Скрытые глубины Кливз Энн

Глава девятая

Эклингтонская тюрьма была выше по побережью, почти по дороге домой. Было нелегко договориться о посещении Дейви Шарпа так поздно вечером. Официально визиты проводились утром – для адвокатов, офицеров по условно-досрочному освобождению, полицейских, – и руководство тюрьмы было непреклонно. Вере пришлось прибегнуть к обещаниям взаимных услуг и вспышкам гнева по телефону, прежде чем они согласились. Она припарковалась и подошла к воротам. Над полями, тянущимися в сторону моря, висела дымка жары. Кругом было тихо. Солнце все еще светило, и, дойдя до здания тюрьмы, она почувствовала жирный пот на лбу и носу. Офицер на воротах поприветствовал ее по имени, хотя она его не узнала. Он был дружелюбен, болтал о погоде, пока она сдавала сотовый телефон и расписывалась в журнале.

– Если погода в ближайшее время не изменится, быть беде, – сказал он. – Жара на них плохо действует. В мастерских просто кошмар. Кто-нибудь вот-вот сорвется, и нам повезет, если не дойдет до мятежа.

Она ждала в комнате для допросов, когда приведут Дейви Шарпа. Вся жара этого дня, казалось, сгустилась в этой маленькой квадратной комнате, а солнце все еще лилось из высокого окна. Она знала, что зимой в тюрьме очень холодно, ветер дует прямо из Скандинавии. Она изо всех сил пыталась сосредоточиться. Она уже общалась с Дейви Шарпом раньше. Он мог быть замкнутым и неразговорчивым, мог быть обаятельным. Она думала о нем как об актере или хамелеоне. Он мог играть любую роль, какую только захочет. Всегда было сложно понять, как ему отвечать. Важно было помнить, что он умнее, чем пытается казаться. И все время ее мысли возвращались к холодному пиву из холодильника, в запотевшем бокале, со стекающими капельками конденсата. Эта картина стояла в ее голове с того момента, как она уехала от Джеффа Армстронга.

Из коридора донесся звук шагов, звяканье ключей на цепи, и дверь открылась. На Дейви была рубашка в сине-белую полоску, синие джинсы, кроссовки. Он скользнул в комнату, не издав ни звука. Шумел офицер. Он стоял, вертя ключи в руке, потом кивнул в ее сторону, не глядя на нее, не произнеся ни слова. Вера чувствовала, что ему не нравилось нарушение распорядка дня, не нравилось, что его заставили вывести заключенного, идти с ним сюда из блока, пока все остальные офицеры, его приятели, сидели в кабинете, пили чай и смеялись. Он вышел, сел на стул с высокой спинкой и уставился в пространство. Она закрыла дверь, почувствовала запах пота, надеясь, что он исходит от Дейви, а не от нее. Она достала из сумки пачку сигарет и протянула ему одну. Он взял, быстро зажег и затянулся.

– Вы знаете, почему я здесь, – сказала она. У них всех сейчас в камерах есть телевизоры, он наверняка видел новости, или же известие о смерти Люка дошло до него иными путями.

– Тот парень, который дружил с нашим Томасом. В этом дело?

Она промолчала, пытаясь прогнать мысль о бокале с пивом.

Он наклонился вперед. Сигарета уже была наполовину выкурена. Он стряхнул пепел в пепельницу из фольги. Худой, ничем не примечательный мужчина. Встретишь его на улице и пройдешь мимо, даже не взглянув. Это было ему на руку. Он вырос в семье, где воровство было второй натурой. Печально известное семейство. В Шилдсе матери говорили непослушным детям: «Не прекратишь баловаться – кончишь, как Шарпы». Он специализировался на мошенничестве с кредитками. Ему было на руку, что люди не могли вспомнить его лицо. Она никогда не понимала, о чем он думает. Но, похоже, он был не так уж успешен. Треть своей взрослой жизни он провел в тюрьме. Возможно, взаперти ему было комфортнее.

Он посмотрел на нее, прищурившись.

– Вы же не думаете, что мы имеем к этому какое-либо отношение?

– Люк винил себя в смерти вашего мальчика. Интересно, может, вы тоже его в этом винили?

– Это был несчастный случай.

Он потушил сигарету. Она заметила, что его рука дрожит, и подумала, не было ли и это частью игры. Она пододвинула пачку к нему и подождала, пока он вытряхнет из нее следующую сигарету.

