Ну, пусть смотрят, главное, чтоб не трогали.
А то вон, уже начали, практически… Наглые начальники отдела безопасности…
Щеки опять краснеют от воспоминаний о горячих ладонях на талии, о шепоте искушающем: «Клубничка…». Ну прямо, как в снах моих развратных.
Хохлов радуется и умиляется, принимая мои красные щечки за смущение перед его неотразимостью.
Усиленно предлагает чай-кофе, показывает рабочее место, рассказывает, в чем будет заключаться моя работа на время практики.
Я внимаю, привычно повесив на лицо выражение сладкой восторженной дурочки и записывая всю последовательность действий в лаборатории. Вообще, лаборатория не здесь, а рядом, в специальном корпусе, и вход туда по спец-допускам даже для сотрудников. Так что, не факт, что я там вообще побываю за все время практики. Конечно, я знаю о технике безопасности и прочем, но это еще не значит, что мои знания что-либо решат.
Весь март и до середины апреля я буду сидеть тут, в кабинете отдела строения вещества и, судя по настрою Хохлова, бесконечно приводить в порядок документацию. Бюрократия здесь, как и в любом учреждении, спонсируемом государством, занимает львиную долю времени. Ушедший в отпуск сотрудник как раз этим всем занимался, позволяя начальнику отдела и его заместителю спокойно погружаться в мир науки. Но, как я поняла, там человек сначала неудачно сломал ногу на Новый год, ударившись на ватрушке о дерево, потом брал больничный, а сейчас вообще взял отпуск за свой счет на два месяца для восстановления всего организма. Вполне вероятно, что потом будет лето (нет, лето будет обязательно, это просто выражение Хохлова такое смешное, настоящий ученый, привычно прикрывающий задницу), и их коллега решит, что мало времени уделил восстановлению.
Тут-то с ним и попрощаются. При этом Хохлов на меня так многозначительно смотрит, что становится понятно: надо Катюше (фу, гадость какая, терпеть не могу такое сокращение моего имени) сильно трудиться. И тогда вполне возможно, что моя кандидатура в аспирантуру будет рассмотрена в положительном ключе.
Хлопаю ресничками, мило краснею, улыбаюсь, киваю. Вроде все?
Судя по довольному лицу Хохлова, все делаю правильно.
– Так, Катюша, включай компьютер, вот смотри: здесь рабочие пароли, открываешь все вкладки, поочередно грузишь. Поняла? Вот здесь будут обновления. Их надо каждый день заносить вот сюда. И, при необходимости, создавать новые таблицы… Ты владеешь эксель? Сводную таблицу сделаешь?
Он спрашивает это с такой серьезностью, что не хватает сил сдерживаться. Фыркаю, зная, что очаровательно смотрюсь с этой гримасой, опять хлопаю ресничками:
– Конечно!
Вопроса, нафига нам эксель, когда я вижу перед собой вполне рабочую сирээмку и более чем уверена, что там можно любую сводную сделать, не задаю. Не надо умничать. Тем более в первый рабочий день. Тем более в мужском коллективе.
– Умничка какая, – умиляется Хохлов и незаметно стаскивает с пальца обручалку.
Боже, это так… мерзко. Но улыбка у меня не дрожит. И пальцы не елозят по вороту пиджака, пытаясь запахнуть зону декольте.
Вот как так?
Я почему-то совершенно спокойно реагирую на этого, вполне симпатичного, хоть и глубоко женатого, судя по активному блеску в глазах, мужчину. Нет ни смущения, ни страха, даже интереса особого нет.
Я его препарирую, как лягушку, вижу все недостатки и достоинства, абсолютно хладнокровно выстраиваю стратегию общения с ним… Как робот. Как я всегда делаю, уже несколько лет.
Прямо с тех самых пор, когда поняла, насколько в этой мужской специальности не рады женщине. И здесь возможны только два варианта поведения, если, конечно, хочешь добиться успеха: либо ты становишься бой-бабой, с которой просто будут опасаться связываться, потому что кинется, бешеная, и горло перегрызет. Или милой-премилой очаровашкой-дурочкой, которую пропустят вперед только потому, что подвоха не ждут. Ну и трусы стянуть намереваются, естественно. И тут есть шанс, пока они ушами и членами хлопают, мягко подвинуть. Пройти первой, подсунуть свои наработки начальству, которое тоже: «Ах, прелесть, какая дурочка», а затем работу твою смотрят и охреневают. И дают добро именно тебе, просто на диссонансе.
Я сознательно выбираю второй путь.
Во-первых, не та комплекция, чтоб бой-бабой быть.
А во вторых, как говорит моя подруга Машка: «Наша сила – в инерции. Главное, взять разбег и правильно вычислить траекторию удара».
Я ей верю в этом вопросе, она знает, о чем говорит, она – чемпионка по карате бывшая. А теперь у нас в городе чемпионов и чемпионок растит.
Так что, я правильно вычисляю траекторию удара и верно беру разбег.
И на практику сюда, в это невероятно сладкое местечко, я попала не просто так. А тоже… Правильно все вычислив и вовремя подав заявку.
Все еще только ковырялись и ушами хлопали, а я уже в деканате сидела со всеми документами.
И вот я здесь. И опять все то же.
И как хорошо, что я умею распоряжаться оружием, попавшим мне в руки.
Умею общаться с мужчинами так, чтоб они ничего ненужного не заподозрили. Например, вопрос про сирээм явно сейчас насторожил бы Хохлова. И привлек дополнительное внимание. Хохлов – мужик, но, по-моему, не дурак. Сложил бы два и два.
А я пока что не готова напрягаться. Мне выгодно с недельку посидеть сладкой дурочкой за документами, изучить все материалы… И подготовиться к встрече с начальником отдела. Мне нужно показать ему себя с лучшей стороны. И в этот раз – не няшкой-стесняшкой, а компетентным сотрудником. Я собираюсь здесь работать и расти по карьерной и научной лестнице.
И вот Хохлову об этом знать пока что точно не стоит. А то были в моей жизни случаи, когда парни видели во мне конкурентку. И вот что я вам скажу: почуяв конкуренцию, да еще и от женщины, мужики начинают вести себя хуже баб! И остракизм включается, и игнор, и сплетни грязные, и переливание из ушей в уши всякого дерьма, и откровенное нашептывание начальству ереси про конкурента… Короче говоря, полный набор. Разве что, за исключением минета начальству. И то, в последнем я не до конца уверена…
Я хлопаю ресничками, улыбаюсь, мило прикусываю губки, складываю вместе ножки, невзначай светя коленками… Короче говоря, применяю все средства, какие могу. Мне надо быть милой и в то же время не провоцировать, чтоб несчастный женатик не решил, что я с ним флиртую, и не возомнил себя гордым орлом, еще так мало повидавшим в жизни.
Мне одного гордого орла за глаза…
Тем более, что с ним почему-то моя всегда холодная голова дает сбой и просто отказывается функционировать.
Я полностью прихожу в себя после разговора под лестницей и теперь четко понимаю, что, если б Антону вздумалось немного усилить напор… То я бы сдалась. Прямо там, под чертовой лестницей. Мгновенно бы забыла про то, где я, кто я, и чего мне будет стоит эта моментальная потеря ориентиров.
А такие вещи позволительны девочке-первокурснице, но никак не преддипломнице и маме трехлетнего ребенка.
Девочка-первокурсница просто сошла с ума четыре с половиной года назад, когда увидела на стоянке возле универа потрепанный жизнью «патриот» и огромную махину водителя, лениво выбирающегося из него.
Водитель – здоровенный, мощный и невероятно брутальный мужчина, внимательно оглядывал двор универа, снующих туда-сюда студентов, чему-то усмехался, а затем неторопливо нажал на клаксон, оглашая окрестности диким звуком.
Оказывается, он приехал за своим младшим братом, совершенно на него не похожим, мелким и очень симпатичным парнем, похожим на яойного анимешного персонажа, по которым перлись мои однокурсницы.
Парень, на него, кстати, уже успела запасть моя тогдашняя подружка Лола, подпрыгнул, прекратил разговор с Вадимом Шатровым, одним из самых популярных третьекурсников универа, и поплелся к машине.
Я все это наблюдала, стоя на крыльце. Рядом терлась Лола и без конца щебетала про то, какой хорошенький этот Арсик Решетов, и какой он сильный и какой он смелый, и ах-ах-ах… А я провожала взглядом потрепанный «патриот» и не могла выбросить из головы старшего брата этого Арсика Решетова… Просто не могла.
Ноги подрагивали, в горле сохло, а в трусиках мокло.
Дурочка малолетняя, что тут скажешь?
Влюбившаяся с первого взгляда, наотмашь, до боли и слез. До крови.
И ощутившая в себе в первый раз бешеное, неконтролируемое желание добиться своего, во что бы то ни стало.
И дальнейшие мои шаги были продиктованы исключительно этим безумным чувством, обрушившимся мне на голову, как говорил Мастер в «Мастере и Маргарите», убийцей в переулке.
И поразившей так же жестоко.
Я не скажу, что сожалею об этом, ни в коем случае!
Во-первых, я смогла понять себя, хоть немного, осознать, на что способна ради достижения цели. Пусть цель была негодной, но… Я ее достигла.
И во-вторых, если б я не заполучила этого хмурого жесткого мужчину, этого обманщика и предателя, то у меня не было бы Соньки.
А за Соньку я готова простить ему его жестокий обман и глупость.
Пусть живёт своей жизнью и меня не касается… Руками… Ничем! Ничем пусть не касается!
– Катюша, ты задумалась о чем-то? Глазки такие мечтательные…
Ох, чтоб тебя, Антон Каменев! Опять с верного пути норовишь сбить!
– Ах… – улыбнуться невинно и смущенно, – просто смотрю в окно, март такой солнечный… Я сегодня в туфлях пришла, совсем слякоти нет…
– Да, март в этом году – чудо, – с удовольствием подхватывает тему Хохлов, – кстати, скоро же восьмое! Будет фуршет, банкет и, возможно, концерт!
– Прекрасно… Но я не в штате…
– Ну что ты! В любом случае, ты – сотрудница! И прекрасная девушка!
– Пока еще не сотрудница… Пропуска у меня так и нет постоянного…
– Это что-то напутали в кадрах, что с них возьмешь? Куча бумажек… Я сам прослежу, чтоб сегодня у тебя пропуск уже был. Поговорю с Каменевым насчет тебя.
– Не стоит…
– Стоит! Чтоб больше сегодняшней сцены не повторилось. Не волнуйся, если Каменев поспособствует, то все решится очень быстро. Он слов на ветер не бросает. Возьмет тебя под опеку…
Вот уж в этом сомнений не возникает…
Глава 5
Лапочка-дочка
– Ей можно апельсины?
Машка хмурится в экран, параллельно что-то печатает в телефоне, прикусывая губу.
– Можно.
– Отлично, а то мама Лена спрашивала… Она – тот еще педант…
Мама Лена, чтоб вы знали, это – мама мужа Машки, Вадима. Хрупкая, темноволосая и очень красивая. И вообще на педанта не тянет. Наоборот, производит впечатление человека легкого, такая подружка больше, а не свекровь. Повезло Машке с ней.
– Ей все можно, я же тебе говорила… Что она сейчас делает?
Соньки не видно в камеру, но слышно ее возбужденный голосок где-то на заднем фоне.
– На Тиране катается.
Ой. А вот это… Ой.
Тиран – кавказская овчарка. Когда встает на задние лапы, передние легко кладет мужу Машки на плечи и вылизывает ему щеки. А в Вадиме, на минуточку, около двух метров роста.
Тиран мало лает, особо не вертится под ногами, но всегда везде успевает. Особенно в своей сфере. Например, прошлой зимой двое мужиков решили залезть к дом отдыха, который охранял Тиран.
Залезть-то они залезли.
Тиран, как и положено сторожу, подождал, пока нарушители окажутся по эту сторону забора, зафиксировал полный состав преступления… И пресек все попытки этого самого преступления.
К моменту, когда подбежала охрана, а они обычно подбегают в течение трех минут, все же под камерами, оба преступника были обездвижены и морально унижены. Их потом пришлось долго сушить, и не только потому, что Тиран порядочно извалял их в снегу.
И вот такой зверюга сейчас катает мою Соньку.
Машка, поняв по моему лицу, что душа у меня провалилась в пятки, тут же успокаивающе говорит:
– Ты чего? Она там с Вадимом, он держит, чтоб не свалилась. А вообще, Тиран всех наших вынянчил, Ванька, сын Черного, вообще его за хвост таскал…
– Все равно… Это собака.
– Ты права, – сдается Машка, – Вадим там, смотрит.
– Тренируется, что ли? – смеюсь я, ощущая облегчение от известия, что моя трехлетняя девочка не один на один сейчас с животным, больше похожим на медведя, чем на собаку.