Игры с огнем Ясная Яна

Часть 1. Высечь искры

Глава 1

Кейт

Сам по себе Феррерс мне не нравился.

А вот секс с ним – нравился еще как. Во время секса надменный, самовлюбленный и изрядно отмороженный, прости господи, аристократишка здорово менялся. Становился собранным, внимательным, аккуратным и тактильным – качества, которых от него сроду не видывали окружающие в повседневной жизни. Даже забирая мою девственность, он был сосредоточен и внимателен и, кажется, готов был остановиться, встретив отказ – но я настолько обалдела от резкой смены курса в отношениях, что сразу решительного «нет» не сказала.

А когда опомнилась, было уже поздно – вечное неуемное любопытство подзуживало узнать, что же в этом действе такого, что мужчины и женщины с ума сходят, а обостренное чувство справедливости шептало, что нечестно поступать с Феррерсом так жестоко: останавливаться надо было раньше, а не тогда, когда он совсем отпустил самоконтроль. И если теперь начать сопротивляться, его может и понести по кочкам, и проще перетерпеть, и вообще, не так уж мне и неприятно… А потом то ли Феррерс наработал навык, то ли я вошла во вкус – словом, наши отношения этот год состояли из двух слоев. В первом Эдвард Феррерс, знатный дегенерат, изводил умненькую девушку-заучку из числа незнатных, а во втором… во втором я самозабвенно и страстно отдавалась этому придурку, каждый раз заново удивляясь, как отзывалось на него мое тело, и как чутко и внимательно он обходился с партнершей.

О сногсшибательном событии мы оба молчали, не сговариваясь. Я – потому что хорошая девочка, тихая правильная умница, уж точно никогда бы не пошла на такое, и я изо всех сил берегла репутацию, а он, подозреваю, по той же причине. Феррерс – старая магическая знать, древний огненный род, и отношения с низкородной, с волшебницей-простолюдинкой без двадцати поколений знатных магов за спиной, такая потеря лица, выдержки и самоконтроля ставила на его репутацию куда более жирное пятно, чем на мою – интимная связь с одним из первых придурков школы.

Словом, плохо, очень плохо.

Недостойное поведение. Для обоих.

Я вспомнила об этом мимолетно, и тут же забыла – тяжело думать о постороннем, когда сжимаешь коленями мужскую талию, а чужое твердое тело яростно вколачивается в тебя, вдавливая в стену, выбивая дыхание и мысли, и оставляя чистое солнечное наслаждение…

* * *

Выскользнув из пустого по вечернему времени кабинета счислительной магии, я оставила старого неприятеля дожидаться конспиративно обоснованного интервала между нашими передвижениями, а сама отправилась в свою комнату, предаваясь воспоминаниям на ходу

Все началось, когда я поступила на первый курс Андервуда, Трауманской школы магии. Феррерс учился на втором и в один из первых же дней обучения я имела счастье столкнутся с ним в столовой. Уж не знаю, чем не угодила отпрыску знатного рода ничем не выдающаяся Кейт Сеймур двенадцати лет от роду, русоволосая, сероглазая, худощавой комплекции, предположительная стихия – Воздух, тихая и замкнутая, но встречу эту я никогда не забуду. Феррерс пренебрежительно высказался в адрес моего потрепанного, но нежно любимого рюкзака, я огрызнулась, вступившись за честь боевого товарища, и тогда он с приятелями обступили меня, не позволяя уйти, и осмеяли обидно, унизительно и зло. Прошлись по всему, от происхождения и небогатой одежды до умственных способностей, по их убеждению, весьма скромных, а то и вообще, отсутствующих. С поля боя я спаслась позорным бегством, под общий хохот с трудом растолкав мальчишек на год старше, и до конца дня забилась в библиотеку.

Если кто подумал, что я затаилась между полками и предалась рыданиям, то он глубоко ошибся. До этого я училась в простой, немагической школе Сент-Даумана, с аристократами не сталкивалась, об их особенностях и закидонах молодняка знала только теоретически и смутно, а о внутренней иерархии Андервуда и вовсе представления не имела.

Зато имела опыт общения с неблагополучными сверстниками, обожавшими поначалу задирать отличницу-одиночку, и пресекать подобные наскоки привыкла в зародыше, чтобы и в голову не приходило считать меня безропотной жертвой и слабачкой.

Весь остаток дня в библиотеке и спальне я готовила ответ, а глубокой ночью пошла на дело.

Наутро все учащиеся и сотрудники Андервуда имели возможность приобщиться к прекрасному: на стенах в холле, коридорах первого и второго этажей, а также на лестницах и в туалетах к стенам намертво были приклеены листочки со стихами, принадлежащими перу неизвестного, но богато одаренного поэта:

  • Кто позорит Андервуд?
  • Это Феррерс, тупой шут!
  • Кто родовит лишь на бумажке?
  • Феррерс, гнусная какашка!

Поэтический клуб Сент-Даумана мной гордился бы. Да что там, он рукоплескал бы мне стоя!

Злобного вдохновения мне хватило на полдесятка стишков, все оставшееся время я прилежно и старательно переписывала их на разноцветные листочки. Клеила на стены самым обычным, не волшебным клеем, разорив запасы невнимательного смотрителя библиотеки – для конспирации, чтобы не вычислили.

Естественно, это не помогло.

Автора пламенных строк моментально нашли, последовало разбирательство, обоих участников конфликта вызвали к директору, туда же пригласили родителей конфликтующих сторон.

В кабинете директора все сидели с очень серьезными лицами. Директор, моя мама, отец Феррерса, мой декан и декан курса, где учился Феррерс, еще какие-то взрослые – и мы двое. Все взрослые – очень строгие, очень прямые, как будто проглотили целую рощицу палок. А на столе лежали те самые бумажки – штук пять навскидку.

Один из незнакомых взрослых с каменной миной огласил суть инцидента.

Мама Очень Строгим Голосом отчитала меня за неуважение, проявленное к древнему славному роду, напомнила, что к аристократическим семьям должно проявлять почтение, потому что…

Признаю честно, я перестала слушать, как только поняла, что от меня требуют уважения и почтения к белобрысому гаду.

Когда мама замолчала, заговорил Феррерс-старший. Но не со мной, а со своим сыном. Так же строго, как и мама – мне, он прочел Феррерсу-младшему лекцию, что тот не должен обижать меня, потому что я девочка, я младше и слабее, а значит…

Подозреваю, мелкий аристократишка перестал слушать еще быстрее, чем я. Но взрослые все кивали с одобрительным видом.

Потом директор Пакгауен выразила надежду, что подобное больше не повторится, и разрешила нам с мелким Феррерсом проводить родителей. А когда все встали, лорд Феррерс обратился к директору:

– Могу ли я забрать эти записки? – и указал на разноцветные бумажки, выложенные у директора на столе ровным рядом.

– Прошу прощения, но я тоже бы хотела их забрать! – с изумлением услышала я мамин голос.

Высокий лорд – в прямом смысле высокий, выше мамы почти на голову – надменно повернулся к нам, и я залилась краской, потому что точно знала, зачем маме эти идиотские стишки. Лорд не успел ничего сказать, потому что в назревающий конфликт вклинилась директор:

– Ну что вы, не стоит беспокоиться, господа! Здесь на всех хватит, – светски обронила она и со смачным звуком шлепнула на стол коробку, размером с обувную, доверху полную разноцветных квадратиков.

Лорд Феррерс взглянул на меня с некоторым подобием уважения, а потом забрал всю коробку и ушел порталом вместе с отпрыском.

А я с отчетливой ясностью поняла – лорд Феррерс ведет школьный альбом своего сына точь-в-точь, как и простая домохозяйка Элен Сеймур из Сент-Даумана.

* * *

Я училась в Андервуде уже больше пяти лет. Шестой год обучения – предпоследний.

Нельзя сказать, что магическая школа-пансион закрытого типа Андервуд, в который я так стремилась, прорывалась с боем, самоподготовкой и экзаменами, такая уж синекура. Отнюдь.

Здесь не принято баловать студентов.

Любые виды связи, кроме магической, в Андервуде запрещены. Нет, учащихся не обыскивали, не отбирали телефонов – просто вся школа была накрыта заклинанием, делавшим новомодные устройства кусками бесполезного пластика. Навсегда. Хочешь общаться с семьей? Осваивай магические средства связи, благо, их много, на любой вкус, достаток и уровень мастерства. Не можешь? Раз в неделю школа предоставит тебе десять минут разговора, и на этом все.

В течении учебного школа обеспечивает студентам питание, крышу над головой, присмотр и качественное образование. На этом все. Хочешь большего – наколдуй.

Зеркало – одно на этаж, в душевых. Большое и зачарованное на чистоту и неразбиваемость, но одно! На двести с лишним девиц.

В каждой комнате – четыре студентки, и даже для знатных девушек не делается исключений. Хочешь уединения – наколдуй ширму, поставь отсекающий полог, извернись как-нибудь еще.

Форму и постельное белье стирает школьная прачечная, но в остальном – либо осваивай очищающие, портняжные и разглаживающие чары, либо получай регулярную выволочку за неопрятный вид.

А каждое замечание понижает статус учащегося на несколько единиц, в зависимости от серьезности. Опустишься до пятидесяти баллов – прощайте, увольнительные на выходные.

Опустишься до ноля – вылетаешь.

Вот такой вот нехитрый воспитательный прием. Необходимый минимум удобств обеспечен, хочешь большего – колдуй.

Чем больше маг использует свою силу, тем сильнее он становится, чем чаще практикуется – тем проще ему даются чары. Два мага, с исходно одинаковым потенциалом, один из которых забросил практику, а другой часто и сложно колдует – это два мага с разным уровнем. А в перспективе – и с разным потенциалом. Каково же было мое удивление, когда я поняла, что магическая сила, не постоянна, она, как и физическая, как и интеллект, требует постоянной тренировки!

Здесь дети самого простого происхождения учатся на равных с детьми магической аристократии. И если я в школьной драке врежу какому-нибудь знатному отпрыску, то мне за это ничего не будет. То есть, будет конечно – школьное разбирательство, выяснение, кто прав, кто виноват, и взыскание, наложенное на обоих участников конфликта в зависимости от степени вины. Хотя, почему – будет? В моем случае, правильнее говорить – бывало. А вот за пределами школы мне бы за такие номера не поздоровилось – разве что, Феррерс бы первый начал драку, и тому нашлись бы свидетели.

Это не то, чтобы дискриминация – представители старых магических родов чудовищно сильны, малочисленны и обвешаны обязательствами, как бродячая псина – клещами. В случае войны, стихийного бедствия или иной катастрофы они отправятся в горнило первыми. И большие обязанности дают им большие права.

Но здесь, в Андервуде, дети аристократов получают свои уроки, отличные от моих. Урок выживания и взаимодействия в социуме. Вне надежных стен родовых имений, без опеки бдительных родственников, наедине со своей силой. Один на один с собой.

Если честно, я удивлялась, как они нам школу не разнесли!

Видимо, именно для того, чтобы не разнесли, к каждому учащемуся высокого происхождения, приставлен личный тьютор. Все остальные учащиеся имеют право на индивидуального наставника, если родители желают и имеют возможность оплатить его услуги, но для аристократов это обязательно.

И когда про Андервуд говорят «школа-пансион закрытого типа», имеется в виду, что это действительно – школа закрытого типа. Домой – только на каникулы. Даже для тех, кто живет неподалеку. Даже для тех, кто имеет возможность приобрести артефакт-портключ. Каникулы – два раза в год. Зимой две недели и летом два с половиной месяца. Посещения – в исключительных случаях. Строгие преподаватели, высокие требования и нешуточные нагрузки…

Но я любила эту школу. Я была благодарна за каждый из проведенных здесь пяти годов.

И все это время тянется наше противостояние с Феррерсом. Возможно, не огрызнись я тогда так свирепо, промолчи – и он отцепился бы, нашел другого противника. А может и нет – теперь не угадать.

За пять лет нашей вражды было все – испорченные вещи, заклинания-ловушки, оговоры, драки. Рукоприкладство, следует признать, всегда начинала я – доведенная до белого каления травлей и издевками богатенького урода, я срывалась и ввязывалась в рукопашную, пытаясь выцарапать ему глаза или разбить нос. И под глумливые шуточки оказывалась на земле. Аристократы, которым выдержку прививали с младенчества, на подобные признаки потери лица смотрели брезгливо. Но мне было плевать – мне нестерпимо хотелось врезать по этой мерзкой роже… С возрастом я умнела, набиралась опыта, и к третьему курсу перешла на магические приемчики, к концу пятого научилась практически не давать себя зацепить, и была уверена, что на шестом для меня все изменится, и я больше не позволю втянуть себя в противостояние.

Угу. Как бы не так!

* * *

В спальню, которую делила еще с тремя соседками, я вернулась незадолго до отбоя. Девчонки, привыкшие к тому, что нелюдимая Сеймур ходит, где вздумается, и гуляет сама по себе, как ее знаменитая тезка, не предали этому особого значения. И хорошо, потому что заклинания заклинаниями, а какие-то следы могли и остаться – беспорядок в одежде, неподобающий след от засоса, непримеченный сходу…

– На свидание ходила? – рассеяно спросила, не отрываясь от учебника, Алетта.

Я мысленно вздрогнула, но взяла себя в руки. Спокойно, Кейт! Она просто бездумно ляпнула что попало!

– Угу. С Феррерсом, – отозвалась я и с самым безразличным видом полезла за умывальными принадлежностями.

Алетту ощутимо передернуло. Рива и Гвен, две другие соседки, строчившие на двоих одно сочинение, взглянули на меня явно сочувствующе.

Моя вражда с Феррерсом ни для кого не была секретом. О том, как изводил меня аристократ, имеющий не самые маленькие в нашей школе возможности, знали все. Кто-то мне сочувствовал, кто-то, считая зазнайкой и гордячкой, говорил, что так мне и надо…

Но никто не хотел оказаться на моем месте.

Я зарылась в тумбочку почти по пояс, выискивая кое-что, необходимое для похода в душ, когда Алетта выдала:

– Хорошо, что ты вернулась. Твой Эдвард за те две недели, что тебя не было, всю школу извел.

Я изумленно вынырнула из тумбочки, чуть не уронив добытый в ее недрах вожделенный сверток размером с ладонь:

– Что еще за Эдва… – и замолчала на полуслове, сообразив, кого соседка имела ввиду.

– Так Феррерс же, – с откровенным недоумением разглядывая меня, подтвердила мою догадку Алетта.

Браво, Китти. Великолепно. Ты даже не сразу вспомнила, как зовут парня, с которым ты спишь!

Мне стало немного стыдно, но я быстро задавила это чувство.

В конце концов, это же все не всерьез…

Собрав, наконец, все нужные мне пожитки, я ретировалась в душ.

Одним из немногих недостатков Андервуда, на мой взгляд, были общие спальни, на четверых-шестерых студенток. А девушка, между прочим, иногда испытывает потребность остаться в одиночестве. Вот как я сейчас. Коротко размяв пальцы, я привычным посылом соединила вместе слово, жест и силу. Опустив руки, внимательно изучила результат – повисшее передо мной зеркало. У меня оно, почему-то всегда получалось овальным, большим и гладким, но без рамы. Зато послушно зависало там, где мне нужно. Не найдя в своем волшебстве изъянов, по крайней мере, существенных, я принялась ювелирными, филигранными касаниями силы растягивать магический конструкт, пока он не разделился на два.

Отлично! То, что надо!

Встав между двумя зеркалами, я придирчиво стала проверять, нет ли где на мне компрометирующих следов, попутно выплетая простенькое целительское заклинание.

Вот внизу на левой груди красноватое пятнышко-засос, а под лопаткой полукругом след укуса. А на бедрах – следы пятерни. Похоже, кое-кто в момент оргазма от души вцепился в меня железной лапой!

…запрокинутая голова, беззащитно открытое горло, которое я с наслаждением прихватила губами, двигаясь в унисон с его жадными толчками, рваные, хриплые выдохи, и остро-сладкое ощущение безжалостных пальцев, впившихся в меня в момент разрядки…

От непрошенного воспоминания сладко екнуло в животе.

Все же, следовало отдать Феррерсу долное, отогнав ненужные мысли признала я. В таких вопросах он был чрезвычайно аккуратен, и если оставлял на мне следы, то в тех местах, где он не будут заметны.

Я вздохнула, применила заживляющее заклятие и отправилась под душ. Хотя избавляться от засоса было почему-то жаль…

После того, как следы преступления были сведены и смыты, дошла очередь и до таинственного свертка из тумбочки. Бережно развернув мягкую ткань, я установила на полу душевой артефакт, полученный от повивальной ведьмы, и приступила несложному, но обязательному ежемесячному ритуалу.

Капля крови на нефритовую статуэтку двух ладоней, соединенных лодочкой, с зажатой между ними жемчужиной. Три шага вокруг по часовой стрелке. Малая толика силы, направленная в артефакт. Три шага по часовой стрелке. Волос, бережно сложенный колечком, прилип к зеленому камня, стоило мне лишь разжать пальцы. Три шага по часовой стрелке. Всё.

Жертва крови, жертва силы, жертва плоти, замкнуть круг.

Вокруг ладоней появилось слабое сияние, а когда оно исчезло, на полированной поверхности не осталось следов ни крови, ни моей магии. Да и волос исчез, как не бывало.

Не знаю, как там у других, а со мной мама поговорила о контрацепции и бережном отношении к себе еще перед третьим курсом, когда сочла меня достаточно взрослой для подобных тем. Тогда же она рассказала, какой вред наносят организму женщины прерывание беременности, чем чреваты половые инфекции и попросила, случись у меня вдруг проблема, ни в коем случае не молчать, прийти к ней – и вместе мы все решим.

И пусть Феррерс, с которым, видно, провели подобную же беседу его родители, запугивая вереницей незаконных наследников, после каждого нашего тесного общения пользовался соответствующими чарами, но я все равно в первый же выходной после внезапно случившейся у меня личной жизни, обратилась к ведьме соответствующего профиля, и аккуратно исполняла все ее рекомендации.

Ритуал следовало проводить за пару-тройку дней до начала менструаций, и я ухмыльнулась – скоро Андервуд ждут нелегкие пять дней. Две недели меня не было, а теперь еще и это…

А воздержание определенно скверно влияло на феррерсовский характер, и так далекий от идеального.

Уже одевшись, перед тем как развеять зеркала, я снова придирчиво рассмотрела свое отражение.

Чистая светлая кожа, нежный румянец, длинные волосы светло-русого цвета. Невысокая, стройная, сероглазая, целиком и полностью приличная – а что физиономия очень уж довольная, так мало ли, с чего бы это!

Глава 2

Для того, чтобы я могла уехать из школы на две недели, пришлось потрудиться. Помимо того, что мы с мамой чуть не утонули в документах, необходимых для оформления разрешения, я еще и получила длинный список заданий и рекомендаций по всем пропущенным предметам, а теперь меня ждали проверочные работы по изученному самостоятельно материалу. Но оно того стоило.

В начале года, когда мы только приехали в школу после каникул, нам объявили, что в этом году в Андервуде будет действовать программа по обмену студентами с шельгарской магической школой «Белый ворон», но попадут в программу не все, а только те студенты, у кого средний балл выше семи с половиной.

Я тоже подавала документы на участие, и мне отказали. При том, что средний балл у меня стабильно держится между восемью и девятью!

Феррерсу, впрочем, тоже отказали – судя по тому, что обмен уже начался, а аристократ тут.

Но до Феррерса мне дела нет, хотя отказали ему поделом, а вот за себя – обидно. Я по своему году если не первая, то одна из первых. У меня только официально признанных и запатентованных индивидуальных разработок две, а сколько тех, которые я не регистрировала и не оформляла на них официального признания, я не считала.

И меня – в Шельгар не пустить?!

Да я! Да я…

Я ни за что не наскребу денег, чтобы съездить туда просто так, а у мамы подобных средств и подавно нет, все уходит на мое образование. На учебные принадлежности, форму, «чтобы не хуже, чем у прочих», на приличную одежду и обувь. Это только кажется, что полный пансион избавляет родителей от расходов совсем и полностью, а на самом деле – девице семнадцати лет от роду даже на полном пансионе очень много надо…

И мне ужасно хотелось увидеть Шельгар. Любую заграницу. Я, в свои семнадцать лет, кроме родного Сент-Даумана нигде не была…

Когда мне вежливо, но непреклонно отказали, я с особой отчетливостью поняла, что кроме меня самой обо мне и моем будущем позаботиться некому.

Подумала, чем бы я хотела заниматься всю жизнь, и развила бурную деятельность. Полтора месяца активной переписки, школьные табеля, сплошь пестрящие девятками и десятками, метрика от целителей о состоянии здоровья, характеристика от куратора, от декана, с места проживания, с матушкиной работы…

Определившись с целью, я обрела мощь стенобитного тарана. Декан и куратор только за головы схватились, узнав, куда я навострила стопы. Куратор причитал, что я зарываю таран в землю, что сама гроблю свою жизнь, что решение об отказе в допуске к программе по обмену не имел отношения ко мне непосредственно, и что мелочная месть – не причина уничтожить свое будущее…

Я была непреклонна. В конце концов, к мести мое решение отношения не имело.

Ну… почти!

И вот теперь по итогам моей активности и двухнедельного визита в Шектарский заповедник для собеседований и полевой стажировки, у меня имелось приглашение на летнюю практику с целью последующего трудоустройства туда на постоянной основе и получения профильного образования по их рекомендации.

Что бы там не стонал куратор, а университет Трувард – это престижно, и зверомагия нравилась мне всегда.

В холле на первом этаже было шумно. Людно. Я бы обошла толчею по широкому кругу, но успела заметить возле доски с объявлениями макушку Феррерса. Тощий, высокий, белобрысый он выделялся в толпе однокурсников и незнакомых ребят из Белого ворона, одинаково отличающийся и от тех, и от других. Надменное, породистое лицо, безупречно сидящая форма, наверняка, шитая на заказ… Истинный аристократ.

На доске объявлений был вывешен список оценок за практическую работу, совместную для нас и для гостей. Шестому курсу ее тоже давали, но я, из-за двухнедельного отсутствия, ее пропустила – а Феррерс писал.

И теперь его имя не возглавляло список, как часто бывало, а болталось где-то в конце первого десятка.

– Что, Феррерс, наконец-то ты понял, что раньше тебе высшие оценки ставили из уважения к твоим достойным предкам? Они же ничем не виноваты, что ты такой убогонький… – сладко пропела я, пользуясь тем, что он и не заметил в сутолоке, кто именно стоит возле его локтя.

Сочувственно улыбнулась прямо в светлые, заполненные яростью глаза и показала спину старому врагу, прогулочным шагом покинув холл до того, как ему удалось придумать что-то настолько же едкое, и пока его приятели не сообразили преградить мне путь.

Из холла – на улицу, с по ступеням вниз, главной аллее до старого тиса, от него по неприметной тропинке, быстрее и быстрее, ускоряя шаг, путая следы, отводя окружающим глаза, все глубже и глубже укрываясь в парке – и все глубже и глубже «зарываясь в грунт», маскируясь под естественные потоки сил, укрываясь за переплетением и наслоением магических аур этого места. Наставники и ученики, деревья, животные, артефакты, охранные и сторожевые заклинания, магические службы школы…

В этом так легко затеряться, если знать – как. Я знала.

К пруду, укрытому плакучими ивами я спустилась с пригорка почти бегом, отпустила хвост заклинания-путаницы и за миг, что понадобился ему, чтобы расправиться, успела юркнуть под сень деревьев.

Все, пока я не выйду из очерченного кроной контура – меня не найти.

