Черный проводник Конторович Александр

Еле заметно шевельнулись ветки на краю поляны. Увенчанный набалдашником глушителя, поднялся из густой травы винтовочный ствол. Еще один, чуть погодя, высунулся с чердака дома.

Чух!

Стоявший в проеме дверцы самолета человек переломился в поясе и осел на пол.

Чух!

Пробив грудь переднего носильщика, пуля ударила в плечо и второго. Оба они рухнули в траву. Секундой позже вторая пуля успокоила начавшего было вопить раненого. В стекле кабины самолета, прямо напротив лица пилота вдруг появилось отверстие. Еще одно! И еще…

Стоявшие около костров десантники схватились за оружие. Не слыша в гуле моторов выстрелов, они, тем не менее, почувствовали какую-то угрозу.

Поздно!

Из распахнувшейся двери дома ударил пулемет. Из окон его поддержали автоматы.

Первая же очередь повалила на землю несколько человек. Уцелевшие десантники метнулись к лесу. Но оттуда негромко кашлянула винтовка, и передний немец, схватившись за простреленную грудь, рухнул в траву. Остальные залегли, не желая испытывать судьбу – на открытом пространстве, подсвеченные собственными кострами, они представляли собою прекрасные мишени для любого стрелка.

Пулемет из дома перенес огонь на кабину самолета, и стекла ее посыпались под ударами пуль.

– Бросайте оружие! – донеслась со стороны дома команда на чистом немецком языке.

Приподнявшийся из травы немец поднял было свой пулемет, но тотчас же получил пулю в спину и ткнулся лицом в землю.

Пулеметная очередь со стороны дома взметнула землю среди лежащих десантников. Вскрикнул и схватился за плечо еще один из них.

– Не стреляйте! Нихт шиссен! – поднялись над травой руки.

Подбежав к самолету, Марина остановилась, держа на прицеле лежащего в дверном проеме немца. Нога его свешивалась наружу.

– Чего ждем? – нарисовался рядом Марков. – Боишься – укусит?

– Он не один там был… Майор сказал обождать.

Подбежавший сбоку Витька Алеференко дернул за ногу покойника.

Труп вывалился наружу и глухо ударился об землю.

– Ну вот, дорога чистая! – удовлетворенно произнес Женька. – Пошли?

– Спешим? – неслышно подошедший Гальченко стоял рядом. – Склероз внезапно наступил – занятия забыли? Быстро – не значит в спешке!

Оба парня смущенно замолчали.

– Алеференко – хвост! Марков – контроль пилотской кабины. Барсова со мной, спину прикроешь! Аккуратнее там, не туда стрельнем – сгорит все к чертовой матери. Нам тогда спасибо не скажут. На счет три – начали!

Кубарем вкатившиеся в самолет курсанты рассредоточились вдоль борта, держа под прицелом пустой салон. Здесь никого не было, только у задней стены, около двери лежали какие-то мешки и ящики. Секундой позже в самолет запрыгнул майор, и следом за ним неслышно проскользнула девушка.

Тихо… только что-то поскрипывало впереди, там, где сидели пилоты.

– Обстановка! – отрывисто произнес майор, держа на прицеле дверь в пилотскую кабину.

– Чисто! Пасу хвост!

– Чисто!

– Держу дверь в кабину, – произнесла Марина.

– В таком разе – начали… – майор привстал.

Приподнялась с пола и девушка.

Зуммер!

Он донесся со стороны кабины!

На секунду глаза всех присутствующих повернулись в ту сторону.

Бах! Бах! Бах!

В закрытом пространстве самолета выстрелы прогрохотали оглушительно. Витька выронил автомат и ткнулся лицом в пол. Схватился за простреленное плечо Марков.

Появившийся откуда-то сзади, по-видимому, из той самой двери, немец стрелял с частотою пулемета.

В падавшем снаружи колеблющемся отсвете костров и тусклом свете потолочных плафонов было видно, как казавшийся огромным пистолетный ствол медленно перемещается, отслеживая движения Котенка, пытавшейся уйти от неминуемого попадания.

Бах!

Удар в плечо!

Это не пуля – удар сзади!

Кубарем полетев на пол, она успела-таки дважды выстрелить в сторону немца. Увы – безрезультатно. А тот уже наводил свое оружие на Гальченко. Сейчас он выстрелит!

Бах!

Чпок!

Пах!

Пах!

Пистолет немца, наган Котенка и маленький пистолетик в руке майора выстрелили одновременно.

Выронив оружие, немец согнулся пополам. Что-то просипел и сделал несколько шагов вперед.

Пах!

Пах!

Казалось, самолет содрогнулся от падения тяжелого тела. Майор бросил на него быстрый взгляд и рыбкой нырнул в приоткрытую дверь кабины. Через несколько секунд он вышел назад.

– Чисто тут все! Обоих – и пилота, и штурмана – наповал!

– А этот… – Марину колотила нервная дрожь.

– Хвостовой стрелок, надо полагать. Со стороны дома его место не видно, вот и уцелел, не стрелял по нему никто. Тот, что на улице – бортмеханик или выпускающий, в транспортном самолете может быть такой член экипажа. Как ребята?

– Марков ранен. А Витька…

– Черт! Моя вина – не досмотрел! Мало вас учили! Эх! – майор в сердцах двинул кулаком по стенке фюзеляжа. – Это он специально сигнал дал, чтобы все на кабину пилотскую посмотрели. А Витька и купился…

Уже позже, когда убитого Алеференко и раненого Женьку грузили в машину, Котенок подошла к майору.

– Товарищ майор…

– Да? – он обернулся к ней. Лицо Гальченко осунулось, и сейчас было видно, что он не так уж и молод.

– А тогда, в самолете… вы меня оттолкнули. Немец же мог и по вам выстрелить…

– Он и выстрелил, – майор продемонстрировал ей разорванный рукав гимнастерки. – Только не попал.

– Но как же так?! Он ведь вас убить мог!

– Мог. Но не убил.

– Но… почему так? Вы на себя огонь вызвали – зачем? Вы же старше и опытнее нас? Куда более важны и…

– Что делать, Котенок? Не умею я по-другому. Такая уж моя планида, видать – защищать других…

– Кельнер! Еще пива!

– Да, мой господин.

Четвертая кружка… Ладно бы хоть пиво приличное было. Да где его здесь взять? Ведь и у немцев оно тоже далеко не везде одинаково хорошее. Или это я уже к Берлину привык? Так сказать – избаловался? Наверное… А что еще мог себе позволить простой служащий военного министерства, к тому же и не военнообязанный? Пиво, ибо ни на что более существенное скромной зарплаты не хватает. А выглядеть белой вороной среди сослуживцев я отучился уже давно. Точнее – отучили. И правильно сделали, между прочим. Не один такой умник на мелочах погорел, бывали, знаете ли, случаи, да… Мне вот повезло, продержался долго. Но всему приходит конец, вот и сейчас всей спиною ощущается холодок.

Связь… Большинство провалов происходит именно по этим причинам. Но как? Последнее время и так все контакты были сокращены до минимума. Разве что в крайнем случае? Да, вполне вероятно. А то я так бы и сидел, как мышь под веником, никто и не отыскал бы никогда. Видимо, на фронте положение совсем хреновое, раз дали команду на такие действия. Ну, надо думать, им там виднее. Хотя и с моей колокольни тоже кое-что разглядеть можно.

Немцев приперло – и приперло здорово. Уже не так задирают носы бравые военные, не слышно в речах сослуживцев былого оптимизма. Война… третий год уже, это как-то способствует здравому осмыслению происходящего. А грохот разгоняющегося «парового катка» не слышат разве что совсем тугоухие обыватели. Вот для того чтобы подкинуть дровишек в топку этого самого катка, и вспомнило далекое петербургское начальство про скромного письмоводителя. Вспомнило – и озадачило.

Не то чтобы задача была совсем уж невыполнимой. Сделать можно. Только вот с большой вероятностью накрывалась вся легенда о скромном письмоводителе. Скопировать ключи от сейфа – полдела, тем паче, что данную операцию уже удалось провернуть еще в прошлом году. Подвернулась возможность, что ж было делать-то? А вот скопировать документы… это уже вопрос не праздный. И времени на это ушло предостаточно. Вот и не удалось уйти тихо. Наверняка кто-то заметил. И хотя никаких явных улик не было, однако же наблюдение за собою я засек. Причем достаточно профессиональное. Ненавязчивое и очень внимательное. Ясное дело, прямых подозрений против кого-то конкретного у контрразведки нет. А брать за цугундер всех подряд – можно спугнуть истинного виновника всего происшедшего. Вот и смотрят. Пока осторожно и незаметно. Сейчас агенты контрразведки будут наблюдать, кто, когда и с кем выйдет на связь – ведь скопированные документы куда-то же надо девать? Иначе пропадает весь смысл операции. Пусть похищенные данные и являются самыми свежими, но ведь и они имеют, так сказать, срок годности. А перемещать дивизии на фронте, исходя только из предположений тыловиков, никто не станет.

Но уходить надо. Ибо после всего случившегося смысла сидеть здесь и далее – никакого нет. Все, накрылась легенда. Хорошая, надо отдать должное, конструкция была. А ведь кто-то над ней работал, сил небось немерено положил. Вот и продержался я на этом месте так долго…

Делать однако нечего – дал сигнал. Как это, в свое время, и предусматривалось. Мол, задание выполнено, документы получены, обнаружил наблюдение. Прошу срочной эвакуации.

И ответ себя ждать не заставил. Прямо в квартиру письмо подсунули. Как? А бог весть…

Инструкции, несмотря на эзопов язык, были вполне понятными.

Прибыть в этот городок, прийти в пивную, заказать пива и ждать проводника.

Осталось дело за малым – незаметно исчезнуть. А учитывая наружное наблюдение, сделать это было весьма непросто. Пришлось вспомнить старое и, используя давно забытые навыки, лезть в пыли по чердаку. Переползать на соседнюю крышу, тихо переодеваться в чистое платье и быстро топать на вокзал. Удалось ли все сделать тихо?

Пока что хвостов вроде бы не видно. Но, учитывая уровень слежки еще в Берлине, надо думать, что и местные задействуют далеко не вчерашних школьников. Хотя здесь-то их откуда взять?

Поставив кружку на стол, Ролдугин осмотрелся по сторонам. Вечерело, и поэтому в пивной прибавилось посетителей. Прямо у стойки сидела компания юнцов – не иначе, студенты или учащиеся старших классов. Пришли они недавно и вели себя, на удивление, тихо. Совсем рядом с капитаном сидели двое пожилых мужчин – совершенно седые немцы, похоже, что отставные военные. Они негромко переговаривались, рассматривая лежащие перед ними бумаги.

Эти пришли почти одновременно со мною, отметил Ролдугин. Сидят, в бумаги свои зарылись и ничего по сторонам не видят. Наблюдение? Не факт…

Троица молодых парней (странно, что не на фронте, возраст-то вполне подходящий) оккупировала столик в дальнем углу и о чем-то оживленно переговаривалась. Компания вела себя шумно, внимания ни на кого не обращала. Нет, это точно не наблюдение, парни меня и не видят-то толком. Уйду – и не заметят. Не они.

Подтянутый высокий немец. Щеточка усов, бакенбарды. Наглухо застегнутый сюртук, стальной взгляд. Сидит, словно кол проглотил. В глазу монокль поблескивает. Давно уже тут сидит, еще до того, как я появился. Перед ним четыре пустые пивные кружки, пьет, стервец, пятую. Как только еще не лопнул? Хотя пару раз выходил, надо думать, что в туалет. Оттого и сидит спокойно. Офицер? Разве что отставной или по ранению в запасе. Сколько ему? Двадцать пять… или около того. Нет, этот тип тут не по мою душу сидит.

Парочка солдат в углу. Ну да, где-то здесь госпиталь присутствует. А эти двое наверняка из команды выздоравливающих.

Еще какие-то люди входят и выходят, но надолго никто не задерживается.

Так, что-то делать уже пора. Сидеть здесь и дальше? Смысл? Проводник так и не появился. Плохо. Нет никаких шансов, что он до вечера появится здесь. Стало быть, надо уходить самому. Как – вот это уже другой вопрос. Но ничего другого мне не остается. Еще день – и мое отсутствие дома будет обнаружено. И немецкая контрразведка совершенно точно поймет, кого им надобно отловить. Для начала они дадут мои приметы, вполне возможно, что и фото, по вокзалам и погранпостам. Уже с завтрашнего дня меня станут искать весьма плотно и тщательно.

Вариантов нет, надо уходить. Найти здесь гостиницу, переночевать… а потом? Других вариантов отхода у меня нет. Разве что переть через границу самым нахальным образом? Не вариант, там и отловят. Или подстрелят.

Ладно, будем думать утром.

– Кельнер! Примите…

Рассчитавшись за пиво, капитан подхватил свой портфель и поднялся из-за стола. Движение это не привлекло ничьего внимания. Только парочка стариков метнула в его сторону мимолетные взгляды и снова вернулась к своему занятию.

Вот и выход. Дверь узкая, если будут брать – то здесь… нет, тихо все. Капитан слегка расслабился, и вспотевшая ладонь отпустила рукоятку браунинга.

Узкая улочка вела направо, пивная находилась в самом ее конце, и идти куда-либо еще было невозможно. Не лезть же, на глазах у всех, через забор? Не поймут. Благообразный господин – и лезет через забор? Да просто из принципа кликнут шуцмана – и все, на этом мое путешествие завершится. Нельзя к себе внимания привлекать.

– Герр Гашке?

Опа…

Преграждая дорогу, поперек улицы стояли несколько человек. У некоторых из них в руках поблескивали револьверные стволы. Стоявший впереди неприметный человечек приподнял шляпу, обращаясь к одинокому прохожему.

«Всё… нашли»…

– Вы уверены?

– Разумеется. Показать вам ваш портрет? И не хватайтесь за оружие – не успеете.

Топот ног, сзади подходят те самые молодые любители пива. И тоже – с оружием. Понятно, подстраховка, чтобы я никуда не ушел. А вот и та самая пожилая парочка. Что-то они слишком быстро подходят… никак, помолодеть успели?

Так… срисовали меня еще на вокзале, надо думать. Сидели в пивной и ждали, когда ко мне подойдет связной – взяли бы обоих. И эти, молодые и шумные, оттого и не глядели в мою сторону. Им это не нужно, они – силовая группа, а командуют всем эти самые псевдостарички.

– Что вам угодно, господа?

– Перестаньте разыгрывать комедию, герр Гашке! Сдайте оружие!

Все, это провал. Застрелиться? Не дадут, вон как у этих ребят стволы подрагивают – ждут любого подозрительного движения. Только шевельни рукой – прострелят.

– Кто вы такие, господа?

– Контрразведка, герр Гашке! Вам документы показать? Извольте, – собеседник отогнул лацкан сюртука, там блеснул полицейский значок. – Где документы?

– Что тут происходит, господа?

Это еще кого черти принесли?

А-а-а… тот самый любитель пива.

Подразвезло его все-таки изрядно, даже на ногах стоит нетвердо, к стене прислоняется. Но спесь так и прет!

– Проходите мимо, добрый господин! – обернулся к нему один из «старичков». – Полицейские операции вас не касаются!

– Я попросил бы вас! – возмущается тот. – Как вы разговариваете с офицером?!

Все-таки офицер… даже, наверное, не отставник – ишь как его задело!

– Ганс, покажите господину офицеру свой жетон… – устало говорит «старичок».

Один из молодых любителей пива лезет в карман и что-то показывает офицеру.

– А-а-а… ну… понятно! Вдевятером ловить мелких жуликов, конечно, проще, чем полировать брюхом грязь на фронте. Ладно… занимайтесь своими делишками, господа.

Офицер отмахивается от Ганса рукой, но делает это настолько неуклюже, что попадает ему пальцами по глазам. Тот вскрикивает, наверное, больно оказалось, и роняет на землю свой жетон.

На секунду все отвлекаются на это действие.

Ках!

Ках!

А в руках у офицера уже блестят металлом пистолетные стволы.

Сбитые пулями, на землю падают оба «старичка».

– Ложись!

А ведь он по-русски кричит!

Не дожидаясь более ничего, Ролдугин ничком падает на землю.

И вовремя!

Над его головою тут же противно взвизгивают пули.

Ну, чтобы не использовать столь благоприятный момент – это надо совсем уж глупым человеком быть! Выдернув из кармана браунинг, капитан удачным выстрелом вывел из игры одного из противников, и тот кулем осел на землю. Второй, получив пулю в живот, роняет свое оружие и с криками катается по мостовой.

К-р-р-р…

Словно коленкор разорвали.

Стоявших впереди контрразведчиков как метлою смело! Обернувшись назад, Ролдугин заметил, что противников осталось совсем немного. А точнее – двое.

Полуослепший Ганс и один из любителей пива, судорожно вытаскивающий из кармана револьвер. Тот, как назло, запутался в брюках и никак не желал вылезать на свет божий.

Но у офицера, по-видимому, кончились патроны. Бросив на землю пистолеты, он выхватывает откуда-то нож и в прыжке загоняет его пивохлёбу под ребро. Вскочив на ноги, капитан приставил ствол браунинга к голове Ганса.

– Шевельнешься – и мозги твои будут на стене!

– Н-н-нет, добрый господин… я молчу, молчу!

Ках!

Ганса отбрасывает в сторону, и он тряпичной куклой сползает вдоль стены.

– Зачем?! – поворачивается к офицеру капитан. – Он был уже не опасен.

– Да? А на руки взглянуть?

И в самом деле – из разжатой ладони контрразведчика вываливается револьвер. И когда он только успел его достать?

– Хорошо, что я смог чужое оружие подобрать, перезарядиться уже не успевал… – офицер поднимает с земли свои пистолеты.

– Так это вы за револьвером так прыгали?

– Ну да. Он на земле лежал – совсем рядом. Ну, и этого, – кивает офицер на зарезанного противника, – попутно обезвредил…

– Простите, но, если я правильно понимаю, то вы…

– Правильно понимаете. Проводник.

– Так отчего же вы тогда…

– Ждал-то? Ну, а что ж вы еще хотели, милостивый государь? Эти старики за вами сразу же пришли, а потом уже и вон та троица подтянулась. Они связного ждали, и до тех пор пока вы из пивной не вышли, брать вас не стали бы. А мне надо было понять, сколько их здесь всего. Могло ведь и так быть, что если мы с вами вдвоем вышли бы на улицу – тут нас обоих и спеленали тогда разом. Сейчас мне внезапность помогла, не знали они, что вы не один. А тогда? Иначе все могло получиться-то…

Петроград, 1917

Военное министерство

– Ваше превосходительство! Прибыл капитан Ролдугин.

– Просите его ко мне, – поднял голову от бумаг генерал Сомов.

Закрыв за спиною дверь, капитан сделал несколько шагов вперед и вытянулся.

– Ваше превосходительство! Капитан Ролдугин по выполнении задания прибыл в ваше распоряжение.

– Без чинов, господин капитан. Присаживайтесь, – генерал указал посетителю на кресло около стола. – Как добрались?

– Не без приключений, Виктор Петрович. Был момент – уже отходную читать собирался. Спасибо Проводнику – помог.

– Вовремя?

– Да еще как! Прямо как чертик из табакерки выскочил! Девять человек немцев-то было, так он семерых покосил! Я только по двоим и успел выстрелить. И потом, как через границу шли – так истинно Ринальдо Ринальдини! По кустам тихо пробирался, веточка не хрустнула. А я, как медведь, сучьями трещал! Аж пот градом тек, думал, что услышат немецкие стражники. Но Бог миловал – не заметили нас.

– Тихо, стало быть, прошли?

– Тихо, Виктор Петрович. Ну, а дальше-то намного проще было. Маршрут проработан был, надо думать. И билеты куплены, и номера в гостинице – все организовано по высшему разряду.

Генерал молча покивал, соглашаясь с собеседником.

– Замечания какие-нибудь?

– Никаких, Виктор Петрович. Все было правильно.

– Ваше мнение, Олег Иванович, очень много для нас значит. Подумайте еще раз – так уж ли было аккуратно? Мало ли… Сами знаете, тут словечко вырвалось, здесь жест неловкий… вот и подозрение возникло!

– Нет, Виктор Петрович, все было должным образом организовано. Спутник мой вел себя безукоризненно. Как он офицером представлялся – даже и сам я поверил! А уж видел-то их… По мне, так большой артист в нем пропадает. Только что офицером был – и вдруг уже носильщик. Иной день – служащий банковский. И ведь на него глядя – всему веришь. Немецкий язык ему как родной. И по-французски говорит – никто и бровью не повел. Сам-то я в этом языке не слишком силен, однако ж акцент заметить смогу. Чисто он говорил.

– Это, Виктор Петрович, для нас вопрос не праздный. Человек сей не вас одного провожал. И впредь дела ему такие предстоят. От того же, как чисто задание свое он выполнит, не одна жизнь зависеть может. Чай вы не на бал собирались и не на пикник. Сведения важные несли, отечеству нашему весьма необходимые. Немало жизней человеческих от того пресечься могут. Должен я твердо быть уверен в надежности пути этого. Иначе не могу рисковать, других людей по маршруту сему отправляя. Подумайте еще раз, Олег Иванович. Не тороплю вас, ибо ответ мне нужен точный и обстоятельный.

Ролдугин замолчал, мысленно прокручивая в голове подробности произошедшего с ним в последние дни.

– Нет, Виктор Петрович, никаких таких ошибок не усматриваю. Правильно себя человек этот вел, ничего иного сказать не могу.

– А что вы его так называете? Или имя его вам неведомо?

– Ну, не по немецким же бумагам его звать-величать? А иначе он никак не представлялся. Мол, проводник – и точка. Да, собственно говоря, у нас и разговоров-то с ним особых не было. Мне он вопросов не задавал, да и я его ни о чем не расспрашивал. Только когда сделать что надо было, тогда только он рот и открывал. Мол, идем туда-то, там будет то-то и так-то. Меня в данном случае именовать таким-то, а свое имя – в документах прочтете, там и легенду свою отыщете. Буду все время рядом, только не очень от вас близко. Сигналы опасности – такие-то. И всё на этом, более ничего не говорил. А как до нужного места дошли – пропал, будто никогда и не было его. Прямо-таки привидение ночное, утра дождавшееся.

– Так-так-так… Проводник, говорите? Так его все и кличут, между нами говоря. Ну, что ж! – генерал встал, давая понять собеседнику, что разговор закончен. – Ждет вас, Олег Иванович, назначение иное, тоже весьма ответственное. А про господина сего – забудьте, вроде как привидение он и есть. За труды ваши от отечества благодарность в свое время воспоследует, не сомневайтесь. А пока – отпуск вам полагается. Так что заместитель мой, полковник Иванютин, вас уже дожидается. Можете быть свободны, господин капитан.

– Слушаюсь, ваше превосходительство!

Петроград

Вечером того же дня

Квартира генерала Сомова

– И что ж ты думаешь, Михаил Николаевич?

– Даже не знаю, что и сказать… Черт его знает, как оно все выйти может… Но анализируя последние события, выводы я могу сделать весьма странные. Гости эти… черти бы их утащили. Ты-то сам что думаешь? – гость генерала, хоть и был одет в партикулярное платье, имел офицерскую выправку. А внимательный и властный взгляд серо-стальных глаз выдавал в нем человека, привыкшего к безусловному подчинению окружающих.

– А что тут думать? Смотри сам, все одно к одному складывается, – генерал стал загибать пальцы. – Заметь, задания выдавались в разное время и для обеспечения проведения разных операций, часто работа шла параллельно, мы проверяли сразу несколько источников. Июнь шестнадцатого года – подготовка флота к ведению набеговых операций. От нас требуют срочные данные по целому списку вопросов. Наши люди, едва начав работу, обнаруживают, что их интерес в данной области предварен противником. Итог – один человек раскрыт, задержан, и о его судьбе мы ничего не знаем. Второй – раскрыт, эвакуирован в самый последний момент. Флотская операция отменена сразу же, как только мы получили известия о судьбе наших людей. Не исключено, что и по этой причине, в том числе. Август – от нас затребована информация по состоянию химической промышленности. Якобы немцы приступили к разработкам нового отравляющего вещества. На поверку все это оказывается ложью и хорошо подготовленной операцией по выявлению наших агентов, способных эту информацию предоставить. Итог – капитан Мельников разоблачен, оказал сопротивление агентам контрразведки, застрелился при задержании. Один человек бежал, убит при переходе границы. Такие же подходы произведены в ноябре, и вот последний – январский случай. Общий итог таков: наши безвозвратные потери – пять человек. Часть погибла, часть арестована. Двое пропали без вести, вероятно, тоже схвачены немцами. Четверо эвакуированы в самый последний момент. Резидентуры понесли весьма существенные потери. Во всех случаях этому предшествовали запросы из канцелярии министра. Нельзя сказать, что мы работали попусту – кое-что добыть удалось, причем весьма и весьма ценное. Только вот к основному вопросу это отношения не имело никакого.

– Немцы?

– Хуже, Михаил Николаевич! Цепочку я эту до конца размотал.

– И кто ж на противоположной стороне сидит да за нее дергает?

– Союзники наши – англичане! Общий порядок таков: они предоставляют министру информацию, тот требует от нас проверки.

– Нормальное дело. Всегда так бывало.

– Угу. Только вот англичане по своим каналам информируют немцев о том, что ожидается активность агентуры противника в указанных ими областях. Тем остается только расставить свои капканы.

Собеседник генерала кивнул.

– Да, активность англичан, их попытки перекупить или устранить наших людей я тоже замечал. Даже и наверх докладывал.

– Угу… про ответ тебя и не спрашиваю. Потери были?

– А то ж! Ну, да и мы в долгу не остались… война, брат… всякое бывает. Так что моих людей они трогать пока опасаются.

– Пока…

– Да. Это ты прав. От меня уже затребовали объяснений. Эти вчерашние адвокатишки, внезапно ставшие вершителями судеб громадной страны, совсем потеряли голову.

– А было что терять?

Штатский ухмыльнулся. Поднялся с кресла и, подойдя к столу, налил в две рюмки коньяка. Одну взял себе, а вторую отдал генералу.

– Думаю, что нет. Подводя итог, скажу – это целенаправленные действия английской разведки на уничтожение нашей агентуры. Иного не вижу. Что-то в наших краях всякие люди непонятные стали мелькать. Вроде бы – и по делу, а впечатление у меня сложилось, что не по тому…

– И у меня на днях появился какой-то «уполномоченный». Прямо он, конечно, в агентурные дела не лезет, все-таки голова у него есть. Но уже сам факт его неожиданного появления у нас… Более того, сейчас рассматривается вопрос о моем отстранении от должности.

– Это еще почему?

– Смеяться будешь – за эти самые провалы! Причем Поливанов[3] в этом деле – с боку припёка, тут чья-то другая рука видна.

– И кого же прочат на твое место?

– А вот – полюбуйся! – генерал открыл ящик и вытащил из него тонкую папку. – Очень уж перспективный господин… негде клейма ставить.

– Ну-ка… – гость поставил рюмку на стол. – Угу… а ведь я про него слышал… да…

– Впечатляет?

– Мерзость!

– Зато – видный общественный деятель. Демократ – так, кажется, у них это называется?

– Социал-демократ.