Восстание безумных богов. Северная Ведьма Перумов Ник
– Значит, ни имперской работы, ни из султанатов? И из Шепсута ничего нет? И от сидхов тоже ничего? – неподдельно удивлялся Публий.
– Ничего, что вам бы годилось, доминус милостивый! Расторговались, как есть всё распродали!..
– Распродали, хм… ну а где хозяин ваш, почтенный Децим Эмилий?
– Прощенья просим, с утра по делам уехали, раньше вечера ждать не велели…
– Идём, Шаарта, – ровно сказал чародей.
Они ушли без покупок. Так вот, значит, чем хозяину не понравились её сабли…
Драконоголовые не признавали магического оружия. Нет чести в поединке, где у одного в руках простая сталь, а у другого – заклятая. Нет славы тому воину, что побеждает заёмной силой. Если умение твоё велико, храбрость – высока, а клинок – честен, боги будут на твоей стороне, а какое чародейство выстоит против богов?
Они обошли ещё три лавки, но везде повторялось одно и то же: перед ними выкладывали либо гномьи изделия, либо худо начарованные, либо совсем уж плохонькие мечи, какие и мальчикам для учения не дашь. И везде торговцы кланялись как болванчики и клялись, что больше ничего нет, а если и было, «так вчера продали, многодостойный доминус, о, если б вы нам только знать дали! Такой клинок, такой клинок вот только что за бесценок отдать пришлось!..».
Хозяин сделался совсем мрачен. В последней лавке, у вёрткого торговца-половинчика, для орки нашёлся добрый кожаный доспех, а более – ничего.
– Идём, Шаарта…
Однако не прошли они и десятка шагов, как у них на пути возник пожилой сухощавый чародей в таком же чёрном плаще с золотой каймой, как у Публия Маррона. Но если у хозяина на фибуле летел ворон, то у старика – качались изящные весы. За чародеем топали слуги: три мордоворота, ростом не уступающие Шаарте, а шириной – так вдвое превосходящие.
– Моё почтение, любезнейший Публий Каэссениус!..
Шаарте хватило одного взгляда: сила в этом чародее бурлила ничуть не меньшая, чем в хозяине, а может, и большая. Маг, сильный маг! Сильный и злой, вон как на хозяина щурится…
– Почтение, дорогой Лар Теренций. Не знал, что вы находите плебейские торговые ряды достойными вашего благородного внимания.
Хозяин тоже относился к этому Лару Теренцию без малейшего восторга. Шаарта крепче сжала эфесы. Она была готова.
– Надо же! – всплеснул руками старикан. – Какое совпадение, Публий, мальчик мой!.. Вас я тоже никак не ожидал тут встретить, да ещё в столь неординарной компании!.. Не слишком ли щедро раздаёте пощёчины общественному вкусу, а, сударь?..
Конец изящной плётки в руке «дорогого Лара» указывал на Шаарту. Орка даже не моргнула – она служит, она не уронит чести. Но силы в этом старике плескалось море. Холодной силы, мощной, яростной – могущей сотворить с тобой что угодно.
– Моя новая телохранительница, любезный Лар. Рад, что она вам понравилась, хотя, не буду скромничать, она стоит ваших трёх.
«Ваши трое» как по команде наградили орку не предвещавшими ничего хорошего взглядами.
– По деньгам – ничуть не сомневаюсь, – хохотнул чародей с весами на фибуле. Теперь они с хозяином шли рядом, словно старые приятели; орке пришлось шагать бок о бок с мордоворотами. Те настороженно косились; Шаарта в ответ слегка пошевелила пальцами на эфесах. Пусть видят. Она не уронит чести неуместным любопытством, но если нужно, окажется быстрее всех троих.
– Однако, Публий, до сих пор вы не замечены в, гм, прискорбной тяге к связям с другими расами и в телохранителе не нуждались. Зачем вам эта орка, если не секрет? Неужто у Ворона дела настолько плохи, неужто он впал в такую немилость, что вам за каждым углом чудятся ассасины?.. – Старик любезно улыбался, но яду в голосе хватило бы, чтобы отравить всю Арморику.
– Вы же таскаете за собой троих, – огрызнулся Публий Маррон.
– Помилуйте, друг мой, это всего лишь слуги. Должен же кто-то носить покупки! Так зачем вам орка?
– Ну, покупки я тоже делаю, любезный коллега. И потом, такой телохранительницы нет ни у кого – а я, как вы знаете, ненавижу быть как все. Надо ж хоть чем-то выделиться в нашем Капитуле… у членов коего, как вы верно заметили, слишком велика прискорбная тяга к другим расам. Например, к рабыням-сидхам. Особенно не вышедшим из детского возраста.
В старике взметнулся гнев. Почувствовала это лишь она, Шаарта, а так – голос Лара Теренция по-прежнему источал любезный и вежливый яд.
– Поистине, сколько злоязычны и беспутны, увы, наши собратья по ремеслу, друг мой Публий; скорблю над пороками людскими вместе с вами!..
Ярость старого чародея, похоже, заметил и хозяин. И – явно решил не обострять. Слова его звучали теперь куда примирительнее, и орка даже ощутила укол разочарования – почему же ты уступаешь, ведь я тут, если надо – три этих борова-fazeebi мигом окажутся с выпущенными кишками!..
– Скажите лучше, любезный коллега, вы ведь недавно из Константии? Что слышно нового? Как там цезарь, чем он занят? Всё интриги? Осиное гнездо, конечно, но я по нему, признаться, успел соскучиться…
Чародей Ордена Весов тоже овладел собой, подхватил дружелюбный как будто бы тон, волшебники заговорили о делах и людях, незнакомых Шаарте; она перестала вслушиваться в слова, только в интонации. Рынок вокруг бурлил, солнце поднялось уже высоко – торг скоро пойдёт на убыль, покупатели разбредутся по домам, купцы начнут паковать товар, погонят в стойла нераспроданный скот…
Небо вдруг надавило на голову, загудело словно медный таз, шум вокруг сделался слишком сильным, свет – непереносимо ярким. Хозяин споткнулся на полушаге, его спутник потянулся за каким-то амулетом на поясе, да так и застыл. Один из его телохранителей захрипел, оседая в рыночную пыль, двое других согнулись.
Магия! Внезапная, смертельная, злая, как змея, накинувшаяся из травы!
Кто-то поджидал чародеев на этом рынке, кто-то следил за ними, выждал – и нанёс удар.
В глазах у Шаарты потемнело, но сабли привычно выпорхнули из ножен, привычно взлетели, жаждая крови и гибели. Только где этот враг?..
Глава 2
Отряд ждал, укрывшись в еловом лесочке чуть в стороне от Башни Полуночи. Рико и Клодий устроили себе привал по всем правилам, даже огонь развели в походной печке, правда, прикрыли трубу решёткой, чтобы дым рассеивался и не выдал их ненароком. Мало ли кто тут бродит! Орочьи дозоры, отряды немирных гномов-старателей, лихие ватаги разбойников-людей, порой ходившие в набеги на Дальний Север… В котелке уютно булькала каша с солониной, сидеть на лапнике было тепло, даром что кругом ещё лежали снега. Рико привалился спиной к шершавому стволу, закрыл глаза; Черныш сразу же пристроился рядом, положил лобастую голову хозяину на колени. Эх, хорошо, век бы так сидел себе, чтоб никуда бы торопиться не надо было…
Идти в этот поход Рико не очень-то хотел. С одной стороны – не дело господина второго некромастера, человека всё ж таки уважаемого, таскаться по погостам в северных баронствах, на то ученики есть. С другой, коль Госпожа прикажет – и к снежным троллям мухой полетишь, потому как это ж Госпожа! А послали его исключительно из-за новых, недоработанных ещё конструктов да из-за Черныша – только он с ними в поле справлялся; смешно, если подумать: сложнейшая магия, могучие чародеи, а никуда без одного пастушьего пса! Рико вздохнул и покосился на Клодия. Всё равно из господина второго некромастера сделаться помощником куда более слабого мага, потому что у него, видите ли, опыт в экспедициях – обидно!
Но не это было страшно.
Рико боялся, что, пока он тут таскает жмуриков, тайна его вскроется, наружу выплывет. А что, если уже?.. Если его записи, его амулеты, его построения кто-то уже открыл, сыскал, Госпоже донёс? Он, конечно, всё надёжно спрятал, но, как известно, что одним зарыто, то другими же и отрыто быть может. Тогда ему по возвращении не то что не жить – и не жить, и не умереть, мучиться вечно некромагическим конструктом или разумным слизняком каким-нибудь. Госпожа, она на подобные кары мастерица… Конечно, Рико был осторожен и всегда действовал с оглядкой, как велено, но сейчас в Твердыне что угодно случиться могло. Что-то новое задумала Госпожа, какое-то великое, небывалое чародейство, Учителя оно очень интересовало, однако он строго-настрого велел на рожон не лезть, ни в коем случае не пытаться соваться туда, где есть риск провала. «Ты, Рико, – говорил Учитель, – сам не понимаешь, насколько ценен. Единственные наши глаза и уши в логове этой рехнувшейся колдуньи!.. Нет, мальчик мой, являть чудеса храбрости я тебе запрещаю. Что случайно увидишь, что ненароком услышишь, что старшие маги или некромастера выболтают – то запоминай. А сам – ни-ни! Никаких лишних вопросов!..»
Рико очень старался Учителя не подвести. Если кого спрашивал – так строго по делу порученному, обязанности выполнял образцово; перед старшими лебезил, но исключительно в меру (Учитель наставлял: «Ничто так не открывает сердца, как самая банальная лесть»), но становилось ему всё тревожнее. Госпожа то занята, то в гневе, Гаттар глядит на некромастеров как на блох кусучих, мастера злобятся друг на друга и на весь свет, маги ругаются, всё им не так, и сбежал бы куда-нибудь, но разве сбежишь из Твердыни? Если уж кто попадает в услужение к Госпоже, так это на всю оставшуюся жизнь. Ну, он-то сам, Рико, как раз рассчитывал, что не на всю, Учитель это ему твёрдо обещал, и пока что слова своего ни разу не нарушил; однако об этом Рико во владениях Госпожи и думать себе запретил – чтоб никто не подслушал ненароком.
Некромастер он толковый, а вот как маг – ничуть не сильнее того же Клодия.
Но это, он надеялся, пока – научится ещё. И Учитель то же самое говорит. Мол, Рико, не важно, кто как первую милю пробежит. Важно, кто последнюю одолеть сумеет, пусть даже и ползком.
В Твердыне же было чему поучиться и что посмотреть. Одна Госпожа чего стоила! Грозная, пугающая – но маг она сильный и решительный, и совсем не гнушалась к ним, некромастерам, самолично явиться и работу принять. А уж какие тут библиотеки!.. Дух захватывало. И откуда только все эти фолианты взялись, со всеми описанными в них чарами? Рико частенько и про еду, и про сон забывал, засиживаясь над пергаментными страницами, списывая да срисовывая некромагические заклятия с диаграммами.
Но вот гости у Госпожи – эти, как их там, Стихии! Пришельцы издалека, как Учитель сказал – из других миров, куда более дальних, чем родной мир Рико, наисильнейшие маги. Как посмотришь на них, так в дрожь кидает. Правда, пока только и знают, что устраивать в Твердыне балаганы с гуляньями да носы свои везде суют – не потому, что вынюхивают, а потому, что вдруг где что интересное завелось. Могут заявиться в лабораторию и весь материал вынести – им, видите ли, пары конструктов не хватает для очередной загонной охоты. А ты слова против сказать не моги, сиди потом ночами, урок отрабатывай, «кукол» новых собирай…
Эх, и пожаловаться некому, разве Чернышу на ухо! Да и то – не стоит…
Черныш тоже расслабился, привалился к боку – чеши, мол, хозяин, за ухом. Пёс по сторонам посматривал сонно, однако не спал – Башня Полуночи рядом. И конструктов с ними целый отряд. Рико его понимал, сам к ним не сразу привык, даром что «некромант от природы», как Учитель говаривал…
– Не нравятся мне эти «куклы» новые, – проворчал Клодий, помешивая кашу. Он это всю дорогу твердил, словно Рико был в том виноват. – Гаттар их до ума не довёл, скорей-скорей, бегите за новыми «дровами», а мы ещё хлебнём с ними лиха, попомни мои слова, парень… Прежние брать надо было, ей же ей, прежние!..
Рико молча кивнул. Новые конструкты и впрямь до ума не доведены, тут старина Кло прав. Вроде и измыслены хорошо, и работу свою делают как надо, и места много не занимают. Но всё время что-то с ними не так, то спят плохо, то приказ понимают криво, то на чужую магию отвечают, а это в экспедиции дело опасное.
Совсем-то из строя, конечно, не выходят, заклятия на них крепкие, а основа – она у всех одна. Тела мёртвые, лишённые воли и разума. Ежели магию из конструкта изъять, так и останутся от него гниль да ошмётки…
Конструкты им дали двух видов: одни – тягловые, похожие на телеги, поставленные на мощные конские ноги, другие – копатели, мелкие, пониже человека; торс как у людей, с усиленными мышцами, а низ – паучий, чтоб поустойчивей да пошустрее; всех снежных пауков в окрестностях Рога повыловили ради этих конструктов! Чтобы, значит, в землю лапами упираться, а руками копать. И на кистях рук костяные лопасти нарощены. Телег четыре, копателей шесть.
Сейчас копатели спали в телегах ради экономии – некромагические заклятия истощаются быстро, а здесь, на Севере, и вовсе только благодаря Госпоже и её секретам работают. Но просыпались конструкты неприятно часто, Рико то и дело поил их молочно-белым маковым зельем, да не простым, с чарами. Ещё посмотрим, как поработают… Вёрткие они, юркие, а слушаются плохо. Только Черныш с ними и управлялся, пастушья кровь! Он, помнится, в Игнисе, на родине, отцовых овец один в стадо сгонял…
Рико обнял пса, потрепал по голове – Черныш благодарно вздохнул и завалился на бок, вытянув лапы. Пусть подремлет, всю ночь ещё шагать…
– Слышь, парень, поди проверь «кукол»-то. – Клодий чем дальше, тем больше нервничал. – Зелья всем залей, чтобы лежали, не дрыгались! У нас с тобой Башня впереди…
Рико спорить не стал, хотя зелья осталось меньше чем полбутылки. Им сегодня и впрямь предстоял опасный переход, а его, некромастера, дело – конструктов в порядке содержать и в пути, и в работе. А как в обратный путь пускаться – о том после думать станем.
Копатели мирно спали, замотанные для надёжности в мелкую сетку; телеги лежали, подогнув ноги. Рико до сих пор не мог привыкнуть к безмолвию и неподвижности телег – всё казалось, что они должны переступать и фыркать, как живые кони. Он осмотрел копателей, потыкал в каждого, убедился, что не просыпаются, и зелье решил не тратить.
– Всё в порядке, – доложился он. – Лежат как миленькие.
– Тут, парень, лучше перебдеть, чем недобдеть, – проворчал старший, несколько, однако, успокоенный. – С Башней Полуночи не шутят. Я ж за покойниками для вас, некросов, знаешь сколько хожу? Твердыня только строиться начала, а я в Маггоре уже погосты разорял, от поселян отбивался! Бери ложку, наворачивай, готова каша…
Кашу честно разделили на троих и продремали до сумерек. А потом Клодий растолкал Рико:
– Пошли. Глянем, как там оно.
Отчего-то Башню Полуночи проходить полагалось уже после вечерней зори. Клодий растолковывал, что, мол, чары потребные днём не сработают, а без чар соваться в ворота – верная смерть, что при лунах, что при солнышке.
Они выбрались на край леса. Заснеженная пустая полоса на полмили, а дальше вздымается Полуночная Стена, сложенная из серых гранитных блоков, ровно подогнанных друг к другу; страшно даже подумать, чего стоила империи и имперским магам эта преграда! Некогда орочьи племена были куда многочисленнее и злее, но древние императоры предпочли раскошелиться на стену, а не на войну. Сейчас орков стало меньше, в набеги они ходили нечасто, предпочитали торговать – только не здесь, а милях в десяти к востоку, в Дриг Зиггуре, приграничном поселении, через которое проходил единственный тракт на Север. Точнее, он там заканчивался – дальше, во владения орков, дорог не было. Туда совались лишь редкие искатели приключений да самые рисковые торговые караваны, которые и по рекам пройдут, и по звериным тропам, – нажива дело такое.
Здесь же над серым хребтом Стены высилась лишь безжизненная Башня Полуночи. Некогда именно здесь проходил Северный тракт, стояли войска, отражавшие орочьи набеги, шумел походный лагерь: деревянный городок с заплотом, торговые палатки, кухни, лазарет в отдалении…
Сейчас же вокруг лежали нетронутые снега, башенная кровля просела, меж каменных глыб торчали пучки сухой травы да тонкие деревца. И всё же Башня по-прежнему грозно нависала над всяким, дерзнувшим приблизиться; за полукруглой воротной аркой царила густая тьма, створки давным-давно были выбиты. Перед Башней горбился занесённый снегом завал из брёвен, похоже, очень старый, – и больше никаких признаков человеческой деятельности.
Про Башню Полуночи и её врата сказывали всякое, Рико слышал истории о злобных духах, которые орочьи шаманы наслали на державший оборону легион, и о том, как легионный маг запер их в Башне на веки вечные, а сам погиб, не смог вырваться, и самые отчаянные солдаты вместе с ним. Слыхал, что запертое в Башне зло выпивает душу, отправляя её на вечные мучения во тьму, откуда спасения нет. Клодий на все расспросы только фыркал: не наше дело, как оно случилось, кто, кого и где запер, ты меня слушайся, парень, и всё будет хорошо.
Утешало, надо сказать, не слишком.
– Нам-то с тобой что? Нам-то главное, чтоб тихо-тихо проскочить, чтоб ни оха, ни вздоха, про волшбу вообще забудь… А так-то пройдём, я тут, парень, раз сто ходил… Главное – чары начальные толком наложить, они-то и вылезут…
Клодий бормотал и бормотал, сворачивая их нехитрый лагерь, и было ясно как день, что ему сильно не по себе.
Кто такие «они», Рико спрашивать не стал.
– Так чего тянем-то, Кло, зорька почти догорела уже!..
– Цыц, парень, мне сама Госпожа волшбу доверила, я лучше знаю…
Клодий всё медлил, всё чего-то ждал и высчитывал, и когда от заката по левую руку осталась только узкая желтоватая полоса, скомандовал:
– Пошли.
И они пошли.
Меньшой луны видно не было, а Старшая почти не светила – тонкий-тонкий, как срезанный ноготь, нарождающийся серп окутался холодной дымкой. Звёзды вот высыпали по-весеннему крупные и яркие, и отряд шёл по снегу, как по призрачному сиянию, не отбрасывая теней: два человека, пёс и четыре телеги со спящими в них копателями. Телеги неестественно аккуратно ступали след в след – уж на что тупые, а это в них Гаттар вложил…
Шагалось легко. Снег за зиму слежался, сделался плотным, как корочка на пироге. Следы оставляли только телеги, и то – будто прошёл тут один какой-нибудь зверь, не то лось, не то олень, прошёл и сгинул… Завал из брёвен, заметённый почти до верха, одолели без труда, и тёмная арка внезапно открылась чёрным зияющим провалом. Оттуда дохнуло мертвящим холодом, тленом, и словно вой чей-то послышался – тонкий, тоскливый, голодный. Черныш остановился и глухо зарычал, вздыбив шерсть на загривке.
– Стой!.. Дальше ни шагу, учуют – мало не покажется. Сейчас слушайся меня, некрос, как бога слушайся…
Клодий запахнул тулупчик, подобрался крадучись чуть ближе ко входу. Воткнул в сугроб три тёмные, плотно заткнутые тряпками скляницы, соединил их линиями, чертя по снегу пальцем, добавил полудуги и хорды – простенькое построение, чтоб фигура или амулет дольше проработали. Высыпал на черту несколько розоватых крупинок из крохотного пузырька – крупинки тут же растеклись нежным сиянием, заполнив линии. Госпожи колдовство, только она умеет на Севере силу обуздывать… Учитель дорого бы дал, чтобы все её секреты вызнать, да и не он один – маги в Корвусе и Шепсуте перегрызлись бы за один кристаллик от Госпожи, за одну такую тёмную скляницу, только хранились эти секреты весьма надёжно. Рико удалось лишь раз битый кристаллик стянуть, бесполезный, неработающий, и Учитель его ух как благодарил…
Клодий выпрямился, осторожно отступил, дрожащей рукой вытер лоб. Хрипло приказал:
– Так, парень. Отводим телеги шагов на десять во-он туда. Как из-под арки того… налетит, гоним в проход, да поживее! Ты у нас некромастер, вот и гони телеги во весь дух. Времени ровно столько, чтоб «Восхваление ларам» прочитать, усёк? Если что упадёт, не останавливаемся. Огня не зажигай. Рот держи на замке да за псом следи. Лезь в переднюю повозку, я в заднюю запрыгну…
Вскоре Рико сидел в полной готовности, одна рука на загривке Черныша, другая сжимает уздечку, накинутую прямо на передок, покрытый подёргивающейся пятнистой шкурой. Телеги безмозглые, но уздечку понимают.
Черныш будто окаменел, только рычал едва слышно. У самого Рико сердце подскакивало куда-то в горло и там трепыхалось пойманной рыбкой, а в животе будто ледяной ком встал. Давно он так не боялся, наверное, с тех пор, как выкинуло его из родного Игниса неведомо куда, «за небо», где ни тверди, ни солнца, ни людей, одно лишь колдовское марево с плавающими в нём мирами… Ох и натерпелся он тогда! Если б не Черныш, а потом – Учитель, сгинуть бы ему в той великой пустоте…
Клодий повернулся к фигуре, мерцавшей холодным розоватым светом, щёлкнул пальцами, и все три тряпицы, торчащие из склянок, весело запылали. Огонь взметнулся и тут же опал, скляницы засветились багровым, и от них потянуло… потянуло… Черныш аж вякнул, а Рико едва не вывернуло. На скотобойне так пахнет – старой, протухшей кровью, и кровью свежей, и мясом сырым, и фекалиями…
Клодий опрометью бросился к телегам, а темнота под аркой взбурлила, будто кипяток. Взбурлила и выплеснулась под звёздный свет, на снег, на поваленные брёвна безмолвно и стремительно; пространство же в проходе, напротив, очистилось, и показалось Рико, что видит он даже выход на той стороне.
Рико не зря прозывался «господином некромастером», хоть и вторым, жути он в своей жизни повидал предостаточно и даже к ней привык. Но от этой ожившей тьмы повеяло таким ужасом, что он едва не бросился на шею к Чернышу, как когда-то в детстве. Защити, пёс, ты сильный, храбрый, тёплый!..
– Пошёл! – не своим голосом заорал Клодий.
Рико рванул уздечку, телеги двинулись, набирая ход, заскрипел снег под копытами. Живая тьма возмущённо бурлила вокруг пылающих багровым склянок, перетекала, вскипала океанской волной и опадала, и всё это в мёртвой тишине. Голодная тварь. Кровь она там ищет, живую, объятую ужасом кровь…
И разделяли её с телегами всего десятка три шагов совершенно пустого пространства.
Рико сглотнул. Так вот что, оказывается, таит в себе Башня Полуночи… Вот что Клодий и другие добытчики каждый раз проделывают, отправляясь в поход за мёртвыми телами! Нет уж, лучше у Гаттара в мастерских корпеть, лучше кланяться заносчивым магам-Стихиям, чем мимо эдакого ужаса пробираться!
Телега уже въезжала в темноту прохода, под замшелый свод, когда Рико заметил, что один из копателей у него за спиной будто шевелится; этого ещё не хватало! Конечно, уложены они надёжно и сеткой сверху прикрыты, но чересчур уж чувствительны к чужой магии. Зашевелится, заворочается, выдаст ещё! Только не сейчас, Спаситель всеблагий, только не сейчас!..
От ужаса Рико даже воззвал к Тому, к кому взывал очень редко – с тех пор как покинул Игнис.
Тьма сомкнулась над ними. Первое время Рико слышал только, как глухо стучат по камням копыта телег да как колотится собственное сердце.
Здесь царили могильная тьма, безмолвие и холод. Черныш застыл в страшном напряжении и лишь по дрожанию собачьего бока Рико понимал, что пёс всё ещё рычит. Рико вдруг почувствовал, что ему тоже хочется умолкнуть, пригнуться, слиться с телегой, обратиться в незаметную песчинку, в пятнышко на камнях.
Он ощутил взгляд. Нет, не так – Взгляд. Некто, неизмеримо сильнее бурлящей за аркой живой тьмы, смотрел на них.
И не видел. Чуял, но не видел. Словно сказочный великан вслепую шарил вокруг, надеясь нащупать, схватить, сожрать дерзких, посмевших нарушить его покой.
Так вот отчего Клодий не велел шуметь и волшбу творить – вовсе не из-за чернильной твари, которая была, верно, всего лишь стражем, привратником; а из-за этой неведомой сущности, которую Рико теперь ощущал всей кожей, всем своим существом. Она нависала над ними, вглядывалась, скользила рядом, она сама была Башней Полуночи, и защищало от неё, наверное, тоже какое-то колдовство Госпожи.
Или ничего не защищало – кроме тишины и осторожности.
«Выберемся – непременно разузнаю, что же это за сила, – подумал Рико, вцепившись в уздечку так, что аж пальцы онемели. – Почему это я про неё ничего не слышал раньше?! Спаситель, дай только выбраться!..»
Молодой некромаг чуял свернувшуюся под камнями мощь, неизбывный голод и ненависть – ко всему, что смеет жить, тянуться к свету, любить; чем бы это существо ни было, оно никогда не было живым.
Уж Рико-то как некромастер такие вещи хорошо понимал.
Скорей бы выход… скорей бы, все силы подземные и небесные, выход! «Восхваление ларам» не такая уж длинная молитва, почему же до сих пор впереди не открылось светлое око арки…
Рядом что-то тихо стукнуло – Рико аж подпрыгнул. Стук повторился – словно кто-то живой устраивался в телеге, тихонько возился, задевая борта. Нет… не могло тут никого быть! Черныш, даром что застыл как статуя, на чужака бы зарычал. Нет, либо от тьмы и страха господину некромастеру блазнится невесть что, либо… Рико, замирая от собственной храбрости, потянулся назад, ощупывая груз.
Конструкты были на месте – лежали колоды колодами. Два. А третий – именно тот, беспокоившийся, – сбежал!
Точнее, пытался. Рико успел ухватить тонкую паучью лапку – но тут конструкт оттолкнулся и с глухим стуком вывалился из телеги. Подёргивающаяся лапка осталась в руке у некромастера.
Ах ты, мертвецкое отродье!..
Рико едва не взвыл. Всё, их сейчас увидят, учуют… настигнут… Дурацкий конструкт проснулся и пустился исполнять единственное, на что был способен, – копать. Ловить его сейчас означало верную погибель – впрочем, верная погибель и так замаячила со всех сторон. Ну, всё…
Шедшие позади телеги сбились с шага: конструкт вывалился им под копыта. Мерная рысь превратилась в беспорядочный топот, смешивавшийся с резким костяным стуком – конструкт, тварь безмозглая, принялся долбить своими лопатками камень.
И вместе с этим перестуком возник и начал нарастать странный, до обморока пугающий звук: едва слышное не то шипение, не то шорох, будто тьма ожила, обрела плотность и потекла меж каменных берегов. Прямо на Рико.
А впереди наконец тускло засветился полукруг выходной арки.
– Ходу, парень! – взвизгнул позади Клодий. – Ходу, ходу!..
Но Рико и сам всё понял. Сейчас было уже не до тишины и тайны – пальцы щёлкнули, сложились в жест, разворачивающий силу, привычное заклятие ударило в телегу, освобождая заложенную, законсервированную в ней магию. Плевать, что будет потом, главное – вырваться отсюда, убежать от настигающей тьмы. Следующее лихорадочно сложенное заклятие унеслось назад, к ведомым телегам. И ещё одно. И ещё.
Конструкты наддали так, что ветер засвистел в ушах.
Рико даже успел испытать мгновенную гордость: кто тут господин некромастер, а?
Но в следующий миг случилось невозможное – арка, до которой оставалось, кажется, дотерпеть три удара сердца, начала стремительно отдаляться. Тьма снова поглощала их, но это уже была иная тьма: живая, ждущая, голодная.
Черныш тонко заскулил – его собачьи нервы не выдержали всей этой магии. Рико вцепился в ошейник, прижимая к себе пса. Туннель, казалось, удлинился, как китовья кишка, сузился, хотя в самом конце путеводной звездой продолжала светиться арка.
Телеги на таком ходу долго не продержатся. Магия, заложенная некромастерами Госпожи, попросту иссякнет, и тогда… тогда…
– Клодий! Сделай что-нибудь!..
Никакого ответа.
Вокруг Рико вспухли непроглядно-чёрные, темнее самого тёмного, клубы мрака; из них вылеплялись лики, жуткие, искажённые, изъеденные тленом, с провалами безгубых ртов, с глубокими глазницами, пылающими чёрным огнём. Черныш взвыл – коротко, истошно, как перед смертью.
Спаситель всеблагий, помоги! Не оставь!.. Спаси!..
Однако звать Его было бесполезно.
Рико всхлипнул, пальцы сами нащупали в ошейнике Черныша крохотные, утопленные с изнанки в кожу кристаллы. Девять… дар Учителя, самое ценное, что было у Рико с тех пор, как он бежал с Игниса. Конечно, кроме Черныша.
Господин второй некромастер ещё вчера скорее бы согласился расстаться с жизнью, чем с этими кристалликами, но сейчас, перед лицом безымянной оживающей тьмы, вся его решимость не имела смысла.
Жуткие дымные лики уплотнились, сделавшись изваянными из тьмы, как из камня, и вдруг надвинулись стремительно, неотвратимо. Распахнулись жадные пасти, полные кипящего мрака, дохнуло ледяным смрадом, тлением, могильной затхлостью. Рико судорожно заскрёб ногтем ошейник, кристаллики посыпались вниз – один, второй, третий… Юноша знал, что они не долетят даже до дна телеги – растворятся в воздухе, во тьме.
Учитель называл это «умной магией» и считал одной из своих величайших идей.
Пять. Пять кристалликов. Рико со страху выковырял бы их все, бесповоротно потеряв и Черныша, и связь с Учителем, но на пятом кристаллике умная магия таки заработала.
Чёрная сущность, заполнившая собой туннель под Башней Полуночи, вдруг остановилась, уродливые лики застыли в недоумении, закружились, задёргались словно от боли. Туннель вздрогнул и начал сокращаться, арка приближалась, словно летя навстречу телегам.
А в следующее мгновение тьму прорезали яркие сапфировые лучи – тонкие, ослепительные, бьющие сразу из нескольких точек, словно в вековечном мраке Башни Полуночи вспыхнули синие звёзды. И тогда Рико на мгновение увидел: полукруглый потолок из ровно пригнанных каменных блоков, мостовую, выложенную округлыми булыжниками, точь-в-точь как где-нибудь в Константии; увидел на ней какие-то тёмные ошмётки и белые осколки, и горку странно округлых светлых предметов, и не сразу и понял, что это черепа: человеческие, орочьи, гномьи. Увидел несколько непроглядно-чёрных огромных, гротескно-искажённых фигур, притаившихся у стен; синие лучи рассекли их, словно ножи. Сколько веков это место не знало света?.. Неужто это всё из-за него, из-за Рико, и дурного копателя?.. А может, оно магию Учителя почуяло?..
Но тут лучи обернулись ослепительно-белой негаснущей вспышкой. Черныш заскулил, Рико зажмурился, пытаясь отвернуться, откуда-то из дальней дали донеслись грязные ругательства Клодия – жив, жив!
Ещё мгновение сумасшедшей скачки, теперь сквозь обжигающий свет, сквозь поток силы, – и лица Рико коснулся прохладный ветер, на зажмуренные веки опустилась благословенная ночная темнота. Они вырвались.
Рико осторожно разожмурился. Черныш трясся и скулил, прижавшись к его ногам. А вокруг – вокруг раскинулся лучший пейзаж из всех, какие Рико видел в своей жизни; лучше, пожалуй, были только задворки Константии, на которые Учитель вывел его после изнурительных блужданий по Межреальности.
Ровные, залитые светом Старшей луны снега, пятна перелесков вдалеке, впереди – прорезавшее долину русло какой-то речки, за спиной – вертикальная лента Стены и Башня, громадная, тяжелая; из-под арки бил конус горячего белого света, ложился на окрестные сугробы.
И вдруг он обратился ослепительной вспышкой, а следом за ней ударил грохот. Башня Полуночи, минуту назад такая неколебимая, оседала в клубах пыли, словно пожирая саму себя.
Спаситель всеблагий!..
– Что это, парень, что это?.. Ты видел?! – Клодий орал, тыча в сторону руин, над которыми колыхалось облако светлой пыли. Борода у него стояла торчком, в ней застряли соломинки – не иначе на дне телеги успел полежать.
– Видел. – Рико аж передёрнуло. – Вообще-то трудно было не заметить…
Клодий от пережитого ужаса принялся ругаться на чём свет стоит. Башня рухнула – как теперь на север возвращаться, а? Почему у тебя копатель сбежал, я ж тебя посылал проверить! И что это за колдовство такое было там, в туннеле, кто посмел?! Сидела там себе тьма и сидела, никому не мешала, ходили мимо неё спокойненько – а теперь как быть, я тебя, некрос, спрашиваю? Что молчишь?
Рико молчал, потому что сказать на это было нечего. Хорошо, хоть не весь дар Учителя пропал, Чернышу хватит, а как со связью и прочим быть – Рико ещё подумает.
Однако он всё сделал правильно. Если б не спасительные кристаллики, катала б тьма сейчас по туннелю их с Клодием черепа… ну и Черныша заодно. А живым всегда быть лучше, чем мёртвым, – вернее, почти всегда. Господин второй некромастер это точно знал.
– Клодий, – сказал он, – давай лучше я телеги проверю, досталось им. Да и не стоит нам тут задерживаться…
– Верно, парень. – Старый маг наклонился, зачерпнул снега, растёр лицо. – Громыхнуло знатно, скоро сюда от поста разведка примчится, а тут мы, тёпленькие. Ну-ка…
Но тут у его телеги подломились ноги, и она тяжко рухнула наземь, едва не придавив Клодия.
Теперь уже и Рико выругался на чём свет стоит.
Глава 3
…Ещё никто и глазом не моргнул, а орочьи сабли уже выпорхнули из ножен. Шаарта знала подобное колдовство; давным-давно, когда она была ещё жива, гномы Дим Кулдира обрушили его на подступающее воинство Драконоголовых. Магия бородачей медлительна и тяжеловесна, она плохо годится для боя, и потому гномы в помощь своим чародеям наняли человека. Но Север плохое место для волшбы, и всё, что маг сумел, – оглушить наступающих орков. Орки куда устойчивее к чародейству, чем люди или, к примеру, сидхи; однако и они могут сопротивляться лишь до некоего предела. Гномы его знали.
…Много тогда полегло славных воинов – они валились как колоды, в отдалении от врат гномьего города; ноги подгибались, кровь застывала в жилах, в ушах стоял немолчный гром; хирду оставалось лишь добить недвижного врага. Магия оглушала – подло, издали, не разбирая ни доблести, ни силы.
И так бой кончился бы, не начавшись, если бы не воительницы из клана Тёмного Коршуна; они успели уйти в сторону и под заклятие не попали. Ударили с флангов, спрыгнув с отвесных скал, откуда их никто не ждал, прямо на голову хирду и человеческому колдуну. Сильный был колдун, хоть и совсем молодой. Шаарта помнила его исказившееся ужасом и обидой лицо за миг перед тем, как она раскроила ему череп. Магия убивает, но она же делает мага беспомощным – это она тогда хорошо запомнила.
Вот и сейчас – время словно замедлилось. Орка оскалилась, прыгнула вперёд, загораживая собой чародеев, сабли на изготовку; кровь бросилась в глаза, тяжко ударилась в висках. Мордовороты-телохранители уже валились в рыночную пыль, хотя один ещё пытался непослушными пальцами вытащить какой-то амулет. Маги держались лучше: Лар Теренций упал на одно колено, но выбросил вперёд ладонь, раскрывая трепещущую голубую полусферу щита, побледневший Публий Каэссениус раскручивал в ладонях призрачный лохматый шар – но орке было ясно, что они не успеют. Чужая магия сомнёт их быстрее.
Волшебству всегда нужно время. Те, кто атаковал, подготовились заранее и потому побеждали.
Люди вокруг – продавцы и покупатели – падали наземь, корчились в пыли, зажимая руками уши, как от невыносимой боли. Сквозь грохот крови в висках до орки смутно доносились вопли, конское ржание, лязг железа.
Враги где-то здесь, они не могут бить издалека; сейчас всё зависит от того, как быстро она их найдёт.
Взгляд мгновенно обежал ряды пустых прилавков, катающиеся по земле тела, рассыпавшиеся товары… Ага! Им больше негде скрыться, как только за остатками каменной стены, которую, очевидно, когда-то разобрали за ненадобностью, да не всю. Укрытие надёжное, да и другого поблизости нет. Шаарта вскочила на ближайший прилавок, в три прыжка достигла развалин.
Они не ждали её: юноша, девушка и старик, смуглые, черноглазые; люди обычно не представляют, насколько она может быть быстрой. Они держались за руки, а между ними бесцветным огнём горела обсидиановая чаша, стоящая на плоской глиняной плитке с выдавленной на ней магической фигурой.
Маги, занятые волшбой, лёгкая добыча. Сабли взлетели раз, и другой, и третий. Только девушка успела тонко крикнуть: «За Гавани!» Она и умерла последней.
Бесцветный огонь в чаше всплеснулся выше головы Шаарты, дохнул ей в лицо жаром. Чаша разлетелась вдребезги, плитка с фигурой с громким треском разломилась на части – и сразу словно дышать стало легче. Рассеялась пелена перед глазами, кровь перестала давить на уши. На орку хлынули стоны и причитания приходящих в себя людей, гомон растерянного рынка. Шаарта постояла над залитыми кровью колдунами – не приберегли ли какого ещё сюрприза? Но нет – мертвы, мертвее не бывает.
Пошла обратно, не убирая в ножны окровавленных сабель. Кто они были, за что погибли? По какой прихоти обрекли себя на вечные муки в подземельях Гарзонга, грозного бога-мертвеца, сжигающего всех, кто жил не по чести и не пал в бою, с клинком в руке?.. Какое ей дело!
Публий Каэссениус так и не потерял равновесия, не упал, хотя из уха тянулась к вороту плаща тонкая алая дорожка, а сам он был бледен как стена. Достойный хозяин. Он помог подняться своему пожилому спутнику, а двое слуг-мордоворотов, охая, топтались над неподвижным третьим. Шаарта прошла мимо, не удостоив fazeebi взглядом. Склонилась перед чародеем:
– Хозяин, я не спросила позволения…
– Оставь. – Он поморщился. – Ты действовала как должно, храбрая орка. Благодаря тебе мы все живы.
– Почти, – простонал Лар Теренций, опираясь на протянутую ему руку. Пальцы его старчески дрожали, на лице ярче проступили тёмные пятна. – Эй, Луций! Ну что там?
Один из мордоворотов глянул на лежавшего и развёл руками – дескать, всё.
– Пойдёшь со мной, а Феликс пусть останется и позаботится о теле… – Чародей наконец выпрямился, бросил на орку пронзительный взгляд, исполненный – нет, не благодарности, любопытства. – Любезный коллега, я, конечно, знал, что орки обладают повышенной резистентностью к магии, но впервые наблюдал это своими глазами… Впечатляюще. Не желаете уступить её нам? Вы за неё заплатили тысячу; даю тысячу пятьсот.
Хозяин засмеялся:
– Увы, увы, друг мой, торговаться нам следовало вчера, а теперь поздно! Однако, достойная Шаарта, проводи нас, так сказать, к месту сражения, пока всё не затоптали. Не сомневаюсь, что живых ты не оставила.
Шаарта коротко поклонилась, вытерла клинки об одежду погибшего слуги – хоть и fazeebi, а пусть возьмёт с собой в посмертие толику вражьей крови, пусть знает душа его, что отомщена; одним движением вбросила сабли в ножны и пошла вперёд. Пятачок у полуразрушенной стены не затоптали – толпа окружила тела, но ни один человек не рисковал ступить на камни, усыпанные осколками чаши.
Оба чародея подошли вплотную, Лар Теренций, уже заметно оправившись, пошевелил трупы носком сапога. Дунул на осколки чаши и плитки – взлетел невесть откуда взявшийся жирный пепел, покрывавший узор.
– Так я и думал. Смотрите, какая фигура! Варварийская вязь.
– А сами они не слишком похожи на варваров, – осторожно возразил Публий.
Старик пожал плечами:
– Готов прозакладывать свою свободу, что эти трое – из морских разбойников. У них на меня давний зуб… А варварийские королевства – что Тиллинги, что Нейдринги, что эти, как их, Валленинги – просто кормят это змеиное гнездо у нас под боком. Да и Пайабиды не лучше. Так, орка! Эти трое – они что-нибудь говорили?
– Только «за Гавани»…
– Значит, я прав. По мою душу явились. Не могут забыть, хе-хе, прошлогодний рейд, когда мы сожгли оба их порта… славное вышло дело, дорогой коллега, жаль вас с нами не было. Хорошо повеселились, эх, вспомнили молодость…
Публий вздохнул:
– Так или иначе, а теперь придётся составлять донесения в Капитул. И всё, что тут осталось, приложить, само собой.
– Эй, Луций, обыщи, – велел старый маг. – Да поосторожнее, хватит с меня на сегодня одного мёртвого слуги.
Ничего, конечно же, не нашлось, кроме свёрнутого мешка, в котором всё потребное для чародейства и притащили на рынок. Тем временем толпа вокруг сделалась плотнее и подступила куда ближе, люди перешёптывались, указывали на чародеев, и не поймёшь – то ли возмущаются, то ли боятся. На орку тоже указывали, и тут уж безо всяких сомнений – со страхом и отвращением. Пару раз она даже уловила что-то вроде «чудище премерзкое» – она только усмехнулась, продемонстрировав толпе клыки. Недалеко же ушли все эти fazeebi от лесных зверей… Нет чести служить им за награду, но пожертвовать собой ради рода, служить ради того, чтобы клан выжил, – совсем другое дело.
Сквозь толпу протолкался десятник из «городской когорты», краснолицый, упитанный, доспех на нём, казалось, вот-вот лопнет, словно панцирь на печёном крабе. За ним спешил и его десяток. Вовремя, ничего не скажешь.
– Разойдись! Разойдись! Почтенные, что произошло?
Лар Теренций глянул на него свысока.
– Эти трое, – хлыст указал на безжизненные тела, – совершили посредством магии нападение на меня и моего спутника и были зарублены его телохранительницей. Свидетелей – пруд пруди, и если б не сия орка, мертвецов было бы куда больше. Дело это возьмёт на себя Капитул Орденов, и если у кого из добрых граждан возникнут претензии, пусть обращаются туда. Городской же совет мы просим позаботиться о телах.
– Прощения прошу, достойнейшие чародеи. – Десятник поклонился, смахнул со лба пот. – Назовитесь, прошу вас, для доклада магистрату…[14]
– Лар Теренций Фарг, Орден Весов, первая ступень, и Публий Каэссениус Маррон, Орден Ворона, первая ступень.
Десятник кланялся, что-то обещал, однако Лар Теренций уже не слушал.
– Идёмте, коллега, нам с вами требуется подкрепить силы…
С рынка хозяин ушёл, когда уже начало темнеть.
Вначале маги и впрямь подкрепились – таверна была неказиста, но еду, судя по запаху, там подавали отменного качества; старик Лар был там завсегдатаем. Шаарта есть не стала – она служит, и она здесь не для того, чтобы набивать брюхо. Потом Публий Маррон проверял закупленные его приказчиками снаряжение и провизию и лишь потом махнул рукой:
– Возвращаемся, храбрая. Дела окончены. Ну и денёк, во имя всех богов!..
Рынок стих, почти опустел, но город и не думал засыпать. Стремительно темнело, однако людей на улицах Арморики ничуть не убавлялось.
Таверны, постоялые дворы и весёлые заведения зажигали огни, праздная толпа бродила по площадям, отовсюду неслись музыка, звон посуды, соблазнительные запахи жареного мяса и пряностей, возбуждённые голоса. Богато живёт город Арморика… Невольно Шаарте вспоминалась прошедшая зима, когда дети в племени не могли уснуть от голода, а по утрам в колыбелях матери часто находили застывшие трупики; когда старики сами уходили к капищу умирать; когда даже сильные воины, такие, как она, исхудали и ослабели. Сейчас у племени достаточно еды, её должно хватить до конца весны – но всё же смотреть на изобилие и веселье Арморики было неприятно. Хоть мёртвые и не должны ничего чувствовать…
– Они с умом выбрали место, – вдруг сказал Публий Маррон. – Те маги, на рынке. Наши дома хорошо защищены, в городе я и Лар Теренций почуяли бы чужую волшбу, но на рынке, в рядах, торгующих магическими товарами, где всё перемешалось…
Он покачал головой. Орка не смела перебивать.
– Но не это столь удивительно, храбрая Шаарта. В конце концов, всякий, если хорошенько подумает, придёт к подобным выводам. Но кто мог знать, что там встретятся два высоких орденских мага? Конечно, скорее всего, целью был только Лар… иначе они учли бы и тебя. Однако вопросы остаются.
Они протолкались сквозь развесёлую толпу, полупьяную, пляшущую, поющую. Десятки факелов и магических шаров освещали мостовую – Арморика, похоже, никогда не спала. Вот и тихий тёмный квартал богатых домов, вот и усадьба Маррона… и чей-то палантин у ворот и чужие рабы, тихо сидящие на земле. Шаарта положила ладони на эфесы сабель, ещё не до конца очищенных от чужой крови. Она сделает это нынче же вечером, вознеся хвалу Гарзонгу, что даровал ей сегодня ещё одну победу.
Рабы сидели смирно, хотя никто не озаботился подать им краюшку хлеба или хотя бы кувшин с водой, как и впустить во двор. Чего сидят, спрашивается?.. Нет, поистине, раб только тогда остаётся рабом, когда сам этого хочет. Отчего они не бегут, не сражаются за свободу?.. Она, бывшая Шаартой – иное дело, она отдаёт долг – а эти?
Домоправитель кинулся к Публию Маррону от ворот, низко кланяясь:
– Хозяин, прибыл чародей по имени Скьёльд, уехать не пожелали, дожидаются вас…
Публий одним движением брови отправил его прочь и сделал знак орке: следуй за мной.
Они прошли в атриум – внутренний дворик с небольшим бассейном-имплювием посредине, с открытыми, огороженными колоннадой галереями вокруг; Шаарте было непонятно, зачем людям столько пространства, столько комнат и стен, для чего занимать под дом место размером с хороший олений выпас – излишества лишь развращают ум и ослабляют тело. Однако fazeebi стремились жить роскошно, и почему-то боги до сих пор не стёрли их за это с лица земли…
Чародей Скьёльд действительно ждал в атриуме, откинувшись на плетёном ложе. За спиной у него горел очаг, на низком столике, над маленькой жаровней, исходила паром чаша с красным вином. Ночной ветерок морщил воду в бассейне.
– А, Публий, я уже было думал – ты остался на ночь в городе!..
Шаарта узнала его тотчас – один из троицы, покупавшей её вчера вместе с хозяином, тот самый, у кого на бритом черепе свивались вытатуированные драконы. Она отвела глаза. Сила. Океан силы. Можно ослепнуть, если смотреть слишком пристально. Что он тут делает?..
– Чуть было не остался, любезный Скьёльд. Не разделишь со мною трапезу?