Осколки тебя. P.S. Навсегда Логвин Янина

Глава 1

Сэндфилд-Рок

Картер

Три с половиной года спустя…

Я тот, кто высечен из льда.

Я тот, чей рассвет на исходе.

Прогони холод из сердца,

Приложи к нему ладонь.

Ты слышишь, как оно бьется?

Согрей меня,

Согрей меня,

И ледяного человека не станет.

The Middle Finger theory “Ice Man”

Шум океана – такой же вечный, как тьма, живущая в нем. Он никогда не замолчит и не стихнет, где бы я ни находился, ни в моей памяти, ни в душе. И не отпустит, пока однажды не заберет себе то, чем наделил сполна.

Влажный, прохладный бриз, пропитанный запахами соли и йода, касается ноздрей, и я жадно втягиваю его в легкие, до предела обостряя чувства. Замираю на краю обрыва, впиваясь суженным взглядом в бескрайнюю гладь воды – волнующуюся и сизо-бурую в последних красках заката.

Пройдет немного времени, и океан легко дожрет эти краски, чтобы снова стать собой – черной, рокочущей бездной, слившейся с небом. Голодной и алчной, не возвращающей никому ничего, даже крупицу надежды.

Я ненавижу этот шум и это место на Утесе, но прихожу сюда снова и снова. Просто потому, что не могу иначе.

Прошло почти четыре года с той памятной ночи, а я все еще слышу свой собственный крик, когда сорвался в эту бездну на мотоцикле вслед за ней – исчезнувшей для меня навсегда девчонкой Холт.

– Картер? Картер!

Я вынимаю руки из карманов брюк, достаю из куртки пачку сигарет и чиркаю зажигалкой. Подкурив одну, делаю длинную затяжку, не спеша выпускаю дым и только тогда откликаюсь:

– Не ори, Лу, так, будто тебе отстрелили яйца. Я слышу. Что там?

– Они не отстают от Криса – проклятые копы! Им мало обыска у нас, они продолжают рыть дальше! У этой твари Хиггинса свои люди везде, и если они доберутся до ребят в Роли – мы сядем все! Я и отец! Придумай что-нибудь, Картер! Ты же почти чертов законник! У Мэтью выпускной, а Бетти через месяц рожать! Она не перенесет, если Криса упекут! Кто тогда позаботится о них с ребенком?

Я медленно выпускаю дым, продолжая смотреть на волны. У самого обрыва под пенными гребнями они почти чернильные, и лишь чуть дальше, у низкого горизонта, проблескивают тяжелым маслом. В который раз я прихожу сюда и вглядываюсь в них, зная, что ничего не увижу. Сколько еще буду приходить, зациклив на этом Утесе свой путь. С чего вдруг Лукас решил, что кому-то из нас дано знать ответ?

– Ты уверен, Лу, что об этом стоит спрашивать меня?

Палмер матерится сквозь зубы, и я говорю резче, потому что теряю терпение – с некоторого времени нам стало сложнее понимать друг друга:

– Раньше надо было думать, Лу! Я предупреждал вас, еще когда Бетти вернулась из Огайо, что будут проблемы. Для того, у кого есть мозги, два плюс два сложить не трудно! Такие, как Хиггинс, ничего не забывают.

– Знаю. Но, черт, Картер! Нам нужны были деньги! В прошлый раз все так гладко сошло с рук, а эта крыса будто специально нарывается! Ты знаешь, что он сказал Бет, когда увидел ее в городе? Что он скорбит о ее папаше, но с удовольствием покажет место в Рваной лощине, где тот свернул себе шею, если она вдруг вздумает усложнить ему жизнь. Предлагаешь нам с Крисом это просто сожрать? Да ты сам говорил после того, как Хиггинс купил бизнес Марка Холта, что он давит на твоего отца, и тебе это не нравится. Черт, как ты не понимаешь, Картер! Эта сволочь уже завтра станет хозяином Сэндфилд-Рока, а мы ему позволим? Кто-то должен заставить ублюдка убраться отсюда!

– Заткнись, Палмер!

Я оборачиваюсь к парню, стоящему позади меня на Утесе, и впиваюсь в него взглядом. Но тут отвлекает движение фигуры, выросшей чуть в стороне. Это Стивен. Он как всегда сутулится и смотрит исподлобья, но больше не выглядит дерганым и отвечает мне знаком, показывая на тачку с парнями, которая только что подъехала на пустырь.

Жаль, так и хотелось двинуть Лукасу в зубы. Кто бы мог подумать еще три года назад, сразу после нашей разборки с Реем, что Стив окажется с головой, и я стану доверять ему больше, чем лучшему другу.

Если я вообще способен кому-то доверять.

Я возвращаю взгляд к Палмеру и затягиваюсь сигаретой.

– Вы с Крисом – сраные ушлепки, Лу, возомнившие себя неприкасаемыми! Жалко Мэтью. Ты не подумал, что, если копы раскопают о Роли*, твой младший брат сядет в колонию вместе с вами лет на семь. И вот тогда на самом деле будет плевать, кто позаботится о Бет!

Лукасу не нравятся мои слова, но он проглатывает.

– Ладно, пусть так, – соглашается. – Но что нам делать, Картер? Найди выход!

Я смотрю на него, и он просит, шагнув перед:

– Пожалуйста…

Он еще не заткнулся, а его просьба уже врезается в меня, заставив отшатнуться и стиснуть челюсти.

«Картер… пожалуйста!»

Ненавижу это слово, не могу слышать.

– Замолчи, Лукас. Просто заткнись! Мне нужно подумать.

Я возвращаюсь домой уже поздно ночью, когда на улицах не видно ни души, но отец еще не спит. Заметив мое возвращение, он выходит ко мне на кухню и садится за стол. Ничего не говорит, просто наблюдает за тем, как я готовлю себе ужин у плиты, подперев небритый подбородок кулаком.

Я благодарен ему за молчание, он дает мне время подумать о своем, но пауза не продлится долго. После того, как Виктория поступила в колледж и сбежала в кампус, дом стал слишком большим для нас двоих, и тишина давит на нервы. Я тоже учился в университете, но все это время продолжал жить здесь, догадываясь о главном страхе отца – остаться одному. Возможно, однажды так и случится, но не сейчас. Пропадая из дому на несколько дней, я не раз предлагал ему с кем-нибудь сойтись, однако Джеральд Райт, сорокачетырехлетний успешный бизнесмен, по-прежнему предпочитал встречать сына на кухне. Словно нуждался в этой связи больше, чем в отношениях с женщиной.

– Ты поздно, Картер. Я ждал тебя, все не мог уснуть.

– Да, так вышло. Встречался с друзьями.

– Как дела в университете? Днем совершенно некогда с тобой поговорить.

– Все хорошо, пап. Тебе не стоит переживать насчет моей учебы, лучше подумай о Вик.

Я ставлю тарелку на стол и опускаюсь на стул. Начинаю есть, чувствуя сильный голод. Так часто бывает после того, как дашь выход эмоциям, а сегодня был сложный разговор с человеком, которого привез Стив.

– Сегодня вечером приезжали Виктория с Оливером, – рассказывает отец. – Мы вместе поужинали. Жаль, что тебя не было, – замечает с сожалением, и я на секунду вскидываю голову.

– И что? Как они?

– Вскоре собираются лететь в Сарасоту на неделю. Там у Оливера отец и, похоже, они давно не виделись. Я предложил им финансовую помощь. Кросби отличный парень, но, как студент, зарабатывает немного, а они молоды. Уверен, им пригодятся деньги. Впереди лето, пусть отдохнут во Флориде как следует.

После случая с отравлением нейролептиками и долгой терапии в клинике, депрессия у сестры до конца не прошла и временами накатывает, проявляясь в желании бросить учебу и манипуляциях с отцовской привязанностью. И только Кросби, к моему удивлению, удается с этим как-то справляться.

Если он согласился на помощь, значит отец действительно настоял сам, без капризов Виктории.

– Вик могла бы работать у тебя пару дней в неделю. Ей бы это только пошло на пользу.

– Возможно, – отец пожимает плечами и повторяет то, что я уже слышал от него не единожды: – Но мне кажется, она еще не готова.

Что ж, пусть так. Я бросаю на него взгляд, продолжая есть. Мы по-прежнему не близки с Вик, чтобы знать это наверняка.

– Пап, завтра я уеду. Может, на день, а может, больше. Не звони мне, я отключу сотовый.

– Куда?

– Неважно. Надо кое-что решить, как всегда.

Отец напрягается, убирает руки со стола и хмурится:

– Картер, мне не нравятся твои дела! Я ничего о них не знаю!

– Думаю, я это переживу.

Он не знает, что ответить, и задерживает дыхание в бессильном возмущении, на самом деле прекрасно понимая, что я мог вообще ничего ему не говорить. Однако вряд ли в этом мире есть еще человек, кому нужен Картер Райт кроме него, так что его чувства для меня что-то да значат, пусть и не отменяют решения.

– Ты встречался сегодня с Маршаллом? Я предупредил Джона, чтобы он предоставил тебе все документы, – отец переводит тему, но она напрямую связана с бизнесом нашей семьи и с типом, который появился в городе шесть лет назад и за это время успел обрасти славой хитрой и беспринципной сволочи.

– Да, я ознакомился с сутью претензий Роакина Хиггинса.

– И? Ты согласен с Маршаллом, что лучшим выходом для нас будет с ним договориться?

– Нет.

Отец с облегчением кивает и с чувством взмахивает перед собой рукой.

– Я впервые сталкиваюсь с такой чудовищной ложью и наглостью, Картер! Никогда Райты не уходили от уплаты налогов и не пользовались услугами недобросовестных поставщиков. Наша семья одна из старейших и уважаемых в Сэндфилд-Роке, я бы не посмел бросить тень на имя своего отца. А выходит так, что от слухов, как от грязи, невозможно отмыться! Джон просто не знает, где этот Роакин подложит нам свинью, репутация у него скверная, но к бизнесу не подкопаешься.

– Знаю. Тебе следует отказаться от услуг Маршалла, пап. Совсем.

Отец удивляется так, словно не верит тому, что слышит.

– Картер, – он отпускает недоуменный смешок, откидываясь на стуле, – это невозможно. Я работаю с ним двадцать лет!

– И, видимо, недостаточно хорошо его знаешь.

– У тебя есть причины подозревать Джона в продажности?

– Нет. Считай это интуицией, но я ему не доверяю. Он не ожидал того, что я разберусь с документами, и не смог объяснить, откуда у него такая предосторожность к Хиггинсу. По большому счету, все претензии последнего не стоят и выеденного яйца. По каждому отдельному заявлению требуется судебное разбирательство и ему, как юристу, это хорошо известно. А до тех пор это просто бумажки, годящиеся, чтобы ими подтереться – вот, что Джон должен был тебе сказать. Но ты прав, у них есть что-то, иначе бы они не вели себя так нагло.

– Что ты предлагаешь?

– Расторгни контракт с фирмой Маршалла и найди новую юридическую контору. Лучше в соседнем городе. Поверь, пап, Джон не стоит тех денег, которые ты ему платишь, раз уж его так легко взяли за яйца. Дальше нам нужно добиться ревизионного аудита компании «Холт&Хиггинс», и как можно скорее. Управление должно проверить всю финансовую отчетность фирмы-конкурента – квитанции, счета, оплаченные чеки. Сошлись на крупную ошибку в поставках товара от общего поставщика, в следствие чего обнаружилась недоимка средств, и на нежелание конкурентов сотрудничать. И только после этого мы выдвинем встречные претензии за клевету.

– Картер! – темные глаза отца расширяются. – Ты предлагаешь мне… смухлевать?

Когда сушит горло, пакет сока кажется жалким глотком. Я смотрю отцу прямо в лицо, отвечая:

– Я предлагаю тебе опередить Хиггинса на шаг и сохранить фирму. Он не отступит, пока не получит то, что ему пообещал Марк. Так пусть оружие будет в твоей руке, чтобы потом ни о чем не жалеть.

Уснуть получается не сразу. Я долго лежу, закинув руки за голову, обдумывая слова человека из Джексонвилла, которого привез Стивен. Если его признание правда, то Хиггинсу осталось недолго жировать в Сэндфилд-Роке. То, что я собираюсь сделать, идет вразрез с законом, но я еще не забыл, кем являюсь, и готов рискнуть.

Мне это ничего не стоит, пока, засыпая, я продолжаю видеть зелено-карие, мягкие глаза Лены…

Девушки, которую я сначала разбил, а потом не сумел спасти.

Глава 2

– Мистер Райт! Одну минутку! Мне нужна ваша помощь! У меня что-то случилось с машиной – она не заводится! Вы не могли бы ее посмотреть? К сожалению, Марк уехал на весь день, и я осталась в доме совершенно одна! Это так не вовремя!

Высокая блондинка в светло-зеленой блузе и узких, коротких брюках, машет мне рукой и поспешно пересекает дорогу, когда я направлюсь к своему автомобилю, припаркованному у обочины, чтобы сесть за руль.

Еще утро, но Присцилла Холт уже успела сделать укладку, надеть каблуки и нанести на лицо яркий макияж. От нее разит дорогим, но безвкусным парфюмом, и я невольно морщусь, ощутив ее приближение. Нынешняя жена Марка Холта моложе бывшей лет на десять и отчаянно пытается ее изображать, однако не идет ни в какое сравнение с Адели. С тем покровом особой красоты и нежности, который всегда выделял эту женщину из числа других.

Не знаю, кого собирается обмануть Марк, создав из новых отношений дешевую подделку своей прошлой жизни – мне плевать. Гораздо больше меня интересует другое – зачем он вернулся в Сэндфилд-Рок и связался с Хиггинсом. Холт не давал о себе знать три года. После смерти Николаса и пропажи Лены исчезла и Адели. А после скандала с Викторией стало ясно, что в городе останется кто-то один – либо Холт, либо Райты.

Ходили слухи, что бракоразводный процесс разорил Холта, всплыли детали о насилии в семье и, честное слово, если бы он не скрылся, я бы его сам достал. Но он уехал, а теперь вернулся с молодой женой – якобы, чтобы все продать. Что ж, пока меня это устраивало.

– Нет, я занят.

Я сажусь в свой автомобиль, не глядя на блондинку, но ее рука опускается на дверь рядом с моей, и мне приходится повернуть голову.

– Ну что еще?

– Вы не расслышали… У меня проблема, мистер Райт! Моя машина…

Я резко обрываю ее:

– Ничем не могу помочь, мэм. Обратитесь в сервис, телефон найдете в справочнике.

Она наклоняется и приближается ко мне, растягивает губы в улыбке, словно не верит в мой отказ. Проводит ладонью по волосам и задерживает пальцы на груди, привлекая внимание к глубокому вырезу блузы и виднеющемуся в нем краю черного кружевного белья.

Ее внешность для нее оружие, и она пытается его использовать. Кукольная стерва, и такая же дешевая, как ее маскарад. Не знаю, где ее нашел Холт, но если она не видит моего раздражения, то ей придется столкнуться с моей злостью.

– Картер, ты всегда такой колючий с симпатичными соседками? Что, даже не познакомимся? А я надеялась, мы подружимся. Такой красивый парень, и такой неприветливый! Ты можешь называть меня Присцилла, хотя для всех других я – миссис Холт!

Она надеется на кое-что большее, это видно по взгляду, и совершенно точно отнимает мое время. Я включаю двигатель и предупреждаю блондинку с холодом в голосе, не собираясь с ней играть:

– Слушай, соседка. Я даю тебе две секунды, чтобы ты убрала пальцы с моей машины, если хочешь сохранить их целыми. Мне плевать, как тебя зовут и откуда ты взялась. Если я захочу кого-нибудь трахнуть, это будет кто-то подороже тебя.

Ее глаза с кукольными ресницами изумленно распахиваются, но только на миг. Нас здесь двое, и мы оба знаем, о чем говорим.

– Что?! Да как ты смеешь… Мальчишка! – возмущается кукла, но пальцы отнимает за мгновение до того, как краснеет, а я хлопаю дверью автомобиля, срываясь с места.

Пошла она! Я раздраженно ударяю по зеркалу заднего вида, отворачивая его. Больше никаких гребаных Холтов. Никогда!

Стивен ждет меня у выезда на южное шоссе. Как всегда курит, накинув капюшон на голову, и смотрит на дорогу, опершись задницей на капот старой тонированной тачки с рекламными постерами на стеклах и дверях: «Сладкие пончики Робби!» «Ананасовый джем и фисташковая пудра!» «Кто успел – тот съел!» «Закажи дюжину – получи к ужину!»

Когда я подъезжаю к парню и выхожу из своего спорткара, он кивает в сторону салона, в котором сидит темнокожий Джеб и толстый тип с повязкой на глазах. Открыв дверь, я толкаю его, заметно вспотевшего, дальше по сидению, и сажусь рядом. Приспустив повязку, спрашиваю:

– Узнаешь?

– Картер! – предупреждающе шипит Джеб, но я крепко держу подбородок Хиггинса в пальцах, чтобы он не рискнул даже дернуться. А вот язык у здоровяка развязывается сразу же, как только с его рта отлепляется скотч. Однако вряд ли от простого желания поболтать.

Уверен, что эта хитрая, жирная крыса не раз и сам выкидывал подобное, но вот с ним еще так не обращались, и с его лысины стекают капли, а в глазах заметен страх. Шлейф слухов, ненависти и словесных обвинений, но ни одного доказанного факта преступления закона – вот личная заслуга Роакина Хиггинса. Эта удачливая сволочь слишком долго жил безнаказанным и уверовал в свою неприкосновенность. Пришло время ему об этом сказать.

– Ублюдки! Я вас уничтожу! Вы не знаете, с кем связались! Да я – будущий мэр Сэндфилд-Рока! Я вас на клочки порву!..

Приходится ударить его под ребра и заткнуть, хотя хочется заехать в челюсть, чтобы навсегда разучить скалиться. Но его физиономия мне нужна. Пока еще…

– Заткнись, свинья! – я говорю спокойно и негромко, совершенно точно зная, что он меня слышит. – Сиди тихо, и будешь цел, обещаю. Уже сегодня вечером будешь жрать свой Слоппи Джо* с какой-нибудь шлюхой… или цедить пюре из шпината вместе с женой, если я выбью тебе все зубы. Но сначала мы кое-куда прокатимся.

– Я узнал тебя. Ты тот надменный сопляк из конторы…

На этот раз я ударяю сильнее, рванув вперед корпусом – так, что дыхание у Хиггинса обрывается на долгую минуту и закатываются глаза. У него покрасневшие сухие белки в сетке проступивших сосудов, а от потной кожи тянется узнаваемый запах. Однако новый косячок марихуаны этот любитель травки выкурит еще не скоро.

Я терпеливо жду, и он, наконец, понимает.

– Что… что ты хочешь от меня?

Мне не сложно озвучить свои условия, и я слежу за тем, чтобы он слушал внимательно, пока перечисляю ему, что именно он должен сделать.

– У тебя один шанс, Хиггинс. Не заставляй меня злиться по-настоящему.

Но этому борову тяжело «дышать» под прессом, и при моих последних словах его лицо наливается кровью.

– Ты идиот, щ-щенок, если надеешься выкрутиться! Я упеку вас в тюрьму – тебя и твоего папашу! У вас не получится меня запугать! Я и не таким соплякам хребты ломал! – звучит многообещающе, однако тревога в глазах толстяка его выдает. А может, его кожу слишком глубоко щекочет лезвие ножа Джеба?

Я редко улыбаюсь, но это тот случай, когда оскал сам искажает мое лицо, а в голову ударяет азарт угрозы. Это чувство мне нравится, но еще больше нравится то, что Хиггинс это видит.

– Ну, давай, попробуй поломать меня, – я приближаюсь к нему и обещаю: – Но знай, что в следующий раз ты сдохнешь! Без вариантов и условий. А пока живи!

Я возвращаю на лицо толстяка повязку и скотч. Выхожу из машины, хлопнув дверью, и даю знак Стиву трогаться:

– Поехали, Стив! Звонил Лукас, у него уже все готово. Пора эту тварь впихнуть в привычную шкуру!

Дорога занимает несколько часов, но мы привозим Хиггинса в Джексонвилл неспроста – это место ему хорошо знакомо. Правда, времени с тех пор, как он был здесь в последний раз, прошло немало, но меня заверили, что он вспомнит.

Хиггинс жирная скотина, однако парни справляются и, не церемонясь, раздевают его догола. Зрелище мерзкое, но я здесь не для того, чтобы таращиться на борова, а чтобы заверить его в том, что в случае чего отстрелю ему все части тела, и начну с члена.

Он не дурак, и болезненно бледнеет, увидев в моей руке оружие. Проведя параллель с прошлым, догадывается, что происходит и затыкается.

У того человека, с которым я говорил на пустыре, отсутствовали пальцы на обеих ногах. Хиггинсу вслед за членом я отстрелю башку.

Компромат на богатого развратника, которого ублажает молодой гей, должен быть правдивым, и парень перед толстяком старается. Его друг щелкает камерой, и фотографии, а затем и видео выходит, что надо. Когда все заканчивается, я показываю Хиггинсу на штаны и на документ, который с ручкой лежит на столе:

– Подпишешь, и можешь убираться. И не вздумай шутить с подписью, у меня сегодня плохое настроение. Завтра я собираюсь о тебе забыть, а ты забудь о Сэндфилд-Роке и своем желании стать мэром. Больше этот город тебе не по зубам!

В Хиггинсе больше двухсот фунтов, и он грузно оседает на стул. На фоне двадцатилетнего парня, стоящего перед ним на коленях, он выглядит именно той тварью, которой является на самом деле, и он это понимает. Тому, у кого есть история, трудно сопротивляться природе.

Я достаю деньги и бросаю их на кровать, кивнув на купюры шлюхе, который спокойно стоит у окна и курит с такой рожей, словно это не он только что обрабатывал жирную скотину так, что у того встал. Оставляю Хиггинса со своими парнями, разворачиваюсь и выхожу на улицу. Вставив сигарету в зубы, бездумно иду по ней вперед просто для того, чтобы остудить ярость и разжать кулаки…

Я только что едва сдержался, чтобы никого не избить. Чтобы не слышать мысль, внезапно толкнувшуюся в сознание и выгнавшую меня из душной квартиры: «А что будет с тобой в следующий раз, Картер? Как далеко ты однажды зайдешь, чтобы остаться на темной половине луны? На что окажешься готов?»

Перед глазами, как много раз до этого, вдруг встает Николас Холт – там, в ночном океане, когда мы друг друга уже не видели, но чувствовали. Когда на пороге игры «Жизнь или смерть» мы вновь сошлись и ненависть вконец захлестнула обоих.

Тогда я ужаснулся тому, что он задумал, и был готов его убить раньше океана… Но не успел.

Он не собирался утонуть – сукин сын Холт! Он был уверен, что выплывет! Потому что опустил в «Шевроле» стекла и снял блокировку замков, надеясь, что вода наполнит салон и даст ему возможность открыть дверь. Я хорошо знал Ника, чтобы догадаться об этом. Нужно быть достаточно сильным, и все получится. Набрать воздуха в легкие, оттолкнуться от сидения, справиться с холодными волнами и доплыть до той части берега, где можно выйти на сушу.

Да, у него был хороший шанс выжить… но не у Лены.

Не у той, кто однажды уже едва не оказалась за гранью, и Ник об этом помнил.

Когда он сорвался в пропасть, он хотел, чтобы утонула она – его сводная сестра, которую он желал, но так и не получил.

В тот день дул северный ветер, и течение несло волны вдоль берега, высоко облизывая пенными гребнями скалы Утеса. Удар машины о воду оказался таким сильным, что сработала подушка безопасности и «Шевроле» накренило. Ника мгновенно вжало в кресло, не позволив выбраться из-за руля, и он попал в ловушку. Вода наполнила салон и потащила автомобиль вниз…

Мне хорошо был слышен крик Лены – испуганный и беспомощный. Когда я до них добрался, я поймал ее руки и почти вытащил из машины сквозь открытое окно, но эта сволочь мешала нам. В темноте я не видел его, но знал, что он держал ее ногу, а мы все глубже уходили под воду. Волны накрывали с головой, мы все бились за жизнь, и никак не получалось глотнуть воздуха…

Кто-то должен был сдаться первым.

Я вырвал ее из машины в тот миг, когда ее руки ослабли, а у меня помутилось сознание и соленой водой обожгло легкие. Я так и не понял, терял ли его, но я потерял девчонку. Победив Николаса, вновь остался один…

Той ночью из океана я выбрался без Лены Холт, с сорванным от крика горлом и без сил. До утра искал ее снова и снова, бросался в воду и не находил… Поэтому на мысленный упрек: «Как далеко ты готов зайти, Картер Райт?», я отвечаю себе, что решился бы на многое, лишь бы достать Ника с того света.

Кто знает, возможно, если я переступлю все черты, у меня получится?

На часах час дня, светит солнце, и в этом людном месте, на пересечении улочек со множеством кафешек, в отражении стёкол я кажусь себе темной и мрачной фигурой – парень в черной куртке, с темными прядями, упавшими на лицо. Отвернувшись к дороге, я останавливаюсь и чиркаю зажигалкой, но внезапно засматриваюсь на яркое перо красного кардинала, медленно спускающееся ко мне с ветви одного из деревьев.

Оно планирует по воздуху – яркое-алое и невесомое, пока не ложится сначала на рукав, а потом и в ладонь…

– Эй, дядя, берегись! – незнакомый малыш проносится мимо на самокате, заставив меня отшатнуться в сторону.

– Извините моего сына, мистер! Он только учится кататься! – следом пробегает тучная женщина, и я, уступив ей дорогу, задеваю кого-то плечом и слышу, как за моей спиной на землю падают коробки….

– Простите, я не хотел.

– Ничего страшного! Не волнуйтесь, это всего лишь декор. Вы ничего не разбили!

Я поворачиваюсь и уже наклоняюсь, чтобы поднять одну из коробок… когда мир вокруг меня вдруг шатается и разверзается пропастью, потому что я узнаю голос.

Глава 3

Из дневника Алекса Райта

«…Иногда мне кажется, что у Грегори Батлера напрочь отсутствует чувство юмора. Когда утром перед уроком английского Картер ответил ему на приглашение в церковь словами, что ходит туда только в свободное от грехов время, а сейчас занят, он обиделся.

Конечно, Картер любит шокировать людей, но мне кажется, Грегори даже не понял, что это была шутка. Хорошо бы его отцу поменьше давить на Грега. Так он рискует превратить его в свою копию, а все знают, что преподобного Батлера в нашем городе не очень-то любят.

Но это все неважно, я хотел написать о другом…

Сегодня я познакомился с самой красивой девочкой на свете. Нет, она вовсе не похожа на принцессу Жасмин, в которую я влюбился в детстве, но у нее самые красивые глаза и улыбка. А еще она очень любознательная и, кажется, не против стать моим другом…»

Это голос Лены, ошибиться сложно, я бы узнал его из тысячи! Он продолжает звучать в моей голове и шок оказывается настолько сильным, что я закрываю глаза, желая продлить эту иллюзию еще немного, чьим бы проклятием она ни была.

Мне показалось, иначе быть не может. Я так часто думал о ней, что память, выбрав момент, сыграла со мной злую шутку. А может, это начало моего сумасшествия?

Она умерла, мне пришлось в это поверить. Темноволосая девчонка-соседка, при взгляде на которую мое сердце однажды застучало, исчезла, а я себе этого не простил. И не забыл ничего из того, что случилось в наш последний вечер и чего я не смог изменить.

– Спасибо, не беспокойтесь, я сама!

Невозможно. В холодной воде с таким течением не выжить! И пусть сам я выбрался и выбирался несколько раз, но ее спасти могло только чудо!.. В которое я давно перестал верить.

Так неужели же чудо?..

Несколько секунд, пока я не могу открыть глаза, превращаются для меня в ад. Потому что, если это не она, останется лишь сунуть голову в пепел.

На девчонке белые шорты, сандалии и блуза цвета морской волны. Длинные, слегка вьющиеся волосы касаются лопаток. Она подхватывает коробки и торопливо спешит через дорогу в сторону распахнутого для посетителей кафе с летней площадкой – легкая и свежая в этот солнечный день, а я, как чумной, шагаю за ней следом, едва не угодив под колеса тяжелого пикапа…

Его водитель тормозит, визжат покрышки и, высунувшись в окно, он матерится в мою сторону. Но я его не слышу. Вцепившись пальцами в капот, я стою и смотрю на дверь, в которую она только что вошла…

– Картер! Вот ты где! Ну все, с Хиггинсом покончено – бумаги у меня! Уезжаем, чувак! Эта тварь теперь долго не очухается. Пусть только рыпнется, мы его тут же распотрошим, как индейку!

Это Стивен и Лукас. Они подошли и встали за моей спиной, словно черные крылья – продолжение меня самого. Крепкие, злые парни, так же, как я, насквозь пропитанные адреналином. Замерли, готовые в любой момент раскрыться и затянуть своей темнотой небо до горизонта. Даже такое погожее, как сегодня.

Мужик за рулем пикапа это чувствует и уезжает от греха подальше, а я опускаю голову, чтобы не выдать себя взглядом. Поворачиваюсь к парням, вдруг яростно желая, чтобы они исчезли. Не посмели переступить границу света и темноты, у которой я оказался.

– Убирайтесь, – шиплю. – Вон!

– Что? – удивляется Лукас. – Эй, Картер, ты двинулся? Какого черта! Мы же собирались это дело отметить…

Стив сообразительнее Палмера, потому предостерегающе берет его под локоть – за мгновение до того, как я уже готов сжать пальцы на шее Лу.

– Тихо, Райт. Что с тобой?

– Ничего, Стиви. Просто свалите нахрен отсюда! Сейчас же! Я должен остаться один.

– Здесь?

– Место не имеет значения. Ты против?

– Нет, чувак. Как скажешь.

Он не понимает, что случилось, но не привык задавать лишних вопросов, поэтому поворачивает Лукаса и хлопает того по плечу:

– Ладно, возвращаемся к Джебу, Лу! Ты бы тоже двинулся, если бы всё это провернул. Дадим Картеру выдохнуть. Тачка есть – доберется, не маленький!

– Да уж, спасибо, твою мать! Ты видел, он чуть не кинулся на меня!

– Забей! А лучше вспомни, что он для тебя сделал и заткнись!

Парни уходят. Скрываются из виду, возвращаясь к машине. Какое-то время ждут, но я не нагоняю их, и они уезжают, оставив меня одного. Но даже после их ухода духота не отпускает и продолжает висеть в воздухе, накрыв собой, как куполом, и сдавливая обручем грудь. Гонит прочь, не позволяя поверить собственным глазам.

Я снимаю с себя куртку, оставшись в футболке, но легче дышать не становится. Сердце бьется как сумасшедшее, и все, чего я хочу – увидеть лицо этой девушки. Сейчас! Иначе взорвусь криком, так велико во мне напряжение.

На летней площадке перед кафе сидят несколько посетителей с детьми. Я прохожу мимо и подхожу ко входу во внутреннее помещение. На секунду остановившись, вхожу в кафе… и стоит мне оказаться внутри, как глаза сами ее находят.

Это она – Лена, сомнений нет. Или я сошел с ума. Она стоит возле рослого, полноватого парня, улыбается ему и что-то говорит, показывая рукой на стену. Обзор закрывают столики и работники кафе, пересекающие небольшой зал, но я так ошарашен, что не свожу с нее взгляда. Горло перехватывает сильное чувство, и чтобы справиться с ним, шагаю к ближайшему столику и медленно опускаюсь на стул.

– Здравствуйте! Рады вас видеть в нашем кафе! Что будете заказывать?

– Воды…

– И все?

– Что?

Я с трудом отрываю взгляд от Лены и перевожу его на подошедшую ко мне официантку – высокую светловолосую девушку лет двадцати пяти, с крепкой фигурой и косой на плече.

– Я спросила…

– Кофе! Принесите мне американо.

– А выпечку? У нас, мистер, всегда только свежая выпечка! Вот, ознакомьтесь с меню. Если вы заглянули к нам впервые, могу предложить вам чизкейк из рикотты с апельсином или сливовый пирог «Пандауди».

– Да.

– Что «да»?

– Принесите мне ваш чертов пирог!

У официантки странное выражение лица, но она уходит, а я продолжаю во все глаза смотреть на Лену…

Она изменилась. Стала взрослее и женственнее. Но ошибиться невозможно – это ее лицо, ее движения и мимика. Ее голос! Он долетает до меня негромкими звуками и бальзамом входит в кровь. Не помню, чтобы я когда-нибудь ощущал себя таким же взволнованным и живым, как сейчас.

– Вот ваш кофе, мистер. А вот пирог.

– Стойте! – я останавливаю официантку за руку, когда она, поставив передо мной заказ, собирается отойти от столика. – Скажите… кто это? Кто та девушка возле толстяка?.. Как ее зовут?