Ночь, когда она исчезла Джуэлл Лайза

— 23 –

Лиам проучился в «Mейпол-Хаусе» уже более двух лет, когда в середине учебного года там появилась Скарлетт Жак. В отличие от него она была не пансионером, а лишь дневной ученицей, местной, их семья недавно переехала сюда с Гернси.

В первое утро весеннего семестра она в наушниках и мини-юбке появилась в столовой. Тогда она еще выглядела женственно. Темные волосы, заплетенные в две косы, короткая челка и пирсинг в брови. Она выглядывала из огромного зеленого шарфа, замотанного высоко на шее, словно змея, появляющаяся из корзины, слегка дрожа в тонком шерстяном свитере, хотя в школьном зале было тепло.

Лиам увидел, как она берет с витрины еду: булочки, ветчину, миску кукурузных хлопьев, горячий шоколад, вареное яйцо. Новичка всегда легко узнать по тому, какую гору еды он накладывает на свой поднос с завтраком. Затем она постояла мгновение, держа поднос перед собой и согнув локти, как крылья птенца, и огляделась поверх своего огромного шарфа. Лиам снова заметил, как она вздрогнула и направилась к пустому столу рядом с батареей отопления. Некоторое время он наблюдал за ней, глядя на то, как она розовыми ногтями очищала яйцо.

Потом Лиам не видел ее несколько дней. В следующий раз, когда он ее увидел, она была окружена толпой. Это был совершенно иной статус — никакой дрожи, никаких тревожных глаз поверх шарфа, закрывавшего половину лица. Менее чем за неделю из очаровательной девочки-новичка она превратилась в неприступную пчелиную матку.

Лиам открыто преследовал Скарлетт в те хмурые январские дни. Он был фермер, деревенский парень: если вам понравилась девушка, нет смысла сидеть и надеяться, что она поймет это сама. Сначала она, казалось, сопротивлялась его чарам. Очевидно, он был не ее типа — слишком здоровенный, слишком аккуратный, недостаточно умный, недостаточно странный.

— Ты знаешь, в чем проблема, Лиам Бейли? — сказала она ему однажды вечером в студенческом баре. — Ты слишком симпатичный. Для меня ты чересчур красив.

И он ударил кулаком по воздуху и сказал:

— Да!

Потому что быть слишком красивым — это препятствие они могли преодолеть.

Наконец во время февральских каникул, когда школа была почти пуста, а большинство подружек Скарлетт разъехались по домам, они поцеловались. Она пригласила его в местную школу верховой езды, и они взяли на день пару лошадей. На ней был темно-синий джемпер и темно-синяя стеганая куртка, которая, как он подозревал, принадлежала ее матери, и в своем шлеме для верховой езды она внезапно стала похожа на одну из деревенских девочек. Когда они целовались, ее щеки разрумянились, воздух вокруг них был наполнен дрожащим паром их дыхания, и тогда Лиам понял: впервые в своей жизни он по-настоящему, точно так же, как когда-то его родители, безумно влюбился.

Когда каникулы закончились и ее друзья вернулись в Мейпол, Лиам ожидал, что его оттеснят, но вместо этого его приняли во внутреннее святилище банды Скарлетт.

Мими. Джейден. Рокки. Ру.

Все они изучали предметы, связанные с искусством, и в отличие от Лиама были яркими, шумными личностями. Они обращались с ним как с талисманом, как с домашним медведем. Они дразнили его и называли «Бубс», потому что им казалось, что он похож на певца Майкла Бубле, хотя на самом деле он был ничуть на него не похож. Они копировали его легкий западный говорок, подшучивали, мол, там у вас привыкли трахать овец и жениться на кузинах, и Лиам не возражал, потому что ему был близок такой юмор. Он тоже любил дразнить людей, выводить их из себя. Он называл банду Скарлетт «армией поклонниц», потому что они зависали вместе лишь тогда, когда Скарлетт была рядом. Они никогда не тусовались без нее, и часто кого-то из них можно было увидеть в одиночестве на территории кампуса, где они бесцельно слонялись, уставившись в свои телефоны, и тогда Лиам спрашивал:

— Что вы делаете?

— Ждем Скарлетт, — отвечали они.

За тот первый год Скарлетт резко изменилась: из милой девочки, что любила иногда покататься на лошадях и заплетала волосы в косички, она превратилась в девушку, которая с помощью фальшивого удостоверения личности делала в Сохо татуировки и экспериментировала с наркотиками класса А. Она остригла свои темные волосы и осветлила их. Она проколола губу, нос, язык. (Лиам ненавидел пирсинг языка, каждый раз, когда он видел, как тот мелькал у нее во рту, у него сводило живот.) Она перестала носить женственную одежду и стала одеваться как двенадцатилетний мальчишка из Бронкса. Лиам не возражал. Когда они были вдвоем, она была обычной Скарлетт, простой и понятной, той, которую он полюбил с того самого первого дня, когда увидел, как она чистила вареное яйцо.

В «Мейпол-Хаусе» они пробыли вместе полтора года. Лиам был легок в общении и незамысловат — идеальный фон для Скарлетт, ее настроения и ее странных подруг, и какое-то время он фактически жил в доме Скарлетт в соседней деревне — в «Темном месте». Слова были бессильны описать великолепие ее дома. Лиам за свою жизнь повидал множество потрясающих загородных домов, но ни один из них не был так красив, как дом Скарлетт. В то время он пребывал в состоянии нескончаемой реконструкции: фургоны строителей на подъездной дорожке, вой дрелей, грохот молотков, квадраты краски темных тонов на стенах, которые снова закрашивались, повсюду образцы обоев, коробки с дорогой плиткой.

Ремонтом дома занималась мать Скарлетт. Джосс была именно такой, какой вы бы представили ее себе: крикливая, властная, самовлюбленная. За те полтора года, что они были вместе, Лиам видел отца Скарлетт всего пару раз. Мартин Жак работал в Сити, и у него была квартира в Блумсбери. Худой, отстраненный, с челкой серебристых волос и почти постоянно подергивающейся щекой.

А еще был старший брат Скарлетт, Рекс, почти ровесник Лиама, классный парень, того типа, что ему нравились, хоть и довольно самоуверенный и порой шумный, во многом сын своей матери.

Семья Скарлетт любила Лиама. Он даже сумел почувствовать себя членом этой семьи, частью мебели. У Джосс всегда находилась для него какая-нибудь работа. Протекающий сифон под раковиной в кухне, который нужно подтянуть. Электрочайник, который нужно починить. Машина, которую нужно отвезти в гараж для техобслуживания. И он был счастлив быть тем практичным парнем, на которого всегда можно положиться; тем, кто знает, как задать новый режим велотренажеру или уберечь вашу лужайку от лис.

А затем все изменилось. В июне 2016 года Скарлетт получила аттестат зрелости, после чего вся их семья отправилась на большую часть лета в круиз — Лиам получил приглашение присоединиться к ним, но он был нужен дома, потому что у отца болела спина. К тому времени, когда Скарлетт вернулась из своего путешествия, а Лиам — из Котсуолдс, у них не было ни минуты, чтобы побыть вместе, прежде чем Скарлетт начала изучать курс изящных искусств в Мэнтонском колледже. Лиам же оставался в Mейпол-Хаусе, чтобы пересдать свой последний экзамен на аттестат.

Без их регулярных совместных перекусов, без свободных перемен между уроками, когда они тайком пробирались в комнату Лиама в жилом корпусе, чтобы заняться сексом или просто посмотреть телевизор, без постоянной близости друг к другу все это, казалось, ускользало от них, легкость и родство, и ближе к концу первого семестра, незадолго до Рождества 2016 года, Скарлетт отвела Лиама в паб «Лебедь и утки», купила ему пива, рыбы с жареной картошкой и сказала, что, по ее мнению, будет лучше, если они останутся просто друзьями. Лиам лишь пожал плечами и сказал:

— Да, в принципе, я знал, что это произойдет.

— Ты расстроен? — спросила она, широко раскрыв глаза и задумчиво прикусив нижнюю губу.

— Да, — ответил он. — Я расстроен.

— Извини, — сказала она, хватая его за руку.

— Тебе не нужно извиняться. Ты молода. Жизнь продолжается. Я понимаю.

— Могу я изменить свое мнение?

Он рассмеялся.

— Только если ты изменишь его в следующие пятнадцать минут. А потом забудь об этом.

Она уронила голову ему на плечо, а затем снова посмотрела на него и сказала:

— Я могла бы просто уйти в самоволку, не спрашивая тебя. У меня могло снести крышу. Я могла бы… не знаю… я могла бы натворить ужасные вещи.

— Не говори глупостей.

— Нет, — сказала она. — Я серьезно. Ты — то, что держит меня в узде. Ты как скала. И я отсекаю себя от тебя. И я не знаю, что будет дальше.

— Я никуда не уеду, — сказал он игриво. — Я собираюсь остаться здесь, — он указал в окно паба через общежитие школы.

— Да, но… — Она умолкла, и он увидел, как по ее лицу промелькнуло что-то зловещее.

— Что такое? — спросил он. — Что случилось?

— Ничего, — сказала она. — Ничего не случилось.

Она выдавила неубедительную улыбку, они на некоторое время обнялись, и Лиам вдыхал ее запах и изо всех сил старался не заплакать, не хотел показывать ей, что она убивает его.

На Рождество Лиам уехал домой. Он был растерян и подавлен, но никто этого не заметил, потому что в его доме никогда не было тишины. У него было три брата и сестра, а теперь еще племянники и племянницы. А еще были коровы, у которых нужно было принимать отел, заборы, которые нужно было починить, и тюки сена, которые нужно было перетаскивать, и к тому времени, когда в январе Лиам вернулся в Мейпол-Хаус, он почти выкинул из головы Скарлетт. Почти, но не совсем.

Через несколько дней он решил отказаться от своей последней пересдачи. Он записался на нее лишь затем, чтобы быть ближе к Скарлетт, а без Скарлетт он был в школе, полной учащихся моложе его. Его оценок хватало для поступления в сельскохозяйственный колледж. Здесь ему больше нечего было делать. Он планировал покинуть Mейпол-Хаус и вернуться домой, чтобы несколько месяцев помогать отцу с фермой, но в тот день, когда он собрался уезжать, ему позвонила Скарлетт.

— Ты мне нужен, Бубс, — сказала она.

Голос Скарлетт было не узнать. Он звучал совершенно иначе. Она как будто была чем-то напугана.

— Что? — спросил он. — Что стряслось?

— По телефону сказать не могу. Можешь приехать сюда? К дому? Пожалуйста?

Лиам оглядел свою комнату: наполовину упакованные сумки, пустые книжные полки. Целая глава его жизни завершалась, и он был готов начать следующую. Он собирался отправиться в путь в шесть часов, а сейчас было уже почти три. Он вздохнул, опустил плечи и сказал:

— Конечно. Конечно. Буду там примерно через пару часов.

— Нет, прямо сейчас. Пожалуйста. Приезжай прямо сейчас!

Он снова вздохнул.

— Нет проблем, — сказал он. — Буду там в десять.

— И что это было? — спрашивает сейчас Софи. — Чего хотела Скарлетт?

— У нее было что-то вроде нервного срыва, — отвечает Лиам. — Она дрожала, она сжалась в позе эмбриона. Ее мать считала, что она это нарочно, чтобы привлечь к себе внимание. — Лиам пожимает плечами. — Может, так оно и было. Я не знаю. Но я знал, что не могу оставить ее. Знал, что я все еще ей нужен. Я сказал отцу, что пока еще не приеду домой, и на время переехал к ней. Затем здесь, в школе, появилась вакансия помощника учителя, и я подумал, почему бы мне на несколько недель не податься в помощники, просто чтобы оставаться рядом со Скарлетт. — Он вздыхает. — И да, я все еще здесь, больше года спустя.

— Почему? — спрашивает Софи. — Почему вы не вернулись домой, когда Скарлетт уехала?

— Просто я… — Он морщит лицо. — Я не знал, что она не вернется. Я думал, они просто уехали на лето. А потом наступил сентябрь, а они все не возвращались. И тогда я подумал, что они вернутся на Рождество, но они не вернулись. Затем наступил 2018 год, и Скарлетт вообще перестала отвечать на мои сообщения и телефонные звонки, и я подумал: ну что ж, теперь у нее новая жизнь. Все кончено. Но мне здесь понравилось. И я остался.

— А вечеринка у бассейна, — мягко спрашивает она, не желая давить на него. — Что же случилось той ночью?

Он поднимает глаза и вздыхает.

— Бог мой! Кто знает. Лично я знаю лишь одно: я понятия не имею, почему они вообще были там. Тот парень, Зак, я бы сказал, он был не в духе. Я чувствовал, что между ним и его девушкой что-то не так. В пабе у меня возникло такое чувство, что девушка не хотела ехать домой к Скарлетт, что ему пришлось ее уговаривать. А потом, оказавшись там, у Скарлетт, они просто чувствовали себя не в своей тарелке. Им явно не хотелось сюда приезжать, и они держались особняком. Было видно, что у парня что-то на уме. Он как будто ревновал, завидовал…

— Завидовал? Кому? Чему?

Лиам моргает, и она замечает, как он задерживает дыхание.

— О господи, я не знаю. Может, размеру дома, богатству и все такое прочее. В любом случае атмосфера была натянутой. А моя подруга Лекси — она тоже здесь живет, дочь Керрианны…

Софи кивает.

— Она собралась ехать обратно в школу, и к тому времени я тоже порядком устал, и мы предложили этой паре подвезти их обратно в деревню, и девушка сказала: да, было бы здорово. Но он сказал: нет, мы остаемся. Я видел, как он затащил ее обратно в кресло, и мне стало ее очень жаль. И я, конечно же, рассказал тогда все это полиции, и я думаю, что мать девушки, Ким, по-моему, она подумала, что с ним что-то не так. Что это как-то связано с ним. Что он ее убил. А потом неким образом исчез. Но согласитесь, разве не странно, что не осталось никаких улик? Вот что меня всегда смущало. Они были там, а потом пропали. Ни капли крови, ни запаха смерти. Двое здоровых молодых людей были и пропали. В этом нет никакого смысла. Или есть?

Он опускает глаза на телефон Софи и смотрит на фотографию кольца.

— А теперь, — говорит он, пальцами увеличивая изображение, — все начинается сначала.

— 24 –

Февраль 2017 года

Сквозь причудливые кованые ворота Таллула смотрит на длинную подъездную дорожку, на дом Скарлетт, что виднеется из-за крон деревьев на вершине невысокого холма. Похоже, до него отсюда еще добрая миля. Она протаскивает велосипед через узкую пешеходную калитку сбоку от ворот, а затем снова садится на него и едет дальше.

Она не знает, что делает и почему. Просто у нее такое чувство, что стены ее жизни сжимаются вокруг нее и ей всего на минуту нужно найти в них брешь, чтобы вдохнуть воздуха.

Подъезжая к дому, она тихонько ахает. Это дом из сказки, дом, который вам снится, а на следующее утро вы просыпаетесь и с грустью понимаете, что он не настоящий.

Она прислоняет велосипед к стене и, хрустя белым гравием, шагает к входной двери.

На миг она думает: может, ей стоит позвонить Скарлетт? Дать ей возможность притвориться, что ее здесь нет, или спрятаться. Но она смотрит на время и видит, что Зак вернется с футбола всего через час, и она проделала весь путь, и она очень, ну очень хочет увидеть Скарлетт. Она нажимает на дверной звонок, откашливается, трогает волосы, снова откашливается и мгновение спустя слышит женский голос: «Иду!» И это она, Скарлетт, она приближается, открывает дверь, и Таллула ловит себя на том, что затаила дыхание, и когда дверь открывается и взгляд Скарлетт падает на нее, возникает крошечная доля секунды, когда кто-то должен что-то сказать, но никто ничего не говорит, и Таллула уже готова сказать: «Ладно, я пойду». Но прежде чем слова слетают с ее губ, Скарлетт слегка встряхивает головой, моргает и говорит:

— Боже мой. Таллула из автобуса!

В поле зрения появляется огромный пес. Это пес с автопортрета Скарлетт в корпусе художественного факультета колледжа. Он гигантский.

— Привет, — говорит Таллула. — Извини, что я без предупреждения, но я болтала с Мими, и она сказала, что если я увижу тебя в деревне, то должна передать привет и сказать, чтобы ты вышла на связь, а потом я и вправду увидела тебя в деревне, но ты была в машине и уехала прежде, чем я успела что-то сказать, и девушка в магазине, я вроде как ее знаю, сказала мне, где ты живешь, и я просто подумала… почему бы не поехать и не передать тебе сообщение лично? Типа того.

— Ты писала мне по электронной почте?

— Ага, после того, как видела тебя в деревне.

— И я не ответила.

— Не ответила. Но это нормально. Абсолютно нормально. Я не рассчитывала получить ответ.

— Как ты сюда попала?

Таллула кивает в сторону велосипеда.

— Э-э-э… приехала на велике.

Пес прошел мимо Скарлетт и теперь стоит рядом с Таллулой, шумно дыша.

— Можно мне?.. — спрашивает она. — Можно мне его погладить?

— Конечно, можно. О господи, что за вопрос! Он обожает, когда его гладят посторонние люди. Он сущая шлюха.

Таллула прижимает ладонь к густой собачьей шерсти и улыбается.

— Я помню, — говорит Скарлетт. — Ты любишь собак. Ты говорила, что хочешь завести собаку. И как, удалось?

Таллула качает головой и приседает, чтобы оказаться на уровне морды пса.

— Как его зовут? — спрашивает она, почесывая его огромные брыли.

— Тоби.

— Да, типичный Тоби.

На миг кажется, что сказать больше нечего. Таллула выпрямляется.

— Ладно, — говорит она. — Это все. Просто Мими просила передать тебе, чтобы ты перестала вести себя как идиотка и рассказала всем, что с тобой, потому что они беспокоятся о тебе.

Она смотрит на Скарлетт, оценивая ее реакцию на свои слова. Она замечает, что Скарлетт сильно похудела, ее волосы отросли и стали видны их удивительно темные корни, и одета она совсем не так вычурно, как раньше в колледже, — в простые джинсы и старую толстовку с надписью «Яхт-клуб Гернси» и небольшим красно-белым флагом.

— Хочешь войти? — спрашивает она.

— Э-э-э… да. Конечно. Ты не возражаешь?

— Нисколько.

— Я не могу оставаться долго, мне нужно быть дома к двум. Поэтому…

— Давай выпьем чаю, — говорит Скарлетт. — Дома никого нет, так что здесь тихо и спокойно.

Таллула следует за Скарлетт через коридор в необычную кухню, похожую на огромный стеклянный ящик, прикрепленный к задней части дома. Даже в этот пасмурный день здесь ослепительно светло. На глянцевых рабочих поверхностях и шкафчиках мерцает штук двенадцать галогенных ламп. Изящный деревянный стол, окруженный серыми бархатными обеденными стульями, расположен рядом с огромными раздвижными дверями, которые выходят на открытую террасу, а сразу за ней — нечто похожее на бассейн, затянутый брезентом. Над головой — люстра из оргстекла с красными бусинами. Стены — выкрашенная в белый цвет кирпичная кладка, увешанная абстрактными полотнами. На другом конце стеклянной коробки расположена зона отдыха с голубым угловым диваном и самым огромным плазменным экраном, какой Таллула когда-либо видела.

Пес следует за Таллулой, а когда она садится, опускается у ее ног.

— Гостей он любит больше, чем свою семью. Это страшно обидно, — поясняет Скарлетт, затем наполняет чайник и включает его.

Таллула улыбается.

— Он милый. Вам с ним крупно повезло. — Она секунду молчит. — Итак, — говорит она снова. — У тебя есть сообщение для меня, чтобы я передала его Мими и прочей компании?

Скарлетт, стоящая к ней спиной, вздыхает.

— Не хочу иметь ничего общего с Мими. Или Ру. Вообще с кем-то из них. Так что нет. Только не говори им, что видела меня.

— Понятно, — говорит Таллула. — Вы поссорились?

— В принципе, нет. Просто я… — Она открывает дверцу холодильника, достает бутылку и спрашивает: — С молоком?

Таллула кивает.

— Это сложно, — продолжает Скарлетт. — Я бы не хотела говорить об этом.

Она заканчивает заваривать чай и ставит кружки на стол.

— Как дела в колледже? — спрашивает она.

Таллула пожимает плечами.

— Скучища.

— Я забыла, что ты там изучаешь?

— Социальные науки и социальную работу.

— То есть ты хочешь стать социальным работником?

— Да, — Таллула кивает и берет свой чай. — Таков план.

— Что ж, это очень достойно. Ты явно хороший человек.

Таллула нервно смеется.

— А ты? Кем ты хочешь быть?

— Лучше всего мертвой, — мрачно отвечает Скарлетт. — Да-да. Было бы хорошо умереть. — Затем она быстро спохватывается и спрашивает: — Хочешь увидеть кое-что реально потрясающее?

— Э-э-э… да… Конечно… — неуверенно отвечает Таллула. Она ставит чай и встает. Пес неуклюже следует ее примеру.

— Итак, — говорит Скарлетт, — серьезно, тебе нельзя никому об этом рассказывать, договорились? Ни единой душе. Это в чистом виде вынос мозга, и я буквально единственный человек во всем мире, который об этом знает, и через минуту ты будешь буквально вторым человеком в мире, который об этом узнает. Могу я доверять тебе?

Таллула кивает.

— Да, — говорит она. — Конечно.

Взгляд Скарлетт на секунду задерживается на Таллуле, как будто оценивая ее. Затем она улыбается и говорит:

— Давай. Иди сюда.

Они идут через весь дом, через уютные уголки и комнаты с роялем, комнаты для обуви, коридоры, кабинеты, столовые, гостиные и будуары и, наконец, доходят до маленькой двери в углу того, что Скарлетт называет «крылом Тюдоров». Комната небольшая, в ней только черный лакированный письменный стол, латунный торшер с красным бархатным абажуром и произведение современного искусства, свисающее с древней, обшитой деревом стены. Дверь деревянная, с защелкой.

— Итак, — говорит Скарлетт, открывая дверь и глядя вверх, — эта лестница ведет в светелку башни. — Она отходит в сторону, чтобы Таллула могла заглянуть. Это каменная винтовая лестница, очень маленькая и очень узкая. Вроде тех, по которым туристы поднимаются на башни соборов и тому подобное.

— Ого, — говорит она, — вот это да!

— Это точно, но это не самое удивительное. Удивительное вот что.

Скарлетт опускается на колени и достает из заднего кармана джинсов странный инструмент. На вид он старинный, слегка заржавевший, с длинной ручкой с плоским наконечником на конце, который она вставляет в нижнюю часть первой ступеньки, а затем использует как рычаг, чтобы сдвинуть камень с места. Осторожно вынув кусок камня, она кладет его позади себя. В отверстие врывается холодный сквозняк, и Таллула слегка вздрагивает.

— Я нашла эту книгу, — поясняет Скарлетт, просовывая руку в отверстие на лестнице. — Историю этого дома. И там было что-то про тайный подземный ход. Как туннель для побега. Это крыло было построено во время гражданской войны в Англии в 1643 году, и архитектора попросили предусмотреть потайной туннель на тот случай, если обитателям дома понадобится спрятаться или убежать. И, — она пытается ухватиться за что-то внутри дыры, и ее лицо искажается, — чертежи были уничтожены в пламени пожара, в результате которого сгорела половина здания. Собственно, именно поэтому его и прозвали «Темным местом». Из-за черного круга, что окружал дом после пожара, из-за обугленного леса.

Итак, дом был заброшен и пустовал почти семьдесят лет, пока его не купила по-настоящему крутая молодая пара из Лондона, вероятно что-то вроде нынешних хипстеров, которым захотелось иметь дом с характером. Именно они добавили к нему георгианское крыло. В то время это считалось писком суперсовременной моды, никто не мог поверить своим глазам, о нем говорила вся деревня. В любом случае эта пара понятия не имела, где находится туннель, и потратила годы на его поиски. Будучи уже старыми, они вернулись в Лондон, так и не найдя его, а к 1800-м годам все уже считали, что это миф. Что его никогда не существовало.

А затем, в начале 2017 года, молодая женщина по имени Скарлетт Жак, которой весь день было нечем заняться, потому что она взбрыкнула и бросила колледж, была подавлена и ей стало невероятно скучно, задалась целью найти туннель. И наконец спустя много-много дней ей в голову пришла идея. Что, если?.. — Она поднатуживается и, слегка задыхаясь, тянет за что-то в яме. Внезапно она приподнимает всю каменную панель, снимает ее и кладет рядом с первым куском камня. — Что, если, — продолжает она, — архитектор решил, что лучшее место для начала подземной лестницы — у основания лестницы надземной? И что, если эта странная металлическая штуковина, что висит на крючке на складе с того дня, как мы сюда переехали, что, если это ключ к ее крышке? — Она откидывает голову и убирает с лица волосы. — И о чудо! — говорит она Таллуле, размахивая рукой над отверстием, — она была чертовски права.

У Таллулы отвисает челюсть. Она смотрит в дыру, затем на Скарлетт.

— О господи, — шепчет она. Пес обнюхал камни и теперь проходит мимо Таллулы, чтобы заглянуть в нору, с шумом втягивая в себя воздух.

— Хочешь спуститься и заглянуть внутрь? — спрашивает Скарлетт, включая фонарик на телефоне.

— Э-э-э… я не уверена. Я и вправду должна вернуться. И у меня арахнофобия. Серьезно. Полномасштабные панические атаки.

— Просто пойдем, посмотрим комнату у подножия лестницы. Обещаю, пауков там нет. Там действительно круто. Пойдем.

В подсознании Таллулы мелькает пугающая картинка: она сидит в кишащем пауками туннеле, смотрит вверх на Скарлетт, которая маниакально хихикает и ставит каменную крышку на место.

Таллула никому не сказала, что идет сюда. В доме больше никого нет. Все, что здесь есть, — это велосипед ее матери, от которого Скарлетт может легко избавиться. Ей ничего не стоит запечатать Таллулу там, внизу, и никто никогда не услышит ее, и никто никогда ничего не узнает.

Она вспоминает автопортрет Скарлетт в здании факультета живописи в Мэнтонском колледже, нож для разрезания торта с кровью на нем, пистолет, свежее бьющееся сердце на тарелке, и ловит себя на мысли о том, что она ее почти не знает. Кто такая Скарлетт Жак? Что она собой представляет?

Но затем она смотрит на Скарлетт и видит перед собой шикарную девушку из колледжа, девушку, которой все подражают, и эта девушка с игривой улыбкой оглядывается на Таллулу и говорит:

— Давай. Я тебя не съем.

И она, цепляясь руками за влажные кирпичные стены, пока ступеньки ведут вниз, следует за ней в дыру.

— 25 –

Июль 2017 года

Июнь переходит в июль. Ною исполняется год, затем тринадцать месяцев. Ким бросает подработку в агентстве недвижимости, расположенном на их улице. Райан отменяет свой первый отпуск на Родосе без родителей. На календаре на стене кухни Ким видит свой почерк на квадратике 17 июля: «Последний день семестра, Таллула». Она плачет.

Полиция наконец получила разрешение на обыск дома Жаков, но пока не обнаружила ничего подозрительного. Правда, выяснилось, что в ту ночь система видеонаблюдения не работала и все камеры были выключены.

— Это моя вина, — сказала Джосс Жак. — Я никогда не следую инструкциям должным образом. Это сводит Мартина с ума.

Вскоре после этого Скарлетт и ее семья улетели в свой дом на Нормандских островах и больше не вернулись.

Ближе к концу июля Ким отменяет свой августовский отпуск в Португалии на небольшом симпатичном семейном курорте с детским садом, который они с Таллулой часами изучали по фотографиям в буклете, представляя, как Ной там играет, заводит новых друзей — к тому времени, возможно, он уже будет ходить, — как плещется в воде детского бассейна с надувными крылышками на руках, в купальном костюме на молнии и панамке от солнца. Когда Ким объясняет свои обстоятельства, женщина на том конце линии проявляет невероятное понимание и полностью возвращает ей деньги. После этого Ким долго плачет.

Бывший муж Ким, Джим, бывает у них наездами. Он остается на несколько ночей, пока может не работать, пока его мать разрешает ему оставить ее, а затем вновь возвращается в Глазго. В каком-то смысле Ким предпочла бы, чтобы он вообще не приезжал. Пользы от его присутствия никакой — ни моральной поддержки, ни практической помощи по дому, только лишняя еда, которую нужно покупать, вечные чашки чая и простыни в стирку.

В начале августа он снова приезжает, и как только он входит в дом, Ким понимает, что с ним что-то не так. Он выглядит измученным и напряженным.