Врата Птолемея Страуд Джонатан

Бартимеус

19

Наш налёт на отель «Амбассадор» был рассчитан с военной точностью и крайней тщательностью. Десятиминутная перебранка в телефонной будке – и план был готов.

Расставшись с нашим хозяином, мы стремительно пронеслись через Лондон в обличье скворцов. Промелькнули над парком, где я столь недавно пережил своё неприятное приключение. Хрустальный дворец, пагода, злополучное озеро – все угрюмо блестело в сумеречном свете. Большая часть иллюминации была выключена, обычной толпы гуляющих было не видно, хотя небольшие группки простолюдинов с непонятной целью слонялись там и сям по газонам. Я увидел полицейское оцепление, спешащих бесов, необычно бурную деятельность… а потом мы очутились над кварталом Сент-Джеймс и начали кругами спускаться к отелю.

Отель был весьма фешенебельный: элегантное здание серого камня, окружённое посольствами и клубами; заведение одновременно утончённое и ненавязчивое, где иностранные дипломаты и прочие тузы могли как следует тряхнуть мошной. Непохоже было, что тут обрадуются вторжению пяти разношёрстных джиннов, тем более таких мерзких, как Ходж. Мы увидели наговоры, мерцающие в окнах, и решётку мелких узлов над пожарным входом. Привратник, великолепный в своей ядовито-зелёной ливрее, обладал острым прищуром человека, который носит линзы. Тут требовалась осмотрительность. Просто взять и войти не получится.

Телефонная будка стояла прямо напротив входа в отель. Пять скворцов один за другим залетели за неё – и пять крыс одна за другой запрыгнули в будку сквозь дыру в задней стенке. Мвамба хвостом кое-как размела окурки, и наше торжественное заседание открылось.

– Итак, мои храбрые воины, – энергично начал я, – я предлагаю следующее…

Одноглазая крыса протестующе вскинула лапку.

– Минуточку, Бартимеус! А с чего это ты взял, что именно ты у нас главный?

– Тебе огласить весь список моих дарований? Не забывай, нам сегодня ещё Хопкинса ловить!

– Если бы от хвастовства и пустой болтовни был хоть какой-то прок, мы бы с удовольствием последовали за тобой, Бартимеус. – Это высказался Кормокодран. Его тяжкий, как базальт, голос отдавался эхом в телефонной будке – у меня аж усы задрожали от вибрации. – Увы, ты стар, устал и бесполезен.

– Мы уже наслышаны о твоих похождениях в обличье могучей лягушки! – хихикнул Ходж. – Ты рассеял свою сущность по всему городу, рассчитывая на то, что хозяин тебя спасёт!

– Ну это уж не его вина, верно? – сочувственно вставила Мвамба.

Из всех крыс она была самой изящной и правдоподобной. Аскобол был одноглазый, у Ходжа между усов торчал ряд ядовитых колючек, ну а Кормокодран, как всегда, походил больше на маленький кирпичный сортир, чем на что-либо ещё. Что до меня, моя сущность снова меня подводила: на моих конечностях присутствовали размытые пятна, хотя я надеялся, что они достаточно малы и никто их не заметит.

– Может быть, и нет, но надо же соображать, когда берёшься за такое дело! – сказал Аскобол. – Посмотрите на него! Он весь расплывается.

– Он будет нас задерживать. Он уже отставал, когда мы сюда летели.

– Ага, а в драке от него и подавно толку не будет.

– Он тут же расползётся в кашу![67]

– Уж я-то его собирать не стану!

– Я тоже. Мы в сиделки не нанимались.

– И тем не менее, невзирая на ваше высокое мнение о моём могуществе, – буркнул я, – всё же я – единственный, кто видел Хопкинса. Так что вы, конечно, можете обойтись и без меня. Посмотрим, далеко ли вы уйдёте.

– А теперь он надулся, – задумчиво произнёс Ходж. – Ну и самолюбие, прямо воздушный шарик! Берегись, сейчас лопнет!

Хвост Мвамбы сердито заметался по полу.

– Мы тратим время впустую! Быть может, Бартимеус и утратил силу, но нам всё равно не обойтись без его советов. – Она улыбнулась мне настолько любезно, насколько способна улыбнуться помоечная крыса. – Бартимеус, продолжай, пожалуйста! Расскажи нам, что ты видел.

