Наедине с отчимом Рокс Лили

Когда нет выхода

В ванной я остановилась напротив зеркала и посмотрела в свое отражение. Гадкое, заплеванное лицо, по которому вдобавок лениво стекала сперма. Я ненавидела сама себя, но еще я понимала, что ничем и никак не смогу изменить ситуацию. Только смириться. Или убить Егора. Как мне хотелось взять нож и воткнуть его в его грудную клетку, слушая, как хрустят его кости, а потом долго смотреть, как он истекает кровью и издает последний вдох!

– Я жду! – услышала я громогласный голос Егора, от которого вздрогнула.

Внезапно я осознала, что боюсь его. Хоть я и пытаюсь сопротивляться, делая все возможное, чтобы разозлить его или доказать свою уверенность в себе, но на самом-то деле, я до чертиков боюсь этого человека! До дрожи в ногах и руках. Как только вижу, что надвигается его фигура, все во мне сжимается от ужаса и плохого предчувствия. Даже до того дня, когда он впервые надругался надо мной, я все равно всегда относилась к этому человеку с огромной опаской.

Не понимаю, что мать нашла в нем? Пожалуй, мне он сразу не понравился, как только я его увидела. Врагу не пожелаешь такого “папу”.

Я умыла лицо холодной водой и вспомнила тот день, когда мама впервые привела его в дом. Я увидела на пороге огромную мужскую фигуру, лицо, покрытое щетиной, всклокоченные волосы и гигантского размера руки.

Тогда у меня возникло ощущение, что этому человеку будет тесно в нашей скромной трешке со смежными комнатами, но он отлично вписался, а еще он так запудрил мозги моей матери, что теперь любое мое слово против него будет восприниматься против меня же самой.

Я вышла из ванной и посмотрела на Егора, сидевшего за кухонным столом, положив на него свои ручищи. От одного вида его мускул, выпиравших из-под рукавов короткой футболки, мне стало не по себе. Он смотрел на меня, смеясь, как будто я была какой-то куклой, с которой он мог играть, когда того пожелает или заставлять ее исполнять свои самые омерзительные желания.

– Что там есть пожрать? – спросил он, а я вдруг подумала о том, что с мамой он так не разговаривает. С ней он более ласков, потому что у нее есть авторитет. А у меня его нет, у меня есть только слабые попытки противостояния, легко предупреждаемые его физической силой.

Я открыла холодильник и достала кастрюлю с супом. Поставив ее на плиту, я присела напротив Егора за стол и посмотрела в его лицо. Я молчала, не зная, как вести себя и что вообще говорить.

Егор тоже молчал и, усмехаясь, смотрел в мое лицо. В его взгляде читалось откровенное превосходство, которое он не пытался прятать ни на секунду. Он издевался надо мной и будет продолжать делать это постоянно. Мне стало грустно, и снова холодок страха пробежал по моей спине. Как перестать его бояться? Наверное, только убив этот страх в себе… А может, убив сам источник страха?

От этой мысли по телу пробежал холодок. Боже, о чем я думаю? Это же… Нельзя думать об этом! Всегда есть другой выход!

Я услышала шум в прихожей: с работы вернулась мама. Она устало разулась и прошла на кухню. Тут стояла идиллия: суп закипал на плите, а мы с Егором сидели и молча смотрели то друг на друга, то на нее.

– Как я устала! – сказала она и присела на стул рядом с моим отчимом. Тот протянул свою огромную руку и обнял маму так, что вены на его бицепсе надулись еще больше.

– Надо в отпуск, срочно! – строго сказал Егор. – Поедем с тобой в Сочи или в Анапу, там море, песок. И Ладу с собой возьмем.

Я испуганно посмотрела на мать – на лето у меня были совершенно другие планы.

– Вообще-то, я к бабушке уезжаю через неделю, – ответила я, а моя мать прикрыла глаза, словно убаюкиваемая объятиями своего мужа.

– Мы подумаем насчет твоей поездки к бабушке, – сказал Егор.

– Я поеду! – чуть ли не закричала я, отчего мама поморщилась и открыла глаза.

– Поедешь, куда ты денешься, – мама приподнялась и сняла с плиты кипящий суп.

Егор смотрел на меня с неодобрением, даже со злостью. Я же тоже смотрела в упор на него, не сводя глаз. Между нами снова установился молчаливый зрительный конфликт, в котором окончательное решение все равно будет выносить моя мама.

– Саша, я против того, чтобы ехать в отпуск без ребенка, – многозначительно глядя на меня, сказал Егор, обращаясь к матери, – Ей обязательно нужно солнце и море.

– Мне хватит солнца и в городе у бабули, – тут же отозвалась я, – И речка там есть. На море я не хочу. Мама, скажи ему, что я не поеду с вами, а все лето буду у бабушки.

Мать обернулась и посмотрела на нас обоих с осуждением:

– Ребята, я безумно устала, у меня был тяжелый день, а тут вы со своими спорами. Я устала от ваших вечных перепалок, просто помолчите хотя бы один вечер, от ваших криков у меня раскалывается голова.

Егор тут же подскочил и обняла мою мать, встав сзади. Его руки скользнули по ее животу, потом поднялись к груди. Я смотрела на их романтические поглаживания, стиснув зубы, потому что понимала, что от какого-то мерзкого типа теперь зависит и то, как я буду проводить собственные каникулы. А ехать с ним на море, даже если там будет мама, я не хочу. И не поеду!

Я встала из-за стола и ушла к себе в комнату. Мне было противно от того, что Егор своими мужскими хитростями переманивает мою, ни о чем не подозревающую, мать на свою сторону, убеждая в правоте своих рассуждений. А моя мама, которая раньше всегда стояла на моей стороне, начинает просто прогибаться под этим моральным уродом. Как мне хотелось собрать вещи и уйти из этого дома, чтобы не видеть этого цирка и, уж тем более, не участвовать в нем.

Услышав легкий стук в дверь, я напряглась. Но потом поняла, что это была мама и сразу же расслабилась. Пронесло. В этот раз…

Она приоткрыла дверь и заглянула ко мне:

– Поговорим?

Я кивнула, все еще не отошедшая от спора с Егором. Мама присела на край моей кровати и посмотрела на меня. Она ни сном ни духом не ведала о том, что творилось в этой комнате всего за час до ее возвращения с работы.

– Мама, я хочу уехать к бабушке раньше, чем через неделю, – сказала я матери, умоляюще глядя в ее глаза, – и не хочу возвращаться до конца лета.

Мама посмотрела на меня с подозрением:

– Что случилось? Это из-за Егора?

Мне хотелось крикнуть в лицо матери «Да!», но я не могла открыть рот и сказать ей, что он сделал со мной и продолжал делать на протяжении всего последнего времени.

Я была измотана, я так устала от собственного страха, а еще я очень переживала и боялась за свою мать. Мы обе были с ней пленницами Егора, и никто не мог нам помочь. Да и хотелось бы моей матери принимать помощь, направленную против ее единственного и самого любимого мужчины?

– Мама, я просто устала. Он достает меня по пустякам, придирается ко мне и сально шутит. Он мне не старший брат и не отец, чтобы так себя вести по отношению ко мне. Он вообще мне не родственник, а навязанный тобой сосед по квартире.

Мать покачала головой, но в ее лице я не увидела поддержки:

– Он просто не умеет быть отцом, а ты уже очень взрослая для того, чтобы на тебе тренироваться. У тебя еще переходный возраст, это гормоны, смены настроения, мне очень тяжело с вами обоими.

Я схватила мать за руки:

– Разреши мне уехать завтра, я прошу тебя!

– Хорошо, но бабушку надо предупредить! Она ждет тебя не раньше пятого числа, возможно, мы нарушим ее планы.

– Мама, она всегда рада мне, в любое время. Прошу тебя – просто разреши.

Мать взяла мои руки в свои и поцеловала их.

– Я очень тебя люблю, и очень переживаю за тебя. И Егора я тоже люблю, а конфликты между вами – словно нож в моем сердце. Пойми меня! Хотя… как ты поймешь, ты еще никого не любила по-настоящему.

Я не могла больше слушать эти оды в адрес Егора. Она даже не представляла, какой он на самом деле. Он в глазах матери оставался невинным ангелом, попавшим в трудную ситуацию, при которой надо мириться с неуравновешенной из-за гормональных всплесков дочерью своей жены.

Как же сделать так, чтобы мать сама поняла, что этот ублюдок не стоит ни единого доброго слова в свой адрес? Я была в отчаянии.

– Так ты меня отпустишь? Хотя бы послезавтра, но не через неделю, умоляю! Это так долго!

Мама кивнула:

– Хорошо, завтра позвоню бабушке и предупрежу, чтобы приедешь раньше. Потом уже возьму тебе билет на автобус.

– Мамочка, спасибо! – я бросилась обнимать маму, радуясь ее пониманию и тому, что она разрешила мне слинять из этого ада раньше. И я надеюсь, что до конца лета.

Утром я снова столкнулась в зале с Егором, качавшим мышцы. Он снова перегородил мне дорогу и процедил:

– Ну ты и дрянь! Уговорила-таки мать отправить тебя пораньше. Ну ничего, все равно будет так, как хочу я, а не так, как того желаешь ты.

Он замолчал, оглядывая меня с ног до головы и часто дыша, а потом продолжил:

– Ты не с тем связалась, детка. Если я решил, что все будет по-моему, значит, именно так и будет. Хоть наизнанку выворачивайся!

– Да пошел ты, – тихо сказала я и прошла мимо Егора, не глядя на него и сохраняя на лице холодное выражение, что давалось мне с большим трудом.

Навязчивые мысли

До самого вечера я гуляла с Лилей, стараясь задержаться допоздна, чтобы прийти домой, когда там уже была мама. Мой план сработал, и, вернувшись, я увидела разъяренное лицо Егора, который сидел перед телевизором с банкой пива.

– Мама, я могу собрать сумку? – спросила я надеждой в голосе.

А потом я увидела слезы на лице матери. Она молча кивнула и смахнула с лица слезу, которую я успела отлично заметить.

– Мама, что случилось? – я прикрыла дверь на кухню и отвела мать в сторону.

Она покачала головой:

– Егор… Он так противится твоему отъезду. Говорит, что я дерьмовая мать, раз позволяю тебе вить из себя веревки. Говорит, что я – слабачка, идущая у тебя на поводу.

Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица:

– Неужели ты сама в это веришь?

Мама покачала головой, не очень, впрочем, уверенно. Я села на стул и схватилась руками за голову. Боже, что же происходит со мной? Как мне поступить? Что делать? Я не могла видеть мать в таком состоянии, это выбивало меня из колеи и заставляло бояться Егора еще больше.

Как он умело пудрит матери мозги, как профессионально делает ее виноватой во всей этой ситуации. Он крутит ею, как хочет, а она позволяет собой крутить, как самая настоящая слабачка. Это не она сейчас находится на распутье, это я нахожусь в полном дерьме, которым измазалась стараниями Егора.

– Я не знаю уже, чему верить. Лада, я так запуталась. Наверное, тебе и вправду лучше уехать.

Я облегченно вздохнула, значит, я все-таки еду.

– Пойду собирать вещи, – сказала я, вставая со стула, – А ты перестань, пожалуйста, ныть из-за своего мужика. Ты сама его выбрала, поэтому смирись. Я тоже не просила тебя ни рожать себя, ни, тем более, приводить в дом этого амбала, который устанавливает здесь свои правила.

– Не говори так о нем! – всхлипнула мать, но мое чувство жалости к ней уже испарилось.

Я прошла мимо Егора и зашла в спальню. Достала из шкафа свою дорожную сумку и принялась складывать вещи. Услышала позади себя шорох, а потом обернулась и чуть не заорала от неожиданности: на входе, облокотившись о косяк, стоял Егор, с голым торсом и банкой пива в руке.

– Добилась своего, первоклашка? – в его голосе слышалась злая усмешка. – Ну ничего, мы с тобой еще перетрем эту тему.

– Я не буду с тобой ничего перетирать, – ответила я, продолжив складывать вещи в сумку, – А слезы матери тебе еще отольются!

– Ой, как страшно, – он приблизился ко мне сзади и толкнул меня своим пахом в ягодицы. Я, не ожидавшая такого его поступка, резко наклонилась и полетела на кровать, параллельно думая о том, как много в нем силы. А ума совсем нет, к сожалению.

Я поднялась с кровати, но не обернулась к нему. Мое лицо залилось краской, а внутри все переворачивалось от гнева и желания развернуться и ударить отчима по лицу чем-нибудь тяжелым. Например, своим феном, который я складывала в сумку.

Наверное, Егор ждал от меня какого-то ответа или реакции, но я делала вид, что не замечаю его. Видимо, его это начало злить, потому что следующим его шагом был щипок меня за мягкое место, причем довольно болезненный и заставивший с силой сдерживать крик. Я дотронулась до горящего зада, но снова никак не отреагировала на его знак внимания.

Я слышала из своей комнаты, что мама находится в душе, и в ближайшие десять-пятнадцать минут Егор был уверен в свободе своих действий. Он толкнул меня на кровать, а потом схватил мою сумку и вытряхнул все, что я в нее складывала на меня. Потом навалился сверху, дыша на меня пивными парами. Я смотрела в его глаза, которые налились похотью, а потом почувствовала упершийся в меня мужской орган. Он снова хотел меня, и его уже даже не останавливало присутствие матери в доме.

– Строишь из себя важную персону? – спросил он, посасывая мое ухо. – Я быстро из тебя всю важность вытолкаю. Сказать, каким местом я буду это делать?

И он сильней вдавил свой твердый пах в мое бедро.

– Тем местом, которым ты думаешь, – пробормотала я, понимая, что у меня спирает дыхание от тяжести, лежавшей на мне.

Егор показал мне свои зубы, как будто был зверем, который угрожал своей жертве немедленной расправой. Потом его лицо приблизилось к моему, и я, закрыв глаза, почувствовала на губах его мерзкие губы, от которых несло пивом. Он посасывал их, пытаясь раздвинуть и скользнуть внутрь моего рта языком, но я стиснула зубы, не давая ему такой возможности.

Я ерзала под ним, пытаясь освободиться от его железных объятий, но все было глупо и бесполезно. Он пригвоздил меня к кровати своим весом, а сам все сильней вдавливал в меня свой стоящий член.

В ванной послышался шум, струя воды смолкла, и я увидела, как в глазах Егора мелькнула паника. Он мигом слез с меня, схватил свою банку и показал на меня указательным пальцем:

– Ты еще поплатишься за свой базар, детка. Я тебя так отработаю, что ты неделю на раскоряку ходить будешь.

Он ухмыльнулся, а я демонстративно вытерла губы от его слюны и с ненавистью посмотрела на отчима. Егор вышел из моей комнаты, закрыв за собой дверь, а я принялась снова впихивать в сумку свои вещи.

Весь вечер я слушала, как за стеной Егор занимается сексом с моей матерью. Стоял грохот от двигавшейся ходуном кровати, и я слышала стоны.

Это было ужасно. Каждый шорох напоминал мне о том, что это животное сотворило со мной. А также я ощущала сильную вину перед мамой, что не могла ей признаться. Меня судьба загнала в такую гнилую яму, что я теперь уже не понимала, смогу ли выбраться.

Моя несчастная мать даже не подозревала ни о чем, жила в неведении… Она всегда была наивной. Видимо останется такой до могилы.

Мне никак не удавалось понять, неужели, он ей не противен? Бедная женщина, как ей может нравиться то, что этот амбал делает с ней? Этот омерзительный тип засовывает в нее свой инструмент, а она при этом стонет от удовольствия!

При воспоминании о том, как Егор насиловал меня, мурашки пробежали по моему телу, а глаза машинально зажмурились от страха того, что когда-нибудь это снова повторится.

Сейчас Егор своим поведением напоминал мне шакала, который ходил и принюхивался к воздуху в ожидании того, когда его жертва окажется в самом выгодном для него положении. А потом он внезапно нападет на жертву, то есть на меня.

Я снова почувствовала дрожь во всем теле, и какую-то тянущую боль, которую невозможно было унять. Звуки за стеной прекратились, а я продолжала прислушиваться, сама не знаю, почему.

Происшествие в ванной

Уснула я каким-то поверхностным, неполноценным сном, в котором убегала от кого-то, постоянно ощущая, что бегу слишком медленно, периодически падаю, а меня пытаются ухватить за ноги чьи-то руки. Проснувшись, я долго сидела на кровати и смотрела в окно: этот сон напомнил мне реальную жизнь, в которой Егор только и ждет моего падения, чтобы схватить меня и утащить в свое логово.

В комнату ко мне вошла мама и посмотрела на меня:

– Лада, в два часа у тебя автобус. Я не смогу тебя проводить, потому что у меня на работе аврал. Егор поможет донести тебе сумку.

Егор! Я хотела закричать в лицо матери «Нет!», но словно онемела. Он будет провожать меня, он точно захочет этим воспользоваться.

Как только мать с Егором ушли на работу, я принялась быстро собираться, чтобы слинять к Лильке, а на вокзал поехать уже от нее. Я собиралась как можно быстрей, но все равно не успела. Прошло всего полчаса, как мать с отчимом ушли на работу, и вдруг я услышала в дверном замке шорох.

В это время я была в ванной, и как только услышала этот специфический звук, то сразу поняла, что вернулся Егор. Это были его громкие и уверенные шаги. Он постучал в дверь ванной:

– Детка, ты там?

Я молчала, чувствуя, как струи горячей воды продолжают стучать по моей спине. Несмотря на то, что вода была горячей, я почувствовала озноб.

– Не молчи, – снова его голос и шорох за дверью. Он пытался открыть дверь, но я заперла ее изнутри, – Милая, впусти меня к себе, давай я намылю тебе спинку, потом попку, я буду нежным.

Я помотала головой, как будто Егор мог видеть мой протест. Я не могла произнести ни слова, настолько сильно меня сковал ужас от мысли о том, что меня ждет.

– Лада, родная, впусти меня, я замерз. Я хочу погреться с тобой под горячей водичкой. Слышишь стук? Угадай, чем я стучу в дверь?

Я с ужасом прижала ко рту руку. Он не отступится, и чем больше я буду сопротивляться, тем дольше продлится моя пытка. Но я не двигалась с места, будто приросла ко дну ванны.

Услышала шаги за дверью и поняла, что отчим пошел в кухню. Именно там, в шкафчике со столовыми приборами, лежали ключи от всех комнат. И там же лежал ключ от ванной на случай, если вдруг кто-то случайно закроет дверь, оставшись снаружи.

Я смотрела на дверь, словно парализованная. Увидела, как поворачивается ручка, и все внутри меня опустилось. Обхватила себя руками, медленно закрывая шторку, как будто она могла бы меня спасти от этого ублюдка.

Он вошел в ванную и резко отодвинул шторку. Я стояла перед ним обнаженная и испуганная, мне кажется, что я никогда не испытывала такого ужаса. Лицо Егора было торжествующим, он протянул ко мне руку и погладил по обнаженному бедру.

– Горячая… Какая же ты горячая, девочка моя!

Он сдернул с себя джинсы вместе с трусами, потом сорвал футболку, а через секунду стоял позади меня в ванне, прижимаясь ко мне всем своим огромным телом.

Сначала руки Егора медленно скользили по моим ногам, затем, его шершавые ладони поднялись выше. Отчим ощупывал все мое тело, словно исследуя его. Он задерживался на моей груди, а потом сполз ниже к животу. Далее его рука юркнула у меня между ног, и мужчина крепко вдавил мое тело в свое, так, что я ощутила твердый прибор, плотно прислонившийся к моему бедру.

Его пальцы вползли внутрь меня и принялись ласкать меня между ног, но я не чувствовала ничего, кроме пронзительного страха, который окутывал меня с головы до ног.

Егор медленно развернул меня к себе, а потом подхватил на руки и, раздвинув ноги, быстро вошел в меня. Я вздрогнула, снова ощутив боль, которая как лезвие ножа полоснула меня ниже живота.

Его глаза уставились в мои, и я видела в них радость от того, что он делает. Глупая улыбка растянула его губы, а между зубами я видела кончик его языка.

Резкими толчками он входил в меня, а я висела в его руках как игрушка, ловя горячие струи воды телом и умирая от ужаса. Мы оба были мокрыми, но я уже не чувствовала ни жара, ни холода, как будто и в самом деле превратилась в куклу.

Егор вдавливал меня в кафельную стену, сильней раздвигая мои ноги и погружаясь все глубже и все резче. Если он думал, что я получаю удовольствие от процесса, то он заблуждался. Мне было больно, противно и жутко стыдно за то, что со мной делает человек, которого я должна была называть отцом.

Потом он резко отпустил меня, и я едва не разбилась в ванне. Из его члена брызнула сперма, которая смешалась с водой, а огромное тело еще долго подрагивало от конвульсий. Егор кончил, теперь он просто стоял напротив меня, держа за плечи и сверля взглядом.

– Тебе понравилось? – спросил он, а я смотрела на его уменьшающийся в размерах орган, который вчера доводил до оргазмов мою мать. Вчера он был в ней, сегодня – во мне, и все это казалось мне таким омерзительным и гадким.

– Нет, – ответила я, – Мне не нравишься ты, мне не нравится все, что ты делаешь. Ты отвратительный человек, и я ненавижу тебя!

Егор встряхнул меня за плечи с такой силой, что мне показалось, от этой встряски у меня отлетит голова.

– Ну ты и тварь! – сказал он. – Ты должна кончать!

– Я тебе ничего не должна! Потому что ненавижу тебя, ты просто гад!

Он снова встряхнул меня и ударил спиной о стену. Мне было больно, но я не собиралась отказываться от своих слов. Потом его рука сдавила мою шею, а губы прижались к моим губам, снова пытаясь пролезть языком внутрь моего рта.

Я сжала зубы, но рука Егора с шеи переместилась на мои щеки, с силой надавливая на них и заставляя мой рот открыться. Стоило его языку попасть внутрь, он, словно змея, прополз по всему моему рту, уперся в горло, и тут же вступил в схватку с моим языком.

В этот момент мне даже показалось, что его язык способен удлиняться, как у ящерицы, и тогда он протолкнет его прямо в мой пищевод. От этих мыслей сразу же последовал приступ тошноты. Я пыталась оттолкнуть Егора, но мне не хватало сил. Он душил меня своим поцелуем, и я начала активно вдыхать носом, чтобы не задохнуться, но вода попадала в ноздри, мешая мне полноценно дышать.

Я поняла, что вот-вот задохнусь от давления его тела, от того, что рот был занят, а нос заполнялся водой. Я фыркала ноздрями и дергалась от страха, но сильные мужские руки стискивали меня, оставляя на теле болезненные отпечатки.

Наконец, он ослабил хватку, видимо, потеряв ко мне интерес. Снова резко рванув шторку, он вылез из ванной и снял с крючка большое полотенце. Больше Егор на меня не смотрел, он молча вышел из ванной и закрыл за собой дверь.

Я стояла в ванне, тяжело дыша и чувствуя по всему телу отпечатки его прикосновений. Я еще несколько минут стояла под горячим душем, а потом тоже вылезла из ванны. Посмотрела на себя в зеркало, увидев там бледное, почти бескровное лицо, перекошенное от страха. Это будто бы была не я, а другой человек, который смотрел на свое отражение в запотевшем зеркале.

Завернулась в махровый халат, а потом почувствовала, что ко мне снова возвращается дрожь. Мои зубы стучали, я тряслась, ощущая холод, а потом пробежала в свою комнату и залезла под одеяло. Я боялась, что Егор зайдет ко мне и снова захочет повторить то, что он делал со мной в ванной, а до этого здесь, в моей комнате, но отчим больше не появился.

Придя в себя, я переоделась и взяла сумку в руки. На часах была половина второго, мне нужно было ехать на вокзал.

Выйдя из комнаты, я увидела сидевшего на диване Егора. Он был уже одет и выжидательно смотрел на меня.

– Я тебя отвезу.

– Я сама доберусь, тут идти десять минут.

– Я сказал! – и его голос не принимал никаких попыток поспорить с ним.

Взяв из моей руки сумку, он прошел в прихожую, обулся, а потом долго наблюдал за тем, как я дрожащими руками зашнуровываю свои кроссовки.

– Ты все равно ненадолго, – зачем-то сказал он.

– Я уезжаю до сентября, даже не надейся, что я вернусь раньше, – ответила я, заканчивая шнуровать обувь.

– Я сказал, что ты едешь ненадолго, – настойчиво повторил он, и я промолчала.

Мы доехали до вокзала на такси, это заняло около двух минут, ради которых не следовало брать машину.

Я подошла к своему автобусу и протянула руку Егору, чтобы забрать сумку. Он сверлил меня глазами, как будто пытался запомнить меня. Нехотя он отдал мне сумку, задержавшись своей рукой на моей.

– Мы с мамой будем ждать тебя, – сказал он таким голосом, как будто имел в виду что-то совершенно иное, а не то, что произнес вслух.

У меня скрутило желудок и снова подступила тошнота, но я ничего не ответила, с облегчением входя в автобус и протягивая водителю билет.

Автобус стоял еще около пятнадцати минут, и все это время Егор стоял у моего окна и смотрел на меня. Я делала вид, что не вижу его, задергивала шторку, но он все равно продолжал стоять возле автобуса, как побитая собака, которая ждала, что ей кинут кость.

Случайная встреча

Когда автобус тронулся, я облегченно выдохнула. Уже через пятнадцать минут, когда я ехала в город, а впереди были два часа пути, я расслабленно сидела в кресле и смотрела в окно. Я была настолько рада, что уезжаю из дома, что это, пожалуй, можно было сравнить с радостью заключенного, которого выпустили на свободу.

А еще я думала о том, что я совершенно не хочу возвращаться домой, где все мне будет напоминать о том, что со мной делал Егор. Каждая деталь, каждая комната, каждый предмет – все будет напоминать мне о боли, унижении и отвращении.

Как я ненавидела себя. Я смотрела на свои руки, ноги, на свою грудь, которые он лапал своими ручищами, стараясь доставить мне как можно больше боли и унижения. Егор хотел владеть мной также, как и моей матерью, возможно, даже больше, потому что я сопротивлялась, а это еще больше заводило его и заставляло стремиться к тому, чтобы овладевать мной все чаще, оставляя на моем теле все больше своих отпечатков.

Когда автобус въехал в город, я уже почти забыла обо все, что произошло сегодня утром, я не хотела думать об этом. Достав телефон из кармана, я собиралась позвонить бабушке и предупредить, что подъезжаю к вокзалу, но тут же увидела несколько сообщений от Егора.

На первом я увидела свое фото, а потом длинный текст от своего отчима: «Я буду ждать тебя, смотреть на твою фотографию и кончать на нее. Каждый раз, когда я буду кончать, я буду делать это на твое изображение. На нем ты улыбаешься, а скоро ты будешь точно также улыбаться, когда я буду заливать тебе в рот свою сперму».

Я выключила экран примерно на половине текста, потому что мне стало дурно от того, что я прочла. Мерзко, отвратительно, невыносимо. Я только начала приходить в себя, а тут такая пошлятина. Я удалила все его сообщения, а потом поставила его имя в «черный список».

Больше эта сволочь мне не напишет и не позвонит. Я убрала телефон, когда автобус уже заезжал на вокзал. Я увидела бабулю, которая радостно махала мне руками, и ощутила прилив радости и сладкого предвкушения от предстоящих каникул вдали от мрази, по имени Егор.

Только когда я вечером легла в кровать, находясь уже у бабушки дома, я ощутила себя спокойно и умиротворенно. Поговорив перед сном с матерью т услышав на заднем фоне голос Егора, я поняла, что он остался далеко от меня, а значит, я была в безопасности от него.

Первые дни у бабушки я просто валялась в кровати, читала книжки и смотрела телевизор. Мне было так хорошо, что я постепенно начала вылезать из той моральной дыры, в которой я оказалась по вине своего отчима.

– Что-то ты есть много стала, – однажды подметила бабушка, и я вдруг насторожилась.

– Ну, так я же на каникулах, – пролепетала я, судорожно перебирая в памяти даты, перемешавшиеся в голове.

Когда бабушка ушла, я сразу схватила в руки телефон. В нем, сколько я себя помнила, я всегда вела график своих месячных, а в последние недели совершенно забыла про него, как и про сами месячные, которые уже давно должны были начаться.

Я с ужасом смотрела на табличку и понимала, что задержка у меня перевалила за неделю. Внутри все скукожилось от ужаса, и холодный пот проступил на лбу. Мысли упорно лезли в голову, но я их всячески отгоняла. Только не ЭТО! Да этого просто не могло быть! Иначе я просто сойду с ума! Я не могла поверить в то, что ношу ребенка этого монстра.