Бывшая жена Алексеева Дана
– Это же… – цензурных слов не хватает, чтобы выразить мой шок. – Мам, ты же в курсе… Как ты позволила ему притащить её сюда?
– Артем, – шикает на меня сестра и толкает в бок. – Не заводись.
Не заводись? Тут все решили плясать под дудку чертова именинника?
– Да какого хрена… – растерянно смотрю на мать. – Ты до конца жизни собралась терпеть это всё? Он не стоит того, мам.
– Не надо так, сын, – предостерегающим взглядом журит меня мама. – У папы сегодня день рождения, будь любезен…
– Быть любезным? – перебиваю и прожигаю взглядом отца, который словно спиной почувствовал ожог и посмотрел на меня. – Сейчас я так полюбезничаю…
Срываюсь с места, а мама с сестрой, подобно остерегающим ангелам за плечами, бегут за мной.
– Артем, немедленно приди в себя, – резко останавливает сестра и шипит громким шёпотом. – Не порти всем праздник… Пожалуйста.
– Ах, у вас праздник, веселитесь… – умиленно вздыхаю. Сейчас стошнит. – Вот где у меня ваш «бал-маскарад» и главный шут, чёрт его подери…
Стучу ладошкой по горлу, в котором скопилась горечь и обида за семью. Во что они превратились? Всё равно, что накрыть красивым покрывалом груду мусора и сказать, мол так и задумано – это идея художника. А внутри всё гниет и разлагается… Мне одному дурно от этой вони?!
– О, какие люди… – слышу голос отца за спиной, аж желваки заиграли на напряженном лице. – Артем, сын, рад тебя видеть.
Он притягивает мне руку, а я не отвечаю. Хочется съездить по его светящейся морде. Зря я сюда пришел.
– Пап, дорогой, – Настя заполняет неловкую паузу и протягивает мой пакет. – Мы тоже рады тебя видеть. Вот, подарок от Артема.
– Спасибо… – понизив градус радости, говорит отец и заглядывает внутрь. – Что ж, повеселитесь сегодня от души, дети, мы так редко видимся с вами, да?
– Не так регулярно, как ты со своей любовницей, да? – машинально выходит из меня.
Улыбка сходит с его лица. Наконец-то. Воинственно смотрим друг другу в глаза.
– Ты хочешь поговорить, Артем? – прочищает горло отец и оглядывается, убеждаясь, что пока ещё мы не привлекли излишнее внимание гостей к семейным разборкам.
– Разговора будет мало, – выдавливаю я.
– Пошли отойдем и пообщаемся как настоящие мужчины, – указывает на дверь.
– Только после вас, – ёрничаю и пропускаю отца вперед.
Пропустив мимо ушей слова матери и сестры, жужжащие на заднем фоне, мы выходим на улицу.
– Так, и чего пыхтишь, как бешенный зверь?
– Хочу, чтобы ты перестал изводить мать и свалил со своей любовницей куда подальше от нас.
– А тебе не приходило в голову, что мы с мамой сами разберемся со всем?
– Я вижу, как вы разобрались! Зачем ты притащил эту швабру сюда… Совсем не понимаешь, что унижаешь маму?
– Мы говорили об этом с ней. Не думай, что он не знала. Не всё так просто, как тебе кажется…
– Да мама любит тебя, придурка… – захлебываюсь в эмоциях. – А ты нагло пользуешься этим! Позоришь её! Собственными руками бы тебя придушил…
Кулаки сжимаются при виде постного лица отца. Он не слышит меня. Тупая бетонная стена.
– Хочешь ударить? Давай, валяй… – усмехается.
Я кривлюсь в лице и выплевываю:
– Не хочу мараться…
Отворачиваюсь от него с презрением, чтобы успокоиться на миг и избежать мордобоя.
Отец смеется в спину и начинает подкалывать:
– Смотрю ты вырос моралистом… Но у самого второй брак за плечами. На одной женщине не удалось остановиться, да, сын?
Вот теперь я за себя не отвечаю. Задевает по больному, тут может сработать инерция.
– Заткнись, – угрожающе выставляю на него палец. – И не сравнивай. Это разные вещи.
– Когда мы говорим о женщинах – суть одна. Не суди меня, да не судим будешь.
– Отвали от матери и делай, что хочешь, – повторяю.
– Лучше разберись со своей жизнью, сынок.
Он хлопает меня по плечу, а я одергиваю его, будто обжигаясь о горячую сковородку.
– Не называй меня так. Ведь я жалею, что ты мой отец. И не хочу, чтобы другие слышали этот постыдный факт.
– Не перегибай палку, – мрачнеет папа.
– Да я сломал её, ясно тебе? Иди красуйся дальше перед гостями и мацай грязными пальцами молодое тело… А я сегодня не планировал блевать, в клоунаде участвовать не собираюсь.
Бросаю на отца прощальный презрительный взгляд и спускаюсь с веранды.
В спину слышу ироничное:
– И тебе хорошего вечера, сынок.
Идиот. Какой же идиот! И вот на этого человека я хотел быть похож?
Отплевываюсь в разные стороны и иду размашистым шагом к машине. Надо было сразу уехать, чтобы не терзаться сейчас, да и душа бы не стонала так сильно и надрывно.
Завожу тачку и давлю на газ. Уезжаю подальше от этого места, от которого больше не веет теплом. Наматываю километры по городу под дубасящий бас из колонок. Езда успокаивает.
Сам не замечаю, как выезжаю на дорогу, ведущую к дому Ани. Голова сомневается, но руки сами сворачивают в переулок, в который заезжал еще вчера.
Проезжаю мимо её дома и вспоминаю наш поцелуй. Неожиданный, сладкий и такой желанный. Сминаю губы от воспоминания и ощущаю земляничный вкус губ бывшей. Вчера я понял, что дико хочу её. И готов поспорить, Аня тоже… Её выдала одна секунда, которая решила всё… Когда тело размякло, а пальчики, собирающиеся оттолкнуть, впились в ткань куртки.
Да, наорала. Да, зарядила пощечину… Ане не всё равно. Я соскучился по её эмоциям, пусть даже пока и взрывным. Ругается бывшая жена тоже красиво, особенно после поцелуя.
– Аня? – напрягаю зрение, заметив женскую фигуру на детской площадке, которая одиноко сидит на карусели и вытирает лицо платочком.
Подъезжаю ближе и, озаряя фарами вечерние сумерки, окончательно убеждаюсь, что это она. И она точно плачет…
Глава 15
Я сама виновата.
На что надеялась?
Муж не любит меня. Как и я его. Готова ли терпеть ради дочери участившиеся скандалы и взаимное недопонимание?
Ладно бы только это… Кажется, Коля изменяет мне.
Не пойман – не вор, я не видела факт измены своими глазами, но губная помада на рубашке – верный знак. Не так ли? Коля вот так не считает. И тем самым хочет сделать из меня дуру.
Собственно, на фоне этого мы и поссорились. Я схватила наполовину наполненный пакет с мусором и ушла на улицу. Что угодно, лишь бы не видеть его сейчас.
Надо выпустить пар и что-то решать. Но пока всё скатилось к слезам и жалобным всхлипам на карусели. Уже с полчаса торчу на детской площадке рядом с домом и сквозь слёзную пелену смотрю на звездное небо.
Что же мне делать… Как правильно поступить?
Фары проезжающей машины освещают участок, где я сижу, и заставляют прищуриться. Автомобиль тормозит, из него выходит мужчина и уверенным шагом направляется ко мне.
Артем? Что он тут делает?
Быстро вытираю слезы платочком и прячу его в карман плаща. Шмыгая заложенным носом, встаю с карусели и с невозмутимым взглядом встречаю бывшего.
– Привет, Аня, что ты делаешь здесь в такое время одна… Случилось что-то? – он очень правдоподобно изображает переживание.
– Это что ТЫ здесь делаешь, – усмехаюсь и всплескиваю руками. – Я вообще-то здесь живу, Бродский. Вышла вынести мусор и прогуляться, нельзя?
– Можно. Но не обязательно при этом реветь… – находясь в полуметре, Артем внимательно всматривается в мое лицо, и даже сумерки не помогают скрыть очевидное.
– Глупости… Я не ревела, – хлопаю мокрыми слипшимися ресницами и шмыгаю распухшим носом. – Чего пристал?
Фыркаю, поворачиваюсь к нему полубоком и задираю голову к небу.
– Я проезжал мимо, только и всего, – слышу со стороны и сразу смеюсь.
Как наивно и глупо звучит.
– Конечно, я верю, – поддакиваю и достаю из кармана телефон. – У меня что в телефоне какой-то чип, по которому ты меня выслеживаешь, не пойму никак?
Встряхиваю сотовый и вызываю усмешку у бывшего.
– Если скажу, что «да», полегчает?
– Ничуть, – выдыхаю, еле заметная дымка выходит изо рта и тут же растворяется в прохладном воздухе. – Полегчает, если ты исчезнешь с моих глаз.
– Понял. Прости, но обрадовать не смогу, – сарказм так и хлещет. – Потерпишь меня немного?
– Ох, Бродский, каким ты был эгоистом, таким и остался… – ёжусь от ветра и бросаю в Артема колкий взгляд.
– А ты никак не расстанешься со своей гордостью, – бубнит в ответ себе под нос и начинает затирать ботинком землю.
Я рассматриваю этот кадр ростом сто восемьдесят сантиметров и поражаюсь его бесстрашности. Вторую жизнь подарили?
– Что ты сказал? Повтори, – требую я.
– Звучит угрожающе, – хохочет Артем и поднимает ладони вверх. – Пожалуй, воздержусь.
– Ой, Бродский, езжай куда ехал… – закатываю глаза и отмахиваюсь от него. – А точнее, мимо и подальше, будь так добр.
Хочу уйти, но не успеваю. Мужские руки обхватывают меня за плечи, разворачивают и притягивают к себе. Слишком близко. Отчетливо чувствую его запах и стараюсь не дышать глубоко, чтобы не привыкнуть.
– Куда ехал, я уже приехал, – проникновенно и шепотом говорит бывший. – И как выяснилось, не зря. Муж обижает тебя? Только скажи…
Тёплая ладонь Артёма дотрагивается до моей холодной щеки и начинает поглаживать подушечками пальцев. Я прерываю приятные манипуляции, чтобы окончательно не попасть в его плен.
– Нет, – твердо заявляю. – И вообще, это не твое дело. Сами разберемся.
Он усмехается и засовывает руки в карманы брюк.
– Знаешь, за сегодняшний вечер, второй раз мне говорят эту фразу…
– Значит не надо лезть не в свое дело, разве не ясно с первого раза?
– Мой отец открыто водится с любовницей… – черство обрывает он меня и добавляет. – На глазах у семьи и знакомых. У меня, черт возьми, болит сердце за мать, и это моё дело.
Услышать такое крайне неожиданно… Ведь раньше между родителями Артема я не замечала ничего подобного. Они были образцом счастливой семьи. Кроме того, родители бывшего хорошо относились ко мне, а я отвечала им взаимностью.
Вижу, как Артема задевает негласный разрыв отца и матери. Ему больно, весь напрягся и сейчас не смотрит на меня.
– Ты не должен винить их в этом… – решаю поддержать бывшего, зная его вспыльчивость. – Это их решение.
– Это тупое решение. Отец не должен был так поступать с мамой. Если не из-за любви, то хотя бы из уважения. А мама… Мама, кажется, смирилась с этим или ждет, когда папу отпустит заводящая кровь и он вернется в семью. Не понимаю её…
– Я тоже её не понимаю. Я бы сразу ушла от такого. Ты и сам знаешь, – сажусь на скамейку и обхватываю себя руками.
Артём садится рядом и уточняет:
– Даже если бы сильно любила?
– Да. Сходила б с ума, но ушла… Если я не нужна человеку, так зачем держаться за него?
– Правильно, – неожиданно для меня соглашается Артем. – Если бы ты поговорила с мамой… Меня она слушать не стала. А сестра потакает ей.
– Она не глупая женщина, понимает всё, но что-то её держит… – опираясь на жизненный опыт, анализирую. – Нужно время, и всё прояснится. Не дави на маму.
– Может, ты права…
Порыв ветра заставляет поежиться, я поджимаю шею и залезаю подбородком в ворот плаща. Похолодало, однако.
– Замерзла? Давай согрею, – Артем обнимает меня, прижимая к себе.
– Я не замерзла, отпусти… – ёрзаю, расталкивая теплые объятия.
Но руки лишь крепче приобнимают продрогшее тело.
– Нос вон красный…
– Ничего подобного, – шмыгаю в ответ.
Артём быстро чмокает кончик носа и, улыбаясь, констатирует факт:
– И холодный.
– Ты оборзел? Отпусти сейчас же, иначе…
– Иначе что? – его брови заинтригованно подпрыгивают вверх.
– В глаз получишь, – без шуток говорю и сильно хмурюсь. – Не думай, что постоять за себя не смогу!
– А ты опасная женщина…
– Именно. Помни и не забывай.
– Как скажешь.
Наши тела прижаты друг к другу и обмениваются теплом… Но это неважно. Главное, как же становится хорошо и уютно в его объятиях. Даже самой стыдно, что испытываю такое к бывшему.
Поклялась ведь ненавидеть его до конца своих дней. Сделать все, чтобы не пересекаться на этой грешной земле. А теперь млею и таю, как сливочное мороженное, от такой нежности…
Артём склоняет голову на плечо и утыкается носом в волосы. Я замираю и не дышу. Он протяжно вдыхает мой аромат и, касаясь губами мочки уха, шепчет с сожалением:
– Прости меня, Аня.
По спине пробегаются тысячи мурашек. Чувствую его дыхание, опаляющее кожу, и не нахожу слов. Внутри все стянуло, а к горлу подкатил ком.
– Не проси меня об этом, – сипло отвечаю.
– Но это единственное, чего я хочу.
Его губы слишком близко, шепчут, овевая лицо, и вызывают желание коснуться их. Снова почувствовать их вкус и страсть.
Я сглатываю и опускаю глаза. Это всё временное помешательство, которое надо прекращать.
– Та, которую ты хочешь, уже рядом с тобой, так что заканчивай…
Не могу смотреть на него более. В его глаза, искрящиеся сожалением и желанием всё вернуть. Больно и невыносимо для меня.
– Я не люблю Лизу, – приподнимает мой поникший подбородок и повторяет. – И никогда не любил.
– Именно поэтому взял её в жены, – горько усмехаюсь.
– Нет. Причина была другая, но она, наверно, схожа с той, по которой ты вышла замуж за Колю… И по вечерам сбегаешь от него на улицу, чтобы выреветься.
– Ну, хватит, – отталкиваю Артёма. Он переходит все запрещенные границы. – Мне надо домой. Я серьезно, прекращай.
Ударяю его ладошками по груди, выплескивая гнев. Но он сидит истуканом и не выпускает меня.
– Не злись, Аня. Я не осуждаю… Просто хочу сказать, что мы оба наворотили дел и теперь страдаем от ошибок. Дай нам ещё один шанс – это всё, о чём прошу…
Господи, Артём настолько прав, насколько я хочу разреветься у него на плече. Но… второй шанс? Дважды во одну реку не войти. И даже если бы я простила его, то воспоминания не покинут меня. Буду цепляться за них подсознательно, и ничего хорошего просто не выйдет.
– Я не знаю…
– Не говори сейчас, – хрипит Артём и гипнотизирует океаном голубых глаз. – Я подожду.
Губы от волнения пересыхают, и я облизываю их. Артем переключает внимание на них и, не спеша, приближается. Его большой палец проходится по моей нижней губе, заставляя дышать глубже и чаще.
Надо бы закрыть ладонью губы и отвернуться, не давая возможности прикоснуться ко мне. Но только не в этот головокружительный момент, когда вокруг всё движимое и недвижимое перестает существовать. Есть только человек напротив меня, и всё. Его губы, глаза, взгляд… Я уже не чувствую температуру на улице. Я вся горю. Мое сердце полыхает огнем, как и тело, которое тянется к Артему.
Наши губы неуверенно соприкасаются, но уже через секунду сливаются в жадном поцелуе. Сминают и ласкают друг друга так, словно это жизненно необходимо и спасти друг друга надо немедленно. Его влажный язык проникает внутрь, начинает хозяйничать в моём рту и подчинять с каждой секундой всё сильнее.
Как остановиться? Сами мы не смогли бы. Внешний раздражитель в виде телефонного звонка возвращает в реальность.
Артем останавливается и достает из кармана телефон. На экране крупными буквами написано «Лиза». Одним легким движением он сбрасывает вызов и возвращается ко мне.
А я уже остыла. Передо мной снова привычная площадка, квартира, где ждет муж, бывший и его новая жена, которая потеряла его и не может дозвониться.
– Зря ты так, – встаю со скамейки и поправляю плащ. – Перезвони ей, она, вероятно, волнуется.
– Аня, подожди…
Останавливаюсь и залезаю рукой в карман.
Теперь уже звонят мне. Телефон вибрирует в руках, требуя внимания. Муж потерял.
Я направляю на Артема экран телефона с входящим вызовом, как защиту, останавливающую его:
– По-моему, нам обоим пора по домам. Пока.
Не дождавшись его прощальных слов, разворачиваюсь и быстрым шагом иду к дому. Знаю, что он стоит и смотрит мне вслед. Чувствую это спиной, которая горит от его прицельного взгляда. И сердцем, готовым выпрыгнуть из пламенеющей груди…
Глава 16
Около детского хореографического зала уже собрались родители. Тренировка скоро закончится, и юные танцоры и танцовщицы вылетят наружу и беглыми глазами будут искать своих мам и пап.
– Катя! – машу рукой дочке, подзывая к себе. – Как занятие? Всё получилось?
– Хорошо… Я старалась, и тренер похвалил меня, – делится о своих успехах не слишком радостным тоном.
Решаю поддержать её:
– Ты моя умничка, – целую курносый носик. – Идем домой?
– Да…
В раздевалке убеждаюсь в том, что дочь ведёт себя уж слишком вяло и нет привычной прыткости и резвости.
– Катюша, как ты себя чувствуешь? Ничего не болит?
– Живот чуть-чуть… – звучно шмыгает носом, слышу его заложенность соплями.
Ну всё. Ребенок определенно «хочет» болеть. Почти полгода держалась огурцом, а к осени поплыла…
– Животик мы вылечим, не переживай. И витаминок тебе купим, да?
– Мишек? – слегка оживляется дочь.
– А какие хочешь?
– Мишек, – уверенно заявляет она.
– Мишек, так мишек, – вздыхаю и легонько треплю детскую щечку.
По пути домой мы заходим в аптеку, где покупаем витамины и противовирусные свечи. Может и пронесет нас на этот раз, если вовремя начнем «обороняться».
Бессонная ночь дает мне понять, что обороняться уже поздно. У Катюши поднимается температура и появляется сухой кашель. Лучше бы я заболела, вот честно… Не могу видеть детские больные глазки и поникший носик, прямо сердце разрывается.
Утром Коля отвозит нас в больницу. Мы стоим к врачу в порядке живой очереди. Благо, в детском отделении есть детский уголок, где можно порисовать, поиграть и даже посмотреть мультики.
Ближе к одиннадцати часам мы попадаем на прием, и после осмотра врач назначает лечение плюс анализы.
– Сейчас сдадите анализы, и после обеда они будут готовы. С результатами зайдёте ко мне вне очереди, договорились?
Я не планировала торчать в больнице еще два часа… Но когда в этой жизни всё идет по плану? Да и речь идет о здоровье ребенка, поэтому негодование и огорчение выкидываю за борт.
– Да, конечно, – любезно улыбаюсь доктору.
Пока мы бегаем по больнице с анализами, время близится к обеду, Катюша начинает протяжно завывать:
– Мам, я устала и хочу кушать, – дергает за руку и шёпотом добавляет. – И ещё в туалет, кажется.
Я сама уже не прочь завыть в её духе, но самообладания хватает, чтобы взять всё под контроль.
– План действий такой, – серьезно говорю и загибаю пальцы. – Идём в туалет, потом в кафе поблизости, потом возвращаемся в больницу, забираем анализы, с ними к врачу и только потом домой. Всё записала?
Дочь озадаченно хлопает глазами, раскрывая рот, и мне становится смешно.
– Ладно, не переживай, – успокаиваю её и стучу указательным пальцем по виску. – Я записала всё вот здесь.
Мы действуем соответственно плану и уже через минут десять выходим из здания больницы в поисках приличной кафешки.
На парковке возле стационарного отделения нас кто-то окликивает. Первой реагирует дочь.
– Дядя Артем, привет! – радостно машет она ладошкой. – Мама, там у Гарика дядя…
– Вижу.
Бродский стоит в метрах двадцати от нас и лыбится так, словно увидел кумира детства, не меньше. Мало того он, видимо, ещё решает взять автограф, потому что закрывает свою машину и идет к нам навстречу.
Я достаточно сдержанно реагирую на него.
Артем чувствует это и начинает использовать запрещенные приемы, действуя через ребенка.
– Привет, Катюша, – приседает на корточки и находит зрительный контакт. – Неужели приболела?
– Да, – печально вздыхает дочь и специально кашляет в знак доказательства.
– Бедняжка… Врач уже послушал тебя?
– Да, но у меня еще кровь брали, – вытягивает безымянный пальчик. – Но я терпела и почти не ревела…
Ага, визгу было… На этаже все напряглись.
– Ты храбрая девочка и большая молодец, – хвалит её, и та сияет звездой. – Сейчас домой лечиться?
На мгновение чувствую себя третьей лишней. У Кати сейчас такой возраст, может завязать диалог даже с незнакомым и рассказать про всю жизнь как на духу. Никакого фильтра и цензуры.
– Скоро домой, да? – вмешиваюсь и укоризненно смотрю на Артема, чтобы прекращал этот диалог по душам.
– Мама, какой домой… – вздыхает дочь и трясёт ладошками. – Забыла про план? Сначала в кафе кушать, а потом снова в больницу…
– Эм-м… – кашляю, не в силах подобрать слов. Всё по факту.
– Всё ясно, – усмехается Бродский. – Я тоже еду обедать, хотите со мной? Знаю хорошее кафе, там есть детское меню… А потом обратно в больницу, – включает переговорщика Артем и сразу находит сговорчивого партнера. – Что скажешь, Катюша?
В её глазах вижу очевидное согласие, но, перед тем как его дать Артему, она умоляюще смотрит на меня и протягивает:
– Мама, ножки так устали… Давай поедем на машине, мам, ну пожа-а-алуйста…
Кажется, я знаю, какая профессия подойдет моей дочери… Надо было отдавать её на актерский, а не танцевальный кружок.