Голоса лета. Штормовой день. Начать сначала Пилчер Розамунда
Сильвия повернулась, и они последовали за ней в ее маленькую гостиную. Ева – ей казалось, что ноги у нее стали резиновыми, – устроилась в уголке дивана. Джеральд выдвинул стул из-за стола, развернул его и сел прямо. Невозмутимый, хладнокровный, он явно задался целью погасить панику, выяснить все по порядку.
– Итак, что случилось?
Сильвия стала рассказывать, непроизвольно всхлипывая время от времени. Ее голос дрожал, срывался. Она ездила в город за покупками, а когда вернулась, обнаружила у порога на коврике несколько писем, доставленных с утренней почтой. Пару счетов и… Это…
Послание лежало на ее столе. Она взяла его, передала Джеральду. Небольшой коричневый конверт, в который обычно кладут документы.
– Вскрыть? – спросил у нее Джеральд.
– Да.
Он надел очки, извлек из конверта письмо. Листок розовой писчей бумаги. Джеральд развернул письмо, прочитал. Много времени это не заняло.
– Понятно, – произнес он.
– Что там? – осведомилась Ева.
Джеральд встал и молча отдал ей письмо. Ева взяла его кончиками пальцев, как нечто заразное. Джеральд снова сел и принялся внимательно изучать конверт.
Ева увидела линованный листок писчей бумаги с дурацким изображением феи в его верхней части, на каких обычно пишут дети. Послание было составлено из букв, вырезанных из газетных заголовков и аккуратно приклеенных одна рядом с другой.
Ты ГУляЛа С ДРугиМи МУжчиНАмИ поТОму ТвОй МуЖ и зАПил БЕсСТыДНиЦА
Впервые в жизни у Евы возникло ощущение, что она столкнулась с настоящим злом. Но вслед за чувством омерзения ее охватил жуткий страх.
– О Сильвия…
– Чт… Что мне делать?
Ева сглотнула комок в горле. Важно было сохранять объективность.
– Как выглядит адрес на конверте?
Джеральд передал ей конверт, и она увидела, что адрес напечатан неровно, отдельными буквами, с помощью резиновых штампов. Возможно, из детского набора. Почтовая марка 2-го класса. Штемпель местного почтового отделения, вчерашняя дата. И все.
Ева вернула письмо и конверт Джеральду.
– Сильвия, ты не догадываешься, кто мог прислать тебе это ужасное письмо?
Сильвия, стоявшая у окна и глядевшая на сад, повернула голову и посмотрела на Еву. Ее удивительные глаза, главное украшение ее лица, опухли от слез. Ева встретила ее взгляд. Сильвия молчала. Ева повернулась к мужу, ища поддержки, но тот лишь смотрел на нее поверх очков, и лицо его было суровым и печальным. Они понимали друг друга без слов, но не решались произнести имя.
Ева сделала глубокий вдох, протяжно, судорожно выдохнула:
– Вы думаете, это Мэй, да?
Ни Джеральд, ни Сильвия не отвечали.
– Вы думаете, это Мэй. Я знаю, вы думаете, это Мэй…
В ее голосе появились пронзительные нотки, он задрожал. Она стиснула зубы, пытаясь побороть слезы.
– Ты думаешь, что это Мэй? – спросил Джеральд.
Ева покачала головой:
– Я не знаю, что думать.
Джеральд перевел взгляд на Сильвию:
– Зачем Мэй стала бы писать тебе такое письмо? Для чего?
– Не знаю. – Сильвия уже перестала плакать, немного успокоилась и теперь держалась почти как обычно. Сунув руки глубоко в карманы брюк, она отошла от окна и принялась мерить шагами свою крошечную гостиную. – Просто я ей не нравлюсь.
– О Сильвия…
– Это так, Ева, хотя я никогда не придавала этому большого значения. Просто Мэй почему-то не выносит меня.
Ева, зная, что Сильвия права, молчала; вид у нее был несчастный.
– Пусть так, но ведь это еще не повод, чтоб посылать оскорбительные письма, – рассудил Джеральд.
– Да, Том пил и тем себя погубил.
Ева была потрясена хладнокровием Сильвии и в то же время преисполнена восхищения. Так спокойно говорить о личной трагедии… По мнению Евы, это был верх благоразумия и мужества.
– Мэй, конечно, порой утомляет своими строгими принципами в отношении алкоголя и нравственности, но почему она на тебя взъелась?
– «Гуляла с другими мужчинами». Ты к этому клонишь, Джеральд?
– Я ни к чему не клоню. Просто пытаюсь быть объективным. И мне непонятно, какое дело Мэй до твоих друзей и до твоей личной жизни.
– Может, и не было бы никакого дела, если б моим другом не был Ивэн.
– Ивэн! – недоверчиво охнула Ева. Собственный голос ей самой показался визгливым. – Не может быть.
– Почему же? О Ева, ты же не подумала… Нет, просто порой, когда вас с Джеральдом нет дома, Ивэн приглашает меня к себе на бокал вина… Просто проявляет любезность. Один раз он подвез меня на вечеринку, на которую мы оба были приглашены. И все. Больше ничего. А Мэй все время шпионит из окна своей комнаты наверху. Ничто не укрывается от ее внимания. Возможно, она решила, что я пытаюсь его совратить. Старые няньки очень привязаны к своим воспитанникам, а она ведь его вырастила.
