Сотник. Не властью единой Красницкий Евгений

– Ты это… как устанешь – скажи.

– Ясен пень… Да еще поглядим, кто из нас раньше устанет!

Так вот дошли до примятой травы…

– Водопой, – пояснил отрок. – Вон, видишь, на том берегу кусты да травища смята.

– На обратном пути поглядим, – хмыкнув, заявила дева. – Давай, веди к вершам.

– Ну, до них версты три еще…

– Добро… Руку дай мне!

– Че-го? – Ермил немного опешил. Нет, девчонки на него, конечно, посматривали… Но отрок всегда был сама серьезность и на всякие глупости не отвлекался.

– Руку, говорю, дай, – зло прошептала Войша. – Больно уж чаща на том берегу густая – легко спрятаться, следить. Да и смородина там… вон ветки шевельнулись… А ветра-то нет!

– Может, птица…

– Может. А может, и нет.

Ладонь у Добровои оказалась теплой и нежной, Ермилу было приятно ее сжимать… так, слегка… чуть-чуть… Хотя, конечно, смущался, чего уж… И вот еще что показалось… что совершенно напрасно парни так вот предвзято отнеслись к этой деве… Ну да, могла быть, конечно, и покрасивше… Раз уж все так считали…

– Ну, ты это… не молчи, говори что-нибудь, – Добровоя ткнула парня локтем в бок. – Вдруг да кто за нами…

– А что говорить-то? – говоря по правде, Ермил еще не очень-то знал, как вести себя с девушками. Даже на занятиях по «домоводству» смущался, вызывая веселье всех дев.

– Ну-у… я не знаю… Что-нибудь говори.

– Могу историю какую-нибудь рассказать.

– Давай! Страсть как люблю всякие истории слушать.

Чуть помолчав, отрок собрался с духом:

– Эта – греческая… Пойдет?

– Да любая пойдет, ясен пень! Говори уж.

– Был в старые времена в Грецкой земле остров Минос. И жило там чудище – Минотавр.

– Чудище с телом человека и головой быка, – перебив, с усмешкой дополнила Добровоя. – Знаю я это. Читала. Не помню, правда, где. Там еще про китовраса…

– Да-а! – Ермил сверкнул глазами. – Так мы не одну ли книгу читали? В нашей же библиофеке? Красная кожа, и застежки такие…

– Верхняя западает…

– Ну да!

– Так ясен пень – это та книга и есть!

Дальше беседа пошла куда веселее – оба ж, оказывается, были книжниками! По тем временам – очень большая редкость, если ты не монах или не какой-нибудь князь.

Тут же вспомнили и Колумеллу, и Блаженного Августина – «О граде земном и о граде Божием», и даже Аристофана… Вдоволь посмеялись над комедией «Птицы», после чего стали относиться друг к другу с куда большей симпатией.

– Меня еще покойный отец Михаил к чтению приохотил, – осторожно ступая по топкому бережку, рассказывала Войша. – Я тогда еще совсем малой была. Потом, когда мор был, на деревню редко выходили – и я весь «Псалтырь» прочла. А когда библиофека появилась… Не оттащить было. И посейчас.

– И меня… О! Пришли. Вон они, верши-то. В омутке, где ива.

– Вижу, ага… Проверим?

– Так чужие ж!

– Да мы просто посмотрим, и все.

Не дожидаясь ответа, Добровоя подоткнула подол к бедрам и пошла по холодной водице. На середине ручья обернулась:

– Ты б порты-то снял – замочишь.

– Ну-у…

– Да шучу! Там стой. Я сама тут… Ага…

Вернувшись, девушка протянула Ермилу руку:

– Помоги… Ага…

– Что скажешь? – нетерпеливо спросил тот.

– Ты улыбайся, – девчонка растянула губы. – Мало ли, смотрят, ага…

– Понял… ты что ржешь-то?

– Больно уж улыбка у тебя… Как у лошади!

– Сама ты…

Сама ты лошадь – хотел было сказать Ермил, да вовремя удержался. Впрочем, Войша все поняла и так… Обиделась, замолчала… Потом, шагов через полсотни, все же снизошла пояснить:

– Верши слишком уж часто стоят. Рыбаки так не ставят – этак всю рыбу за один присест. А дальше что?

– Рыбаки не ставят… – негромко повторил подросток. – А кто ставит?

– Чужаки! – Добровоя хмуро набычилась. – Да не случайные, а те, кто с каким-то делом пришел. Им бы хоть чем пропитаться – хоть и сорной рыбой, – а дальше и трава не расти.

– Интересная мысль, – задумался отрок. – Ну да, так и есть… наверное. Только поверит ли господин сотник? Доказательства спросит. Эх… нам бы этих чужих увидеть бы.

– Если лешаки – вряд ли увидим, – дернув шеей, девушка неожиданно улыбнулась. – Хотя… если не лениться присматриваться… Ну, пошли к тропе. Посмотрим, что там за водопой?

На взгляд Ермила – водопой как водопой. Обычная звериная тропа, которой иногда пользовались и люди – охотники, рыбаки.

– Травища какая густая, – выйдя из ручья, восхитилась Войша. – Глянь-ко, и камыши тут, и рогоз. И лютики – вон. Глянутся они мне – желтенькие такие, веселенькие.

– Веселенькие… – Ермил передернул плечом и сплюнул. – Ты не про цветочки, ты по делу скажи!

– По делу, говоришь… – голос девушки сделался вдруг тихим и серьезным. – Сам подумай – кто бы мог такую тропу намять?

– Так олени ж!

– Олени? На буреломах? В болотине? Уши мои не смеши!

– Ну-у, тогда – бобры… – неуверенно заметил отрок.

– А ты плотину видел? Или деревья погрызенные?

– Н-нет…

– То-то и оно, что нет. Значит – не бобры…

– Кабаны?

– Вот эти да – могут. Давай-ка поднимемся, поглядим…

Выйдя из ручья, подростки поднялись на пологий берег, густо заросший ивой, красноталом и вербою.

– Хороший краснотал! – потрогав ветки, Добровоя одобрительно пощелкала языком. – Из такого лапти выйдут – ого-го! На два дня хватит. Если осторожно носить… Ага…

Девушка неожиданно насторожилась:

– Вон, на кусты глянь! Видишь?

– Ветка сломана… – сузил глаза Ермил. – Вроде как… Вроде как самострел удобно пристроить, так? Если на кабана…

– Ага! А вон и кабаний помет…

– А ветку-то ломали недавно. Излом-то – свежий.

– Да ясен пень! Надо здесь все внимательно… Так! Обними меня!

Добровоя вдруг перешла на шепот:

– Быстро!

– Это еще…

Было в этот момент в светлых глазах девушки что-то такое, что напрочь отбило мысли о всяких глупостях. Не-ет, о глупостях сейчас речи не шло. Скорее – о чем-то очень серьезном, опасном… Воя явно что-то заметила… но пока сказать не могла.

Ермил неумело приобнял девушку, ощутив под тонкою тканью жаркое тепло тела… Парня бросило в жар – сквозь одежду прощупывались все косточки… позвоночник… лопатки…

И снова яростный шепот:

– Целуй!

– Я не умею…

– Я тоже. Целуй, тебе говорят!

Поцелуй неожиданно вышел жарким. Поначалу неумелый, робкий, он вдруг затянул обоих, бросил, словно в омут, в жар растопленной до углей печи! Добровоя покраснела… или это были румяна?

– Все… идем… медленно… За руку возьми… вот так… Если ткну в бок – падай или беги…

Опытный воин, Ермил ничего сейчас не расспрашивал – делал, что сказано. Чувствовал – что-то пошло не так. Или, скорее, наоборот – так, как надо. Так, чего все и ждали… или точнее – кого…

– Ты славно целуешься, славно! Хочу еще! – Добровоя повысила голос до крика. Повисла у Ермила на шее, повалила, утянула в траву…

И снова шепот:

– Целуй… Все… Поднимаемся… Руку! Уходим…

– Да что там такое-то? – выйдя на берег, наконец поинтересовался Ермил.

– Они могли нас… на стрелу… – усевшись в траву, Войша, ничуть не стесняясь, натянула на ноги поршни, заплела ремни. – Вот, только что. Прямо сейчас… Слава богу, ушли. Я видела их глаза, их ухмылки. Когда мы с тобой…

– Да где же, где!

– В краснотале. Там, ближе к орешнику.

– Но я ничего…

– Ты не туда смотрел, – девушка вздохнула. – И я б не заметила. Если б просто смотрела. Но я нарочно высматривала. Ведь был приказ!

– И белил на себя ведро вылить – тоже приказ? – облегченно выдохнул отрок.

– Ну ясен пень, конечно!

– И это вот твое – ясен пень – тоже?

– Нет, – Добровоя широко улыбнулась. – Это я сама додумалась. Ну, мол, люди мы простые, с выселок…

– А… а можешь больше так не говорить?

– А тебе не по нраву?

– Нет!

– Тогда не буду… Да, там, в траве… Смотри, что нашла!