– Вы когда-нибудь встречались с Люком?

– При жизни Томаса – нет, – он едва улыбнулся. – Я в последнее время не часто бывал дома. Меня выпустили на похороны моего мальчика. Там я встретил пацана Армстронга. Но Томас говорил о нем, когда приходил меня навещать. Похоже, что они были настоящими друзьями. Два сапога пара. Не самые умные в своем окружении. Такое впечатление я составил со слов жены. Мы были рады, что он сошелся с Армстронгом. Мы не хотели, чтобы Томас пошел по моим стопам. Он бы в этом не преуспел и ни за что бы не выжил в таком месте, как это.

– Вы говорили с Люком на похоронах?

– Ага. Перекинулся парой слов. Мне не разрешили остаться на пиво и сэндвичи.

– Что он сказал?

– Что сожалеет. Что сделал все возможное, чтобы спасти Томаса. Было видно, что он не врет. Выглядел паршиво. Рыдал, как младенец, всю службу, с трудом выплевывал слова, когда говорил со мной.

– Его мать была там?

– Толстая блондинка? Ага. Томас про нее тоже рассказывал, говорил, как хорошо она к нему относилась. Я поблагодарил ее.

– Вы были в тюрьме, когда Томас погиб?

– Под следствием.

– Но вы наверняка попытались выяснить, что произошло.

– Поговорил с парой человек.

– И?

– В кои-то веки ваши оказались правы. Парни выпивали, бесились. Томас упал в реку. Как я и сказал, несчастный случай, – он замолчал. – Хотел бы я, чтобы можно было кого-то обвинить. Но некого.

– У Томаса были другие друзья?

– Не особо. Были дети, с которыми он раньше играл, был парень постарше с нашей улицы, который присматривал за ним. Но Люк Армстронг был единственным настоящим другом.

Некоторое время они сидели в тишине. Офицер, сидевший в коридоре, поерзал на неудобном стуле. Они услышали, как на поясе зазвенели ключи.

– Это все? – спросил наконец Шарп.

– Вы представляете, кто мог хотеть смерти Люку Армстронгу?

Он покачал головой:

– Никто из тех, кого я знаю, не стал бы душить мальчишку.

Вера знала, что это не так, но комментировать не стала.

– Он не работал на вас? В смысле вы не использовали ребят в своих целях?

Она подумала о каких-нибудь мелких поручениях, может, он давал им пару фунтов за передачу сообщений.

– Я же сказал, я никогда не встречался с Люком Армстронгом, пока не увидел его на похоронах сына, и я не хотел, чтобы Томас участвовал в моих делах. Кроме того, я бы им ничего не доверил. Даже пачку чипсов стащить. Слишком ненадежные.

– Просто странное совпадение. Оба мертвы. Может, кто-то пытается что-то сказать вам?

– Совпадения случаются, – мрачно сказал он.

Она пристально посмотрела на него, пытаясь понять, стоит ли что-то за этими словами, но его лицо оставалось бесстрастным.

– Вы могли бы поспрашивать по своим, – сказала она. – Показать, что вы заинтересовались произошедшим.

Сначала казалось, что он ее не услышал. Продолжал смотреть перед собой не отрываясь. Потом едва заметно кивнул:

– Сделаю.

– И вы дадите мне знать, если что-то услышите?

Он снова кивнул.

Она чувствовала, что чего-то не хватает, что остался еще один незаданный вопрос. Какое-то время они сидели, глядя друг на друга. Она думала, стоит ли упомянуть цветы в ванне – может, это о чем-нибудь ему говорит? Но им удалось сохранить это в тайне от прессы, и она не хотела, чтобы это стало достоянием общественности. Наконец она толкнула ему пачку сигарет через стол, не сказав ни слова. Подождала, пока он засунет ее в карман джинсов, потом открыла дверь и позвала офицера.

– Ладно. Мы закончили.

Стоя у ворот в ожидании, когда ее выпустят, она попыталась представить себе лицо Шарпа, какое-нибудь выражение, за которое можно было зацепиться, какой-то подтекст в словах. Но не смогла. Черты расплывались. Она даже не была уверена, что узнала бы его на процедуре опознания.

Перед тем как сдать телефон охраннику, она его выключила. Сейчас, возвращаясь к машине, включила снова. Ни сообщений, ни пропущенных звонков. Они не продвинулись с тех пор, как нашли Люка. Она припарковала машину в тени, и теперь солнце стояло ниже. Вера выключила кондиционер и открыла окна. Вдали от побережья на дорогах было тихо, и, взбираясь на холмы, она почувствовала, что ее настроение улучшается. Дома ее ждал холодильник, полный пива, и завтра она вернется к расследованию свежей и отдохнувшей.

Как только она припарковалась перед старым домом станционного смотрителя, зазвонил телефон. Сначала она не услышала его, потому что мимо в северном направлении несся эдинбургский поезд. Компания «Вёрджин Трейнс», не «Большая железная дорога Северо-Востока». Семафор вспыхнул красным. Поезд проехал, и телефон снова зазвонил.

Глава десятая

Джеймс любил шахматы. Его научил Клайв, один из друзей Питера, и, возможно, из-за того, что Джеймс считал шахматы взрослым занятием, он ими очень увлекся. Так он чувствовал себя большим. У Питера редко хватало терпения играть с ним, но Фелисити Джеймс уже всегда обыгрывал. Она ждала на улице, периодически посматривая на часы. Она сказала ему выйти вовремя, потому что ей нужно было готовить особый ужин, но он все равно вышел из школы последним. «Я должна радоваться, что он такой беспечный», – подумала она.

Всю дорогу домой он говорил об игре, и ей пришлось его перебить, чтобы спросить о студентке, которая приходила посмотреть коттедж.

– Мисс Марш не сказала, хочет ли она у нас пожить? – спросила она, как только они свернули на дорогу, которая вела к их дому.

– Нет, – сказал он так рассеянно, что она поняла, что он все еще думал о другом. – Я ее сегодня не видел.

Она подумала, что на этом, видимо, все и закончится. Жаль. Было бы весело, если бы девушка пожила по соседству пару недель до конца четверти. Тут ей пришлось прижаться к ограде, потому что навстречу ехал «Ленд Ровер», и она забыла об этом.

Фелисити ожидала, что Питер приедет домой пораньше, но он задержался. Она начала немного беспокоиться – дорога из города была темной, на ней часто случались аварии. Но он приехал прежде, чем волнение переросло в настоящую тревогу, и от облегчения в ней проснулась нежность. Она обняла его, поцеловала в шею и веки, пошла за ним наверх и сидела на кровати, пока он переодевался. Затем они услышали, как по дорожке подъезжает машина, и ей пришлось бежать встречать гостей, и холл вдруг наполнился мужскими голосами и смехом. Ей нравилось, что у Питера есть друзья. В университете он ни с кем не общался в свободное время. И ей всегда нравились эти ребята – галантный Сэмюэл, застенчивый Клайв, непутевый Гэри. Ей нравилось смотреть на их спортивные тела, подтянутые от прогулок по холмам, нравилось, что они восхищаются ею. Она знала: они считают, что Питеру с ней повезло. Особенно перед ней преклонялся Клайв. Ей льстило, что он следит за ней взглядом, когда она ходит по комнате. Нравилось, что он краснеет, когда она обращает на него внимание. Но когда они собирались все вчетвером, она чувствовала себя лишней. У них не было ничего общего, кроме интереса к естествознанию, но эта их страсть была всепоглощающей, и она не могла разделить ее.

Они были очень обходительны с ней. Сэмюэл принес рукопись своего последнего рассказа.

– Я подумал, тебе будет интересно. Ты же знаешь, я ценю твое мнение.

Она поцеловала их всех по очереди, наслаждаясь краткими прикосновениями руки к мускулистым плечам, крепким спинам. Когда сухие губы Сэмюэла коснулись ее щеки, она ощутила дрожь возбуждения.

– Проходите в сад, – сказала она. – Я приготовлю вам чай.

Но Питер был в приподнятом настроении и сказал, что они не хотят чая. Им захотелось пива, и они все вместе пошли за ним на кухню, путаясь у нее под ногами и мешая готовить. Питер наслаждался каждой минутой. Фелисити не была уверена насчет Сэмюэла – иногда по нему было сложно сказать, о чем он думает, – но остальные по-настоящему верили в Питера. Они считали его самым умным человеком из всех, что они знали, и верили, что его работу недооценивают из-за интриг. Его записи, которые он отправлял в Комитет по учету редких птиц, отклоняли лишь из мелочной зависти. Это была их возможность показать ему, как они его ценят. Как преданы. И от их внимания он расцвел, стал щедрым и обворожительным. Разливал напитки и толкал речи.

В какой-то момент она отправила их к маяку. Она чувствовала себя пойманной в ловушку, чувствовала, что не может дышать.

– Идите вперед, – сказала она. – Я накрою стол и догоню вас.

Обычно она справлялась с таким количеством гостей, любила принимать их у себя, но сегодня все это было чересчур.

Сэмюэл предложил свою помощь, но она отказалась и теперь стояла у кухонной двери и махала им вслед. Они шли неровной линией, смеялись, сын скакал вокруг них, как дурашливый щенок. Она наблюдала за ними, пока они не перелезли по ступенькам через ограду на поле и не пропали из виду и она не убедилась, что избавилась от них.

Она накрыла стол на террасе, не торопясь, полируя бокалы кухонным полотенцем, хоть в этом и не было нужды, ведь она только вынула их из посудомоечной машины. Солнце еще грело, но свет стал мягче. Она налила большой бокал белого вина из бутылки, оставшейся в холодильнике, села на один из стульев за длинным столом и посмотрела на сад.

Наконец она почувствовала, что нужно присоединиться к ним. Она обещала. Но она не полезет через ограду и не пойдет по краю кукурузного поля. Забрав Джеймса из школы, она переоделась в простое длинное льняное платье без рукавов. С одной стороны был разрез, который позволял ей нормально ходить, но не перелезать через заборы. Она пойдет по дорожке через луг, вдоль берега ручья. Это займет больше времени, но она знала, что, дойдя до маяка, они не сразу пойдут назад. Джеймс захочет поискать крабов в воде среди камней. Взрослые ему не откажут. А сами будут сидеть в мягком вечернем свете и разговаривать. Когда она дойдет до маяка, они как раз будут готовы уходить.

Она пошла в сторону луга, потом вернулась и проверила, заперла ли дом. За коттеджем поле спускалось к ручью. Зимой земля здесь становилась болотистой, и иногда ручей растекался. По противоположному берегу шла тропа, к ней вел простой дощатый мост. Проходя мимо коттеджа, она проверила дверь. Она все еще не могла до конца убедить себя, что появление незваного гостя в доме ей только послышалось. Коттедж был заперт. Ей пришло в голову, что это мог бы быть еще один аргумент в споре с Питером в пользу того, чтобы сдать его Лили, – это помешало бы ворам обосноваться в домике. У ручья трава местами была короче, как будто кто-то ее покосил, хотя она не могла понять, зачем кому-то это делать. На мгновение она задержалась на середине моста, глядя вниз, на воду. Она слышала, что сюда вернулись выдры, и, хотя она понятия не имела, какие признаки их обитания нужно искать, всегда останавливалась здесь в надежде хоть мельком их увидеть.

В этом месте вода в ручье была стоячей и очень тихой. В поле стояли коровы, отпущенные после вечерней дойки. Они вытоптали берег, и ей пришлось сойти с дорожки, чтобы обогнуть грязь. Дальше были маленькие кованые ворота на крючке, а за ними характер местности менялся. Трава, объеденная кроликами. Колючие кусты облепихи и ежевики. Дно ручья было песчаным, мелким и широким, и от него пахло солью. Маяк был прямо перед ней. Хотя она не видела компанию, ей показалось, что она их слышит – взрыв смеха – наверное, Гэри, – и крик Джеймса, привлекающего к себе внимание. Она посмотрела на часы. Половина девятого. Обычно Питер не любил есть поздно, но сегодня он не будет возражать. Она знала, что ему хорошо.

Она обнаружила их на наблюдательной вышке, которая стояла у маяка со стороны моря. Когда-то здесь дежурили спасатели. Сейчас ее использовали орнитологи для наблюдения за морскими птицами. Компания сидела на скамейке в ряд, глядя на залив. Хотя время года для наблюдения за птицами было неподходящее, башня притягивала их. Другие мужчины расслаблялись в пабе, а они чувствовали себя как дома здесь. Поднимаясь по деревянным ступеням, она услышала обрывки разговора. И замерла, прислушиваясь.

– Сегодня наблюдать неинтересно, – сказал Гэри. – Посмотрите, какое на море спокойствие. Прямо какой-то дзен.

Фелисити улыбнулась про себя. Что Гэри знает о дзене? Он знал все о стереосистемах, рок-музыке и акустике. Но не о дзене.

Какое-то время все молчали. Клайв наклонился вперед – что-то на горизонте привлекло его внимание. У него был старый бинокль, который мама подарила ему, когда ему было лет двенадцать, но он славился своим зрением.

Затем заговорил Питер. Педантично, как будто выступал перед аудиторией студентов. Взвешивая каждое слово.

– Все дело в вероятности, не так ли? Вероятность и случайность. Случайная природа вселенной. Мы можем просидеть здесь четыре часа и не увидеть никого, кроме пары буревестников. А потом ветер изменится, сменится погодный фронт. И вдруг налетит столько птиц, что не сосчитать.

Клайв поерзал на своем месте. Опустил бинокль. Фелисити подумала, что он собирается сказать что-нибудь глубокомысленное. Иногда он так делал. Но он лишь указал на двух тупиков, летевших на север, и продолжил вглядываться в море.

Фелисити забралась на вышку. Джеймс спрыгнул со скамейки и подбежал к ней, гримасничая. Она поняла, что ему скучно и не сидится на месте.

– Можно уже пойти домой?

– Иди, погуляй по камням. Только далеко не забегай…

Сэмюэл тоже встал.

– Может, все двинемся назад? Наверное, уже пора ужинать.

Она улыбнулась. Он был таким любезным.

– Вечер замечательный. И у Питера день рождения. Давайте еще посидим.

Когда Джеймс закричал, она в первую очередь подумала, что крик рассердит Питера. Он был в таком хорошем настроении, и ей совсем не хотелось, чтобы оно испортилось. Джеймс любил драматизировать. Наверное, нашел живого краба или медузу, выброшенную на берег.

– Не волнуйтесь, – сказала она. – Я разберусь с ним. А потом, наверное, надо будет возвращаться домой.

Крик не прекращался, и она запаниковала, представив, что случилось какое-то ужасное несчастье, что он поскользнулся и порезался об острый камень, сломал руку или ногу. Она не сразу нашла его. Крик был какой-то бестелесный. Как будто сын растворился в воздухе. И от этого она запаниковала еще сильнее. Фелисити карабкалась по камням и почувствовала, как порвался шов на платье, когда она поскользнулась. Наконец она подбежала к нему, глядя на него сверху вниз. В море уходила глубокая впадина, оставленная отливом, дно которой было едва заполнено водой, и Джеймс стоял там, вроде бы целый и невредимый.

Сначала Фелисити увидела цветы. Они были разбросаны по поверхности воды у самого края впадины, где стоял, застыв с открытым ртом, ее сын. Маки и лютики, маргаритки и розовый клевер. Кто-то, должно быть, спустился вниз и аккуратно разложил их на воде. По крайней мере, так ей это виделось. Ветра не было. Вряд ли цветы доплыли бы сюда, если бы их сбросили с берега. Они были выложены неровным кругом. Затем среди них она увидела синюю ткань юбки и волосы пшеничного цвета. Воды было так мало, что она едва покрывала тело, поднимая тонкую ткань и шевеля волосами. Но сама впадина была глубокой, и вся сцена была в тени. Казалось, будто она смотрит с большого расстояния на какую-то картину.

– Джеймс, – сказала она. – Лезь наверх. Дорогой, иди ко мне.

Она подумала, что вряд ли сможет спуститься к нему, и больше всего ей хотелось, чтобы он перестал кричать. Ее голос будто вывел его из транса, он развернулся и полез обратно к ней. Она обняла его, глядя поверх него на фигуру в воде.

Если бы Лили была одета в то простое платье, что было на ней накануне, Фелисити, может, и узнала бы ее, но сейчас она была убеждена, что не знает этого человека. Она застыла, обхватив сына руками. Она знала, что нужно что-то сделать. Она смотрела медицинские сериалы по телевизору, где врачи давят на грудную клетку и вдыхают в рот. Но все это казалось выше ее сил. В голову приходили мелкие, смешные возражения. Я бы попыталась, если бы на мне были джинсы. Если бы обувь была подходящая.

Затем подошли остальные. Они, казалось, не больше нее были способны что-то сделать. Глядя на них четверых, глядящих вниз, ей вдруг ужасно захотелось рассмеяться. Потом Джеймс отстранился от нее и посмотрел ей в глаза.

– Мама, – сказал он, уже вполне владея голосом, который лишь слегка дрожал, как будто ему было тяжело дышать. – Что мисс Марш делает в пруду?

И тогда она поняла, что это была Лили.

Глава одиннадцатая

Они сидели за длинным столом на веранде в Фокс-Милле. Было темно, и стол освещался лишь цветной гирляндой, которую Фелисити развесила вдоль фасада дома днем, и одной толстой свечой, которая уже почти догорела. Гэри чувствовал себя очень странно. Он подумал, что это похоже на театральные декорации. Оперу. Весь вечер был пропитан этим мелодраматическим ощущением. Он мог вообразить толстушку, которая сейчас вплывет и прогорланит какую-нибудь песенку, протянув руки к темному саду. Иногда он делал звук для опер в ратуше. Некоторые вещи ему нравились, но обычно все было так гротескно, что не получалось даже притворяться, что это реально.

Он был пьян. В последнее время он старался пить меньше. Не как раньше, когда Эмили только ушла от него. Тогда он бывал трезв, только когда ходил наблюдать за птицами. Но сегодня у него был повод. День рождения Питера. Да еще и убийство. Он представил себе тело, распластанное под водой, как морская звезда, покрытое цветами. Это напомнило ему коллаж, который можно было увидеть на стене в Балтийском центре современного искусства в Гейтсхеде. Куски сети, разрезанная веревка, водоросли и ракушки. Красиво. Если тебе нравятся такие вещи. Он потянулся к бутылке красного и наполнил свой бокал, порадовавшись, что рука не дрогнула и вино не пролилось.

Фелисити подала ужин, и все было прекрасно как всегда. Большая кастрюля с цыпленком, пахнущим лимоном и травами. Он не знал никого, кто готовил бы так, как она. С тех пор, как он познакомился с Питером, он думал, что это именно то, чего ему хотелось – не только еды, конечно, но семью, жену. Именно это он представлял, когда делал предложение Эмили. Теперь он задавался вопросом, не слишком ли все это хорошо, чтобы быть правдой. Не было ли все это частью представления. Семья Калвертов дома. «Я мог бы добавить звуковые эффекты», – подумал он и представил, как прикрепляет микрофон к верху этого простого черного платья, которое было на Фелисити. Ее кожа была бы теплой. Он был бы достаточно близко, чтобы услышать ее духи, запах шампуня. Он подумал, что у всех них были фантазии о Фелисити, особенно когда она была моложе. Но и сейчас она всех восхищала. Иногда он замечал, как Клайв таращится на нее, приоткрыв рот. Интересно, у Клайва вообще были женщины? Гэри пару раз предлагал свозить его в город, но Клайв всегда отказывался. Возможно, он предпочитал реальной жизни фантазии о Фелисити.

Было поздно для ужина, даже по его меркам, а он привык есть в странное время. Им пришлось ждать, пока полиция приедет к маяку, объяснять, кто они такие, оставить свои имена и адреса. Потом дойти до дома. Напротив него за столом сидел Джеймс, сын Фелисити, почти засыпая над едой. Вдруг мальчик проснулся и заговорил о мертвой девушке.

– Как вы думаете, что с ней случилось?

– Не знаю, – сказала Фелисити. – Какой-то ужасный несчастный случай.

Гэри знал, что это неправда. Все взрослые знали, что это не несчастный случай. Цветы доказывали, что смерть не была случайной.

– Если бы она поселилась в коттедже, – угрюмо сказал Джеймс, – то помогала бы мне с домашней работой.

Гэри не знал, что стоит за этим комментарием, и был слишком пьян, чтобы вникать. Потом Фелисити убедила Джеймса пойти спать. Она обняла его, почти донесла до дома, и мужчины остались одни. Где-то за ними в высоких дубах вдоль дороги закричала неясыть. Темные тени летучих мышей метались в свете огней. Чужие праздники, чужие дни рождения – эти моменты Гэри любил больше всего. Сидеть всем вчетвером после ужина, расслабленно, как ни с кем больше, иногда молча, иногда беседуя о былой славе или строя планы на будущее – поездки за границу, большая книга о птицах графства. Но сегодня все чувствовали себя неловко. Казалось, будто мертвая девушка лежит на столе между ними, капая морской водой и напоминая о себе.

– Что имел в виду Джеймс? – спросил Сэмюэл. – Эта девушка собиралась здесь поселиться?

– Нет! – сказал Питер. – Мальчик просто валял дурака.

И они снова погрузились в неловкое молчание.

Потом вернулась Фелисити и убрала со стола. Принесла тарелку с сыром и предложила кофе. Питер открыл еще одну бутылку вина. Фелисити села рядом с ним. Сэмюэл вернулся к теме мертвой девушки и тому, откуда Джеймс ее знал, но на этот раз вопрос был адресован Фелисити.

– Ее звали Лили Марш, – сказала она. – Она была практиканткой в школе Джеймса.

Она хотела было продолжить, но ее прервал крик, такой громкий, что все вздрогнули. Гэри почувствовал, как подскочил пульс, и подумал, в том ли он возрасте, когда случаются инфаркты. «Нужно меньше пить», – снова подумал он. Он не был готов умереть. Не сейчас.

– Привет! Есть кто дома?

Голос глубокий и резкий. Гэри не понял, мужчина это или женщина. У французского окна, выходившего на веранду, появилась фигура. Женщина. Высокая и тяжелая, но в юбке. Она включила свет внутри, и ее силуэт вырисовался на фоне комнаты.

– Не стоит оставлять дверь на одной только задвижке, – продолжила она ворчливым тоном учителя, разговаривающего с идиотами. – Даже если вы дома, никогда не знаешь, кто может зайти.

Они все уставились на нее, все еще испуганные. Она потопала к ним. Когда она подошла к столу, свеча осветила ее лицо. Она выдержала паузу, прежде чем заговорить. Гэри подумал, что она еще одна любительница драмы.

– Инспектор Вера Стенхоуп. Полиция Нортумберленда. Я старший следователь по делу о той девушке, которую вы нашли.

Она выдвинула стул, на котором сидел Джеймс, и осторожно на него опустилась. Это было складное парусиновое кресло с деревянной рамой. Ткань затрещала.

Гэри внимательно наблюдал, ожидая, что она порвется. Возможно, она тоже этого ждала. Эта женщина, похоже, получала удовольствие от фарса. Но парусина выдержала, и Вера радостно продолжила, обращаясь к Фелисити:

– Я так понимаю, вы ее знали. Девушку, которая умерла, я имею в виду. Вы вроде бы как раз говорили…

Фелисити ответила, колеблясь. Она постоянно смотрела на Питера. Гэри не понимал, что это значит. Она повторила фразу, которую начала перед драматическим появлением Веры Стенхоуп.

– Ее звали Лили Марш. Она была практиканткой в начальной школе в Хепворте, где учится мой сын. Она появилась здесь вчера, приехала с ним на автобусе. Похоже, Джеймс сказал ей, что она может пожить в нашем коттедже до конца семестра. Естественно, не обсудив с нами.

– Ты мне не рассказывала, – сказал Питер.

– Нечего было рассказывать. Она осмотрела домик и ушла.

– Значит, вы сказали ей, что она может тут остановиться? – спросила Вера Стенхоуп.

– Кажется, мы обе не могли принять решение. Я даже не поняла, понравился ли ей коттедж. Она сказала, что подумает.

Фелисити повернулась к Питеру. Гэри видел: она надеется, что он не устроит сцену, не станет вести себя заносчиво и напыщенно. Гэри очень любил Питера, но тот умел быть более напыщенным, чем кто-либо другой.

– Конечно, если бы девушка решила, что ей это интересно, я бы обсудила это с тобой, прежде чем решать, сдавать ей домик или нет. Джеймсу она очень нравилась.

– Кто-нибудь еще из вас встречал Лили Марш?

Женщина уставилась на них. Гэри подумал, что она может внушить тебе чувство вины, даже если ты не делал ничего дурного.

– Похоже, она была симпатичная. Такую не забудешь.

Все забормотали что-то в знак отрицания, закачали головами.

– Расскажите подробнее, как вы обнаружили тело. Сначала ее увидел мальчик, потом вы пошли посмотреть. Кто-нибудь еще был поблизости?

Клайв поднял руку. «Как ребенок, – подумал Гэри. – Застенчивый нервный ребенок».

– На траве у ручья была семья. Отец и два мальчика, кажется. Играли в футбол.

– У маяка стояли машины?

Снова ответил Клайв:

– Минивэн. Один из этих больших «Рено». Красно-коричневый. Не помню номер, но зарегистрирован в прошлом году.

– Почему вы это запомнили?

– Я замечаю разные вещи, – словно защищаясь, сказал Клайв. – Детали. У меня это хорошо получается.

– Что вы вообще делали на смотровой вышке? Сейчас не самое подходящее время года для наблюдения за морскими птицами, и только что был отлив.

– Что вы знаете о наблюдении за морскими птицами? – слова вырвались прежде, чем Гэри смог себя остановить.

Она посмотрела на него и рассмеялась:

– Мой отец был в каком-то смысле орнитологом-любителем. Наверное, набралась от него. Проникает в кровь. Иногда он брал меня с собой на побережье. Хотя на самом деле он больше любил холмы. Сходил с ума по хищным птицам.

Она замолчала.

– Это и свело вас вместе? Орнитология?

– Ага.

Гэри подумал, действительно ли она хочет это знать и как он мог бы это объяснить. Его всегда интересовали птицы. Когда ему было десять, он увидел в школьной библиотеке старый экземпляр «Энциклопедии о птицах», и с тех пор это стало чем-то вроде одержимости или навязчивой идеи. Музыка тоже была чем-то таким, но другого рода. Музыкой он занимался с друзьями. А наблюдение за птицами первое время было тайной страстью. Он начал с собирания яиц в парке. Затем в старших классах познакомился с Клайвом Стринджером. У них больше не было ничего общего, и теперь он не мог вспомнить, какой случайный разговор их свел. Наверное, он сделал какое-то замечание, которое выдало его интерес. Обычно он следил за тем, что говорит. Он не хотел, чтобы вся школа узнала, чем он занимается по выходным. У него была репутация, и он ее поддерживал. Для него было открытием, что кто-то испытывал к миру природы такую же страсть, как он. Они с Клайвом стали ездить наблюдать за птицами вместе. Туда, куда можно было доехать на автобусе. Пруд в Ситоне. Остров Сент-Мэрис. Кладбище Уитли-Бей.

И вот однажды, когда они сидели в засаде в Ситоне, ожидая появления белохвостого песочника, они встретили Питера Калверта. Знаменитого доктора Калверта, который писал статьи для журнала «Птицы Британии» и когда-то был председателем Комитета по учету редких птиц. Он был одет в черный костюм, с галстуком и белой рубашкой. Необычный наряд для наблюдения за птицами. Возможно, он увидел, что они таращатся на него, и решил, что нужно объясниться. Возможно, поэтому он с ними и заговорил. Сказал, только что был на похоронах. Жена его лучшего друга. Все остальные ушли к нему домой на поминки, но он не мог это выдержать. Пока что.

Потом он предложил им поучаствовать в кольцевании. Между делом. Не осознавая, что для них это было самым волнующим предложением в мире. Он сказал, что есть один орнитолог-любитель, который учит кольцевать. Сэмюэл Парр. Он за ними присмотрит. Это его жену они только что похоронили, и ему нужно было на что-то отвлечься. Кроме того, им в Дипдене не повредит свежая кровь. После этой встречи Гэри и Клайв проводили почти все выходные выше на побережье, на Дипденской орнитологической станции, спали на двухъярусных кроватях в комнате общежития, вставали на рассвете, чтобы расставлять сети и кольцевать птиц. Все они стали друзьями.

Гэри понял, что детектив все еще пялится на него.

– Ну? – спросила она. – Что вы делали на вышке, если не наблюдали за птицами?

– Всегда есть шанс, что какая-нибудь интересная птица пролетит мимо, – ответил он. – Но мы пошли гулять. Сегодня день рождения Питера. Мы делаем так каждый год.

– Традиция?

– Да. Что-то вроде этого.

Гэри подумал, почему никто больше не присоединится к разговору? Почему они предоставили отвечать ему?

Вера по-прежнему смотрела на него. Она вытянула ноги вперед, большие, довольно грязные ноги в сандалиях.

– Как тебя зовут, милый?

– Гэри Райт.

Она вытащила из большой бесформенной кожаной сумки блокнот, перелистнула страницу, посмотрела на свои закорючки. Но Гэри подумал, что все это только для того, чтобы произвести впечатление. Она уже знала все факты, наверняка поняла, кто он, как только села за стол.

– Вы живете в Шилдсе?

Он кивнул.

– Вы уверены, что не знали девушку? Что-то мне подсказывает, что вы любитель вечеринок. И вы не чисты. Пара предупреждений за пьянство и беспорядки, судимость за хранение наркотиков.