Время милосердия Гришэм Джон

– Знаете, босс, если бы вы завтракали здесь хотя бы раз в месяц, то все голоса были бы ваши.

– Хватило бы и семидесяти процентов.

Официантка положила им на столик воскресную джексонскую газету и улыбнулась Оззи. Тейтум стал изучать спортивный раздел, шериф заглянул в раздел новостей штата. Подняв голову от газеты, он увидел на стене кафе два больших расписания футбольных матчей команды университета в Оксфорде и команды университета штата в 1990 году. Вокруг расписаний висели флажки обеих команд и черно-белые фотографии позирующих игроков прошлых лет – сплошь белых, из другой эпохи.

Оззи играл за колледж Клэнтона и мечтал стать первым чернокожим игроком оксфордской команды, но его туда не взяли. В составе уже было двое черных, и Оззи решил, что его сочли лишним. Тогда он поступил в университет Алкорн, проучился там четыре года, был принят в команду в десятом круге и зачислен в состав «Лос-Анджелес Рэмс». Сыграл в одиннадцати матчах, потом повредил колено и снова оказался в Миссисипи.

Изучая лица прежних звезд, он размышлял, сколько из них действительно играли в профессиональный американский футбол. В НФЛ пробились еще двое чернокожих игроков из округа Форд, но их фотографий на стене не было, как и его.

Оззи приподнял газету и попытался прочитать заметку, но отвлекся. Вокруг обсуждали погоду, приближающийся ураган, клев окуня в озере Чатулла, смерть всем известного старика-фермера, недавние выкрутасы сенаторов штата в Джексоне. Притворяясь, будто читает, он прислушивался и пытался представить, о чем они станут говорить после его ухода. О том же самом? Вряд ли.

Оззи знал, что в конце 60-х годов в «Опилках» собирались «горячие головы», собиравшиеся строить частную школу в ответ на предательские решения Верховного Суда об отмене сегрегации. Школа выросла на подаренном кем-то участке за пределами Клэнтона – железный барак, где учителям недоплачивали и где учеба обходилась недорого, хотя энтузиастов и эта цена не устраивала. Школа продержалась считанные годы и закрылась из-за долгов и давления в пользу бесплатных школ во всем округе.

Официантка подала им оладьи и колбасу, налила еще кофе.

– Пробовали когда-нибудь оленью колбасу? – обратился к шерифу Тейтум. За все свои сорок лет он почти не высовывал носа из округа Форд, но часто приходил к выводу, что превосходит эрудицией своего босса, однажды пересекшего Штаты от океана до океана со своей командой НФЛ.

– Такую делала моя бабка, – ответил Оззи. – Я за ней наблюдал. – Он попробовал, пожевал. – Неплохо, правда, островата.

– Я видел, как вы рассматривали фотографии на стене. Не хватает вашей, босс.

– Зачем она здесь, Тейтум? Не надо, обойдусь.

– Это мы еще посмотрим. Какая несправедливость!

– Брось.

Они увлеклись оладьями. Каждой тарелки хватило бы на семейство из четырех человек. Насытившись, Тейтум наклонился к шерифу и спросил:

– Какого вы мнения о будущих похоронах?

– Я ему не родня, Мосс, или ты этого не заметил? Пусть решают его родители.

– Верно, но не получится ведь просто помолиться и опустить его в могилу. Все же он был вашим помощником. Как насчет почетного караула, парадного шага, торжественного салюта? На своих похоронах я хочу толпы людей и рыдающих родственников.

– Ничего, обойдешься. – Оззи опустил нож и вилку, медленно отпил кофе, посмотрел на своего помощника, как на воспитанника детсада, и продолжил: – Тут есть особенность, Мосс: наш бесценный друг Кофер погиб не при исполнении служебного долга. В свободное от службы время он поддавал, кутил, мало ли, чем еще занимался… Трудно будет выбить средства на пышное прощание.

– А если семье захочется шоу?

– Знаешь, там пока фотографируют его труп. Всему свое время. Ешь давай. Надо торопиться.

Когда они добрались до дома Стюарта, Эрла Кофера с племянниками и след простыл. Караул, что называется, устал; наверное, их затребовали домой родные. На подъездной дорожке и в переднем дворе было тесно от автомобилей полиции и прочих машин: двух фургонов лаборатории криминалистики штата, скорой помощи, которой предстояло увезти тело, и еще одной – на всякий случай, двух автомобилей добровольной пожарной команды – без них никогда не обходилось.

Оззи был знаком с одним из следователей штата. Тот коротко ввел его в курс дела, хотя шериф совершенно в этом не нуждался. Пришлось снова разглядывать Стюарта, хотя он никуда не передвинулся с того места, где расстался с жизнью. Разница сводилась к тому, что пятна крови на простынях успели потемнеть, а окровавленные подушки куда-то исчезли. Двое экспертов в защитных комбинезонах тщательно собирали образцы мозга со стены над изголовьем.

– Все как в учебнике, – произнес следователь. – Но мы все равно отвезем его на вскрытие. Паренек, наверное, в окружной тюрьме?

– Где ему еще быть? – Как всегда в подобных случаях, Оззи злило высокомерие сотрудников из столицы штата. Он не был обязан приглашать их на место преступления, но опыт подсказывал, что на процессах убийц присяжные лучше воспринимают объяснения специалистов из полиции штата. Тем быстрее удавалось их убедить.

– У него взяли отпечатки пальцев? – спросил следователь.

– Нет, мы решили предоставить это вам.

– Правильно. Мы заедем в тюрьму за отпечатками, заодно проверим его на следы пороха.

– То-то он ждет не дождется.

Они вышли на воздух. Тейтум закурил, шериф взял у пожарного стаканчик кофе из термоса. Никто не торопился, особенно Оззи. Дверь дома открылась, санитар пятился, толкая каталку с плотно завернутым в простыни телом. Колесики простучали по булыжнику дорожки, носилки задвинули в скорую и закрыли дверцы.

Эрл и Джанет Коферы жили в нескольких милях от Стюарта в низком доме в стиле ранчо 60-х годов, где вырастили троих сыновей и дочь. Стюарт был их старшим, потому и получил в наследство от деда десять акров леса и дом, где жил и умер. Клан Коферов не был богат и не владел обширными угодьями, но всегда отличался трудолюбием, бережливостью и избегал проблем. По южной части округа было разбросано немало их родни.

В 1983 году, впервые баллотируясь в шерифы, Оззи не знал, как голосует эта семейка. Через четыре года, когда Стюарт уже надел форму и гонял на блестящей патрульной машине, Оззи получил все их голоса. Они гордо выставили перед своим домом его предвыборные плакаты и даже выписали небольшие чеки в пользу избирательного фонда шерифа Уоллса.

Сейчас, в это ужасное воскресное утро, все они ждали, чтобы Оззи засвидетельствовал им свое почтение и ответил на вопросы. С целью продемонстрировать им свою поддержку прикатили не только шериф и помощник Тейтум, но и еще одна машина, с Луни и Маккарвером – двумя другими белыми помощниками шерифа. Миссисипи есть Миссисипи; Оззи давно усвоил, когда надо использовать своих белых помощников, а когда – чернокожих.

Как и следовало ожидать, длинная подъездная дорожка была уставлена легковыми автомобилями и пикапами. На террасе ждала, покуривая, группа мужчин. Тейтум нашел, где припарковаться, они вышли и зашагали через лужайку навстречу родне убитого, их хмурым приветствиям. Обе пары, Оззи с Тейтумом и Луни с Маккарвером, стали пожимать руки, соболезновать, горевать вместе с семьей. Эрл поднялся им навстречу и поблагодарил за то, что приехали. Глаза у него были заплаканные, он сам выглядел хмурым. Оззи только и оставалось, что сжимать его ладони обеими руками и слушать всхлипы. Вокруг шерифа собралась целая толпа, желавшая услышать что-нибудь новое.

Видя их печальные, встревоженные взгляды, Оззи кивал, напуская на себя такую же скорбь.

– Вообще-то я мало что могу добавить к тому, что вы уже знаете, – начал он. – Вызов был принят в два сорок ночи, позвонил сын Джози Гэмбл и сообщил, что его мать избита и, кажется, мертва. Приехав, мы нашли мать в кухне, без сознания, при ней была ее четырнадцатилетняя дочь. Девочка сказала, что ее брат стрелял в Стюарта. Стюарта мы увидели в спальне, на кровати. Ему один раз выстрелили в голову из его служебного пистолета, лежавшего рядом на кровати. Парень, Дрю, отказывался говорить, поэтому мы его забрали. Сейчас он в следственном изоляторе.

– Вы уверены, что это его рук дело? – спросил кто-то.

Оззи покачал головой.

– Пока у меня мало сведений. По правде говоря, я выложил вам почти все, что мы знаем. Добавить мне нечего. Может, что-нибудь появится завтра.

– Его же не выпустят?

– Нет. Думаю, суд скоро назначит ему адвоката, и система возьмет парня в оборот.

– Его будут судить?

– Понятия не имею.

– Сколько лет мальчишке?

– Шестнадцать.

– С ним могут поступить как со взрослым и приговорить к смертной казни?

– Это решит суд.

Стало тихо. Одни смотрели себе под ноги, другие вытирали глаза.

– Где Стюарт сейчас? – тихо спросил Эрл.

– Его увезут в Джексон, в криминалистическую лабораторию штата, для вскрытия. Потом тело отдадут вам с миссис Кофер. Я бы хотел увидеть Джанет, если можно.

– Даже не знаю, шериф, – произнес Эрл. – Она лежит, рядом с ней сестры. Не уверен, что она захочет кого-то видеть. Дайте ей время.

– Разумеется. Прошу, передайте ей мои соболезнования.

Подъехали еще две машины, на дороге притормозила третья. Оззи потоптался еще несколько минут и, извинившись, попросил его отпустить – дела. Эрл и все остальные поблагодарили шерифа за сочувствие, он пообещал позвонить завтра и сообщить новости.

4

Целую неделю, не считая воскресенья, Джейк Брайгенс, уступая зловредному будильнику, покидал постель очень рано – в 5.30 утра. Шесть раз в неделю он брел ранним утром к кофейнику, тыкал на нем кнопку и закрывался в своей собственной ванной на первом этаже, подальше от спящих жены и дочери. Там он пять минут проводил под душем, еще пять минут посвящал завершению утреннего ритуала, потом одевался в то, что приготовил с вечера. Взбежав наверх, Джейк наливал себе чашку черного кофе, возвращался в спальню, целовал на прощание жену, забирал кофе и ровно в 5.45 закрывал дверь кухни и выходил на задний крытый дворик. Шесть раз в неделю он ехал по темным улицам Клэнтона на красивую площадь с величественным зданием суда, изучая по пути пробуждающуюся жизнь, оставлял автомобиль перед своим офисом на Вашингтон-стрит и шесть раз в неделю ровно в 6 утра входил в одно и то же кафе, где либо слушал, либо сам заводил разговоры, пока ел кукурузную кашу с белым хлебом.

Но на седьмой день недели Джейк отдыхал. В этот день его будильник безмолвствовал, поэтому они с женой могли валяться в кровати, сколько душе угодно. Для Джейка, впрочем, валяние закончилось в 7.30. Велев Карле спать дальше, он варил в кухне яйца и жарил тосты, чтобы принести завтрак, кофе и сок ей в постель. Так происходило в обычные воскресные дни.

Но это воскресенье было особенное. В 7.05 зазвонил его телефон, а поскольку жена настаивала, чтобы телефон стоял на его ночном столике, Джейк был вынужден ответить.

– На твоем месте я бы на пару дней покинул город, – прозвучал в трубке низкий хриплый голос Гарри Рекса Боннера, наверное, лучшего, а то и единственного его друга.

– И тебе доброе утро, Гарри Рекс. Лучше бы оно было добрым.

Гарри Рекс, способный и хитроумный адвокат по бракоразводным делам, был в курсе всех темных делишек в округе Форд и чрезвычайно гордился тем, что узнавал про новости, грязь и слухи раньше любого, кто носил значок.

– Ночью Стюарту Коферу всадили пулю в башку. То есть шлепнули. Оззи запер в изолятор сынка его подружки, шестнадцатилетнего паренька, еще не начавшего бриться. Он ждет адвоката. Уверен, судья Нуз уже в курсе и размышляет, кого назначить.

Джейк сел и подложил под спину подушки.

– Стюарт Кофер мертв?

– Мертвее не бывает. Парень вышиб ему мозги, пока он дрых. Тянет на вышку. За убийство копа в этом штате в девяти случаях из десяти прописывают газ.

– Разве не ты оформлял ему развод?

– Первый, а не второй. Мы не поладили из-за гонорара, и он на меня рассердился. Когда позвонил насчет второго, я послал его куда подальше. Оба раза Кофер женился на психопатках, но что поделать, когда у человека страсть к сомнительным женщинам, особенно в обтягивающих джинсах.

– Дети у него есть?

– Я не в курсе. Как и он.

Карла успела встать и ждала рядом, хмурясь, будто слушала вранье. Три недели назад помощник шерифа Стюарт Кофер выступил в школе, перед ее шестиклассниками, с отличной лекцией об опасности незаконного хранения наркотиков.

– Парню всего шестнадцать… – пробормотал Джейк, протирая глаза.

– Слышу голос настоящего либерального адвоката. Ты опомниться не успеешь, как тебе позвонит Нуз. Шевели мозгами! Кто защищал обвиняемого на последнем процессе по делу о тягчайшем убийстве? Забыл Карла Ли Хейли?

– Это было пять лет назад.

– Неважно. Назови другого здешнего адвоката, которому придет в голову приняться за серьезное уголовное дело? Нет таких. А главное, Джейк, в округе больше нет никого, кому достаточно компетенций, чтобы вести дело об убийстве с отягчающими обстоятельствами.

– Еще чего! А как же Джейк Уолтер?

– Запятнал себя. За прошлый месяц Нуз получил две жалобы от его недовольных клиентов и вот-вот обратится по этому поводу в адвокатскую коллегию штата.

Джейк всегда недоумевал, откуда Гарри Рекс о таком узнает.

– Я полагал, его выгнали.

– Да, но он вернулся, мучимый еще более сильной жаждой, чем раньше.

– А Джилл Мейнард?

– Погорел в прошлом году на деле об изнасиловании. Обещал Нузу отказаться от лицензии, пока снова не завяз в неудобном уголовном процессе. И потом, он совершенно не умеет выступать в суде. Нуз как увидит его в зале суда, так корчит гримасы. Назови еще кого-нибудь.

– Назову, если дашь мне минуту на размышление.

– Не трать зря время. Уж поверь мне, Джейк, сегодня тебе позвонит Нуз. Сможешь слинять из страны на неделю-другую?

– Ты шутишь, Гарри Рекс? А кто будет выступать у Нуза в суде во вторник в десять часов утра? Помнишь об этом пустячке, деле «Смоллвуд»?

– Черт, я думал, у нас есть еще неделя.

– Хорошо, что это дело веду я, а не ты. Не говоря уже о таких мелочах, как Карла с ее работой и Ханна с ее учебой. Глупо считать, что мы можем исчезнуть по щелчку пальцев. Нет, я не сбегу, Гарри Рекс.

– Поверь мне, ты горько пожалеешь. От этого дела жди беды.

– Если мне позвонит Нуз, я поговорю с ним по душам. Объясню, почему не гожусь для данного процесса, и предложу позвать адвокатов из другого округа. Ему нравятся те двое из Оксфорда, которые берутся за что ни попадя. Он уже к ним обращался.

– Как я слышал, они провалились с апелляциями смертников. В суде они всегда терпят поражение, сам знаешь. Из-за них апелляции тянутся без конца. Услышь меня, Джейк, тебе ни к чему дело об убийстве копа. Факты против тебя. Политика против тебя. Даже не мечтай, что присяжные посочувствуют твоему клиенту.

– Я все понял, Гарри Рекс. Хватит на меня давить. Дай выпить кофе и поговорить с Карлой.

– Она в душе?

– Нет, а что?

– Сам знаешь, это моя заветная фантазия.

– Позже продолжим, Гарри Рекс.

Джейк повесил трубку и пошел следом за женой в кухню, варить кофе. Весеннее утро было почти теплым, чтобы побыть на крытом дворике, но не совсем. Они уселись за столик в углу, где обычно завтракали, оттуда приятно рассматривать цветущие на дворе розовые и белые азалии. Собака, недавняя их попытка спасти живое существо, по кличке Малли, пока позволявшая ее кормить, но больше никак их не радовавшая, встала со своей подстилки в туалете и уставилась на дверь. Джейк выпустил ее на крытый дворик и налил две чашки кофе.

За кофе он повторил все, что рассказал Гарри Рекс, за исключением прощальной реплики про Карлу в душе, и они стали обсуждать неприятную возможность участия Джейка в деле. Он соглашался, что досточтимый судья Омар Нуз, его друг и наставник, вряд ли назначит другого адвоката из того небогатого набора, который предоставляла палата округа Форд. Почти все они до одного (считая и одну женщину-адвоката) избегали процессов с участием присяжных, предпочитая бумажную работу в рамках своей мелкой практики. Гарри Рекс не возражал против хорошей судебной заварухи, но только в делах о семейных конфликтах, разбираемых одними судьями, без всяких присяжных. В 95 процентах случаев уголовные дела улаживались сделкой о признании вины, при которой не требовался судебный процесс. Дела по мелким проступкам – авариям, оплошностям с тяжелыми последствиями, инцидентами с собаками – улаживались с участием страховых компаний. Обычно, сталкиваясь с крупным гражданским делом, адвокат из округа Форд обращался в Тупело или в Оксфорд и подключал настоящего процессуального адвоката, опытного в судебных прениях и не пасующего перед присяжными.

Джейк мечтал все это поменять и в свои 37 лет пытался создать репутацию адвоката, не страшащегося рискованной игры и добивающегося нужных ему приговоров. Без сомнения, самым значительным эпизодом его карьеры стал вердикт «невиновен» в деле Карла Ли Хейли пять лет назад, после которого он надеялся, что теперь у него не будет отбоя от серьезных дел. И где они? Джейк упорно встревал в любые прения, работало это неплохо, но вознаграждения оставались смехотворными.

Исключением стало дело «Смоллвуд». У него был потенциал превращения в крупнейшее гражданское дело в истории округа, причем Джейк выступал на этом процессе главным адвокатом. Он принял иск тринадцать месяцев назад и с тех пор посвящал ему половину своего рабочего времени. Теперь Джейк был готов к судебному разбирательству и наседал на адвокатов ответчика, тянувших с назначением даты.

Гарри Рекс умолчал о роли внештатного государственного защитника от округа, и не без причины. Нынешний государственный защитник был робким новичком с крайне низким, как и следовало ожидать, рейтингом одобрения. Он согласился на эту работу, поскольку других желающих не оказалось, вакансия оставалась открытой целый год, а еще из-за того, что округ нехотя согласился поднять оклад по ней до 2500 долларов в месяц. Никто не ждал, что он продержится на ней более года. На его счету пока не было полноценного процесса с участием присяжных, и он не стремился его провести. А главное, он и близко не подходил к процессам, где подсудимому грозил приговор к высшей мере.

И еще, это была женщина. Неудивительно, что Карла сразу стала ей симпатизировать. Даже одобряя Стюарта Кофера как копа, она знала, что в свободное от службы время некоторые полицейские позволяют себе черт знает что. А тут домашнее насилие…

Но она не забывала и о другом громком противоречивом деле. Три года после процесса Карла Ли Хейли семье Брейгенсов приходилось мириться с полицейским автомобилем, стоявшим ночью перед их домом, и со злобными взглядами незнакомых людей в магазине. Теперь, переехав в другой дом и постаравшись забыть о том деле, они медленно привыкали к нормальной жизни. В машине Джейка по-прежнему лежал зарегистрированный пистолет, при виде которого она неизменно хмурилась, но охрану уже сняли. Они решили наслаждаться настоящим, строить планы на будущее и забыть прошлое. Меньше всего Карле хотелось нового дела, приносящего головную боль.

Пока они тихо беседовали, появилась мисс Ханна в пижаме, с заспанными глазами, прижимающая к себе любимого плюшевого щенка, без которого она не мыслила сна. Игрушка была потертая, давно исчерпавшая срок пользования, девятилетней Ханне пора было двигаться дальше, но серьезный разговор о начале такого движения раз за разом откладывался. Она залезла к отцу на колени и опять закрыла глаза. Как и ее мать, Ханна предпочитала спокойную тихую встречу утра.

Родители прекратили беседу на юридические темы и заговорили об уроке Ханны в воскресной школе, к которому она еще не готовилась. Карла сходила за учебной брошюрой, и Джейк начал читать вслух про Иону и кита – не самый любимый им библейский сюжет. Ханну он тоже не слишком впечатлил, и она опять задремала. Карла готовила в кухне завтрак – дочери овсянку, взрослым яйца пашот и пшеничные тосты.

Они не спеша ели, наслаждаясь возможностью побыть втроем. Мультфильмы по телевизору по воскресеньям были запрещены, и Ханне не приходило в голову оспаривать это. Перекусив совсем немного, как обычно, она нехотя поплелась умываться.

В 9.45, одевшись по-воскресному празднично, они отправились на занятия в Первую пресвитерианскую церковь. Не найдя в машине очков, Джейк ринулся за ними обратно в дом и не забыл отключить на входе охранную сигнализацию.

Зазвонил телефон, висевший на кухонной стене, высветился номер с кодом штата и со смутно знакомым продолжением, вероятно, соседнего округа Ван-Бюрен. Имени не появилось, значит, звонивший был незнакомцем, и у Джейка возникло нехорошее предчувствие. Он уставился на телефон, то ли не желая отвечать, то ли не находя для этого сил. Интуиция подсказывала не делать этого. Кто бы стал названивать мирным воскресным утром, кроме Гарри Рекса? Разве что Люсьен Уилбэнкс, но его телефон Джейк знал. Наверное, это что-то важное и малоприятное, потому он и стоял неподвижно, глядя на телефон. После восьмого звонка замигала лампочка автоответчика. Джейк нажал кнопку. «Доброе утро, – раздался знакомый голос, – это судья Нуз. Я у себя в Честере, собираюсь в церковь. Вы, наверное, тоже. Простите за беспокойство, но в Клэнтоне срочное дело, уверен, вы уже о нем слышали. Пожалуйста, перезвоните мне как можно скорее».

Джейк надолго запомнит этот момент – как стоял в кухне в темном костюме, будто специально для этого принарядился, и смотрел на телефон, словно боясь ответить. Давно он не чувствовал себя таким трусом. Напрасно надеялся, что подобного больше никогда не случится.

Он включил сигнализацию, запер дверь и зашагал к машине, изобразив фальшивую улыбку до ушей, чтобы не родных. Когда он начал сдавать назад, Ханна спросила:

– Где твои темные очки, папа?

– Искал и не нашел.

– Они на столике для почты, – вспомнила Карла.

Джейк покачал головой – ну их, ерунда.

– Представляешь, не увидел! Теперь главное – не опоздать.

В мужском библейском классе должны были продолжить изучение Послания апостола Павла к галатам, но до этого так и не дошло. Убили полицейского, местного, чья родня двух старших поколений была рассеяна по всему округу. Обсуждение сползло на тему преступления и наказания, причем большинство оказалось сторонниками скорого возмездия без учета возраста убийцы. Так ли важно, шестнадцать ему или шестьдесят? Это явно не имело значения для Стюарта Кофера, количество близких которого росло буквально поминутно. Неблагополучный подросток, завладевший огнестрельным оружием, способен натворить не меньше бед, чем серийный убийца. В классе было трое юристов, а мнений высказывалось и того больше. Джейк держался тихо, сидел, погруженный в свои мысли, делая вид, будто его это не касается.

Его собратья-пресвитериане вроде превосходили терпимостью фундаменталистов, собиравшихся неподалеку, – баптистов и пятидесятников, явных сторонников смертной казни, но, судя по жажде мести, переполнявшей тесный класс, паренька, убившего Стюарта Кофера, неминуемо ждала, на взгляд Джейка, газовая камера в Парчмане.

Он гнал подобные мысли, убеждая себя, что это его не касается. Разве не так?

В 10.45 заиграл орган, созывая всех на службу. Джейк и Карла проследовали по проходу до четвертой скамьи спереди, в правой половине, и подождали, пока явится вприпрыжку после урока в воскресной школе Ханна. Джейк принялся болтать со старыми друзьями и знакомыми, большинство которых редко видел вне церкви. Карла поздоровалась с двумя своими учениками. Утреннюю службу в Первой пресвитерианской церкви посещали примерно 250 прихожан, и казалось, что сейчас большая их часть бродит по церкви, активно общаясь. Преобладали седые головы, недаром священник не скрывал от Джейка своей озабоченности падающей популярностью богослужений среди молодых семей.

Престарелый мистер Кевенаф, хмурый ворчун, которого большинство сторонилось, несмотря на высокие суммы выписываемых им чеков (этим он затыкал за пояс остальную паству), схватил Джейка за руку и громко произнес:

– Вы, часом, не намерены защищать парня, убившего нашего помощника шерифа?

У Джейка был богатый набор ответов. Первый: почему бы тебе не заняться своими делами, мерзкий старикашка? Второй: ваша семья ни цента ни пожертвовала на мою учебу, откуда тогда интерес к моей юридической практике? Третий: как это дело может затронуть лично вас?

Но Джейк выбрал четвертый вариант: посмотрел священнику в лицо и спросил:

– О ком, собственно, речь?

Такого мистер Кевенаф не ожидал. Длительная пауза позволила Джейку высвободить руку.

– Разве вы не слышали?

– О чем?

Запел хор, это было сигналом к началу службы. Нужно было садиться. Ханна расположилась между родителями, и Джейк, улыбаясь дочери, не впервые задался вопросом, долго ли еще это продлится. Совсем скоро Ханне захочется сидеть в церкви не с родителями, а с подружками, а потом наступит время ухажеров. Не накликай неприятности, напомнил он себе. Наслаждайся текущим моментом.

Однако наслаждение получилось недолгим. Вскоре после предварительных объявлений и первого гимна Эли Проктор взошел на кафедру и огласил и так всем известную скорбную весть. Несколько перебирая, по мнению Джейка, с драматичностью, пастор поведал о тяжелой утрате – гибели помощника шерифа Стюарта Кофера. Можно было подумать, что это каким-то образом затрагивало лично его. Джейк иногда жаловался Карле, что его раздражает эта привычка, но та не разделяла его отношение. Порой Проктор чуть не плакал, когда живописал тайфуны в южной акватории Тихого океана или голод в Африке. Это были беды, об избавлении от которых следовало, без сомнения, молиться всем христианам, но трудно было забыть, что происходили они где-то далеко. Как и вся остальная страна, пастор узнавал о них из выпусков новостей, но его они трогали несравненно сильнее.

Он долго, истово молился о правосудии и исцелении, однако недостаточно поминал милосердие.

Юношеский хор исполнил два гимна, затем служба переключилась на иные темы. Ровно в 11.32, когда началась проповедь, Джейк попытался сосредоточиться на смысле ее проникновенных слов, но быстро отвлекся на еще более головокружительные сценарии, которые должны были развернуться в ближайшие дни.

После ланча ему придется позвонить Нузу. Он уважал судью, даже восхищался им, не преувеличивая, поскольку Нуз относился к нему примерно так же. Молодым юристом Нуз отдал должное политике, однако не преуспел. Будучи сенатором штата, он чуть не попал под суд и потерпел унизительное поражение при попытке переизбраться. Однажды судья признался Джейку, что растранжирил свои годы как молодой адвокат и не успел отточить навыки в суде. Он гордился тем, как мужал Джейк, и не уставал поздравлять его с оправдательным вердиктом в деле Хейли.

Джейк знал, что не сможет отказать досточтимому Омару Нузу.

Но что будет, если он согласится защищать парня? Того, кто сидит сейчас в камере для несовершеннолетних местного следственного изолятора, хорошо знакомого Джейку? Что о нем тогда подумают эти прекрасные люди – пресвитерианцы? Многие ли из них когда-либо заглядывали в тюрьму? Многие ли имеют хотя бы какое-то представление о том, как работает вся система?

А главное, многие ли из этих законопослушных граждан верят в право каждого обвиняемого на справедливый суд? А ведь «справедливость» предполагает помощь опытного адвоката.

Слишком часто звучал вопрос: как ты можешь защищать виновного в серьезном преступлении?

Ответ всегда такой: в случае предъявления серьезного обвинения вашему отцу или сыну какого адвоката вы выберете – напористого или слабовольного?

Как обычно, Джейк изводил себя предположениями, что подумают другие. А это – серьезный недостаток для любого адвоката; так, по крайней мере, утверждал сам Люсьен Уилбэнкс, никогда не заботившийся о чужом мнении.

Когда Джейк окончил учебу на юридическом факультете и оказался в фирме Уилбэнкса, под покровительством Люсьена, босс сыпал такими фразами, как: «Эти козлы из Ротари-клуба, из церкви и из кафе не сделают тебя адвокатом и не поделятся с тобой даже центом» и «Хочешь стать хорошим адвокатом – отрасти толстую шкуру и посылай к чертям всех, кроме своих клиентов». Или такое: «Настоящий адвокат не боится непопулярных дел».

Такой была атмосфера, в которой шло возмужание Джейка как профессионала. До исключения из коллегии за неподобающее поведение Люсьен сам был успешным адвокатом, сделавшим себе имя защитой аутсайдеров – меньшинств, профсоюзов, бедных школьных округов, брошенных детей, бездомных. Но наглость и заносчивость часто мешали ему установить контакт с судьями.

Джейк встряхнулся и удивился, почему во время проповеди размышляет о Люсьене.

Хотя чего удивляться? Останься у Люсьена адвокатская лицензия, он сам просил бы Нуза назнаить его защитником паренька. А раз все местные адвокаты бежали от этого дела, как от огня, Нуз назначил бы Люсьена – ко всеобщему удовольствию.

«Прими это проклятое дело, Джейк! – слышал он его громкий голос. – Каждый имеет право на защитника. Не всегда нужно привередничать!»

Поняв, что муж погрузился в посторонние мысли, Карла бросила на него осуждающий взгляд. Он улыбнулся и потрепал по коленке дочь, но та сбросила отцовскую ладонь. Ей уже девять лет, не до шуток!

Верующие Библейского пояса применяли разнообразные выражения для определения тех, кто обделен верой. Среди гневных эпитетов на первом месте было слово «потерявшиеся» – так отзывались о язычниках, не заслуживающих спасения; о нечистых, обреченных на адские муки; а также попросту о грешниках. Более вежливые христиане называли их неверующими, будущими святыми, вероотступниками и – чаще всего – невоцерковленными.

Сущность независимо от термина сводилась к тому, что Коферы махнули рукой на церковь уже давно. Среди их дальней родни водились прилежные прихожане, но в целом, как клан, они были глухи к Слову Божьему. Неплохие, по сути, люди, они просто не испытывали потребности идти праведным путем. Шансы передумать водились в изобилии. Десятки благонамеренных сельских проповедников пытались до них достучаться, но тщетно. Странствующие евангелисты порой нацеливали на Коферов свои пламенные проповеди и даже обращались к ним по именам. Они часто оказывались во главе молитвенных списков, их дома не пропускали ходящие со Словом Божьим от двери к двери. Однако Коферы упорно противились всем усилиям вернуть их к Богу, и всякий раз просили оставить их в покое.

Но в то недоброе утро даже им потребовались соседские объятия и участие. Излияния любви и сострадание тех, кто стоял ближе их к Богу. Хлынув в дом Эрла, такие люди пытались ужиться с тем, что превосходило их воображение. Женщины плакали вместе с Джанет, матерью Стюарта, в то время как мужчины, стоя на веранде и под деревьями, курили, тихо бранились и обсуждали справедливую месть.

Прихожане церкви Доброго Пастыря собирались в красивой белой постройке с высоким шпилем, за которой располагалось кладбище. Зданию церкви было уже 160 лет, его построили методисты, затем передавшие его баптистам; те впоследствии ушли, отчего церковь пустовала тридцать лет. Основатели нынешней общины были независимой группой верующих, не любивших ярлыки, яростный фундаментализм и политизацию, охватившие Юг в 1970-е годы. 100 человек приобрели право собственности на здание, хорошо его отреставрировали и раскрыли объятия просветленным душам, уставшим от устоявшихся догм. Здесь выбирали в старейшины женщин – радикализм, послуживший почвой для слухов, что «добрые пастыри» поклоняются некоему культу. Тут приветствовали чернокожих и любые меньшинства, хотя те, по своим причинам, молились в другом месте.

В это воскресное утро в церкви собралось больше людей, чем обычно, чтобы узнать последние подробности убийства. Как только пастор Чарльз Макгерри сообщил, что обвиняемый, юный Дрю Гэмбл, практически один из них и что его мать, Джози, попала в больницу с тяжелыми побоями, прихожане сплотились в заботе об этой семье. Кира, оставшаяся в тех же джинсах и кроссовках, в которых была во время ночного кошмара, сидела в маленьком классе воскресной школы с другими девочками-подростками, не понимая, где находится. Ее мать в больнице, брат за решеткой, саму ее предупредили, что ей нельзя вернуться домой за вещами. Кира пыталась не расплакаться, но слезы лились сами собой. Целый час она просидела на передней скамье с женой пастора, державшей ее за одну руку, и со знакомой девочкой из школы, не выпускавшей другую ее руку. Слезы, в конце концов, удалось унять, однако ясность мысли не возвращалась. Когда зазвучали гимны, старые песнопения, которые раньше Кира пропускала мимо ушей, она встала, зажмурилась и попробовала молиться вместе с пастором Чарльзом. Она слушала его проповедь, но ни слова не понимала. Несколько часов у нее не было маковой росинки во рту, однако она отворачивалась от еды. Кира не могла представить, что завтра отправится в школу, поэтому решила не идти, как бы ее ни заставляли.

Хотелось одного: сидеть на краю маминой больничной койки, видеть на другом краю койки брата, гладить маму по руке.

5

На обед, как всегда в воскресенье, был легкий салат и суп; плотнее они обедали только в случае, если у матери Джейка было настроение накрыть стол, что случалось раз в месяц. Сегодня этого не произошло. Наскоро пообедав, Джейк, помогая Карле убрать со стола, сложил грязную посуду в раковину, и уже был готов к послеобеденному сну, но у Ханны имелись другие планы. Ей захотелось погулять с Малли в городском парке, и Карла отправила с ними Джейка. Он не возражал. Годилось что угодно, лишь бы убить время и не перезванивать судье Нузу. К двум часам дня они вернулись, и дочь ушла к себе в комнату. Карла подала на малый столик в кухне зеленый чай.

– Он же не заставит тебя ввязаться в это дело? – спросила она.

– Даже не знаю… Все утро ломал голову и не вспомнил ни одного случая, когда суд назначил бы адвоката, а тот взял бы и отказался. У окружных судей огромная власть. Если я не соглашусь, Нуз заставит меня горько пожалеть об этом. Честно говоря, это главная причина, чтобы не отказываться. Для адвоката в маленьком городе пойти наперекор судьям – просто самоубийство.

– Тебе не дает покоя «Смоллвуд»?

– Естественно. Материалы почти готовы, я уговариваю Нуза назначить дату разбирательства. Ответчики, как всегда, тянут время, но, уверен, мы их дожмем. Гарри Рекс считает, что они готовы к досудебной сделке, однако сначала надо назначить дату. В общем, сейчас не время перечить Нузу.

– Думаешь, он станет переносить обиды из дела в дело?

– Омар Нуз – опытный старый судья, обычно с ним не возникает проблем, но порой он демонстрирует норов. Он тоже человек, ему свойственно ошибаться, у него есть привычка настаивать на желаемом, во всяком случае, в своем суде.

– И Нуз допустит, чтобы одно дело повлияло на другое?

– Да. Так уже бывало.

– Он ведь тебе симпатизирует, Джейк!

– Нуз воображает себя моим наставником, хочет, чтобы я творил великие дела. Чем не повод доставить старику удовольствие?

– У меня есть право голоса?

– Как всегда.

– Хорошо. Это не дело Хейли. Здесь нет расового напряжения. Насколько я знаю, все участники – белые?

– Пока да.

– Значит, Клан и прочие психи на сей раз не при делах. Ты, конечно, раззадоришь тех, кому не терпится поскорее вздернуть паренька и кто возненавидит любого адвоката, взявшегося его защищать, но это неизбежно в любом случае. Ты – адвокат и, по-моему, лучший из лучших, а он – шестнадцатилетний паренек, угодивший в глубокую яму и отчаянно нуждающийся в помощи.

– В городе есть другие адвокаты.

– Кого бы ты сам нанял, если бы тебе грозил смертный приговор?

Джейк долго колебался с ответом.

– Вот видишь!

– Например, Тома Мотли, он подающий надежды судебный адвокат.

– Он не пачкает рук уголовными процессами. Сколько раз ты сам это повторял?

– Тогда Бо Ландис.

– Кто это? Уверена, он молодец, но мне незнакомо его имя.

– Он молод.

– Ты бы доверил ему свою жизнь?

– Я этого не говорил. Послушай, Карла, я действительно не единственный адвокат в городе. Уверен, Нуз сумеет выкрутить руки кому-нибудь еще. В неприятных делах, вроде этого, приглашать адвоката из другого округа – обычная практика. Помнишь то ужасное изнасилование в Бокс-Хилл три-четыре года назад?

– Еще бы не помнить!

– Мы тогда взмолились, и Нуз нас защитил, обратившись к адвокату из Тупело. Здесь его никто не знал, и он нормально отработал. Уж больно скверной была фактическая сторона.

– Все закончилось соглашением между обвинением и защитой?

– Да. Тридцатью годами тюрьмы.

– Мало! Каков шанс досудебной сделки в данном деле?

– Неизвестно. Все-таки обвиняемый – несовершеннолетний, Нуз не может не принять это во внимание. Но многие будут требовать крови, смертной казни. Семья погибшего поднимет шум. Оззи захочет крупного процесса, ведь жертва – один из его помощников. Все помнят, что в следующем году перевыборы шерифа, так что сейчас самое время побороться с преступностью.

– Куда это годится – отправлять шестнадцатилетнего парня в камеру смертников?

– Попробуй объяснить это семейке Коферов. Я с ними не знаком, но держу пари, что они жаждут одного – газовой камеры. Если бы кто-нибудь поднял руку на Ханну, тебя вряд ли сильно заботил бы возраст преступника.

– Скорее всего, нет.

Они глубоко вздохнули и постарались отбросить столь неприятную мысль.

– Я думал, ты готова голосовать «за», – произнес Джейк.

– Даже не знаю. Это нелегкий выбор, но, если судья Нуз надавит, ты вряд ли откажешься.

Зазвонил телефон, оба уставились на него. Джейк подошел к аппарату, чтобы посмотреть, кто звонит.

– Это он, – сказал Джейк жене с улыбкой, снял трубку, поздоровался, перенес телефон на столик и сел рядом с Карлой.

Началось с обмена любезностями. Близкие в полном порядке. Погода меняется. Ужасные новости о Стюарте Кофере. Собеседники наговорили друг другу комплиментов. Нуз сообщил о своей беседе с шерифом, надежно держащим мальчишку под замком. Старина Оззи – молодец. Другие шерифы взяли бы подозреваемого в оборот и заставили подписать признание на десяти страницах.

– Джейк, я хочу, чтобы ты защищал этого парня на стадии предварительного разбирательства, – продолжил Нуз. – Не знаю, выльется ли все это в процесс о тягчайшем убийстве, но вполне вероятно. Больше ни у кого в Клэнтоне нет «свежего» опыта смертных приговоров, и вообще, из всех адвокатов я больше всего доверяю тебе. Если дойдет до худшего, я вернусь к данному вопросу и попробую найти кого-нибудь другого.

Джейк кивал с закрытыми глазами, но вклинился в первую же паузу.

– Судья, мы оба понимаем, что я если я возьмусь за это дело, то, скорее всего, буду вести его до конца.

– Необязательно, Джейк. Только что я говорил с Роем Браунингом из Оксфорда, опытным адвокатом, знаешь такого?

– Кто же не знает Роя, судья!

– Он загружен по самую макушку, у него в этом году два дела о тягчайших преступлениях, но у него есть молодой партнер, которого он очень хвалит. Рой пообещал изучить наше дело, если по нему «забрезжит» казнь. Но в данный момент, Джейк, мне нужно, чтобы кто-то пришел к парню в следственный изолятор, поговорил с ним, отогнал от него полицию. Меньше всего я хочу увидеть фальшивое признание или показания тюремного стукача.

– Я доверяю Оззи.

– Я тоже, Джейк, однако убит полицейский, а ты знаешь, как могут на это отреагировать его коллеги. Для меня будет облегчением, если мальчишка уже сейчас получит защиту. Я подпишу твое назначение на месячный срок. Поезжай туда, взгляни на него. Встретимся во вторник в восемь часов утра перед оглашением списка гражданских дел. По-моему, у тебя есть работенка по делу «Смоллвуд»…

– Но я был знаком с погибшим.

– Ну и что? Городок маленький, тут все друг друга знают.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Она встретила его бродягой. Пожалела… Лишь потом поняв, что он – последний человек на земле, кого сл...
В ночь, когда погибла вся его семья, крошечный мальчик каким-то чудом оказывается на улице и даже до...
Прохор десять лет назад развелся со своей первой женой Алисой. И вдруг она ему позвонила и попросила...
– Сейчас ты пойдешь с тем богатым придурком и сделаешь всё, что он захочет.– Ты отдаешь меня другому...
На первый взгляд – это очередная сказка. Сказка про девушку, которую бросил парень, на шее которой в...