На узкой девичьей ладони лежала бурая ленточка. Именно такие нашивали на свою одежку лешаки, чтоб быть незаметными в траве и лесной чаще.

Выслушав ребят, сотник не поленился, обошел всех своих людей, напомнил еще раз – как действовать, предупредил каждого. Со стороны казалось, все по-прежнему занимаются своими делами: ставят ограду, вкапывают столбы для будущих построек. Ульи же поставили еще вчера – если близенько подползти овражком, слышно, как жужжат пчелы! Миша даже не сомневался – подобрались уже, углядели, услышали…

К приему незваных гостей все уже было готово: подготовлены арбалеты с «болтами»-стрелами, мечи, рогатины. Кольчуги, щиты и шлемы – эти тоже имелись под рукой… только вот – нужны ли? Против лешаков не силой – ловкостью да хитростью действовать надо. И еще – внезапностью. Враги ж не знают, что их тут ждут, по крайней мере Мише все же казалось, что его люди ничем себя не выдали.

Что ж, коли явились вражины, так нападут не сегодня-завтра. Впрочем, скорее, сегодня – ближе к ночи или под утро – в сумерках. Могут и ночью – луна нынче полная, яркая…

– Эх, раз-два – взяли! – отроки дружно потащили только что отесанное бревно.

Наверное, Кондратий Епифанович Сучок за такой отес по первое число выдал бы, и все больше – матом. Ну, так издалека-то не видно – как там отесано?

– Раз-два… Понесли-понесли…

Весь вечер Миша ходил напряженный: казалось, чувствовал кожей чужие злые взгляды, ждал ежесекундно – вот-вот нападут, вот-вот просвистит стрела, найдет – обязательно найдет! – жертву. Всех ведь не спрячешь, а напасть первым – на кого, где?

Подошел к парням у ограды, напомнил сквозь зубы:

– Не стоим, не стоим, двигаемся.

В движущуюся цель труднее попасть…

Кто-то затянул песню, хорошо – не строевую, не советскую – ну, о том были предупреждены.

Были-то были, так ведь парни-то молодые – по четырнадцать-шестнадцать лет всего. Ну, некоторым только – семнадцать. По здешним меркам – взрослые, а ТАМ, в будущем, – подростки голимые, никто им никакого важного дела на доверил бы!

К ночи пошел дождь, именно дождь, а не ливень – такой вот, скорее осенний даже, пусть и не холодный – теплый. Обложили небо плотные серые тучи, ветер утих, ясно стало – дождик этот надолго, уж точно – до утра. Если нападать, то…

– Приготовиться! – шепотом, по цепочке, передали приказ. Отроки напряглись – и сотник это почувствовал, тут же приказал: – Песни – продолжить.

Продолжили…

Смеркалось. Ожидание нападения превратилось в муку! Скорей бы… Ну, давайте же! Вот-вот… вот…

Когда совсем стемнело, Миша скомандовал отбой. Уже ясно стало – ночью никто не придет. Темно – собственной руки не видно. Враги, даже те же лешаки, – не кошки, в темноте не видят, прожекторов у них тоже нет, а факелами светить – себе дороже, это сразу – на стрелу.

Сейчас не пришли, значит, не ночью… значит, под утро явятся, лишь начнет светать.

– К утру всем быть наготове!

Уж конечно, выставили ночную стражу: у ручья, у оврага, со стороны леса… Там, где легче всего подобраться. В ночной дозор парни вызвались крепкие, опытные – Златомир, Велебуд, Вячко… Этих учить не надо – научены давно.

Тишина повисла над лесом. Лишь слышно было, как шумел дождь. Не отсырели бы тетивы – хоть и смазаны салом да конопляным маслом, вощеной бумагой промотаны, а все же…

Не спалось Михайле – ворочался у себя в шалаше, поглаживал самострел по ложу…

– Господин сотник, – кто-то подполз с докладом… Велебуд. – Там ветка шевельнулась… А ветра нет!

– Ты как заметил?

– Светает уже…

– Всех будить! Быть готовыми.

Казалось, напряжение достигло предела. Все ждали нападения… И все же оно случилось внезапно!

Светало. Дождь кончился, небо над дальним лесом заалело зарею. Скоро пора было «просыпаться», выходить – долгий сон выглядел бы весьма подозрительно.

Урядник Дарен высунулся из шалаша… И тут же отпрянул, едва не напоровшись на нож!

Да ведь и напоролся бы, кабы не кольчуга – острое лезвие скользнуло по железным кольцам!

– Тревога!

Тут же запел боевой рог!

Отроки выскочили наружу… Уже были готовы, уже не надо было никому ничего объяснять. Каждый точно знал, что делать.