Вдова Хана Соболева Ульяна
– Ты купаешься в золоте. Я одарил тебя всем, что только могла и не могла пожелать невестка Дугур-Намаевых. Никуда не поедешь. В подвале запру. Годами там сидеть будешь!
И поехал на меня, нахмурив брови и стискивая рацию.
– Сейчас туда отправишься! Дура бестолковая! Не перечь мне!
И я поняла, что он может… что он так и сделает. Запрет меня, посадит под замок. Какой бы хозяйкой я не была, люди склонят головы перед ним. Рухнула на колени и обхватила его ноги, прикрытые пледом, дрожащими руками.
– Умоляю вас, заклинаю. Не мешайте. Отпустите. Я жить не могу без него. Дышать не могу. Сколько времени я так просижу… а вырвусь и опять искать пойду. Отпустите меня. Он мне каждую ночь снится… каждую. Сегодня видела его в яме – изодранного, окровавленного, руки ко мне тянул, звал.
И разрыдалась, уткнувшись лицом в ноги Батыра. Устала я. Мне нужна надежда, зацепка, хоть что-то. Или наоборот, окончательно убедиться, что он мертв. Ощутила, как на мою голову легла прохладная старческая ладонь, погладила мои волосы. Неумело, грубовато.
– Я многих потерял в этой жизни… внучка. Дочь потерял, загубил любимую. Младшую. Потому что делом занят был, грязи у себя под носом не видел… жену схоронил и даже вздоха ее последнего не поймал. Не пережила позора. Сына недосмотрел… подонком вырос. Дети у меня…. не нужен я им. Богатство нужно, дом, власть, золото. Моя вина. Я такими вырастил. Впервые сейчас семья у меня есть… не хочу больше терять, отпускать. Дороги вы мне. Все трое. Дороже золота и жизни. Когда каждая минута на счету, когда остался всего один глоток кислорода, хочется прожить этот глоток рядом с вами.
Я знала и понимала, что единственная, кто слышит подобное от жуткого ядовитого скорпиона, скупого на похвалы и эмоции. Но разве это что-то меняло?
– Вы…вы эгоистично губите теперь и меня, – прошептала, не поднимая головы, – прячете в клетку и рвете мне крылья, не понимаете, что без него я погибну.
Резко отнял руку и оттолкнул меня от себя, отъехал к окну. Долго молчал, пока я сидела на полу, не в силах встать и вытирала слезы.
– Поедешь на неделю. Не больше. Там тебя встретит мой человек и поможет искать. Поедешь под другим именем с другими документами. Неделя. Я даю тебе ровно неделю. Если ничего не найдешь, вернешься домой, закажешь ему памятник и начнешь жить сначала.
– Хорошо…
– Поклянись!
Развернулся ко мне.
– Клянусь!
И солгала. Намеренно. Глядя в глаза. Я буду его искать, даже если потрачу на это всю свою жизнь, даже если мои поиски будут напрасными. И буду ждать его возвращения всегда. Ни одна клятва меня не остановит.
********************
Ринг напоминал гладиаторскую арену и выполнен был именно в этом антураже. Колонны, сцены боев на стенах, потолок раскрашен в виде ночного неба с горящими звездами. Все зрители в масках, полностью скрывающих лица. Яркое цветное освещение бьет по глазам, камеры ползут вдоль ринга, выхватывая физиономии и силуэты бойцов, стоящих за сеткой-рабицей, выкрашенной в золотистый цвет. Мужчины раздеты до пояса, смазаны золотым блеском, у каждого на груди клеймо, нарочито обведенное черным.
ОН стоит одним из первых. На лице ни одной эмоции. Цепкий взгляд из-под густых черных бровей. Руки сжаты в кулаки. Осматривается. Выхватывает лица-маски из толпы, пытаясь кого-то узнать, но это бесполезно. Он слышит лишь их голоса, смех, издевательские замечания. Ноги сдавливают железные браслеты, на руках точно такие же, в них встроены датчики. Если будет угодно хозяйке, включится ток. За любое неповиновение ток или хлыст, или дубинка.
Да, он сражался и раньше. Но тогда это был спорт, азарт, желание выиграть, быть сильнее, ловчее, умнее. А сейчас только одна цель – выжить. Никаких правил. Противника можно рвать зубами, ногтями, ломать конечности и выдавливать глаза, выпускать кишки. Драка до смерти. Нет поблажек. С арены уходит кто-то один. Нет, он не боялся. Он был переполнен ненавистью и презрением к самому себе. Потому что дал себя схватить, как тупое, бесхребетное животное. Угодил в ловушку, как идиот. Поехал без охраны. Самоуверенный. Слишком расслабился из-за нее. Все мысли только с ней, только о ней. Мозги отказывают напрочь, в них розовая вата. Мечты, бл*дь, планы. О том, как построит еще один дом у моря, чтоб она могла видеть воду каждый день, о том, как купит яхту и назовет ее Ангаахай, о том, как посадит розы для нее в виде лебедей. Как вырастет Эрдэнэ и будет танцевать для него в кресле, а врачи разрешат надеть протезы. Таким тварям, как он, мечтать о счастье вредно. За это приходится дорого платить всем самым ценным, что у него есть… и это далеко не его свобода.
Неизвестно, что с дедом, неизвестно вообще, что происходит ТАМ. И он готов был себя за это распять. Надеялся, что Птичка выживет, что сможет защитить Эрдэнэ от своры гиен, которые набросятся на них после его якобы смерти. Он оставил все, что у него было, ей. До копейки и до пылинки. Нет, не потому что хотел обеспечить ее после своей смерти. Тогда он был далек от этих мыслей, тогда он все еще надеялся, что золотоволосая девчонка лишь понравившаяся игрушка, и она скоро ему надоест. Потом он будет об этом молить у дьявола, чтоб надоела, чтоб не хотелось видеть ее постоянно, чувствовать, вдыхать…
Переписал на нее, потому что считал безропотной, бесхребетной овцой, которая никогда не сможет причинить ему вред. Переписал, чтоб потом так же ловко вернуть себе, зная, что это существо не станет ни на что претендовать. А сейчас это было единственное, что грело холодеющее от ужаса за своих девочек сердце. Они обеспечены, ни одна тварь не сможет претендовать на дом, на имущество. Все принадлежит Ангаахай. Только бы не убили его девочку… не устранили с дороги. Вся надежда на то, что дед выкарабкался, иначе остается перегрызть себе вены…
Красногубая сука хочет, чтоб он дрался, подлая вонючая тварь, которая решила поставить его на колени. Она может только мечтать о славе, которую получит благодаря ему. Только мечтать! И посмотрел снова в зал. Она там. Среди этих масок с ржущими ртами и огромными кукольными глазами. Жуткие зрители в масках со смеющимися детскими лицами. Совершенно одинаковыми. Размахивают флажками со значками хозяев. Где-то сбоку послышался рык, и бойцы напряглись.
– Бл*дь! Они привезли кошек! Будет месиво!
– Я ж говорил, что не вижу ублюдошных кебтеуловских псов.
– Сегодня будет другое развлечение. Пожестче.
Он их слышал, но ему было плевать, кто там. Кошки, собаки, кебтеулы, тургауды. Насрать. Все рабы. И все склонили головы перед своими хозяевами. У него, у Тамерлана Дугур-Намаева хозяина не будет.
Послышался ритм, отбиваемый на там-тамах. Он ускорялся и ускорялся, пока не загремела железная завеса и не начала медленно подниматься вверх.
– Черные тигры. Голодные, обозленные, измучанные и натасканные на людское мясо твари. Их выкупают в цирках и зоопарках, когда те выходят из-под контроля.
Бормотал кто-то сзади истеричным голосом.
– Лучше бы убили нас сразу. Не хочу быть сожранным голодным тигром живьем.
– Всем насрать, чего ты хочешь. А кошечек точно не кормили.
На арену, крадучись, пригибаясь, вышли две черные тигрицы. Пригнув головы и прижав уши, они кружили вдоль высоких заграждений и скалились на гостей. Слышался женский восторженный визг. Предвкушают, как тигрицы начнут раздирать людей. Женщины, жены, матери… улыбаются своим детям, а сами делают ставки – кто мучительней умрет у них на глазах и насколько это будет интересно.
– Сегодня будет необычный бой. Бой человека и животного в их первозданной силе! Бой, где природа сразится сама с собой, и мы узнаем, кто сильнее – человек или хищный зверь. Мы собрали для вас самых сильных воинов, и сегодня они умрут или выживут ради вас… После боев вы сможете насладиться победителями.
В толпе заулюлюкали, заверезжали.
– И первым выйдет на арену Грифон. Дааа, рыжий великан с огненной бородой, которого вы все обожаете. Самый сильный из Тургаудов.
Хан смотрел, как рыжий детина вышел на арену. С голыми руками. Только небольшой нож с кривым лезвием и собственная сила и смелость против двух голодных тигриц. Тамерлан знал, что рыжий обречен. Смотрел, как кошки играют с ним, как изматывают, как толкают лапами и лишь слегка пускают кровь. Они знают, что получат его мясо. Знают, что он против них слишком слаб, и его нож, впивающийся в их лапы, всего лишь комариный укус. Тигриц оттащат только тогда, когда хозяйка подаст знак это сделать.
Они завалили его спустя пять минут. Хан не смотрел, как тигрицы отдирали от дико воющего Грифона куски мяса, как их оттаскивали и уносили израненного, покалеченного бойца в медчасть, где ему вколют смертельную инъекцию, а потом закопают где-то за забором тюрьмы. Никто не станет лечить, спасать бойца, который уже не сможет выйти на арену. Здесь на это время не тратят. Иногда кто-то из зрительниц выкупает себе игрушку, но и это случается очень редко.
– Не повезло Грифону. Природа оказалась сильнее. А теперь мы познакомим вас с новым бойцом. Его зовут Тигр. Дааа. Тигр будет драться с тигрицами. Кто окажется сильнее? Делаем ставки, дамы и господа. Делаем ставки. А пока вы нажимаете кнопки на ваших дисплеях, мы рассмотрим нашего воина во всей красе. Рост двести три сантиметра. Дааа, великан! – в толпе запищали. – Размах рук двести десять, весовая категория тяжелая, жим лежа двести семьдесят шесть. Дааа. Он силен. Ставки растут!
Тамерлан не смотрел в толпу, он смотрел на тигриц. Особенно на одну из них со слегка оборванным ухом. Морда перепачкана кровью, смотрит исподлобья. Видно, что молодая, злая. Одна лапа слегка вывернута внутрь.
– Они не Киара… я знаю. Но смотри, какие они милые, как любят нас.
– Птичка, ты взяла их из жалости? Одна слепая, у другой лапа сломана, третья вроде здорова, но…
– Но ты же их принял. А они тебя. Смотри, как ластятся… потому что кто встает их кормить в шесть утра?
– Я встаю на тренировку!
– Конечно, на тренировку! Конечно, ты просто проходишь мимо с ведрами мяса и случайно роняешь куски за решетку!
– Молчиииии.
– Заставь замолчать.
– Заставлю, не сомневайся.
Нахмурился и отвел взгляд, посмотрел на беснующихся зрителей. Они напомнили ему обезьян в зоопарке. Вот-вот повиснут на сетке и начнут показывать задницы.
– Улыбайся, кусок мяса! – зашипел ведущий. – Подними руку и улыбайся. Они спасут тебе жизнь, если ты им понравишься. Шансов никаких. Ты уже труп.
Тамерлан бросил жуткий взгляд на ведущего, потом повернулся к толпе.
– Вы увидите, как он красив. Покажи им, Тигр! Улыбнись, заставь их трепетать от восторга!
Но вместо улыбки Хан оскалился и зарычал, оголяя зубы. Смех стих, и зал затаился.
– Придурок! Ты сегодня здесь сдохнешь!
И снова взорвался воплями, криками, а на огромном дисплее запрыгали взлетающие вверх цифры ставок.
Глава 5
Ненависть – активное чувство недовольства; зависть – пассивное. Нечего удивляться тому, что зависть быстро переходит в ненависть.
(с) Гёте Иоганн Вольфганг
Она его ненавидела. Люто ненавидела, мрачно. Ей одновременно хотелось, чтобы он проиграл, и в то же время она понимала, что этот ублюдок может принести ей миллионы. Особая радость – сделать на нем деньги, заставить его платить по счетам в полном смысле слова. Она превратит каждый день его жизни в ад, в кромешную тьму. Все это вонючее семейство должно погрязнуть в болоте, утонуть и сдохнуть. Чтоб никого не осталось из Дугур-Намаевых. Они разрушили ее жизнь, она поклялась уничтожить их всех до единого. Для этого вышла замуж во второй раз, ради этого многое поставила на кон.
Перевела взгляд на арену. Вывели животное проклятое. Сколько лет она пыталась его уничтожить, и все бестолку. Рисковала своими людьми, подложила под тварь свою дочь… Это уже особая боль. Еще одна причина люто ненавидеть.
Заключенный вышел на арену. Смотрит зверем. Страшная, дикая тварь, способная уничтожить каждого в этой зале, если снять кандалы. Потеряла с ним столько времени, ломала ублюдка месяцами. Ей это стоило денег, ресурсов, времени. Чтобы достать хоть что-то, способное заставить эту машину смерти делать то, что она скажет.
Здесь, среди своих ее называли Албаста, что означало демоница. Своего настоящего имени она им не говорила. И ей нравилось, что ее боятся. Особенно эти животные, которых она называла своими псами. Скомандуешь «к ноге», и они уже готовы лизать ей пятки и причмокивать. За кусок мяса. За мягкую постель, за шлюху раз в месяц. Она любила их поощрять, но еще больше любила наказывать. Ее хобби, ее развлечение, ее огромнейший доход. Блажь, как называл это муж Албасты.
Она нарочно выбрала тигриц для этой битвы. Знала, что у чудовища к ним особая слабость. С каким наслаждением она смаковала смерть кошки Хана. Ведь это было ее рук дело. Мелкая пакость, которая нанесла удар в самое сердце. Как он страдал. Больше всего Албаста любила рассказы о его страданиях. Жаль, дед не сдох и мешает добраться до девчонки и русской шлюшки, которую он сделал своей женой после ее дочери. Пусть потреплют этого самоуверенного подонка. Довольно ухмыляясь, смотрела, как кошки начали свою охоту, как кружат вокруг монгола, как пригибают массивные головы. Они нападут по очереди, чтоб отрывать от него куски мяса.
Здоровый, как глыба, Хан наблюдал, сощурившись и перекидывая нож с ладони в ладонь. И на его проклятом, лоснящемся от пота и золотой краски лице не было ни тени страха. Казалось, он вышел играть, а не сражаться со смертельно опасными хищницами.
Одна из тигриц наконец-то прыгнула на врага, но тот резко перевернулся, подпрыгнув в воздухе, и отскочил в сторону. Вторая тигрица не торопилась нападать, она наблюдала. Косолапая сучка. Чего она ждет? Они же обе голодные. Она их выкупила в кочующем зоопарке, их выставляли в клетках и за деньги разрешали колоть копьями, прижигать горящими палками, бить. Косолапая тигрица откусила руку одной из своих хозяек, когда та замахнулась плетью, думая, что цепь надежно закреплена в стене, и обеих тигриц решили пристрелить. Но Албаста выкупила их и натаскала на человеческое мясо. Имен им не давали. Одну называли Косолапой и Колченогой, а вторую Желтоглазой. Много чести шерстяным сукам имена давать.
Когда видела, как они рвут свою жертву, представляла, как они это сделают с ублюдком Дугур-Намаевым младшим. Будут выдирать с него клоки плоти и жрать у него на глазах.
– Продай мне его после боя! Я слюной изошлась!
Одна из зрительниц, ее давняя знакомая и заказчица подалась вперед, разглядывая Хана и нервно сжимая пальцы.
– Он великолепен. Это тело. Оно божественное. Хочу его. Сегодня же.
– Посмотрим.
– Что такое? Ты на него сама глаз положила?
– Нет! Я не сплю со своими псами. Я их только продаю.
«Таким ненасытным сукам, как ты».
Косолапая так и не бросилась драться. Выжидательно ходила туда-сюда, а Хан боролся со второй тигрицей, катался по полу, пытаясь увернуться от ее когтей и клыков, нанося удары в бока, прикрытые латами. Скоро у него сломается лезвие. Пусть на нем останется побольше царапин, и Албаста остановит бой.
– О божеее, он великолепен. Как он держит тигрицу, смотри на его мышцы. Они вздулись и сверкают от бликов. Я хочу увидеть его голым. Никому не продавай. Я первая. Где ты его взяла? Геракл! Я хочу его трахнуть. Ты не можешь мне отказать.
– И не собираюсь. Если его не потреплют в хлам – дам поиграться.
– Я заплачу вдвое больше.
– Втрое. Ты заплатишь втрое больше.
– Согласна.
Желтоглазая тигрица загнала Хана в угол и готовилась к прыжку. Тело изворотливого ублюдка уже было залито кровью. Царапины красовались на его спине, на бедре и на плече. Какого черта не присоединяется вторая кошка? Чего ждет? Надо ее проучить после боя и не кормить еще несколько дней!
Хану удалось отшвырнуть от себя Желтоглазую, кровь текла по его лицу и, потряхивая головой, чтобы смахнуть струйки крови с глаз, он смотрел исподлобья в толпу, показывая им средний палец, вызывая еще больший ажиотаж. Конченые течные сучки. Ставки растут. Он их унижает, посылает на хер, а ставки растут. Если он сейчас вытащит член и позовет их отсосать, они столпятся в очередь и будут причмокивать через решетку. Что они в нем находят? В этом уродливом сукином сыне, жестоком, как сам дьявол.
Ничего. Это ее пес. Он принадлежит ей. И она придумает, как его сломать. Как поставить на колени. А потом доберется и до его семьи. Все постепенно.
Желтоглазая бросилась еще раз, сбила Хана с ног, нависла сверху, в этот раз ему не увернуться, он ослаб. Албаста с наслаждением увидела, как вторая кошка бросилась к дерущейся товарке. Сейчас они его хорошо подерут. Надо приготовиться дать знак, чтобы кошек оттащили. Не увлечься расчлененкой ублюдка. Еще рано умирать.
А потом вдруг резко вскочила на ноги. Не смогла удержаться. Косолапая напала на Желтоглазую. Они сцепились, покатились в клубке. Что такое? Дерутся за добычу? Такое впервые. Обычно они всегда делились.
Албаста пока не понимала кто кого. Пока тигрицы не распластались на земле, и одна не вцепилась другой в плечо. Пока смотрела за дерущимися кошками, упустила из вида своего врага, который вскочил на ноги и бросился к тигрицам, в его руке сверкнул нож, и он изо всех сил вогнал его в шею Желтоглазой и силой дернул в сторону, перерезая горло.
– Что за черт! – не выдержала Албаста. Ее голос не было неслышно из-за улюлюканья толпы, которая ревела от восторга. Только что она проиграла огромную сумму денег. И в то же время выиграла… Но она лично ставила на кошек, а не на Хана.
Ничего, оставшаяся в живых кошка добьет ублюдка. Косолапая подошла к Хану, прикрывающему ладонью царапины на груди.
Ну сейчас она его загрызет, бешеная тварь. Рука Хана взметнулась к ножу, он замахнулся… а кошка, став на задние лапы, лизнула его в лицо, ткнулась в него носом.
Толпа гудела, останки Желтоглазой валялись на полу, а взбесившаяся тигрица скалится и не подпускает охрану к Хану, рычит и бросается на каждого, кто пытается приблизиться. Если так продолжится, чокнутый сукин сын устроит бойню на арене. Двоих охранников тигрица уже подрала.
Глава 6
Люди врываються в нашу жизнь, словно ветер, разнося и разметая прежде разложенные по полочкам дни, даты , минуты и моменты прошлого.Порой этот ветер, ворвавшись , остаеться навсегда, иногда просто стихая, иногда вздымая душу к вершинам.А иногда – это просто сквозняк : вскружил, потревожил и исчез навсегда.
Пресловутая закономерность.Распахнув окно, впускаем , познаем , привыкаем, понимаем, что необходимо.И неважно , что дальше. Тешит мысль, что так приятно дышать новым воздухом .Потом что ? Зависимость? Убеждаешь себя ,что пока спокойно обходишься , пока однажды утром не проснувшись с мыслью, совершенно обратной вчерашней…
(с) Анна Шэри
Он мог устроить там хаос… Он и Лала, которая стояла между ним и охранниками. Подступиться к ней было невозможно. Палки с электрошокерами не доставали до того угла, где они оба смотрели дикими взглядами на толпу.
Это был момент его триумфа – вытянутое лицо Суки, которую он узнал даже в маске, потому что никто кроме нее не мог вскочить первой с кресла, когда кошка убила за него свою товарку. Хозяйка подошла к клетке и тихо прошипела:
– Если сейчас же не выйдешь с ринга – тебя пристрелят, как бешеную псину.
– Это не то, чего бы ты хотела, но это то, от чего не отказался бы я. Но мы поступим иначе… Я поставлю условия, а ты их выполнишь, и тогда я выйду с ринга.
– Ты кем возомнил себя, мразь? Ты теперь никто! Не зли меня. Не зли, или я начну развлекаться и воспитывать тебя, ублюдок!
– Сколько денег ты сейчас теряешь? Сотни? Тысячи? Сотни тысяч? Видишь вон тот просвет в клетке? Мне хватит сил выгнуть прут, и я выпущу тигрицу в толпу. Она сожрет твоих гребаных гостей, охранников, а может, и тебя саму. Кого-то добью я. Этот ринг превратится в ристалище, заваленное мясом. Ты была настолько самоуверенной идиоткой, что не предусмотрела такой исход…
– И сдохнешь. Мучительно и долго.
– Кажется, ты еще не поняла? Читай по губам на-с-ра-ть!
Осмотрелась по сторонам и впилась в прутья решетки сильнее.
– Чего ты хочешь?
– Ты не тронешь тигрицу. Оставишь ее в живых.
Красногубая расхохоталась.
– Всего-то? А ты еще тупее, чем я думала!
– Если нарушишь свое слово, я найду способ отомстить.
– Угрожаешь? – маска прижалась к прутьям. – Ты даже не представляешь, в какой ад я превращу твою жизнь. По-прежнему никогда не будет. Ты не вернешься домой, ты не выйдешь отсюда. Эта арена будет твоим домом и кладбищем.
– Кошка должна остаться в живых… Вот мое условие.
И дернул рукой чуть изогнутый прут, показывая, с какой легкостью может выломать его.
– Хорошо, сукин сын, кошка останется в живых. Даю слово.
Отошла от клетки, а он склонился к тигрице, всматриваясь в зеленоватые глаза и видя в них свое отражение.
– Они не тронут тебя, девочка. Не тронут, я обещаю. Дай им себя увести. Смотри на меня….
Отвлекая, пока люди Суки подкрадывались сзади с ошейниками. Лалу вывели из клетки, а Тамерлан с облегчением выдохнул и, игнорируя своих конвоиров, которые тыкали в него дубинками, пошел к выходу из арены под громыхающие аплодисменты толпы.
Он знал, что за этот проигрыш Красногубая его накажет, как и других своих псов. Он называл ее Красногубой, потому что из всего лица всегда видел только красные губы и подбородок. Сука скрывалась под масками, чтобы никто не узнал ее… Но он сразу понял, кто это. Едва увидел ее там, в степи. Услышал змеиный голос и тут же вспомнил, как она шипела, придерживая под руку своего мужа, и обещала, что он все равно будет драться для нее.
Его притащили в полутемное помещение с овальными окнами, завешанными красными шторами, как собаку в ошейнике, сильно сдавливающем шею, скованными руками и ногами. Цепь от ошейника прицепили к кольцу в стене. Это было не совсем то, чего он ожидал. Приготовился к порке плетьми. Обычно экзекуции проходили в присутствии всех заключенных во дворе тюрьмы, но в этот раз ему приготовили что-то другое.
Нет, он не боялся, скорее, не знал, чего именно стоит ожидать от этой твари, и какую извращенную дрянь она затеяла. Хан бы предпочел удары плетью. Он к ним привык. Мог сосредоточиться на боли, раствориться в ней и перестать на нее реагировать. Парочку новых шрамов – плевать. Не самое страшное, что может случиться.
Только яростнее и злее станет. Пока что он не мог сориентироваться, не мог понять, каким образом можно свалить отсюда, где слабые места суки, которая решила сделать из него свою игрушку. Но он поймет. Рано или поздно узнает и надавит туда, где больнее всего.
Дверь отворилась, и в комнату вошла женщина в коротком шелковом халате. Твою ж мать. Его продали. Как и других псов, которых после боя продавали зрительницам. Продали какой-то похотливой твари. Его. Тамерлана Дугур-Намаева. От ярости хотелось взреветь. Глаза налились кровью, и он ощутил, как напряглись все нервные окончания. Дернулся на цепях.
– Какой красавчик. Я мечтала о тебе с первой секунды, как увидела.
Смотрит на нее исподлобья, из-под нависшей челки, внимательно отслеживая глазами передвижения по комнате. Женщина подошла к нему и тряхнула каштановыми кудрями. От нее навязчиво пахло сладкими духами и какой-то мускусной дрянью. Она провела по его груди пальцами с длинными ногтями, вызывая неприятные ощущения и желание отшвырнуть ее от себя, как скользкое пресмыкающееся.
– А трахаешь ты так же, как дерешься, пес?
– Ты пришла сюда, чтоб я тебя трахнул?
– Дааа, мой сладкий, я заплатила за это чертовую тучу золота, и ты должен мне угодить. Смотри, какая роскошь тебе достанется.
Она сбросила халат, и он совершенно равнодушно смотрел на ее тяжелую, чуть подвисшую грудь, полноватый живот, но в целом сочное и аппетитное тело не первой свежести. И, нет, у него не встал. Несмотря на долгое воздержание.
– Тебе нравится то, что ты видишь? Многие ждут, чтобы я их купила и подарила им наслаждение. Даже дерутся за эту честь.
Ее ладонь скользнула по его торсу вниз к животу, к резинке шаровар и сжала его член. Какое-то время она помяла его своими холодными пальцами, потом разочарованно посмотрела на Хана.
– Хм…я думала, ты более горяч. Или у тебя с этим проблемы?
– Отсоси, и он встанет.
Вскинула гневный взгляд из-под золотой маски.
– Грубый, неотёсанный, мерзавец. Как ты смеешь со мной так говорить?
– Если хочешь, чтоб я тебя трахнул – отсоси. У меня не стоит на каждую дырку. Я не школьник. Хочешь быть оттраханной – поработай.
Ее соски сжались от его слов, и она томно выдохнула. «Давай, сучка, ведись, и я покажу тебе, что значит купить свою смерть».
– Наглый, мальчик… какой наглый. Хорошо… я одарю тебя своей лаской, но взамен ты трахнешь меня, как последний раз в жизни.
– Договорились. А теперь давай. Становись на колени и покажи, что умеешь. Ради чего все дерутся за ночь с тобой.
Она трепетно и кокетливо опустилась на пол. Долго и жадно сосала его член, причмокивала, исходясь слюной, сдавливала обеими руками мощный ствол и причитала над его размером.
– Освободи мне руки… чтоб я мог тебя отодрать.
– Ммм, – выпустила его член изо рта, натирая себя пальцами и глядя на него пьяными глазами, – хочешь меня отодрать?
– Пи**ец, как хочу. Освобождай, и я порву тебя на части!
Опьяненная, возбужденная сучка в маске высвободила его руки из железных колец.
– Не шали, мальчик, за нами наблюдают. Одно неверное движение, и тебя вырубят током. Так что делай свое дело… порви… Но только без рук. Я не настолько дура.
– Хан. Называй меня Хан, детка! Залазь на столб и обхвати меня своими стройными ножками!
– Порви меня, Хааан! Дааа… мне нравится твое имя! Затрахай меня до смерти!
– Иди ко мне… и затрахаю!
Воодушевленная она поднялась по ступеням, встроенным по бокам от столба, перекинула ноги через перекладины и с надрывным стоном насадилась на его член, обхватывая мощные плечи мужчины. Застонала, изгибаясь надсадным криком.
– О даааа, какой же ты огромный, огромный…. охренеееть.
И склонилась к его лицу.
– Страшный… дикий зверь с дубинкой между ног… давно у меня не было такого самца.
– И больше никогда не будет. Ты просила отодрать тебя, как последний раз в жизни… до смерти… я никогда не отказываю женщинам.
На камерах было видно только, как женщина дергается и извивается в конвульсиях, прыгая вниз-вверх, выкручиваясь, цепляясь за плечи заключенного скрюченными пальцами, ломая ногти о деревянный столб.
Один из охранников грыз яблоко и ухмыляясь смотрел на мониторы.
– Ты смотри, наша ненасытная сегодня в ударе.
Второй затянулся сигаретой и присвистнул.
– У Тигра, я слыхал, там такое орудие…
– Ты гляди, как дергается… как будто.
– Бл*дь! Твою ж маааать! Это кровь?
– Где?
– Там!
…По светлому полу растекалась темно-бордовая лужица, а женщина обмякла и рухнула вниз. Из колонки донесся адский хохот. Заключенный смеялся окровавленным ртом и смотрел в глазок камеры.
***
Чуть позже избитый до полусмерти Хан валялся в карцере, уткнувшись отекшим лицом в пол, с трудом выдыхая от адской боли в ребрах, и вспоминал, как орала и вопила Красногубая Сука, когда поняла, что он убил ее лучшую клиентку-извращенку и денежный мешок. Интересно, как она теперь выкрутится из того дерьма, в которое он ее окунул? Это стоило каждого удара плетью по спине, на которой не осталось живого места.
Читать бесплатно другие книги:
