Воронята Стивотер Мэгги
– Ты покраснела, – неодобрительно сказала Калла.
Она потянулась к цветам, и Блу шлепнула ее по руке. Калла саркастически добавила:
– Кто бы это ни был, он расстарался, а?
Блу дотронулась белой гвоздикой до своего подбородка. Цветок был легкий, почти неощутимый. Не портрет, не корзина с фруктами… но Блу и не представляла, чтобы Адам прислал нечто более эффектное. Эти маленькие цветы были неброскими и редкими, совсем как он сам.
– По-моему, очень мило.
Ей пришлось прикусить губу, чтобы скрыть глупую улыбку. Блу хотела обнять цветы и затанцевать, но и то, и другое казалось неблагоразумным.
– Кто он? – спросила Калла.
– Секрет. Забери свои вещи, – сказала Блу и вытянула руку, так что две сумки, коричневая и парусиновая, скатились в подставленные ладони Каллы.
Та покачала головой, но без явного неудовольствия. Блу подозревала в глубине души, что Калла романтик.
– Калла, – сказала она, – как ты думаешь, мне надо сказать мальчикам, где находится дорога мертвых?
Калла смотрела на Блу так же долго, как Нив. А потом ответила:
– С чего ты взяла, что я могу ответить на этот вопрос?
– Потому что ты взрослая, – сказала Блу. – А по пути к старости человек обычно чему-то учится.
– Лично мне кажется, – заметила Калла, – что ты уже приняла решение.
Блу опустила глаза. Действительно, она провела ночь без сна, читая тетрадь Ганси и раздумывая о том, что в мире есть нечто большее. Действительно, ее преследовала мысль, что может быть – может быть! – где-то есть спящий король, и однажды она коснется рукой его неподвижной щеки и ощутит биение многовекового пульса под кожей…
Но важнее всего было ее собственное лицо на карте Пажа кубков, забрызганные дождем плечи юноши на церковном дворе и голос, который произнес: «Ганси. Всё, что есть».
С тех пор как Блу увидела выпавшую ему смерть, поняла, что он настоящий, и убедилась, что ей суждено сыграть в этом какую-то роль, не осталось ни малейшего шанса, что она будет стоять в стороне и позволит беде случиться.
– Не говори маме, – попросила Блу.
Калла что-то уклончиво буркнула и отворила дверь, оставив Блу с цветами на крыльце. Букет почти ничего не весил, но для нее это был знак перемен.
«Сегодня, – подумала Блу, – сегодня я перестану слушать будущее и начну в нем жить».
– Блу, если ты с ним познакомишься… – начала Калла.
Она стояла одной ногой в доме, другой на крыльце.
– Лучше береги свое сердце. Не забывай, что ему суждено умереть.
20
В то самое время, когда его букет везли на Фокс-Вэй, Адам на своем довольно убогом велосипеде приехал на Монмутскую фабрику. Ронан и Ной были там, на заросшей парковке. Они строили деревянную рампу для какой-то неблаговидной цели.
Проржавевшая подножка не желала удерживать велосипед, поэтому Адам просто положил его набок. Сорняки просунулись сквозь спицы. Адам спросил:
– Когда Ганси приедет?
Ронан ответил не сразу. Он лежал под «БМВ», забравшись туда почти целиком, и измерял ширину покрышек желтой рулеткой.
– Десять дюймов, Ной.
Ной, стоявший рядом с кучей фанеры, уточнил:
– И всё? Что-то маловато.
– Я что, тебе врать буду? Десять. Дюймов.
Ронан выполз из-под машины и посмотрел снизу вверх на Адама. Его утренняя щетина уже превратилась в многодневную, возможно назло Ганси, совершенно не способному отрастить волосы на лице. Теперь Ронан выглядел как человек, от которого женщины прячут сумочки и детей.
– Кто его знает. А что он сказал?
– В три.
Ронан поднялся на ноги, и оба повернулись, чтоб посмотреть на Ноя, который мастерил рампу из фанеры. «Мастерил» в его случае означало «смотрел». Разведя пальцы на десять дюймов, Ной недоуменно глядел на фанеру в пространство между ними. Никаких инструментов поблизости не было.
– Что вы вообще хотите сделать? – поинтересовался Адам.
Ронан улыбнулся своей змеиной улыбкой.
– Рампу. Машину. Луну, блин.
Это было совершенно в духе Ронана. Его комната на Монмутской фабрике была набита дорогими игрушками, но он, как избалованный ребенок, в конце концов всегда принимался играть палочками на улице.
– Такая траектория не предполагает луну, – заметил Адам. – Она предполагает смерть подвески.
– Не нуждаюсь в твоих репликах, док.
Видимо, так оно и было. Ронан плевать хотел на физику. Он мог заставить даже кусок фанеры делать то, что ему хотелось. Сидя на корточках у велосипеда, Адам снова стал возиться с подножкой, в попытках понять, удастся ли выдвинуть ее, не отломав окончательно.
– Что у тебя за трудности? – спросил Ронан.
– Я пытаюсь понять, когда позвонить Блу.
Адам словно напрашивался на насмешку от Ронана, но это был факт, который надлежало признать.
Ной сказал:
– Он послал ей цветы.
– Откуда ты знаешь? – спросил Адам.
Ему было скорее стыдно, чем интересно.
Ной отстраненно улыбнулся и с торжествующим видом скинул ногой одну из досок с верху кучи.
– Послал гадалке цветы? Да ты знаешь, что это было за место? – спросил Ронан. – Храм кастрации. Если хочешь встречаться с той девушкой, пошли ей свои яйца вместо цветов.
– Ты неандерталец.
– Иногда ты говоришь прямо как Ганси, – заметил Ронан.
– А ты иногда нет.
Ной засмеялся своим хрипловатым, почти беззвучным смехом. Ронан сплюнул на землю рядом с машиной.
– Я и не думал, что эта карлица во вкусе Адама Пэрриша, – сказал он.
Он дурачился, но Адама внезапно утомил этот человек, с его никчемностью. Со дня драки в «Нино» Ронан уже обнаружил несколько предупреждений в своем ящике в Агленби: администрация предупреждала, что его постигнут суровые кары, если он не начнет исправлять отметки. Если не начнет их хотя бы получать. А Ронан торчал тут и строил рампу.
Некоторые завидовали деньгам Ронана. А Адам завидовал тому, сколько у него было времени. Богатство Ронана означало, что он мог ходить в школу и не делать больше ничего, располагать роскошью свободы, чтобы заниматься, писать контрольные и спать. Адам никому бы не признался, особенно Ганси, но он страшно устал. Устал втискивать уроки в промежутки между подработками, урывать время для сна, для охоты за Глендауэром. Работа казалась попусту потраченным временем; через пять лет никого не будет волновать, работал ли Адам на фабрике трейлеров. Спрашивать будут лишь о том, закончил ли он Агленби с отличными отметками, нашел ли Глендауэра. Остался ли жив. А Ронану обо всем этом не приходилось волноваться.
Два года назад Адам принял решение поступить в Агленби. В его представлении, отчасти это произошло из-за Ронана. Мать отправила его в магазин со своей кредиткой – на ленте лежали только тюбик зубной пасты и четыре банки консервированных равиоли, – и кассир сказал, что на карте недостаточно средств, чтобы расплатиться за покупку. Хотя Адам был ни в чем не виноват, он чувствовал себя униженным до глубины души, когда, ссутулившись во главе очереди, выворачивал карманы и притворялся, что у него, возможно, где-то завалялись наличные.
Пока он так возился, какой-то бритоголовый парень в соседней очереди быстро добрался до кассы, протянул кредитку и забрал свои покупки – всё это за пять секунд.
Адам вспомнил: его поразило даже то, как тот парень двигался. Уверенно и беззаботно, расправив плечи, вздернув подбородок. Ну просто отпрыск императора. Когда кассир вновь провел карточкой Адама по терминалу – оба притворялись, что компьютер просто ошибся и неверно прочел данные на магнитной полоске – Адам заметил, что бритоголового ждала на улице черная блестящая машина. Когда он открыл дверцу, стало видно, что внутри сидят еще двое парней, с галстуками и в свитерах с вороном на груди. Отвратительно беззаботные, они стали делить между собой купленные напитки.
Ему пришлось оставить банки и зубную пасту на кассе, и его глаза горели от слез стыда, которые так и не пролились.
Никогда в жизни Адам так отчаянно не мечтал стать кем-то другим.
В его представлении, тем парнем был Ронан, хотя если задуматься, то, конечно, нет. Два года назад Ронан еще не получил бы водительские права. Просто в магазин зашел какой-то другой ученик Агленби с активной кредиткой и дорогой машиной. Да и тот день был не единственной причиной, по которой Адам решил бороться, чтобы попасть в число Воронят. Но случившееся послужило катализатором – воображаемое воспоминание о Ронане, таком беспечном и пошлом, но с нетронутой гордостью, и о самом себе, согнутом и униженном, заставляющем ждать целую вереницу старушек.
Адам еще не стал таким, как тот парень у кассы. Но он сделался на шаг ближе.
Он посмотрел на свои потрепанные старые часы, чтобы понять, на сколько опаздывает Ганси. А потом сказал Ронану:
– Дай телефон.
Подняв бровь, Ронан взял мобильник с крыши «БМВ» и протянул ему.
Адам набрал номер ясновидящей. Раздались два гудка – и негромкий голос спросил:
– Адам?
Испугавшись при звуках собственного имени, тот ответил:
– Блу?
– Нет, – сказали ему. – Персефона.
И голос в трубке обратился к кому-то незримому:
– С тебя десять долларов, Орла. Всё честно. Нет, определитель номера ничего не говорит. Видишь?
И снова Адаму:
– Извини. Я дико азартная. Ты тот парень с кока-колой, так?
Адам не сразу сообразил, что она имеет в виду футболку, в которой он пришел на сеанс.
– Э… ну да.
– Чудесно. Сейчас позову Блу.
Настала короткая и неловкая пауза, в течение которой на заднем плане бормотали голоса. Адам отмахивался от мошки; парковку снова надо было стричь. В некоторых местах трава уже закрыла асфальт.
– Я не думала, что ты позвонишь, – сказала Блу.
Адам, видимо, не ожидал, что ее действительно позовут к телефону: от удивления, которое он испытал, услышав ее голос, у него сразу сделалось пусто в животе. Ронан ухмылялся так, что Адаму захотелось ему врезать.
– Я же сказал, что позвоню.
– Спасибо за цветы. Очень красивые.
И Блу прошипела:
– Орла, вали отсюда!
– У вас, кажется, людно.
– У нас всегда людно. В доме живут триста сорок два человека, и сейчас они все пытаются влезть в эту комнату. А что ты сегодня делаешь?
Она спросила это очень естественно, как будто их разговор был самой логичной вещью на свете. Как будто они уже сто лет знали друг друга.
Тем проще Адаму было ответить:
– Занимаюсь исследованиями. Хочешь составить компанию?
У Ронана глаза полезли на лоб. Неважно, что ответит Блу – оно того стоило, хотя бы из-за искреннего потрясения на его лице.
– А что ты исследуешь?
Адам, заслонив глаза от солнца, взглянул на небо. Он подумал, что, кажется, слышит приближение Ганси.
– Горы. Как ты относишься к вертолетам?
Долгая пауза.
– В смысле? Этически?
– Как к средству передвижения.
– Это быстрей, чем на верблюде, хотя и не так экологично. А что, сегодня предполагается вертолет?
– Да. Ганси хочет поискать силовую линию, а ее проще заметить с воздуха.
– И, разумеется, он просто… добудет вертолет.
– Это же Ганси.
Снова долгое молчание. Адам понял, что Блу задумалась, и не стал мешать. Наконец она сказала:
– Ладно, я с вами. Это… что это вообще?
Адам искренне ответил:
– Понятия не имею.
21
Не слушаться Мору было на удивление просто.
У Моры Саржент было очень мало опыта касательно того, как надлежит муштровать детей, а у Блу – касательно того, как надлежит подвергаться муштровке, поэтому ничто не помешало ей отправиться с Адамом, когда он появился на Фокс-Вэй. Она даже не чувствовала себя виноватой – пока что, – поскольку и в этом у нее недоставало опыта. И самым примечательным было то, что Блу, вопреки всему, чувствовала себя исполненной надежды. Она нарушила волю матери и пошла общаться с мальчиком. С Вороненком. Эта ситуация должна была внушать ей ужас.
Но очень трудно было думать об Адаме как о Вороненке, когда он поздоровался с Блу, аккуратно сунув руки в карманы. От него душно пахло скошенной травой. Синяк утратил новизну и стал еще кошмарнее на вид.
– Отлично выглядишь, – сказал Адам, шагая рядом с Блу по тротуару.
Она сама не знала, говорит ли он серьезно. На ней были тяжелые ботинки, которые она купила в комиссионном магазине (а потом обновила с помощью вышивальных ниток и очень прочной иглы), и платье, которое Блу сшила несколько месяцев назад из разнородных кусков зеленой ткани. Одни куски были полосатые. Другие вязаные. Третьи прозрачные. Адам рядом с ней выглядел довольно консервативно, как будто она увлекла его обманом. Блу с некоторым смущением подумала, что они вовсе не выглядят как пара.
– Спасибо, – ответила она, а затем быстро, чтобы не струсить, спросила: – Зачем ты взял у меня телефон?
Адам продолжал идти, но взгляд он не отвел. Казалось, он перестал стесняться.
– А почему бы нет?
– Пойми меня правильно, – сказала Блу.
Щеки у нее горели, но разговор уже шел полным холодом, и она не могла пойти на попятный.
– Я знаю – ты подумаешь, что мне неловко. Но нет.
– Так.
– Потому что я некрасива. Не из тех девушек, которые нравятся ученикам Агленби.
– Я учусь в Агленби, – заметил Адам.
Но, казалось, он делал это как-то иначе, чем другие.
– И я считаю, что ты красивая, – закончил он.
У него впервые прорвался местный акцент – характерные растянутые гласные, так что это слово прозвучало как «красииивая». На ближайшем дереве запищала птичка: «Уик, уик». Кеды Адама шаркали по тротуару. Блу задумалась над тем, что услышала. И еще раз задумалась.
– Ой, да ладно, – наконец сказала она.
Она почувствовала себя так же, как в ту минуту, когда прочитала приложенную к цветам открытку. Странно выбитой из колеи. Точно слова Адама туго натянули между ними невидимую нить, и Блу казалось, что она должна как-то ее ослабить.
– Но… спасибо. Я тоже думаю, что ты красивый.
Он засмеялся своим удивленным смехом.
– У меня еще один вопрос, – продолжала Блу. – Ты помнишь последнее, что моя мама сказала Ганси?
Грустное лицо Адама дало понять, что – да, помнит.
– Так, – Блу сделала глубокий вдох. – Она сказала, что не станет вам помогать. Но я этого не говорила.
После того как Адам позвонил, Блу торопливо набросала приблизительную карту дороги к безымянной церкви, где она сидела с Нив в канун дня святого Марка. Это были всего лишь несколько параллельных линий, символизирующих шоссе, подписанные тонкими буковками улицы и, наконец, площадь, обозначенная одним-единственным словом: ЦЕРКОВЬ.
Она протянула Адаму карту – совершенно не впечатляющего вида, на смятом тетрадном листке. А затем достала из сумки тетрадь Ганси.
Адам остановился. Блу, опередившая его на пару шагов, ждала, а он, нахмурившись, смотрел на то, что она держала в руках. Он взял тетрадь – очень осторожно, как будто она была ему дорога, ну или, точнее, она была дорога кому-то, кто был дорог Адаму. Блу отчаянно хотела добиться его доверия и уважения, и, судя по лицу Адама, у нее на это оставалось совсем немного времени.
– Ганси оставил тетрадь в «Нино», – быстро сказала Блу. – Я знаю, что надо было отдать ее сразу после сеанса, но мама… в общем, ты ее видел. Обычно она не… обычно она так себя не ведет. Я не знала, что и подумать. Вот. Я хочу участвовать в том, что вы делаете, ребята. Если в Генриетте действительно происходит нечто сверхъестественное, я хочу это видеть. Всё.
Адам просто спросил:
– Почему?
При разговоре с ним не могло быть никаких вариантов, кроме правды, причем изложенной максимально просто. Адам не согласился бы ни на что другое.
– Я – единственная в моей семье, у кого нет дара ясновидения. Ты слышал мою маму: я способна облегчать процесс для тех, кто умеет читать будущее. Если магия существует, я просто хочу ее увидеть. Хоть раз.
– Ты не лучше Ганси, – сказал Адам, хотя, судя по всему, он вовсе не считал, что это так уж скверно. – Ему ничего другого не надо – только убедиться, что магия есть.
Он повертел в руках карту на тетрадном листке. Блу сразу же испытала облегчение; только теперь, когда Адам начал двигаться вновь, она поняла, насколько он был неподвижен до тех пор. Напряжение как будто ушло.
– Это путь к дороге ме… к силовой линии, – объяснила Блу, указав на свой рисунок. – Церковь находится на ней.
– Ты уверена?
Блу устремила на него испепеляющий взгляд.
– Слушай, либо ты веришь мне, либо нет. Ведь это ты меня пригласил. «Заниматься исследованиями».
Адам растекся в ухмылке – столь нетипичном выражении, что черты его лица полностью сместились, чтобы к нему приспособиться.
– Я смотрю, ты не из тихонь?
Судя по тому, как он это сказал, Блу удалось произвести на Адама впечатление – примерно так, как мужчин обычно поражала Орла. Блу очень понравился эффект, тем более что ей ничего не понадобилось делать, кроме как быть собой.
– Вот уж точно нет.
– Хорошо, – сказал Адам. – Думаю, ты скоро поймешь, что я – как раз наоборот. Если тебя это не смущает, наверно, мы поладим.
Оказалось, что она проходила или проезжала мимо жилища Ганси каждый день, по пути в школу и в «Нино». Когда они зашагали по направлению к громадному заводскому складу, Блу заметила оранжевый блеск «Камаро» на заросшей парковке. А всего в сотне шагов от машины стоял сверкающий темно-синий вертолет.
До сих пор она не особенно в это верила. Блу не была готова увидеть настоящий, реальный вертолет, который вдобавок смотрелся на парковке вполне естественно. Как будто кто-то поставил там, ну, к примеру, джип.
Блу остановилась, как вкопанная, и выдохнула:
– Ого.
– Да, – сказал Адам.
И снова там был Ганси, и снова Блу испытала нечто странное, пытаясь соединить две картинки – Ганси-призрака и Ганси-человека, стоявшего рядом с вертолетом.
– Ну наконец-то! – крикнул он и поспешил к ним.
На нем были те же идиотские ботинки, что и во время сеанса, на сей раз в сочетании с бриджами и желтой рубашкой поло. Они придавали Ганси вид человека, приготовившегося к любой экстренной ситуации (лишь бы эта ситуация предполагала, что он окажется на борту яхты). В руке Ганси держал бутылку с натуральным яблочным соком.
Он указал ею на Блу.
– Ты с нами?
Как и на сеансе, Блу от одного лишь его присутствия почувствовала себя убогой, маленькой и глупой. По мере сил борясь с акцентом и стараясь не тянуть гласные, она ответила:
– Ты имеешь в виду – с вами в вертолете, который оказался тут по твоему щелчку?
Ганси надел чистенький кожаный рюкзак на свои чистенькие плечи, обтянутые льняной тканью. Он улыбнулся – снисходительно и радушно, как будто это не ее мать недавно отказала ему в каком-либо сотрудничестве. Как будто Мора не была почти запредельно груба.
– Ты говоришь так, как будто это плохо.
У него за спиной запустился мотор вертолета. Адам протянул Ганси тетрадь, и тот словно испугался. Лишь на долю секунды бесстрастие покинуло его лицо, но Блу успела вновь убедиться, что Деловой Тип с Мобильником – это маска.
– Где она была? – крикнул Ганси.
Ему приходилось кричать. Теперь, когда мотор работал на полную мощность, лопасти уже не выли, а визжали. Воздух бился в ушах Блу, и это было скорее ощущение, чем звук.
Адам указал на нее.
– Спасибо! – прокричал Ганси.
Блу знала, что это стандартный ответ; он прибегал к властной вежливости, когда бывал застигнут врасплох. В то же время Ганси продолжал наблюдать за Адамом, принимая от него подсказки, как ему следует реагировать на Блу. Адам один раз коротко кивнул, и маска еще немного соскользнула. Блу задумалась: может, манеры Делового Типа с Мобильником вообще полностью исчезают, когда Ганси среди друзей? Может, Ганси, которого она видела на церковном дворе, – это то, что кроется под маской?
Эта мысль ее отрезвила.
Воздух вокруг них рокотал. Блу показалось, что платье вот-вот улетит. Она спросила:
– А это не опасно?
– Безопасно, как жизнь, – ответил Ганси. – Адам, мы опаздываем! Блу, если ты с нами, подтяни корсет, и пошли.
Блу вдруг слегка занервничала. Не то чтобы она испугалась. Просто с утра она не успела психологически приготовиться к тому, чтобы оторваться от земли в компании Воронят. Вертолет, невзирая на шум и размеры, выглядел слишком непрочным, чтобы доверить ему свою жизнь, а мальчишки казались абсолютно посторонними людьми. Наконец-то у Блу возникло ощущение, что она по-настоящему пошла против воли матери.
– Я никогда не летала, – призналась она Адаму, перекрикивая вой вертолета.
– Никогда? – крикнул он в ответ.
Блу покачала головой. Он наклонился прямо к ее уху, чтобы она могла расслышать. От Адама пахло летом и дешевым шампунем. Блу почувствовала, как по телу пробежала дрожь – от пупка до пят.
– Я один раз летал, – сообщил Адам.
Его дыхание обжигало кожу. Блу словно парализовало. Она думала только об одном: «Мы уже на расстоянии поцелуя». Это казалось опасным – как она и представляла. Адам добавил:
– И мне страшно не понравилось.
Прошло несколько мгновений – оба не двигались. Следовало сказать ему, чтобы он и не думал ее целовать, – на тот случай, если Адам был ее настоящей любовью, – но как Блу могла это сделать? Как могла брякнуть такое парню, еще даже не зная, хотел ли он вообще с ней целоваться?
Блу почувствовала, как Адам взял ее за руку. Ладонь у него вспотела. Он действительно ненавидел летать.
У входа в вертолет Ганси посмотрел на них через плечо. Его улыбка стала еще загадочней, когда он увидел, что они держатся за руки.
– Ненавижу летать! – крикнул ему Адам.
Он покраснел.
– Знаю! – ответил Ганси.
В вертолете оказались места для трех пассажиров сзади и еще одно, чисто утилитарное, рядом с пилотом. Внутренность салона напоминала бы заднее сиденье очень большой машины, если бы ремни безопасности не были снабжены пятиугольными застежками, как в истребителе. Блу не хотелось думать, почему пассажиров здесь нужно было пристегивать так надежно; возможно, предполагалось, что они будут биться о стены.
Ронан, самый очевидный Вороненок, уже устроился у окна. Он без улыбки посмотрел на остальных. Адам, стукнув его в плечо, сел посередке, а Блу – на оставшемся месте у окна. Пока она возилась с ремнями, Ганси просунулся в салон, чтобы стукнуться кулаками с Адамом.
Через две минуты, когда Ганси вскарабкался на переднее сиденье, рядом с пилотом, Блу увидела, что он улыбается, неудержимо и искренне, от души радуясь тому, что они направляются… куда-то. Его недавние изысканные манеры как рукой сняло. Это была подлинная личная радость, свидетелем которой Блу стала только благодаря тому, что сидела в вертолете, – и она вдруг тоже ощутила радостное волнение.
Адам наклонился к ней, словно хотел что-то сказать, но в итоге просто покачал головой и улыбнулся, как будто Ганси был шуткой, слишком трудной для объяснения.
Пилот слегка удивил Блу – это оказалась молодая женщина с внушительно прямым носом и темными волосами, собранными в красивый узел. Наушники прижимали выбившиеся пряди. Она, видимо, сочла близость Блу и Адама гораздо более интересной, чем Ганси, потому что крикнула:
– Ты не познакомишь нас, Дик?
Ганси поморщился.
– Блу, – сказал он, – это моя сестра Хелен.
22
Ганси нравилось в полетах почти всё. Он любил аэропорты, в которых было полно людей, занятых разными делами. Любил самолеты, с их толстыми иллюминаторами и складными столиками. Когда самолет несся по взлетной полосе, это напоминало Ганси о том, как «Камаро» вжимал его в спинку сиденья, когда он давил на газ. Завывание вертолета символизировало продуктивность. Ганси нравились маленькие рычаги, ручки и приборы кабины – и старомодные простые ремни с застежками. Бльшая часть удовольствия для него состояла в достижении цели – особенно если цель достигалась рационально.
Трудно придумать нечто более рациональное, чем прямой полет к искомой точке.