Ночь, когда она исчезла Джуэлл Лайза

— 20 –

Февраль 2017 года

Каждый день в этом семестре, приезжая в колледж, Таллула обыскивает глазами каждый уголок кампуса в поисках пушистой шубы Скарлетт, прислушивается в надежде услышать ее ленивую протяжную интонацию, почувствовать энергию, что вечно бьет ключом и кружится вокруг нее. Но ничего нет. Шумное присутствие Скарлетт исчезло и унесло с собой все остальное. Дни, которые когда-то были полны волнующих новых возможностей, теперь кажутся какими-то плоскими и приглушенными, и Таллула вновь становится прилежной мамой-подростком с грузом на плечах.

Но на ее плечах лежит не Ной.

Груз на ее плечах — Зак.

Он хороший, он ласков с Ноем. Он не против ночных пробуждений, он готов спать в одной кровати с беспокойным ребенком, готов менять подгузники, нарезать бесконечные круги вокруг луга с коляской. Он готов часами сидеть и раз за разом листать одни и те же матерчатые детские книги, снова и снова повторяя одни и те же слова. Он купает Ноя, вытирает его полотенцем, надевает на него ползунки, измельчает для него в блендере еду, кормит его с ложечки, убирает за ним, качает его, когда он отказывается засыпать, целую вечность сидит рядом с кроваткой, когда Ной спит днем, поет ему, щекочет его, любит его, любит его, любит его.

Но ту же интенсивность любви, которую он демонстрирует, нянчась с сыном, он проявляет и к Таллуле. А Таллуле это не нужно. Она любит Зака, но любит его скорее как отца своего ребенка, нежели просто как мужчину. Он нужен ей, чтобы помочь с ребенком, чтобы он медленно кружил с ней по супермаркетам, толкал тележку и на кассе прикладывал к считывающему устройству свою дебетовую карту. Но ей не нужны его объятия, его общество или эмоциональная близость. Ей не нужно, чтобы он всегда был рядом. А он всегда рядом. Если она идет на кухню, он тоже идет на кухню. Если она решает прилечь, когда Ной спит, он ложится вместе с ней. Если она сидит за столом в своей комнате и делает домашние задания, он будет тут же лежать на кровати и строчить своим приятелям эсэмески. Иногда она прячется в саду, просто чтобы сбежать от него, всего на несколько минут, и вскоре слышит его жалобный голос, доносящийся из дома:

— Лула! Лула! Где ты?

В таких случаях она закатывает глаза и отвечает:

— Я здесь.

И тогда он появится и скажет: «Что ты тут делаешь? Тебе не холодно?» А потом затащит ее обратно в дом, приготовит ей кружку чая, сядет с ней, чтобы выпить, и начнет расспрашивать о вещах, о которых ей не хочется говорить, или скажет: «Иди сюда», и обнимет ее — заключит в объятия, которых она не хочет, и она попытается скрыть это отторжение в мышцах и сухожилиях ее тела, эту потребность оттолкнуть его и просто сказать: пожалуйста, я очень тебя прошу, не мог бы ты хотя бы на пять минут оставить меня в покое?

Однако по воскресеньям Зак играет на лугу с друзьями в футбол, а Таллула остается дома. Они с матерью едят тосты и играют с Ноем, и это легко и приятно.

В первое воскресенье февраля Таллула ждет, когда Зак выйдет из дома, после чего отправляется на кухню.

— Доброе утро, красавица, — говорит мать, беря ее голову в ладони и целуя в макушку.

— Доброе утро, — говорит она, быстро обнимает мать, а затем наклоняется, чтобы поцеловать Ноя, сидящего на своем высоком стульчике. — Как твои дела?

— Я в порядке, милая. А как ты?

Она кивает.

— Хорошо, — отвечает она, хотя слышит сомнение в собственном голосе.

— Ты выглядишь усталой, — говорит ее мама. — Не выспалась?

— Нет, — говорит она. — Нет. Он хорошо спал. Ненадолго проснулся всего один раз, но Зак пошептал ему, и он снова уснул.

Она видит довольную улыбку матери. Она знает: мать воспринимает то, что Зак живет здесь, как своего рода эксперимент, и с оптимистичным интересом наблюдает за ним со стороны.

Внезапно Таллула ощущает потребность выговориться, высказать все, что она в течение последних нескольких недель хранила внутри себя. Она хочет рассказать матери, что задыхается, что каждый ее шаг контролируется, что Зак предлагал ей бросить колледж, что Зак всегда странно смотрит на нее, когда она возвращается домой: слегка наклонив голову и прищурив глаза, как будто он ее в чем-то подозревает, как будто он хочет ее о чем-то спросить, но не может. Она хочет сказать матери, что Заку не нравится, что она запирает дверь ванной, когда принимает ванну, что он иногда сидит рядом с ней на унитазе, играет со своим телефоном и нетерпеливо постукивает ногой, как будто она моется слишком долго. Она хочет сказать матери, что иногда ей кажется, будто она не может дышать, она просто не может дышать.

Но если она начнет рассказывать об этом матери, что будет дальше? Мать займет ее сторону, атмосфера в доме скиснет, эксперимент провалится, Ной будет расти без отца. Лишь вера матери в эксперимент не дает ему испустить дух.

— Почему бы тебе не пойти посмотреть, как Зак играет в футбол? — спрашивает ее мать. — Хорошее утро. Я могу присмотреть за Ноем. Ступай, — говорит она. — Подумай, как он будет рад, если ты появишься там. А потом вы могли бы даже вместе пойти выпить пива в пабе.

Таллула натянуто улыбается и качает головой.

— Понятно, — говорит она. — Нет. Спасибо. Я счастлива просто побыть здесь с тобой.

Мать вопросительно смотрит на нее.

— Правда?

— Да, — Таллула улыбается. — Я скучаю по тем дням, когда мы вдвоем проводили время вместе.

— Ты имеешь в виду, до тех пор, как сюда переехал Зак?

— Да. Наверное.

— Ты не?..

Она качает головой.

— Нет. Нет, все хорошо. Просто он немного навязчивый, тебе не кажется?

Ее мать, прищурившись, смотрит на нее.

— Да, пожалуй, есть такое, — говорит она. — Думаю, учитывая его семейную ситуацию, для него это резкая перемена — быть здесь с вами двумя, когда вокруг царит такая любовь. Наверное, он просто привыкает.

— Наверное, — отвечает Таллула, отрезая еще один ломоть домашнего хлеба.

— Тебе не хватает личного пространства? — спрашивает ее мать.

— Нет, — отвечает она, опуская хлеб в тостер. — Нет. Все нормально. Просто привыкаю, как ты говоришь. И он потрясающий отец. — Она поворачивается к ребенку и сияет улыбкой. — Правда, малыш? — говорит она высоким голосом. — Ведь твой папа потрясающий? Лучший в мире папа? — И Ной улыбается и стучит кулачками по подносу на высоком стульчике, и на миг их только трое на кухне, и все трое улыбаются, а солнце светит на них в окно, и на миг Таллуле кажется, что все хорошо, все очень хорошо.

Когда Таллула в следующий перерыв выходит из здания колледжа, Зак уже там. Ждет в тени небольшой рощицы напротив главного входа. Таллула быстро смотрит на него, затем на свой телефон. Сейчас час пятнадцать. По идее, Зак должен быть на работе. По понедельникам Зак работает на складе стройматериалов недалеко от Мэнтона с полудня до восьми вечера.

Завидев приближающуюся Таллулу, он выпрямляется и кивает в ее сторону головой. Шагая, она видит, как он оглядывается по сторонам, смотрит куда-то позади нее, вокруг нее, как будто ожидает, что она будет с кем-то еще.

— Сюрприз, — говорит он, когда она переходит улицу.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, ненадолго позволяя ему притянуть ее к себе и обнять.

— Сказался больным, — отвечает он. — Но, если честно, мне и вправду было хреновато. Я подумал, что наверняка с чем-то слягу. Но сейчас я чувствую себя хорошо. И я решил приехать и проводить тебя до дома. — Он улыбается, и Таллула смотрит ему в глаза, те самые глаза, в которые она смотрела практически с детства: серые, с темными ресницами. Та же мягкая кожа, та же крохотная ямочка рядом с левым уголком рта. Не самый красивый мальчик в мире, но симпатичный, у него приятное, доброе лицо. Но сейчас в нем есть что-то еще, нечто такое, что появилось с тех пор, как они расстались в прошлом году, твердый металлический блеск в глазах. Он выглядит как вернувшийся с войны солдат, как пленник, вернувшийся из одиночной камеры, как будто он видел вещи, о которых не может говорить и они заперты в его черепной коробке.

— Как мило с твоей стороны, — говорит она, — спасибо.

— Подумал, посмотрю, как ты выходишь с друзьями, — говорит он, переводя взгляд на вход в колледж, на поток студентов, что тянется из дверей на обеденный перерыв.

Она качает головой.

— А что насчет той девушки? — говорит он. — Ну, той, что на фотке с тобой?

— Что за девушка? — Она знает, какую девушку он имеет в виду, слышит, как ее собственный голос слегка запинается на лжи.

— Та, что обнимала тебя. На рождественской дискотеке.

— А, Скарлетт, — говорит она. — Да. Она уехала.

Он кивает, но не отрывает от нее глаз, словно ожидает, что вот-вот раскроется какой-то ее обман. В этот момент из дверей вываливается группа студентов-обществоведов. Таллула их почти не знает, но они с любопытством смотрят на нее. Один из них неуверенно поднимает руку. Она в ответ тоже машет им.

— Кто это?

— Просто студенты с моего курса, — говорит она и смотрит на свой телефон. — Автобус будет через шесть минут. Нам пора идти.

На мгновение кажется, будто он не собирается следовать за ней, будто его взгляд все еще прикован к группе студентов на другой стороне улицы.

— Давай, — говорит она. Зак медленно отрывает от них взгляд и догоняет ее.

— Я бы хотел, чтобы ты обошлась без этого, — говорит он после короткого тяжеловесного молчания.

— Без чего именно?

— Колледжа. Эх, будь у меня возможность зарабатывать достаточно денег, чтобы просто заботиться о тебе и Ное, чтобы тебе не нужно было искать работу.

Она резко втягивает в себя воздух, а затем медленно выдыхает.

— Я тоже хочу позаботиться о Ное, — говорит она. — Я хочу участвовать в его содержании. И я хочу иметь профессию.

— Да, но, Лула… социальный работник. Ты представляешь, сколько сил это будет отнимать у тебя? Насколько это сложно? Сколько часов тебе придется работать? Что ты будешь приносить с собой домой? Не лучше ли найти работу в магазине или что-то в этом роде? Что-нибудь легкое? Что-нибудь рядом с домом?

Она останавливается, поворачивается и смотрит на него.

— Зак, — говорит она, — я сдала три выпускных экзамена. Зачем мне работа в магазине?

— Так было бы проще, — заявляет он. — И ты была бы ближе к дому.

— Мэнтон — это не совсем другой конец света, — говорит она.

— Нет, но я ненавижу, когда нас обоих всю неделю нет рядом с Ноем. Для него это нехорошо.

— Но ведь моя мама всегда с ним! — раздраженно говорит она.

— Знаю. Но с нами ему было бы лучше. Ты согласна?

— Он любит мою маму.

Зак останавливается и притягивает Таллулу к себе. Его руки крепко сжимают ее запястья. Она смотрит на него и видит в его серых глазах этот холодный металлический блеск.

— Просто я… — Блеск в его глазах исчезает. — Просто я хочу, чтобы это были мы, мы трое, всегда. Вот и все.

Она вырывает руки из его хватки и ускоряет шаг.

— Давай, — говорит она. — Я слышу, как едет автобус, быстро, побежали!

Они едва успевают заскочить в автобус, прежде чем тот закрыл двери, и пару секунд сидят, тяжело дыша. Таллула смотрит в окно, потирая мягкую кожу запястий, что все еще саднит из-за грубой хватки Зака.

В следующее воскресенье, когда Зак идет играть в футбол, Таллула спрашивает мать, можно ли ей ненадолго отлучиться.

— Конечно, дорогая. Конечно. Хочешь посмотреть на Зака?

— Нет, — она пожимает плечами. — Нет, просто хочу подышать свежим воздухом, может быть, заеду к Хлое.

Ни к какой Хлое она заезжать не собирается. Они с ней почти не общаются с той рождественской вечеринки, когда Таллула бросила ее, чтобы потусоваться со Скарлетт.

— Можно мне взять твой велосипед?

— Конечно, можно, — говорит мать. — Но только будь осторожна, хорошо? И надень шлем.

Таллула на прощание целует Ноя и мать, затем выкатывает велосипед матери на дорогу. Она не ездила на велосипеде с тринадцати лет. Она неуверенно чувствует себя на двух колесах, но альтернативы у нее нет.

После слегка шаткого старта она едет к площади, а затем выезжает на главную дорогу, ведущую в Мэнтон. Но не доезжая до кольцевой развязки, она сворачивает направо, на узкую сельскую дорогу, что ведет к деревушке Апли-Фолд и к «Темному месту».

— 21 –

Июнь 2017 года

Спустя три с половиной часа с другой стороны леса появляется поисковый отряд полиции. Ким вскакивает со скамейки и бежит к дороге напротив, ведущей к школе Мейпол-Хаус. Детективы выходят из машины, а с противоположной стороны площади, от паба «Лебедь и утки», где они сидели и пили, появляются мрачные Мэгс и Саймон.

Ким сначала отходит назад, давая детективам поговорить с поисковой группой. Затаив дыхание, она смотрит на них. Они указывают куда-то назад, пожимают плечами, качают головами. Она подходит ближе, пытаясь услышать, что они говорят, но улавливает лишь обрывки слов, которые ей страшно слышать.

— Что происходит? — спрашивает Мэгс. Внезапно она вырастает рядом с Ким, обдавая ее перегаром. — Есть какие-то новости?

Ким качает головой и прикладывает палец к губам.

— Я пытаюсь слушать, — шепчет она.

— Почему бы тебе просто не пойти и не спросить? — говорит Мэгс и резко идет к полиции. — Есть что-нибудь? — громко спрашивает она.

Ким поворачивается и косится на Саймона. Тот смотрит на нее краем глаза. От его взгляда ей тотчас становится не по себе, и она спешит отойти от него и встает рядом с Мэгс.

— Ничего, — почти ликующим тоном отвечает та. — Они ничего не нашли. В буквальном смысле. — Она язвительно смотрит на Ким, как будто это неким образом доказывает, что Ким ошибается, полагая, будто с их детьми случилось что-то нехорошее.

Ким смотрит на инспектора Маккоя.

— Мне очень жаль, — говорит он. — Ничего. Собаки тоже не взяли след.

— Но прочесали ли они все? Например, ту часть, которая относится к школе? Там еще один вход. Они ведь могли пройти этим путем?

— Клянусь вам, мисс Нокс. Каждый дюйм земли был прочесан, и не похоже, чтобы Таллула или Зак были где-то рядом с этим лесом. Мне очень жаль.

Ким чувствует, как ее сердце срывается и падает куда-то в низ живота.

— И что теперь? — тупо спрашивает она, — Что дальше?

— Расследование, конечно, продолжается. Мы собираемся пройти по деревне с собаками, через весь луг, хотя, как мы знаем, ни одна камера видеонаблюдения не зафиксировала ничего подозрительного. Мы опросили местных жителей из окрестностей «Темного места» и в Апли-Фолде, изучили кое-какие следы от шин. Мы собираемся снова поговорить с подростками, с теми, кто был в том доме в пятницу вечером. Мы пытаемся получить ордер на обыск дома Жаков, чтобы посмотреть записи с их камер видеонаблюдения, но я не уверен, что мы его получим. Мы просматриваем материалы всех без исключения камер видеонаблюдения, отсюда и до границ округа. Вдруг какая-нибудь из них засекла ваших детей. А завтра мы поговорим с преподавателями Таллулы и работодателем Зака. У нас остаются еще десятки версий, которые нужно проверить, и множество вещей, которыми нужно заняться. — Он робко, хотя и ободряюще улыбается Ким. — Мы делаем все возможное, мисс Нокс. Просто не теряйте веру.

Ким натянуто улыбается.

Ее живот сводит от гнева, страха и ужаса. Гнева из-за того, что никто не может сказать ей, где сейчас ее ребенок, страха, что этого никто никогда не узнает, и ужаса перед тем, каково было бы узнать, что Зак сделал Таллуле больно.

— Ну что ж, — говорит Мэгс, громко вздыхая. — Думаю, это все, на что мы можем сейчас надеяться. И нам ничего другого не остается, как просто жить дальше.

Узел в животе Ким затвердевает, она поворачивается к Мэгс.

— Что с тобой, черт возьми? А? Я имею в виду, что, черт возьми, с тобой такое? Наши дети пропали без вести, вот уже три дня. Три дня! А ты лишь стонешь, вздыхаешь, цокаешь языком и вообще ведешь себя так, будто все это просто огромное неудобство. Извини, что я вытащила тебя из паба, из твоего сада, извини, что мешаю тебе жить дальше. Кстати, что там у тебя сегодня, Мэгс, а? Какие планы? Что ты вообще делаешь? Но я скажу тебе одну вещь, которую ты точно не делаешь: ты даже не берешь в голову. Тебе насрать на твоих гребаных детей. Не говоря уже о твоем единственном гребаном внуке.

Чувствуя, что ее тирада подошла к концу, Ким слегка пошатывается. Она с силой зажмуривает глаза, а затем резко их открывает. Она чувствует на своей руке руку инспектора Маккоя и стряхивает ее.

— Со мной все в порядке, — говорит она сдавленным шепотом. — Все в порядке. Я еду домой. — Она выпрямляется и добавляет: — Спасибо, детектив. Пожалуйста, держите меня в курсе событий.

Затем она шагает прочь от полиции, собак и любопытных соседей, от Мэгс с ее отвисшей челюстью и Саймона с его жутким взглядом. Она садится в машину и едет на ней в свой тупик, где, пока глохнет двигатель, сидит, уткнувшись лицом в руль. Слезы катятся по ее лицу, а она снова, и снова, и снова повторяет: «Таллула, Таллула, Таллула».

— 22 –

Сентябрь 2018 года

Софи ловит себя на том, что, вернувшись из дома Ким Нокс, бесцельно кружит по территории школы. Теоретически это призвано помочь ей очистить голову, перезагрузить мысли, попытаться снова вернуться в рабочий режим. Но, когда ее полный надежды взгляд падает на первого встречного, она понимает, что ищет Лиама.

Она оправдывает свои поиски красивого молодого человека на территории здания, где работает директором ее партнер, тем, что, если она сможет просто сбросить с себя загадку Таллулы Мюррей, Зака Аллистера и Скарлетт Жак, у нее останется достаточно свободного времени и пространства, чтобы сосредоточиться на работе.

Но внезапно у нее перехватывает дыхание. Она замечает, как из главного здания выходит похожая на Лиама фигура, и когда подходит ближе, то видит, что это действительно он. Ее сердце начинает бешено колотиться, щеки заливает румянец. Она заставляет себя сделать несколько глубоких вдохов, чтобы вернуть себе некоторое подобие спокойствия, прежде чем весело окликнуть его:

— Лиам! Привет! Рада вас видеть!

Он тотчас же узнает ее.

— Софи. Верно? — говорит он, указывая на нее рукой, сложенной наподобие пистолета.

— Верно. Как дела?

— В целом неплохо, — отвечает он. — Я как раз возвращаюсь в свою комнату за книгой для одного студента.

Он говорит это так, будто пытается объяснить свое присутствие здесь, будто она пытается его на чем-то застукать. Софи внезапно вспоминает, что она в некотором роде «жена» директора школы и поэтому ее тоже могут воспринимать как начальницу.

— Понятно, — говорит она, отмахиваясь от его объяснений. — Понятно. Я просто слоняюсь вокруг, лишь бы не браться за работу.

— Да, — говорит он. — Я помню, вы говорили, что вам трудно сосредоточиться. Чем именно вы занимаетесь?

— Я писательница, — говорит она.

Она видит, как его лицо загорается интересом.

— Ого! — говорит он. — Ух ты. Это круто. Вы публикуетесь? Впрочем, наверняка да, иначе вы бы сказали не «писательница», а просто «я пишу роман».

Она смеется.

— Ваша правда, но вы удивитесь, узнав, сколько людей все еще спрашивают меня, публикуюсь ли я, когда я говорю им, что я писательница. Но да, я публикуюсь. И нет, вы вряд ли слышали обо мне, если только вы не датчанин, швед или норвежец. Или по некой странной причине вьетнамец. Мои книги хорошо продаются во Вьетнаме.

Он в замешательстве качает головой.

— Невероятно, — говорит он. — Вот это да! Это, должно быть, просто потрясающе — знать, что ваши произведения издают на разных языках, что все эти люди в других странах читают ваши книги. Кстати, что это за романы?

— Маркетологи называют их «уютными детективами».

Он кивает.

— Да, — говорит он. — Кажется, я слышал о таком. Типа преступления без насилия?

— Да, — она улыбается. — Что-то типа того.

— О боже, — говорит Лиам, — я бы с удовольствием прочитал такую книжку. Вы пишете под своим именем?

— Нет, у меня есть псевдоним. П. Дж. Фокс.