Здесь стояла другая защита. Старая, надежная. Тоже моя – я плела несколько лет день за днем, надеясь, что когда-нибудь она сумеет укрыть меня от злейшего врага. Плела, вкладывая все появляющиеся навыки, все силы, всю жажду достигнуть цели. И защита вышла, что надо. У старого пруда, под сенью плакучих ив вышел настоящий схрон. Можно в шаге мимо пройти с поисковым заклинанием, и не заподозрить, что искомое – рядом, руку протяни.

Здесь меня не мог найти никто – ни приятели, ни наставники, включая хорошо знавшего и превосходящего меня по силе куратора… Кроме, по иронии судьбы, Феррерса.

Я билась над этой задачей несколько лет, немало экспериментов провела, изощряясь для проверок всеми доступными мне способами – и наконец, убедилась, что он меня будто чует. Где бы я не находилась – аристократ безошибочно определял мое местоположение, не тратя времени на поиски и метания, а шел, как по ниточке, словно по компасу.

Тогда я сдалась, и попытки обмануть чутье высшего мага оставила, а само убежище забросила.

В этом же году нужда в нем возникла опять – с внезапной стороны.

Где-то к четвертому году обучения я поняла, что Феррерсу нужны эмоции. Ему необходим эмоциональный отклик. Тогда я решила, что если я научусь держать себя в руках, не срываться на псих, то, не получая желаемого, он отстанет.

К концу пятого курса я научилась удерживать эмоциональный баланс, перестала остро реагировать на всякую подначку со стороны будущего лорда, да и в целом, начала с юмором относиться к тому, что происходит между мной и Феррерсом. Эмоциональная подпитка прекратилась. Я была уверена, что на шестом курсе я не позволю снова втянуть себя в старую вражду, и все станет легко и просто.

Святая наивность!

Перестав получать от меня отклик, Феррерс нашел способ добиться своего другим способом.

В животе сладко екнуло, когда я вспомнила способ. Я прикрыла глаза, пытаясь определить, где аристократа носит, и как скоро он будет здесь. А в том, что будет, я не сомневалась. Прислушалась – и упустила момент, когда, разведя свисающие ивовые ветви, под дерево скользнул Феррерс.

Опс! Далеко глядела – надо было ближе. Я не открыла глаз, делая вид, что в упор не замечаю его присутствия, и прекрасно зная, что это его еще больше бесит, и так же прекрасно зная, чем это закончится.

В конце концов, я тоже была лишена сладкого две недели, а сегодня еще можно!

Не знаю, что там наставники практиковали с нашими аристократами на совместных занятиях с гостями, но я могла уже не напрягаться, подбешивая Феррерса до нужной кондиции. Он и так был в должной степени озверения. Так что я могла расслабиться и покурить – интим мне был обеспечен без дополнительных ухищрений с моей стороны. А стычка в холле лишь задала Феррерсу правильное направление.

Сегодняшнее меню предложило мне яростный быстрый секс – без подготовки, почти без предварительных ласк, стоячком у шершавого древесного ствола, фактически, «где поймал», не успев даже раздеться. И, как ни странно, мне понравилось – мне пока что вообще все нравилось, что бы ни предложила моему вниманию больная фантазия Феррерса. А понимание, что это из-за меня ему отказывает хваленый самоконтроль, только усиливало пойманное наслаждение – и это чувство полностью компенсировало ноющие мышцы, на которые негаданно обрушился бешеный напор и все неровности ивовой коры, прочувствованные спиной.

Я бы сказала об этом Феррерсу, с который с тревогой вглядывался в мое лицо, выискивая признаки боли или протеста, но не скажу, сам пусть соображает.

И вообще, как будто это не я только что неистово насаживалась на его член, стараясь сжаться, притереться к нему как можно плотнее, прочувствовать каждое движение твердой плоти в себе…

Убедившись, что я не спешу в ужасе падать в обморок (с ним только упади, неизвестно еще, что сделает, извращенец!), да и в слезы не ударилась, Феррерс уткнулся потным лбом в ствол над моим плечом. Ладони по-хозяйски лежали на моих ягодицах, поглаживая, сжимая.

Я гладила его плечи, через школьную форму ощущая острые лопатки, неровности позвоночника, даже выступающие ребра, и чувствовала, как внутри меня снова нарастает возбуждение, отзываясь на терпкий запах Феррерса, на ощущение близости его тела, худого, жилистого, так похожего и непохожего на мое собственное.

Я прихватила губами мочку уха, так кстати оказавшегося перед носом. Лизнула, пососала. Приподнялась на цыпочки, и чувствительно куснула заманчиво маячащий хрящик. Просто так, чтоб знал!

Не дожидаясь неминуемой кары, сбежала губами до шеи, проложив дорожку поцелуев, укусов и узоров-завитков, выведенных влажным язычком по горячей коже. Сжала его ягодицы, чуть-чуть, самую малость царапнув ногтями, и с наслаждением ощутила его хриплый вздох. Впитала его в себя, прижавшись грудью, животом, представляя, как непристойно мы сейчас выглядим – самозабвенно тискающиеся, он со спущенными штанами, я со смятой юбкой, и трусиками, болтающимися на где-то в районе правой щиколотки. От этой картинки остатки самоограничений улетучились в неизвестном направлении, и я с полустоном-полувсхлипом стекла по нему вниз, опустившись на колени, и, удержав дернувшегося было парня, принялась исступлённо целовать его живот, твердый, плоский, скользя губами все ниже, к той части тела Феррерса, с которой я была столь тесно знакома, и которой до сих пор еще толком не видела.

Одновременно пьянея от вседозволенности и робея, я легко коснулась его члена губами. Даже не поцеловала, а так, потерлась. Феррерс наверху судорожно сглотнул. Кожа оказалась нежной, бархатистой, а под ней ощущалась скользкая твердость, и вспомнив, каково это, чувствовать его движения внутри, я всхлипнула от сладкого, предвкушающего спазма. Осторожно провела пальцем по всему стволу под выдох-стон Феррерса, одновременно желая утолить свое жгучее любопытство, и опасаясь сделать ему больно или неприятно. Аккуратно лизнула там, где только что касалась пальцем, и мышцы его живота вздрогнули, и он подался всем телом вперед и вверх, вслед ускользающему прикосновению.

Что ж, ему наверняка не больно и определенно приятно, приняла я к сведению, и уже смелее провела языком по всему стволу от головки до основания. И еще раз, и снова, и опять – языком, губами, кончиками пальцев, с первобытным ликованием ощущая, как наливается, снова твердеет поначалу полуопавшая мужская плоть. Обхватила член ладонью у основания, снова ощутив его восхитительную нежность и твердость. Легонько сжала, провела по всей длине, снова сжала. Феррерс дышал хрипло, с надрывом. Мое сердце грохотало, словно пыталось вырваться из груди, а между ног сладко, зовуще пульсировало. Облизав пересохшие губы, я решилась, и коснулась губами головки. Поцеловала, провела языком, слизнув перламутровую каплю смазки. Сжала головку губами, и еще раз провела ладонью от корня до вершины и обратно, чувствуя, непроизвольные толчки Феррерса и подаваясь ртом им навстречу.

Нет, не ртом, всем телом – стоя на коленях, ловя его движения, неконтролируемо приподнимая бедра в его ритме.

Нестерпимо хотелось куснуть твердую плоть зубами, но опасение навредить, все испортить останавливало, и когда искушение стало почти нестерпимым, я от греха подальше выпрямилась, прижимаясь к застывшему, часто дышащему парню, чувствуя, как тычется в бедро горячий влажный член и шалея от безнаказанности, почти ничего не соображая выдохнула ему в ухо:

– Пожалуйста, пожалуйста, благородный господин, я не хотела, я просто хотела убрать там, внизу, и разбудила чудовище! Спасите меня, лорд!

Мольбы мои на него так подействовали, или то, что я прижалась бедрами еще теснее, показывая, где именно внизу я убирала, но в следующий миг неведомая сила вжала меня в ствол, и Феррерс, рывком раздвинув мне ноги, одним ударом вошел до упора. В глазах у меня потемнело, я закусила губу, чтобы не заорать на всю школу от этого удовольствия, забывая кто я, где я, и полностью сосредоточилась на этих упоительных толчках и ударах. И мне было наплевать на все – и на улетевший неизвестно куда пиджак, и на трещащую по швам, брызнувшую пуговицами блузку, которую одуревший от желания Феррерс обдирал с меня забыв расстегнуть, в попытках добраться до груди…

Наслаждение накатывало приливной волной, нарастая в такт движениям во мне, и вздымало меня все выше, выше, пока не занесло на самый пик, и оттуда, замерев на миг, я провалилась в пропасть, и с невыносимой скоростью понеслась вниз, где в черной пустоте ждали меня ответы на все вопросы – или верная погибель. И я ударилась о каменную твердь, и рассыпалась на миллион «я», и перестала быть.

Все же, одно из основных удовольствий моей жизни – доводить Феррерса до такого состояния, когда весь его хваленый, годами вколачиваемый самоконтроль улетает в топку, и остается чистая, неуправляемая мощь и звериные свирепые инстинкты.

Потому что, во-первых, в повседневности он обычно хладнокровный, как мороженая рыба, а во-вторых, это просто чистый, незамутненный кайф!

* * *

В школу я возвращалась сытая и расслабленная, чувствуя во всем теле довольство и томную негу.

Ну, что тут скажешь? Хорош, паскудник!

Мои приятельницы любили перемыть косточки своим парням, часто и со вкусом полушепотом обсуждая подробности личной жизни, и нередко жаловались друг другу на невнимательных приятелей. На то, что парни – бесчувственные бревна, и им лишь бы свое удовольствие получить, а партнерше не думают. На «сунул, вынул и бежать» тоже жаловались.

Я только изумлялась. У меня подобного не было. Черт, да с Феррерсом даже «сунул, вынул и бежать» вышло фантастически – как показала сегодняшняя практика. И дело вовсе не в том, что после мы заложили курс на следующий заход, и я добралась. Мне и на первом круге захорошело. Дело в том, что он просто чувствовал партнершу, как другие чувствуют гармонию, как я чувствую рабочие заклинания. Дело в том, что ему было не все равно.

Или в том, что в аристократических домах, поговаривают, существует традиция – выводить вошедшее в возраст чадушко в соответствующее заведение, к профессионалкам, набираться опыта.

Прочие же страдания… Что кому не так сказали, кто на кого не так посмотрел, кому и как внимания не доуделили… Я предпочитала отмалчиваться, твердо веруя, что стоит мне только раскрыть рот, сказать словечко хоть одной – и все, через час вся школа, включая канареек в кабинете миссис Блау, будет в курсе подробностей моей личной жизни. Но слушать – слушала. Проклятое любопытство так просто не обуздаешь.

Проблемы подружек меня часто изумляли.

Какой запутанный ужас, эти ваши отношения!

Слава богу, у меня есть моя старая добрая вражда…

Извлекать выгоду из этой самой вражды с представителем старого магического рода я научилась давно, и без зазрения совести использовала его и его приятелей в качестве подопытных мышей, проверяя на них свои выкладки, а потом – и испытывая разработки.

Продолжалось это довольно долго, до одного случая.

В тот раз меня зажали в парке, на тропинке от озера к зданию школы. С гадкими ухмылками отрезали пути к отступлению, и я со сноровкой, выработанной за регулярными тренировками, мгновенно раскрыла щит очередной улучшенной модификации. Прошлый эти сволочи раздолбали за три с половиной минуты.

– Привет, котеночек! – начал светскую беседу Кристиан Грай, один из приятелей Феррерса, нависая надо мной массивной глыбой.

– Привет, жирный мудак, – любезно отозвалась я.

Приврала, вообще-то. Грай не толстый, а скорее плотный – но чего не скажешь для поддержания разговора? Они так долго распинаться и запугивать могут, а мне надо бы, чтобы скорее к делу перешли.

К делу перешли почти сразу. Даже не знаю, что его больше взъярило – «мудак» или «жирный», но на меня он бросился с налитыми кровью глазами, наткнулся на щит, с ходу врезал по нему «клином», потом «молотом Тора», потом…

М-да. Сильный магический род – это вам не девчонка из городского предместья. Арсенал у Грая был внушительный, и пользовался он им умело. Половину заклинаний, которые он использовал, я не знала – в школе такому не учили.

Я вцепилась в чары всеми конечностями, включая фибры души, уперлась ногами в землю, укрепилась, и собралась стоять намертво – продержаться надо было всего-то минут семь, потом прозвенит звонок, и им волей – неволей придется оставить меня в покое, наставники в Андервуде суровые, и поблажек не делают никому.

У меня начали затекать руки – ставить щитовые чары без активирующих жестов, а тем паче – на ходу, я еще не умела, и теперь каждый удар отдавался в мышцах. Под жеребачье ржание приятелей, Кристиан долбил в мою защиту заклинаниями, как стенобитным тараном, щит дрожал и вибрировал, но держался.

Держать щит, как известно, всегда проще, чем ломать, и, по моим прогнозам, у меня были неплохие шансы на успех – если бы не вмешались два других урода.

Но они вмешались, и стало еще страшней – сидеть под вскрываемым щитом и так удовольствие ниже среднего, а если ты еще и видишь, как неотвратимо истончается твоя защита, снижается мейцерова напряженность поля, и жить щиту осталось от силы три – три с половиной минуты, а надо еще минимум пять, а у Грая рожа перекошена жаждой крови – моей, между прочим, крови, – и у дух других на лицах ничего человеческого, один только яростный азарт травли…

Если задумка не выгорит – мне конец.

Когда личинки аристократов перестали ломиться ко мне домик каждый сам по себе, а взялись за дело коллективно, организованной группой, мне натурально подурнело. На острие встал кровно заинтересованный Грай, с боем вырвав это почетное место у Феррерса, и теперь монотонно вколачивал в мои чары простой и надежный «сокол», а Феррерс и Ароу изобразили из себя заклинательную пару Алкори-Престона, в массах более известную, как «тандем «тиски». Силищи в аристократах было немерено.

Я начала паниковать.

Напряженность поля падала в геометрической прогрессии, уроды долбили в защиту все уверенней и уверенней, руки затеки и напрочь утратили чувствительность, ягодицы мучительно сжались в предчувствии неприятностей. Щит утратил стабильность и перешел мерцающую фазу, мигнул раз, другой, и лопнул, отдачей болезненно уронив меня на пятую точку. Ошметки его структуры развернулись в энергетические плети, а сила, частично заложенная при создании, частично собранная от атаки, перешла в ударную волну, распространяясь, как ей и положено, кольцом…

Я смотрела на разбросанных по кустам семикурсников круглыми от ужаса глазами.

Господи, спасибо тебе, спасибо! Спасибо, что надоумил убавить заложенные значения в половину от задуманных! Спасибо, что отвел мою руку от первоначальной идеи с лезвиями! Спасибо тебе, Господи!

Феррерс медленно поднялся из садовых зарослей, ладонью вытирая разбитый нос и глядя на меня в упор непонятным взглядом. Грай, принявший на себя основной удар, стоял на четвереньках и тряс головой – похоже, его слегка контузило, а то и приложило о ближайший платан. Ароу сидя, тоже тряс головой, склонив ее на бок – как будто пытался вытряхнуть из уха попавшую туда воду.

Глядя в глаза нетвердо стоящего на ногах Феррерса, я сама поднялась на ноги. Отряхнула ладони. Обвела их всех надменным взглядом, и неторопливо прошествовала к повороту освободившийся тропы, от души надеясь, что им не видно, как дрожат у меня ноги.

И как только густые заросли платанов и живых изгородей скрыли меня от цвета современной аристократии, припустила бежать со всех ног, врубив спурт.

Одновременно с началом расчетов теоретической части щита со вшитой ловушкой, я плотно занялась бегом на средние дистанции, и вот уже более трех месяцев исправно тренировалась каждый день. До сих пор считаю это своим наиболее гениальным решением.

С тех пор подобных выкладок я на однокашниках больше не испытывала, даже на таких противных, и перешла на более безопасные эксперименты.

На ком, по-вашему, я тестировала отвод глаз, когда оказалось, что на Феррерсе он не работает? А когда поняла, что маскировка действующая, просто Ферррерс ее как-то обходит, то нацепила маркер на Феррерса, и начала проверять, как быстро он меня на ходит при различных исходных условиях. Предварительно, конечно, попытавшись вычислить метод, которым он это делает, и не преуспев. Маячков на мне не было, или были они существенно выше нашего школьного уровня знаний, и мне не по зубам…

Кстати, больше двадцати минут для того, чтобы меня обнаружить, ему ни разу не понадобилось.

И примерно тогда же экспериментальным путем я установила, что прятаться от взбешенного Феррерса нужно не в укромных уголках, а в наиболее людных местах – найти все равно и там, и там найдет, но при свидетелях хоть убить не посмеет!

Глава 3

У гостей из Шельгара оказалось расписание, составленное довольно причудливым образом, и с нашими группами они пересекались непредсказуемо. Первым занятием, на котором мне довелось заниматься вместе обменниками, оказалась теория магии.

Теорию магии у нас вел мистер Роджер Вилсон. Я его откровенно любила – во-первых, он был моим тьютором с первого курса, а во-вторых, в своей сфере и во многих смежных, он был очень грамотным специалистом. Да и просто – хорошим человеком.

– Запишите тему лекции, – велел куратор, после того как поздоровался и посадил класс. – Инициация стихийного мага.

В общем и целом, с понятием инициации мы были знакомы еще с первого курса. Но именно что в общем. И целом. А сейчас этому вопросу пришла пора уделить внимание всерьез – каждый из нас, магов, подходил к моменту, когда инициация придвигалась вплотную. Можно сказать – маячила перед носом.

– Инициация – это переход индивида из одного состояния в другое. Магическая инициация представляет собой обряд, ориентирующий силы мага по выбранному направлению, исходя из возможностей, естественных склонностей и предпочтений мага, и облегчающий манипуляции в родной стихии и выбранной специализации Энергетически, инициация стихийного мага – это единовременное, одноразовое высвобождение большого объема энергии, ограниченной ритуалом, которая проходит через энергетическую структуру мага и калибрует ее, расширяя энергоканалы и закрепляя их в соответствии с выбранной стихией и специализацией, прописанной в обряде.

Мистер Вилсон прошелся вдоль доски, окинул нас всех серьезным взглядом и продолжил:

– Структурирующей основой обряда традиционно служит египетская звезда, чертеж номер 189 в ваших учебниках, обратите внимание на двойной наружный контур – внешний обеспечивает безопасность обряда, внутренний служит для стабилизации потока. Формирующая часть обряда обеспечивается рунной составляющей. Запишите формулу, для стихийных магов она имеет общую основу и различается по последней трети.

Мы послушно скрипели ручками, выводя цепочку рун, диктуемую профессором.

– Давайте подробнее рассмотрим условия, которые формируют наш выбор при вхождении в обряд. Возможности. Подчеркните! Это ваши врожденные данные. Стихийная принадлежность, уровень магического потенциала и прочие природные таланты. К примеру, мага, предрасположенного к воздуху, можно инициировать по огненной стихии, но это нерационально, на выходе получим потерю в мощности и потенциале. Если ваш магический потенциал ниже среднего уровня, а вы желаете заниматься пространственной магией, то пройти обряд вы можете. Но сил вам это не добавит.

По группе склонившихся над конспектами студентов прошел смешок. Уж это-то нам было понятно. Как и читаемый в словах намек – не гонитесь, ребятки, за престижными направлениями. Лучше быть хорошим целителем, чем паршивым пространственным магом!

– Склонности. Подчеркните! Это то, к чему вы выказали предпочтение за годы обучения магии. Кто-то тяготеет к целительской стезе, кто-то виртуозно управляется с боевыми заклинаниями. Один имеет склонность к зверомагии, у другой талант к защитным чарам.

Я склонилась над партой пониже – эти явно было камушком в мой огород. Мой личный тьютор, считая, что у меня явный дар к защитной магии, не оставлял надежд уговорить меня выбрать ее специализацией.

Вот только я твердо решила, что буду продолжать образование как зверомаг – и в Шектарском заповеднике виверн и иных горных гадов для меня готово местечко, а после двух лет работы без нареканий они дают направление в университет Трувард. А защитные чары – это военка, аристократы, гособязательства…

Обязательства перед государством имели все маги, связавшие судьбу с определенными сферами магии, все маги, имеющие потенциал выше уровня-премиум и все маги-аристократы без исключений.

Эти от рождения обладали потенциалом от «премиум» и выше, по этому поводу задирали нос, жутко зазнавались, блюли чистоту крови и с простолюдинами, не способными пересказать свою родословную на десять поколений назад и не имеющие предками исключительно магов, не роднились. Ну и вообще, были здорово отморожены на голову на почве происхождения, долга, прав и обязанностей, и всего такого-прочего. Абстрактного. На все старшие курсы Андервуда можно было навскидку насчитать человек сорок учеников из числа магической знати, и по большей части они отличались сдержанностью, даже холодностью в общении с окружающими, прекрасными манерами и редким занудством. Феррерс, правда, входил в исключение – на мое, блин, счастье!

Ну и в дополнение ко всему, в военном ведомстве, куда мне была бы прямая дорога, поддайся я уговорам куратора, аристократов было пруд пруди. А они мне и в Андервуде по самое «не хочу» надоели!

– Включение в обряд специализации не является обязательным, вырвал меня из размышлений голос профессора, – Но, как уже упоминалось, это облегчает работу в выбранной сфере. В то же время, подобный шаг хоть и не исключает деятельности в иных областях магии, кроме избранной, но усложняет ее. Поэтому выбор специализации должен осуществляться взвешенно, трезво и обдуманно! Существует более ста пятидесяти формул для магических специальностей из общего списка, и еще почти столько же из закрытого перечня. Мы с вами подробно рассмотрим наиболее распространенные. Кстати, пометьте себе где-нибудь, что для целителей и некромантов формула общая, отклонение в одну переменную.

И снова по классу прошелестел смешок…

– Предпочтения. Подчеркните, – вернул нас к теме лекции куратор, – Предпочтения – это ваш осознанный выбор. То, чего вы хотите от жизни. Имея талант к зельеварению, вы вполне можете не иметь желания заниматься им всю жизнь. На примерах разберете сами.

– Отдельно хочу заметить, – выделил голосом куратор, – Что магическая инициация высвобождает действительно значительные объемы энергии, и чем выше изначальный потенциал инициируемого мага, тем существеннее проходящая через него в момент обряда мощь. Организм, не привыкший к манипуляциям такими потоками, без ограничителей и направляющих в виде гексаграммы и соответствующих рунических наборов, не способен перенести таких нагрузок. Ваша энергоструктура просто не предназначена для подобных мощностей, а наша бедная школа – для подобных потрясений. Именно поэтому инициация проводится под контролем опытного куратора, при поддержке волшебников, чей потенциал в обязательном порядке превышает потенциал проходящего обряд мага в два три раза. Именно для того, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств, совокупными усилиями суметь предотвратить катастрофу. С этим закончили, дальше.

Наше счастье, подумала я, что уровень силы у магов-подростков невелик по отношению со взрослыми магами, и для школьников всегда можно найти волшебников, которые будут достаточно сильными, чтобы проконтролировать ритуал. А то сидели бы самые сильные уникумы неинициированными!

Страницы: 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

Астрал кажется пустым и необитаемым. Его тишина и спокойствие усыпляют. Но это обманчивое ощущение. ...
Молодая супружеская пара – Поль, музыкальный продюсер, и Мириам, начинающий адвокат, – нанимает детя...
…Нет ничего человечнее слез от любви, нет ничего, что бы так сильно и сладко разрывало сердце. И нет...
Привыкшая равнодушно принимать мужское восхищение, красавица Лорен Д’ннер наконец-то повстречала тог...
Практика в середине учебного года? Да еще и в Преисподней?! Кажется, директриса сошла с ума, раз отп...
В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно...