Моль Резник Юлия

- Мне было очень-очень хорошо. Никогда так не было. Ты просто супер.

Он смотрит на нее всего мгновение, а потом просто закатывается в приступе громкого смеха. Света не сводит взгляда с веселящегося мужчины, впитывает в себя его улыбку, его черты… И что-то торопливое присутствует в этом всем. Будто бы боится не успеть запечатлеть его в архивах памяти. Почему ей кажется, что нужно спешить? Она запомнит его таким! Молодым и беззаботным. Господи Боже, что ж так сердце щемит?

- Ну, ты чего, Света? – Есть что-то поразительное в том, как Василий ее чувствует. Нет, он и других людей читает прекрасно. Жизнь научила... Но с Молью - это что-то, совершенно особенное. Невероятное. Как это у них получилось?

- Ничего. Тоска накатила. Мне кажется, что после встречи с тобой я разлетелась на куски, и была вновь собрана, только уже не в том порядке.

- Это плохо? Жалеешь?

- Нет! Нет… Просто жаль, что не быть…

Она не заканчивает предложение. Но он понимает все, что не было сказано. Потому что в последние дни он сам только об этом и думает. Ее непроизнесенные слова - отражение его ощущений. Он будто бы смотрится в зеркало. Так странно…

- Ты сейчас обнажена, да? – Хриплый вопрос в светлые льняные волосы.

- Да. Как никогда, наверное.

- Это хорошо, – шепчет, притягивая женщину еще ближе к себе.

- Хорошо, - соглашается, потираясь носом о мужской подбородок, на котором уже успела отрасти густая щетина.

Они надолго замолкают в объятиях друг друга. Ночь вступает в свои права, только отблески уличных фонарей освещают их лица.

- Вась, если бы мы могли еще хоть когда-нибудь встретиться, где бы ты хотел, чтобы это произошло? – Света не знает, почему с ее уст срывается этот глупый вопрос. Просто прямо сейчас ей нужны какие-то якоря, чтобы удержаться в океане тревоги, которая все сильнее нарастает.– Забудь. Глупости это... – Тут же идет на попятный.

Но он неожиданно отвечает:

- Я бы хотел, чтобы это случилось у моря. В твоем любимом Таллине. Хочу узнать, такие ли балтийские твои глаза на самом деле.

После его слов боль в сердце становится просто невыносимой. Она силится вдохнуть, и не может. Светлане требуется не одна минута, чтобы найти в себе силы на ответ:

- Я буду ждать тебя. Каждый год, в первый день весны, которую ты так любишь. В ресторане NOA, что в пригороде Таллина. Оттуда открывается потрясающий вид на залив и Старый город. А какие там закаты, Васька! Я нигде в мире таких не видела… Да… Я буду ждать тебя там.

Он ничего не ответил. Поцеловал в макушку и прижал к себе еще сильнее. Невыносимая штука – надежда.

Глава 25

Василий лежал в темноте и думал. Мыслей было много, они роились в голове навязчивыми осами, вырывались на волю и жалили плоть. Ему следовало уходить. Оставить её. Прекратить подвергать опасности. Слишком непростые люди стояли за ним. Слишком непростые люди вели на него охоту. Время пришло. Нужно было завязывать с этим безумием. Рубить канаты, которые каким-то непостижимым образом приковали его к ней. Он спрашивал небо, как же так случилось? Как же он так увяз, что теперь вырывать с мясом придётся? Как это вообще стало возможным? И не находил ответа. Так просто случилось…

- Ты почему не спишь? – сонно моргнула Светлана.

- Мне нужно будет скоро уйти по делам.

Интересно, она когда-нибудь научится нормально реагировать на Васькины уходы? Наверное, нет. Одно его слово «уйти» - и все. Моль накрывает паника. Когда она настолько в нем потерялась? Что с ней вообще происходит? Это и есть любовь? Нет… Она не станет об этом задумываться. Вряд ли это тонкое, светлое чувство выдержит безжалостный анализ. Моль не станет его препарировать и разбирать по косточкам. Что толку, если она уже утонула в нем? Погрузилась в происходящее по самую маковку. Отпустила тормоза, наплевав на боль, которая неминуема в будущем. Пусть… Пусть потом будет больно, но разве можно сейчас отказаться от счастья? Никогда. Она живет! Она дышит полной грудью! Она… все-таки любит!

- Тебе приготовить чай?

- Давай.

Такие простые, практически семейные разговоры. Светлана настолько к ним привыкла, что порою казалось, будто бы Васька был в ее жизни всегда. Она уже даже с Селедкой свыклась, который нагло разлегся на спинке дивана и наблюдал за их передвижениями по квартире, лениво сощурив глаза.

На заднем фоне опять работал телевизор. Но Васька не обращал на него внимания. Или просто ей не демонстрировал своей заинтересованности? Кто знает… На самом деле Василий ничего нового не услышал. О последних событиях он получил короткую сводку еще час назад. И пока ничего нового не затевалось. Следующим этапом операции было задержание Виктора. Тот, ясное дело, ни о чем не догадывался, иначе бы уже попытался сбежать. Как это делали многие до него. Глупые-глупые люди… Самонадеянные, узколобые твари, которые думают, что весь мир живет по их бандитским законам. Сделают себе гражданство какой-нибудь страны поблагополучнее, и считают, что на родине, в случае чего, им все сойдет с рук. Этим глупцам даже в голову не приходит, что в век современных технологий, когда каждый паспорт содержит биометрические данные индивида, идентификация того сводится к довольно простой операции… У Виктора было гражданство Великобритании и Венгрии. Конечно, все это делалось негласно, что называется, на всякий пожарный. Но его ошибкой было думать, что это хоть как-то его спасет. В цивилизованных странах довольно сложно уйти от правосудия. Виктор, к счастью, этого так и не понял, продолжая жить по понятиям.

Однако, затевалось еще кое-что. Перед тем, как дать ход дальнейшему продвижению дела, с Василием захотели встретиться весьма непростые люди. Таким во встрече не отказывают, хотя его порядком коробила необходимость личного присутствия. Василий, скрепя сердце, согласился, убедив себя рассматривать предстоящие переговоры, как возможность заручиться дополнительной поддержкой. Да и Главный просил.

Главный… Он вышел на него давно. Лет восемь назад. Васька тогда как раз искал людей, которые могли бы ему помочь с осуществлением плана. Хотя, тогда это и планом было трудно назвать. Просто кое-какие прикидки. И целая куча информации, за которую многие бы продали душу дьяволу. Он копил ее годами, систематизировал, раскладывал по полочкам… С тех самых пор, как в его голове поселилась жажда мести. Нет, поначалу у него толком ничего не выходило. Алан не был вхож в те круги, в которых можно было раздобыть что-нибудь стоящее. Он просто слушал и впитывал в себя любые сведения. Потом, когда ему удалось поставить себя на голову выше, у него появились источники посерьезнее. Да и сам Виктор охотно делился с любовником информацией. Поплыл, перестал осторожничать. Васька обрастал связями, а вместе с ними он получал и доступ к информации, совершенно недоступной для других. А потом пришло время, когда ему понадобилась помощь. То, что соваться к спецслужбам родной страны не имело смысла, Васька прекрасно понимал. Даже если отбросить вероятность того, что они сольют информацию Виктору, и действительно начнут работать. Беда в том, что работать хорошо они не умели в принципе. Сколько уголовных дел в их стране рушилось из-за банальных нарушений процессуального законодательства со стороны силовиков? Практически все. Резонансные - так точно. Эти уроды даже задержание не могли произвести нормально, предоставляя защите подозреваемого миллион возможностей для маневра. То же касалось и сбора доказательств. Ко всему прочему, для того, чтобы раскрыть все схемы Виктора, полномочий родных спецслужб было категорически недостаточно. Здесь нужно было задействовать что-то, более глобальное. Были у Василия кое-какие прикидки, но его опередили. Главный сам вышел на него. Впрочем, тогда он еще не знал, насколько ему может пригодиться Василий. Какими данными он на самом деле обладает. Это стало приятным сюрпризом.

Официально на момент их заочного знакомства Главный числился каким-то советником в Генеральном секретариате Интерпола. На деле же… На деле никто не знал наверняка, кем был этот непростой человек, и кому он в действительности подчинялся. Именно поэтому Василий ещё очень долго присматривался к нему, и не спешил открывать все карты. На то, чтобы сработаться, и общими усилиями осуществить раскрытие всех преступных схем, им потребовались годы. И вот они подошли практически к финишу. Василию осталось встретиться только с представителями Американского АНБ (в принципе, он догадывался, что без них не обойдется) и еще с парой-тройкой человек, за спинами которых стояли спецслужбы Германии и Австрии. Эти встречи были назначены на сегодня. Ему следовало навсегда уходить, но он абсолютно не был к этому готов.

Света наблюдала за тем, как Василий одевается, и грызла губу. А он собрался, как ни в чем не бывало, и даже поцеловал её на прощание, пообещав вернуться. Моль тенью мелькнула к окну, выглянула из-за шторы. Картина открывалась довольно апокалипсическая: в просвете между часто натыканными безликими серыми многоэтажками поднималось огромное красное солнце. Его лучи практически не пробивались сквозь вязкий утренний туман, который накануне весны отчего-то опустился на город. В этом скупом утреннем свете Ваську было практически не видно. Он быстро прошёл через дорогу и скрылся в арке соседнего дома. Моль убеждала себя, что это не конец. Но сердце все равно тревожно сжималось.

Василий добрался до одной из своих конспиративных квартир. Переоделся в дорогой костюм, повязал галстук. Взял заранее приготовленный мужской кожаный портфель. В нем находились вещи, в которые он переоденется, когда понадобится заметать следы. Мужчина не делал бы этого, но ему ужасно хотелось увидеть Светлану еще хотя бы раз. Один единственный раз, чтобы навсегда запомнить.

Василий приехал в точно назначенное время. Мужчину проводили в отдельный кабинет, где его уже ожидали. Встреча была долгой. Насущные вопросы обсуждались не один час. По итогам переговоров мужчина удостоверился, что передает свою информацию в надежные руки. Он не имел права ошибиться, выходя из игры. Имеющиеся у него данные были бесценным даром, который в умелых руках гарантировал бы успешное проведение не только начатой операции, но и многих других, которые по цепной реакции незамедлительно последуют за нынешними событиями. Это понимали все. И люди, сидящие перед ним, и сам Василий. Он сложил добровольно взятые на себя полномочия, отдал все, что имел, развязав руки правосудию… И теперь чувствовал себя необычайно легко и свободно.

- Алан, - крикнули ему в спину. – Удели мне еще минуту. Наедине.

Главный… Васька не знал, как выглядел этот человек. Они ранее никогда не встречались. Но почему-то среди четверых мужчин, с которыми он общался последние четыре часа, он безошибочно его узнал. Главный был достаточно пожилым. Ему было где-то за семьдесят. Безликий, ничем не примечательный человек. Если бы не взгляд. Острый, пронизывающий, живой…

- Что-то еще? – вскинул бровь Василий.

- Давай пройдемся. В кафе через дорогу готовят прекрасный американо.

Василий пожал плечами. Ему даже стало интересно, о чем с ним хочет переговорить этот тертый калач. Они перешли через дорогу, устроились за дальним столиком, одновременно шагнув к одному и тому же стулу. Главный хмыкнул, но место уступил. Василий уселся. Главный заказал кофе, не глядя в меню, и задумчиво потер бровь:

- Ну, вот и позади все, да, Алан?

- Нет. Все только начинается.

Старик резко отмахнулся от его слов:

- Не для тебя. Ты со всем покончил ровно десять минут назад, когда передал с рук на руки все, что у тебя было.

- Не все, - криво ухмыльнулся Василий.

Главный задорно сверкнул глазами:

- Другого я от тебя и не ждал, мальчик. Страховка никому не помешает. Одобряю.

Василий пожал плечами, не посчитав нужным что-либо комментировать.

- Почему не пьешь кофе?

- Не люблю.

- А еще не хочешь оставлять отпечатки пальцев и генетический материал на ободке.

Василий и бровью не повел. Что тут комментировать?

- Да ты пей-пей. У нас уже есть и то, и другое. Впрочем, речь не об этом. Я хотел поговорить с тобой о гарантиях безопасности. Мы можем тебе с этим помочь.

- Спасибо, но я не заинтересован.

- Почему?

- Думаю, что это сугубо мое личное дело, - заметил Василий, вставая из-за стола.

- То есть, ты сдашься? После всего, через что прошел, позволишь им просто убить себя?

Василий, который к этому моменту уже повернулся к выходу, оглянулся. Смерил собеседника равнодушным взглядом, но все-таки ответил:

- Невозможно убить того, кто давно уже мертв.

Глава 26

Моль не находила себе места. Вокруг происходило черте что, а Васьки все не было. Он не появился ни к вечеру, ни ночью, ни на следующее утро. И все это время она стояла у окна, не в силах отвести взгляд. Когда ноги отказывались держать, женщина садилась на подоконник. И вглядывалась, вглядывалась, вглядывалась… До рези в глазах, до красных кровавых точек. Почему-то казалось, что если она прервёт своё бдение - он не вернётся. А этого Светлана боялась больше всего на свете. Ведь вместе с Василием из её жизни уйдёт вообще все… И ничего не останется. Абсолютный вакуум… Она отчетливо понимала, что как было раньше - уже никогда не будет.

Вдали появляется размытый неясный силуэт. Моль узнает Василия по одним только ей знакомым мелочам. На нем новая одежда, а в руках - пакет с эмблемой ближайшего супермаркета. Облегчение такое, что колени подкашиваются. Она вылетает ему навстречу, и застывает где-то на середине коридора.

- Я волновалась.

- Не стоило. Мне просто нужно было время на то, чтобы удостовериться, что я не приведу за собой хвост. Мы и так слишком долго рисковали. Я должен быть уверен, что твоё имя никогда не всплывет рядом с моим.

На сердце теплеет. Он заботился о ней!

- Хорошо. Селедка за тобой скучал.

- А ты?

Господи! Ну, зачем он это спрашивает? Разве и так не понятно?

- Я тоже. Смертельно.

Василий подходит вплотную к своей женщине и бережно обнимает. Слов нет. Он просто впитывает в себя её силу и тонкий, только ей присущий аромат. Боль сжимает в тисках, но он-то знает, что ничего нельзя изменить. Все уже давно решено.У них есть только этот день. Так бесконечно мало…

Целует за ухом. Отросшие на виске волосы щекочут нос. Рукой проводит по острым крыльям лопаток, обхватывает затылок, запрокидывает прекрасное лицо. По всей видимости, Света совсем не спала. Балтийские глаза покраснели, под ними залегли тревожные тени. И он был всему виной. В душе поднялась какая-то муть. Злость на себя за то, что не смог оградить от лишних страданий единственную женщину в своей жизни. Он потянул Свету в комнату, вернулся за пакетом с едой.

- Что тебе приготовить?

- Не знаю… - нерешительно пожала плечами Моль. - Ты что… Ты нервничаешь? Что-то пошло не так…

- Нет, – он пресекает ее вопросы, прижимая пальцем тонкие, искусанные губы. – Все прошло хорошо. Я просто хочу побаловать тебя чем-нибудь вкусненьким… напоследок.

Она спотыкается на ровном месте. Чуть не падает. Отворачивается резко, потому что это чертовски больно - вот так, буднично, узнать о том, что он уходит… Что ж, он ничего ей не обещал. И имел право делать все, что угодно. Светлана заранее знала, на что шла. Знала, что будет больно. Возможно, не совсем представляла, насколько, но…

- Может быть, круассаны? Ну… знаешь, такие, как в Париже? Без начинки, с маслом, тающие во рту…

- Звучит заманчиво, - выдавливает из себя Моль. – А ты умеешь?

- Угу. Получается достаточно неплохо.

- Ну… Круассаны, так круассаны.

Моль отворачивается, включает телевизор, чтобы хоть чем-то занять руки и голову. Она не может поддерживать эту светскую беседу. Не понимает, зачем он делает вид, будто бы ничего не случилось. Может быть, для него это ничего и не значило, а она уже напридумывала, невесть что? И тут же гонит от себя эту мысль. Нет... Он говорил, что если бы мог быть с кем-то, то это была бы она. Значит, и Васька что-то чувствовал, вот только почему он отрицал любую вероятность отношений? Не конкретно с ней, а вообще. С любой другой женщиной… Почему у нее крепло ощущение, что головоломка под названием «Василий» не сходится? Пазлы просто не складывались, красивой картинки не получалось…

На талии смыкаются мужские руки. Это так сладко… И горько. Он еще рядом, но она уже безумно по нему скучает. О том, какой масштаб примет тоска после его ухода, Светлана старалась вообще не думать…

Скачущий по дивану Селедка наступает лапкой на кнопку регулирования звука на пульте. По телевизору как раз начинается срочный выпуск новостей. Светлана останавливается взглядом на экране:

- Ты знал, что Виктора арестуют сегодня?

- Да. Это случилось еще полтора часа назад. Журналисты припозднились.

- Теперь мир станет чище.

- Наверное. Я на это очень надеюсь.

Света замолкает. Ей не дает покоя одна мысль… Она зудит и зудит в голове.

- Вася, а почему тебе не предоставили охрану?

- Зачем? – удивляется мужчина, и принимается за тесто.

- Ты очень много знаешь, ты главный свидетель. Разве, при желании, Виктор не сможет до тебя добраться, пусть даже из СИЗО? Думаю, что с его возможностями это довольно легко сделать. Так почему ты до сих пор без охраны?

- Да вот, как-то так вышло.

Света прекрасно понимает, что на том уровне, на котором приходится вращаться Василию, вопросы безопасности решаются быстро. И наверняка. Она уверена, что так обычно и бывает. Тогда почему он до сих пор один? Почему ежесекундно подвергается опасности?!

- Тебе не предложили? – Настаивает на своем.

- Предложили, – Пожал плечами мужчина.

- И что? – Света замирает. Тревога нарастает, дрожит в ней, как натянутая до предела струна. К ней приходит абсолютно ужасное в своей однозначности понимание. Она отшатывается, хватается рукой за горло, потому что не может вдохнуть. – Нет! – хрипит. – Ты не можешь, Васька… Нет!

Он подлетает к ней, обхватывает руками, с которых на пол осыпается мука.

- Ну, что ты? Свет… Все будет хорошо!

Кому?! Кому теперь будет хорошо? Она, наконец, понимает, почему ей было настолько тревожно все это время:

- Скажи мне, что будешь жить! Обещай!

- Буду. Конечно, буду… - Шепчет, целуя ее судорожно зажмуренные веки. Но Моль знает, чувствует, что он врет! Боль душит. Ей хочется закричать: «Борись! Не сдавайся!» Но она не может. Только открывает и закрывает рот, как рыба, выброшенная на берег. Потому что она не имеет права с ним так поступать! Не имеет права настаивать, и навязывать свою волю. Что она знает о том, что ему довелось пережить? Какое право имеет судить и обвинять в слабости? Как может, в угоду своим желаниям, нивелировать его волю, ломать его и перекраивать, руководствуясь только своей эгоистической потребностью быть с ним рядом?

Света отошла в сторону. Обхватила себя руками. Ей казалось, что она рушится изнутри. Распадается на фрагменты… Нет, она могла бы его отпустить. Даже была к этому готова… И она смогла бы жить, смогла бы дышать, смогла бы бродить по улицам и наслаждаться весной, потому что была бы уверена, что где-то там… далеко, один, или с кем-то - неважно, то же самое делает и он. Живет! Молодой, красивый, свободный! А теперь… Как жить теперь? Зачем?

- Ну, ты чего, Света?

Моль не нашла в себе силы ответить. Прижалась к мужчине еще сильнее, уткнулась носом в горловину белого поло. Нового. Светлана ему такого не покупала… Она хотела вдохнуть напоследок до боли полюбившийся мужской аромат, но Васька уже и пах иначе. Не старым добрым Олд Спайсом, который стоял на полке в ванной, а дорогими и модными духами. Сердце защемило еще сильнее. Он как будто, крадучись, уходил, в то время как она судорожно пыталась поймать отголоски его присутствия в своей никчемной жизни. Мука. Агония. Умирание. Она не верила в ад после смерти – и правильно делала. Потому что чистилище было здесь. На земле.

- Как ты хочешь провести оставшееся нам время? – Её едва хватает на то, чтобы выдавить из себя этот простой вопрос.

Василий бросает на нее нечитабельный взгляд, отставляет в сторону тесто. Подходит вплотную, берет за руку и тянет в спальню. Неужели он опять хочет секса? Света не уверена, что сейчас выдержит такую нагрузку. Но Васька просто укладывает ее на кровать. Ложится рядом и долго-долго изучает ее своими руками. Их взгляды скрещиваются, ведут безмолвный диалог:

- Как же так, Васька? Как же так…

- Это свобода. Настоящая свобода – когда боли нет.

Замолкают. Скользят, как слепцы, пальцами по лицам друг друга, спускаются, проходят по телу. То ли ставят метки, то ли навсегда прощаются… Боль чудовищная, адская, нестерпимая. Моль гонит ее от себя, не желая, чтобы она отравляла их последние часы, минуты, секунды… Как она будет жить без него? Это же совершенно невозможно. Она скучает по Ваське, даже когда он просто выходит в другую комнату. Каждая наносекунда без него, как вечность… Тогда… что ее ждет? Непрекращающаяся агония? Зачем тогда вообще жить, дышать, ходить на работу?

- Даже думать не смей.

Она поднимает на него растерянный взгляд. Как давно он научился читать ее мысли?

- Обещай, что будешь жить. Чтобы ни случилось, все не так, как кажется. Поэтому обещай!

Она кивает головой, соглашается… Дает обет, который никогда не сможет нарушить. Подписывается на вечную муку… А как бы просто было все прервать… Возможно, где-то там, за чертой, они могли бы встретиться, и все было бы иначе… Но разве она верила в существование этой самой черты? Нет. Это противоречило всем ее убеждениям. А значит, конец уже близок. Ей остается только смириться. Принять его выбор. Дать напоследок Ваське то, что он никогда не имел – свободу. В том числе от себя… Как бы страшно это ни звучало. Она поддерживала его во всем, и сейчас ей, как никогда, надо быть последовательной.

Светлана выдохнула. Больше всего в сложившейся ситуации ей хотелось сохранить выдержку. Не потому, что она боялась предстать перед ним слабой. А потому, что не хотела делиться с ним своей болью. Ни с кем не хотела делиться! Когда у неё ничего не останется, боль станет всем. Боль будет доказательством жизни, которую она обещала Василию. Моль всегда выполняла свои обещания.

Секунды торопливо складывались в минуты, минуты в часы - их время стремительно убегало. Ещё немного и… Все. Света целовала красивые руки. Запоминала Василия, впитывала в себя. Она будет жить этими воспоминаниями. Ей ничего другого не остаётся. Боль и воспоминания…

За окном рождается новый день. Скупые лучи озаряют пространство таинственным рассеянным светом. Рассвет всегда ассоциируется с победой добра над злом, с чем-то чистым и светлым... Но не в этот раз. Сегодня рассвет Моль практически возненавидела. Он, как грязный вор, отнимал у неё самое дорогое…

Василий, и правда, вскоре ушёл. Без лишних слов и никому ненужных благодарностей. Ушёл так же внезапно, как и появился, всего несколько недель назад… Своим появлением в жизни Светы он дал ей так много. Но его уход отнял практически все.

Глава 27

Света гнала машину. Она пыталась во чтобы то ни стало успеть вернуться домой до наступления ночи. Дорога была свободной и хорошо освещенной. Европа… что с неё возьмёшь?

Светлана переехала в Таллин давно… Три с половиной года назад. Когда узнала о гибели Васьки. Узнала, как и все… Из телевизора, который периодически включала, чтобы хоть что-то нарушало мертвую тишину её дома. Она не знала, как раньше в ней жила. Просто не знала. С уходом Василия тишина стала её проклятием. Легче не стало даже тогда, когда она вышла на работу. Чужие люди, чужие судьбы, чужая боль, которая воспринимается как никогда остро.

В новостях то и дело мелькали подробности дела Виктора, то тут, то там происходили новые задержания, всплывали грязные детали организованных им преступных схем. Ни у кого не оставалось сомнений в его виновности, план Василия сработал на все сто. И тогда он ушёл. Тихо, осознанно, не дожидаясь, когда до него доберутся. Ведь при должном уровне связей достать его могли отовсюду. Врагов хватало. Он же предпочёл сам решать свою судьбу. Как однажды сказала Света, Василий был волен делать все, что угодно. Он сделал свой выбор, направив машину в бетонное ограждение моста. Новость о гибели главного свидетеля нашумевшего дела всколыхнула прессу. Моль узнала о ней за завтраком, перед работой, на которую в тот день так и не смогла выйти. Физически не смогла. Её буквально парализовала боль чудовищной силы. Когда он ушёл от неё, было больно. Когда он ушёл навсегда - началась агония. И её самой тоже не стало.

Моль кормила Селёдку, ходила на работу, разговаривала по телефону с отцом… Но она не жила. Жизнь ушла вместе с ним. Славка не мог понять, что с ней происходит. На работе шептались по углам, а Света даже не замечала. Она вообще многое перестала замечать. Пыль по углам, запустение в квартире, грязное белье, которое после ухода Васьки она так и не сменила… Она жила в вакууме. Мерила свое одиночество сигаретами, и просто плыла по течению.

Удивительно, но жизнь ее не щадила. Почему-то нам всегда кажется, что если с тобой приключилась беда, то ты уже как бы исчерпал свой лимит несчастий, и ничего плохого больше не произойдет. Но судьба доказывает, что не стоит ее недооценивать, и снова бьет наотмашь. Ей все равно, что ты уже на коленях. Это не ринг, и нет никакого перерыва, типа: ну, давай же, дружок, приходи в себя! Судьба бьет на поражение, а потом, когда ты уже лежишь на полу, добивает тебя ногами. Для Моли последним ударом стало появление в ее стационаре Виктора. Его привезли из СИЗО по линии скорой. Ублюдку была положена банальная резекция желудка, но Светлана отказалась ее проводить, передав пациента другой бригаде. И тут же написала заявление на увольнение. Она не хотела больше помогать всем без разбору. Моль теперь постоянно думала о том, сколько бандитов, насильников, убийц она спасла своими руками, ведомая профессиональным долгом? Много ли их было? Она не знала. Но с такими мыслями ей в профессии больше нечего было делать. И она уволилась в тот же день.

Раздавленная и несчастная, она вышла за ворота. Вдогонку за ней бежал Славка, который требовал объяснений, и что-то доказывал, экспрессивно размахивая руками. А Света не могла ему ничего толком объяснить, и растерянно лепетала что-то про «поговорим в другой раз». А он все кричал, и кричал. Света осмотрелась по сторонам, с удивлением отмечая, что на дворе-то лето… А она и весны не заметила. Так и застыла в том промозглом феврале. Перед глазами стоял заиндевелый, запорошенный снегом двор, и Васька…

В глазах потемнело. От шума раскаленной улицы и Славкиной настойчивости в голове стучали молоты. Когда она ела в последний раз? Забыла… Света многое забывала. Забывала спать, забывала есть, забывала даже расчесываться и мыться. Она концентрировалась только на том, чтобы не залезть в петлю, которую для нее любовно сплетала боль. Реальность уплывала…

Очнулась уже в палате. Напротив, на стуле, сидел Славка. Жутко хотелось пить. И спать.

- Ну, слава Богу. Очнулась, – прокомментировал он. – Света… Что, черт возьми, с тобой происходит? Как хочешь, но я позвонил твоему отцу. Мне кажется, что с тобой приключилась беда, а я просто не знаю, как тебе помочь!

- Зачем, Слава? У него сердце…

Если что-то и могло пробиться сквозь окутавшее Светлану отупение, то только тревога за отца.

- Ничего. Я в детали не вдавался. Он уже летит сюда.

Свете не понравилось самоуправство друга, но сил спорить не было. Очень сильно хотелось спать. Должно быть, ей что-то вкололи. Ещё немного, и она провалилась в сон.

Проснулась то ли вечером, то ли ранним утром. Было не разобрать. Она совершенно потерялась во времени. На соседних койках дремали женщины, а рядом с ней, примостившись на стуле, сидел отец.

- Папочка… Ну зачем, милый? - прошептала Светлана. - У тебя сердце и…

- Тш… А у тебя ребёночек. Разве я мог это пропустить?!

- Какой ребёночек? - замерла Света. Отец не спешил с ответом, разглядывая её в скупом сером свете зарождающегося утра. И эта медлительность была совершенно не к месту! Моли захотелось его встряхнуть.

- Твой ребёночек, милая.

Света приподнялась, опираясь на руку. Посмотрела в родные, совершенно не по-старчески яркие глаза, усомнившись в адекватности родителя. У неё не было детей. И быть не могло. Если только… Света настороженно замерла. Мозг, который уже длительное время не получал нормального питания, соображал с трудом:

- Какой срок?

Юри растерялся. Пожал плечами:

- Я не спрашивал. Не думал, что ты не в курсе…

Если бы Моль держали ноги, она бы вскочила. Если предположить, что она беременна… Если вообще допустить эту мысль… Выходит, она уже на пятом месяце! Да нет… Не бывает так. Она бы заметила. Она же врач… хоть и бывший. Света потребовала принести ей амбулаторную карту и вызвать дежурного врача. Сонный доктор и результаты анализов только подтвердили - она действительно была беременна! Васька не умер… Он жил в ней маленьким тёплым комочком. Которому сейчас угрожала опасность - истощенный организм Моли начал его отторгать. В том, что это будет именно ОН, Светлана нисколько не сомневалась. И началась борьба! Наверное, лишь это позволило Свете выжить. Только осознание того, что Васька оставил ей бесценный подарок, который ей следовало, во что бы то ни стало, сохранить.

Правильное питание, витамины, прогулки на свежем воздухе и полноценный отдых. Моль делала все, чтобы выносить своего сына. Не потому, что в ней вдруг резко проснулся материнский инстинкт. А потому, что за неимением Василия, она готова была бесконечно любить хотя бы его часть... Именно тогда Светлана примирилась с болью. Ради чуда, которое ей подарили. Боль стала ее другом, тенью, ее Альтер эго... И Моль заново училась дышать, потому что, подружившись с нею, боль разжала свою костлявую руку на ее горле. Боль была милосердна…

В то время у Светланы не было никаких якорей, никаких ориентиров, у нее не было даже работы. И тогда отец предложил ей переезд. Женщина размышляла недолго. В этой стране ее больше ничего не удерживало. А в той… У нее был отец, и гражданство по праву рождения. Не так уж и мало для начала новой жизни. Она уехала сразу же, как только ей позволило здоровье. На новом месте стало еще чуточку легче. То ли это стены старинного дома отца так на нее влияли, то ли наполненный йодом морской воздух, то ли растущий в ее теле ребенок, который с каждым днем становился все активнее и активнее.

Бывало, что становилось невыносимо. Гонимая одиночеством, Моль одевалась потеплей и бродила по узким мощеным улочкам старого города. Холодный, пронизывающий до костей ветер действовал, как анестезия, для ее смертельно раненого сердца, принося кратковременное облегчение.

Светлана свернула с автострады, еще несколько минут, и она у дома, где ее уже давно ждут. Первым, как и всегда, Моль встречает Селедка. Его пунктом наблюдения стал почтовый ящик на доме. На нем он мог просиживать часами, наблюдая лениво прищуренными рыжими глазами за неспешной уличной жизнью. Света улыбнулась:

- Ну, привет, дорогой. Дождался?

- Мяу, – подтвердил кот и ловко приземлился у ног женщины.

- Тебя покормили?

- Мяяяууу!

- Нет?! Забыли, что ли? – удивилась Света, поворачивая ключ в двери.

Вторым ее вышел встречать отец. Удивительно. Обычно это делает…

- Эльза! – счастливо выдохнула женщина, подхватывая на руки маленький ураган, стремительно несущийся ей навстречу.

Сказать, что Света удивилась, когда у нее родилась дочь – это вообще ничего не сказать. Она была уверена, что ждет сына, поэтому так и не удосужилась спросить на УЗИ о поле ребенка. Даже мысли такой как-то не возникало. И каково же было ее изумление, когда ей, изможденной и уставшей после родов, положили на грудь маленькую, прекрасную девочку! Она смотрела в ее недетские глаза и сдавалась в плен. Со всеми потрохами. Моментальное узнавание. Принятие. Любовь.

- Ну, здравствуй, Эльза Ильвес. Будем знакомы.

Имя девочки родилось как-то само. Мгновенно практически. Как озарение. В момент того самого первого знакомства.

- Мамочка, ты все работала и работала, а мы ходили к Марку, и ели сосиски-сердечки.

Света перевела взгляд на отца. Дочь все чаще рассказывала ей о своем новом друге. Женщине уже и самой было интересно на него посмотреть, вот только последнее время работы и впрямь было очень много. Они готовили выход новой коллекции украшений класса люкс. И Света, которая полгода назад возглавила бизнес отца, была занята под завязку.

Тогда, сразу после переезда, Моль не видела своего будущего. Не представляла, как будет зарабатывать себе и ребенку на хлеб, чем вообще будет заниматься. Одно Света знала наверняка: в любимую медицину вернуться она не сможет. Впрочем, это была небольшая цена за недолгое счастье быть с Васькой. Она смиренно погасила свой долг. Потому что долги нужно отдавать. Особенно такие.

Поначалу она просто плыла по течению, позволяя отцу оплачивать ее редкие счета. В основном - медицинские. Потом… потихоньку влилась в его бизнес. Присматривалась, вникала в детали, изучала специфику. Как-то само собой на нее легла не только творческая часть работы, но и административная – отец не молодел, и уже и не поспевал за бешеным темпом жизни. Изначально она взяла на себя часть обязанностей отца из желания хоть немного разгрузить Юри, а потом ей неожиданно понравилось. И когда полгода назад отец решил уйти на покой, она могла уже со знанием дела перенять эстафету.

- Сосиски-сердечки – это просто фантастика. А меня никто такими деликатесами не кормил, - развела руками Светлана. - Так, может, ты меня чем-нибудь другим угостишь?

- Угощу! – захлопала в ладоши Эльза. – Эдита испекла пирог с кочками.

- С почками, - поправил внучку Юри. Света весело улыбнулась. Что может быть лучше того, что у нее уже есть? Любимая дочь, отец, кот… и свежевыпеченный пирог с кочками-почками.

Глава 28

Света снова спешила. Выставка отнимала кучу времени, но сегодня она обещала Эльзе и отцу поужинать с ними. Поэтому на максимально допустимой скорости она гнала к заливу. Припарковалась. Вышла, осмотрелась. Вытянутое, приземистое здание у самого моря. Машин вокруг немного. Сегодня понедельник. Ну, и почему ее родные сюда зачастили? Самой Свете неудобно было добираться в эти края. Абсолютно не по пути. То ли дело раньше… Когда они бродили с Эльзой по Старому городу. Катались вокруг него на паровозике, или бродили по рождественской ярмарке на Ратушной площади… Или заходили на каток, или катались с горки на Певческом поле… Или просто сидели в небольших кофейнях, которых много в этой части города… Света всегда старалась находить время для дочери. Как правило, у нее это отлично получалось. Только в последний месяц на работе слишком много всего навалилось.

Света вошла в двери ресторана. С интересом осмотрелась. Центральное освещение в зале было приглушено. На небольших круглых столиках располагались изысканные лампы. Теплым янтарным светом они золотили деревянные панели, которыми были обшиты стены помещения. Вокруг столиков расположились красивые кресла, оббитые изумрудно-зеленой кожей. Ей понравился лаконичный английский стиль, в котором был выдержан интерьер заведения. Такой себе джентльменский клуб… Тем интереснее, почему Эльза настолько прикипела к этому месту.

- Мамочка! – что есть мочи заорала девочка, привлекая к себе внимание всех немногочисленных гостей заведения.

Света стремительно прошла через зал, поцеловала отца, подпрыгивающую от нетерпения дочь:

- Эльза Ильвес… Ты орешь, совсем не как леди.

Эльза сделал страшные глаза, и прикрыла губки-бантики маленькой ручкой. Для нее не было ничего хуже, чем быть не как леди.

- Прости, мамочка, - громко зашептала она, забираясь к Свете на руки. – Только я соскучилась. И расстроилась. Потому что молодой Талл ушел. А старый Талл не умеет готовить мне домики из котлеток.

Из-за бара Свете махнул рукой высокий и крепкий пожилой мужчина. По всей видимости, старый Талл.

- И куда же подевался молодой Талл? – ухмыльнулась Моль, устраивая дочь в рядом стоящий детский стульчик, сидя на котором она могла с успехом доставать до стола.

- Марк уехал разбираться с поставщиками, которые намедни продали им партию тухлой рыбы.

Света кивнула, расправила салфетку, открыла меню. Заинтересованно в него уставилась:

- Ну, и что же ты мне посоветуешь попробовать? – спрашивает у отца, улыбаясь. Настроение просто великолепное. На душе, по совершенно непонятной причине, было солнечно и необычайно радостно.

- Здесь отлично готовят камбалу.

Она опять смеется, запрокинув голову. И ничего не понимающая Эльза хохочет вслед за ней. Света гладит девочку по русой макушке и задорно интересуется:

- А камбала-то не из вчерашней протухшей партии?

- Обижаете. – Раздается по-эстонски за спиной. И у нее табуном мурашки бегут от этого голоса, а красиво уложенные волосы приподнимаются на затылке. Какой-то паралич охватывает тело. Голос, а потом руки… Огромные сильные руки, покрытые вязью татуировок. Они начинаются практически от кончиков пальцев и прячутся в коротких рукавах белой форменной рубашки. Больше всего на свете она хочет, и также отчаянно боится, поднять взгляд. Сердце замедляет ход. Дыхание останавливается. Время и пространство исчезают… Узнавание. На клеточном, неподвластном разуму уровне.Моль не слышит восторженного щебета Эльзы, не замечает внимательного взгляда отца, она сидит, и как завороженная наблюдает, как эти самые руки накрывают на стол. Счастливая девочка настолько активно жестикулирует, делясь с любимым другом новостями, что сбивает со стола небольшую вазу, в которой стоял аккуратный букетик калл. Моль пытается спасти цветы, но мужчина оказывается проворнее. Их пальцы соприкасаются, глаза оказываются на одном уровне. Это не он! Волна сумасшедшего разочарования проносится по венам. В груди печет так, будто там жарят шашлык. Черти. Из ее сердца, наверное… Света думала, что ад на земле, и как-то упустила, что он уже давно перекочевал внутрь нее…

Сглатывает. Резким, дерганым движением встает из-за стола.

- Извините… Я отойду ненадолго. – Разворачивается резко и бредет, ничего не видя. Ее окликают:

- Лана… - Ее имя так сокращали только здесь. В Эстонии. Васька никогда так ее не называл… Отчего-то становится еще больнее, хотя, вроде бы, некуда больше. – Туалет в другой стороне.

Света замирает, поворачивается на сто восемьдесят градусов и идет в указанном направлении, моля Небо, чтобы благополучно преодолеть этот путь. Наконец, она у цели. Закрывает за собой дверь. Включает холодную воду, подставляет под струи тонкие запястья, на которых судорожно бьется пульс. Смотрит на себя в зеркало. Дикий, обезумевший взгляд. Побелевшие, закушенные губы. Осторожный стук в дверь и следом за ним:

- Извините… У вас все хорошо? Эльза захотела в туалет…

Моль делает несколько глубоких вдохов, открывает защелку. Мужчина держит девочку за крохотную ладошку и выжидающе смотрит на нее. Она заглядывает ему в глаза, переводит взгляд на дочь. Нет, Эльза не была точной Васькиной копией. В ней все смешалось. У нее были ни на кого не похожие русые волосы, и зеленые глаза Светланы. Только разрез глаз был Васькиным, и аккуратный нос, и лепные, четко очерченные губки… Эльза была по настоящему красивой. Света иногда так боялась, что и дочь пострадает от своего совершенства…

- Пойдем, помогу тебе с туалетом.

Эльза нехотя оставляет ладонь мужчины и ступает к матери. Дверь закрывается. Света выдыхает. У Марка Талла были черные, как угли, глаза…

Они возвращаются в зал, ужинают. Света не может оценить свежесть камбалы. В тот день она могла преспокойно поужинать опилками. Вкусовые рецепторы отнялись, она бы не заметила разницы.

- Милая, все хорошо?

- Не совсем. Я как-то нехорошо себя чувствую.

- Это как-то связано с молодым Таллом?

- А? Глупости какие, – потерла глаза Светлана. – Устала просто. Зато наши работы пользуются популярностью.

- Света… Я стар, да. И, может быть, чего-то не понимаю. Да и лезть в душу не хочу… Я просто очень за тебя переживаю.

Света замирает. Концентрирует взгляд на отце:

- Что такое, папа?

- Ты же мне скажешь, если у тебя что-то случится? Я так боюсь, что ты опять перестанешь смеяться… Так боюсь.

- Извините, – раздается за спиной. – Ваш счет.

Света переводит влажный взгляд на Марка Талла. Зачем он влез в их разговор с отцом? Многое ли успел услышать?

- Спасибо, Марк. Все, как и всегда, превосходно, – благодарит мужчину Юри, извлекая из кармана портмоне.

- Рад, что вам понравилось.

- Понравилось! Очень! – восторженно подтвердила Эльза. – Мы придем к тебе в пятницу. Да, дедушка?

- В следующую пятницу Валентинов день, – напомнила дочке Светлана. – Наверняка у Марка будут другие планы. Да и мы собирались в театр, если ты помнишь.

- У тебя другие планы? – разочарованно поинтересовалась девочка у мужчины.