Ну, вы меня знаете. Я не из тех, кто долго помнит обиды[68]. Я небрежно пожал плечами.

– По правде говоря, слышал я немного. Я видел Хопкинса, но мельком. Волшебник он или нет, сказать не могу. Думаю, что волшебник. Кто-то ведь напустил на меня стаю джиннов и фолиотов!

– Есть одна гипотеза, – сказала Мвамба. – Ты уверен, что это человек?

– Хопкинс-то? Да, точно. Я проверил его на всех семи планах. И на всех он остаётся человеком. Если мы сумеем застать его врасплох, удержать его мы точно сможем.

– О, это я беру на себя! – злорадно прогудел Ходж. – Насчёт этого не беспокойтесь. У меня для него приготовлено уютное местечко, такое местечко, где верёвки и кандалы не понадобятся. Вот тут, у меня под шкурой!

Он любовно хохотнул. Смешок угас в тишине.

Остальные четыре крысы переглянулись.

– Знаешь, Ходж, – сказал Аскобол, – мы уж, пожалуй, обойдёмся старыми добрыми верёвками. Но всё равно, спасибо за предложение. Так, дальше. Мы знаем, что Хопкинс проживает здесь. А в каком номере, хотя бы приблизительно?

Я пожал плечами.

– Понятия не имею!

– Значит, придётся посмотреть в книге регистрации. Что дальше?

Заворочалась волосатая туша Кормокодрана.

– Взбежим наверх, выломаем дверь, отделаем Хопкинса, как котлету, и утащим его прочь. Просто, дёшево и сердито. Следующий вопрос?

Я покачал головой.

– Тактика блестящая, однако же, пока мы будем выламывать дверь, Хопкинс может заподозрить неладное. Тут потребуется тонкость.

Кормокодран нахмурился.

– Ну, боюсь, тонкость – это не по моей части.

– Кроме того, – заметила Мвамба, – возможно, Хопкинс ещё не пришёл. Нам надо тихонько пробраться к его номеру и посмотреть. Если его нет, затаимся внутри.

Я кивнул.

– Нам также потребуется замаскироваться, а Ходжу – ещё и помыться и вывести паразитов. У людей, знаете ли, довольно тонкое обоняние.

Крыса, о которой шла речь, негодующе вскинулась, стуча ядовитыми колючками.

– А ну-ка, Бартимеус, подойди поближе! Хочу попробовать, какова на вкус твоя сущность!

– Да ну? Так я тебе и дался!

– Да с тобой справиться – раз плюнуть!

Этот спор продолжался в течение некоторого времени. Мы обменивались остроумными, изящными и изысканными репликами[69], но не успел я окончательно повергнуть своего оппонента совершенно неотразимым аргументом, как в будку вошёл какой-то мужик, желавший позвонить, и крысы кинулись куда глаза глядят.

Прошло двадцать минут. Привратник у входа в отель «Амбассадор» мерно расхаживал из стороны в сторону и похлопывал в ладоши, чтобы не замёрзнуть. Появилась группа гостей: женщина и трое мужчин, все одетые в великолепные костюмы из тканей, какие некогда перевозили по Великому шёлковому пути. Они негромко переговаривались между собой по-арабски. На шее у женщины было ожерелье из лунного камня. От всех исходило успокоительное ощущение богатства, достоинства и высокого общественного положения[70]. Привратник отступил назад и поклонился. Все четверо приветствовали его кивками и милостивыми улыбками. Они поднялись на крыльцо и вошли в вестибюль отеля.

За столом красного дерева сидела улыбчивая девушка.

– Могу ли я вам чем-нибудь помочь? Самый красивый из мужчин подошёл к ней.

– Добрый вечер. Мы из посольства Сабейского царства[71]. Через несколько недель сюда должна прибыть особа царской крови со свитой, и мы хотели бы осмотреть ваш отель на предмет того, чтобы снять здесь несколько номеров.

– Разумеется, сэр. Будьте любезны, пройдите со мной. Я сейчас разыщу директора.

Девушка встала из-за своего стола и засеменила прочь по коридору. Четверо сабейских дипломатов двинулись за ней; по пути один из них разжал стиснутый кулак. Из кулака выпорхнуло мелкое, но противное насекомое, сплошные ноги, колючки и сернистая вонь. Насекомое, жужжа, подлетело к опустевшему столу и принялось проглядывать книгу регистрации.

Директор оказался невысокой пухленькой леди средних лет. Её тусклые волосы были зачёсаны назад и сколоты шпилькой полированного китового уса. Посетителей она встретила любезно, но сдержанно.

– Так вы, значит, из посольства Сабы?

Я отвесил вежливый поклон.

– Именно так, мадам. Ваша проницательность не ведает границ.

– Ну, девушка мне только что доложила. А я и не знала, что Саба – самостоятельное государство. Мне казалось, это часть Арабской конфедерации…

Я заколебался, но всего на миг.

– Кхм… Видите ли, мадам, все это скоро изменится. Мы вот-вот добьёмся самоуправления. Собственно, наши царственные особы прибудут именно затем, чтобы отпраздновать это событие.

– Понятно… Ох, все стремятся добиться самоуправления – опасная это тенденция! Надеюсь, Саба не послужит примером для нашей империи… Ну, я могу показать вам стандартный номер «Амбассадора». Наш отель весьма престижный – впрочем, это вы, наверно, и так знаете – и чрезвычайно привилегированный. Любой постоялец может рассчитывать на то, что его никто не побеспокоит. Наши системы безопасности созданы правительственными волшебниками. При каждом номере имеются самые современные демоны-стражи дверей.

– Неужели при каждом?

– Да-да. Простите, мне нужно взять ключ. Я на секундочку.

И директорша торопливо укатилась прочь. Женщина-дипломат обернулась ко мне.

– Бартимеус, ты идиот! – прошипела она. – Ты же клялся, что Саба все ещё существует!

– Так она ведь ещё существовала в последний раз, как я там бывал!

– И когда же это было, а?

– Лет пятьсот назад или около того… Ну ладно, ладно. Не злись.

– Что-то Ходж не торопится, – раскатисто заметил массивный дипломат.

– А он читать-то умеет? – осведомился я. – Это может оказаться слабым местом нашего плана.

– Умеет, конечно! Тихо! Она возвращается.

– Вот ключ, сэры, мадам. Не будете ли вы так любезны…

Директорша покатилась по тускло освещённому коридору. Вокруг, куда ни глянь, были сплошные дубовые панели, зеркала в золочёных рамах и бесполезные горшки на подставках. Проходя мимо, директорша указывала на разные сводчатые проходы.

– Вон там у нас столовая… Отделана в стиле рококо, с подлинной росписью Буше; а дальше, за ней, кухня. Слева от нас – большая гостиная, единственное помещение, где разрешается использовать демонов. Во всех прочих местах демонов держать воспрещается, поскольку это весьма негигиеничные, шумные и отталкивающие существа. Особенно джинны. Вы что-то сказали, сэр?

Кормокодран издал было яростный хрип, но тут же заткнулся.

– Нет-нет, ничего.

– Скажите, пожалуйста, – продолжала директорша, – а Саба – магическое общество? Да, я понимаю, мне, наверное, следует знать такие вещи, но, боюсь, мне слишком мало известно о других странах. В своей собственной стране и без того дел довольно, вы не находите? Куда уж тут интересоваться иностранцами, тем более когда большинство из них – дикари и людоеды. Вот лифт. Мы сейчас поднимемся на второй этаж.

Директорша и дипломаты вошли в лифт и развернулись лицом к двери. Когда двери уже закрывались, послышалось жужжание. И в смыкающуюся щель, не замеченное директоршей, впорхнуло противное насекомое, сплошные колючки и странные запахи. Насекомое приземлилось на рукав сабейской леди и подползло к её уху. И что-то коротко шепнуло.

Она обернулась ко мне и одними губами произнесла: «Номер двадцать три».

Я кивнул. Необходимая информация была получена. Четверо сабейских дипломатов переглянулись. И все как один медленно опустили головы и уставились на низкорослую директоршу. Та самодовольно распространялась о прелестях имеющейся в отеле сауны, не замечая, что атмосфера в лифте как-то сразу переменилась.

– Зачем уж так? – сказал я по-арабски. – Можно просто её связать.

– А вдруг она верещать примется? – возразила женщина-дипломат. – И потом, куда мы её денем?

– И то верно.

– Ну, давай!

Старый лифт полз медленно, но наконец прибыл на второй этаж. Двери раскрылись. Из лифта вышли четверо сабейских дипломатов, за которыми летело жужжащее насекомое. Самый массивный из дипломатов ковырял в зубах полированной шпилькой китового уса. Закончив это дело, он воткнул шпильку в землю объёмистого горшка с пальмой, что стоял возле лифта, и затопал по безмолвному коридору следом за остальными. Завидев дверь двадцать третьего номера, мы снова остановились.

– Что будем делать? – шёпотом спросила Мвамба.

Аскобол нетерпеливо махнул рукой.

– Постучимся. Если он там, мы взломаем дверь и схватим его. А если нет… – Тут поток его вдохновения иссяк, и Аскобол умолк.

– Войдём внутрь и подождём! – предложил Ходж, круживший над нашими головами.

– Эта женщина упоминала о страже, – предупредил я. – Придётся ещё и с ним разбираться.

– Думаешь, это так сложно?

Группа дипломатов подошла к двери. Мвамба постучала. Мы ждали, оглядывая коридор. Всё было тихо.

Мвамба постучала ещё раз. Круглая панель в центре двери пришла в движение. Древесные волокна текли и растягивались, мало-помалу принимая очертания лица. Лицо сонно моргнуло и произнесло писклявым, гнусавым голосом:

– Постоялец этого номера отсутствует. Пожалуйста, зайдите позже.

Я отступил назад и осмотрел низ двери.

– Довольно туго пригнано. Как вы думаете, сумеем мы тут протиснуться?

– Вряд ли, – сказала Мвамба. – Разве что в замочную скважину, если превратиться в дым.

Аскобол хихикнул.

– Бартимеусу и превращаться не придётся! Поглядите на его нижнюю половину – она уже полупрозрачная![72]

Кормокодран, нахмурившись, уставился на свой массивный торс.

– Не уверен, что сумею превратиться в дым. Терпеть не могу дыма!

Дверной страж, который все это слушал, сделался несколько озабочен.

– Постоялец этого номера отсутствует! – повторил он. – Пожалуйста, не пытайтесь войти. Иначе я вынужден буду принять меры.

Аскобол подступил ближе.

– Что ты за дух? Бес, да?

– Да, сэр! Я действительно бес! – гордо заявил страж – хотя, казалось бы, было б чем гордиться.

– Сколько планов доступно твоему зрению? Пять? Вот и хорошо. Взгляни-ка на нас на пятом уровне. Что ты видишь? Ага! Трепещешь?

Лицо в двери громко сглотнуло.

– Трепещу, сэр… А можно спросить – что это за туманное пятно висит справа?

– А, это Бартимеус. На него можешь не обращать внимания. Но мы, остальные, сильны и безжалостны, и мы требуем, чтобы ты впустил нас в номер. Что ты скажешь?

Пауза, тяжкий вздох.

– Я скован узами, сэр. Я вынужден вам воспрепятствовать.

Аскобол выругался.

– Значит, ты подписал себе смертный приговор! Мы – могущественные джинны, а ты – ничтожная клякса. Что ты надеешься сделать?

– Я могу поднять тревогу, сэр. Собственно, именно это я только что и сделал.

Послышались слабые хлопки, словно лопались пузыри, всплывающие со дна в жарком болоте. Дипломаты огляделись. По обе стороны от них, вдоль всего коридора, выныривали из ковра головы. Головы были вытянутые, как мячи для регби, гладкие и блестящие, чёрные, как жуки, с парой бледных глаз, посаженных у самого основания. Каждая из голов, оторвавшись от пола, взмывала в воздух, волоча за собой извивающуюся полосу щупалец.

– С этим надо разобраться быстро, тихо и чисто, – сказала Мвамба. – Хопкинс не должен узнать, что тут произошло.

– Ага.

Головы в несколько угрожающем молчании понеслись в нашу сторону.

Мы не стали дожидаться, чтобы посмотреть, что они предпримут. Мы принялись действовать, каждый в соответствии со своими личными особенностями. Мвамба вскочила на стену, забралась на потолок и свесилась с него в облике ящерицы, откуда принялась метать Спазмы в ближайшие головы. Ходж в мгновение ока вырос до своих обычных размеров, встряхнулся – и бесчисленные отравленные стрелы полетели во врагов. Из плеч Аскобола выросли оперённые крылья; он взмыл в воздух и выпустил Взрыв. Кормокодран сделался человеком-вепрем. Он опустил клыки, повёл массивными плечами и ринулся в рукопашную. Что до меня, я шмыгнул за ближайший горшок с пальмой, возвёл Щит, на какой меня хватило, и изо всех сил старался выглядеть как можно незаметнее[73].

Сдвигая поплотнее самые большие листья, я мимоходом призадумался: какую, собственно, опасность могут представлять летающие головы? Вскоре я это узнал. Как только пара голов подлетела поближе, они запрокинулись назад, щупальца раздвинулись, и из скрытых между них трубочек вылетели струи чёрной жидкости, оросившие все вокруг. Львиная доля залпа досталась Кормокодрану. Он взревел от боли: жидкость, попавшая на тело, жгла его сущность; она шипела, пузырилась, разъедала его облик. Тем не менее Кормокодран не собирался отступать. Напротив, он ринулся вперёд, мотнул клыкастой башкой – и голова полетела вглубь коридора. Взрыв Аскобола поразил вторую из голов. Голова разлетелась в воздухе, чёрная жидкость разбрызгалась на стены, заодно ещё одна порция досталась корчащемуся Кормокодрану, и несколько брызг попали даже на верхние листья моей верной пальмы.

Мвамба, свисавшая с потолка, метнулась в сторону, изогнулась и увернулась почти от всех брызг, кроме самых мелких. Зато её Спазмы нашли свою цель: тут и там несколько голов кружились и разваливались на куски. Ходжу с его ядовитыми стрелами тоже удалось подстрелить парочку: раненные им головы распухли, пожелтели, опустились на ковёр, а потом растеклись жидким гноем и исчезли.

Головы оказались на диво проворными. Они метались туда-сюда, норовя увернуться от стрел, Спазмов и Взрывов и зайти джиннам за спину, чтобы снова атаковать. Однако коридор оказался тесноват для такого манёвра. Кроме того, Кормокодрана обуяло боевое безумие. С оплавленными клыками, с размытым, дымящимся лицом, он ревел и нападал, размахивал кулаками, хватался за щупальца, давил головы копытами, словно не замечая брызжущей на него жидкости. Против такого врага головам было не устоять. Не прошло и минуты, как последняя из них бессильно плюхнулась на пол. Битва была окончена.

Мвамба спрыгнула с потолка, Аскобол мягко опустился на пол. Я изящно выскользнул из-за пальмы. Мы оглядели коридор. Да, завтра здешним уборщицам будет чем заняться! Половина стен была залита чёрной жидкостью; жидкость шипела, пенилась и ручейками стекала на пол. Весь коридор был густо уляпан гарью, пятнами и застывающей слизью. Даже горшок, за которым я прятался, и тот весь обгорел спереди. Я аккуратно развернул его, чтобы представить миру с лучшей стороны.

– Ну вот! – бодро сказал я. – Как вы думаете, теперь-то Хопкинс ничего не заметит?

Кормокодран был очень плох. Голова вепря сделалась почти неузнаваемой, клыки почернели, красивые синие татуировки стёрлись начисто. Он, хромая, подошёл к двери двадцать третьего номера, откуда бес, моргая, наблюдал за побоищем.

– Ну-с, дружочек, – начал Кормокодран, – теперь придётся решить, какой именно смерти тебя следует предать.

– Минуточку! – воскликнул дверной страж. – В такой жестокости совершенно нет нужды! Нашим разногласиям пришёл конец!

– Почему это? – прищурился Кормокодран.

– Потому что постоялец этого номера уже вернулся, и вы можете разобраться с ним лично. Всего хорошего!

Древесные волокна распрямились, лицо исчезло.

Пару секунд мы стояли, размышляя над загадочными словами беса. Потом медленно развернулись и посмотрели назад по коридору.

На полпути между нами и лифтом стоял человек.

Он явно только что пришёл с улицы, потому что на нём было зимнее пальто поверх тёмно-серого костюма. Голова у него была непокрыта, и волосы слегка растрёпаны ветром. Тускло-русая прядь падала на лицо, не молодое и не старое. Это был тот самый человек, которого я видел в парке: худощавый, с цыплячьей грудью, абсолютно неприметный. В левой руке он держал полиэтиленовый пакет с книгами. И тем не менее было в нём нечто такое, что пробудило во мне смутные, но неприятные воспоминания – так же, как и в прошлый раз. В чём же дело? Я готов был поклясться, что никогда прежде Хопкинса не встречал.

Я осмотрел его на всех семи планах. Трудно сказать наверняка, но у меня возникло ощущение, что его аура несколько мощнее, чем у большинства людей. Возможно, это просто показалось из-за освещения. Он, несомненно, был человеком.

Мистер Хопкинс посмотрел на нас. Мы – на него.

Потом он улыбнулся, развернулся и бросился бежать.

Мы кинулись следом. Мвамба с Аскоболом возглавляли погоню, следом топал Ходж, за ним – я, стараясь беречь силы, а замыкал цепочку бедный старина Кормокодран[74]. Мы добежали до угла, свернули в закуток с лифтами…

– Куда он делся?

– Туда! На лестницу… быстрее!

– Наверх или вниз?

На одном из нижних пролётов мелькнул рукав.

– Вниз! Живее! Смените кто-нибудь облик!

Мерцание. Мвамба сделалась птицей с чёрно-зелёными крыльями и нырнула в центр лестничной клетки. Аскобол превратился в стервятника – менее разумный выбор, поскольку ему было трудновато разворачиваться в узких лестничных маршах. Ходж уменьшился и вспрыгнул на перила в обличье кровожадного панголина. Он свернулся в шар, так, чтобы чешуйки защищали его, и рухнул в шахту. Нам с Кормокодраном было труднее: пришлось догонять их пешком.

Мы спустились на первый этаж, миновали вращающиеся двери, выскочили в коридор. Я остановился – и меня тут же сшиб с ног Кормокодран, который ломился вперёд не глядя.

– Куда они побежали?

– Не знаю. Мы их потеряли… Нет! Слышишь?

Отыскать моих коллег не так сложно – надо бежать туда, откуда доносятся крики и вопли. На этот раз крики и вопли доносились из столовой. Вскоре из арки, ведущей в столовую, повалила толпа людей – постояльцы и персонал вперемешку – и с воплями понеслась по коридору. Мы подождали, пока схлынет основная масса народу, и бросились туда. Миновав столовую, усеянную поломанной мебелью, столовым серебром и битой посудой, мы влетели в кухню.

Аскобол оглянулся.

– Скорей! – крикнул он. – Мы его окружили!

Циклоп стоял на металлической мойке и указывал вглубь кухни. Слева от него Мвамба перекрывала проход между двумя стойками со сковородками. Её чешуйчатый хвост лениво подметал пол, длинный раздвоенный язык мелькал в воздухе. Справа от Аскобола кровожадно топорщил колючки Ходж, взгромоздившийся на разделочный стол. И все трое пристально смотрели в дальний угол, куда забился беглец. Позади него была глухая стена, без окон и дверей. Деваться ему было некуда.

Мы с Кормокодраном заняли свои места в строю. Аскобол взглянул в нашу сторону.

– Этот глупец отказывается сдаться по-хорошему, – прошипел он. – Надо его малость припугнуть. Ходж уже опробовал на нём своё безумное хихиканье – недурно получилось, но этот парень и глазом не моргнул. Слышь, Бартимеус, не мог бы ты превратиться во что-нибудь пострашнее? Напряги фантазию!

Можно было бы возразить, что человек, не испугавшийся ни циклопа, ни вепреглавого воителя, ни гигантской ящерицы, ни злобного на вид панголина, который хихикает как маньяк, вряд ли устрашится, увидев ещё одно чудище, однако же я послушался. Сабейский дипломат – действительно не самое устрашающее зрелище в мире. Я порылся в своём наборе обличий и выбрал то, что неплохо наводило ужас на жителей прерий. Дипломат исчез. На его месте стояла высокая, мрачная фигура в плаще из перьев и звериных костей; тело у неё было человеческое, но голова, узкая и чёрная, с глазами, горящими жёлтым огнём, принадлежала злобной вороне. Острый клюв открылся и испустил грозное карканье. По всей кухне загремела посуда.

– Ну как? – спросил я, наклонившись в сторону Аскобола.

– Должно сойти.

И пять ужасных джиннов, как один, принялись подступать все ближе к своей жертве.

– Положь эту штуку, – сурово посоветовала Мвамба. – Все равно ты в ловушке.

Ах да! Эта штука. Я тоже обратил на неё внимание. Это была какая-то кухонная принадлежность, которую мистер Хопкинс схватил со стола, готовясь защищаться. Однако он не пытался трусливо заслониться ею – напротив, он поигрывал ею с лёгкостью, учёным мужам обычно совершенно несвойственной, подбрасывая вещицу в воздух одной рукой и непринуждённо ловя двумя пальцами другой. Будь это открывалка, или картофелечистка, или даже половник или ухват, меня бы это не так обеспокоило. Но это не было ни открывалкой, ни половником. Это был мясницкий тесак, и притом немаленький.

И что-то в том, как Хопкинс обращался с этим тесаком, показалось мне до ужаса знакомым…

– Ну-с, – сказал мистер Хопкинс, – кажется, все в сборе. Так кто кого загнал в ловушку, вы меня или я вас?

Говоря это, он слегка дрыгнул ногами, словно собираясь танцевать какую-то жуткую кельтскую джигу, – однако вместо этого слегка приподнялся над полом и навис над нами, ухмыляясь от уха до уха.

Это было неожиданно. Даже Ходж прекратил злобно хихикать. Прочие ошеломлённо переглянулись. Все, кроме меня. Я молча застыл на месте. Неприятный ледяной палец коснулся моей спины и прошёлся сверху вниз вдоль позвоночника.

Видите ли, я узнал этот голос. И это не был голос мистера Хопкинса. Куда там – это вообще не был человеческий голос.

Это был голос Факварла.

20

— Эй, ребята! – выдохнул я. – Тут надо поосторожней!

Мистер Хопкинс, висевший в воздухе, высоко подбросил тесак. Нож, сверкнув, пролетел над лампой, висящей под потолком, и приземлился рукояткой вперёд на его вытянутый палец. Мистер Хопкинс перехватил мой взгляд и подмигнул мне.

Аскобол растерялся, но не хотел этого показывать, а потому прогремел:

– Ну и что, что он может левитировать и жонглировать острыми предметами! Это умеет половина полуголодных индийских факиров, а от факиров я никогда не бегал! Айда, ребята! Не забывайте, живьём брать!

И с жутким неземным криком спрыгнул со своей мойки. Человек с вороньей головой предостерегающе вскинул руку.

– Постойте! – сказал я. – Тут что-то нечисто. Его голос…

– Трус ты, Бартимеус! – Панголин выпустил залп дротиков, которые вонзились в пол у моих ног. – Боишься за то, что осталось от твоей сущности? Так можешь запрыгнуть на ближайший стул и повизжать. Четырём настоящим джиннам вполне под силу управиться с одним человеком.

– В этом-то все и дело! – возразил я. – Не уверен я, что это именно человек. Он…

– Конечно же я человек! – Мистер Хопкинс, висящий в воздухе, гордо ударил себя в грудь. – На всех планах с первого по седьмой, человек из плоти и крови. Вы что, сами не видите?

Это была правда. Он был человек, с какой стороны ни взгляни. Но говорил-то Факварл!

Гигантская ящерица возбуждённо вильнула хвостом. Хвост ударился о печку, и печка рухнула набок.

– Постойте-ка, – сказала Мвамба. – Мы на каком языке говорим?[75]

– Э-э… На арамейском, а чё?

– А то, что он на нём тоже говорит!

– Ну и чё? Он ведь учёный, не?

В минуты стресса семитские обороты Аскобола не отличаются изысканностью.