Рука Оберона Желязны Роджер
– По-моему, да. И мне представляется вполне возможным, что Мартин не только боится вашей семейки, но и вступил с кем-то из ее представителей в сговор.
– И это тоже возможно, – согласился я.
– А как ты думаешь, мог он сговориться с кем-нибудь из наших противников?
Я покачал головой:
– Нет, если знает, что он принадлежит к той группировке, которая пыталась его уничтожить.
– А что, если он к ней не принадлежит? Интересно… Вот ты говорил, например, что Брэнду надоели их игры и он пытался расстаться со своими союзниками, которые затевали дружбу с чудовищными посланниками Черной Дороги. А что, если эти твари настолько сильны, что Фиона и Блейз стали игрушками в их руках? Если положение дел действительно таково, то я вполне могу вообразить, как Мартин закидывает удочку, чтобы поймать что-то, или кого-то, способное дать ему возможность одержать над ними верх.
– Слишком сложная система предположений, – сказал я.
– Однако твой враг, похоже, знает о тебе довольно много.
– Это верно, но и у них найдется парочка предателей, чтобы преподать им нужные уроки.
– А не могли ли они рассказать этим предателям все то, что, как ты говоришь, знала Дара?
– Интересная точка зрения, – заметил я, – однако что-либо сказать наверняка тут сложно. – Разве что проверить историю с Текисами? Это только сейчас пришло мне в голову. Однако я решил пока что попридержать идею, а сперва узнать, к чему клонит Ганелон, и не уходить от основной темы столь внезапно. – Мартину вряд ли удалось много рассказать кому-то об Амбере.
Некоторое время Ганелон молчал. Затем спросил:
– А у тебя так и не было возможности что-нибудь выяснить относительно того вопроса, который я задал тебе в ту ночь у твоей гробницы?
– Какого вопроса?
– Нельзя ли подделать ваши карты? – сказал он. – Нам известно, что у Мартина есть целая колода…
Теперь пришлось помолчать мне, пережидая, пока целая толпа воспоминаний пересекает мой путь, стараясь непременно лизнуть меня своими липкими языками.
– Нет, – сказал я. – Такой возможности у меня пока не было.
Мы довольно долго продвигались дальше в молчании, а потом Ганелон вдруг произнес:
– Корвин, в ту ночь, когда ты привез Брэнда назад… помнишь?
– Да, и что?
– По твоим словам, ты подозревал тогда абсолютно всех, пытаясь выяснить, кто же ткнул тебя в бок ножом, и, по твоим же словам, любой из них вполне был способен на подобный фокус в столь удобный момент.
– Ну и ну, – только и сказал я.
Он кивнул:
– Теперь у тебя появился еще один родственник, о котором тоже нужно подумать. Ему, возможно, недостает фамильной изысканности и изощренности только потому, что он слишком молод и практики у него маловато.
И тут в мыслях я вернулся далеко назад, на тот молчаливый парад мгновений, что пронеслись в моей жизни непосредственно до моего возвращения в Амбер и вскоре после этого.
Глава 4
– Кто там? – спросила она, когда я постучался, и я ответил. – Подожди минутку.
Я услышал ее шаги, потом дверь отворилась. Вайол вряд ли была выше пяти футов и казалась удивительно хрупкой. Брюнетка, тонкие черты лица, нежный и тихий голосок, красное платье… Ее невидящие глаза смотрели как бы сквозь меня, напоминая мне о былой тьме, о боли.
– Рэндом, – сказал я, – просил передать, что он задержится еще чуть дольше, но беспокоиться тебе абсолютно не о чем.
– Пожалуйста, войди, – пригласила она, отступая чуть в сторону и еще шире распахивая передо мной дверь.
Я вошел. Хотя и не собирался. Я и просьбу-то Рэндома на самом деле выполнять не собирался – но почему-то честно рассказал Вайол и о том, что случилось, и о том, куда он сейчас отправился. Сперва я хотел просто сообщить ей то, что уже сказал, и ничего больше. Ведь только когда мы с ним разъехались, до меня дошло, к чему, собственно, вела его просьба: вот так, запросто, он попросил меня сообщить его жене, с которой я до сих пор и десятком слов не обмолвился, что он уехал искать своего незаконнорожденного сына – того самого, чья мать, Морганта, вскоре после его появления на свет покончила жизнь самоубийством, из-за чего Рэндома и наказали, насильно заставив жениться на Вайол. То, что этот брак, неведомо почему, оказался счастливым – да нет, просто прекрасным, – до сих пор удивляло всех. У меня не было ни малейшего желания вываливать на Вайол целую кучу малоприятных известий, и я, входя в комнату, судорожно пытался что-нибудь придумать.
Я прошел мимо бюста Рэндома, помещенного довольно высоко на полке слева от меня. И вдруг до меня дошло, что в этом доме мой брат – действительно хозяин и повелитель. В дальнем конце комнаты я увидел рабочую скамеечку Вайол. Обернувшись, я еще раз внимательно посмотрел на бюст.
– Я даже как-то не сразу понял, что это твоя работа.
– Моя.
Вскоре я обнаружил и другие примеры ее творчества.
– Знаешь, все очень и очень неплохо, – сказал я.
– Спасибо. Может быть, присядешь?
Я опустился в большое, с высокими подлокотниками кресло, которое оказалось на удивление удобным. Сама она уселась на низенький диванчик справа от меня и поджала ноги.
– Может быть, хочешь поесть или выпить чего-нибудь?
– Нет, спасибо. Я ведь буквально на минутку. Дело в том, что Рэндом, Ганелон и я несколько сбились с пути, возвращаясь домой, а потом еще повстречались с Бенедиктом, что тоже отняло какое-то время. Но самое главное, именно в результате этой встречи Рэндом и Бенедикт были вынуждены предпринять еще одно небольшое путешествие.
– Как долго он будет отсутствовать?
– Может быть, всю ночь. Или чуть дольше. Если это сильно затянется, он, вероятно, свяжется с кем-нибудь с помощью карт, и мы дадим тебе знать.
Бок у меня отчего-то разболелся, и я, прижав к нему руку, начал его тихонько массировать.
– Рэндом мне столько рассказывал о тебе, – промолвила Вайол.
Я хмыкнул.
– Ты уверен, что не хочешь перекусить? Право, меня бы это нисколько не затруднило.
– Разве он не сказал тебе, что я всегда голоден?
– Нет, – засмеялась она. – Но если все было так, как ты говоришь, то легко догадаться, что у тебя просто не было времени поесть, да и сил ты потратил немало.
– Ну, отчасти ты, пожалуй, права. Ладно, если у тебя случайно завалялся кусок хлеба, можешь дать его мне; пожевать не повредит.
– Отлично. Тогда подожди минутку, пожалуйста.
Она встала и вышла в соседнюю комнату Теперь я мог наконец всласть почесать бок вокруг заживающей раны, которая вдруг начала свербеть. Отчасти из-за этого я и согласился воспользоваться гостеприимством Вайол; а кроме того, я вдруг понял, что ужасно голоден. Лишь позднее я догадался, что она бы все равно не заметила, что я чешусь. Ее уверенные движения, доверительная манера почему-то заставили меня совсем позабыть о том, что она слепая. Ну и отлично. Я был рад, что Вайол держится молодцом.
Я услышал, как она в соседней комнате напевает «Балладу о пересекающих морские просторы», любимую песню Великого Торгового Флота Амбера. Янтарное Королевство никогда не отличалось развитой промышленностью, да и сельское хозяйство отнюдь не было нашей сильной стороной. Однако наши суда способны были заплывать как угодно далеко в Царство Теней и прокладывали курс между любыми точками мира, торгуя буквально всем на свете. Практически все мужчины Королевства, как благородные, так и простолюдины, какое-то время отдавали Торговому Флоту. И именно сыновья самых благородных семей в стародавние времена прокладывали торговые пути для последующих поколений, бороздя моря десятков миров и нанося на карты их очертания; картами пользовались потом многие и многие сотни других капитанов. Когда-то и я участвовал в этом, хотя моя помощь, разумеется, никогда не была столь велика, как Джерарда или Кейна; но и меня глубоко волновало могущество морских просторов и сила духа тех, кто эти просторы покоряет.
Вскоре Вайол вернулась с тяжелым подносом, нагруженным хлебом, мясом, сыром, фруктами и графином вина. Она поставила поднос на столик возле моего кресла.
– Ты что, целый полк накормить решила? – спросил я.
– Ничего страшного, даже если ты что-то и не доешь.
– Вот спасибо! А может, и ты ко мне присоединишься?
– Ну, может, что-то из фруктов и съем, – спокойно и весело сказала Вайол.
Пальцы ее скользнули над блюдом, поймали яблоко, и она вернулась на свой диванчик, мурлыча все тот же напев.
– Рэндом говорит, что это твоя песня, – прервавшись, сказала она.
– Это было очень, очень давно, Вайол.
– А в последнее время ты ничего такого не сочинял?
Я хотел было покачать головой, потом спохватился и сказал вслух:
– Нет. Эта часть моей души… пока отдыхает.
– Очень жаль. Такая прелестная мелодия!
– Настоящий-то музыкант в нашей семье как раз Рэндом.
– Да, он очень хороший музыкант. Однако исполнительство и композиция – совершенно разные вещи.
– Это верно. Ну ладно, когда-нибудь, когда все успокоится… Скажи, а ты счастлива здесь, в Амбере? Все ли тебе здесь по вкусу? Нет ли у тебя в чем нужды?
Вайол улыбнулась:
– Мне лишь бы Рэндом был рядом. Он такой хороший!
Я был как-то странно тронут ее детской, восторженной манерой говорить о нем.
– Раз так, то я очень рад, – сказал я. И прибавил: – Рэндом значительно моложе нас… он, возможно, переживал многое более болезненно, чем остальные. Нет ничего более бессмысленного, чем рождение в семье еще одного принца, когда их и без того целая армия. Впрочем, в его детских горестях я не менее виновен, чем другие. Как-то раз мы с Блейзом высадили его на крошечный островок к югу отсюда…
– …а Джерард, едва узнав об этом, отправился туда и вызволил его, – подхватила Вайол. – Да, он мне об этом рассказывал. Неужели твоя вина до сих пор не дает тебе покоя? Ведь прошло столько лет!
– Так ведь и он тоже, наверно, об этом до сих пор не забыл.
– Нет, Рэндом давным-давно уже вас простил. Он об этом рассказывал как о веселой шутке. А еще он рассказывал, как вбил гвоздь в каблук твоего сапога, и гвоздь, выйдя наружу, буквально насквозь проткнул тебе пятку, стоило тебе этот сапог надеть.
– Так это все-таки был Рэндом! Черт меня побери! А я-то всегда винил Джулиана…
– Да, тот поступок действительно беспокоит Рэндома до сих пор.
– Господи, как же давно все это было… – произнес я.