Дочь Генерала. Книга 2 Кистяева Марина
– Мы пили. С Петровичем. Бабка также ушла спать. Даш… Не смотри волчонком. Пожалуйста… Только не сегодня, а? Мне так хорошо, что я дома, что ты понравилась ба. Она тебе тоже, я наблюдал, как вы общаетесь за столом. Я и остался с Петровичем, чтобы ты спокойно могла уснуть, не думая, что я приду к тебе в кровать с приставаниями.
– А сейчас… что же?
Даша неподвижно и настороженно наблюдала за Зиминым.
От него вроде бы не исходили волны агрессии. Напротив, он выглядел расслабленным. Но ей расслабляться не стоило. Даша помнила, какое у Гриши сильное и натренированное тело.
По тому, как слегка заплетался его голос, она сделала вывод, что выпили они с Петровичем немало.
– Пришел, Снегурка. Кровать у нас с тобой одна. Чувствую себя дебилом, честное слово. Впервые в жизни до одури хочу девочку, а дотронуться не могу.
Разговор принимал опасный поворот, и Даша немного заерзала. Как она себя ни готовила эти дни, ни убеждала, ни приводила десятки доводов, справиться с эмоциями получалось плохо.
– Даш… Хочешь покаюсь? Я пьяный, сам не ожидал, что выпью дохренища, прости. В народе говорят: что у пьяного на языке, то у трезвого в голове.
– Я не люблю пьяных.
– Сам не люблю. Даже парадокс какой-то, я снова злоупотребил спиртным, и снова ты в моей кровати.
– Кровать общая…
– Ты сама знаешь, что не в этом суть. Я помню, что в ту ночь пил. И ты помнишь. Тихо-тихо, что ты… Снегурка, я хочу объясниться. Да не закутывайся…
Даша не сдержалась и потянула покрывало на себя, как только он заговорил про ту ночь, и не сразу заметила, что он внезапно оборвал речь, уставившись на что-то в её ногах. Она разволновалась сильнее. Что там такое могло быть настолько значимое, что он оборвал сам себя?
– Гриш, – она не выдержала.
Мужчина посмотрел ей в лицо, медленно растянул губы в ухмылке и перевел взгляд снова куда-то ей в ноги.
– Знаешь, Снегурка, что поразило меня в тебе? Вернее послужило началом безумия? Твои пальчики на ногах. Как сейчас помню, я отжимался, а ты спускалась по лестнице. Босая. Замерла, стоишь, пальчики поджимаешь, на меня смотришь испуганными глазищами. Вся дрожишь, но готовая драться и снова сорваться в ночь. А я завис над твоими розовыми пальчиками с неброским педикюром. Смотрел и думал только лишь о том, что хочу целовать каждый. Вот и сейчас ты поджимаешь их точно так же, пряча снова от меня.
Признание ошарашило и проникло в душу. Даша не хотела воспринимать его слова близко к сердцу. Не хотела слушать! Перед ней сидит человек, взявший ей силой, четко указавший на её место в их отношениях.
Только под ним. Когда он захочет. Как захочет.
А слова… Всего лишь слова.
Тогда почему они потрясали и вызывали настырный и никому не нужный ком в горле?
Даша не знала, что сказать.
Поэтому промолчала.
Тем временем Гриша немного сдвинул одеяло, обнажая её ступни. Даша интуитивно хотела снова их спрятать, но он поймал одну, накрыв лодыжку рукой. Сначала припечатал к матрасу тяжестью, а потом, невзирая на легкие сопротивления девушки, и вовсе приподнял её, обхватив пальцами саму ступню.
– Вот они. Мой личный фетиш, – Гриша больше не смотрел в лицо Даши, его внимание полностью сфокусировалось на миниатюрной ножке. – И размер у тебя небольшой. Тридцать шесть где-то. Тихо… Знаю, не доверяешь, но, Снегурка… Давай не сегодня, а? Повоюем ещё, девочка. Я бы мог дать слово, что не трону тебя сегодняшней ночью, но, опять же, знаю, что ты мне не поверишь. Может, и правильно… Хрен разберешься теперь. Просто полежи тихо, Дашуль, а я тебя поглажу.
Даша с силой прикусила нижнюю губу. Ногу хотелось выдернуть. Сначала… А как только Гриша заговорил и начал осторожно разминать ступню, нажимая на чувствительные точки, передумала. Не то ли спросонья она расслабилась, не то ли наступила в очередной раз на грабли, и захотелось капельку тепла, особенно после чудесного вечера.
Гриша гладил осторожно. Едва ли не лениво. Чуть надавливал и сразу отпускал.
Потом склонил голову и вобрал в рот большой палец Даши. Та испуганно пискнула, но больше от неожиданности, чем от страха. Гриша, не прекращая ласки, посмотрел на неё.
Это было так… интимно.
Чувственно, что у Даши сбилось дыхание, застряло в горле. Глаза расширились, и она смотрела на мужчину абсолютно непонимающе. Его язык прошелся по пальчику вверх-вниз, и снова губы слегка пососали.
– Гриша…
– Тссс… Давно хотел это сделать. Всё у нас кувырком, Снегурка. Хочу одно, а получается совсем иное. Даже та ночь… Тихо, куда ты… У меня и в мыслях не было брать тебя там… – он переключился на следующий пальчик, прикусив мягкую подушечку, отчего по телу Даши пронесся электрический разряд и неожиданно ударил по низу живота. Ощутимо, едва ли не болезненно. Девушка окончательно притихла, боясь выдать себя. Потерянная и не понимающая, что с ней происходит. Она же не может возбудиться после того, как Гриша так с ней поступил? Предал её доверие. Взял, наказывая. Не любя, а ставя на место.
Но разум разумом, а тело жило отдельной жизнью.
– Ты же мечтала о красивой первой ночи… Я понял, когда мы в спальню пошли, и ты тормознула в последний момент. И я планировал дать тебе красивую ночь, но… Дашуль, пусти меня к себе. Не сегодня… Просто пусти. Через неделю. Две. Месяц. Хотя кого я обманываю, Снегурка? Это сейчас я пьяный, добрый, а завтра черт знает. Может, и переклинит меня снова, и я решу, что хватит устраивать танцы с бубнами, ты же мне как-то с вызовом сказала, что согласна спать со мной, потому что другого выбора у тебя нет. Точно всё кувырком.
Искры внизу живота рассыпались и дальше, опоясывая поясницу.
– Молчишь?
– Слушаю тебя.
– Страшно?
– Не знаю. Иногда да.
– Почему? – Гриша спросил с серьезным лицом и сразу же скривил губу. – Ну да… Никогда не думал, что столкнусь с тем, что буду любить, а девушка станет от меня шарахаться, как от прокаженного.
– Гриш… Не надо, – как Даша ни старалась, голос все же дрогнул.
Гриша перевел взгляд на её лицо и некоторое время молча рассматривал его, а Дашу изнутри разрывало. Более странной ночи у неё ещё не было. А странных ночей после знакомства с Зиминым случалось предостаточно.
– Я люблю тебя, Снегурка.
Казалось, сердце выпрыгнет из груди. В ушах зашумело.
Её первое признание…
И от кого.
– Вот такой неправильной одержимой любовью. Говорят, любовь – это когда отдаешь, отпускаешь. Не согласен. По крайней мере, на данном этапе. Я думал, что балуя и лелея тебя, смогу вернуть доверие. Но ты хорошо прошлась по мне, напомнив, что у тебя теперь есть Коваль, и все материальные благи сейчас ты можешь получить от него.
Давление в груди становилось невыносимым, и Даша чуть подалась вперед.
– Гриша… Ложись спать.
– Надоело слушать мой бред?
– Тебе лучше лечь.
Мужчина снова внимательно посмотрел на неё. А у Даши возникло впечатление, что она спиной падает в море, и волны, одна за другой, окутывают её.
– Пустишь к себе?
– В смысле?
Она мгновенно насторожилась.
– Поспи у меня на плече. Кровать большая, но я же всё равно найду тебя. А это ляжешь сразу. Может, и уснем по-человечьи.
– А ты… – она также пристально посмотрела на него. – В чем будешь спать?
– Говори, как тебе будет комфортно.
– Штаны, – быстро выпалила Даша.
– Хорошо. Договорились?
– Договорились.
Глава 10
Даша спустилась вниз и застала целующимися Регину и Петровича. Они сидели на софе в гостиной, обнимались, и, казалось, никого не замечали вокруг. Даша замерла на лестничном пролете, не зная, что делать дальше и куда идти.
Увиденное было… странным.
Два взрослых человека – да что взрослых – пожилых! – целуются и обнимаются с такой теплотой и любовью, что в душе всё переворачивается от… зависти?
У Даши стремительно ломались все стереотипы.
Она не помнила, чтобы в её семье кто-то выражал эмоции прилюдно. Мама любила обнимать её, но к ребенку всегда более нежные отношения. Видела ли Даша хотя бы раз, чтобы мама и папа целовались? Нет. Так же и с Таней.
А тут… Губы Даши невольно растянулись в улыбке.
Словно почувствовав, что за ними наблюдают, Регина, едва слышно смеясь, оттолкнула Петровича и перевела взгляд на Дашу:
– Подсматривать нехорошо, – сказала и уже засмеялась в голос. – Дашулька, ну что ты стоишь, застыла как изваяние! Давай! Спускайся уже. Гришка тебя на кухне заждался. Весь дневной лимит кофе выпил уже, небось. С утречка-то хреново ему. А нечего! Сильно пьяный вчера был?
Она спрашивает у неё?
Даша поспешно спустилась.
– Нет, почти в норме.
– Угу. В норме. Дашуль, не переживай, мозги я этим, – кивок в сторону Петровича, – уже прочистила. Больше подобного не повторится. По крайней мере, в моем доме – точно! Налакались вчера.
– Регина, ты о чем таком говоришь? Какое «налакались»? Бутылка на двоих – ни о чем.
– Митя, бутылка – ни о чем? Серьезно? Тебе врач что сказал? Вообще не пить! Ни стопарика! Ни капли! А ты, я спрашиваю?
Даша прошла на кухню. Также захотелось получить свою дозу кофеина с утра. Её ладонь коснулась бедер. Надо же… Она и в бриджах для верховой езды, с ума сойти.
Костюм принесли, пока она была в ванной. В это же время и Григорий вышел из спальни. С утра он был неразговорчивым, морщился. Ей даже стало его немного жаль.
Жалеть Зимина она поспешила. Если Гриша и испытывал некие неудобства в плане тошноты и головной боли с утра, сейчас он выглядел бодрым. На нем были так же бриджи и белый свитер с широким воротом.
– Садись завтракать.
Даша покачала головой.
– Не хочу. Ограничусь кофе.
– Тебе следует поесть.
Даша сразу же напряглась. Вздернула подбородок кверху и решительно произнесла:
– Гриша, снова начинается, да? Полный контроль? Шаг влево, шаг вправо – расстрел. То есть спать со мной – я достаточно взрослая и самостоятельна, а решить, завтракать мне или нет – никак? Зимин, какого черта? Вот какого, а?..
Она развернулась, чтобы выйти, не в состоянии справиться с накатившей обидой. Как хорошо всё начиналось! Вчерашний ужин, ночные прикосновения и признания, а с утра снова: знай своё место, Даша.
Ничего не изменится.
Никогда.
Она хоть что будет делать. Просто Зимин привык командовать и контролировать, так и продолжит поступать дальше.
Она не успела сделать и двух шагов, как её схватили за руку, поспешно потянули назад и прижали спиной к широкой груди. А в собранные в пучок волосы сразу же зарылись лицом.
– Извини, – глухо бросил Григорий, прижимая её сильнее. Его руки опоясали её талию, не оставляя ни единого шанса на то, чтобы вырваться. Даша выдохнула, стараясь угомонить волнение, смешанное с негодованием.
Она даже вцепилась в кисть Гриши, намереваясь разжать его захват.
– Я не подумал, что ты так яростно отреагируешь на простое замечание, – его горячее дыхание щекотало кожу шеи, усиливая волнение.
Быть пойманной сильным мужчиной и не иметь шанса на свободу – спорное удовольствие.
– Гриша, это для тебя, может быть, простое. А я всё воспринимаю иначе. Потому что задыхаюсь от тотального контроля над моей жизнью. Ты везде. Дом твой, одежда твоя, еда твоя. Только на воздух, которым дышу, ты не имеешь права. Неужели ты не понимаешь, что я задыхаюсь? Если так и дальше продолжится, то я… Я не знаю, что сделаю, но так невозможно… Ты мне перекрываешь кислород, Гриш. Сам же просил тебя пустить ближе… А ты? Ты мне дашь свободу или…
Она замолчала, откинув голову ему на плечо. Губы Зимина коснулись шеи и осторожно устремились ниже.
– Это было предложение позавтракать, Снегурка. Не злись. Я тебя услышал. Время девять. Мы собираемся на конную прогулку, тебе понадобятся силы.
– Вот когда я почувствую, что хочу есть, тогда и поем, – упрямо произнесла Даша, намереваясь стоять на своем.
– Хорошо. Тогда пьем кофе и выходим.
Конюшня произвела на Дашу огромное впечатление. Она десятки раз видела сюжеты и кадры из фильмов, но в реальности всё было иначе. В сотни раз ярче, сочнее.
– Выбирай любую. Здесь все спокойные лошади, – сказал Григорий, когда они заходили в конюшню.
– Красивые.
– Согласен.
– У меня глаза разбегаются.
– Не спеши. Пройдись. Посмотри. Сердце само подскажет. К тому же, Регина к нам скоро присоединится. Ей не терпится самой показать своих «призовых» будущей внучке.
Даша бросила на Зимина негодующий взгляд.
Внучке…
Тоже скажет.
И это уже не первый намёк.
Хотя почему намёк? Гриша открытым текстом говорил.
Его глаза довольно поблескивали, и сам мужчина выглядел почти расслабленным. Даша после инцидента в кухне тоже успокоилась. Надо проще реагировать, но и не давать себя прогнуть.
Ничего, она обязательно научится. Всему своё время. Не сразу.
В куртке у Григория завибрировал телефон. Мужчина нахмурился.
– Минуточку, Снегурка.
Девушка равнодушно пожала плечами:
– Разговаривай. Я пройдусь.
Даша успела сделать два шага, когда до неё донеслось лаконичное:
– Да, Руслан.
Коваль? Ноги неожиданно ослабли.
Даже немного кольнуло в груди. Руслан звонит не ей, а Грише. Сделав ещё пару шагов, она вспомнила, что свой телефон даже на зарядку вчера не поставила. Не до него было.
Даша увидела белую лошадь. Она её заинтересовала, и девушка направилась к ней.
Странно…
Вроде бы идет, а лошадь не приближается.
Что ж такое.
Даша делает ещё один шаг, а не ощущает, что ступня опускается на землю.
Ничего непонятно…
– Снегурка!
И голос Гриши, как издалека… За пеленой…
А дальше сплошная темнота.
Каждый человек верит, что рожден для счастья.
С самого первого дня.
Он улыбается, растет, взрослеет. Строит планы. Злится, когда что-то не получается и таит обиды. Порой несерьезные. По пустякам. Чтобы лечь спать, проснуться на следующий день и заново строить планы.
И никто никогда не думает, что однажды услышат диагноз, перечеркивающий завтрашний день жирной красной чертой.
Смотря телевизор, лениво листая новостные странички в инсте, слушая радио, мы равнодушно принимаем известие о начавшихся войнах, о потерпевшем крушение самолете. На аварии, случившиеся на дороге, и вовсе не обращаем зачастую внимания. Узнав о смертельном диагнозе кого-то, сочувствуем, проговариваем вслух и возвращаемся к обычным рутинным каждодневным делам.
Потому что свято верим, на инстинктивном, даже животном уровне, что никогда ничего подобного с нами не случится. Просто не может.
С кем угодно произойдет, но не с тобой.
Даша в сотый раз осмотрела персиковые стены больничной палаты. За свою жизнь она несколько раз лежала в государственных больницах, но раньше никогда особо не обращала внимания на палату. Относительно чисто – и уже хорошо. А если повезло, и положили с минимальным количеством коек, то просто замечательно. Меньше соседок – меньше вероятность нарваться на храпящую бабушку. Ещё существовала проблема с окнами. Не во всех больницах провели модернизацию и установили пластиковые. Остались и деревянные, из которых по ночам очень сильно дуло. А ещё запах лекарств, но от него уже никуда не денешься. И койки, выставленные в коридорах, тоже остались в памяти Даши.
Её палата сегодня – совсем другое. Светлая, с большими окнами с видом на сад. Пусть и заснеженный, но очень ухоженный. Видна широкая тропа для прогулок.
В палате Даша одна. На стенах несколько картин с приятными пейзажами, большая плазма со множеством каналов. Несколько кресел для удобства посещения больного. А ещё личная душевая.
Ей предоставили самое лучшее, что можно купить за деньги.
Ещё были корзины с цветами. Каждый день новые. Их ставили в дальний угол, потому что ближе пока врачи не разрешали из-за опасений, что у неё может быть аллергическая реакция, хотя Даша уверяла, что никогда ничего подобного за собой не замечала.
Её личный врач, Александр Ефимович Фадаев, спокойно улыбался на её слова.
В этой клинике и врачи были другие. Ухоженные, с дорогими часами на запястьях и приятным, не раздражающим парфюмом без примеси лекарств. И лица у врачей не уставшие и озлобленные после ночных дежурств и недосыпа.
Тот же Александр Ефимович, очень приятный мужчина лет пятидесяти пяти с аккуратной модной бородкой. С широкими плечами, спортивной подтянутой фигурой. Говорил всегда неспешно, по делу. Приходил к Даше каждое утро между девятью и десятью часами.
– Дарья, как вы себя сегодня чувствуете? – спрашивал он, входя и мягко улыбаясь.
Как она себя могла чувствовать?
Очень хороший вопрос.
Наверное, хорошо для человека, которому вынесли приговор в восемнадцать лет.
Она стребовала диагноз у Гриши.
Посмотрела ему в глаза и твердо произнесла:
– Скажи.
Зимин, в отличие от Фадаева, выглядел разбитым и уставшим. Он несколько дней спал урывками, Даша это знала. Сначала в самолете, потом здесь, в её палате. Ему предоставили отдельную комнату, соседнюю с её, но он отказался наотрез. Даже закричал на медсестру, когда она пыталась настоять. Даша запомнила ту сцену. Вернее, отрывочные воспоминания: его фигуру у окна и тремор рук, когда он проводил ладонью по лицу.
Он волновался за неё.
Постоянно был рядом.
Отменил поездку в Прагу. Правда, ему всё же потом пришлось улететь.
Но это потом.
А первые дни он никуда от Даши не отходил. Даже на анализы ходил с ней. Держал за руку, просто давал понять, что рядом. Вставал таким образом, чтобы она его видела.
Гриша постоянно разговаривал по телефону. Четко отдавал распоряжения, кого-то даже вызывал к себе, проводил встречи или совещания. Даша прислушивалась к его разговорам, но сути не улавливала. Она больше смотрела, нет, впитывала в себя жесты мужчины, как он говорит, двигается.
Как двигаются его губы…
Замечала ли она раньше, насколько у него красиво очерченные губы? Особенно верхняя. С таким красивым контуром, над которым каждый вечер упрямо появлялась небольшая щетина. Даша поймала себя на мысли, что ей нравится наблюдать, как Гриша разговаривает. Он обычно слегка отворачивался, вставал, шел к окну или, наоборот, начинал ходить по палате. Иногда выходил, бросая в сторону Даши извиняющиеся взгляды. Но обычно возвращался довольно быстро.
Ещё ей нравились его руки. Крепкие, с тугими венами-жгутами.
И волосы влажные она тоже любила рассматривать. Когда Гриша выходил из душевой и на них поблескивали капельки воды. Седина шла ему, кто бы и что бы ни говорил. Лицо молодое, а седой. Бывает же такое.
В жизни всякое бывает. Даже самое невозможное.
Ей ли не знать…
Даше хотелось взять полотенце или стянуть его с плеч Гриши (обычно вечером мужчина выходил с полотенцем, словно забываясь), подойти к нему и самой промокнуть волосы. Встать на цыпочки, чтобы хотя бы немного уровнять разницу в росте, поймать его улыбку и заметить, как он слегка наклоняет голову вперед, чтобы ей было удобно.
Так когда-то делала мама. Только не папе, а ей. И мама присаживалась на корточки.
Откуда в Даше появились подобные желания? Она не знала. Она ничего не анализировала, она проживала ещё один день.
В больнице. В частной крутой клинике, адрес которой даже не существовал в «Яндекс-карте», и «Гугл» упрямо молчал о наличии такого заведения. Господи, да какая ей уже разница?
Она здесь. В ВИП-палате. Хотя, наверное, тут все палаты ВИП.
Даша пока мало гуляла по коридорам. Ей не разрешали.
Обследования, обследования и ещё раз обследования.
Интересно, сколько раз ещё будет меняться её жизнь? Круто, чтобы не было возможности сделать шаг назад. Только вперед. Сколько раз невидимая рука будет её толкать? Сильно толкать, чтобы она обязательно упала, ободрала колени и, возможно, даже не встала?
Поднималась ли Даша сама?
Или ей помогали?
Вернее, помогал.
Человек, которого она за прошедшие сутки молча исследовала глазами вдоль и поперек.
– Снегурка, я начинаю думать, что на меня постоянно выливаются невидимые чернила. Причем на нос или щеку. Или второй вариант: я выгляжу настолько хреново, что ты из жалости смотришь на меня.
Она никак не прокомментировала его реплику. Как и то, что он первые сутки спал в кресле. Пусть в удобном, раскладывающемся, с кожаной подставкой для ног и мягким, пушистым пледом. Но всё же это было кресло.
Даша не спрашивала, почему Гриша не уходил. Не спрашивала, почему он предпочитает спать в кресле, а не пойдет в соседнюю комнату, специально предназначенную для родственников, где есть очень комфортная кровать, пусть и не гигантских размеров, как в доме Регины.
Регина, кстати, тоже с ними прилетела. Правда, поселилась в гостинице.
Приехали и Руслан с Катей.
Но про них потом. Не сейчас.
– Скажи, – снова негромко сказала Даша.
Григорий не отвел взгляда, не спрятал глаз.
И, кстати, в них не было ни горечи, ни сочувствия. Была решимость.
– Лейкемия.
Что Даша знала про это заболевание? Ничего. Только то, что оно как-то связано с кровью. А ещё в голове возникала ассоциация – онкология.
И… пустота.
Именно она поселилась в душе первые дни. Ни мыслей – ничего. Эмоции, конечно, были. Паника, боль, отчаяние. Что удивляло Дашу – отсутствие слез и истерики. Ей сообщили о смертельном заболевании, а она отреагировала как-то… странно.
Смотрела в лицо Гриши и думала лишь о том, какая она дура.
Оказавшись на пороге, за которым раскинулась чернота, прошлое предстало в другом свете.
– Теперь ты меня бросишь?
Эти слова оказались первой реакцией на диагноз.
Гриша хмуро ждал её ответа, когда же услышал, выдохнул:
– Чтооо?
Его брови сошлись на переносице, ноздри затрепетали, кадык нервно дернулся.
Зимин преодолел разделяющее их расстояние и схватил Дашу за плечи, слегка встряхнув. Наверное, хотел более ощутимо, но в последний момент сдержался:
– Ты за кого меня принимаешь, Снегурка? – прорычал он, откровенно скалясь. На дне серых глаз разворачивался настоящий ураган, грозящий в любую секунду перекинуться на Дашу. – Ты… Б*я, у меня слов культурных нет! И если бы мы с тобой сейчас не находились в палате! – мужчина сжал губы, перевел дыхание и, не сбавляя обороты, продолжил: – Я бы тебя выпорол. По-взрослому. Так, чтобы жопа горела.
– Гриша…
– Что, мать твою, Гриша! Я, конечно, по-прежнему сволочь в твоих глазах, да, Дашулька? Но хрен я тебя брошу, поняла?! – он снова её встряхнул, на этот раз более мягко. – Даже не мечтай! Только слабаки сдаются и пасуют перед трудностями! Ты не слабачка. Я не позволю тебе так думать, уясни это раз и навсегда! И жалеть себя тоже больше не позволю! Хватит.
В памяти Даши остались моменты, когда отец кричал на маму, что она достала его своими болячками, что из-за них они тратят кучу бабла на лекарства. Что больная женщина – никчемная. И от таких надо избавляться, выгонять из дома к чертовой матери. Даша приходила в ужас и плакала от обиды за маму и почему-то за себя. Сколько же комплексов она хранит из детства!
Читать бесплатно другие книги:
