Рыцари плащаницы Дроздов Анатолий

Пролог

Золотой полумесяц на розовом куполе бывшего храма Соломона проступил в синем небе и засиял, освещенный первыми лучами мягкого декабрьского солнца. Полумесяц установили недавно; Имад все не мог привыкнуть к торжественному виду мечети Аль-Акса, возносившейся над притихшим Эль-Кудсом в знак торжества истинной веры, и смотрел во все глаза. Солнечный свет тем временем скользнул по белым стенам домов, окрашивая их в золото, воздух тихих площадей и улиц наполнился мягким свечением: золото легло на белый шелковый полог, скрывающий вход в зал, широкие каменные перила балкона, руки Имада, расслабленно лежащие поверх прохладного камня.

«Слава тебе, Милостивый и Милосердный! – мысленно воскликнул эмир, любуясь открывавшейся глазу панорамой. – За то, что изгнал нечестивых многобожников и возвратил город верным слугам своим! Слава тебе! Да усохнут уста, хулящие Всевышнего, сгниют нечестивые языки, поразят неверных мор и проказа! Алла акбар!»

Муэдзин на минарете затянул призыв, и Имад послушно опустился на колени. Голени его тонули в мягком ворсе багдадского ковра, заботливо расстеленного на балконе евнухом, упругие шерстинки щекотали пальцы босых ног, но эмир не чувствовал этого – исступленно творил молитву, прося Вездесущего не оставлять его своими милостями. Защитить от врагов и бед, ниспослать расположение Несравненного, умножить потомство и – о милостивый! – спасти одну страдающую душу. Иншалла, на все воля твоя, но помоги, Милосердный!..

Когда Имад, резко отдернув полог, вошел в зал, Ярукташ уже ждал его. Склонился в глубоком поклоне.

«Когда успевает молиться?! – сердито подумал эмир. – И молится ли? Эти христиане, принявшие ислам…»

Но он тут же забыл гнев, впившись вопросительным взглядом в круглое лицо евнуха. Тот поежился и прикрыл жирными веками бесстыжие глаза. И только потом еле заметно покачал головой в чалме.

– Что говорят лекари? – хрипло спросил Имад, хрустя пальцами.

– Не доживет до полудня, – промолвил Ярукташ, не поднимая взора. – Прости, господин. Будь мы в Каире или Дамаске…

– Неужели в округе нет ни одного доброго лекаря?! – в отчаянии воскликнул эмир. – Ты хорошо искал?

– Конные отряды обшарили все окрест. Страна разорена, лучшие лекари ушли с войском Несравненного, а он далеко на побережье – изгоняет неверных из Тира. Не менее трех дней пути в одну сторону. Султан не откажет тебе, верному своему рабу, в такой ничтожной просьбе, но пока лекарь прискачет… Прости, господин.

Голос евнуха дрогнул, и Имад насторожился. Неслышно ступая сафьяновыми туфлями по каменному полу, подошел и жестко взял слугу за жирный подбородок. Вздернул кверху. Глаза Ярукташа быстро заморгали.

– Армянин! Ты хочешь, чтоб я зарезал тебя, как овцу на базаре?!

Взгляд евнуха стал осмысленным и твердым. Имад в который уже раз поразился умению наперсника сохранять присутствие духа.

– Земли за Кедроном, жирные и плодородные, – прошипел Имад, старательно сдерживая гнев, – сколько глаз видит вокруг. Твои родственники-христиане будут молиться за тебя, пока не перейдет этот мир!

– Не надо! – решительно сказал евнух, и Имад отступил в удивлении. – Я не меньше тебя люблю Мариам!

Осознав, что забылся, Ярукташ склонился в поклоне.

– Прости, господин! Ты хозяин и повелитель, а я…

Имад только махнул рукой:

– Говори!

– Есть один лекарь…

– Почему он до сих пор не здесь?! – глаза эмира закрыло черным.

– Он христианин. И я думал…

– Армянин? Грек?

– Франк.

– Лекарь?.. Когда франки пришли сюда, на землю Аллаха, они не умели ничего. Они и сейчас не умеют. Грязные животные! Дикие звери, способные только отчаянно драться!

«Дерутся они хорошо!» – вздохнул про себя эмир и продолжил:

– Их раненые и больные мерли в то время тысячами! Если они и научились лечить, то у нас! Как фрак может знать более правоверного?

– Прости, повелитель! – снова склонился евнух.

Но Имад уже понял, что Ярукташ говорит не зря. Безумная надежда перехватила ему горло, и он ничего не сказал. Сделал знак. Евнух понял.

– Позволь, я позову Ахмеда?

Не дожидаясь разрешения, Ярукташ побежал к входу и через несколько мгновений вернулся с дюжим воином в цветной чалме. Не дойдя двух шагов до эмира, воин упал на колени и стащил с головы чалму. На гладко выбритом черепе, справа от темени, розовел большой подковообразный шрам.

– Потрогай, господин! – евнух коснулся пальцами шрама, приглашая. Имад пожал плечами и шагнул ближе. Возложил ладонь. И сразу же ощутил прохладу. Внутри подковы на голове Ахмеда, под тонкой кожей, явственно ощущалось что-то твердое и холодное. Вопросительно взглянул на евнуха.

– Ахмеду проломили голову в схватке с франками месяц назад, – пояснил тот. – Наш лекарь сказал, что он не доживет до заката, и лучше его добить, чтобы успеть с похоронами к ночи, как надлежит правоверным. Ахмед еле дышал. Тогда вызвался этот франк…

– И что? – голос Имада стал хриплым.

– Он содрал кожу с раны, выбрал ложечкой из мозгов Ахмеда костяные осколки. Затем расклепал на наковальне серебряную монету, обрезал ее по форме дырки, расщепил края и закрепил на кости. Пришил кожу на место. Не знаю, может ли кто из наших лекарей в Каире сделать подобное, но я слышу впервые. Ахмед очнулся к вечеру, а через неделю встал. Сейчас он несет службу в твоем дворце, как остальные воины. Только не любит облака.

– Облака? – удивился эмир.

– Когда небо затягивает туча, у него болит голова.

Воин, не вставая с колен, закивал, подтверждая.

– Поэтому в пасмурную погоду я освобождаю его от службы. Он идет к себе и лежит на ковре, пока боль не пройдет. Но не жалуется. Дождь здесь бывает редко, и лучше пусть голова болит, чем ее не будет совсем.

Воин снова закивал.

– Пусть облака! – с тоской в голосе сказал эмир, и евнух понимающе моргнул жирными веками. Легким толчком подняв Ахмеда на ноги, увел его к двери…

Франк оказался немолодым, с заметной проседью в бороде и серебристыми нитями в волнистых черных кудрях. Он вежливо поклонился и встал прямо, смело глядя в глаза эмиру.

«Не боится», – понял Имад и почему-то обрадовался.

– Где учился лечить? – спросил, придавая голосу суровость.

Подскочивший евнух быстро перевел. Франк ответил.

– В своей земле, – пояснил Ярукташ. – Но я не понимаю, где она. Это не Аквитания и не Окситания, не земля англов или франков, не Германия, не Венеция и не Латиния. Говорит, что земля его за морем, которое греки называют Понтом Эвксинским.

– Там живут номады, дикие кочевники, – удивился Имад. – Я видел их. Язычники… Он не похож.

Евнух облизал губы. Переспросил лекаря.

– Говорит, что возле моря действительно живут кочевники, Но его земля лежит много дальше к холодному морю. Полгода у них лежит снег, да такой, что повозки не могут проехать по дорогам, и их ставят на полозья. Хотя лето там жаркое. Не знаю… Он говорит на многих языках: прованском, англов, франков, понимает латынь…

– Что привело его сюда?

– Что и других, – пожал плечами Ярукташ. – Стремление поклониться святыням. Он пришел сюда с другом, но попал в неудачное время. Один из отрядов Несравненного захватил их на дороге к Эль-Кудсу, который они зовут Иерусалимом, далеко отсюда, еще перед осадой. Мы знали, что Иерусалим падет, поэтому рабы стоили дешево. Я купил их за пару сапог. И считал, что дал дорого.

– Он может спасти Мариам?

Пленник кивнул.

– Пусть скажет, как.

Лекарь заговорил, и Имад обратился в слух.

– Он знает, что у твоей любимой жены поперечное положение плода, поэтому он не может выйти наружу. Я сказал ему это, – смущенно пояснил евнух в ответ на взгляд эмира. – Он говорит, что, если не вмешаться, у роженицы разорвутся внутренности, и она умрет в мучениях. Единственное спасение – разрезать живот и достать ребенка. Затем зашить рану.

– Ребенок при этом погибнет?

– Он говорит, что если не поздно, то удастся спасти и плод.

– Он знает, на что идет?

Ярукташ спросил, и пленный кивнул.

– Не боится?

– Говорит, что будет до смерти укорять себя, что мог помочь и не решился. Если ты, господин, откажешь, то он укорять себя не станет. Только просит отослать его на работы в другое место. Мариам так страшно кричала этой ночью, что он не мог спать. Хорошо, что ей дали травы, – добавил евнух поспешно. – Я тоже не спал.

Имад внимательно осмотрел странного лекаря. Одежда его была простой, но на удивление чистой. Руки – маленькие, аккуратные, совсем не похожие на грубые лапы франков – тоже были чисты, даже ногти аккуратно подстрижены. Эмир мысленно представил, как эти руки будут мять живот Мариам… Округлый, мягкий, прохладный, нежный как шелк и так зазывно пахнущий розовым маслом… С глубокой впадиной пупка, куда вместится чашка этого масла… Имад облизал пересохшие губы.

– Он не хочет принять истинную веру? Ему предлагали?

– Он отказался.

– Почему?

– Говорит, что родители его были христианами. А он почтительный сын.

– Родители его далеко, если вообще живы! Пусть не лжет!

– Говорит, что не видит смысла в принятии клятвы Аллаху – бог один. Только люди молятся ему по-разному. Это он так считает, – поспешно добавил Ярукташ.

– Может, он и прав, – задумчиво произнес эмир и строго глянул на евнуха. – Дай ему все, что попросит. И делай, что скажет. Немедленно. Веди его!..

Отдав приказ, Имад вышел на балкон и некоторое время смотрел на суету проснувшегося города. Ржание лошадей и мычание волов, блеяние овец, крики людей и скрип повозок долетали вверх, но эмир вдруг понял, что не различает звуков – они сливаются в один тревожащий сердце гул. Вдобавок глаза его не видели людей и животных – одна подвижная пестрая масса колыхалась внизу.

Имад ушел с балкона, пересек тронный зал бывшего королевского дворца и поднялся на галерею. Из зала к ней вела каменная лестница без перил, которая заканчивалась тяжелой дверью. Имад осторожно приоткрыл ее и скользнул внутрь. Галерея была деревянной, ее пристроили к стене соседнего зала, чтобы больной проказой король Балдуин, прячась за портьерами, мог смотреть, как в соседнем зале франки со своими дамами пируют за длинным столом.

Стол из зала давно вынесли, вместо него застелили пол яркими коврами, разложили атласные подушки – теперь здесь отдыхали жены эмира, наслаждаясь сластями и музыкой. Галерея и портьеры остались. Их только вымыли розовой водой, чтобы зараза, сведшая в могилу проклятого правителя франков, не перекинулась на правоверного. Имад любил в свободный час подниматься сюда, тайком любуясь на возлежавших на подушках женщин. А те, словно догадываясь о его присутствии (не догадывались – знали!), принимали позы одна другой соблазнительнее. Не однажды случалось, что Имад, распалясь, скатывался вниз по лестнице и летел на женскую половину. Там хватал за руку избранницу и тащил в ближайшую комнату. Чаще всего избранницей становилась Мариам. Даже когда огромный живот мешал ей, она шла за мужем, не спеша, показывая в своей загадочной улыбке ровные, белые зубы – прекрасные, как все у нее. Удивительно, но беременность совсем не испортила жену: все так же чиста и атласна была кожа на круглом лице, сияли огромные черные глаза под изогнутыми, как крылья чайки, бровями, а пухлые губы маленького рта манили неземной сладостью ласк… Ярукташ как-то сказал эмиру, что такое красивое лицо бывает у беременных женщин, когда они носят мальчика…

Имад скрипнул зубами, но овладел собой. Осторожно выглянул за портьеру. Ковры и подушки уже убрали из зала и поставили стол – не такой длинный, как прежде у франков, но и не маленький. Застелили его чистым покрывалом. Лекарь стоял рядом, раскладывая на полотне свои инструменты. Эмир не сразу узнал его: франк (Имад решил звать его так) завязал голову платком, скрыв пол-лица, – одни глаза смотрели строго из-под насупленных бровей.

Ярукташ с другим евнухом привели Мариам. Она шла, покачиваясь и придерживая живот обеими руками – было видно, что находится под воздействием сонной травы. По знаку лекаря евнухи уложили роженицу на стол. Она встрепенулась было, но франк положил ей ладонь на лоб и что-то забормотал. Глаза Мариам закрылись, и она расслабленно откинулась на покрывало. Франк возложил два пальца на шею Мариам, подержал немного, а затем поднял руку женщины. Отпустил. Рука безжизненно упала на стол.

По знаку лекаря Ярукташ распустил тесьму на шелковых шароварах роженицы и стащил их до колен. Второй евнух помогал, приподымая безжизненное тело. Затем оба укрыли Мариам покрывалом до самого лона. Отступили на несколько шагов. Франк омыл руки в большой медной чаше, затем этой же жидкостью стал мыть женщине живот. Трепещущими ноздрями Имад уловил запах – уксус!

Эмир не заметил, как в руках лекаря появился нож; увидел уже рану, наискосок прорезавшую живот Мариам. Лекарь схватил щипцы, быстро зажал ими края разреза сначала с одной, затем другой стороны, растащил их в стороны. Затем сунул руку в разверстое чрево и вытащил нечто красное и окровавленное, как тушка свежеободранного ягненка. Имад услышал звонкий шлепок, затем тихое мяуканье. В следующий миг звонкий плач прорезал напряженную тишину зала.

От стены к столу метнулась женщина в черном платье и белом платке, Имад тут же узнал ее – Зейнаб, старая повитуха; когда-то она принимала его самого. Руками, обернутыми шелковыми пеленами, Зейнаб выхватила ребенка у лекаря и убежала. Когда эмир пришел в себя, франк уже зашивал рану, ловко махая иглой.

Имад вышел из галереи и спустился в тронный зал. Некоторое время (он и сам не понял, сколько) стоял, невидяще глядя в стену. Очнулся от топота ног.

Ярукташ, запыхавшись, влетел в зал. Широкая улыбка сияла на круглом жирном лице.

– Сын! У тебя родился наследник, господин! Зейнаб сказала, что он настоящий богатырь, как и его отец! Здоровый! Укусил кормилицу за грудь – так сосал!

«Иди к Мариам!» – хотел приказать Имад, но язык не повернулся. С вестником о наследнике (первом и самом желанном!) говорить строго запрещал обычай.

– Земли за Кедроном, армянин, жирные и плодородные! Сколько глаз видит! Твои родственники-христиане будут молиться за тебя!

Евнух склонился в поклоне до самого пола и тут же убежал. Имад неосознанно побрел к балкону, вышел и облокотился на перила. Внизу шумел суетливый Эль-Кудс: купцы торговались с покупателями, медленно брели по улице волы, таща открытую повозку, груженную мешками с зерном, бежали по своим делам люди, неспешным шагом ехала вдоль улицы конная стража. Эмир вдруг понял, что он различает каждого из попавших в поле зрения людей: цвет их одежды, выражение лиц… Звуки тоже были разными: визгливый скрип несмазанных колес, резкие крики людей, глухой топот лошадиных копыт…

«Я назову его Юсуф! – решил Имад, улыбаясь самому себе. – Несравненный будет доволен, да продлит Всевышний его дни! Салах-ад-Дина не будет, когда сын станет мужчиной – повелитель слишком стар. Однако память о нем будет вечной, а сын будет знать, что его назвали в честь освободителя Сахеля от неверных. И что родился он в Эль-Кудсе, вскоре после освобождения города от франков. С таким именем и с такой родословной ему придется стать великим. У него не знатный отец. Но кто теперь вспоминает, что Салах-ад-Дин из простого рода, к тому же курд?! Отпрыски великих Фатимидов, которые ранее в сторону господина смотреть не хотели, теперь ползают перед ним на животе и рады, когда он удостаивает их взглядом. Алла Акбар!»

Эмир радостно засмеялся. Впервые за последние дни…

1

Птица парила над Тмутараканью, раскинув громадные треугольные крылья. Выписывая круги над древним городом, она словно высматривала добычу, то опускаясь ниже, то взмывая в недоступную синеву. Два всадника в ярких халатах и меховых шапках наблюдали за ее полетом, задрав головы.

– Третий раз прилетает, – сказал один, качая головой. – Не к добру.

– И опять человека в когтях держит, – подтвердил второй. – Зачем, если схватила добычу, сюда лететь?

– Может, бросит его?

– В прошлый раз не бросала, и сейчас не бросит!

– Тогда что хочет?

– Вдруг человек ею командует? Она его носит, а он высматривает здесь? Лазутчик…

– Кто может такую птицу приручить, а? К ней подойти страшно! Отсюда смотреть – с орла величиной, а до нее две сотни шагов! Человек в ее когтях как червяк!

– За морем Хвалынским, за горами живут люди, которые, как говорят купцы, приручили животных величиной с гору. Ноги у тех зверей как деревья, клыки кривые и длиннее наших сабель раз в пять, а спереди толстый хвост, которым этот зверь хватает врагов, бросает себе под ноги и топчет. Если таких чудовищ приручили, почему птицу нельзя?! Не к добру… Лазутчик высмотрит все, а потом врагов наведет.

– Надо убить!

– Стрела не достанет, – с сожалением сказал всадник, рассказывавший про страшных зверей. – Пытались в прошлый раз. Как только начали стрелять, птица улетела к морю. Она всегда улетает туда.

– А если подождать ее у Дива? Там гора…

– Скачем! – без промедления отозвался второй всадник.

…Закончив выписывать круги над Тмутараканью, птица и в самом деле направилась к морю. Всадники, притаившись у подножия громадного каменного идола на высоком скалистом берегу, терпеливо поджидали ее. Когда птица, снизившись, показалась над ними, оба натянули луки. Щелкнули тетивы, и две стрелы, свистнув опереньем, пронзили крылья чудовища. Всадники завопили от радости. Птица странно заклекотала, и, выпустив струю сизого тумана, быстро скользнула в синюю даль над морем. Вторично всадники стрелять не стали – слишком далеко. Туманное облачко, выпущенное птицей, опустилось к земле и накрыло обоих.

– Ну и вонь! – сказал один из всадников, откашливаясь. – Глотку перехватило!

– У наших животных другой воздух из кишок! – подтвердил второй. – Мы, наверное, подстрелили саму птицу Рух.

– Ух ты!

– Кто еще может носить человека в когтях? Теперь она здесь долго не появится!

– Почему?

– Мы ранили ее, она выпустила ветер от страха. Не полетит больше!

– Мы расскажем об этом всем!

– Конечно! Кто в орде сможет похвалиться, что ранил птицу Рух? Хан даст награду!

Всадники, довольные, зарысили к городу. Если б они задержались ненадолго, то узрели бы необычное. Со стороны моря в небе показалась маленькая точка, которая, все увеличиваясь, скоро превратилась в недавно обстрелянную птицу. Она скользнула под скалистый берег и села на пустынном пляже, засыпанном обкатанными морем камешками – прямо под каменным идолом. Человек, приземливший на берегу мотодельтаплан, отстегнул ремни и стал торопливо развинчивать крепления каркаса. Сверху, от проема пещеры, к нему спешили люди.

– Опять? – спросил седой кряжистый мужчина, вытаскивая стрелу из разрисованного под орлиное оперение крыла дельтаплана. – Говорил же: не снижаться в зону поражения!

– Я и не снижался! – сердито ответил пилот, складывая трубы каркаса. – На берегу, в засаде подкараулили. Здесь! – он кивнул вверх. – Охотнички хреновы! Выследили… Лечу себе спокойно, никого не трогаю, произвожу видеосъемку, а они… Пришлось включить мотор и дать понюхать выхлопных газов.

– Где они сейчас?

– Ускакали… Доблестью своей хвалиться.

– Хорошо, что целили в крылья, – задумчиво произнес седой, трогая пальцем остро отточенный наконечник стрелы.

Подбежавшие мужчины – все в одинаковых, защитного цвета комбинезонах – помогли пилоту сложить дельтаплан и затащить его в пещеру. Спустя несколько минут берег стал пустынен, как часом, днем, годом, столетием раньше…

А вот у другого входа в ту же пещеру за небольшим раскладным столом, который полностью укрывала разложенная карта, спустя некоторое время сидели трое мужчин в защитных комбинезонах. Уже знакомый нам седой чертил красным карандашом на карте прямую толстую линию.

– Примерно здесь промежуточная посадка, – сказал, ставя жирную точку. – Высадишь исследователей – и сразу обратно! – седой строго глянул на давешнего пилота. – Строго по радиомаяку, без отклонений! Три часа туда, три обратно, еще минимум два понадобится, чтобы сначала собрать в темноте автожир, а затем разобрать и перетащить его сюда, – седой покосился на стоявшую неподалеку винтокрылую машину, укрытую брезентом. – Надо, чтобы с рассветом на берегу моря уже ничего и никого не было.

– Справимся, Игорь Иванович! – бодро заметил мужчина с живым моложавым лицом, третий в этой компании. – На тренировках получалось.

– Если бы все и всегда получалось, как на тренировках! – вздохнул седой. – Тебе ли, майор, не знать?

– Может, в первый рейс с топливом? – спросил пилот. – Оставлю канистры с радиомаяком, а назавтра полетим с исследователями. За день, думаю, канистры не растащат.

– Еще как растащат! – возразил Игорь Иванович. – Засаду устроят, как сегодня, и возьмут тепленькими. Сегодняшний урок не впрок? Там каждый – охотник…

– Летим ночью, без сигнальных огней…

– А звук? Вокруг пустая ковыльная степь восьмивековой давности! Ни городов, ни дорог, ни машин с самолетами… Звук летящего автожира слышен на десяток километров! Нет, Дима, все по плану. Поскольку автожир не в состоянии преодолеть за один раз нужные полтысячи километров и вернуться обратно, а это тысяча в оба конца, используем точку подскока. Сначала люди, а следующей ночью – канистры с топливом. Высаживаешь исследователей, они сразу – вперед. Им необходимо отойти от места высадки километров на пять, еще лучше – десять. Пока не выпала роса, да и трава, примятая людьми, успела подняться. С рассветом исследователи находят укромное место, прячутся. Там, по всем данным, зона лесостепи – укрытие обеспечено. Пережидают день и только затем включают радиомаяк. Если будут проблемы, дают сигнал тревоги. В таком случае начнем спасательную операцию днем, – седой снова вздохнул. – Не дай Бог, конечно. Следует помнить, что имеем дело с враждебно настроенным к нам местным населением.

– Пулемет бы мужикам! – вздохнул пилот. – Или автомат.

– И базуку в придачу… Мы здесь, Дима, как воры в чужом доме. Вломились в пещеру, взломали проход в прошлое, неизвестно кем устроенный, а потом начнем из автоматов пулять? В двенадцатом веке от Рождества Христова?! Неизвестно, чем кончится.

– Телюк с Ноздриным уже побывали в прошлом, – возразил пилот, которого звали Димой. – И ничего.

– Они попали туда без оружия и даже одежды!

– Тем не менее, сумели выжить и вернуться, – с завистью сказал тот, кого седой назвал Алексеем.

– Потому и летят снова, – назидательно заключил Игорь Иванович. – Знают язык, обычаи, умеют носить местную одежду, разговаривать с жителями. Случись попасть в плен, осведомлены, как себя вести. Рвать рубаху на груди и демонстрировать половцам приемы каратэ не станут.

Седой с саркастическим видом покосился на Диму. Тот понурился.

– Вот так, товарищи офицеры, – спокойно продолжил Игорь Иванович. – Знаю, как хочется вам, Алексей Федорович, и вам, Дмитрий Александрович, хотя бы одним глазком увидеть древний Киев. Пройти по его улицам, поговорить с местным людом… – седой снова вздохнул. – Я тоже многое отдал бы… Может, и получится… Позже. На нынешнем этапе успех экспедиции обеспечивают Телюк с Ноздриным. Кстати, где они?

– Спят! – кивнул Алексей Федорович на палатку в отдалении. – Набираются сил – им работать ночью.

– Нервы у мужиков стальные, – завистливо сказал пилот. – Я не смогу.

– Придется! – твердо ответил Игорь Николаевич. – Отдыхайте, капитан Колбин! Вечером вы нужны бодрым. Мы с майором Егорычевым продолжим.

Колбин встал и, заученно дернув головой, отправился к ближней палатке.

– Зря ты! – тихо сказал Егорычев, когда Дмитрий скрылся в палатке. – Все равно не уснет.

– Пусть хоть попытается! Перед глазами мельтешить будет меньше.

– Нервничаешь?

– А ты?

– Я всего лишь отвечаю за снаряжение, – улыбнулся Егорычев.

– Проверил?

– До последней пуговицы. Рации и маяк исправны, снабжены запасным питанием. Одежда и вооружение исследователей аутентичны образцам двенадцатого века, продуктовый запас уложен. Кроме хлеба. Подвезут позже – свежий, испеченный по рецептам двенадцатого века.

– Когда Наполеон Третий в 1870 году спросил своего министра обороны, подготовлена ли Франция к войне, тот отрапортовал, что исправно все, включая гетры солдат, – язвительно сказал седой. – В результате выяснилось: ни хрена французы не готовы, и пруссаки гнали их до самого Парижа.

Егорычев засмеялся. Игорь Иванович пожал плечами и насупился.

– Предчувствие дурное, Игорь? – спросил Егорычев, перестав смеяться.

– Ноет здесь, – седой ткнул пальцем в грудь. – В Афгане, когда выбрасывали в тыл душманам, не волновался.

– Молодой был. Как Дима… Все тогда не волновались… Стареем… Дочь на дискотеке задержится – обычное дело, а я места себе не нахожу.

– Не один нервничаю. От экспедиции много ждут. И очень многие. Видеозаписи, сделанные Димой с дельтаплана, по рукам ходят. Знаешь, чьим?

– Догадываюсь.

– В том-то и дело. Чем меньше людей знают об операции, тем она успешней – закон разведки. А здесь… Хорошо, что пресс-конференцию перед началом не организовали – была такая идея у отдельных товарищей.

– Их можно понять. Привезут исследователи видеоматериал из Киевской Руси двенадцатого века – вся планета умоется. Кто сегодня обладает методикой проникновения в прошлое? Никто. У кого имеется соответствующая технология? У нас. Значит, американцы присели и прикрылись веником. Русские – это варвары, говорите? А вот какие богатые, образованные, развитые и культурные мы были восемьсот лет назад! Европа отдыхает, пуская слюни… За нами весь мир ходить станет, за рукавчик дергать: «Дяденьки! Разрешите хотя бы глазком глянуть!..» Поэтому наверху дрожат от нетерпения.

– А мы здесь внизу – от страха.

– Проскочим!

– Да-то Бог!

– Пусть Бог дает. А мы здесь примем.

– Не задирайся с Господом, Леша! Плохо кончится.

– Все продумано и просчитано.

– Если бы!

– Поясни. По пунктам.

– Давай лучше по порядку. Полтора года назад в известном нам объекте, который местные зовут «Пещера дьявола», проходила спецоперация по освобождению особо ценного заложника. К операции привлекли двух гражданских специалистов, Ноздрина и Телюка, обладающих способностью, как говорят колдуны, отводить глаза. Ребята сумели проникнуть в пещеру и вывести заложника к своим. Но бандюги услыхали шум, пошел огневой контакт, затем взрыв – пещера завалена камнями и кусками тел. Останков Ноздрина и Телюка не находят. Но через три с лишним месяца опять взрыв – Телюк с Ноздриным объявляются! Одетые в порты да рубахи, плюс кольчуги со шлемами. Привет тебе, Россия, от Киевской Руси! Мы там князя Игоря из плена спасали, с Ярославной, воспетой поэтами, мед-пиво пили. С половцами в чистом поле дрались, Путивль от супостатов отстояли. Обалдеть!

– Красиво рассказываешь, полковник Иванов! – оценил Егорычев. – Со сцены не пробовал?

– Подожди! С объявлением Телюка с Ноздриным исследование объекта передают в наш департамент, и мы за полгода сумели определить частоту излучения, открывающего проход в прошлое – взрывать больше ничего не нужно. Осторожненько сходили на тот берег и посмотрели: стоит на берегу моря огромный каменный идол, в отдалении – занюханный древний городок Тмутаракань, полностью оправдывающий свое имя.

– Зря ты так! Историки, как увидели видеозапись Колбина, чуть с ума не сошли. Слюна до подбородка текла!

– Пусть и дальше течет. Понимаешь, у нас ничего нет, кроме этой пленки. Ты уверен, что там и в самом деле двенадцатый век, а не какая-то иллюзия? Вдруг в пещере газ какой-то выделяется, и у каждого, кто заходит далеко, начинаются галлюцинации?

– Это тоже видение? – Егорычев подобрал с травы и положил на стол давешнюю стрелу. – Мы с тобой снаружи, газа здесь нет. Потрогай!

– Вдруг это долговременная иллюзия, – сказал полковник Иванов, задумчивая пробуя заточку наконечника стрелы. – Вдруг пещера генерирует такие голограммы, которые обладают свойством длительно воздействовать на чувства человека.

Егорычев засмеялся. Иванов хмуро покосился на него, затем, не выдержав, заулыбался сам.

– Понимаешь, – задумчиво промолвил полковник, когда друг и подчиненный перестал смеяться, – никогда еще я не проводил операцию с таким скудным набором исходных данных. Нет, чтобы потихоньку там осмотреться, пожить немного среди этих половцев…

– Они б тебя сразу – в рабство! Забыл, с кем имеем дело? Школьный учебник по истории читай! Конечно, было бы лучше, если б проход выводил прямо к Киеву. Но у нас есть только этот.

– Отсюда другой вопрос, оставшийся пока без ответа. Кто и когда его устроил?

– Одно могу сказать: не американцы! Зачем им проход на российском Северном Кавказе? Другие страны такие технологии не потянут.

– Получается, устройство неземного происхождения, неизвестно кем и для какой цели созданное. Хозяин поставил в нем защиту от аборигенов, но мы сумели ее преодолеть…

– Что инопланетянин придумает, русский завсегда сломать может! – довольно засмеялся Егорычев.

– Теперь представь: в твой компьютер влез хакер. Сумел украсть информацию или нет – вопрос в данном случае несущественный. Суть в том, что система защиты зарегистрировала вторжение и дала тревожный сигнал. Рано или поздно хозяин компьютера сигнал получает и начинает разбор полетов. Если, как ты говоришь, инопланетянам удалось создать такое устройство, то что они сделают с тем, кто без спроса к ним влез?

– Мы здесь толчемся второй год. Срок немалый. Никто претензий на имущество не заявил. Бесхозное. Почему не использовать?

– Пусть так. Еще одно. Исследователи – штатские специалисты, никогда не состоявшие в кадрах разведки. Идут одни, без контроля.

– Как только осядут и укоренятся, прибудет подкрепление. Помнится, в этом списке твоя фамилия – первая…

– Когда это будет… Почему не разрешили сразу?

– Потому что риск. Представь: приезжают в Китай два своих, узкоглазых, а с ними – один европеец, который по-китайски ни гу-гу. И эти двое всем объясняют: ребята, не волнуйтесь, это свой! А что выглядит не по-нашему, так болел много…

– Не издевайся!

– Я – любя… Разведка не использует штатских? Окстись! Это классика, ее в школе преподают – на начальном уровне. Чего опасаться? Перевербуют исследователей? Кто? Князь Владимир Красно Солнышко?

– Он умер в десятом веке.

– Ну, князь Святослав из династии Ольговичей… Он, может, хотел бы нашими изобретениями воспользоваться, да только как их в двенадцатый век протащить? Проход один, а мы на страже. Исследователям тоже деваться некуда: к американцам не сбегут. Нет у янки Пещеры Дьявола! И не будет в обозримом будущем.

– Вдруг исследователи передумают возвращаться? Понравится им в Средневековье! Махнут в Новгород или даже в Краков? Где искать?

– У них семьи.

– Из семей не сбегают?

– Если жена старая или теща загрызла… У обоих жены молодые, красивые, и не чувствуется, чтоб парням надоели. У Телюка двое детей, у Ноздрина дочка только родилась. Их даже в СССР за границу выпустили бы.

– Времена другие. Почему они согласились пойти? В прошлый раз, если верить рассказам, еле выбрались домой – жизнь на волоске висела.

– Почему ты пошел в Панджшерское ущелье, хотя никто не заставлял? Духи награду за голову «хитрого шурави» объявили, но старший лейтенант Иванов настоял…

Полковник не ответил.

– Каждому нормальному мужику время от времени хочется испытать нечто отличное от радости перекладывания бумажек из одного ящика стола в другой. Поэтому одни носятся на машинах, как сумасшедшие, другие прыгают в водопады…

– Тебе такого не хочется?

– Я свое отпрыгал. Через год на пенсию.

– Уйдешь майором?

– За эту операцию, надеюсь, звезду на погоны добавят. Мне хватит.

– Не будешь жалеть о работе?

– Пусть ее черти жалеют! Моему отцу не довелось внуков на руках подержать, а я хочу. У дочки жених – хороший парень, в банке работает. Сказали, что планируют минимум троих детей. Буду внуков нянчить, на даче с ними гулять…

Иванов насмешливо улыбнулся.