Сломанные куклы Кэрол Джеймс
Стивенс оказался белым, мускулистым мужчиной крепкого телосложения и ростом выше меня – где-то метр девяносто. Ему было немного за тридцать. Короткая армейская стрижка делала его похожим на пограничников на мексиканской границе, но интеллектом он, правда, обижен не был. Во взгляде светло-карих глаз отражалось непрерывное тиканье хорошо соображающего мозга. Он посмотрел на меня, потом перевел глаза на Темплтон и наконец зафиксировался на мне.
– Вы кто, черт возьми, такие?
– Потенциальные клиенты, хотим вас нанять, – сказал я.
– Ну да, конечно!
– Ну, хорошо. Мне нужно видеть все, что у вас есть по Рэйчел Моррис.
– По кому?
Врал он хорошо. Я выдержал его взгляд и подождал, пока он первым отведет глаза.
– Я звоню в полицию.
– Я разве не сказал, что мы и есть полиция? – я кивнул Темплтон, и она достала свой значок. – Мне нужно все, что у вас имеется по Рэйчел Моррис.
– Где ордер?
– Оставил его в другой куртке, – пожал я плечами.
Стивенс усмехнулся.
– Вылезайте из-за моего стола и убирайтесь из моего офиса.
– А я надеялся, что у нас получится все сделать цивилизованно.
Стивенс засмеялся.
– Это что, угроза? Вы из полиции. Что вы, черт возьми, можете сделать? Приходите с ордером, тогда поговорим.
– Мне нужно увидеть все, что у вас есть по Рэйчел Моррис, – сказал я. – Я попросил трижды, попросил вежливо. Больше просить не буду.
– Идите за ордером.
Стивенс оглядел меня снизу вверх и усмехнулся. Ход его мыслей был для меня очевиден. Он был выше меня более чем на десять сантиметров и тяжелее на сорок пять килограммов. Он проиграл в голове все возможные сценарии развития событий и понял, что в любом случае окажется победителем. У него было преимущество как с юридической точки зрения, так и с физической. Стивенс открыл рот, чтобы что-то сказать, но я предупреждающе поднял руку. Я не желал ничего этого слышать.
– Ладно, если вы хотите по-плохому, отлично. Расскажите о том, как вы шантажируете клиентов.
– Как я что? – напрягся Стивенс. В его голосе послышались неуверенные нотки.
– Вы спрятали имеющуюся у вас информацию о Рэйчел Моррис, чтобы было чем шантажировать ее мужа.
– Что за бред.
– Вот тут вы не правы, – сказал я. – Это никакой не бред. Джейми Моррис попросил вас сохранить все в тайне, и вы наверняка договорились с ним о цене. Вы ведь слышали, что Рэйчел Моррис была недавно похищена особо опасным преступником, который уже похитил и лоботомировал четырех женщин? А если мы вспомним, что отец Рэйчел Моррис – Дональд Коул, можно легко понять, как Джейми Моррис превратился в ваш личный банкомат.
– У вас нет доказательств.
– А мне они и не нужны. Я видел телохранителей Дональда Коула. Один из них на восемь сантиметров выше вас и на двадцать пять килограммов тяжелее, так что он уложит вас, даже не вспотев. А судя по внешности второго, он с большим удовольствием вырвет у вас ногти плоскогубцами. Как, по вашему мнению, отреагирует Дональд Коул на новость о том, что вы удерживаете информацию, которая может помочь найти его дочь? Думаете, он захочет сначала взглянуть на доказательства?
Стивенс побелел. Я укоризненно покачал головой и громко вздохнул.
– Как-то плохо вы все продумали, – и я повернулся к Темплтон. – Плохо он все продумал, да?
– Да, плохо, – согласилась она.
Стивенс с усилием сглотнул. Сейчас он походил на змею, проглотившую мышь.
– Я дам вам то, что вы просите, а вы ни слова не говорите Коулу.
– Я – могила.
– Как я могу вам доверять?
Я опять укоризненно покачал головой и вздохнул.
– В этом-то все и дело, что никак. Но вы можете быть уверены, что, если вы не дадите мне то, что я прошу, я пойду к Коулу.
