Трое против Зоны Левицкий Андрей
И все. Я даже не был уверен, что они могут меня слышать. Да если и могут – что это даст?
Пока я тут прохлаждаюсь, Шнобель с предателем уточняют детали, а Валерьян с наемниками чистит стволы и снаряжает магазины. Теперь понятно, почему почти все они вооружены пистолетами или укороченными стволами – для драки в ограниченных пространствах.
Нужно что-то предпринять! Но нельзя выбраться сразу, иначе дадут сигнал тревоги, меня начнут искать, поднимется суматоха… Бежать надо после пересменки, в четыре утра. Тогда Брежнев постарается не объявлять общую тревогу, обойтись минимальными силами… Только как, как бежать?!
В который раз я озирал камеру, не находя, за что зацепиться, и каждый раз взгляд, обежав помещение, возвращался к мигающим огонькам за решеткой вентиляции. Решетка пластиковая, выставить ее не проблема, но толку? Труба узкая, к тому же частично перекрыта со стороны камеры блоком управления – провода, плата, решетка для регулировки потока…
Снова и снова я возвращался к этой вентиляции. Наконец тряхнул головой, прогоняя ходящие по кругу мысли. Встав, подошел к двери. В толще бронированного стекла на уровне моего лица была форточка. С которой тоже никакого толка: диаметр отверстия – меньше головы. К тому же заперта снаружи. Ну хорошо, остается вентиляция. С этой мыслью я поставил таймер на часах на четыре и лег спать: мне понадобятся силы и ясная голова, чтобы действовать.
Когда проснулся, уже новые охранники ходили по коридорам, каждый со своей стороны камеры. Я постучал по заглушке форточки, крикнул вверх:
– Эй!
Второй охранник, как раз проходящий мимо, обернулся. Окинув меня внимательным взглядом, подошел, нажал кнопку на коммуникаторе:
– Чего тебе?
– Куришь?
– А? – удивился он. – Ну да, а что?
– Тогда мог бы не спрашивать, – сердито сказал я. – Дай сигарету. Лучше две.
– Запрещено курить, – отозвался он. – Ты где попался, на периметре?
– Слушай, будь человеком, поделись куревом. У вас тут вентиляция такая шикарная, вреда не будет. А то у меня ваши все карманы обчистили, прежде чем сюда отвести.
Я видел, что он колеблется, и надавил:
– Часов шесть не курил. Сам знаешь, каково это. Или жалко?
Уж не знаю, разжалобил я его или ему не хотелось казаться жлобом, но охранник неохотно потянул из кармана пачку. Какой-то кнопкой на пульте открыв форточку, он достал две сигареты и кинул мне, я поймал.
– И зажигалку.
– Дам прикурить, – нахмурился он. Я видел сквозь форточку молодые, крупноватые черты его лица. Под носом у него была родинка, почти затерявшаяся в пробивающейся щетине.
– Лучше кинь, а то могу не удержаться и взять твою руку с зажигалкой в захват, – возразил я. Он с недоверием хмыкнул:
– Ну попробуй!
Но кинул и зажигалку.
– Только отдай, как покуришь. Мне после четырехчасового дежурства, сам понимаешь, неохота бегать искать новую. – Он закрыл форточку.
– Обязательно, – пообещал я и закурил тут же, не отходя от дверей.
Пришлось приложить усилие, чтобы не закашляться. Сколько я не курил? Лет десять, наверное, если не больше. Баловался в подростковом возрасте, говорил, ясное дело, мол, брошу, как только захочу. Потом, конечно, подсел, несколько лет курил. Когда же пошел на джиу-джитсу, пришлось бросать: дыхания не хватало. Трудновато было, но зато извел вредную привычку раз и навсегда.
Иногда, правда, снилось мне, что курю. И так приятно было снова держать в пальцах сигарету, втягивать вкусный, ароматный дым…
Однако теперь дым казался вонючим, драл горло. Я заставлял себя глубоко вдыхать эту гадость, плавно выдыхать. Хорошо, что стекло такое толстое и не надо еще и удовольствие изображать.
Охранник не уходил.
– Ты как на базу попал? – повторил он вопрос.
– Артефакты принес. – Несмотря на то что больше табак не казался вкусным, свое дело никотин сделал: я успокаивался.
– Да ну? – удивился охранник. – А сюда какими судьбами? За решетку тех кидают, кто сквозь излучение пси-артефакта сможет пробраться. Изучают, как у них получилось.
Интересно, подумал я, вы и на людях опыты проводите. На нашем брате сталкере. Ну-ну.
– Кто-то из ваших предатель, – сказал я. – Он и приказал схватить. Потому что я собирался пойти замочить бандитов, которые на базу ночью нападут.
– Да ладно заливать-то. Так просто на базу не проникнуть. Спецшлемы нужны, без них до купола не доберешься.
– Это если не знать, куда идешь. А так до сторожки Деда добраться можно. Мутит, конечно, но в целом реально. – Я докурил и осторожно, чтобы не помять фильтр, затушил окурок о дверь. На стекле осталось серое неровное пятно. Охранник неодобрительно покачал головой.
– Возвращай зажигалку-то.
– Подожди, вторую попозже выкурю, перед сном, тогда отдам. Как тебя звать-то? Не боишься, что сюда бандиты вломятся? Вдвоем вы не продержитесь и минуты. Может, освободишь меня? Петриевич обещал помочь, вместе мы остановили бы бандитов.
Я видел по его лицу, что он мне не очень верит.
– Скажу Петру, чтобы двери запер, – сказал он. – А освободить не могу. Приказ есть приказ. Мы не военные, конечно, но и тут своя дисциплина. Фадеев я, Николай.
– Ну как знаешь, Фадеев Николай. Я предупреждал, вспомнишь потом. Кстати, я Химик.
Мы кивнули друг другу сквозь толстое стекло. После чего я удалился вглубь камеры и завалился на жесткое стекло, закинув руки за голову. На самом деле мои карманы никто не чистил. На входе в Будку с меня сняли все оружие, оставалась какая-то мелочь: носовой платок, несколько мятых купюр, пачка жвачки. Я сунул в рот пару пластинок и стал ждать.
Николай, потоптавшись, продолжил мерно, как маятник, ходить туда-сюда. Первое время он бросал на меня любопытно-подозрительные взгляды, но, так как я лежал, не шевелясь, скоро он перестал обращать внимание.
Убедившись, что охранник не смотрит, я сел. Достал окурок, раскрошил табак до фильтра. Затем зажигалкой оплавил край фильтра, сунул его под подошву и, нажав, выдернул. Оплавившийся край стал острым, как бритва. Я быстро отломал фильтр у оставшейся сигареты и проделал с ним то же самое. Теперь у меня имелись два маленьких ножа. Правда, ножи из сигаретного фильтра недолговечные, хватает буквально на два-три пореза или тычка.
Секрет изготовления этого оружия раскрыл мне один сталкер, у которого была лихая юность – и молодость, соответственно, он провел в тюряге. С нормальным оружием там, ясное дело, туго, поэтому изобретали из того, что было под рукой.
Теперь я был готов воплотить в жизнь свой план освобождения. Очень сырой, слепленный на скорую руку, шитый белыми нитками, шаткий… короче, очень сомнительный и рискованный план, во многом зависящий от удачи. Продумывать и подготавливать другой времени не было. Я знал, что у меня всего одна попытка.
Впрочем, как говаривал один уважаемый мною человек, удача приходит к тому, кто действует.
Я отдал Николаю зажигалку и еще поговорил с ним. Лег обратно, дождался, когда он отойдет и продолжит монотонное хождение. Ходили охранники навстречу друг другу, но немного с разной скоростью, их амплитуды движения не совпадали. В какой-то момент они шли в одну сторону, и никто из них не мог видеть меня.
Дождавшись этого момента, я вскочил, метнулся к двери и, вытянув над головой руки, высадил решетку вентиляции. Загреб в горсть попавшиеся под руку проводки и дернул, выдирая их с корнем. Затем посадил решетку обратно на жвачку, так как крепления болтиков я выломал. Какое-то время она там продержится.
И лег обратно. Все заняло несколько секунд.
Теперь начиналась самая неприятная часть плана. Вряд ли самая опасная, охранники не оставят меня тут помирать, камера большая, воздуха надолго хватит… но стрёмно, Зона меня поглоти!
Главное, не совсем понятно, что мне сейчас делать. Будет ли дан некий сигнал о неисправности и Фадеев сам узнает, что вентиляция в камере не работает? Или мне спустя некоторое время надо живописно изобразить удушье? Будет ли это звуковой сигнал или мигание диодов? Что я там испортил? Вообще прекратится подача воздуха или просто изменится какой-то режим?
Я перевернулся на бок, сделав вид, что сплю, а сам смотрел из-под руки на огоньки над дверью. Два из них стали красными. Тихое гудение смолкло или мне показалось, потому что хотелось, чтобы оно смолкло?
Очень быстро в камере стало душно. Я вспотел, начал дышать чаще. Пытался заставить себя вдыхать медленно и глубоко, но все время сбивался с ритма: организм чуял нехватку кислорода и пытался ее восполнить. Николай шагал мимо моей ячейки, не обращая никакого внимания. Пора уже паниковать или еще потерпеть? Не повредил ли я также и провода, сигнализирующие о неисправности? Или отсутствие сигнала уже воспринимается пультом управления как проблема этого достаточно, чтобы замигала какая-нибудь тревожная лампочка?
Начало двенадцатого. Время поджимает. Мне надо успеть уйти с базы до полуночи, до того, как следующая смена обнаружит мой побег. Если, конечно, у меня удастся. Ведь охранников нельзя вырубать: дежурные за пультом по показаниям датчиков сердцебиения увидят, что тут проблемы, пошлют сюда людей и за мной начнется охота. Долго скрываться на небольшой территории, которую я не знал, конечно, не получится.
Мое терпение стало истощаться, я был готов уже изобразить, что просыпаюсь и задыхаюсь, – когда Фадеев наконец обратил внимание на мою камеру. Видимо, на экране двери все-таки что-то изобразилось, потому что Николай, приблизившись, склонился над пультом, потыкал кнопки. Затем открыл заглушку на форточке.
– Эй, Химик, ты как? Ты в порядке?
Я оглушительно зевнул – сам по себе, даже не ожидал.
– Включи кондей, служивый, душно у вас – задыхаюсь уже.
Вид у него был несколько испуганный.
– Подожди там, – сказал он, нервно тыкаясь в пульт. – Ну как, так легче?
Я зевал без остановки, просто не мог остановиться. Против воли внутри поднималась паника.
– Не, только хуже. Вы меня уморить тут решили, что ли? Приказ-то хоть был?
Фадеев побледнел и схватился за рацию.
Не знаю, с кем он советовался – или же сам принял решение. Но, кажется, события развивались в нужную мне сторону. После недолгих переговоров первый охранник, имени которого я так и не узнал, пришел в наш отсек.
Николай отпер дверь.
– Выходи, – велел он. – Тут с вентиляцией что-то, не работает. Переведем тебя в другую камеру.
Ну ясное дело, что вам еще остается, подумал я, но вслух не сказал. Пока все шло по плану. Близилась самая рискованная часть. Я покинул ячейку под дулом MP и насупленным взглядом Первого. Руки в карманах сжимали заточенные фильтры.
Теперь все зависело от того, как быстро и точно я буду двигаться.
Я сутулился – поза покорности. Покорность жертвы расслабляет агрессора, ослабляет его внимание.
Николай отпер соседнюю камеру, встал слева от меня, одной рукой держа MP, другой придерживая дверь. Рукав этой руки чуть сполз, обнажая бледную кожу на запястье с синими прожилками вен. Первый остановился правее, по-прежнему направляя ствол своего оружия на меня. Я сделал шаг вперед и оказался между ними.
Я сделал ставку на то, что это конец их четырехчасового дежурства. Плюс неожиданность.
Одним движением я выбросил руки в стороны. Левой полоснул Фадеева по открытому запястью – ничем не защищенное место. Правой резанул Первого по лицу, метя в глаза.
Брызнула кровь, оба закричали. Первый нажал спусковой крючок, но рефлекторно вскинул руки при этом, и очередь ушла в потолок. Я упал, перекатился, вскочил у Первого за спиной, ребром ладони ударил его по шее и тут же пинком отправил в камеру. Следовало бросить Первого на Николая, но тот мог выстрелить и уложить товарища, а мне трупы сейчас не нужны.
Залитая кровью ладонь Фадеева соскальзывала с цевья, у него не получалось направить ствол на меня. Я ногой снизу ударил по стволу, выбивая оружие из рук. Пистолет-пулемет вывернулся из скользких от крови пальцев и сшиб крепившуюся на клипсе рацию. Схватив молодого за грудки, я и его кинул в камеру. Захлопнул дверь, надеясь, что запирается она автоматически.
Так и было. Правда, закрывалась она не быстро, пришлось налечь, и в какой-то момент мне показалось, что бросившийся вперед Первый успеет вставить в щель ствол. Но он столкнулся с зажимающим запястье Фадеевым, и толстая дверь всосалась в стенки ячейки, замуровывая беснующихся охранников.
Не позволяя себе передохнуть, я потыкался в пульт, включая им вентиляцию. И увидел, что Первый, прижав ладонь к окровавленному лицу, берет рацию. Мутанта мне в печенку, я не учел рации!
Голос Первого раздался у меня под ногами. Там валялась рация Фадеева, которую сшиб ненароком. Я подобрал ее – и побежал к выходу из отсека.
Изнутри дверь открывалась не с кода. Выйдя в коридор, я увидел, что дверь в здание открывается, – и метнулся в коридор с железными дверями. Дернул одну, другую – заперты. Только одна, в конце, оказалась открыта, и я заскочил туда. Вовремя: в здание кто-то вошел.
Я ожидал оказаться в темном помещении, но внутри горел неяркий свет. Под одинокой люминесцентной трубкой в дальнем конце лаборатории стоял стеклянный саркофаг, в котором лежало тело. От саркофага отходили трубки и провода к многочисленным приборам. Аппаратура еле слышно гудела, что-то равномерно попискивало. Я подошел ближе, склонился над заполненным жидкостью – хотя, скорее, каким-нибудь гелем – прозрачным ящиком. Там, в обтягивающем темном костюме наподобие водолазного, плавала женщина. К костюму, а также к голове ее крепились многочисленные электроды. В первый момент я едва не вскрикнул от неожиданности. Это же та тетка, лицо которой я видел в луже! Что это значит?
Из рации неслись приглушенные, взволнованные голоса. Времени гадать, кто эта женщина, почему она лежит здесь и как оказалась там, в Зоне, не было. Я направился дальше, к окну, стараясь ступать как можно тише. Выберусь наружу, пока всю охрану не подняли на ноги…
Незнакомый голос, видимо, дежурный, тревожно оповещал:
– Вторая смена, прием! Всем на поиск и захват сталкера по кличке Химик. Повторяю, всем на поиск и захват сталкера по кличке Химик!
Переговоры дежурного с Первым слышали все, объяснять, какой я плохой и зачем меня ловить, не пришлось – отклик ожидающих смены охранников последовал немедленно.
Вклинился голос Брежнева, приказал отрывисто:
– Лобарев, Донохов, прием! Заберите Фадеева и Русого, обоих в медпункт. Михайлов, Корякин, прикройте! Архаров, Жариков – в Будку, изолируйте второго сталкера. Остальные – ждать меня у лаборатории. Я руковожу захватом.
Вот как, сам заместитель начальника охраны будет меня ловить? Надеется пристрелить под шумок?
Окно находилось высоко, под потолком, не дотянуться, даже встав на цыпочки и вытянув руки. Я покрутил головой, ища, на что бы взобраться. Внимание привлек железный шкаф со стеклянными дверцами, в котором, как показалось в полутьме, лежали артефакты. По высоте вроде подходит… Я подошел ближе.
На полках действительно лежали артефакты – от них исходило слабое аномальное излучение. Но какие-то странные, я таких никогда не видел. Каждый упакован в прозрачную капсулу, не понять отсюда, из какого материала. И надписан. На несколько мгновений я забыл обо всем, читая названия. «Ледокол», «Вращатель», «Правдоруб», «Мемориал», «Феминизатор»… Хм, что делает ледокол – понятно, феминизатор, видимо, усиливает женские качества. Вот с мемориалом ничего не понятно. А что делает вращатель? Я еще раз пробежался глазами по названиям. Ледокол, вращатель, правдоруб…
И тут же сам собой родился план.
В коридоре послышались тихие шаги. Но когда охранники заглянули в лабораторию номер девять, окно было открыто – а меня внутри не было.
Глава 14
Мой план
– Архаров, захожу слева.
– Шустов, лаборатория пять – чисто.
– Копытин, коридор – чисто.
– Михайлов, крыша – чисто. Вижу открытый люк, иду туда.
Голос Брежнева:
– Михайлов, прием! Где открытый люк?
– На крыше склада артефактов, прием. Вижу свет. Проверить?
– Стой! Один не лезь. Внимание, вторая смена! Объект предположительно на складе артефактов, подтягиваемся туда. Михайлов, Корякин – крыша. Лобарев, Донохов, к окну. Копытин, Шустов – снаружи. Остальные – ждать у дверей. Без меня не входить. В переговоры не вступать!
Пока они обшаривали каждый закоулок лаборатории, я не сидел без дела. Времени оставалось немного, но к тому моменту, как охранники обнаружили открытый люк, у меня уже все было готово к приему гостей.
Склад артефактов – это вытянутое помещение размером со стандартный школьный спортзал. Под невысоким потолком на металлических штангах висят осветительные панели. Весь склад, за исключением широкого прохода посередине, заставлен длинными застекленными стеллажами. На полках лежат сотни артефактов – известные, редкие, неизвестные, сами по себе и спрятанные в отдельные контейнеры. Часть стеллажей отведена под засушенные или заспиртованные аномальные растения, вроде ржавого плюща и волчьей лозы, в еще некоторых громоздились останки мутантов – копыта, ноги, хвосты, пятачки… все, что в ходу у скупщиков.
Воздух на складе дрожал от напряжения – совокупное аномальное излучение зашкаливало. Даже если разбить стекла только в нескольких в стеллажах, излучение всей этой кучи артефактов срезонирует, и склад, да что там, вся лаборатория взлетит к чертовой бабушке.
Напротив дверей, поперек центрального прохода, стоял стол. Возле стола валялся апельсинового цвета рюкзак Шнобеля, контейнеры с артефактами громоздились на железной поверхности. Их еще не успели обработать и разложить. Среди этих артефактов я тоже успел покопаться.
Дверь с едва слышным скрипом стала приоткрываться, полутьму склада рассекла полоса света. Я подобрался, готовясь встречать гостей. Оставалось только надеяться, что все сработает как надо.
В щель просунулся ствол, походил из стороны в сторону, ощупывая пространство. Дверь открылась шире. Секунда – внутрь влетели двое, группируясь, и тут же откатились в разные стороны. Каждый встал на одно колено, выставив ствол, прикрывая остальных. Которые, выждав положенное время, начали проникать внутрь и рассасываться по периметру помещения. Последним вошел Брежнев, дергая своим МП-7 туда и сюда, прощупывая пространство. Он нажал выключатель, и яркий свет залил склад.
Стеллажи стояли вдоль всех стен, кроме той, где был вход, и еще двумя рядами вдоль всего помещения, торцом к стене и проходу. Охранники парами, страхуя друг друга, крались между стеллажами. В волосах у них потрескивало статическое электричество, по оружию иногда пробегали голубые искры. Напряженную тишину нарушали только переговоры по рации – торопливым полушепотом.
– Дошел до конца – никого…
– Справа тоже никого…
Я видел, как Брежнев крутил головой вслед за докладами охраны, пытаясь понять, где же все-таки спрятался беглый сталкер по кличке Химик. Они все видели протянутую по полу волчью лозу, лианоподобное растение из Зоны, но не обращали на нее никакого внимания. То ли никогда не бывали внутри склада и не в курсе, что ей не положено так лежать, то ли просто не знают, чем это чревато. Мне же лучше.
Дождавшись, когда все разойдутся по складу, я взялся руками в перчатках за крепкую бечеву, привязанную в скобу, запиравшую люк. У входа остался один Брежнев. Он сделал шаг вперед, к столу, не переставая водить стволом из стороны в сторону и бросая вокруг внимательные взгляды.
– Да где же он, черт побери? – спросил один охранник, дойдя до последних стеллажей. – Тут негде спрятаться!
При этих словах самые сообразительные посмотрели наверх, в том числе заместитель начальника охраны. Я встретился взглядом с Брежневым и улыбнулся ему. Он вскинул пушку, но я уже спрыгнул со штанги под потолком, на которой все это время висел.
– Стрелять не советую! – крикнул.
И приземлился ровно перед выходом, между дверью и быстро развернувшимся Брежневым. Одновременно соединил два артефакта. Сборка вспыхнула синим, разбрасывая искры, внутри нее вихрем кружились яростные молнии. Я поднял выше сборку – и конец волчьей лозы. Растение свисало с пальцев, хищно шевеля усиками, которые так и тянулись к аномальному образованию.
– Знаете, что это? Волчья лоза! Проводит аномальную энергию лучше и быстрее, чем вода – электричество. Вы в ловушке, вашу мать! Если я соединю сборку и лозу – все здесь взорвется на хрен. Так что бросить оружие и ко мне с поднятыми руками. Ну!
Брежнева перекосило, но он, кажется, лучше всех понимал, что я сделал.
– Не стрелять, болваны! – крикнул он охранникам. – Нас разнесет в клочки.
Люди выходили из-за стеллажей, оглядываясь и щурясь на сиявшую у меня на ладони сборку. Брежнев с перекошенным лицом пятился, пока не уперся спиной в стол.
– Артефакты не взрываются, – неуверенно произнес добродушный Архаров.
– Некоторые – нет, а некоторые – еще как, – уверил я его. – Особенно если по ним шандарахнуть чем-то вроде этого. – И выше поднял голубой комок света и энергии. Одновременно покосился на часы на запястье – оставалось меньше часа до назначенного Дядей времени.
– Э, да ведь это «молния»! – воскликнул один. – Иртеньева как-то показывала, помните?
– Когда проверка приезжала из министерства, точно. Ей еще руку оторвало!
– Твою мать, стремно…
– А та «молния» поменьше была. Эй, парень, ты не боишься?
– От этого жизнь Пригоршни зависит. Так что – нет, не боюсь.
Они начали переглядываться. Тут были знакомые и незнакомые, последних больше. И всех их сейчас мне предстоит убедить. Кому они поверят, пришлому сталкеру или собственному начальнику? Посмотрим, посмотрим… еще не все козыри раскрыты.
– О чем ты? Чего тебе вообще надо? – раздались голоса. Уже все охранники на складе подтянулись к столу.
– Хочу, чтобы вы меня выслушали.
– Не слушайте его! – крикнул Брежнев, не сводя с меня ненавидящего взгляда. – Он диверсант! Он пробрался на базу обманом, чтобы спасти своего друга! Что?! Вашу мать, он вас обманет… он скажет правду… – последние слова он процедил, изо всех сил сжимая зубы, чтобы не проговориться. И взвыл: – Что, мать вашу, происходит?!
– Ну-ка, повтори, – ласково попросил я его. – Зачем я здесь? Что ты хотел набрехать своим людям, чтобы очернить меня? Так я сейчас расскажу. – И я обратился к удивленным не меньше Брежнева охранникам. – Слушайте, пока не поздно! Этот человек предал вас. Он договорился с отрядом наемников и сегодня, в пять утра, должен впустить их на базу, чтобы захватить ее. Сейчас половина пятого. Шнобель, с которым я пришел сюда, – из их банды. Он должен помочь вашему начальнику перебить дежурную смену и впустить остальных. Бандиты собираются захватить базу. Это правда? А ну отвечай!
Бритая голова Брежнева побагровела, глаза выпучились. Замначальника охраны качался, прижав руки к вискам.
– Нет, я не буду говорить, нет!.. – сквозь зубы восклицал он. – Это все правда… вашу мать! Нет, я не скажу… твою мать, все правда! Чтоб ты сдох, как ты это делаешь?! Прекрати!
Охранники невольно отодвинулись от Брежнева. Тот качался, сжимая череп крупными ладонями, словно утихомиривая сильную головную боль. Может, кстати, так и было, не знаю, как эта штука, «правдоруб», влияет при попытке соврать.
Я тем временем продолжал:
– Теперь я прошу вашей помощи. Эти сволочи взяли в заложники моего друга и напарника Пригоршню. Если я не помогу им, если ворота базы не откроются сегодня в пять утра, бандиты убьют моего друга!
Охранники зашевелились.
– Что с Митричем? Где доказательства? – послышались голоса со всех сторон.
– Ну во-первых, он сам сказал. – Я наконец достал из кармана штанов то, что держал там все это время. Поднял так, чтобы все увидели артефакт и бирку.
– «Правдоруб»? – с некоторым усилием прочел издалека Архаров, сведя брови к переносице. – Что это за хрень?
– Я так понимаю, одна из экспериментальных разработок ваших ученых. Судя по названию и действию – госзаказ. Пси-артефакт, заставляющий говорить правду, правду и ничего кроме правды. Видите – он не может соврать, как ни старается!
Брежнева корежило все сильнее. Он повалился на колени, мотая головой из стороны в сторону и подвывая сквозь зубы. Слов, если он и пытался что-то сказать, было уже не разобрать.
– Есть еще одно, – я повысил голос. – Приведите сюда этого наемника Шнобеля, и я покажу другое доказательство. Вы ведь знаете почерк вашего замначальника?
Брежнев огляделся, приходя в себя. Кое-как поднявшись, он сделал шаг ко мне, но двое охранников, Архаров и мощный Васютин, говоривший хриплым баском, догнали и задержали его.
– Погодь-ка, – прогудел Васютин. – Давай разберемся. Некрасиво, если ты своих подставил, Митрич. Не дело это. Давай выясним. Решить надо.
Остальные согласно загомонили. Двое вышли со склада и бегом припустили по коридору, торопясь в Будку, где должны были охранять задержанного наемника. Архаров обратился ко мне:
– Расскажи-ка пока подробнее, Химик. Кто на нас собирается напасть, зачем, почему? Как? Сколько их? Какая твоя роль во всем этом?
Я повторил историю вкратце, как раз уложился к возвращению охранников.
Шнобель, войдя на склад, быстро огляделся, оценивая обстановку. Широким шагом прошел к столу, вынимая свернутую бумагу. Положил на стол, разгладил.
– Ну, смотрите, парни. Врать не буду, тем более, говорят, у меня и не выйдет.
Сгрудившись вокруг стола, охранники уставились на план базы с пометками красной ручкой.
– Это его рука! Почерк Митрича! – наперебой закричали мужики. – А ну держи его!
– Не надо меня хватать, я сам сдамся! – Шнобель поднял руки. Повернулся ко мне: – Вы мне с самого начала понравились, Химик. Не хотел я вас подставлять, – сказал он с искренней улыбкой и подвигал носом.
Не знаю, то ли это было побочное действие «правдоруба», то ли они мне действительно все сразу доверились, не знаю. Я так боялся проиграть и тем подставить Пригоршню под пулю, что не колебался ни секунды.
– Осталось совсем немного времени до назначенного часа. Надо предупредить всех, открыть ворота и впустить наемников. И затем перебить их.
– Держи его! – закричал кто-то.
Воспользовавшись тем, что все отвлеклись, Брежнев оттолкнул стоявшего у него на пути охранника и бросился к дверям. Стрелять никто не решился, и замначальника охраны, рванув дверь, выскочил в коридор. Послышался удаляющийся топот.
– За ним! – заорал Архаров.
– Нет! Предупредите посты и дежурных. И к воротам!
На складе собралось пятеро охранников, еще шестеро оставались снаружи. Троих я отправил на главный пост в Административном корпусе, велев соблюдать осторожность. С остальными мы побежали к Будке. Шнобеля взяли с собой и держали на мушке.
– Сергеев, прием! – бубнил по дороге в рацию Архаров. – Прикрой выход с базы, никого не выпускай! Как слышно, прием? Брежнев предатель, как слышно? Может попытаться выйти с боем. Мы на подходе, прием. И скажи Деду, пусть убирается из сторожки, пока не поздно. Сейчас нас штурмовать будут, готовься!
Еще только выйдя за стену, окружавшую здание лаборатории, мы заметили в свете фонаря над входом в Будку темную фигуру. Михайлов дал по ней одиночный. Фигура метнулась вбок, в кусты, и исчезла в окружающей Будку темноте. Мы припустили быстрее. Надо быстро захватить ключевые посты, впустить Дядю с наемниками и нейтрализовать их. Тогда Брежнев не страшен, что он один против целой базы?
Охранники переговаривались на ходу. Когда мы покинули склад с его вибрирующей от аномальной энергии атмосферой, общее напряжение спало и народ начал соображать.
– Химик, ты уверен? – спросил Шустов.
– Мужики, зачем бы мне все это выдумывать, вот честно? – мы подбежали к Будке, охранники выставили стволы, на случай неожиданного нападения. Двое остались караулить у входа, остальные набились в маленькое здание.
Дежурный Сергеев был недоволен. Он стоял в комнате с длинным столом, у двери, ведущей в сетчатый коридор и туннель наружу. При нашем появлении вскинул MP-7, целясь во входную дверь. Увидев нас, ствол не опустил.
– Кто-нибудь объяснит, что тут происходит? – сердито спросил он. – Мне еще попадет от Димыча, что я пост бросил. Кофе не успел допить… Кто что натворил? Какие бандиты, почему Брежнев предатель? Какого хрена вообще?..
Было без нескольких минут пять. Дядя, наверное, уже в сторожке. Я бросился в комнату с приборами, так как помнил, что туда унесли наше со Шнобелем оружие. В самой комнате его не оказалось, но я заглянул в соседнюю, со шкафчиками, и нашел там свой «сто третий» и шнобелевский АК74У. Хотел было взять шнобелевский укороченный – он больше приспособлен для стрельбы в помещениях и на ограниченном пространстве, вроде этой базы, – но потом все-таки остановился на своем калаше. Все-таки свое оружие, пристрелянное, мало ли что.
С автоматом вернулся в комнату.
– Что делать будем, как брать бандитов? – спросил Архаров.
– Дежурного от ворот отозвали? – вместо ответа спросил я.
– Тут я, – откликнулся из-за плеча Жевунова невысокий плотный мужик со светлым чубом. – Морошкин.
Шнобеля я приказал держать под охраной в комнате для отдыха. Тот с философским спокойствием пожал плечами и позволил увести себя двоим в черной форме.
– Слишком у вас суетливо, вот что, – сказал он. – Хоть вздремну, а то так и не успел нормально поспать с вашей беготней. Туда ведут, сюда тащат… ну вас нахрен.
– Что бандитам вообще надо на базе? – продолжал возмущаться Сергеев.
– Они мне не докладывали, – огрызнулся я, спешно перезаряжая «сто третий».
Архаров подошел к делу ответственнее:
– Сколько их, чем вооружены? Куда пойдут в первую очередь, попав на базу?
– Шесть человек, но Дядя не боец, – отозвался я, быстро соображая, как нам их брать и где лучше отбивать Пригоршню, чтобы не подставить его под пули. – Куда пойдут – понятия не имею, это зависит от того, что им тут надо, а это мне не доложили.
– На склад артефактов, куда же еще, – отозвался Морошкин из-за спины Алексея. В помещении набилось человек восемь, и тут было довольно тесно. – Что еще тут может понадобиться бандитам, кроме артов?
– И для этого они тащили через всю Зону рюкзак с редкими и дорогими артефактами?
– Ну и что? Бабки получили, свои арты забрали да еще новыми поживились…
Я покачал головой. Если бы это были просто наемники, то да. Но этот Дядя… не артефакты ему нужны, это точно. Но что, Зона вас поглоти?!
– Начнут они с того, что Будку обыщут, – подал голос Морошкин. – Если мы останемся здесь, то будет заваруха, и Пригоршню твоего наверняка под шумок положат. Не мы, так они.
– Да через сетку их покрошить, и делов-то! – горячо воскликнул Жевунов, вдохновленный общим обсуждением. – Еще пока в Будку не вошли. Снаружи в кустах залечь и…
– От сетки пули отскакивать будут, половина выстрелов впустую уйдет, – возразил Архаров.
– А те, что не впустую, Пригоршню задеть могут, – вмешался я. – Время поджимает, мужики. Думаю, действительно лучше остаться снаружи. Посмотреть, куда бандиты направятся, и брать их по дороге.
– На открытом пространстве, чтобы им деться было некуда, – кровожадно добавил Жевунов. Ему, как я погляжу, очень нравилось участвовать в операции по обезвреживанию наемников. Молодой, необстрелянный, глаза горят…
– Не суйся под выстрелы, – посоветовал я ему.
– Темно снаружи, – с сомнением покачал головой Морошкин.
– А ученые и прочие, когда выстрелы услышат, – не сунутся на улицу? – вспомнил я. – Не хватало еще задеть кого-нибудь. Может, послать кого-нибудь предупредить, что сейчас стрелять будут, чтобы не полезли?
Архаров махнул рукой:
– Все спят. У нас иногда мутанты сбегают, приходится на них охотиться на территории. Так что никто в жилом корпусе на выстрелы не отреагирует. И не выйдут наружу, если что такое услышат.
Большие настенные часы показывали без двух минут пять.
– Все, время вышло. Идем на улицу. Шнобеля тоже вывести! И убрать куда подальше, хоть в столовую отвести, чтобы он не подал им сигнала какого-нибудь. Я сяду ближе к Будке, когда увижу Пригоршню – свистну. Он высокий блондин такой, может, кто помнит.
Нестройная толпа высыпала наружу, двое вытолкали сонного Шнобеля. Я понимал, что мы действуем бестолково, но не было времени продумать нормальный план. Часовых с крыльца отослали дальше, в кусты рекреационной зоны напротив. Вместе со мной в кустах у входа засел Морошкин и Жевунов. Архаров с еще двумя скрылись в темноте слева, где еле виднелась в темноте генераторная, остальные ушли направо, за угол Будки.
Все затихло. Я сидел на корточках, сжимая приклад и цевье автомата до боли в пальцах, и прислушивался. Воздух был влажный, полный запахов зелени и подмокшего бетона. Мы притаились не у самой стены, так как туда падал свет от фонаря над дверью, а чуть дальше по дорожке. Матовое стекло входной двери притягивало взгляд. Еще немного, еще чуть-чуть, и за стеклом мелькнут силуэты… Или сначала послышатся шаги и голоса? Мучительно хотелось посмотреть на наручные часы, но я сдержался и не пошевелился. Рядом тихо дышал Морошкин, сопел Алексей, напряженный, как сжатая пружина. Да я и сам готов был подскочить от любого звука.
И этот звук пришел. Все навалилось сразу: шаги, голоса, стук дверей в глубине здания… Я замер, забыв дышать. Морошкин с Жевуновым вытянули головы.
Белая пластиковая дверь распахнулась, пропуская крупное тело Песца. Ствол АК-12 плавно поворачивался, круглый барабан на девяносто пять патронов, казалось, хищно вздрагивает, предвкушая драку. Морошкин едва слышно втянул воздух сквозь зубы, увидев пулемет.
Потом выскочили Крафт с Перцем, выставив стволы налево и направо, прикрывая идущего следом Дядю. Наемники зыркали по сторонам, стараясь проникнуть взглядами в ночную тьму, особенно темную за пределами круга света.