Помутнение Дик Филип
– Я боюсь за наших детей. За ваших детей и моих… – Он снова замолчал. – У меня их двое. – Затем, очень тихо: – Юные, совсем малыши… – И тут же страстно, повышая голос: – Но уже достаточно большие, чтобы можно было расчетливо прививать им пагубную зависимость от наркотиков – ради выгоды тех, кто уничтожает наше общество. – Снова пауза. – Мы пока еще не знаем… – более спокойным голосом, – кто эти люди, точнее, звери, которые охотятся на наших детей, словно обитают в диких джунглях. Кто продает эту мерзость, выжигающую мозг, которую ежедневно глотают, ежедневно курят и ежедневно вкалывают миллионы мужчин и женщин – вернее, тех, кто когда-то был мужчиной или женщиной. Мы постепенно распутываем этот клубок. И клянусь Богом, рано или поздно распутаем до конца. Мы их узнаем, всех до единого!
Голос из публики:
– Мы им устроим!
Другой голос:
– Покончим с коммуняками!
Бурные аплодисменты.
Роберт Арктор молчал. Смотрел на них, на этих добропорядочных жирных кретинов с их правильными костюмами, правильными галстуками и правильными туфлями и думал: «Препарат «С» не может выжечь им мозги. У них просто нет мозгов».
– Расскажите нам то, что вы знаете, – раздался более спокойный голос.
Арктор обвел взглядом зал. Пожилая женщина, не столь отвратного вида, как ее соседи. Она нервно сцепила руки.
– Каждый день эта страшная болезнь вырывает новые жертвы из наших рядов, – продолжал Фред, то есть Роберт Арктор. – В конце каждого дня деньги текут… – Он замолчал. И никакая сила не могла заставить его продолжать речь, вызубренную и тысячи раз повторенную на занятиях.
Все замерли.
– А вообще-то дело не только в наживе. Вы сами видите, что происходит…
Нет, они ничего не видят. Они не замечают, что я отошел от шаблона, говорю самостоятельно, без помощи суфлеров. Ну и что? Разве их что-нибудь волнует? Их огромные квартиры охраняют вооруженные наемники, готовые открыть огонь по любому торчку, который лезет по обнесенной колючей проволокой стене, чтобы засунуть в пустую наволочку их часы, их бритву, их стереосистему… Он лезет, чтобы добыть себе косяк: если не добудет, то может просто-напросто сдохнуть от боли и шока воздержания. Но если ты живешь в роскошном доме и твоя охрана вооружена – зачем об этом думать?
– Если бы вы страдали диабетом и у вас не хватало бы денег на укол инсулина, что бы вы стали делать? Крали бы? Или просто-напросто сдохли?
Молчание.
В наушниках его костюма-болтуньи зазвучал тонкий голосок:
– Лучше вернитесь к утвержденной речи. Мой вам настоятельный совет.
– Я забыл ее, – сказал Фред, Роберт Арктор, невидимому суфлеру. Он не знал, кто это – какая-то мелкая шишка из Отдела, курировавшая сегодняшнюю встречу.
– Мм… ладно, – протянул суфлер. – Я буду вам читать. Повторяйте за мной, но старайтесь, чтобы звучало естественно. – Молчание, шорох страниц. – Так, посмотрим… «новые жертвы из наших рядов. В конце каждого дня деньги текут»… Тут вы остановились.
– Я не могу, меня воротит от этого, – выдавил Арктор.
– «…А куда они текут, мы скоро выясним, – не обращая внимания, продолжал суфлер. – Тогда последует возмездие. И в тот момент ничто на свете не искусит меня поменяться с ними местами».
– Знаете, почему я не могу? – спросил Арктор. – Потому что именно от таких вот вещей люди ищут спасения в наркотиках.
Да, подумал он, вот почему ты сбегаешь и садишься на дозу, сдаешься – из отвращения.
Но потом он снова посмотрел на публику и понял, что к ним это не относится. Ничтожества, дебилы. Им нужно все разжевывать, как в первом классе: «А – это арбуз. Арбуз круглый…»
– «С», – сказал он публике, – это препарат «С». «С» – это бегство, бегство ваших друзей от вас, вас – от них, всех – друг от друга, это разделение, одиночество, ненависть и взаимные подозрения. «С» – это слабоумие. «С» – это смерть. Медленная смерть, как называем ее мы… – Он осекся. – Мы, наркоманы…
Он медленно прошел к своему стулу и сел. В тишине.
– Вы провалили встречу, – сказал суфлер-начальник. – Когда вернетесь, зайдите ко мне в кабинет. Комната четыреста тридцать.
– Да, – сказал Арктор. – Провалил.
На него смотрели так, словно он только что прямо у них на глазах помочился на сцену.
Прошествовав к микрофону, ведущий объявил:
– Фред с самого начала хотел провести нашу встречу в форме вопросов и ответов, ограничившись лишь кратким вступительным словом. Я забыл об этом упомянуть. Итак, – он поднял руку, – первый вопрос?
Арктор внезапно снова неуверенно поднялся.
– Похоже, Фред хочет что-то добавить. – Ведущий сделал приглашающий жест.
Арктор подошел к микрофону и, опустив голову, тихо и отчетливо произнес:
– Вот еще что. Не надо плевать им вслед лишь потому, что они сели на дозу. Большинство из них, особенно девчонки, не знали, на что садятся или что садятся вообще. Просто постарайтесь удержать их… Понимаете, они растворяют «красненькие» в стакане вина – толкачи, я имею в виду. Дают выпить цыпочке, какой-нибудь несовершеннолетней крошке, и та вырубается, и тогда ей впрыскивают смесь героина и препарата «С»… – Он замолчал. – Спасибо за внимание.
– Как нам остановить их, сэр? – спросил мужчина.
– Убивайте толкачей, – сказал Арктор и побрел к стулу.
Ему не хотелось сразу возвращаться в Отдел и идти в комнату 430, и он стал спускаться по одной из торговых улочек, разглядывая лотки с гамбургерами, автомойки, заправочные станции, пиццерии и прочие достопримечательности. Бродя так без всякой цели в толпе, Арктор испытывал странное ощущение. Кто он на самом деле? Там, на встрече, он сказал, что без костюма-болтуньи выглядит как наркоман. Да он и разговаривал как наркоман, так что толпа вокруг, без сомнения, принимала его за одного из них и реагировала соответственно. Более того, другие наркоманы («другие», вот именно!) казались ему своими – «мир, брат!» – в отличие от добропорядочных.
Стоит надеть епископскую митру и мантию, размышлял Арктор, и походить в ней некоторое время, позволяя людям преклонять колени и целовать твою руку, и не успеешь оглянуться, как ты уже и впрямь епископ или типа того. Что такое личность? Где начинается и кончается собственное «я»?
И уж совсем непонятно становилось, кто он на самом деле, когда начинались разборки с полицией. Когда копы, патрульные или какие-нибудь другие, все равно какие, притормаживали около него, идущего по тротуару, и сначала долго сверлили своим пустым металлическим взглядом, а потом наконец, решив поразвлечься, останавливались и подзывали к себе. «А ну, документы! – говорил обычно коп, протягивая руку, а потом, когда Арктор-Фред-Черт-знает-кто начинал рыться за пазухой, орал: – ТЕБЯ УЖЕ ЗАБИРАЛИ?» Иногда добавляя слово «РАНЬШЕ». Так, как будто прямо сейчас отправит в кутузку. «За что?» – обычно спрашивал Фред. Или просто молчал. Тут же собиралась толпа. Большинство считали, что это толкач, которого повязали на углу; они ухмылялись и распихивали друг друга локтями, чтобы полюбоваться зрелищем. Некоторые сердито ворчали – обычно чиканос, негры или явные торчки; потом они спохватывались и старались принять равнодушный вид – в присутствии копов лучше не выступать. Качаешь права или нервничаешь – значит, сам что-то скрываешь. Подозрительных полиция начинала потрошить автоматически.
На этот раз, однако, никто его не трогал. Вокруг было полно точно таких же торчков.
«Кто я на самом деле?» – спрашивал себя Роберт Арктор. На мгновение ему захотелось влезть в костюм-болтунью. Тогда бы я снова, думал он, стал расплывчатым пятном, и прохожие, уличная толпа, снова стали бы аплодировать. «Давайте же послушаем расплывчатое пятно!» – прокрутил он в памяти недавнюю сцену. Отличный способ прославиться! А как бы они узнали, что это то самое пятно, а не какое-нибудь другое? Внутри мог бы быть совсем не Фред или другой Фред – хрен поймешь, даже если «Фред» раскроет рот и заговорит. Никто не определит наверняка, никто, никак… А вдруг это, к примеру, Эл, который притворяется Фредом? В костюме может быть кто угодно, а может даже и совсем никого не быть, если он – чем черт не шутит! – автоматический и управляется на расстоянии, из Отдела по борьбе с наркоманией. И тогда Фредом может быть любой, кто в этот момент сидит в Отделе за столом, с напечатанным текстом и микрофоном, или даже все они вместе, каждый за своим столом.
Все было бы так, если бы не то, что я сказал в конце, подумал Арктор. Кто угодно в Отделе за столом такого не скажет. И вот об этом-то начальство и хочет со мной поговорить.
Разбираться с начальством ему совсем не улыбалось, и он продолжал тянуть время, шатаясь по улицам, идя наугад, без всякой цели, в никуда. Впрочем, в Южной Калифорнии и не важно, куда ты идешь: везде торчат одни и те же «Макдоналдсы», как будто ты не движешься, а только делаешь вид, а вокруг тебя поворачивается сцена с декорациями. А когда наконец ты чувствуешь голод и заходишь в один из этих «Макдоналдсов», чтобы купить гамбургер, он оказывается тем же самым, что в прошлый раз, и в позапрошлый, и так далее, вплоть до самого твоего рождения и еще раньше, да в придачу еще злые языки утверждают – вот ведь клеветники! – что делают там все из индюшачьих желудков. Если верить рекламе, то тот первоначальный гамбургер уже продали пятьдесят миллиардов раз. Небось еще одному и тому же человеку… Жизнь в Калифорнии – она сама вроде рекламного ролика, который прокручивают без конца. Ничего не меняется, только расходится все дальше и дальше, словно автоматическую фабрику, которая штампует эту жизнь, заклинило во включенном положении. Была такая сказка: «Как море стало соленым». А теперь «Как земля стала пластиковой». Когда-нибудь, подумал Арктор, нас заставят самих продавать друг другу гамбургеры. Прямо у себя дома, день за днем, вечно. Тогда незачем будет и на улицу выходить.
Он взглянул на часы: два тридцать. Пора звонить Донне. Судя по всему, он сможет достать через нее тысячу таблеток препарата «С».
Естественно, он передаст их на анализ и последующее уничтожение. Или что уж там с ними делают… Может, сами закидываются – ходят такие слухи. Или продают. Почем знать… Но Боб Арктор покупал у Донны не для того, чтобы взять ее за посредничество: он имел с ней дело много раз и не арестовал ее. Все затевалось вовсе не из-за какой-то девчонки, которая считала, что это круто и интересно – торговать наркотиками. Половина агентов в Отделе знали ее в лицо. Иногда она даже продавала на стоянке у магазина «7–11», перед камерой, установленной там полицией, и ее не трогали. Она могла бы делать что угодно и перед кем угодно – ее все равно не стали бы забирать.
Цель операций с Донной, как и всех прочих, – выйти на более крупного поставщика. Поэтому Арктор заказывал все большие количества товара. Началось все с того, что он уговорил ее достать ему десять таблеток в качестве дружеской услуги. Затем выпросил пакет на сотню таблеток, потом три пакета. Теперь, если повезет, он получит тысячу, то есть десять пакетов. В конечном счете дело дойдет до таких партий товара, которые будут ей не по карману: она просто не сможет выложить достаточную сумму поставщику. И тогда, чтобы не потерять прибыль от сделки, она начнет торговаться – потребует, чтобы он, Боб, заплатил хотя бы часть вперед. Он откажется, время будет идти, все начнут нервничать, особенно поставщик, который рискует, держа у себя товар. И наконец Донна сдастся и скажет Бобу и поставщику: «Слушайте, давайте-ка вы лучше свяжетесь напрямую. Я вас обоих знаю, вы нормальные ребята, вам можно верить. Назначим время и место, и вы встретитесь. Так что, Боб, если тебе нужны такие партии, покупай прямо у него». Фактически тысячи таблеток – это уровень посредника, а не клиента. Донна уверена, что сам Боб продает таблетки сотнями. Так он поднимется на следующую ступеньку, а там и еще выше, по мере того как партии товара будут расти. И вот настанет момент, когда он выйдет на человека, которого уже можно будет брать. На того, кто что-то знает, кто связан или с производителем, или с тем, кто берет непосредственно у производителя.
В отличие от других наркотиков препарат «С» имел, по-видимому, один-единственный источник. Он был синтетическим и, следовательно, производился в лаборатории. Его исходные компоненты были довольно сложны и так же трудны в изготовлении, как и сам препарат. Теоретически препарат «С» мог производить кто угодно, если, во-первых, знать химическую формулу, а во-вторых, располагать технологическими возможностями. Но практически это оказывалось слишком дорого. Кроме того, тот, кто изобрел препарат и наладил поставку, продавал его настолько дешево, что конкуренция была исключена. А широкая сеть поставок говорила о том, что, хотя препарат имеет единственный источник, его производство рассредоточено – по-видимому, лаборатории находились по соседству с каждым крупным городским центром потребления наркотиков в Северной Америке и Европе. Почему ни одна из них до сих пор не раскрыта, оставалось загадкой; скорее всего, таинственная организация настолько глубоко проникла в силовые структуры, местные и общенациональные, что те, кому удавалось что-либо узнать, или быстро переставали этим интересоваться, или интересоваться становилось просто некому.
Разумеется, у Арктора было еще несколько нитей, кроме Донны. Других посредников он так же точно тормошил, требуя все больших партий препарата. Но поскольку она была его девушкой – по крайней мере, он имел на нее виды, – ему с ней легче работалось. Навещать ее, разговаривать по телефону, проводить вместе вечера доставляло удовольствие. В некотором смысле – линия наименьшего сопротивления. Если вам приходится шпионить, так уж лучше за людьми, с которыми вы все равно встречаетесь. Это менее подозрительно и не так скучно. А если вы с ними и не встречались часто до того, как начали шпионить, то все равно станете встречаться, так что в конечном счете выйдет то же самое.
Он вошел в телефонную будку и набрал номер.
– Алло, – ответила Донна.
Все телефонные автоматы в мире прослушиваются. А если где-то и не прослушиваются, то просто до них еще не успели добраться. Записи разговоров поступают в центральный пункт и в среднем раз в два дня проверяются дежурным, которому даже не надо выходить из кабинета, а достаточно лишь нажать кнопку. Большинство разговоров безобидны. Обязанность дежурного – выделять небезобидные. В этом заключается его искусство. За это ему платят.
Так что их с Донной пока никто не слушал. Запись должны были получить не раньше чем на следующий день. Если бы они обсуждали что-либо уж совсем одиозное и дежурный это заметил, то снял бы компьютерные отпечатки их голосов. Так что от них требовалось лишь особо не выпендриваться. Можно было даже явно упоминать о наркотиках. Федеральному правительству приходилось экономить: невыгодно затевать возню с отпечатками и слежкой из-за мелких сделок, которые заключаются каждый день по огромному количеству телефонов. И Донне, и Арктору это было хорошо известно.
– Как дела? – спросил он.
– Ничего… – Теплый и слегка хриплый голос.
– Как настроение?
– Да так себе. Не очень… Сегодня утром босс в магазине устроил мне подлянку. – Донна стояла за прилавком с парфюмерией в торговых рядах в Коста-Месе, куда отправлялась каждое утро на своей малолитражке. – Знаешь, что он мне выдал? Что тот тип, который нас недавно обул на десять баксов – тот старый, седой, – короче, что это я виновата и недостачу покрою из своей зарплаты. Так что, выходит, я погорела на десятку, хотя чиста как стеклышко. Вот падла!
– Я могу у тебя что-нибудь взять?
– Ну-у… – протянула она угрюмо и вроде как неохотно – своеобразная игра. – Смотря сколько тебе надо.
– Десять.
Они договорились, что один – это сотня. Таким образом, он просил тысячу. Среди дельцов вообще принято крупные числа заменять мелкими, чтобы разговаривать по телефону, не привлекая внимания властей. Так можно было продержаться сколько угодно – спецназ вряд ли станет прочесывать все квартиры ради мелких партий наркотиков.
– Десять… – раздраженно пробормотала Донна.
– У меня зарез, – объяснил он. Как будто берет для себя, а не на продажу.
– Мм… десять… – Она явно размышляла, не продает ли он сам. Может, и продает. – Десять. Почему бы и нет? Скажем, через три дня, нормально?
– А раньше нельзя?
– Понимаешь…
– Ладно, идет, – согласился он. – Я заскочу.
– Хорошо. Когда?
Она прикинула.
– Около восьми вечера. Слушай, я тут нашла одну книжку – кто-то забыл в магазине, – хочу тебе показать. Книжка классная. Про волков. Знаешь, когда волк-самец побеждает соперника, то не приканчивает, а мочится на него. Именно так! Прямо берет и писает на побежденного врага, а потом бежит дальше. Вот и все. Они дерутся только за территорию и право трахаться.
– Я тут тоже недавно кое на кого помочился, – усмехнулся Арктор.
– Серьезно? Как это?
– Метафорически.
– Не на самом деле?
– Ну, в смысле… я заявил им… – Он спохватился. Черт, чуть не сболтанул. – В общем, я иду, а один парень на мотоцикле, типа байкера, он начал ко мне цепляться. Так я повернулся и выдал… – Он замялся, пытаясь придумать что-нибудь этакое.
– Можешь мне сказать, – хихикнула Донна. – Даже если это что-то совсем грубое. Байкеров иначе не проймешь – просто не поймут.
– Мол, лучше бы он почаще сидел на свинке, чем на этом борове.
– Я что-то не въехала.
– Ну, типа, на женщине…
– А-а…
– Ладно, заходи, я буду ждать…
– Принести тебе книжку про волков? Автор – Конрад Лоренц, там на обложке написано, что он по ним главный специалист. Да, чуть не забыла. Сегодня ко мне в магазин заглянули твои сожители: Эрни… как там его… и Баррис. Искали тебя.
– Что стряслось? – спросил Арктор.
– Цефалохромоскоп, что обошелся тебе в девятьсот долларов… Они хотели включить его, а он не работал. Ни цвета, ничего… В общем, они взяли инструменты Барриса и отвернули днище.
– Черт побери! – возмущенно воскликнул Арктор.
– Там вроде кто-то ковырялся, испорчена вся схема. Похоже, нарочно: оборваны провода, сломаны детали и так далее. Баррис сказал, что попробует…
– Все, я еду домой, – отрубил Арктор и повесил трубку.
Самое лучшее, что у меня есть. Самое дорогое. Если этот кретин Баррис начнет копаться… Но я не могу сейчас ехать домой, опомнился он. Сперва надо побывать в «Новом пути» и посмотреть, что там творится.
Приказ руководства.
Глава 3
Чарлз Фрек тоже подумывал о «Новом пути» – так на него подействовала участь Джерри Фабина.
Он сидел с Джимом Баррисом в кофейне «Три скрипача» в Санта-Ане и уныло перебирал засахаренные орешки.
– Решиться не просто. Там страх что творят. Сидят с тобой день и ночь, чтобы ты не наложил на себя руки или не откусил себе палец, и совсем ничего не дают для облегчения. Даже того, что обычно врач прописывает, вроде валиума.
Баррис посмеивался, разглядывая свой горячий бутерброд – эрзац-сыр и такое же мясо на диетическом хлебце.
– Что это за хлеб? – спросил он.
– Почитай меню, – ответил Чарлз Фрек. – Там все написано.
– Если ты согласишься на лечение, то испытаешь ряд неприятных ощущений в области головного мозга. В первую очередь я имею в виду катехоламины, такие как норадреналин и сератонин. Видишь ли, все происходит следующим образом: препарат «С» – вообще все наркотические вещества, но препарат «С» особенно – взаимодействует с катехоламинами на подклеточном уровне, и устанавливается биологическая контрадаптация, вроде бы навсегда. – Он откусил большой кусок с правой стороны бутерброда. – Раньше считалось, что это происходит только с алкалоидными наркотиками, такими как героин.
– Я категорически против героина. Паршивая штука.
К столику подошла симпатичная официантка в желтом халатике, светловолосая, с высокой дерзкой грудью.
– Привет, – сказала она. – Все в порядке?
Чарлз Фрек испуганно поднял взгляд.
– Как тебя звать, милая? – спросил Баррис, жестом успокаивая Фрека.
Она ткнула в табличку на правой грудке.
– Бетти.
Интересно, как зовут левую, подумал Чарлз Фрек.
– У нас все отлично, – сказал Баррис, нахально оглядывая девушку с головы до ног.
Чарлз увидел исходящий из головы Барриса круг, как на карикатуре, в котором совершенно голая Бетти молила о ласке.
– Только не у меня, – заявил Чарлз Фрек. – У меня полно проблем – больше, чем у кого бы то ни было.
– У всех свои проблемы, – рассудительно заметил Баррис. – И чем дальше, тем больше. Наш мир болен, и с каждым днем болезнь становится все круче.
Картинка над его головой тоже стала круче.
– Желаете заказать десерт? – улыбаясь, предложила Бетти.
– Например? – подозрительно спросил Чарлз Фрек.
– У нас есть свежий клубничный пирог. И еще персиковый. Мы сами печем.
– Нет, не надо нам никаких десертов! – сказал Чарлз Фрек. – Фруктовые пироги годятся только для старушек, – добавил он, когда официантка отошла.
– Это все твоя идея насчет лечения, – объяснил Баррис. – Она и заставляет тебя нервничать. Твой страх – не что иное, как проявление негативных целевых симптомов. А цель – не пустить тебя в «Новый путь» и не дать завязать. Понимаешь, все симптомы – они целевые, будь то позитивные или негативные.
– Ни фига себе…
– Они возникают в теле специально для того, чтобы заставить его хозяина – в данном случае тебя – лихорадочно искать…
– Первое, что делают в «Новом пути», – сказал Чарлз Фрек, – это отрезают тебе член. В качестве наглядного урока. Ну и так далее.
– Затем вырежут селезенку, – кивнул Баррис.
– Что?.. Вырежут… А она зачем, эта селезенка?
– Помогает переваривать пищу.
– Как?
– Удаляет целлюлозу.
– Значит, потом…
– Только бесцеллюлозная пища. Никаких листьев или бобовых.
– И сколько так можно протянуть?
Баррис пожал плечами.
– Как получится.
– А сколько селезенок обычно у человека? – Фрек знал, что почек, как правило, две.
– Это зависит от веса и возраста.
– Да ну? – подозрительно прищурился Фрек.
– Они растут. К восьмидесяти годам…
– А-а… да ты меня разыгрываешь.
Баррис рассмеялся. У него какой-то странный смех, подумал Чарлз. Неестественный, как будто что-то рвется.
– А почему ты вдруг решил лечь в наркоцентр на воздержание?
– Джерри Фабин, – ответил Фрек.
Баррис махнул рукой.
– Джерри – особый случай. Однажды у меня на глазах Джерри пошатывается и падает, испражняется под себя, не соображая, где находится, умоляет спасти… Ему подсунули какую-то гадость, сульфат таллия скорее всего. Сульфат таллия используют в инсектицидах и в крысиной отраве. Кто-то устроил подлянку. Я могу назвать десяток ядов, которые…
– И другая причина, – сказал Чарлз Фрек. – У меня кончается запас, и я не в силах это выдержать – постоянно сидишь на нуле и не знаешь, достанешь еще или нет!
– Ну, если на то пошло, мы не можем быть уверены в том, что доживем до завтрашнего дня.
– Черт побери, сейчас вообще зарез – день-два, и кранты. И еще – меня, наверное, обкрадывают. Не может быть, чтобы я сам так много потреблял. Какой-то гад, наверно, таскает их понемногу.
– Сколько таблеток ты закидываешь в день?
– Очень трудно определить. Но не так много.
– Привычка требует все больших количеств, ты же знаешь…
– Не настолько же. Я больше не выдержу. С другой стороны… – Он подумал. – Похоже, я набрел на новый источник. Та цыпочка, Донна, как там ее…
– А, подружка Боба.
– Вот-вот, его девчонка, – кивнул Чарлз.
– Да нет, он так и не забрался ей под юбку. Только мечтает.
– Она надежна?
– В каком смысле? В плане, даст ли, или… – Баррис поднес руку ко рту и сделал вид, что глотает.
– Это еще что за вид секса? – изумленно начал Фрек, и тут до него дошло. – А-а. Последнее, разумеется.
– Вполне надежна. Немного взбалмошная, ну, как все цыпочки, особенно темненькие. Мозги промеж ног, как и у остальных. Наверное, и запас у нее там. – Баррис хохотнул. – Весь ее загашник.
Чарлз Фрек подался вперед.
– Арктор никогда не спал с Донной? А говорит…
– Ты его слушай больше. Он много чего говорит. Не всему надо верить.
– Как же так? У него не встает, что ли?
Баррис задумчиво ломал бутерброд на мелкие кусочки.
– Проблемы у Донны. Вероятно, сидит на какой-то отраве. Полностью потерян интерес к сексу, вплоть до отвращения к физическому контакту. У торчков всегда так – из-за сужения сосудов. Я заметил, что у Донны это особенно выражено. Не только с Арктором, но и… – он раздраженно нахмурился, – с другими мужчинами.
– Ты имеешь в виду, она просто не хочет?
– Захочет, – отрезал Баррис. – Если с ней правильно обращаться. Например… – Он принял таинственный вид. – Я могу научить тебя, как добиться Донны за девяносто восемь центов.
– Да не хочу я с ней спать! Мне от нее нужен товар. – Чарлз Фрек был не в своей тарелке. В Баррисе чувствовалось что-то такое, от чего у него неприятно холодело в животе. – Почему за девяносто восемь центов? Не возьмет она деньги, не такая она. И вообще она девчонка Боба.
– Деньги пойдут не ей непосредственно, – произнес Баррис нравоучительным тоном. Он наклонился вперед, его ноздри дрожали от возбуждения, зеленые очки запотели. – Донна сидит на кокаине. Для каждого, кто даст ей грамм, она, безусловно, раздвинет ножки, особенно если, по строго научной методике, которую я разработал, в коку добавить определенные редкие химикаты.
– Ты бы лучше не говорил так о ней, – нахмурился Чарлз Фрек. – В любом случае грамм коки стоит больше сотни долларов. Где взять такие башли?
Ухмыляясь, Баррис заявил:
– Я могу извлечь грамм чистого кокаина из ингредиентов общей стоимостью менее одного доллара.
– Чушь.
– Готов продемонстрировать.
– Откуда берутся эти ингредиенты?
– Из магазина «7–11», – сказал Баррис, забыв о раздрызганном бутерброде и поднимаясь на ноги. – Бери счет и идем, я покажу. У меня дома оборудована лаборатория – временная, пока не обзаведусь лучшей. Ты увидишь, как я извлеку грамм чистого кокаина из широко распространенных общедоступных материалов, купленных открыто меньше чем за один доллар. – Баррис стал пробираться между столиками. – Пошли! – скомандовал он.
– Ладно. – Чарлз Фрек взял счет и поплелся следом. Чертов болтун. А впрочем… Сколько он делает всяких химических опытов и вечно читает в библиотеке… Как же на этом можно заработать, обалдеть!
Баррис в своем потертом летном комбинезоне уже миновал кассу, на ходу доставая ключи.
Они оставили машину на стоянке магазина «7–11» и вошли внутрь. Как обычно, у стойки с журналами стоял здоровенный коп и притворялся, будто читает. Чарлз Фрек хорошо знал, что на самом деле он рассматривает входящих, поджидая потенциального грабителя.
– Что мы здесь берем? – спросил Чарлз у Барриса, беспечно прогуливавшегося вдоль стоек с товарами.
– Баллон «Солнечного».
– Средство от загара? – Чарлз Фрек не верил своим ушам. С другой стороны, кто знает?
Баррис подошел к прилавку – была его очередь платить.
Они купили «Солнечный», опять прошли мимо копа, и Баррис в два счета, не обращая внимания на дорожные знаки, домчался до дома Боба Арктора.
Выйдя из машины, Баррис достал с заднего сиденья опутанные проводами предметы. Среди груды электронных приборов Чарлз Фрек узнал вольтметр и паяльник.
– Зачем это? – спросил он.
– Предстоит долгая и трудная работа, – ответил нагруженный Баррис, подойдя к двери. Он передал Чарлзу ключ. – И наверное, мне за нее не заплатят. Как обычно.
Чарлз Фрек отомкнул дверь. К ним тут же, преисполненные надежды, бросились два кота и собака, но Чарлз и Баррис, осторожно оттеснив их ногами, прошли на кухню. Здесь и находилась знаменитая лаборатория – кучи бутылок, всякого хлама и непонятных предметов, которые Баррис притаскивал отовсюду. Он верил не столько в аккуратность, сколько в озарение: чтобы достичь цели, надо уметь использовать первое, что попадется под руку. Скрепки, клочки бумаги, разрозненные детали от сломанных механизмов – все шло в ход. Фрек невольно подумал, что так бы выглядела мастерская, где проводят свои эксперименты крысы.
Первым делом Баррис оторвал пластиковый пакет из рулона возле раковины и опорожнил туда аэрозоль.
– Бред какой-то… – пробормотал Чарлз Фрек. – Полный бред.
– Знай, что на производстве кокаин умышленно смешивают с маслом, – бодро комментировал свои действия Баррис, – таким образом, что извлечь его невозможно. Одному мне благодаря глубокому знанию химии доподлинно известно, как это сделать. – Он обильно посолил клейкую густую массу и вылил ее в стеклянную банку. – Теперь охлаждаем, – продолжал Баррис, довольно ухмыляясь, – и кристаллы кокаина поднимаются наверх, так как они легче воздуха. То есть масла, я имею в виду. Конечная стадия, разумеется, мой секрет, но скажу, что она включает в себя сложный процесс фильтрования.
Баррис открыл холодильник и аккуратно поставил банку в морозильную камеру.
– Сколько там ее держать? – спросил Чарлз Фрек.
– Полчаса.
Баррис закурил самокрутку и уставился на кучу электронных приборов, задумчиво потирая бородатый подбородок.
– Даже если ты получишь целый грамм чистого кокаина, я не могу использовать его на Донне, чтобы… ну, залезть ей под юбку. Я вроде как покупаю ее, вот что получается.
– Обыкновенный обмен, – наставительно поправил Баррис. – Ты ей делаешь подарок, и она тебя одаривает… самым ценным, что есть у женщины.
– Она почувствует, что ее покупают. – Фрек достаточно общался с Донной, чтобы понимать это. Донну на мякине не проведешь.
– Кокаин – возбудитель, – проговорил Баррис вполголоса, перенося приборы к цефалохромоскопу – бесценной собственности Боба. – Она нанюхается и будет счастлива дать себе волю.
– Чушь! – решительно заявил Чарлз Фрек. – Ты говоришь о подружке Боба Арктора. Он – мой приятель и человек, с которым вы с Лакменом живете под одной крышей.
Баррис на секунду поднял свою косматую голову и некоторое время не сводил с Чарлза Фрека глаз.
– Ты очень многого не знаешь о Бобе Аркторе. Да и мы все. Твой взгляд наивен и упрощен. Ты ему слишком веришь.
– Он парень что надо.
– Безусловно. – Баррис кивнул и улыбнулся. – Вне всякого сомнения. Один из самых лучших в мире. Но я начал замечать в нем – мы начали замечать в нем, те, кто наблюдает за Арктором пристально и внимательно, – определенные противоречия. Как в структуре его личности, так и в поведении. Во внутренней сущности, так сказать.
– Что ты имеешь в виду?
Глаза Барриса заплясали за зелеными стеклами очков.
– Твой бегающий взгляд мне ни о чем не говорит, – заявил Чарлз Фрек. – А что случилось с цефаскопом, почему ты в нем копаешься?