Стивенс подошел к Пикассо и снял его со стены. В стену за картиной был вмонтирован небольшой сейф, стальная дверца которого была замаскирована штукатуркой. На дверце был дисковый комбинационный замок – сейф был несгораемым, но не взрывостойким. Стивенс дважды повернул барабан влево и вправо, набирая комбинацию цифр. Открыв дверцу, он достал зеленую папку и маленькую флэшку и неохотно передал их мне.
На папке было написано имя Рэйчел Моррис уже знакомым мне аккуратным почерком Стивенса. Единственная разница была в том, что эта папка была тоньше, чем остальные, – скорее всего потому, что дело Рэйчел было совсем новое. Внутри были ее фотографии и несколько страниц с общей информацией. Ничего интересного.
– Вся ценная информация – на флэшке, – сказал Стивенс, читая мои мысли. – Фотографии, расшифровки – все.
– Это все, что есть? – переспросила Темплтон.
– Все, – заверил Стивенс.
Мы направились к двери.
– Не забывайте, у нас договор, – бросил Стивенс нам в спину.
– На вашем месте я бы задумался о переезде в другую страну, – ответил я. – Возможно, придется имя сменить и пластическую операцию сделать.
Мы вышли, и у меня опять заломило кости от холода. В свете уличных фонарей моя кожа выглядела болезненно-оранжевой. Овечья куртка с капюшоном нисколько не грела. В следующий раз, когда меня пригласят в Лондон, я выберу летнее время. Я еще могу вытерпеть Лондон в июне, но в декабре он меня вымораживает.
– Вот за что тебя попросили из ФБР – за такие вот фокусы, да? – спросила Темплтон. – Я уже потеряла счет преступлениям, которые мы совершили за сегодняшний день.
– На твоем счету два, – сказал я. – На моем – три. Если считать запрещенную парковку в Камдене, то тогда у тебя тоже три, и мы квиты. И, кстати, я сам ушел из ФБР, меня не уволили.
Темлптон покачала головой и расплылась в улыбке.
– Уинтер, ты невозможен.
– И это хорошо, так ведь?
– Еще не факт. У Джейми Морриса большие проблемы, – добавила она. – Не могу поверить, что он утаил это от нас. Чем он думает?
– Он подумал, что, раз жена ему изменяет, пусть ей за это достанется по полной.
– Но ее пытают, режут заживо и, если мы не успеем, лоботомируют. Господи, Уинтер, это ненормально.
Темплтон достала мобильный.
– Я позвоню, чтобы его вызвали в отделение.
Я подумал о Саре Флайт, запертой в психбольнице. Подумал о том, как она просидит перед одним и тем же окном следующие пятьдесят лет. И о том, как Рэйчел Моррис ради хохмы режут ножом. И о том, что в моем кармане лежит визитка Дональда Коула.
– Повремени пока со звонком, – сказал я.
– Но Моррис должен нести ответственность за то, что сделал.
– Согласен. Но подумай сама: сейчас мы его вызовем, и все, что он получит, – это обвинение в отказе сотрудничать со следствием. Если он наймет мало-мальски грамотного адвоката, что он обязательно сделает, все, что ему светит, – это нагоняй. Он даже близко не подойдет к тюремной камере. А это неправильно.
Темплтон прищурилась.
– Ты ведь серьезно говорил про то, чтобы пойти к Коулу? Ты не блефовал?
– Иногда система правосудия неэффективна. Мы ловим преступников, а они находят лазейку в законе и остаются на свободе. Так происходит везде – и здесь, и в Штатах.
– Это не ответ на мой вопрос.
– Я поступлю так, как посчитаю нужным, и ты сделаешь то же самое, – сказал я, кивнув на мобильный телефон.
Темплтон посмотрела на него и положила в карман.
– Это не значит, что я согласна с твоими действиями. Мне просто нужно время, чтобы решить, как поступить.
– Понятно.
У меня в кармане зазвонил телефон, это был Хэтчер.
– Где ты, черт возьми, Уинтер?
– Лучше тебе не знать.
– Где бы ты ни был, мчись в Мейденхед. Мы нашли исключенного студента-медика, который подходит под твое описание.
50
Фургон для наблюдения был припаркован за несколько улиц от большого, стоящего на берегу Темзы дома Уильяма Трента – достаточно далеко, чтобы не спугнуть его, когда он будет возвращаться домой, но и достаточно близко, чтобы мы могли оказаться там в течение тридцати секунд. В микроавтобусе сидели я, Темплтон и Хэтчер. Он помолодел сразу на несколько лет. На его лице все еще были заметны следы стресса и нездоровая серость, но они были гораздо менее заметны, чем раньше.
На всех нас были кевларовые бронежилеты с крупной надписью «Полиция» на груди. Более неудачного места для размещения этой надписи было просто не найти – это было все равно что написать на груди «Цель». Кевларовое волокно эффективно для большинства типов пуль, но не всех. В фургоне стоял устойчивый запах пота, кофе, фастфуда и сигарет.
На единственном мониторе транслировалось изображение, и все глаза были прикованы к нему. Картинка была почти неподвижна. Трансляция велась со скрытой камеры, установленной напротив главных ворот, служивших единственным подъездом к дому. Нам были отлично видны дорога к дому, его фасад и пустой двор.
Белые стены, терракотовая черепичная крыша, пальмовые заросли – этот дом мог бы находиться где-то в Средиземноморье: в Италии, Испании, на Французской Ривьере. Он стоял на берегу Темзы и возле дома находился собственный причал. У пирса был пришвартован быстроходный катер, но Трент вряд ли воспользуется им для побега. И даже если это случится, далеко ему не уйти.
– У Уильяма Трента – привязанность к трупам, – начал рассказывать Хэтчер. – Когда он учился в медицинском, он любил по ночам пробираться в больничный морг и расчленять трупы. В какой-то момент там установили скрытое видеонаблюдение и поймали его с поличным, но предпочли не поднимать шумиху, потому что реакция общественности обещала быть крайне негативной. Одно дело завещать тело науке, совсем другое – оставить его на расчленение психу, который получает от этого кайф. Наверняка не так много людей завещают свои тела медикам, и, если такого рода новости станут достоянием общественности, количество этих людей резко сократится.
– Что еще вы выяснили о Тренте? – спросил я.
– Он полностью соответствует твоему поисковому портрету. Он белый, возраст – тридцать три года, из богатой семьи. У его отца была сеть супермаркетов, которую он продал сети «Tesco» за десять миллионов фунтов. Это было пятнадцать лет назад. Через три года отец и его жена погибли в автокатастрофе. Тренту-младшему досталось все.
– Ничего подозрительного не было в обстоятельствах катастрофы?
Хэтчер покачал головой:
– Нет. Он сел за руль в состоянии алкогольного опьянения. Дело открыли и закрыли. Трент превысил скорость в три раза и потерял контроль над управлением своим «мерседесом». Он съехал с дороги и врезался в дерево. Других участников ДТП не было. И несмотря на то, что у Трента-младшего явно был мотив, тормозной трос не был перерезан, и ничего подозрительного не нашли.
– Где он учился?
– При больнице Найнуэлс в Данди. Он продержался там всего два месяца, потом его выгнали. Когда его спросили, почему он делал то, что делал, он сказал, что ему нравится вонзать нож в человеческую плоть. Извращенец.
– Он женат? – спросил я.
– Да, четыре года. Жену зовут Мэрилин. Он ее бьет. Она несколько раз обращалась в полицию, но всегда забирала заявление еще до того, как дело передавали в суд. Ну, ты знаешь, как это бывает.
– Когда было последнее обращение?
Хэтчер взял в руки пачку бумаг и пролистал их.
– В июле. У нее был сломан нос, фингал под глазом, несколько сломанных ребер. Сначала она сказала, что это сделал Трент, а потом – что она поскользнулась и упала с лестницы. Сейчас в доме женщина. У нас есть ее фото, и мы уверены, что это Мэрилин Трент.
– Есть какая-то информация о том, что сейчас происходит в подвале?
– Боюсь, что нет.
– То есть Трент сейчас может быть там, внизу, с Рэйчел Моррис.
– Нет, не может, – сказала Темплтон. – Он только что подъехал к дому.
На экране черный «порше» повернул направо в сторону дома. Хэтчер отдал приказ своим людям, и в ту же секунду мы услышали рев двигателей и визг шин. В мгновение ока я выскочил из фургона, и мы с Темплтон побежали к «БМВ». Она дала по газам, шины взвизгнули одновременно с ревом мотора.
Перед нами мчались три полицейские машины с включенными мигалками и воющими сиренами. Мы встали в хвост этой колонны и практически тут же подъехали к дому, разбрасывая шинами гравий. Три машины встали вокруг «порше» Трента, заблокировав ему выходы.
Из машин выскочило шестеро полицейских, все в бронежилетах и шлемах. Трое из них были вооружены и стояли с пистолетами, направленными на Уильяма. Он застыл перед большими двойными дверями с ключами в руке.
Все кричали одну и ту же фразу, вразнобой приказывая Тренту встать на колени и поднять руки над головой. Это был кульминационный момент. Сейчас либо все закончится хорошо, либо плохо. Напряжение было на пике, и, если хотя бы у одного полицейского сейчас дрогнет палец и он чуть сильнее нажмет на курок, Трент окажется в реанимации или морге.
Трент замер, как кролик в свете прожектора. Полицейские опять скомандовали ему сдаться, и я уже был почти уверен, что сейчас он совершит глупость. Но он встал на колени и завел руки за голову. Двое полицейских подбежали к нему, надели на него наручники и отвели в ближайшую машину.
Мы нашли Мэрилин Трент на кухне. Она стояла на коленях, прижавшись к большому двустворчатому холодильнику. В дрожащей руке она держала разделочный нож с пятнадцатисантиметровым лезвием. Она была в ужасе и выглядела ошалевшей и напряженной.
На кухне было стерильно чисто и неуютно: на потолке – десятки точечных галогеновых лампочек, пол выложен черной плиткой, столешницы – из черного мрамора, дверцы шкафов и ящиков – тоже черные. Цветовая гамма, а также обилие стальных и хромированных поверхностей делали кухню больше похожей на мужскую, чем на женскую.
Под левым глазом Мэрилин Трент красовался синяк, очевидно, полученный в последний раз, когда она упала с лестницы или ударилась о дверь. Она была в пижамном комплекте – коротких шортах и футболке. Руки и ноги ее были покрыты старыми шрамами в форме крестов. Их нанес человек, которому нравилось вонзать нож в человеческую плоть. Эти шрамы были совершенно не похожи на аккуратные параллельные шрамы, которые оставляет на себе членовредитель.
Я с Хэтчером и еще двумя полицейскими остался у двери, а Темплтон подбиралась к Мэрилин – медленно и осторожно. Операцию поручили ей, потому что она была единственной женщиной среди нас. Мэрилин была напугана до полусмерти. Она по-прежнему держала нож, и, скорее всего, приближение мужчины в этот момент стало бы для нее последней каплей. Темплтон шла, вытянув руки, чтобы показать Мэрилин, что она не вооружена и не опасна. Она тихо что-то говорила, успокаивая Мэрилин бесконечным потоком бессмысленных слов. Она говорила с ней, как с испуганным ребенком или опасным животным. Мэрилин еще глубже забилась в угол между холодильником и стеной и казалась совсем крошечной.
– Не подходите, – прошептала она.
– Эй, все будет хорошо, – сказала Темплтон.
– Пожалуйста, не подходите.
– Положи нож, Мэрилин. Уильям тебя больше не ударит, я обещаю.
Мэрилин посмотрела на нож, и на ее лице отразилось удивление, будто она не могла понять, как он у нее оказался. Она бросила нож, и он с грохотом упал на пол. Темплтон медленно, не торопясь, продвигалась вперед. Она отбросила нож ногой, и он полетел по гладкому мраморному полу за пределы досягаемости. Затем она присела перед съежившейся женщиной и помогла ей встать. Мэрилин сначала сопротивлялась, но вскоре поддалась мягкому тону Темплтон.
– Сэр, вы должны это увидеть!
От испуга Мэрилин застыла на месте и перевела взгляд туда, откуда послышался голос. Она смотрела вниз на пол так, как будто могла видеть сквозь итальянскую мраморную плитку. Раздался еще один крик, и на этот раз в голосе слышалась неприкрытая радость. Я убежал с кухни, Хэтчер следовал за мной по пятам. Мы нашли дверь в подвал и побежали вниз.
Короткий коридор привел в комнату, столь же ярко освещенную, как и кухня. Здесь тоже все было черным – стены, потолок, линолеум. Внутри была рама – орудие пыток «железная дева». На большой кровати «кинг-сайз» лежал черный кожаный матрас с множеством мест для крепления веревок. На вешалках висели кожаные костюмы, комплекты из винила, был костюм медсестры, горничной, костюм из красной кожи с красной маской. Целые полки занимала обширная коллекция секс-игрушек, аксессуаров и DVD-дисков. На стене висел огромный экран диагональю, по меньшей мере, полтора метра. Воздух в комнате был спертым и затхлым, как в раздевалке, – удушающая смесь пота, крови и спермы.
– Похоже, мы его нашли, – сказал Хэтчер и почти что улыбнулся.
51
– Доброе утро, номер пять!
Рэйчел открыла глаза и увидела улыбающегося Адама. Многое в нем было ненавистно ей, но улыбка была первым номером в списке.
Вечером она заставила себя съесть все, что было на тарелке, хотя под конец ее уже тошнило. Она ела, потому что ей хотелось забыться в наркотическом сне. Ей казалось очень заманчивой перспектива сбежать из этого ада хотя бы на несколько часов, но и этому ее плану не суждено было сбыться. Лекарственный сон не был похож на настоящий, он напоминал алкогольное опьянение. Проснувшись, ощущаешь себя не отдохнувшей и свежей, а разбитой и обессиленной – еще хуже, чем до сна.
Рэйчел помнила, как забралась на тонкий запятнанный матрас, завернулась в одеяло и провалилась в забытье. Сейчас же она чувствовала себя обманутой и жалела, что доела весь ужин. В голове был туман, в руках и ногах – тяжесть. Тело было, как чужое, думать было трудно: мозг отдавал команды, но они с трудом доходили до адресатов.
– Ты, наверное, хочешь пить, номер пять.
Рэйчел кивнула, и Адам поднес к ее губам большую двухлитровую бутылку воды и жестом приказал ей пить. Ей пришло в голову, что в воду наверняка что-то подмешано, но ей было все равно. Она сделала жадный глоток, затем второй. Адам убрал бутылку.
– Номер пять, пить медленно.
Он опять поднес бутылку к ее губам, и она сделала еще один глоток, на этот раз медленно. По вкусу это была обычная вода, не чувствовалось никаких примесей, но разве можно было знать наверняка? Она слышала что-то про рогипнол, но не знала, имеет этот препарат вкус или нет. Весь ее опыт с лекарствами сводился к простейшим болеутоляющим и нескольким рецептурным наименованиям. Адам закрутил крышку бутылки и опять улыбнулся своей чарующей улыбкой.
– Я придумал, какого наказания ты заслуживаешь, – сказал он.
Рэйчел почувствовала, как у нее сводит кишки.
– Пожалуйста, не мучай меня. Я сделаю все, что скажешь.
– Я знаю, что ты сделаешь.
– Все, что угодно, – повторила она.
– Сначала ты сопротивлялась, потом злилась, сейчас пытаешься торговаться, – сказал Адам. – Ты молодец, номер пять. Остальные гораздо быстрее дошли до этой стадии. Потом у тебя будет депрессия, которая обычно длится дольше всех остальных этапов, и наконец мы придем к принятию. Я жду не дождусь, когда ты сломаешься.
– Пожалуйста, не мучай меня.
Она ненавидела себя за эти мольбы, но ничего не могла поделать. Ей хотелось снова потерять сознание, погрузиться в темноту. Адам пришел наказать ее, и она ничего не могла сделать, чтобы помешать ему. Пришло время расплаты.
– Номер пять, сесть в кресло.
Рэйчел неуверенно встала на ноги, и комната заходила ходуном. Она протянула руку, чтобы опереться о стену и сохранить равновесие, закрыла глаза и ждала, пока пройдет головокружение. Сделав глубокий долгий вдох, она пошла к креслу. Адам смотрел, как она идет. Больше всего на свете ей хотелось повернуться и посмотреть ему в глаза. Но она пересилила себя, не желая доставлять ему это удовольствие.
Почти подойдя к креслу, Рэйчел вдруг споткнулась и упала. Она попыталась выставить вперед руки, чтобы смягчить падение, но с замедленной реакцией это было невозможно, и она упала лицом в пол. Глухой удар головы о плитку сопровождался острой болью, от которой перехватило дыхание. Перевернувшись на спину, Рэйчел увидела, что Адам сидит на корточках и озабоченно вглядывается в ее лицо. Он протянул руку, чтобы потрогать нос, и Рэйчел постаралась уклониться от прикосновения.
– Не двигайся.
Она застыла. Адам говорил не так, как обычно. Его привычное самообладание, уверенность и высокомерие куда-то делись. Он казался обеспокоенным и обращался к ней не как обычно, по номеру. С момента их встречи он впервые отнесся к ней, как к человеку. Адам протянул руку, и Рэйчел заставила себя не отвернуться. Он провел пальцами по ее носу, внимательно исследуя его от переносицы до кончика. У него были мягкие руки, как у человека, который не работал ни одного дня в жизни.
– Тебе повезло. Нос не сломан. Впредь аккуратнее, номер пять. На кресло, – скомандовал он, и к нему вернулись привычные уверенность и надменность.
С третьей попытки Рэйчел встала на ноги. Ползти она не хотела, это было делом принципа. Ей хотелось сохранить остатки гордости и чести. Осторожно переставляя ноги, она дошла до кресла. Несколько раз она почти падала, но каким-то чудом смогла дойти.
Подойдя к креслу, она упала на него. Адам застегнул ремни на ногах, руках и вокруг головы. Затем он проверил, достаточно ли туго они затянуты, и ушел. Он вернулся с прибором для измерения давления, включил его, обернул манжету вокруг пальца и снова ушел. Писк монитора раздавался по всей комнате, пульс у Рэйчел был ровный и медленный благодаря успокоительным. Без них у нее явно уже случился бы сердечный приступ.
– Может, так было бы лучше?
Рэйчел хотела обернуться, чтобы посмотреть, кто это сказал, но ремни превращали все ее попытки в серию резких вздрагиваний. Она была уверена, что это был женский голос. Сюда пробралась Ева? Она почти что позвала ее по имени, но потом до нее дошло, что голос был не Евы, а ее собственный. Рэйчел не верилось, что она практически произнесла вслух ее имя. Тем самым она поставила бы ее в очень опасное положение. И себя тоже. Что сделает Адам, если узнает, что они общаются? Изобьет? Запретит Еве кормить ее?
Она взглянула вверх на ближайшую камеру и представила, как Адам сидит в комнате и смотрит, как она пытается вырваться из тугих ремней, как он слушает ее возгласы, пока она сходит с ума. Она глубоко вздохнула, медленно досчитала до десяти и сказала себе собраться. Время шло. Она не знала сколько. Она попыталась считать минуты и секунды, но в голове был туман, и она постоянно сбивалась.
Рэйчел услышала приближающиеся шаги Адама и стала часто моргать, чтобы убрать слезы. В горле, казалось, был песок, ей стало дурно. Адам уже шагал по комнате, и металлический лязг и скрип колес означал, что он везет тележку.
Как и в прошлый раз, Адам поставил тележку так, чтобы Рэйчел были хорошо видны все инструменты. Она старалась не смотреть туда, но глаза сами собой устремлялись в сторону шприцев, резиновых трубок, швейных игл с почерневшими кончиками, ножа, которым он резал ее в прошлый раз. С ножа была счищена кровь, и он снова сверкал в свете галогеновых ламп.
– Номер пять, убегать было нельзя.
– Мне очень жаль, – прошептала Рэйчел.
– Нет, тебе не жаль. Но ты обязательно пожалеешь.
Адам перевязал резиновой трубкой руку Рэйчел и нащупал вену. Проткнув ее и сделав укол, он снял жгут. Давление поднялось выше ста, и волна эйфории поглотила ее. На этот раз она знала, чего ожидать, и эйфория сопровождалась ужасом. Дыхание стало прерывистым и коротким, а кожа, казалось, была под высоким напряжением.
Она видела, как Адам берет нож и играет им. Он вертел его из стороны в сторону, играя отблесками света на лезвии. Улыбнувшись и покачав головой, он осторожно вернул нож на тележку. Затем он взял швейную иглу и медленно провел черным кончиком по щеке Рэйчел. Она крепко закрыла глаза и, насколько было возможно, потянулась головой вверх. Швейная игла тоже вернулась на тележку, и Рэйчел открыла глаза.
– Возможно, в следующий раз, – сказал он.
Затем он взял инструмент, один конец которого был заострен, а другой имел плоскость для удара молотком.
– Это орбитокласт, – сказал Адам. – В свое время он нам с тобой понадобится. Я вставлю его тебе над глазницами и достану до мозга. И ты в это время будешь бодрствовать. Ты будешь в крайней степени бодрствования. Я превращу тебя в женщину-невидимку.
Рэйчел смотрела на инструмент в руках Адама, и сердце ее билось как бешеное. Она знала, что Адам так и сделает. Четыре раза это уже случилось. Все, что она могла, – это оставаться в живых насколько возможно долго и надеяться, что полиция найдет ее вовремя или ей как-нибудь удастся сбежать. Другого плана у нее не было, хотя и этот был совершенно не похож на план.
Адам снова улыбнулся и вернул орбитокласт на тележку.
– Но это будет не сегодня. Сегодня у меня для тебя есть нечто особенное.
Он взял садовые ножницы и посмотрел на левую руку Рэйчел. На лице его был восторг, взгляд направлен куда-то вдаль. Рэйчел проследила за его взглядом и увидела кровавые пятна на виниловой обивке кресла.
– Нет, – сказала она.
– Да, – откликнулся Адам.
Он дважды щелкнул ножницами. Судя по звуку, Адам очень хорошо ухаживал за ними и регулярно точил. Рэйчел даже чувствовала запах масла. Она сжала руку в твердый кулак, и ногти вонзились ей в ладонь. Адам взял ее за мизинец, отогнул его и раскрыл ножницы.
52
– Я требую адвоката.
– А я требую виллу на Карибах и супермодель-подружку, – сказал я. – Живем не в сказке, знаешь ли.
Уильям Трент сидел за столом напротив меня, Хэтчер – слева. Камера, с которой велась видеозапись, была направлена на Трента. Мы сидели в той же самой комнате, где еще вчера разговаривали с Джейми Моррисом, и сегодня обстановка в ней веселее не стала – все тот же покоцанный стол, раздолбанные стулья и дух отчаяния. Запах сигарет вызывал у меня сильное желание покурить. Увидев, что я полез в карман, Хэтчер закашлял и покачал головой.
– Ну и что? – спросил Трент. – Будете играть в хорошего и плохого полицейского?
– Ты слишком много фильмов смотришь, – ответил я.
– Я знаю свои права. Я могу не отвечать на ваши вопросы до приезда моего адвоката.
– Повторяю: ты смотришь слишком много фильмов.
Какое-то время я сидел, пил кофе и ничего не говорил. Я смотрел на часы, следил за тем, как секундная стрелка движется по циферблату, преодолевая шесть градусов в секунду, 360 градусов в минуту, 21 600 градусов в час, 518 400 градусов в день, 189 216 000 – в невисокосный год, 189 734 400 градусов в високосный год.
– Ну, так что? – спросил Трент. – Так и будем сидеть? Давайте, пробуйте уже выудить из меня какое-нибудь признание!
Я выпил еще немного кофе и вытащил из кармана фотографии «после», которые я снял со стены диспетчерской. Я разложил их по хронологии, в том порядке, в котором женщины были похищены, и стал бросать их по одной на стол, как игральные карты, – Сара Флайт, Маргарет Смит, Кэролайн Брент, Патрисия Мэйнард. Я внимательно смотрел за реакцией Трента, но не мог поймать ровным счетом ничего, кроме незначительного любопытства. Когда последняя фотография упала на стол, Трент посмотрел на меня и усмехнулся. Он был полностью расслаблен, даже слишком: не было ни учащенного дыхания, ни резких движений, никаких других следов напряжения.
– Это ваши подружки? Какие-то они неулыбчивые. Понимаю, почему вы мечтаете о супермодели.
– По-твоему, это смешно? – спросил Хэтчер.
– Вообще, да, я думаю, это смешно, – опять усмехнулся Трент. – Знаете, когда я отсюда выйду, я подам на вас в суд за необоснованный арест, получу несколько сот тысяч фунтов за ту боль и страдания, которые вы мне принесли. У меня прекрасный адвокат, самый лучший.
Хэтчер сжал кулаки и снова разжал. Трент увидел это и развеселился еще больше.
– И что вы собираетесь делать, господин полицейский? Изобьете меня? Может, руку сломаете или ногу? Пару ребер? Эта опция будет стоить вам еще тысяч двадцать или тридцать компенсации.
– Где Рэйчел Моррис? – спросил Хэтчер.
– Это та женщина, которую похитили, да? Про которую только и говорят в новостях? Которой вырежут мозг, – Трент замолчал и посмотрел Хэтчеру прямо в глаза.
– Отвечай на вопрос. Где она?
Трент покачал головой:
– Без понятия. Я ее никогда не видел.
Я пил кофе и слушал эту словесную перепалку. Хэтчер покраснел, кулаки его сжимались и разжимались, на шее пульсировала вена. Я внимательно наблюдал за Хэтчером, чтобы вовремя вмешаться, если вдруг он потеряет контроль и кинется на Трента. Если Хэтчера отстранят от дела из-за глупого дисциплинарного нарушения, это будет катастрофа.
Я дождался подходящего момента и задал вопрос, который уже давно готов был сорваться с языка. Я задал его непринужденным тоном, как будто он касался погоды или скидочного товара в магазине.
– Так какое ощущение ты испытываешь, когда режешь по человеческой коже?
Трент повернулся и посмотрел на меня.
– А мне откуда знать?
– Есть откуда. Я знаю, почему тебя выгнали из медицинского. И я видел шрамы Мэрилин. Так что это за ощущение?
– Я не знаю.
– Кожа легко прорезается, да? А вот когда ты добираешься глубже, там уже нужно приложить усилие. А настоящее удовольствие начинается, когда добираешься до мышц. С женой, правда, не особо повеселишься, да? И тогда что остается делать? У тебя есть договоренность с похоронным бюро? Деньги у тебя есть, а за деньги можно купить все, даже свидание с трупом, если знать, к кому обратиться. А я предполагаю, что как раз этим ты в жизни и занимаешься – заводишь нужные знакомства.
Трент пристально смотрел мне в глаза, намереваясь пересмотреть меня. В его взгляде читалась озадаченность, как если бы он силился понять, откуда я взялся. Трент отвел глаза, а затем вновь посмотрел на меня. На долю секунду в его усмешке проскользнула понимающая улыбка. Глаза его зажглись, он облизал губы и опустил руки на колени. И тут же снова надел маску и вернул руки на стол.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – сказал он.
Мне все стало ясно. Трент дал мне ответ на мой вопрос. Хэтчер вышел за мной в коридор с серыми стенами и потертым линолеумом. Освещение было тусклым, потому что лампы не мыли уже неизвестно сколько времени.
– Это не он, – сказал я.
– Не может этого быть, – ответил Хэтчер.
– Это не он. Ты видел, как он возбудился, когда я начал говорить про трупы? Еще немного – и он начал бы дрочить.
– Что для меня равно признанию! Мы знаем, что Джек-головорез возбуждается, когда наносит жертвам порезы.
– Живым жертвам, – поправил его я. – А Трента заводят трупы. Безусловно, он псих, но он не наш псих.
– А как же его жена? Она вся в шрамах.
– На безрыбье и рак рыба. Жена – жалкий суррогат. Он использует ее как тренажер, пока ждет отмашки из похоронного бюро.
– Но это должен был быть он!
– Ты можешь бесконечно повторять это, Хэтчер, но от этого ничего не изменится. Уильям Трент – не тот, кого мы ищем. Ты видел, насколько он спокоен?
– Просто он социопат, – не сдавался Хэтчер.
– Он не социопат. Он извращенец с парой миллионов в банке. Это совсем другое дело.
– Ты меня не убедил.
– Ну, хорошо, где тогда Рэйчел Моррис?
Читать бесплатно другие книги:
