Обойма с икрой Казанцев Кирилл

Глава первая

Игорь Голубев щелкнул пультом сигнализации, открывая дверь своего «Фольксвагена», и сел на водительское сиденье. Виталий Дарницкий устроился рядом.

– Ремень накинь от греха подальше, – машинально бросил Игорь, трогаясь с места.

Виталий молча пристегнулся ремнем безопасности. Вскоре они выехали на Ленинградский проспект. Голубев следил за дорогой. Он был опытным водителем, однако никогда не позволял себе расслабляться за рулем. Виталий знал об этом и старался не отвлекать приятеля разговорами. Но Игорь сам начал беседу. Не отрывая взгляда от дороги, сказал:

– Значит, я позвоню где-то через недельку, распишу, что и как.

– Угу, – кивнул Дарницкий. – Ты сам-то уверен?

Голубев помолчал, потом неопределенно повел плечами.

– Не люблю заранее делать выводы, не разобравшись с ситуацией изнутри, – нехотя ответил он. – Но думаю, что ошибки нет. Мне еще год назад дед в письме упоминал об этом. – Игорь улыбнулся и, поймав непонимающий взгляд Виталия, пояснил: – Дед у меня – раритетный малый. Никакими современными достижениями технического прогресса не пользуется, пишет письма по старинке, почтой отправляет. Хотя я ему и телефон сотовый подарил, и даже компьютер хотел организовать. Он мужик сообразительный, хоть ему и под восемьдесят, быстро бы разобрался, что к чему. Не хочет ни в какую! И по сотовому не позвонил ни разу: периодически на почту шкандыбает и там междугородный разговор заказывает. Я ему говорю: «Дед, те деньги, что ты на эти разговоры тратишь, ты бы на мобиле сэкономил! А еще проще эсэмэску послал!» Но он и слушать не хочет!

Игорь засмеялся и придержал руль. «Фольксваген» постоял на светофоре, дождался зеленого света и поехал дальше. Виталий заинтересованно слушал Голубева.

– Так вот, – продолжал тот. – Дед у меня парень ушлый, зря болтать не станет. Да я же сам в этих местах родился, рыбы у нас там всегда прорва была. Даже общая загрязненность экологии и химпредприятия не смогли ее уничтожить. Ну, и раньше, конечно, браконьерством промышляли, что греха таить. И сейчас наверняка. И завод этот, недавно выстроенный, меня смущает, и ребята, которые на директора работают. Я по весне пару человечков туда послал – так, неофициально. Так вот, по их словам, ребята мутные. Заправляет ими некий Ашот. Никого с таким именем у нас в поселке никогда не было.

– Приезжий, – предположил Виталий.

– Ясное дело, приезжий, – согласился Игорь. – Но это и наводит на размышления. Понятно, что он не просто так приехал, а со своим интересом. Кто просто так в наше захолустье поедет?

– Мало ли кто. Ты же едешь, – усмехнулся Дарницкий.

– Так у меня тоже свой интерес имеется! – засмеялся Игорь. – Я, брат, сильно не люблю, когда кто-то пытается взять то, что ему не принадлежит. А за Бережное особенно душа болит, потому что места родные. И рыбу жалко, и икру… Ведь это наше, национальное достояние, а оно все в частных карманах оседает!

– Золотой ты человек! – притворно вздохнул Виталий. – Все о России, о России…

– В глаз хочешь? – усмехнулся Игорь беззлобно. – Можешь ржать сколько угодно, но мне обидно, когда народное добро налево уходит. Да, мне обидно за Россию. А у нас в стране почему-то все повернулось с ног на голову. Когда ты говоришь, что радеешь о своей Родине, людей душит истерический смех. И только публичная обстановка и вынужденная необходимость соблюдать приличия останавливают их от того, чтобы расхохотаться тебе в лицо. Быть патриотом – немодно и даже постыдно. Черт знает что! Вот быть вором – не стыдно. А патриотом – стыдно. Ты как на это смотришь?

Виталий осторожно пожал плечами и ничего не ответил. Он сейчас думал о другом, о практической стороне вопроса. Дарницкий – человек действия. И больше всего его интересовал результат. На получение результата и были направлены его помыслы. И сейчас он думал, правильно ли поступает, доверяя Голубеву разбираться с делом государственного масштаба. Сам Дарницкий не любил высоких слов, он вообще был довольно молчаливым и закрытым человеком. Но когда доходило до дела, на него смело можно было положиться. Все в отделе знали: Виталий, не тратя слов, все сделает так, как надо, не подведет и не смалодушничает. В душе будучи согласным с Голубевым, Дарницкий размышлял над тем, правильную ли тактику они выработали. Собственно, выработал Голубев – сам, один, – и даже не то чтобы выработал, просто наметил план действий. План был предельно прост: наведаться в родные края под названием село Бережное и попытаться разобраться на месте, как обстоит дело с нелегальной добычей и продажей черной икры, коей были богаты эти прикаспийские места.

Голубев пошел на это по собственной инициативе, это не входило в его служебные обязанности. И все-таки Виталию, под руководством которого Игорь работал, было неспокойно. Почему-то он интуитивно чувствовал опасность в начинании Игоря. Виталий успокаивал себя тем, что он просто устал за последнее время, давно не был в отпуске и напряженные нервы дают о себе знать. Пойти же сейчас в отпуск он не мог, в него отправлялся Голубев, а оставить отдел без двух ведущих сотрудников было неразумно. Поэтому они договорились, что первым отгуляет свой законный месяц Игорь, а уже потом отдыхать с чистой совестью отправится Виталий. И то если по делам в Бережном все окажется чисто. В противном случае намечалась серьезная и длительная работа, и отпуск Дарницкого снова откладывался на неопределенный срок. С одной стороны, он к этому привык. С другой – порой неимоверно хотелось отбросить все мысли о работе, забыть напрочь о всех нарушениях закона, взятках, липовых документах и с головой погрузиться в обычные, повседневные земные радости. Но пока он не мог себе этого позволить. Поэтому, подавив неуместные мысли и желания, Дарницкий спросил:

– А по заводу что?

– А по заводу все чисто, – тут же ответил Голубев. – По крайней мере, с документами полный порядок. Руководит им некий Юрий Константинович Кравченко, добропорядочный гражданин.

Дарницкий с задумчивым видом побарабанил пальцами по черной папке, которую держал на коленях.

– Ну, наивно было бы предполагать, что у него в документации будет явная лажа, – выдал он наконец свое резюме.

– Более чем, – кивнул Голубев. – Я и не предполагал ничего подобного. И вообще, глупо надеяться, что в таком деле будет легко ухватить их всех за хвост.

– Но, Игорь, это означает, что за ними наверняка стоит кто-то весьма влиятельный, – склонил голову набок Дарницкий.

– Естественно. А разве бывало по-другому в нашем деле? С пустяковым прикрытием работает только всякая шелупонь. А тут мы имеем дело с людьми серьезными.

– Вот поэтому мне все это и не нравится! – признался Дарницкий, покачав головой. – Может быть, с тобой еще кого-то послать? Люди есть, выделим…

– Не нужно! – махнув рукой, отказался Голубев.

– Ты не хуже меня знаешь, что в таком деле бравада ни к чему!

– А я и далек от таких глупых мыслей! Дело не в браваде и моих амбициях. Я там человек как бы свой, понимаешь? Приехал в отпуск к деду, отдохнуть… Я же не собираюсь на каждом углу кричать, что намерен разбираться с икорной мафией! Так что мне одному будет намного проще. Многие местные по простоте душевной охотно мне выложат такие сведения, которые никогда не скажут постороннему. А если я явлюсь туда как лицо официальное, это уже совсем другой расклад. Все, даже кто никакого отношения не имеет к браконьерству, воды в рот наберут и будут помалкивать. По принципу «моя хата с краю».

– Вот ведь народ! – подивился Дарницкий. – Сами страдают от беспредела – и не хотят порядок навести!

– Хотят, – возразил Голубев. – Но только без их участия. Пусть, мол, разбираются те, кому положено. А мы маленькие, какой с нас спрос!

– Ох, косный народ! – снова покачал головой Дарницкий.

– Менталитет такой. Он веками складывался, так что в два счета не переменится. И даже в три…

Дарницкий не ответил – задумался о своем. Потом, словно вспомнив о чем-то, сказал:

– Слушай, давно спросить хотел. Как там девчонка та после автокатастрофы? Люся, по-моему. Ты тогда еще этим делом интересовался.

– А-а-а. Да ты знаешь, она пропала куда-то.

– Ну, родственники, наверное, забрали.

– Да нет у нее родственников. Кроме этого козла, который сразу сбежал.

– Ну, может, одумался? Совесть заела – вернулся?

– Не знаю, – буркнул Игорь. – Ладно, выясню!

Они повернули на ТТК, доехали до пересечения с Хорошевским шоссе, и Дарницкий, выглянув в окно, сказал:

– Вон там останови!

Голубев довел машину до угла и притормозил в указанном месте. Дарницкий протянул руку для прощания и, взглянув в глаза своему приятелю, сказал:

– Если что – сообщай сразу. Я в тот же миг туда людей направлю. Надо будет – сам приеду. И ухо востро держи!

– Не переживай, не первый год замужем! – подмигнул Игорь.

Дарницкий хотел добавить что-то еще, но сдержался и выбрался из машины. Когда Голубев стартанул с места, Виталий проводил машину задумчивым взглядом…

Дома Голубев достал большую спортивную сумку, открыл шкаф и, в задумчивости посмотрев на полки, принялся не спеша складывать в сумку вещи, необходимые в дороге. Да и не только в дороге: в селе Бережном он планировал пробыть не меньше трех недель, следовательно, нужно было запастись всем, что может пригодиться, потому что с магазинами в Бережном было плоховато, а с ассортиментом товаров еще хуже.

Чтобы не так скучно было заниматься довольно нудным делом, Игорь включил телевизор, нашел канал новостей и продолжил свое занятие, вполуха слушая то, о чем вещали дикторы. Однако спустя минут пять он сделал звук в телевизоре громче: очередной сюжет привлек его внимание.

– …Разоблачены преступники, реализовавшие через крупные магазины в Москве черную икру на сумму около ста миллионов рублей. Вся икра добыта нелегальным способом, – сообщал с телеэкрана молодой корреспондент. – Супермаркеты «Океан», «Уголок», «Штерн» и целый ряд других сетевых супермаркетов столицы торговали черной икрой, добытой браконьерским путем через недобросовестных партнеров, поставлявших свой товар в крупные магазины. Следственный комитет установил, что всего было реализовано больше пяти тонн браконьерской икры. Преступникам предъявлено обвинение по части 3 статьи 175 Уголовного кодекса. Еще пять членов группы находятся в федеральном розыске…

Игорь заинтересованно посмотрел на экран. Тема была ему очень близка, он хорошо в ней разбирался. Упомянутая статья означала «заранее не обещанное приобретение имущества, заведомо добытого преступным путем». Что ж, все верно. Тема незаконной добычи черной икры в последнее время встала очень остро. Что там греха таить – это один из самых дорогих товаров на мировом рынке, поэтому черную икру добывали и будут добывать. Но самое обидное, что незаконным путем.

Игорь, оставив свои сборы, шагнул к компьютеру и быстро набрал в поисковике «новости нелегальная черная икра». Сразу же высыпался целый ворох сайтов. Перелистывая страницы, Голубев все больше убеждался в том, что и так знал слишком хорошо: преступников, незаконно добывающих черную икру, очень много. Об этом наглядно свидетельствовали увиденные им сообщения:

«…Около тонны нелегальной рыбопродукции изъято у предполагаемых браконьеров на Дорогомиловском рынке в Москве. Во время рейда на рынке из продажи изъято около тонны осетровых рыб со следами незаконного лова, а также сомнительного качества икра и мясо камчатского краба. Этот товар изъят из продажи, часть его направлена на экспертизу. На территории рынка проведены обыски. В рыбных торговых павильонах, складских помещениях и морозильных камерах обнаружена продукция особо ценных видов морепродуктов – таких как черная и красная икра, осетровые породы, камчатский краб. Особенно стоит отметить, что продавалась она открыто, без каких-либо документов, подтверждающих легальность добычи и безопасность для здоровья потребителя. Такое поведение говорит о том, насколько реализаторы контрафактной продукции уверены в своей безнаказанности…»

Игорь помнил этот эпизод: тогда на Дорогомиловский рынок были отправлены сотрудники из его отдела, у которых он и поинтересовался результатом рейда. Да, именно так: уверены в своей безнаказанности, потому и борзеют.

Голубев вздохнул и стал читать дальше:

– «Нелегальные морепродукты были найдены в ходе расследования дела, ранее возбужденного в отношении участников межрегиональной организованной группы, подозреваемых в реализации рыбы осетровых видов, а также черной и красной икры. Сотрудники полиции заметили на осетрине продольные разрезы и повреждения от крючковых снастей, характерные для браконьерского лова. Кроме того, на прилавках Дорогомиловского рынка была найдена партия белуги, занесенной как в российскую, так и в международную Красные книги. В общей сложности в ходе рейда полицейские изъяли из продажи около тонны нелегальной рыбопродукции, часть которой направлена на экспертизу. В настоящее время продолжается проведение оперативно-розыскных мероприятий по установлению других участников группы и дополнительных эпизодов их противоправной деятельности».

«В октябре этого года сотрудники УБЭП обнаружили на юго-востоке столицы шесть морских контейнеров с 4,5 т красной икры, а также партию рыбы лососевых пород и мяса краба, на которые у владельцев не было никаких документов. Это крупнейшая партия контрафактных морепродуктов, изъятая в Москве с начала года».

Это уже про красную икру, которая Голубева интересовала в меньшей степени.

Еще один эпизод всплыл в памяти, уже без помощи Интернета: не так давно во времена работы рынка в Лужниках сотрудниками УБЭП была обнаружена партия контрафактной икры. В ходе контрольной закупки сотрудники правоохранительных органов приобрели несколько килограммов красной и черной икры, в которой впоследствии эксперты нашли кишечную палочку. Тогда же задержали некую жительницу Астрахани, которой инкриминировалась организация поставок красной и черной икры на рынки столицы. Игорь знал, что ее осудили, прихватили даже кое-кого из подельников, все получили сроки. И таких случаев Игорь знал немало. Но все это капля в море. Все эти задержания барыг и мелких торговцев ни к чему не вели. Как добывали икру незаконно, так и продолжают добывать. И работает тут целая сеть, во главе которой стоят не такие вот мелкие сошки. Они просто винтики в крупнейшей, отлично отлаженной системе.

Ни для кого не секрет, что черная икра стоит очень дорого. И не потому, что она настолько полезна или вкусна, все гораздо проще: работает закон спроса и предложения. Как ни печально, но количество осетров с каждым годом неуклонно уменьшается. Эти рыбы, выдержавшие очень долгую историю своего существования, насчитывающую тысячи лет, не могут приспособиться к нынешним условиям, которые для них просто губительны. Строительство плотин на реках, загрязнение окружающей среды и, что особенно опасно, размах браконьерства привели к тому, что рыбы семейства осетровых отнесены к категории исчезающих, а следовательно, числятся в Красной книге и за их отловом призваны тщательно следить соответствующие органы. Но это теория.

А на практике все выглядит, мягко говоря, не так. Икру, как и нефть, иногда называют черным золотом и считают одним из главных российских богатств и брендов. Охотников до черной икры масса, желающих скупить ее находится очень много. Одни только мировые авиакомпании, являющиеся крупнейшими заказчиками, обожают угощать икоркой пассажиров класса люкс. А на спрос, разумеется, найдется и предложение. Конечно, авиакомпаниям выгоднее скупать икру у поставщиков, что продают ее подешевле. А дешевле отдают те, кто добывает ее незаконно. И огромные деньги уплывают из бюджета государства в частные карманы.

В России на икру существует государственная монополия. Но закон этот нарушается повсеместно. Преступные группировки, организующие незаконный рыбный промысел, вырастают как грибы из-под земли после теплого осеннего дождя. Игорь сам знал очень много подобных случаев. Практически каждый год разоблачались преступные группы, осуществляющие незаконный оборот икры рыб осетровых видов – то есть этой самой черной икры. Покупают у браконьеров, которые, в свою очередь, шерстят на лодках рыбные места.

Российские власти, конечно, пытаются бороться с браконьерством и подпольным производством икры. Ведь они в первую очередь страдают от нелегального бизнеса, являясь главными экспортерами. Властям эти нелегалы как кость поперек горла: из-за них теряется громадная часть прибыли. Но, как уже говорилось, икорная мафия работает четко и стоят за ней очень большие люди. Во главе рыбного хозяйства ставили даже бывшего генерала КГБ.

Так почему же российские власти закрывают глаза на бесчинства браконьеров? Да не закрывают, просто знают, насколько тяжкое это дело. Это не просто переловить пару-тройку десятков или даже сотен браконьеров – это ничего не решит. Но власть не сидит сложа руки, изыскивает методы борьбы.

Увы, серьезных успехов добиться так и не удалось, браконьеры на сегодняшний день обладают огромным потенциалом. Это и поддержка крупных чиновников, держащихся в тени, и великолепное оснащение: практически все они имеют современные быстроходные суда, хорошо вооружены. Легко предположить, что и органы, призванные бороться с преступниками, не избежали коррупции. Так ведь всегда случается, когда в деле завязаны большие деньги. А икорный бизнес по доходности превышает наркотический. Игорь Голубев отлично понимал, что им, рядовым ментам, даже и не снились такие суммы. Миллионы, миллиарды долларов! И, конечно, чтобы заниматься этим бизнесом безбоязненно, необходимо прикрытие в виде широкой спины. А за продавцами черной икры спины стояли широченные – чины не ниже генеральских. Вот и получалось, что низы – такие, как Игорь и его коллеги, – занимались бессмысленным делом. Их, низы, посылали бороться с браконьерством верхи, которые сами были завязаны в этом деле по уши. Рыба, как известно, гниет с головы – такой вот невеселый каламбур о рыбе…

Голубев закрыл браузер и отошел от компьютера. Пройдя на кухню, включил электрочайник и, дождавшись, когда тот закипит, приготовил себе крепкий кофе. Что толку читать о том, что ему, сотруднику правоохранительных органов, и так хорошо известно. Только расстраиваться лишний раз. Но вот делать все равно что-то нужно. Обязательно. Потому что если сидеть сиднем и считать, что тебя лично это не касается и пусть этим занимаются другие, то в итоге результат будет малоэффективным.

Игорь не мог оставаться в стороне, когда речь шла о разоблачении браконьеров, хотя напрямую данные преступления его и не касались. Тут играло роль другое: Голубев сам был родом из прикаспийских мест. Точнее, родился он в подмосковном городе Балашиха, в семье военного. Родители часто кочевали с места на место, пока наконец прочно не осели в Москве, после того как отец получил должность в столичном МВД. С самого раннего возраста – да практически сколько себя помнил – Игорь проводил летние каникулы в селе Бережном, у деда Харитона. Да и не только каникулы. Иногда, чтобы не таскать ребенка за собой по особо глухим местам, его оставляли в Бережном на целый год, чему несказанно были рады как дед, так и маленький Игорь.

Эта привязанность сохранилась между ними и спустя многие годы, когда Игорь стал уже совсем взрослым, а дед старым и слабым. Иногда Игорь даже с удивлением ловил себя на мысли, что, пожалуй, ни к кому на свете так не привязан, как к деду Харитону, по сути, воспитавшему его. С родителями, которых Игорь, несомненно, любил, такой глубокой психологической связи не было – возможно, она оборвалась еще в детстве, когда те вынуждены были лишать себя общества сына. Собственной семьей Игорь так и не обзавелся. И даже постоянной женщины у него не было: как-то так получилось, что не встретил он пока той, с кем хотел бы прожить всю оставшуюся жизнь бок о бок. Во многом тому виной была его служба, которой он отдавал практически все свое время. Голубев любил свою работу, что не так часто, как хотелось бы, встречалось среди представителей его профессии. Очень много было в ней людей случайных. Игорь же пришел работать в полицию по призванию, работой своей гордился и старался делать хорошо, посему все новости о браконьерстве и прочих преступлениях на его родине воспринимались им остро. Игорь искренне желал процветания как селу Бережному, так и России в целом. Увы, действительность была таковой, что навести порядок везде и во всем не представлялось возможным.

Сам Голубев первопричиной этому считал коррупцию, проникшую даже туда, куда по определению не должна была бы проникнуть, например в прокуратуру. Игорь, по долгу службы сталкивающийся с этой организацией, отлично знал, что даже там не обходится без взяточничества и подтасовок. Разумеется, он был не настолько наивен и мечтателен, чтобы всерьез рассчитывать истребить всю коррупцию в целом и пересажать абсолютно всех преступников в стране. Но хотя бы отдельные случаи, касающиеся, к примеру, села Бережного, он считал возможным исправить.

В Бережном, естественно, на первом месте всегда стоял лов рыбы. Игорь прекрасно помнил, как в детстве его совсем еще маленького дед брал с собой на рыбалку. Будил рано, часа в четыре утра. И как он тер кулачками сонные глаза и, спотыкаясь, на ощупь находил свою одежду, резиновые сапоги и напяливал все это облачение с полузакрытыми со сна глазами.

Уже тогда Игорь слышал разговоры о браконьерах, но в силу возраста мало что понимал в них. Он усвоил для себя только то, что есть нехорошие люди, которые ловят очень много рыбы – так много, что ее не достается другим. И вот из-за таких людей на прилавках нет черной икры, а рыбы в реках становится меньше. Значение загадочного слова «браконьер» он не слишком хорошо осознавал, но чем-то это слово ему нравилось. В нем Игорю чудилось что-то таинственное, захватывающее, напоминающее приключенческие романы о флибустьерах. Однажды Игорь с детской непосредственностью спросил:

– Дед, а мы тоже браконьеры?

Дед Харитон чуть не выронил половник, которым в тот момент как раз наливал Игорю уху – густую и наваристую.

– Это кто ж тебе такое сказал? – всплеснул он руками.

– Ну как же! Мы же с тобой рыбу ловим? Ловим! Уху из нее варим? Варим!

Дед долго сидел, в задумчивости теребя белую бороду, потом сказал как-то грустно:

– Запомни, внучек. Браконьер – он вор. К тому же жадный вор. Он чужое берет, и много. А мы по чуть-чуть и свое. Рыба – общая. Она всем принадлежит. И каждый может себе выловить. Но если все начнут сетями хапать, то ничего от нее не останется. Поэтому ловить можно, только когда разрешено и понемногу. И это запомни: никогда не бери лишнего. Всегда ровно столько, сколько тебе необходимо.

Игорь тогда так до конца и не уяснил сути разговора, но все-таки кое-что в его голове отложилось. Повзрослев, он, конечно, стал намного больше разбираться в жизни обычных жителей Прикаспийской низменности. Конечно, рыбу там ловили всегда. И будут ловить. Причем все, абсолютно. Но назвать этих людей браконьерами у Игоря язык не поворачивался. Истинные браконьеры были не те, кто отлавливали для своего стола несколько рыбин. Настоящие ловили сетями, тоннами, за ними стояли серьезные организации, а сами они своим оснащением могли дать фору любому рыбнадзору. И бороться с ними было ох как нелегко!

«Нелегко, – повторил Игорь про себя. – Но не невозможно!»

Выключив компьютер, он продолжил сборы. Нужно все закончить, да еще не мешало бы вздремнуть перед дорогой: путь предстоял неблизкий…

Юрий Константинович Кравченко остановил свой серебристый джип «Тойота» у ворот завода, поставил машину на сигнализацию и прошел на территорию двора. Он всегда оставлял автомобиль за пределами своего предприятия, дабы избавить его от насыщенного рыбного запаха, который буквально бил в ноздри при попадании на заводской двор. Въедливый запах этот, правда, и за его границами разносился на сотни метров вокруг, но Юрию Константиновичу почему-то казалось, что так он все-таки убережет свое авто.

Кравченко руководил рыбоперерабатывающим заводом уже три года, но за все это время так и не смог привыкнуть к рыбной вони и, заходя на территорию предприятия, всегда невольно морщил нос и прикрывал его рукой. Терпеть этот запах его заставляли лишь деньги, которые приносил завод. А деньги, как известно, не пахнут.

Юрий Константинович, как всегда, торопливо пересек двор и вошел в здание. Запах здесь был ничуть не менее стойким, и Кравченко поспешил к своему кабинету, рассчитывая поскорее скрыться от удушающей вони за его массивной дверью. Он нарочно заказал себе специализированное оборудование со стенами и дверью, которые не пропускали посторонние запахи и звуки, а также хранил в кабинете специальные мощные поглотители.

Кивнув на ходу секретарше, поднявшейся при его появлении, Юрий Константинович закрыл дверь и, глубоко вдыхая воздух, опустился в кожаное кресло. Слава богу, можно спокойно отдышаться. Однако расслабиться в полной мере ему не довелось: едва он откинулся на спинку кресла, как зазвонил телефон. В другое время он, может быть, и проигнорировал бы звонок, но не сейчас: телефон этот был его личным, не предназначенным для широкого круга знакомых и не соединенным с секретарской. Звонить по нему могло очень ограниченное количество людей, а это означало, что сейчас его добивается какая-то весьма важная персона. Недовольно поморщившись, хозяин кабинета взял трубку.

– Приветствую, – послышался сухой голос, принадлежавший Дмитрию Васильевичу Богатыреву.

Персона эта была для Юрия Константиновича не просто важной, а особо важной. Это был человек, от которого напрямую зависел как завод Кравченко, так и он сам. Дмитрий Васильевич Богатырев возглавлял департамент городского хозяйства, который обладал полномочиями выдавать разрешения на деятельность различных предприятий. Или не выдавать…

– Добрый день, Дмитрий Васильевич, – отозвался Кравченко, недоумевая, что сподвигло Богатырева позвонить ему сегодня. Ведь буквально на прошлой неделе они виделись и уладили все технические вопросы.

– Рад бы с тобой согласиться, Юрий Константинович, да не могу при всем желании. Назвать этот день добрым у меня язык не поворачивается.

– Что случилось? – внутренне напрягшись, спросил Кравченко.

– Приезжай, и срочно, – приказным тоном сказал Богатырев. – На месте и побеседуем.

– А по телефону нельзя? Хотя бы коротко… А то у меня тут много дел накопилось… – начал было Кравченко, но Богатырев в резкой форме перебил его:

– Ты что, не понимаешь? Раз я звоню и говорю, что дело срочное, значит, нужно пулей мчаться. И дела свои оставь.

Кравченко умолк на полуслове, немного подумал и уточнил уже другим тоном:

– К вам на службу приезжать?

– Ни в коем случае! Встретимся в «Каспере», в десять часов. Все.

На этом связь оборвалась, и Кравченко еще какое-то время слушал короткие гудки, потом положил трубку на базу. Настроение сразу упало. Он чувствовал, что произошло что-то по-настоящему неладное, раз Богатырев так спешно срывает его с места. Предстояло ехать в Астрахань, да поторапливаться, потому что до назначенной руководителем департамента встречи оставалось меньше часа.

Кравченко поднялся и вышел из кабинета.

– Катя, Сергей на месте? – обратился он к секретарю.

– Еще не подошел, Юрий Константинович, – виноватым голосом ответила девушка. – А что, вы куда-то собрались ехать?

– Да, собрался! – с нажимом ответил директор. – А водителя до сих пор нет!

– Я сейчас позвоню ему! – кивнула Катя.

– Вы должны были сделать это десять минут назад! – схватив со стола девушки электронные часы и сунув их ей чуть ли не под нос, крикнул Кравченко.

– Но вы не предупреждали, что уедете так рано! – оправдываясь, произнесла секретарь, пожимая плечами.

– Какое это имеет значение, я могу уехать в любую минуту! – вскипел директор. – У водителя вообще-то рабочий день начинается в восемь часов, если вы забыли! Совсем распустились! Словно в шарашкиной конторе работаете! Ничего, вот я вернусь – разберусь со всеми!

– Я сейчас, Юрий Константинович, – торопливо проговорила Катя, принимаясь длинными пальцами нажимать кнопки на телефоне.

Она привыкла, что ее начальник с утра находится не в самом лучшем расположении духа, но знала, что причиной тому является запах рыбы, который тот с трудом переносил. Однако в кабинете, где запах отсутствовал, Юрий Константинович обычно успокаивался и вел себя ровно и приветливо. К тому же он практически никуда не отлучался на служебной машине по делам. Обычно он просиживал в кабинете до обеда, а потом отбывал на личном автомобиле, не докладывая своим подчиненным, куда направляется.

Катя тем временем считала в трубке длинные гудки, после чего сказала:

– Он не отвечает, Юрий Константинович. Наверное, уже в пути. Я перезвоню ему через минутку.

– Не надо! – Кравченко резким движением выдернул у девушки трубку и шмякнул ее на рычаг, после чего, круто развернувшись, направился к выходу из приемной.

«Совсем обнаглели! – раздраженно думал он, крупными шагами идя через двор к воротам и, пожалуй, впервые не замечая ненавистного ему запаха. – Всех поувольняю к чертовой матери!»

Он щелкнул пультом, рывком распахнул дверцу машины и включил двигатель. Повернув ключ, вывел машину на дорогу и поехал в сторону трассы, ведущей в город. Юрий Константинович терпеть не мог длительные поездки за рулем и в таких случаях предпочитал пользоваться услугами водителя. Но сейчас ждать, когда этот разгильдяй соизволит явиться на работу, он не мог. И то, что он был вынужден сесть за руль сам, было дополнительным фактором его негативного настроения, испорченного звонком Богатырева.

Он не знал, что Дмитрий Васильевич Богатырев пребывает ничуть не в лучшем расположении духа. Полчаса назад, когда он еще только собирался ехать на службу в департамент, ему позвонил его давний приятель из Москвы. С приятелем этим по фамилии Коновалов они вместе начинали карьеру, а до этого учились в экономическом институте. Потом тому повезло – он перебрался в столицу и устроился в министерство финансов, а Дмитрий Васильевич остался на весьма хлебной должности руководителя департамента городского хозяйства, но всего лишь города Астрахани. При этом они всегда оставались на связи, имели общие взаимовыгодные дела, обменивались информацией, а порой помогали друг другу.

Вот и сейчас Дмитрий Васильевич, не подозревавший ничего экстраординарного, добродушно приветствовал приятеля. Однако тот был сух и деловит.

– Дима, мне сейчас рассусоливать некогда, и тебе советую поторопиться.

– Что такое? – моментально принял деловой тон Богатырев.

– Про президентскую программу о спасении рыб осетровых пород слыхал? Молодец, не отстаешь от жизни. Значит, программа эта активно внедряется, а попутно, как ты понимаешь, засуетились проверяющие органы. Ищут, чем поживиться. Памятуя о том, где ты живешь, я настоятельно тебя об этом извещаю. Понимаешь, к чему клоню?

– Не совсем, – признался Богатырев.

Он, разумеется, осознавал, что программа так или иначе коснется их области, но пока не очень это связывал лично с собой.

– У тебя там, кажется, заводик икорный шурует? – досадуя на непонятливость приятеля, прямым текстом сказал Коновалов.

– Ну да. Работает.

– Помню-помню… И икорку, которой ты нас потчуешь, очень даже уважаю. Только ты вот что. В связи с тем, что я тебе сказал, заводик пока прикрой. Не государственный он у тебя, заводик-то. Это местные власти ты обходишь, а со столичными такой вариант не прокатит. Мало того что голова твоя начальственная с плеч полетит, так еще многих за собой потянуть можешь. Но и это еще не все, – продолжал чиновник. – Узнал я еще по неофициальным каналам, что один наш человечек туда в отпуск направляется. Ну, якобы в отпуск…

– А на самом деле? – спросил Дмитрий Васильевич. – Что у него на уме?

– Что у него на уме, я понятия не имею. Но думаю, что ты должен понимать м-м-м… пикантность ситуации.

– Понял, – на сей раз ответил Богатырев. – Спасибо за предупреждение.

– Не за что, – небрежно бросил собеседник. – На всякий случай уточняю: человек этот ваши края хорошо знает. Так что провести его будет сложно.

– Большой человек? – уточнил Богатырев.

– Да не слишком. Зовут Игорь Голубев, капитан полиции. Служит в отделе. По сути, обычный мент. Но неприятности может доставить немаленькие. Особенно если стуканет куда повыше. А он, насколько я узнал про его натуру, стуканет обязательно. Так что ты уж постарайся, чтобы ему придраться было не к чему. Ну, с этим делом ты разберешься, не мне тебя учить. Все, бывай!

– Бывай, – ответил Богатырев безрадостным тоном.

Только этого ему не хватало! Так все хорошо шло, все каналы налажены, все подмазаны, никто ничего не требует. Теперь замучают проверками!

Богатырев с мрачным видом забарабанил пальцами по крышке письменного стола из резного дуба, стоявшего в его домашнем кабинете. То, что работа завода на время встанет, – не страшно. Страшило его другое. Завод, директором которого был Юрий Константинович Кравченко, работал на территории Астраханской области незаконно. Точнее, работать-то он, может, и имел полное право, так как числился под невинной вывеской «Рыбоперерабатывающий комбинат». Но вот продукция, выпускаемая на нем и именуемая черной икрой, реализовывалась нелегально.

В России на черную икру существует государственная монополия. А это означает, что заниматься производством и продажей черной икры могут только госпредприятия, имеющие специализированную лицензию. Завод Богатырева такой лицензии иметь, естественно, не мог. Однако имел. Имел весь пакет необходимых документов. А подпись под этими документами стояла его, Дмитрия Васильевича Богатырева.

Разумеется, завод организовался не с бухты-барахты и не по воле одного лишь Юрия Константиновича. Сам по себе Кравченко ничего бы добиться не смог, его бы съели мгновенно. В дело были вовлечены многие органы: полиция, рыбнадзор, городские власти… Более того, информация просочилась и дальше, к столичным чиновничьим шишкам, державшим богатые осетрами географические места под особым контролем. Икорный бизнес – один из самых доходных в мире, кому захочется упустить кусок от такого пирога, имея для этого возможность его отхватить?

Посему все были в курсе и никто не возражал против того, чтобы в Астраханской области появился завод по производству черной икры. Разумеется, при условии отчисления дивидендов. И дивиденды эти благополучно расходились по разным инстанциям. Денег в карманах чиновников и других власть имущих оседала прорва. Но даже и при этом хватало всем. Все были довольны – от самого низа, рыбаков-браконьеров, занимавшихся непосредственно отловом рыбы, до самых крупных чинов.

И Дмитрий Васильевич был доволен. Но одна-единственная закавыка не давала ему в полной мере наслаждаться установившимся порядком: пресловутая подпись. Как ни крути, а разрешение выдавал он. Ну, и еще несколько инстанций, но они уже шли за ним: санэпиднадзор, налоговики и прочие. Главным было веское слово Богатырева, материально воплощенное в размашистой подписи на документах.

Разумеется, в курсе дела был и Коновалов, очень любивший черную икру. Продукция с местного завода самого лучшего качества регулярно отсылалась в столицу для него и таких же сытых чинуш, занявших удобное место в верхушке городской власти. Любил Коновалов периодически и сам наведываться в Астраханскую область, порыбачить здесь спокойно на новенькой «Ямахе» и отведать наисвежайших рыбных яств. Богатырев всегда встречал его с распростертыми объятиями, заботясь, чтобы отдых московского гостя был обеспечен по высшему разряду.

Только Коновалову что: он поел-попил, отдохнул и к себе уехал. Формально он ни к икре, ни к заводу не имел ни малейшего отношения. Более того, Богатырев был уверен: коснись дело непосредственно Коновалова, тот с самым серьезным и непререкаемым видом будет разглагольствовать со страниц прессы или с экрана телевизора о том, насколько важна в нынешнее время борьба с коррупцией, прочно пустившей корни в российской действительности. Что борьба эта должна быть суровой и беспощадной и что наказание замазанным во взяточничестве чиновникам и всем остальным звеньям цепочки должно быть самым строгим. При этом он будет хмурить брови и принимать чрезвычайно озабоченный вид. Что ж, по-человечески его можно понять. И если начистоту, то Дмитрий Васильевич и сам в подобной ситуации вел бы себя точно так же. Собственная шкура и место дороже всего. Он, конечно, понимал, что Коновалов не бросит его одного на съедение, поможет чем может. И слава богу, что предупредил. Но в случае если Богатырева решат «уйти», Коновалов моментально отойдет в сторону и сделает вид, что никаких дел с этим человеком не имеет и вообще крайне не одобряет подобное поведение морально разложившихся чиновников. А это означает, что решать назревающие проблемы Дмитрий Васильевич большей частью будет сам…

Смирившись с такой мыслью – на это ушло около трех минут, – Богатырев стал размышлять о том, какие шаги следует предпринять для спасения и себя, и ситуации. Прежде всего, естественно, успокоиться. Во-вторых, напрячь всех, кто стоит под ним. В конце концов, они в этом деле замазаны куда больше его, они непосредственно воруют икру своими, можно сказать, руками, вот пусть и подсуетятся. И начать следует с Кравченко. Припугнуть его хорошенько, встряхнуть. Дать пару дельных советов, чтобы он потом еще и Кравченко спасибо говорил. И звонить ему нужно немедленно.

Богатырев, привыкший решать проблемы по мере их возникновения, тотчас же потянулся к телефонной трубке и назначил Кравченко встречу в ресторане «Каспер». На службу он до обеда решил не ехать. Сначала нужно убедиться, что механизм безопасности запущен. Отказавшись завтракать дома, Богатырев быстро облачился в костюм, надел галстук и спустился из своего коттеджа вниз, к автомобилю. Сев на переднее сиденье, бросил водителю:

– В «Каспер».

…Кравченко прибыл в ресторан в точно назначенное время, хотя ему пришлось поторопиться и даже пару раз нарушить правила: чертовы дороги, которые и в городе-то не слишком хороши, на выезде из Бережного были просто отвратительны. Однако он приложил все усилия, чтобы добраться вовремя: ему и самому не терпелось поскорее утрясти вопрос, и он надеялся, что Богатырев ему в этом все-таки поможет, не зря же он назначил встречу. Если бы сказал все, что хотел, и отдал всю проблему на откуп Кравченко, не стал бы настаивать на личной беседе.

Машина Богатырева – белоснежный «Лексус» – уже стояла у входа в ресторан, однако времени было ровно десять часов. Кравченко вошел внутрь и увидел руководителя департамента сидевшим за столиком у окна и читавшим меню. В ресторане было малолюдно: место это отличалось очень высокими ценами, которые были не по карману среднестатистическому астраханцу, однако при этом обеспечивало надлежащий уровень обслуживания. Завсегдатаями его были как раз местные чиновники, крупные бизнесмены и банкиры.

Кравченко подошел к столику, протягивая руку. Богатырев приветствовал его сухо-официально и кивком предложил садиться. Он как раз закончил делать заказ и предложил поступить точно так же Кравченко. У Юрия Константиновича не было особо аппетита, к тому же он недавно позавтракал, однако он все же заставил себя выбрать кое-какие легкие блюда.

Разговор получился довольно коротким. Богатырев рассказал Кравченко о звонке Коновалова, не упоминая имен, и свел беседу к следующему:

– Завод прикрывай. Всю продукцию ликвидируй. Все, до самой мелочи, до самых остатков. Чтобы впечатление было такое, что завод этот мертвый.

– Запах все равно останется, – пробурчал Кравченко, которого совсем не радовала подобная перспектива, лишавшая его привычного источника дохода, и немалого.

– Запах – не икра, его не конфискуешь и в протокол не занесешь, – заметил Богатырев и, почувствовав подавленное настроение собеседника, перегнулся через стол и строго-доверительно сказал:

– Не жадничай, Юра! Я все обдумал. В конце концов, понятно, что все это временно. Ну, поездят, посадят парочку-другую браконьеришек, пошумят… А потом благополучно отбудут к себе и займутся другими делами. К примеру, щучить звероловов на Дальнем Востоке. Или добытчиков золота. Да мало ли на чем поживиться можно! А тебе, по сути, и делать ничего не надо: работники твои быстро все вычистят, завод закроешь, замок повесишь и до свидания.

– У меня там рыбы полно, – хмуро продолжал Кравченко. – И икры уже партия приготовлена. Что же ее, выбросить, что ли?

Богатырев спокойно сказал:

– Реализуй через проверенные каналы. Там, где возьмут безо всяких бумаг. Да, и все документы официальные за моей подписью из дела изъять. Нет завода – нет документов. Это особенно запомни. И пока этот мент московский там не нагостится, к заводу даже близко не подходи. Пускай бурьяном зарастает, потом восстановим. Ну? Все понял?

– Понял, – со вздохом ответил Юрий Константинович.

– Вот и ладно. Значит, можно считать, что мы пришли к консенсусу, – улыбнулся Богатырев и подозвал официанта, который принес счет.

Небрежно бросив на стол нужную сумму и присовокупив к ней солидные чаевые, он стал подниматься. На прощание повторил, что меры эти временные и что в итоге все будет как надо. Однако Кравченко видел, что Дмитрий Васильевич сам нервничает. Значит, боится, что его самого возьмут за жабры! На словах складно расписывает, но явно за свою задницу трясется! Знает, что рыльце в пуху!

Кравченко некоторое время посидел за столиком в одиночестве и задумчивости, потом достал сотовый телефон и набрал номер.

– Алло, Ашот? – заговорил он. – Что с товаром?

– Порядок с товаром! – послышался знакомый голос с легким акцентом и нагловатыми интонациями. – Сегодня привезу, бабки готовь!

– Нет! – резко перебил его Кравченко. – Ничего не вези!

– Как так? – оторопел собеседник.

– Вот так! И вообще в ближайшее время прикрой лавочку!

– Ты что гонишь, начальник? Там товара на пол-лимона!

– Слушай, Ашот! – понизив голос, проговорил Кравченко. – Ты гонор прибереги для другого! Сказано – не вези, значит, не вези!

И, переведя дух, добавил уже чуть спокойнее:

– В двенадцать подъезжай, там объясню расклад…

Возникла пауза, в течение которой Кравченко буквально кожей ощущал, как собеседник сдерживает готовые сорваться с языка ругательства, потом в трубке прозвучал голос:

– Ладно, заметано!

После этого связь отключилась. Юрий Константинович посмотрел на часы. Пора было возвращаться в Бережное, объясняться с Ашотом и разруливать ситуацию с заводом. Причем первое представлялось Кравченко куда более неприятным занятием. Он не любил Ашота и побаивался его. Было что-то в этом человеке опасное. Особенно глаза: светлые, холодные, словно лишенные жизни.

С Ашотом судьба свела Юрия Константиновича три года назад, когда он решил основать завод по производству черной икры. И с первой встречи Ашот ему не понравился. Но дело свое он знал хорошо: браконьеров крепко держал в руках, не давал борзеть и расхолаживаться, к тому же занимался всеми техническими деталями – оснащением, вооружением и тому подобным. Юрий Константинович получал от Ашота рассортированную рыбу и икру в качестве сырья, непосредственно добычей он не интересовался. Его делом было получать соответствующие подписи в документах и пускать рыбу в производство. Ну и, разумеется, платить деньги Ашоту, часть из которых шла на оплату труда браконьеров и местной полиции. Но этим уже Ашот сам занимался.

Юрий Константинович старался минимизировать общение с Ашотом, ограничивать его только передачей денег. В сущности, он ничего не знал об этом человеке: кто он, откуда появился, каково его прошлое. Ашот был довольно мутной личностью. Его кандидатуру рекомендовал ему один из инспекторов рыбнадзора, причем не просто рекомендовал – поставил перед фактом, что поставщиком для Кравченко будет именно этот человек. И Юрий Константинович принял данные условия.

Расплатившись по счету, Кравченко вышел из ресторана, сел в свою «Тойоту» и отправился назад, в Бережное.

Глава вторая

Быстроходный катер почти бесшумно скользил по водной глади, легко лавируя между многочисленными островками. Сидевший за рулем Николай зорко всматривался вдаль. Хоть он и ходил здесь на моторке третий год, все равно так и не сумел научиться стопроцентно ориентироваться в этих запутанных сеточках волжских протоков. Да и как тут их все запомнить, когда протоков этих будто черт понатыкал! А карту этой местности отродясь никто не составлял, только крупные, на которых данных протоков и прорвы островков и в помине не было. Да про них и сами составители наверняка слыхом не слыхивали! Да и не бывали, поди, в этих местах. Только в атласах всяких да путеводителях расписывают здешнюю красоту, заливаются соловьями! Ах, волжская Ривьера! Ах, чудо-благодать! Попробовали бы они поездить по этой «Ривьере», да еще в темноте! Сто раз бы уже заблудились, зареклись бы свои атласы составлять!

Николай Рыжов был зол на людей умственного труда и творческих профессий. Он вообще по натуре довольно злой мужик и при этом весьма категоричный. Признавал лишь собственное мнение, считая его единственно правильным. При этом был уверен, что думает так справедливо.

Себя Рыжов считал человеком земным, трезво мыслящим реалистом. Он терпеть не мог людей восторженных, по его мнению, витающих в облаках и оторванных от настоящей жизни. Под настоящей жизнью Николай подразумевал вполне насущные понятия: жить просто, по-мужски, для себя. Обеспечивать себе достойное существование, не сидеть сложа руки и не строить воздушных замков. Работать и копить деньги, откладывать на будущее. При этом он был довольно прижимист. Семьей не обзавелся осознанно, по совокупности всех вышеназванных причин. Бабы – они вечно разводят всякую лирическую чепуху, им подавай высокие чувства, да при этом еще и содержи как королеву! А Николаю оно надо? Для того, что ли, он горбатится, чтобы какая-то краля на его деньги шиковала? А для удовлетворения физиологических потребностей желающие всегда найдутся. Так лучше и проще: никаких тебе клятв и заверений в любви до гроба, никаких алиментов и раздела имущества. Встретились, отдали долг природе, разбежались. Вот это по-нашему, по-мужски.

Туман над рекой стал сгущаться. Николай нахмурился. Сейчас совсем накроет, черти бы его подрали! А ведь еще нужно найти место и вытащить сети. Оставлять нельзя: до завтра много рыбы погибнет, а это убытки, по карману бьют, жалко… Сжав зубы, Николай подбавил газу, бросил через плечо:

– Далеко еще?

– Нет, метров двести осталось, – отозвался Павел спокойно, и это вызвало новую волну недовольства у Николая.

Вечно этот Пашка ведет себя так, словно лучше всех все знает. Ничем его не проймешь! Даже когда в прошлый раз сети порвались, зацепившись за корягу, и куча рыбы ушла сквозь огромную прореху, Павел лишь плечами пожал. Николай готов был рвать и метать, злился на всех и на все: и на изготовителей сетей, и на коряги, и на свою тяжелую долю, а Павлу хоть бы хны! А ведь сколько денег ушло сквозь пальцы! Николая раздражала невозмутимость Павла. И ладно бы был богат, а то ведь вечно ветер в карманах гуляет! Но понятно, женушка все отбирает! Вот, женился на свою голову, теперь и ходит с голой задницей! Да еще двоих детей завел – зачем? Пока у них сопли высохнут, все жилы вытянешь! Был бы один – давно бы скопил себе и на жилье хорошее, и на житье-бытье. А с таким хомутом на шее вечно будешь спину гнуть! А он словно не думает ни о чем! Вон, сидит, смотрит вперед беспечно, глядит себе будто в никуда. Красотами, поди, любуется!

И Михаил этот тоже сидит, дремлет, покачивается, словно ему и дела нет до того, где место с расставленными сетями. Вот никакого толку от этого Михаила нет! Николай с моторкой управляется, Павел места отмечает, подсказывает, да и моторку на свои деньги купил. А этот только сети помогает ставить да с Ашотом договаривается. А получают одинаково! Николай давно собирался поговорить на эту тему с Ашотом, да все что-то медлил. Знал, что тот к Михаилу относится с симпатией. А что у него хорошего-то? Ну, язык подвешен. И за это его держать?

Видно, есть еще что-то, связывающее Михаила с Ашотом. Рыжов давно это подозревал. Он мрачно покосился в сторону обоих напарников и нарочно, повинуясь какому-то злорадному чувству, повернул руль. Моторка накренилась, вода плеснула за борт.

– Ох, ё! – удивленно воскликнул Михаил, дернувшись, будто очнувшись.

Павел бросил на Николая взгляд. Интересно, поверил он, что Николай случайно наклонил лодку, или нет? По нему не догадаешься!

Вроде бы поверил – вон, молчит, только усмехается как-то криво. А Михаил, поняв, что никакой опасности нет, тут же снова нахохлился, втянул коротко стриженную голову в воротник куртки и с отсутствующим видом замер. Николай насупился и продолжил путь. Теперь приходилось быть еще осмотрительнее: протоки стали особенно короткими и извилистыми, повороты один за другим.

Павел Воронов следил за Николаем и удивлялся. Что за человек! Вечно всем недоволен. А ведь все у него складывается так, как он и декларирует: живет для себя, не бедствует, ни дети, ни жена не напрягают… Павел всегда думал, что Рыжов лукавит в глубине души, подчеркнуто высмеивая людей семейных или просто влюбленных. Он считал, что это продиктовано элементарной завистью. Скорее всего, Николай и сам был бы рад иметь дом и семью, да только тяжелый характер и скаредность мешают ему в этом. И все копит непонятно на что. Ничего себе не позволяет, живет безо всяких радостей. Даже телевизор новый не хочет себе купить, а уж вполне мог бы приобрести. Для кого ему копить-то? Он, Павел, понятно, что львиную долю заработка отдает жене: двое сыновей-погодков, растить нужно. А Николаю на что, если себе во всем отказывает? Надеется на старость накопить и потом пожить? Только человек, не привыкший себя баловать, и потом не научится этому. Так и будет жить в пустом доме, со спрятанными где-нибудь в подполе заначками! А старости ведь может и не быть. Тем более что ремесло у них опасное. Сейчас, правда, удалось устроиться так, что никто не трогает, только все это зыбко. Зачем это Николаю?

Про себя Павел отлично знал: он занимается браконьерством временно, чтобы накопить определенный капитал, обеспечить семье нормальное существование и потом завязать навсегда. Устроиться на какую-нибудь непыльную работенку, стаж себе к пенсии накапливать. А Николаю для чего?

С Михаилом ясно: он парень молодой, семьей и детьми не обремененный, у него все впереди. Образования нет, а жить хочется хорошо. Вот кто на себя денег не жалеет! Постоянно новые модные шмотки, современная техника, ноутбук, телефоны сотовые часто меняет, хотя они в этой глуши и ловят-то не всегда хорошо. А главное – по натуре он такой. Авантюрная жилка гонит его с места на место, не дает осесть и устроиться на работу, заставляет менять занятия, выбирая преимущественно опасные и, мягко говоря, не совсем законные. Он и здесь долго не задержится, еще годик, максимум другой – и сорвется. А им придется искать нового напарника…

Павел очень сильно надеялся на то, что через год-два ему уже не нужно будет заниматься нелегальным отловом рыбы. Не нужно будет не спать по ночам, расставляя сети, вставать ни свет ни заря, чтобы их вытянуть, постоянно отстегивать всяким проверяющим организациям, местному участковому, рыбнадзору и прочим, не нужно ловить косые взгляды местных жителей, презирающих их, чужаков, обирающих их родные края… Зависеть от Ашота, мнившего себя чуть ли не богом, вздрагивать, бояться, быть готовым сорваться с места… Павел ощущал, что он очень здорово устал от такой жизни. Он мечтал о покое. Но пока еще думать об этом было рановато. Пока еще недостаточно средств, чтобы отделаться и от этих людей, и этих мест, и этой работы…

Воронов прихлопнул прилепившегося к щеке комара и посмотрел налево.

– Здесь! – бросил он Николаю.

Тот сразу заглушил мотор и стал готовиться к работе. Завозился и Михаил, до этого сонно клевавший носом на корме. Лодка замерла, тихо покачиваясь на речной поверхности. Мужчины зашевелились… Пришла пора доставать сети.

Сети были полны рыбы. В темноте она казалась какого-то янтарного цвета. Подтянули, затащили в моторку, Рыжов завел мотор, и лодка тихо, неторопливо пошла к берегу. Все трое выпрыгнули, Николай и Павел взялись спереди, Михаил подталкивал сзади. Втроем вытащили лодку на песчаный берег. Теперь следовало погрузить рыбу и отправляться к Ашоту. Там сдать улов, получить деньги – и по домам. Обычная схема, отработанная годами.

Привычными движениями принялись рассортировывать рыбу, отделяли крупную от мелкой, дорогую от дешевой. Раскладывали в специально предназначенные для этого мешки. Руки хорошо знали эту работу, дело шло ловко и споро. Оставалось совсем чуть-чуть, и можно ехать. Михаил с Павлом к Ашоту, а Николай отгонит лодку.

Хрустнула ветка, и все трое невольно вздрогнули, обратив взгляды в сторону реденького лесочка. Оттуда, из густой пелены тумана, показалась высокая фигура. Она медленно двигалась в их сторону. Павел, наслышавшийся местных легенд, замер, чувствуя сухость во рту. Застыл и Николай, но по другой причине: в призраков он не верил, а проверяющие органы чуял за версту. Павел увидел, как рука Николая потянулась к карману…

– Здорово, рыбаки! – послышался глуховатый голос.

Михаил всмотрелся, выдохнул облегченно:

– Фу-у-ух, Андреич, это ты! Чего шастаешь по ночам, пугаешь только!

На берег вышел местный участковый, Василий Андреевич Круглов – высокий, жилистый человек с редеющими каштановыми волосами и рыжеватыми усиками. Участковым Круглов, кажется, служил здесь вечно – даже старожилы Бережного никогда не упоминали никого другого, кто раньше работал бы на этом посту. А ведь лет Круглову было не так и много – примерно между сорока и пятьюдесятью.

– Чего это тебе не спится, Андреич? – продолжал Михаил радостно, успокоенный, что это не призрак и не кто-то из рыбоохраны.

С Кругловым у них давно сложилось взаимовыгодное сотрудничество: солидную долю прибыли они ежемесячно отстегивали участковому. Он отлично знал, чем они промышляют, но предпочитал делать вид, что не в курсе. Простоватый человек с незатейливым умом, он всегда вел себя как типичный житель глубинки. Но при этом наблюдательный человек бы распознал, что Круглов очень даже себе на уме: он всегда тщательно присматривался, все замечал, только не говорил напрямую, а умел приберегать свои знания и наблюдения на потом, дожидаясь удобного случая, чтобы ими воспользоваться. Сейчас он смотрел на троих мужчин, чуть прищурившись, долгим взглядом, и под этим взглядом все трое вдруг почувствовали себя неуютно.

– Чего не спишь-то? – глуповато повторил Михаил.

– Служба такая, – коротко ответил Круглов.

Он шагнул к лодке, достал фонарик, посветил. Потом нагнулся. Луч высветил огромное количество рыбы, большая часть которой была уложена в мешки из грубой, прочной серой ткани.