Ева, держа руки на коленях, сцепила ладони. Хм. Одиноко. Я могла бы такое рассказать, что у тебя уши завянут.
Она вспомнила про альбом для наклеивания вырезок. Непонятный альбом, газеты, ножницы, клей.
Она вспомнила пластиковый пакет с изображением британского флага, набитый чем-то, что Мэй накупила в свой выходной. Возможно, там были писчая бумага с феей, детский печатный набор?
Ох, Мэй, родная, что же ты наделала?
– Не надо никому ничего говорить, – сказала она.
– Почему? – нахмурилась Сильвия.
– Никому не нужно знать об этом.
– Но это же преступление.
– Мэй – очень старая женщина…
– Нужно из ума выжить, чтоб послать такое.
– Возможно… Возможно, она немного… – у Евы язык не поворачивался произнести слово «сумасшедшая», – не в себе, – закончила она тихо.
Джеральд опять рассматривал конверт:
– Письмо отправлено вчера. Мэй вчера ходила в деревню?
– Не знаю, Джеральд. Она постоянно таскается на почту. Как на прогулку. Ходит за пенсией, покупает мятные леденцы, шерстяную штопку.
– Девушка, что работает на почте, вспомнит ее?
– Да ей и не обязательно ходить на почту. У нее в сумке всегда есть книжечка марок. Я постоянно прошу у Мэй марки. Она могла просто бросить письмо в почтовый ящик и вернуться домой.
Джеральд кивнул, соглашаясь с женой. Они погрузились в молчание. Ева, внутренне содрогаясь, представила, как Мэй, в своей шерстяной шапке, с трудом передвигая ноги, выходит из ворот Тременхира, бредет по дороге в деревню, опускает свое злобное письмо в красный почтовый ящик.
Сильвия остановилась у камина, взяла сигарету из пачки, лежавшей на каминной полке, закурила и устремила взгляд на пустую нечищеную каминную решетку.
– Она всегда меня терпеть не могла, – снова сказала Сильвия. – Я всегда это знала. Мне кажется, я слова доброго ни разу не слышала от этой старой коровы.
– Не называй ее так! Не называй Мэй коровой. Она не корова. Может, она и послала тебе это гадкое письмо, но лишь потому, что она стара и не понимает, что делает. Если кто-то узнает об этом… Если мы сообщим в полицию или еще кому-то, начнутся расспросы, и никто не поймет… И Мэй тогда окончательно тронется умом… И ее заберут… и…
До этой минуты ей, пусть с большим трудом, удавалось сдерживать слезы, но теперь ее прорвало. Джеральд вскочил со стула, подбежал к дивану, где она сидела, обнял ее, прижал к себе ее лицо. Она ощутила знакомое тепло его груди и разрыдалась в лацкан его синего пиджака. Ее плечи вздымались и опускались от плача.
– Ну, будет, – сказал Джеральд, успокаивая ее так же, как некоторое время назад она сама увещевала Сильвию, – ласковыми словами и похлопываниями по спине. – Все хорошо. Все хорошо.
Наконец она взяла себя в руки и извинилась перед Сильвией:
– Прости. Мы пришли помочь тебе, а тут я сама расклеилась.
Сильвия рассмеялась. Может быть, и невесело, но, по крайней мере, по-настоящему.
– Бедный Джеральд. Вот навязались две истерички на твою голову. Мне, право, неловко, что я вывалила на вас свои проблемы, но я подумала, что вы должны об этом знать. Понимаете, когда я вскрыла конверт и прочитала эти мерзкие строки, я испытала шок и сразу подумала, что это Мэй. – Сильвия перестала мерить шагами комнату. Остановившись у дивана, она нагнулась и поцеловала Еву в щеку. – Не переживай. Я больше не буду расстраиваться из-за этого. И я знаю, что ты очень привязана к ней…
Ева высморкалась. Джеральд глянул на свои часы.
– Думаю, нам всем не мешало бы выпить, – сказал он. – Полагаю, Сильвия, у тебя в доме нет бренди?
Бренди у Сильвии нашлось. Они выпили по стопочке, обсудили ситуацию. В конце концов решили никак на это не реагировать и никому не сообщать. Если письмо отправила Мэй, сказал Джеральд, можно надеяться, что на этом она успокоится. Не исключено, что она уже и не помнит про свою выходку, поскольку страдает забывчивостью. Но если подобное повторится, Сильвия должна немедленно сообщить об этом Джеральду.
Сильвия согласилась. Что касается письма, она намеревалась его сжечь.
– А вот этого делать не надо, – веско сказал Джеральд. – Как знать? Если это плохо кончится, оно, возможно, нам понадобится в качестве вещественного доказательства. Если хочешь, я буду хранить письмо у себя.
– Ну уж нет. Не хватало еще, чтобы эта зараза осквернила Тременхир. Нет, уж лучше я запру письмо в ящике своего стола и забуду про него.
– Только не сжигай.
– Обещаю, Джеральд. – Сильвия улыбнулась. Знакомой обаятельной улыбкой. – Господи, какая же я дура. Нашла из-за чего расстраиваться.
– Вовсе не дура. Анонимка кого хочешь испугает.
– Прости, – сказала Ева. – Мне ужасно стыдно. Здесь есть доля и моей вины. Но если ты попытаешься простить бедняжку Мэй и войти в мое положение…