Сожалею о тебе Гувер Колин

Мне и в самом деле совершенно не хочется выходить из машины. Я уже начинаю жалеть, что решила помочь Миллеру, несмотря на долгожданную возможность побеседовать.

Разрываясь между почти одинаково вожделенными прохладой от кондиционера и разговором с парнем, я в конце концов выбираю последнее. Однако, выбираясь из автомобиля, я трагически вздыхаю, чтобы он понимал, какую жертву я приношу.

Расплавленный асфальт недавно отремонтированной дороги прилипает к подошвам шлепанцев. Стройка идет уже несколько месяцев, и теперь мою обувь почти наверняка можно выбрасывать.

Я осматриваю ущерб и протяжно выдыхаю.

– Отправлю тебе счет за испорченные туфли.

– Но это же не туфли, – вопросительно осматривает мои ноги Миллер.

Я внимательнее оглядываю дорожный знак, в который он вцепился. Это щит с названием города, вертикально прикрепленный к передвижной деревянной платформе. Она придавлена двумя огромными мешками с песком. Только после реконструкции дороги все знаки будут зацементированы.

Адамс снова вытирает пот со лба и берется за один из мешков. Затем приподнимает его и протягивает мне со словами:

– Держи и давай за мной.

– За тобой? С этим? Но куда? – ворчу я, пока он передает мне увесистый груз.

– Недалеко. Футов на двадцать туда, – кивает Миллер в сторону, откуда я приехала. Затем снова засовывает леденец в рот, поднимает второй мешок и безо всяких усилий вскидывает на плечо. Дорожный знак он волочит за собой. Деревянное основание скребет по плитам, оставляя след из небольших щепок.

– Ты что, собираешься украсть название города?

– Не-а. Просто хочу немного его передвинуть.

И он продолжает идти, я же застываю на месте, наблюдая за ним. Мышцы на руках Миллера напряглись, и я задумалась, как выглядят остальные его мускулы. Хватит, Клара! Из-за тяжести мешка руки уже ноют, но вожделение сильнее самоуважения, поэтому я неохотно преодолеваю оставшееся расстояние.

– Я предложила лишь подбросить тебя до дома, а не пособничество непонятно в чем, – пыхчу я, обращаясь к спине парня.

Миллер ставит знак вертикально, придавливает своим мешком деревянную панель и забирает у меня второй. Затем сгружает его на основание и разворачивает табличку в правильную сторону. Закончив с перестановками, он снова вытаскивает леденец изо рта и улыбается.

– Отлично. Спасибо. – Адамс вытирает руки о джинсы и переспрашивает: – Значит, ты подбросишь меня до дома? Клянусь, стало по крайней мере на десять градусов жарче, пока я сюда добирался. Нужно было взять свой пикап.

– Зачем тебе понадобилось передвигать дорожный щит? – интересуюсь я, указывая на надпись.

Миллер переворачивает кепку и надвигает козырек на самые глаза, чтобы защититься от солнца.

– Я живу примерно в миле отсюда, – отвечает он, указывая большим пальцем через плечо. – А в моей любимой пиццерии нельзя заказать доставку за пределы города. Поэтому каждую неделю я немного переставляю указатель. Пытаюсь сдвинуть его ближе к нашему дому до того, как стройка закончится и его зацементируют.

– Ты изменяешь границы города? Ради пиццы?

– Всего лишь на милю. – Миллер уже направляется обратно к моей машине.

– А вмешиваться в дорожное регулирование разве законно?

– Может быть. Я не знаю.

– Почему ты двигаешь по чуть-чуть каждый раз? – спрашиваю я, догоняя парня. – Почему бы сразу не поставить знак туда, куда нужно?

– Если перемещать понемногу, то гораздо выше вероятность сделать это незаметно, – отвечает Миллер, открывая пассажирскую дверь.

В чем-то он прав.

Когда мы оба забираемся в машину, я снимаю вымазанные дегтем шлепанцы и включаю кондиционер на максимум. Мои контрольные улетают прямо под ноги Миллеру, пока он застегивает ремень безопасности. Он нагибается, подбирает их и пролистывает, изучая оценки.

– Одни пятерки, – комментирует он, перекладывая бумаги на заднее сиденье. – Выходит само собой или зубришь?

– Какой ты любопытный. И то, и другое, пожалуй. – Я начинаю выруливать на дорогу, пока мой спутник заглядывает в бардачок. Прямо как неугомонный щенок. – Ты что творишь?

Миллер достает дезодорант.

– Для экстренных случаев? – Он открывает колпачок и принюхивается. – Вкусно. – Затем возвращает баночку на место и достает пачку жвачки. Берет одну пластинку и предлагает мне. Он предлагает мне мою же жевательную резинку!

Я недоверчиво качаю головой, наблюдая, как он обыскивает салон. Жевать он не может из-за леденца, поэтому убирает пачку в карман и начинает переключать песни в плеере.

– Ты всегда такой наглый?

– Я – единственный ребенок в семье, – заявляет Миллер таким тоном, словно это все объясняет. – Что слушаешь?

– Разное, но конкретно эту песню поет Greta Van Fleet.

– И как она? – Он делает громче как раз в момент, когда все заканчивается.

– Это не она, а название рок-группы.

Начинают звучать переборы гитары следующей мелодии, и на лице Миллера появляется широкая улыбка. Он вопит:

– Я ждал чего-нибудь повеселее!

Я поглядываю на дорогу и размышляю, ведет ли он себя так постоянно. Шумный, наглый, гиперактивный. Наша школа не такая уж и большая, но Миллер учится на класс старше, поэтому общих предметов у нас нет. Но я достаточно хорошо его знаю, чтобы понимать: парень меня избегает. Никогда еще нам не доводилось оказываться в ситуации, когда мы могли бы лично пообщаться. Не знаю, чего я ожидала, но явно не такой бесцеремонности.

Адамс протягивает руку, выуживает из-за сиденья стопку бумаг и немедленно начинает их рассматривать. Поняв, что это за листки, я выхватываю их из рук назойливого пассажира и бросаю на заднее кресло.

– Что это?

В папке собраны заявления во все подходящие университеты, но обсуждать их не хочется, так как эта тема и без того является яблоком моего раздора с родителями.

– Просто хлам.

– А было похоже на заявления для поступления в театральный университет. Уже начинаешь рассылать?

– Ты самый любопытный человек из всех, кого я встречала. И ответ – нет. Просто раздумываю. – Ага, и прячу документы в машине, чтобы не расстроить маму с папой своим желанием стать актрисой. – А ты свои уже отправил?

– Ага. В режиссерскую академию, – немедленно ухмыляется Миллер.

Ну да, теперь он просто издевается.

Затем Адамс начинает постукивать по приборной панели в такт музыке. Я стараюсь смотреть на дорогу, но взгляд то и дело возвращается к парню. Просто не могу удержаться. Отчасти потому, что наблюдать за ним увлекательно, хотя и просто проконтролировать его действия не помешает.

Внезапно Миллер выпрямляется и застывает, заставляя меня вздрогнуть, так как непонятно, что его испугало. Он достает телефон из заднего кармана, звонок которого я не услышала из-за громкой музыки. Адамс выключает плеер и вытаскивает изо рта палочку, оставшуюся от леденца.

– Привет, детка, – говорит он в трубку.

Детка? Стараюсь сдержаться и не закатить презрительно глаза.

Должно быть, это Шелби Филипс, его девушка. Они встречаются уже почти год. Раньше она тоже ходила в нашу школу, но в прошлом году поступила в университет, который находится в сорока пяти минутах езды отсюда. Ничего против нее не имею, но и общаться нам раньше тоже не доводилось. Может, у взрослых два года разницы и не имеют значения, но для подростков это целая пропасть. При мысли, что подружка Миллера уже студентка, я начинаю ерзать на кресле. Не знаю, почему этот факт заставляет меня чувствовать ущербность, будто учеба в универе автоматически делает человека умнее и интереснее обычной старшеклассницы.

Я пристально слежу за дорогой, хотя сгораю от желания проследить за мимикой Миллера во время разговора. Сама не понимаю почему.

– Уже подъезжаю к дому. – Парень делает небольшую паузу, чтобы выслушать ответ, и продолжает: – Думал, что это будет завтра. – Еще одна пауза. – Ты только что проехала нужный поворот.

Лишь спустя несколько секунд до меня доходит, что последняя фраза была адресована мне. Я перевожу на Миллера взгляд и замечаю, что он прикрывает телефон рукой:

– Поворот был вон там, сзади. – Я резко жму на тормоз. Несносный пассажир едва успевает упереться в приборную панель и бормочет со смешком: – Черт.

Я так увлеклась подслушиванием, что пропустила поворот.

– Не-а, – продолжает Миллер прерванный разговор, – просто вышел прогуляться в самую жару, поэтому обратно меня подвозят.

Почти уверена, что слышу голос Шелби на другом конце, спрашивающей:

– А кто тебя подвозит?

– Какой-то мужик, – отвечает ей парень, бросив на меня взгляд. – Без понятия. Я перезвоню, ладно?

Какой-то мужик? Кто-то не слишком доверяет своей половине.

Миллер вешает трубку как раз тогда, когда я выруливаю к его дому. Никогда раньше здесь не была. Знала, в какой стороне он живет, но высокие деревья загораживают то, что находится за дорожкой из белого гравия.

Подобного я не ожидала.

Деревянный домишко совсем старый, очень маленький и отчаянно нуждается в покраске. На крыльце висят ничем не примечательные качели и стоят два кресла-качалки – единственное, что не выглядит потрепанно.

Рядом припаркован старый голубой пикап, позади виднеется еще одна машина. Она в еще более ужасном состоянии: каркас стоит на пеноблоках, по бокам растут сорняки, почти скрывая кузов.

Это зрелище застает меня врасплох, сама не знаю почему. Наверное, я представляла жилище Миллера совсем по-другому: огромный особняк с бассейном во дворе и гаражом на четыре автомобиля. В нашей школе твой статус зависит от внешнего вида и богатства родителей. Возможно, обаяние Адамса искупает отсутствие у него денег, потому что он – один из самых популярных парней. Никогда не слышала, чтобы о нем кто-то плохо отзывался.

– Ожидала чего-то покруче?

Его вопрос неприятно задевает. Я останавливаю машину в конце дорожки и изо всех сил делаю вид, что в его доме нет абсолютно ничего удивительного. Вместо ответа я меняю тему:

– Какой-то мужик, значит? – спрашиваю в свою очередь я, возвращаясь к его беседе по телефону.

– Не собираюсь рассказывать своей девушке, что меня подвезла ты, – как ни в чем не бывало говорит этот неблагодарный, – иначе все выльется в трехчасовой допрос.

– Очень здоровые и честные отношения.

– Если не считать допросов, то так и есть.

– Раз не нравятся допросы, может, не стоило затевать перемещение указателя?

Когда я произношу последние слова, Миллер уже стоит снаружи, однако он наклоняется и, прежде чем захлопнуть дверь, заявляет:

– Я никому не проболтаюсь, что ты была соучастницей преступления, если пообещаешь не рассказывать историю с дорожным знаком.

– Купи мне новые шлепанцы, и я вообще забуду про сегодняшний день.

Парень ухмыляется, будто я сказала что-то забавное, и говорит:

– Мой бумажник внутри. Пойдем.

Само собой, это была шутка. И уже тем более я не собиралась брать у него деньги после того, как увидела состояние дома. Однако во время поездки мы выработали определенный саркастичный стиль общения, и если я сейчас откажусь от оплаты, то это может прозвучать как оскорбление. Я совсем не против подразнить его, но по-настоящему обидеть уж точно не хочу. Кроме того, возражать поздно, так как Миллер уже на полпути к дому.

Я оставляю обувь в машине, не желая запачкать дегтем крыльцо, и босиком поднимаюсь по скрипучим ступенькам. Увидев подгнившую доску, я перешагиваю через нее.

Миллер замечает мой маневр.

Когда мы заходим в дом, он оставляет свою измазанную дегтем обувь рядом с дверью. Внутри жилье находится в гораздо лучшем состоянии. Везде чисто и прибрано. Однако обстановку не меняли, наверное, с шестидесятых годов. Мебель совсем старая. Оранжевый войлочный диван, накрытый самодельным пледом, громоздится у одной из стен. Два зеленых громоздких кресла стоят друг напротив друга. Они выглядят очень устаревшими, словно купили их в середине прошлого столетия. Складывается ощущение, что мебель не меняли с момента приобретения, задолго до рождения Миллера.

Единственный предмет, выглядящий новым, это мягкое кресло с откидывающейся спинкой напротив телевизора. Однако сидящий в нем человек еще старее, чем все в доме. Мне видны лишь часть профиля и лысеющая макушка, а немногие оставшиеся на голове волосы совсем седые. Мужчина храпит.

В комнате удушающая жара. Пожалуй, здесь даже горячее, чем снаружи. Воздух, который едва достигает легких, обжигает и пахнет поджаренным беконом. Окно в гостиной открыто, а по бокам стоят два работающих вентилятора, направленные на спящего. Должно быть, он – дедушка Миллера. Слишком стар для отца.

Парень тем временем пересекает комнату и направляется дальше по коридору. На меня начинает по-настоящему давить тот факт, что я намерена забрать его деньги. Это была шутка. Теперь все выглядит как демонстрация моего характера далеко не с лучшей стороны.

Когда мы добираемся до его спальни, Миллер оставляет дверь открытой, но я остаюсь в коридоре. Из комнаты до меня доносится теплый ветерок, который приносит облегчение, играя с прядями моих волос.

Я осматриваю помещение. Оно тоже не такое ветхое, как дом снаружи. Вплотную к дальней стене стоит широкая кровать. Миллер на ней спит. Прямо там, ворочаясь на тех белых простынях. Я с трудом отвожу взгляд и смотрю на висящий над изголовьем постер The Beatles. Интересно, это Адамс такой фанат старой музыки или плакат повесили в шестидесятых годах, вместе с остальной мебелью? Дом такой старый, что не удивлюсь, если раньше здесь была спальня его дедушки, когда тот был подростком.

Но тут мое внимание привлекает фотокамера на комоде. Совсем недешевая. А рядом лежат несколько объективов. Подобный набор вызвал бы зависть у любого профессионала.

– Любишь делать снимки?

– Да. – Миллер перехватывает мой взгляд. Затем открывает верхний ящик комода. – Но моя настоящая страсть – это кино. Поэтому и собираюсь стать режиссером. – Он искоса смотрит на мою реакцию. – Убил бы за возможность учиться в Техасском университете, но вряд ли для меня там найдется стипендия, так что придется идти в государственный колледж.

Я думала, что тогда в машине он просто издевался, но теперь его комната убеждает меня в обратном. Возле кровати возвышается стопка книг. Название верхней гласит «Как делается кино», автор некая Сидни Люмет. Я прохожу, беру пособие и пролистываю.

– Какая ты любопытная, – с гримасой передразнивает меня Миллер.

Я неодобрительно вздыхаю и возвращаю книгу на место.

– А в колледже есть режиссерский факультет?

– Нет, но он может быть первой ступенькой в образовании, которое приведет к заведению с таким подразделением. – Парень качает головой и подходит ближе, сжимая в пальцах десять доларов. – В супермаркете такие шлепанцы стоят пятерку.

Шикуй!

Я замираю в нерешительности, не желая брать деньги. Видя мои колебания, Миллер неодобрительно закатывает глаза, а затем засовывает купюру в передний левый карман моих джинсов.

– Дом действительно развалина, но я не нищий. Забирай.

Я через силу сглатываю.

Его пальцы побывали в моем кармане. Я до сих пор чувствую прикосновение, словно он их и не вытаскивал.

Я откашливаюсь и выдавливаю улыбку.

– Приятно иметь с тобой дело.

– Правда? Выглядишь ты чертовски виноватой, – парень недоверчиво склонил голову к плечу.

Обычно я гораздо лучше использую свой актерский талант. Ненавижу сама себя.

Подхожу к двери, несмотря на жгучее желание чуть лучше рассмотреть спальню.

– Я и чувство вины? Не смеши. Из-за твоей выходки моя обувь испорчена. Так что с тебя причитается. – Я выхожу из комнаты и направляюсь к выходу, но он неожиданно решает проводить меня. Но, дойдя до гостиной, я останавливаюсь: старика больше не видно. Я поворачиваю голову и замечаю его возле холодильника на кухне. Он открывает бутылку с водой и отпивает, с любопытством глядя на меня.

Миллер обходит меня и спрашивает:

– Ты уже выпил таблетки, дедуль?

Он называет его дедулей. Это так мило.

Мужчина пристально смотрит на внука и презрительно закатывает глаза.

– Я принимаю лекарство каждый божий день с тех пор, как твоя бабушка уехала. Я не инвалид.

– Пока, – язвительно замечает Адамс. – И потом, бабушка не уезжала. Она умерла от сердечного приступа.

– Так или иначе, она меня бросила.

Миллер оглядывается, подмигивает мне. Не уверена, к чему относится этот жест. Может, он просто пытается смягчить эффект от поведения и внешности пожилого родственника, который выглядит точь-в-точь как Мистер Небберкрякер[2]. Я начинаю понимать, откуда взялась саркастическая манера общаться у его внука.

– Ты просто зануда, – ворчит дедуля Миллера. – Ставлю двадцатку, что переживу и тебя, и все ваше поколение номинантов на премию Дарвина.

Адамс лишь хохочет в ответ.

– Осторожнее, дед. Из тебя рвется язвительность.

– Это ты поосторожнее. А то я вижу перед собой изменщика, – незамедлительно наносит ответный удар старик.

Миллера его слова совершенно не задевают, а вот мне становится неловко.

– Осторожнее, дедуля. Твои варикозные вены набухли.

Старший Адамс швыряет крышку от бутылки во внука и попадает тому по щеке.

– Я вычеркиваю тебя из завещания.

– Да пожалуйста. Сам повторяешь, что единственная ценность, которая у тебя есть, – это воздух.

– Значит, он тебе в наследство не достанется, – пожимает мужчина плечами.

Я наконец не выдерживаю и смеюсь. Хотя до последнего не была уверена в благодушности их перепалки.

Миллер подбирает крышку с пола и крутит ее в руках. Затем машет в мою сторону.

– Это Клара Грант. Моя подруга из школы.

Подруга? Ну хорошо. Я улыбаюсь старшему Адамсу.

– Приятно познакомиться.

– Клара Грант? – переспрашивает он, наклоняя голову к плечу и рассматривая меня. Я киваю. – Когда Миллеру было шесть лет, он наделал лужу в штаны, до смерти испугавшись слива в общественном туалете.

Мой новый друг издает тихий стон и открывает входную дверь, выразительно глядя на меня.

– И ведь я знал, что не следует впускать тебя внутрь. – С этими словами он жестом приглашает меня на выход, но я и не думаю покидать дом.

– Не уверена, что готова уйти, – смеясь, комментирую я. – Я бы не отказалась услышать еще несколько подобных историй.

– У меня их полно, – заверяет дедуля. – Вот, эта точно тебе понравится. Есть видео того момента, когда пятнадцатилетний внучек устроил в школе…

– Дед! – резко прерывает Миллер. – Иди лучше вздремни. Прошло уже по крайней мере пять минут с твоего последнего отдыха. – Раздраженный парень хватает меня за руку и буквально вытаскивает за собой из дома, хлопая дверью.

– Подожди. Что произошло, когда тебе было пятнадцать? – спрашиваю я, в надежде узнать подробности.

Миллер отрицательно машет головой, выглядя слегка смущенным.

– Ничего особенного. Он любит нести небылицы.

– Нет, уходишь от ответа. Я хочу услышать продолжение, – ухмыляюсь я.

– Этого никогда не будет. Никогда, слышишь? – Парень кладет ладонь мне на плечо и подталкивает к крыльцу.

– Ты еще не знаешь, какой настойчивой я могу быть. А еще мне нравится твой дедушка. Может, стоит навещать его почаще? – поддразниваю я. – Когда граница города будет официально передвинута, я закажу пиццу с пепперони и ананасом и приеду смаковать унизительные истории о тебе.

– С ананасом? Пицца? – Миллер с притворным разочарованием качает головой. – Тебе больше не рады в этом доме.

Я спускаюсь по ступеням, вновь обходя подгнивший участок. Уже стоя на траве, я оборачиваюсь и замечаю:

– Ты не можешь решать, с кем мне дружить. И кстати, пицца с ананасом просто великолепна – идеальное сочетание соленого и сладкого. – Я достаю мобильник. – У твоего дедушки есть Инстаграм?

Миллер только неодобрительно фыркает, но глаза у него веселые.

– Увидимся в школе, Клара. Никогда больше не приезжай сюда.

Я ухмыляюсь и довольной походкой направляюсь к машине. Когда я открываю дверцу и оборачиваюсь, Адамс пристально смотрит в телефон, а затем уходит, так и не оглянувшись. Когда он исчезает внутри, мне приходит уведомление.

Миллер Адамс подписался на ваши обновления.

Я улыбаюсь.

Может, мне только показалось, но…

Заводя двигатель, я набираю номер тети Дженни.

Глава третья

Морган

– Морган, постой! – Дженни отбирает у меня нож и занимает место у разделочной доски. – Сегодня у тебя день рождения. Предполагается, что ты будешь отдыхать.

Я облокачиваюсь на кухонную стойку и смотрю, как сестра нарезает помидоры. Ломтики получаются чересчур толстыми, но я сдерживаюсь и никак это не комментирую. Несмотря на то, что нам уже за тридцать, во мне до сих пор иногда просыпается желание поправить ее и взять дело в свои руки.

Но, по правде говоря, из одного кусочка могло бы запросто выйти три.

– Хватит меня осуждать, – бормочет Дженни.

– Я не осуждаю.

– Неправда. Сама знаешь, повар из меня никудышный.

– Именно поэтому я и принялась сама нарезать помидоры.

Сестра поднимает нож, словно собираясь покромсать уже меня. Я лишь вскидываю руки, сдаваясь, и встаю сбоку от нее.

– Итак, – говорит Дженни, искоса поглядывая на меня. По тону ее голоса сразу становится понятно: дальнейшее мне не понравится, – мы с Джонасом решили пожениться.

К обоюдному удивлению, я никак не реагирую на ее заявление. Но я чувствую, как меня захлестывают противоречивые эмоции.

– Так он сделал тебе предложение?

В ответ она понижает голос, чтобы жених не услышал из соседней комнаты.

– Не совсем. Больше было похоже на обсуждение возможных вариантов. Но это логично.

– Наименее романтичное начало брака, что я встречала.

– Как будто у вас было по-другому, – отвечает Дженни, неприязненно сузив глаза.

– Туше! – Ненавижу, когда она права.

У нас с Крисом тоже не было красивого предложения, или вообще какого бы то ни было, если уж на то пошло. На следующий день после объявления о беременности он задумчиво пробормотал: «Пожалуй, следует оформить отношения официально». А я просто подтвердила: «Наверное».

И вот что получилось.

Я замужем уже семнадцать лет и не имею права судить Дженни за то, что она попала в точно такую же ситуацию. Просто в ее случае все иначе. Джонас и Крис – абсолютно разные люди. К тому же, пока я не забеременела, мы встречались почти два года, а что происходит в отношениях сестры, я вообще не понимаю. После его выпуска они не общались, а теперь он внезапно не просто вернулся в ее жизнь, но и станет членом нашей семьи?

В прошлом году умер отец Джонаса, и Дженни внезапно решила пойти на похороны. Там она встретилась с бывшим парнем, которого не видела много лет, и провела с ним ночь, вспомнив старые добрые времена. На следующий день он уехал в Миннесоту, а спустя еще месяц сестра поняла, что беременна.

В оправдание Джонаса должна заметить, что он поступил как настоящий мужчина: завершил все дела в Миннесоте и перебрался сюда до рождения ребенка. Но с другой стороны, произошло это всего три месяца назад, и я до сих пор не разобралась, что собой представляет отец моего племянника. Они с Дженни недолго встречались в старших классах, а теперь он переезжает на другой конец страны ради воспитания сына?

– Вы сколько раз хоть сексом занимались? – Дженни пораженно смотрит на меня, очевидно считая эту информацию слишком личной. Я лишь нетерпеливо закатываю глаза. – Хватит строить из себя скромницу. Я серьезно. Вы однажды переспали, а потом не виделись до рождения ребенка. Тебе врач вообще разрешил уже?

– На прошлой неделе, – кивает сестра.

– Ну так? – настойчиво подталкиваю я, ожидая ответа на предыдущий вопрос.

– Три раза.

– Включая ту интрижку на одну ночь?

– Тогда четыре, – задумчиво встряхивает она головой, – или… пять. Тот случай можно зачесть как два раза.

– Всего пять раз? – Да уж, они практически незнакомцы. – И ты собираешься выйти за него замуж?

Дженни прекращает нарезать помидоры, затем бросает ломтики в тарелку и принимается за лук.

– Ты так говоришь, словно мы раньше не встречались. В старших классах тебе он вроде бы нравился. Не понимаю, откуда такая враждебность сейчас?

– Ну, смотри сама, – я отступаю на шаг и начинаю перечислять: – Он бросил тебя, почти сразу переехал в Миннесоту, пропал на семнадцать лет, а теперь внезапно готов провести с тобой всю оставшуюся жизнь? Удивительно, что ты считаешь мою реакцию странной.

– У нас общий ребенок, Морган. Вы с Крисом женаты именно по этой причине.

И снова она права.

Я не знаю, что ответить, и тут у Дженни звонит телефон. Она вытирает руки и достает его из кармана.

– К слову, о детях. – Сестра отвечает на вызов. – Привет, Клара.

Громкая связь включена, поэтому я слышу очень обидное:

– Ты же сейчас не рядом с мамой?

– Не-а, – бросает Дженни, кидая на меня косой взгляд, и отходит к двери. Затем выключает громкую связь и исчезает в глубине гостиной.

Меня беспокоит не столько желание дочери обратиться за советом к моей сестре, а не ко мне, сколько неумение Дженни дать правильный. Она бесцельно прожигала жизнь на вечеринках, едва закончив курсы медсестер, периодически живя у нас. И когда Клара просит помощи у тети, Дженни обычно находит предлог повесить трубку и перезванивает мне. И уже мои слова передает Кларе, выдавая за собственные.

Мне это даже нравится. Конечно, я бы предпочла, чтобы дочь обращалась напрямую ко мне, но я все понимаю. Я – ее мама, а Дженни – классная тетя. Естественно, подростку не хочется рассказывать родителям об определенных проблемах. Клара бы умерла от смущения, если бы знала, что я в курсе некоторых ее секретов. Например, несколько недель назад она попросила Дженни организовать прием у гинеколога, чтобы начать принимать противозачаточные.

Я возвращаюсь за стойку и продолжаю нарезать лук. Внезапно дверь распахивается и входит Джонас. Он протягивает руки к разделочной доске.

– Дженни просила подменить ее, так как ты сегодня должна отдыхать.

Я лишь раздраженно вздыхаю и кладу нож, уступая дорогу. Одновременно я бросаю взгляд на левую руку жениха сестры, воображая на его безымянном пальце обручальное кольцо. Сложно представить, чтобы Джонас Салливан с кем-то связал свою жизнь. До сих пор не верится, что он снова здесь, причем прямо тут, на кухне, шинкует лук на доске, подаренной нам с Крисом на свадьбу. Которую, кстати, лучший друг даже не соизволил посетить.

– Ты как?

Страницы: «« « 12345678 » ... »»