Девочка, я о тебе мечтаю Безрукова Елена
— Я с мамой поеду, — сказал я, оставшись на месте.
— Что? — поднял брови вверх отец. — Как это? А обед Наташи? Она старалась ведь.
— Да не нужен мне обед твоей Наташи! Я ее каждый божий день вижу, — проворчал я.
— Сын, — строго посмотрела на меня мама. — Так нельзя говорить. Уважай выбор отца. И раз вы договорились — езжайте и празднуйте. А мы с тобой увидимся завтра. Договорились?
Не хотелось соглашаться, но я понимал, что мама права.
— Договорились, — ответил я и пошёл к своему месту в машине. Открыл дверь и сел в салон. Отец сел с другой стороны.
— Ну, когда это закончится уже? — спросил он.
— Что именно?
— Да всё и сразу. Оскорбления Наташи, отвратительное поведение в школе? Как ты умудрился устроить дебош прямо на линейке?
— Ты обещал, что мы поговорим позже, — ушёл я от ответа.
Не поговорим. Не собираюсь ничего ему рассказывать.
Повернул голову и увидел идущую по тротуару Катю. Она шла одна.
Не понял.
Нахмурился.
А где же Попов? Неужели отправила его туда, где ему самое место — на хрен?
— Ну это что ещё за дрянь? — услышал я и обернулся на отца.
О чём это он говорил? О том, что я пялюсь на рыжую? Да, это действие — та ещё дрянь, но сделать с собой ничего не могу. Отец же протянул руку и сорвал с нагрудного кармана моего пиджака бант, который я снял с косы заучки.
— Ты теперь трофеи от своих девиц и домой таскать будешь?
— Отдай, — попросил я, остановив на нём тяжёлый взгляд.
— Да выкинь ты его. Зачем он тебе нужен?
— Отдай, говорю, — попросил я снова твёрдо и спокойно.
— Да на, — кинул мне на колени бант Кати отец. — Только умоляю — трусы не начни таскать домой!
— Да не стану я ничего таскать больше, пап!
— Смотри мне… Взрослый парень. Наверняка у тебя уже целая коллекция…
Папа не прав. Коллекцию никакую я не собирал, и кто попало в ней точно не окажется. Если только у неё не рыжие волосы…
Сжал в руке бант и спрятал его в карман школьного пиджака.
Зачем он мне?
Да чёрт его знает.
Отец смотрел на меня как на имбецила, пока я нежно укладывал его себе в кармашек.
Рука не поднимется его выкинуть.
Это не просто бант. Это её бант. И я чувствую дебильную потребность его сохранить.
Отец проявил мудрость, которая у него всё же имелась и периодами просыпалась, и не стал больше заострять на этом внимание.
— Сделай вид, что ты благодарен Наташе за ужин.
Я только и поджал губы в ответ.
— Сын, — обратился ко мне отец, внимательно глядя в моё лицо. — Ну почему ты никак не примешь мою жену?
— Невесту пока еще, — поправил я его.
— Пусть так. Почти жену, — кивнул папа. — Через две недели у нас свадьба. Это не меняет сути моего вопроса. Что она тебе такого сделала? Старается так для тебя.
— Вот именно, папа! — поднял я брови вверх. — Она слишком много старается. Можно не трогать меня, и тогда я её всем сердцем полюблю!
— Ром, ну я серьезно же с тобой говорю…
— Я тоже. Она слишком лезет и в мою жизнь. Как сейчас со своим обедом. Я хотел бы поехать с мамой. Я и так выбрал жить с тобой и вижу ее в лучшем случае только на каникулах.
Папа пару минут помолчал. Он понимал, что я прав. В своё время так и было — при разводе родителей, когда мне было двенадцать, я решил остаться в России с отцом. Мама же уехала с США, куда до этого уже ездила на стажировке, устроилась там на хорошую работу и вышла замуж за американца. Но я не жалел об этом. В другой стране мне пока жить не хочется — я привык к России, гимназии, одноклассникам. И отцу без меня стало бы очень одиноко, я знаю. У мамы быстро появился новый муж, ей было куда веселее, чем моему угрюмому несколько лет отцу, который принял факт развода, — инициатор моя мать. Да и видеть Джона, вечно облизывающего мою мать, мне было ещё более мерзко, чем отцовскую Наташу. Я уже к ней как-то и привык даже.
— Ром, я ценю, что ты остался со мной, — сказал он. — Правда. Но мне неприятно видеть, как ты иногда относишься к женщине, которая вернула краски в мою жизнь. Она искренне старается, а ты её обидишь, если не поедешь на этот обед.
— Так я уже еду, если ты не заметил, — проворчал я.
Отец поджал губы и коротко глянул на меня.
— И вечно эти твои шутки…
— Юмор спасает мир.
— Это красота мир спасает, а не юмор.
— У тебя, может, и красота, — парировал я. — А у меня — юмор.
— Ладно, пусть так, — не стал спорить папа. — Но всё же — садись за стол не с таким выражением лица, какое у тебя сейчас.
— А какое у меня выражение?
— Такое, словно ты лимонов объелся.
— Нет, папа, — ответил я. — Такое лицо — твоя прерогатива после любых твоих переговоров в Бангкоке.
— Ишь ты жук! — шутливо пихнул он меня в бок. — Слов каких понабрался! Ты разве умеешь ими апеллировать?
— И даже знаю их значение, — поднял я палец вверх, вызвав тихий смех отца, что бывает не часто.
Давно мы так с ним запросто не говорили, откровенно. Всё лето я где-то мотался, а папа летал по командировкам или проводил все вечера со своей Наташей. Когда она появилась, он стал уделять времени ей значительно больше, чем мне, полагая, что я уже взрослый и мне не столь нужна его забота теперь. Наверное, частично моя неприязнь к Наташе обусловлена именно этим, но я предпочитал не признаваться отцу.
— Я могу аккуратно намекнуть Наташе, что её внимание тебе не нравится, — посмотрел на меня отец, когда мы уже подъезжали к дому.
— А вот щас я удивился, — уставился я в ответ на него. — Что — прямо так и скажешь: «Оставь в покое Злого Рому наконец»?
— Нет, конечно, — поднял брови вверх отец. — Выдвину это под видом своей идеи. Мол, наблюдал за сыном, и вот что понял…
— Что ж… — пожал плечами я. — Неплохо придумано. Буду благодарен, если твоя Наташа перестанет пытаться меня накормить. Я сам в состоянии разобраться с этим вопросом.
— Так она же как лучше хочет, — вздохнул отец. — Заботу проявляет о мужчинах в нашем доме. К тому же меня тоже волнует вопрос — поел ли ты.
— Не переживай, пап, — ответил я. — Тренировки так и так силы отнимут и заставят меня есть!
— Хоть кто-то… А то вечно бежишь куда-то, жуя бутерброд на ходу!
— А вот и мои мужчины, — воскликнула Наташа, встречая меня и отца у дверей.
Меня чуть не перекосило от сладости, но, помня слова отца, я попытался изобразить подобие улыбки. Кажется, вышел нервный оскал, и Наташа с подозрением уставилась на меня. Ладно, мне, пожалуй, не стоит улыбаться. Постараюсь быть просто нейтральным. В конце концов, девушка старалась — отец прав. Вот только еду её я действительно не люблю — готовка не для неё.
— Мойте руки и за стол, — говорила она, с важным видом снимая фартук. Значит, накашеварила всё же… По мне — лучше бы готовила нанятая прислуга, как было раньше, до того, как она переехала к нам. Но отца стряпня Натальи устраивала, а отбивать у неё желание хозяйничать он не собирался, поэтому кастрюли перешли в её владение. Не самому же мне варить себе обед?
— Наложить тебе, Ром? — спросила она первым меня, держа в руках половник для борща.
— Немного, — ответил я, встретившись со взглядом отца.
Она налила пару половников горячего и поставила тарелку передо мной. Затем наложила обед отцу и себе. В животе заурчало, я успел проголодаться. Взял ломтик хлеба и ложку: решил отведать, что там сегодня наваяла будущая жена отца. Надеюсь, не отравлюсь и борщ не окажется пересоленным. А то, как назло, жрать охота…
— Возьми сметанки, — придвинула мне пиалку с ней Наташа, и я зачерпнул добрую ложку.
Весьма кстати — если борщ окажется мерзким, сметана заглушит его вкус.
Но на мое удивление, горячее оказалось сносным, я съел всю свою порцию. Кулинарные навыки Натальи вроде бы стали улучшаться. Что ж…она не безнадёжна — это радует. Впрочем, её харчи мне осталось есть не столь долго — до конца школы, дальше я не планировал жить с отцом.
— А у меня ещё и второе есть, и пирог! — заявила Наташа, когда мы с отцом опустошили тарелки, и унеслась к плите.
Второе тоже было неплохим, хотя я всё же предпочёл бы еду более опытного повара.
— Спасибо, Наташенька, за вкусный обед, — улыбнулся ей отец, отдавая свою тарелку от второго. А потом незаметно для неё толкнул меня локтем.
— Да… Спасибо.
Она обернулась, держа в руках тарелки.
— Тебе правда понравилось? Я учусь, но…
— Нормально, только…
— Да. Ему очень понравилось, — вклинился отец, видя, что я хотел бы ляпнуть что-то типа «только учиться тебе ещё долго».
— Ладно, — порозовела она от смущения. — Пойду за пирогом. Он, правда, из пекарни…
И слава богу. Хоть что-то не её изготовления.
— Как прошла линейка? — спросила Наташа меня, нарезая пирог и раскладывая его по тарелкам.
В голове пронеслась стычка с Поповым на школьном дворе.
Огромные глаза заучки, которая ни фига мне не рада.
Её белые банты на рыжих волосах — дико сексуально. И ещё раз бы дёрнул её за волосы…
Этот шлепок по её упругой попе, от которого я не смог удержаться.
Близость к ней в женском туалете, от которой до сих пор жар опаляет щёки.
Обида и горечь от поцелуя, который Рыжая просто отвергла…
— Обычно прошло, — ответил я, тряхнув головой и отгоняя от себя картинки, полные образов Рыжей. — Ничего интересного… Пустая болтовня на несколько часов и расписание на завтра. Мне к первому уроку завтра, пап.
— Скажу Сергею, — отозвался он. — Мне завтра раньше на работу. Скоро начинается предвыборная кампания. Снова буду ночевать в офисе…
Сергей — водитель, который возит меня в гимназию.
— Да ладно тебе, па, — пожал плечами я. — Выберут они тебя, станешь ты мэром.
— Приятно, что ты так веришь в меня, но в прошлый раз у нас не вышло. Николаев обошёл меня буквально на два процента.
Четыре года назад отец действительно проиграл на выборах и пост мэра занять не смог. Так и остался лидером одной из самых сильных политических партий.
— А в тот раз его ты порвёшь как Тузик грелку.
Отец уставился на меня.
— Формулировка мне не нравится, но верить в смысл твоих слов мне бы хотелось.
— Да всё пучком будет, па!
— Роман, говори по-человечески! — одёрнул отец, впрочем, очень даже довольный моей поддержкой. — Что ещё за пучки? Как вы, молодёжь, поступать в вузы с такими словечками собираетесь?
— Меня ты «поступишь», — пожал плечами я. — Даже если я буду вообще немой — возьмут.
— Не стоит рассчитывать только на это, — покачал головой папа. — Всю жизнь за тебя всё решать я не готов, сын.
— Да нормально всё будет, па, — ответил я, вставая из-за стола. — При комиссии я так говорить не стану, не переживай.
— А перед отцом можно?
— Ну, па… Я же дома. Может, мне ещё во фраке к тебе выходить и обращаться исключительно на «Вы»? Папенька, я хотел бы уйти в свою опочивальню…
— Иди уже, шалопай, — махнул рукой он. — У тебя ещё, кажется, тренировка сегодня?
— Да, папенька.
— Тогда иди отдыхай. А вечером я зайду к тебе — у нас остался с тобой один важный разговор.
Я только и вздохнул. Отец собирается высыпать мне кирпичей на голову за первое сентября, что, впрочем, закономерно…
Поднялся к себе и упал в пиджаке на кровать. Лежал, смотрел в потолок, особенно ни о чем не думая. Хотя вру — думая, конечно… Обо всякой фигне.
Завтра так неохота тащиться в школу. Опять эти все напряги, дурацкие наказания за проступки — хотя учителя полагают, что их идеи очень даже весёлые.
Первый урок — сразу алгеброй в лоб, причём сдвоенной. Шевелить извилинами абсолютно лень, а Алла, которая является не только нашим классным руководителем, но ещё и математичкой, очень любит пытать нас уравнениями, пока мы всем классом не посинеем.
Где валялся мой рюкзак — я даже и не помнил. Тетрадки и ручки на столе лежали — Наташа позаботилась об этом, пока я пропадал в спортивном лагере весь август. Что ж, за это я её мысленно благодарю! Хоть что-то не искать завтра с утра, потому что — не собираться же с вечера в школу?
Опять эти уроки, одноклассники, Рыжая улыбается своими мягкими пухлыми губами, которые так и тянет подхватить зубами и прикусить.
Да бли-и-н…
Закатил глаза и сам себе цыкнул языком.
— Рыжая! — сказал я вслух, адресуя слова навесному потолку над моей лохматой головой. — Ну я вот лежу, думаю об учёбе. Это и так очень противные мысли. Меня и без того ждут изощрённые пытки и лишения. Ты какого хрена лезешь в них? Ещё больше всё испортила…
Ответа, конечно, не последовало.
Сам себе усмехнулся.
Я схожу с ума? Разговариваю уже сам с собой. А точнее — с Рыжей.
Если бы она только знала, что давно не выходит из моей головы…
Резко сел на кровати. От этой мысли обдало холодом.
Заучка не должна знать, что я думаю о ней. Ни под каким предлогом. Она не должна узнать, что я…
Что я не могу о ней не думать.
Я сам не знаю, когда я вдруг стал видеть её в своих снах.
Когда она пришла в наш класс год назад, кроме презрения у меня ничего не вызвала. Не было такого, как в дешёвом кино — она такая вошла, аки царица, грудь вперёд, волосы назад. А парни все как рот открыли, а я — так вообще в обморок упал от красоты!
Не обратил даже на неё внимания. Смешная, тоненькая, рыжая, конопатая, да ещё и заучка — кроме моего взгляда, полного презрения, ничего она не удостоилась.
А когда стала постоянно вылезать везде — лучшие отметки, активистка, любимица учителей — так совсем бесить начала. Тогда и началась наша война. Я считал своим долгом дёрнуть её, поднять на смех перед одноклассниками… Но чем больше обращал на неё внимание, тем больше понимал, что сам влип…
Её тело стало казаться мне не таким уж нескладным, глаза — глубокими, умными и красивыми, я даже заметил, что голубой зрачок окантовывает зелёная радужка, отчего иногда они казались голубыми, а иногда — зелёными. Когда Катя злится — они зеленеют. Обожаю, когда она злится и орёт на меня, — глаза так и полыхают огнём, а в эти моменты она обращает внимание только на меня.
А этим первым сентября я заметил, что она изменилась. Повзрослела. Она выглядела теперь ещё более нежной, женственной. Пока я был вдали от Кати, у меня почти получилось о ней не думать, я даже подружку себе завёл на время смены в лагере, но стоило смене закончиться, как я без сожаления оставил подружку. Я думал, что эта блажь прошла — ну не могла же Романова мне в самом деле нравиться?
Но, когда я вошёл на территорию гимназии и увидел её, понял, что мне только показалось…
Скинул с себя пиджак и развязал галстук. Терпеть не могу эти удавки, но школьная форма обязывает. Вынул из кармана брюк телефон и разблокировал. Открыл галерею и последнее сделанное фото.
Катя. Улыбается Попову — снова заскрипел зубами от злости. А ко мне вполоборота. На фото отлично видно, как девушка округлилась там, где надо. Школьная юбка не закрывает красивые колени, пиджак подчеркнул тонкую талию. Губы бантиком и немного курносый носик. И эти белые банты на рыжих длинных густых косах…
Пришла в голову дурацкая мысль, как я намотал бы одну из густых кос на кулак, притягивая девчонку к себе ближе…
Я сделал это фото, пока никто не видел и пока она позировала этому идиоту Попову, — чтоб ему пусто было! Не удержался.
Интересно, а если я начну с Рыжей нормально общаться, а не как обычно, она тоже мне будет улыбаться, как ему?
— Да ну, что за чушь ещё! — одёрнул сам себя, убирая телефон, чтобы не смотреть на фото, будто так я мог ей отомстить. — За каким чертом мне её улыбки?
Врать самому себе бессмысленно. Я хотел бы, чтобы она так же беззаботно смеялась и болтала со мной, как с ним. Только о чём с ней говорить — не знаю. Да и после всего, что было, она меня терпеть не может, да и пацаны засмеют…
Вынул из другого кармана брюк белый бант. Зачем он мне всё же? Неужели я как дебил буду хранить его?
Буду. Вот как дебил.
Почему буду?
Потому что он принадлежит ей.
Поднёс на каком-то необъяснимом для себя порыве бант к лицу и втянул запах. Бант пах шампунем, ей самой и этой грёбаной ванилью, которую я учуял в девчачьем «ватерклозете»[1] от неё.
Мои мысли перебил звонок телефона. Поднял смартфон к глазам — Архип.
— Да, — ответил я.
— Питер, ты жив? — спросил друг. — Отец тебя уже лишил жизни или пока только карманных денег?
— Не издевайся, а? — попросил я. — Головомойка впереди. Отец дал отсрочку до вечера в честь праздника.
— Понятно, — сказал Арх. — Я буду за тебя держать кулачки весь вечер.
— Да иди ты знаешь куда, мальчик с кулачками…
В ответ этот козел заржал.
— Ты на тренировку идёшь?
— Ага.
— Тогда давай встретимся в комплексе. Я уже выдвигаюсь.
— Давай. Пока.
— Ну что? Отец не весь мозг выклевал тебе? — спросил Архип, пока мы переодевались к тренировке.
— Немного оставил, — хмыкнул я, надевая на голову резиновую шапочку и очки для плавания. — Пошли уже, а то щас Иосифович выклюет остатки.
— Он может…
Наш тренер Иван Иосифович в самом деле спокойно вздохнуть без разрешения никому не даст. Но тренирует хорошо, стоит отдать ему должное.
— Встали напротив своих дорожек, — говорил Иван Иосифович на весь бассейн. — Начинаем разминку. Мне плевать, что было лето и вы всё забыли. Сейчас вспомните!
Тренировка прошла как обычно — только с непривычки немного болели плечи. Однако тренер расслабиться нам не даст — заявил о соревнованиях по району уже в октябре, а значит, гонять будет нас неслабо.
Вечером, когда я вышел из душа, пришёл отец. Сел на диван напротив моей кровати и смотрел на меня какое-то время. Тут главное — не нарушать молчание, пока он собирается с мыслями и подбирает слова, — можно получить по шее.
— Рома, — заговорил наконец он. Я уж думал, до утра не родит… — Я устал с тобой разговаривать.
Эка новость… Да я тоже устал слушать! Только куда деваться?
— И теперь я больше говорить не буду, — заявил отец, и я изогнул одну бровь. — Отныне я буду делать. Твой лимит по карте я отключаю совсем.
— Пап! — округлил я глаза и возмутился. — Ты что — хочешь, чтобы я выглядел бомжем?!
— Это почему ещё бомжем?
— А как я буду без денег?
— Зачем они тебе нужны? — спросил отец. — В школу тебя водитель возит, питание и обучение в гимназии я оплачиваю сам. На расходы в бассейн или на твою гитару, на тетрадки можешь попросить у меня — я всё куплю.
— И каждый раз просить?
— И ничего, не переломишься. Попросишь.
— Но ты всё время занят!
— Готовь список просьб заранее! — тоже повысил он голос.
— А на свидания мне как ходить? — нахмурился я. — Если оно не запланировано было. Буду тебе дозваниваться — папа, купи Насте мороженое? И мне, если можно! Но если что — мы и одну порцию на двоих поделим!
— Не юродствуй, — одёрнул он меня. — На мороженое буду выдавать разово. Накормишь ты своих девочек, не переживай.
— Прекрасно, просто прекрасно, — улёгся я на постель и отвернулся от него. — Вот спасибо — в деньгах уже упрекнул родной отец!
— А кто виноват, Рома? — вскипел и он. — Ты сам! Ты устроил драку на линейке!
— Он клеил Рыжую!
Повисла пауза. Отец смотрел на меня, я чувствовал спиной. Я же прикусил нижнюю губу — чёрт, я сказал лишнего…
— Так это все из-за той девочки? Кати. Я даже её имя выучил.
— Что из-за неё? — повернулся я к нему, попытался изобразить равнодушие, а заодно и прикинуться валенком.
— Весь сыр-бор, — договорил отец.
— Ой, да при чём тут эта заучка? — отмахнулся я, вставая с кровати. — Меня просто бесит Попов. И его подружки тоже!
— Ой ли? — изогнул одну бровь он.
— Пап, — закатил я глаза. — Давай только без твоих «ой ли лю-лю», прошу!
— Не из-за неё, значит, ты в драку полез?
— Нет! Он меня толкнул! — заявил я, и сам прекрасно осознавая, какой бред несу и что спалился перед отцом, но буду продолжать выкручиваться. Ни за что на свете не признаюсь ему, что он прав — да, всё это из-за неё — Кати. Я ревновал на этой чёртовой линейке чёртову Романову к этому чёртову Попову, как чёртов бешеный индюк!
— Эта твоя болезненная тяга к этой девочке и даже какая-то одержимость ею начинают меня пугать, сын.
— Не одержим я ей! Чего ты выдумываешь какую-то фигню, па?
— Ну-ну, — хмыкнул отец. — Может быть, когда ты, Рома, перестанешь врать хотя бы сам себе, что-то изменится в лучшую сторону, но пока — как бы то ни было, всё будет так, как я сказал ранее: я лишаю тебя лимита по карте! Все расходы через меня под полным контролем. Ты меня позоришь на весь город, сын! А если и это тебя не обуздает — я предприму ещё более суровые меры, но воспитаю из тебя человека!
Он вышел из комнаты, а я плюхнулся снова на кровать и долбанул кулаком по подушке.
Всё из-за тебя, Рыжая!
И ты мне за это поплатишься.
Глава 7
Листая ленту социальной сети уже перед сном в кровати в своём смартфоне, получил сообщение. Точнее, сообщения-то я получаю довольно часто, только отвечаю далеко не всем — так и висят диалоги непрочитанными.
Архип. Этому придурку отвечу.
Ну что там ему надо?
Развернул и вчитался.
«Эй, ботан, учебники собрал уже?»
Хмыкнул. Вот зараза.
Да, я стараюсь учиться нормально — отец за тройки пилит. Но не всегда получается, а иногда тупо лень. Только до «ботана» мне явно далеко. Арху проще живётся — его дома так не терроризируют по поводу отметок. Меня же за «тройбан» в четверти легко могут опять лишить… чего-нибудь. С моими попадосами наступит день, когда отбирать у меня будет нечего кроме обеда в школьной столовке, а сам я скоро в одних трусах останусь, хоть и брендовых.
«Я думал, учебники ты принесёшь», — ответил я ему.
Читать бесплатно другие книги:
