Заблудившийся во сне Михайлов Владимир
В Большой Извилине властвовал обычный полусонный режим. Программисты, которых я про себя называл верблюдами за их отрешенно-пренебрежительное отношение ко всему остальному миру, торчали на своих местах и ничего вроде бы не делали; только на мониторах было движение, следовательно – жизнь.
Я прошел к третьему пульту. Это с него шли команды по разработке предварительных планов по снопространственным операциям. Именно предварительных – потому что настоящий, реализуемый план возникал всегда уже там, на месте, и зависел не столько от наших намерений, сколько от количества и качества непредсказуемых коррективов, которые Пространство Сна неизменно вносило в наши разработки.
Я вгляделся. На пятидесятидюймовом мониторе высвечивалось, как всегда, нечто, называемое нами «кипящий суп»: возникали, словно всплывая снизу, и в следующую секунду гасли или вновь тонули в месиве, в мгновенно закручивавшихся завихрениях, какие-то сложные кривые черт-те какого порядка, торы, эллипсоиды, вообще всякая стереометрия на любой вкус; от такого обилия любой дизайнер пришел бы в тихий восторг, для нас же это были всего лишь помехи. Никто не думал, конечно, что Большая Извилина (так именовался этот аппарат на институтском жаргоне) когда-нибудь окажется способной выдать что-то, похожее на реальную картину происходящего в какой-то точке ПС, где в этот миг не было ни одного дримера, с чьего спящего тела мы могли бы тут снимать сигналы подкорки: техника не изобрела еще преобразователей, которые смогли бы как-то соотносить слабенькие электромагнитные приборы, какими пользуются в мире яви, с тем непредставимым по мощности полем Духа, которое и образует само Пространство Сна со всем, в него входящим и в нем происходящим, и – в качестве, так сказать, отходов творчества – с нашим Производным Миром и всеми другими такими же мирами. Увидеть что-либо, реально происходящее в ПС, было и пока остается столь же затруднительным, как поймать изображение, зашифрованное в сигналах телецентра, при помощи натянутого на подрамник холста. Но программа давала машине возможность хотя бы приблизительно оценить порядок сложности сиюминутной обстановки в тех областях ПС, куда мы уже спроворились забросить маячки – предоставленные нам тем же далеким и неназываемым источником, который снабжал Систему всей серьезной техникой (с нашей точки зрения, это были сплошные черные ящики). Только в эти области нам и полагалось выходить: там мы могли рассчитывать на более или менее устойчивую связь с Явью, а в случае необходимости – и на срочную эвакуацию. Казалось бы, пустяковое дело, если вся эвакуация заключается лишь в том, чтобы разбудить спящего. В быту это и на самом деле не весьма сложно; но когда вы ушли за пределы непроизвольного сна, это оказывается порой очень и очень замысловатой задачей, в некоторых случаях вообще невыполнимой. Как вот, например, сейчас: хотя данных у меня не было никаких, но интуиция подсказывала, что работать придется совсем не в тех макроконах, где нам был обеспечен и стол, и дом, а сверх того – четкая связь и безопасность.
Я с минуту полюбовался на адское варево, потом уселся и кивнул оператору:
– Давай, авгур. Время жмет.
Оператор, по прозвищу Микрософт (именно так, а не Майкрософт; возможно, поименовали его так за малый рост), изобразил на лице невыносимое страдание: ему предстояло перевести понятия, подсказанные великой компьютерной логикой, на примитивный язык человеческих слов, только и доступный недоразвитым индивидуумам вроде меня. Однако в конце концов именно за это ему и платили деньги; он вздохнул и покорился.
– Ну, смотри. Тут, как ты видишь, твой семейный круг. – Он ткнул лучиком световой указки в правый верхний угол экрана. – С него и начнется, как полагается. Теперь – внимание. Вот векторы Д и М (повинуясь ему, стрелочки возникли и затрепетали зелеными хвостиками) – они в ближайшие часы явного времени вроде бы безопасны. Твой первый этап – добраться до малого континуального узелка, то есть, казалось бы, по вектору Ф; но этого нельзя, он, как видишь, сейчас слишком близок к крутящим силам. Так что пойдешь в обход. Вот это (на экране возникло несколько тонких плавных кривых, от края и до края, каждая пересекалась с двумя другими, образуя криволинейные треугольники) – два района неопределенности первого порядка, а тут, поближе к центру, – неопределенность второго. Тебе их никак не миновать, но проходить надо впритирку к границам, иначе – да ты сам понимаешь. Вероятность достижения Узла при допустимом уровне осложнений первого класса – ноль шесть, второго – ноль восемь. Вот эти направления (он широко провел указкой, отсекая чуть ли не две трети обозримого пространства) для тебя совершенно закрыты. Если возникнут разовые течения и тебя начнет сносить к ним – рекомендуем срочную эвакуацию. Вот так вот. – Микрософт помолчал. – Ну, ничего более определенного я, пожалуй, сказать не смогу. Хотя вот еще: наиболее вероятные темпоральные совмещения – с шестнадцатым-семнадцатым веками, дальше – неопределенное прошлое из разряда предпрошедших и какой-то язык из будущего – тоже, к сожалению, не очень определенного. А здесь (он махнул указкой по самому левому краю дисплея) предполагается некое сгущение Сил. Тут конкретности еще меньше. Жаль, конечно, но…
(Словно бы то, что он говорил до сих пор, страдало определенностью и конкретностью!)
– Ну допустим, – сказал я. – Но это все пока, по сути, – высокая теория. А мне хотелось бы чего-нибудь съедобного. Что дали карты сравнений? Возникло ли нечто, что можно было бы интерпретировать, как результат пребывания там Груздя? Или кого-то, имеющего к нему отношение?
По выражению лица Микрософта можно было заподозрить, что он только что сжевал на голодный желудок целую дюжину лимонов.
– Вопрос на засыпку, – констатировал он безрадостно. – Ручаться ни за что не могу. Но вот в двух местах (он показал) имеется не след, но как бы проекция следа – из высшего уровня. Но в эти уровни надо еще попасть, верно?
– Ты меня вдохновил, – сообщил я ему не очень радостным тоном. – Скажи, а общий уровень устойчивости?
Он пожевал губами:
– Н-ну… Пополам, скажем так.
– А теперь и вовсе осчастливил. Ладно, распечатай мне эти твои рецепты – зайду с ними в ближайшую аптеку, может, там разберут, что к чему…
Микрософт не обиделся. В конце концов, он понимал, как, впрочем, и каждый в нашем хозяйстве, что моя работа не сахар, скорее что-то вроде хины. Вы поймете это, если представите себе, что каждый раз, ложась спать, снова прощаетесь с миром яви, потому что никто не дает гарантий, что вы сюда вернетесь. Умирать хорошо один раз, но когда это становится сериалом, то смотреть его надоедает очень быстро.
Можно, конечно, с этой работы уйти. Ко всем чертям. Силком удерживать никто не станет. После каждого серьезного выхода даешь себе страшную клятву (как многие женщины, едва успев разродиться): да чтобы я еще хоть раз!.. Но как только придешь в себя – снова, как наркоман, начинаешь тосковать по сладкому яду неизвестности. Такое, наверное, ощущали великие землепроходцы и мореплаватели. Но Земля конечна; Пространства же Сна хватит на всех и на все времена, которых, кстати, тоже хватит на всех – и на все пространства.
– Ну что же, – сказал я Микрософту на прощание, – баюкай и дальше свой седалищный нерв. А я уж побреду.
– Удачи, – пожелал он мне вдогонку.
Сапоги всмятку
Выйдя из Большой Извилины – пардон, из Главной Компьютерной, я направился в архивное отделение, где, как я рассчитывал, моя персоналка была уже подключена к тем источникам, из которых я надеялся черпать материал, чтобы поближе познакомиться – пусть и заочно – с человеком, духовную сущность которого мне предстояло разыскать в причудливом многообразии Пространства Сна.
Я начал с биографических материалов похищенного.
Родился в… Так, это известно. Где? Село Воскресенское Красноярского края. Это надо запомнить. Учился…
Стоп. Что за черт?
И в самом деле, дальше пошла какая-то чепуха, чтобы не сказать – дьявольщина. Все-таки речь шла о человеке давно известном, ученом всепланетного масштаба, да к тому же еще и – с недавних пор – крупном промышленнике, не раз избиравшемся в члены разных там академий и научных обществ, или назначавшемся на высокие должности в очень крупных банках и компаниях, так что биография его – пусть в самых общих чертах, в первом приближении – была известна, наверное, всем, до последнего бомжа с Курского вокзала. Но ведь там не было ничего похожего на текст, который сейчас выдавался мне усердной машиной!
«Учился в престижной частной школе в Йоркшире, ОК…»
Это он-то? Да он в Англию впервые попал – я читал где-то – в тридцатилетнем возрасте. Поздновато для школы.
«Трудовую деятельность начал с 13 лет. В 1923–1926 гг. учился в Коммунистическом университете имени Я. М. Свердлова…»
Бред собачий. Его тогда еще и на свете не было. Просто интересно, чем нас тут еще порадуют?
«Был одним из организаторов антисоветской интервенции…»
Ну просто прелесть.
«Во время Великой Отечественной войны с 1942 года командовал стрелковой дивизией, танковым корпусом, армией…»
Да, разыгралась у кого-то фантазия.
«Создал замечательные по своему реализму образы в пьесах Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого», – невозмутимо утверждал банк биографий.
Или, может, мне это мерещится? Крыша поехала?
«На 1-м пленуме ЦК КПК 7-го созыва был избран членом Политбюро и секретарем ЦК КПК…»
Нет, вроде бы температура у меня нормальная.
«Основные работы относятся к исследованию планктона полярных морей, химической кинетике и строительной механике корабля…»
Все. Хватит.
Я выключил машину, но предварительно немного погонял ее по тестам на предмет обнаружения сбоев или вирусов. Нет, с нею все было в порядке. Со мной (во всяком случае, так мне казалось) – тоже. И только все, что касалось человека, которого мне предстояло отыскать в ПС, куда-то кануло и было заменено сборной солянкой из обрывков черт знает чьих биографий. Грубо, но выразительно. Наверняка это сделано специально для удара по психике – и в первую очередь по моей: мы, твои противники, все знаем, все можем, так что лучшим для тебя будет – не встревать в наши дела. Разумеется, это было сделано не специально для меня – для любого, кто захочет познакомиться с материалами по интересующему нас лицу прежде, чем отправиться в поход. Да, это они; кому еще пришло бы в голову учинить такую пакость?
Разве что самому виновнику торжества – если он очень не хотел оставить по себе, как говорится, светлую память, а проще говоря – поддающиеся выявлению и расшифровке следы.
Ни к селу, ни к городу я вдруг вспомнил старую песенку: «Мальбрук в поход собрался…»
Впрочем, на рассуждения сейчас не оставалось времени. Я должен был только доложить о случившемся – и заняться более срочными делами. А нужные мне данные придется разыскивать уже в ПС. Они там есть. Потому что там есть вообще все мыслимое и немыслимое.
Борич уже скоро уснет. Его задача – разведка, а не поиск. Но на всякий случай надо сообщить ему все, чем порадовал меня Микрософт, и особое его внимание обратить на предполагаемые следы, вернее – проекции следов из высших уровней Пространства Сна. А потом очень любопытно будет хоть недолго последить за тем, что же там с ним произойдет. Чтобы примерно прикинуть, на что должен рассчитывать я сам. Прогнозы Микрософта – одно дело, но они – из области теории, а, как сказано мудрецом, вечно зелено лишь древо жизни. Как-никак, сон – тоже жизнь, и куда более интересная, полная и продолжительная, чем существование в яви.
И я направился – не в демонстрационную, в которой можно увидеть лишь записанные раньше эпизоды, а в пост наблюдения, где становится доступным и моделирование происходящего в ПС в этот самый миг нашего, производного времени.
Понемногу о многом
Впрочем, сказав о моделировании происходящего, я несколько преувеличил. Так же, как и планирование на Большой Извилине, оно на самом деле – сплошная условность.
Мало того, что происходящее в Пространстве Сна мы отсюда, из Производного мира, видеть не можем и вряд ли когда-нибудь сможем. Дело еще и в том, что здесь, в континууме яви, где я (и вы тоже) пребываю сейчас, существует только одно время. Неуклонное и неостановимое движение из того, что мы называем прошлым, в то, что столь же условно именуем будущим.
Наш континуум – это узкий коридор, по которому проложены рельсы, и по ним катится тележка, вмещающая все, что существует в этом мире и всех других мирах. В этом коридоре нет ни поворотного круга, ни стрелок, вообще никаких приспособлений для того, чтобы повернуть назад или изменить направление под углом, скажем, в сорок пять градусов.
Стены коридора непроницаемы. И что происходит за его пределами – мы не знаем и можем лишь догадываться, правильно или неправильно. В нашей власти – строить гипотезы, которые мы не можем ни доказать, ни обоснованно опровергнуть.
Коридор кажется нам прямым, хотя на самом деле он не таков. Но радиусы его искривлений настолько велики, что мы их просто не замечаем, как, стоя на земле, не воспринимаем ее выпуклости.
И нам кажется, что в этом и заключается наша судьба и судьба всех миров: безостановочно двигаться из одной неизвестности в другую.
На самом деле это не так. Наши представления о времени и пространстве, составляющих наш континуум, так же верны, но и так же ограничены, как механика Ньютона.
И в то же время каждый из нас не раз и не два, но сотни и тысячи раз в своей жизни (даже если она не очень длинна) покидает этот коридор с его строгими условиями бытия. И оказывается в совершенно другой сущности, с другими законами, пространствами и временами, измерениями и данностями.
Мы называем это – видеть сны.
И даем этому совершенно неправильное объяснение.
Мы размышляем и судим примерно так, как человек, впервые увидевший телевизор и пытающийся найти внутри черного или коричневого ящика все то, что мгновение назад было на экране. Хотя на деле действие происходило совершенно в другом месте, и – чаще всего – в другое время. Передача, идущая в записи – своего рода путешествие в прошлое. Иными словами, телевидению в какой-то мере свойственно владение временем. Правда, не будущим, но лишь прошлым и настоящим.
Что же касается того, что мы называем снами…
Однако, мне кажется, для первого разговора достаточно. Нет, я вовсе не против того, чтобы вернуться к теме при случае.
Но сейчас Борич наверняка прошел уже, оккупировав Шестую палату, которую я стал было считать своей, все операции, связанные с подготовкой к выходу в Пространство Сна. Ему дали выпить все, что положено (это вовсе не то, чего хотелось бы), и сжевать горсть разной химии, поналепили на него датчиков, понавтыкали иголок в грешную плоть – и помахали рукой вслед. Вот-вот он окажется уже на месте работы, в ПС, и мы сможем наблюдать на экране пусть не за всеми, но хотя бы за некоторыми из ситуаций, что возникнут там в связи с его появлением. Не за всеми – по той причине, что у нас, как было сказано выше, время одно – а там их множество, и события могут происходить в нескольких из них, но для нас эти времена будут казаться синхронными. Подобно тому, как для существа, живущего в двух измерениях, три, допустим, предмета, оказавшиеся на одной прямой, на луче зрения этого существа, не смогут восприниматься им сразу: оно увидит лишь ближайший предмет, остальные два укроются за первым, и существо должно будет обладать способностью к весьма абстрактному мышлению, чтобы представить себе и то, что недоступно его непосредственному восприятию и не может быть подвергнуто никаким воздействиям с его стороны.
Вот почему здесь, в Производном мире, мы наблюдаем лишь одно событие, когда на самом деле их происходит – некоторое количество, скажем так, отличное от единицы. Когда мы сами находимся там, в ПС, это кажется нам совершенно естественным и понятным. Но стоит нам вернуться в свою плоть – и мы снова оказываемся прикованными к одному временному и трем линейным измерениям.
Кстати, в этой связи интересно…
Однако я основательно заболтался, разговаривая с вами – моими воображаемыми собеседниками. Это от волнения. Да, волнуюсь. Хотя и в меру.
Ведь одно дело – уснув, уйти в Пространство Сна непроизвольно, подчиняясь его неведомым законам, плыть по воле волн, без руля и без ветрил, куда понесет – а потом, проснувшись (если нам позволили сохранить память об увиденном, что бывает далеко не всегда), с удивлением гадать: почему мне приснилось что-то, совершенно непонятное и вроде бы не имеющее никакого отношения к моему жизненному опыту? И совсем другое – погрузиться в ПС, обладая умением воздействовать на происходящее там, имея четкое и ясное задание, и не плыть по течению, а проложить свой курс в туманном и постоянно меняющемся многообразии пространств и времен, проложить – и стараться следовать курсу, снова и снова возвращаясь на него после неизбежных – из-за множества препятствий – отклонений. Препятствием может стать любой человек, оказавшийся в том же пространстве и том же времени, что и вы или я, но наметивший себе совершенно иные цели, движимый другими замыслами. Но с людьми еще более или менее просто. Они понятны, и действия их предсказуемы. Если бы, кроме людей, там не было никого другого, жизнь казалась бы нам, как говорится, медом. Но другие там есть. И это стало ясно заранее – как только наши теоретики поняли, что там – пусть не в наших микро– и макроконтинуумах, пусть в великом «Где-То» – присутствуют существа, совершенно иные, чем мы. Мы не понимаем их целей, для них скорее всего непостижимы наши. И тем более – те, ради которых я направлюсь в ПС сейчас: уже совершенно не научные, не исторические или футурологические, но чисто, так сказать, полицейские и тем более – политические, которые и для нас самих-то далеко не всегда понятны и объяснимы.
Читать бесплатно другие книги:
