Закон молодильного яблочка Донцова Дарья
– А-а-а, – протянула заведующая.
Ира мигом переключилась с Лены на начальницу.
– Вера Васильевна, вы недовольны, что подарок от коллектива приобрела я?
– Ваза очаровательна, спасибо вам, – вежливо поблагодарила Никитина.
Но Ира не успокоилась.
– К чему тогда ваше «а-а-а» относилось? Только не изображайте сейчас любовь ко мне. Отлично знаю, вы меня ненавидите и сдержаться от злобы при виде меня не можете. Дурацкая ваза вам нравилась, пока вы думали, что ее Калинина выбрала. А раз я постаралась, то «а-а-а». Вы правы, дешевку вам вручили, стыдно ее дома ставить. Но в комнате нашей одни жлобы сидят. Уж как Ленка ныла: «Зачем Верке подарок покупать? Деньги на него надо сдавать, а я больше двухсот рублей не найду». Зато сейчас она ваши конфеты хавает, вон сколько уже сожрала. Эй, не стоит сладкое так уминать! И вам, Вера Васильевна, тоже лучше четвертую шоколадку выплюнуть, вы же и без нее прямо куча сала.
Я с изумлением слушала Бородулину. Кто бы мог подумать, что в милой с виду, дорого и модно одетой девушке столько злости?
Дверь библиотеки открылась, появился подросток.
– Здрассти, – промямлил он.
– Вадик? – удивилась Вера Васильевна. – Вот сюрприз.
– Офигеть можно от радости, – скривилась Ира.
– Ой, а кто это к нам пришел? – решила затоптать огонек скандала Лена.
– Меня зовут Вадим Никитин, – представился мальчик, – я зашел к маме, потому что она забыла мне деньги на экскурсию дать. А мы завтра идем в планетарий. Мам, дай две тысячи. Если сегодня их не внесу, меня завтра не возьмут.
– Дорого-то как, – возмутилась Никитина.
– Мы потом двинем в кино и кафе с ребятами, – объяснил сын, – у нас день рождения гимназии, его каждый класс весело отмечает.
– А взрослым еще на две тысячи раскошеливаться, – вздохнула Вера Васильевна. – Во времена моего детства в день именин школы устраивали субботник. И детей к труду приучали, и родителей не разоряли.
– Во времена твоего детства еще электричество не придумали, люди на лошадях ездили, – буркнул Вадим. – Если дорого, я могу не идти. Мам, откуда эти конфеты?
– Я из дома принесла, девочек решила угостить в связи с моим прошедшим праздником, – объяснила мать.
Вадим нахмурился.
– «Ассорти» я тебе подарил. А ты посторонним его отволокла. Не ешьте конфеты, я их маме на свои сбережения купил.
– Какой жадный мальчик! – ехидно заметила Ира. – Сразу видно, как он прекрасно воспитан, весь в мать.
– Ты сын Веры Васильевны? – защебетала Леночка, которая, похоже, опять решила заглушить скандал. – Ой, совсем на мамочку не похож. Наверное, ты в папу, мальчик, да?
– Никогда не видел своего отца, – парировал подросток, – у меня его нет.
– И не было, – процедила Ирина, – непорочное зачатие.
– Что вы имеете в виду? – взвизгнула Вера Васильевна. – На что намекаете?
Ирина встала.
– Мне не свойственно намекать, я всегда говорю прямо. Вам на вид шестьдесят пять. Неухоженная кожа, морщины, волосы всегда сальные, фигура – как автобусная остановка. А мальчику, похоже, четырнадцать.
– Пятнадцать, – уточнил Вадим.
– Без разницы, – отмахнулась Ира. – И когда взрослые разговаривают, дети молчат. Маловероятно, что на госпожу Никитину какой-то мужчина в такие ее годы польстился. Но сын есть. Либо он приемный, либо имело место непорочное зачатие. Лучше первый вариант. Потому что я слышала лишь об одном опыте беременности от голубя, и плод той любви погиб на кресте. Правда, говорят, он воскрес, да я в это не верю. Вы, госпожа Никитина, злая и завистливая, поэтому меня гнобите. Вам поперек горла красивая одежда, дорогая машина, молодость и моя красота, у вас-то ничего подобного не было и не будет. Никогда. Ваш поезд ушел и в овраг свалился.
– Шлюха! – выкрикнула Вера Васильевна. – Ходит тут, задом вертит…
Ира рассмеялась.
– Вот она, аптекарски чистая зависть в концентрированном виде! Да, есть мужчина, который за мою молодость и красоту делает мне подарки. Да, я не нуждаюсь. Да, Андрей Николаевич Шлыков тоже не прочь меня к себе в постель уложить, но я с нищими не связываюсь. И да, я останусь до ста лет красивой, модно одетой, а вам остается дерьмовый шоколад жрать да задницу растить.
Последние слова Бородулина договорила, уже выходя в коридор. Пару секунд после ее ухода в кабинете стояла тишина, потом Вера Васильевна схватила со своего стола ножницы и бросилась за Ириной.
– Мама! Она ее убьет! – напряженно прошептала Елена и кинулась за заведующей.
Наталья Владимировна поспешила за Рябцевой.
Вадим стоял молча. Я не понимала, как лучше поступить: сделать вид, будто ничего не случилось? Сесть за стол и начать изучать материал об образовании девочек на Руси в прошлые века? Или попытаться поговорить с мальчиком? Сказать ему: «Неприятная история случилась, но ведь у каждого могут сдать нервы»?
– Маме сорок пять, – неожиданно произнес Вадим.
– Правда? – поразилась я. Тут же опомнилась и воскликнула: – Я думала, ей сорок один, она молодо выглядит.
Вадик сел за стол заведующей.
– Можете не стараться, мать похожа на древнюю бабку.
И тут в моем кармане запел телефон. Никогда еще я так не радовалась звонку, даже не посмотрев на экран, быстро сказала в трубку:
– Слушаю.
– Госпожа Тараканова? – спросил звонкий мальчишеский голос. – Игорь Сергеевич Рукавкин. Можете прямо сейчас сюда подойти?
– Кто вы и куда меня зовете? – поинтересовалась я.
– Убойный отдел. Владелец кафе сообщил, что вы находились около трупа, когда он перестал дышать. Жду вас на месте преступления.
– Через пять минут прибегу, – пообещала я и поспешила в заведение, где не так давно пила чай и беседовала с хозяином.
А там увидела за столиком какого-то парнишку, с виду восьмиклассника.
– Имя, отчество, фамилия, – сурово скомандовал он.
Я села напротив юноши, который изо всех сил пытался выглядеть опытным следователем, раскрывшим тысячу дел.
– Виола Ленинидовна Тараканова.
– Хозяин слепой, – продолжал юнец, – а вы нет.
– С этим не поспоришь, – согласилась я, – у меня хорошее зрение.
– Опишите мужчину!
– Кого вы имеете в виду? – удивилась я. – Покойника?
– Нет, того, кто на него напал.
Меня охватило изумление.
– Несчастного лишили жизни?
– Угу, – кивнул полицейский. – Это был мужчина в черном пальто. Так медик со «Скорой» сказал.
Я растерялась.
– Я выбежала на улицу, потому что услышала женский крик: «Помогите!» Посетитель кафе в тот момент уже лежал на тротуаре. Больше никаких мужчин в поле моего зрения не наблюдалось. Улица тихая, ни одного пешехода на тот момент не было.
– Значит, мужика в пальто вы не заметили? – прищурился «Шерлок Холмс».
– Нет, – решительно ответила я. – Если врач вам про него сообщил, то он что-то напутал. Я ушла до того, как приехала «Скорая», медик никак не мог видеть момент нападения.
– Да господин следователь это придумал, – вдруг сказал хозяин кафе, который стоял за стойкой. – Мне ту же чушь гнал. Проверяет таким образом свидетеля на вранье – солжем, что видели мужика, или нет?
– Интересная методика опроса, – хмыкнула я, – оригинальная.
– У каждого свой стиль работы, – гордо заявил Рукавкин. – Мой богатый личный опыт подсказывает, как с кем говорить. И вообще, отвечайте на вопросы. Коротко и по существу. Ваше ФИО! Полное! И адрес по прописке!
– Виола Ленинидовна Тараканова, – повторила я.
Парень закатил глаза.
– Со свидетелями бочка терпения требуется! Не ваше. Его.
– Чье? – окончательно растерялась я. – Владельца кафе? Он сам может представиться. И мне неизвестно, где Кирилл живет.
– Да нет, другого надо, – поморщился Игорь Сергеевич, – мертвяка.
Капотов закашлялся, я же ответила:
– Понятия не имею, что значится в паспортных данных умершего.
– Почему? – задал гениальный вопрос Рукавкин.
Кирилл издал стон.
– Мы с ним не знакомы, – пояснила я.
Игорь почесал переносицу.
– Не верю. Вы сидели рядом.
– За разными столиками, – уточнила я.
– И не общались?
– Нет.
– Почему?
Ну как ответить на этот вопрос?
– Я не знакомлюсь со всеми, с кем оказываюсь в одном кафе.
Рукавкин сделал пометку в своем блокноте.
– Странно, однако.
Похоже, парень собрался продолжить допрос, но ему помешал телефонный звонок.
– Вечно меня прям на части рвут… – пробормотал «опытный» полицейский. – Алле! Здрассти. Сколько раз просил – не мешай! Дело веду. Ох, простите, Анна Сергеевна, у вас голос, как у моей матери. Свидетеля опрашиваю. Все понял. Бегу.
Игорь положил трубку на стол, схватил блокнот, диктофон…
– Вилка, хотите кофе? – спросил Кирилл.
Я подошла к стойке и села на высокую табуретку.
– Лучше марокканский чай. Он у вас есть?
– Конечно, – улыбнулся Капотов и взял стакан, – пара минут, и все будет готово. Слава богу, дурачок ушел. Бьюсь об заклад, он в отделении первый час работает.
Я обернулась и увидела пустой столик.
– Ну и слух у вас – я не уловила звука шагов. «Великий сыщик» как кошка ходит, бесшумно. Ой!
Я схватилась за край стойки.
– Чуть не упала.
– К сожалению, все высокие табуреты неустойчивы, – испугался Капотов, – с непривычки можно свалиться. Лучше за столиком устройтесь, а я сейчас.
Кирилл взял телефон и нажал на экран.
– Алло! Приветик. Слушай, что там у тебя в отделении творится? Ко мне приходил некто Рукавкин… Да, у меня. Нет, уже удрал. А-а-а… Ага, ясно. Так я и подумал.
Я не стала спрашивать, каким образом слепой Кирилл может за считаные секунды найти нужную информацию в контактах. Капотов же отложил трубку и пояснил:
– Начальник местного отделения полиции – мой сосед по дому, постоянный клиент и товарищ. Досточтимый и только что покинувший нас Игорь Сергеевич принят на работу три недели назад. Его пока посылают на задания в паре с опытным коллегой. Но позавчера почти весь состав отделения подкосила желудочно-кишечная инфекция, народ слег: тошнота, понос, температура под сорок. На службе осталось несколько человек. А поскольку «Скорая» не заметила при осмотре тела ничего криминального и предварительная причина смерти – инсульт, то в кафе отправили Рукавкина. Одного. Задачу ему поставили простую – выяснить, является ли покойный постоянным клиентом кафе или зашел случайно, платил кредиткой или наличкой. Понимаете, да?
– Конечно, – ответила я, принимая из рук Капотова стакан с чаем, – нужно установить личность умершего. Но вы помочь не смогли.
– Увы, нет, – печально согласился хозяин. – Наша жизнь такова, что лучше иметь при себе документы. Ведь всякое может случиться.
– У посетителя не было паспорта? – уточнила я.
– Ни прав, ни служебного пропуска, ни визиток, – перечислил Кирилл, – ничего, что могло бы помочь идентифицировать его личность.
– Вроде я видела у него мобильный, – пробормотала я, – в его контактах надо порыться.
– Сотовый не нашли, – пояснил Капотов.
– Одна надежда, что родственники всполошатся, когда он вечером домой не вернется, – вздохнула я. – Бедные жена и дети, если они есть, конечно. Проводили здорового главу семьи на работу, а тот вдруг умер. Очень тяжело, когда человек долго болеет, но в этом случае родные успевают морально подготовиться к его уходу. А когда вот так, как кирпич на голову, ужасная весть падает…
– Думаю, он холостяк, – заметил Капотов.
– Вы по-прежнему уверены, что отсутствие бесконечных звонков от жены является свидетельством того, что мужчина живет один? – спросила я. – Вот лично я никогда не дергаю близкого мне человека по пустякам. И многие женщины именно так себя ведут.
– Почему-то мне кажется, что мой посетитель не женат, – упорствовал Капотов, – но по какой причине я так считаю, объяснить не могу.
С улицы понесся протяжный вой сирены.
– «Скорая» мчится, – встрепенулся Капотов, – кому-то плохо стало.
Меня отчего-то охватило странное беспокойство.
– Пойду уже, пожалуй, в архив.
– Заглядывайте почаще, – предложил Кирилл, – десять процентов скидки вам за любой чек.
– Спасибо, – поблагодарила я, – но пока я не заслужила столь щедрого предложения. Всего-то один раз к вам зашла.
– Два, – поправил Кирилл. – Но сейчас марокканский чай за счет заведения. Да, госпожа Тараканова – не постоянный клиент, но мы с вами пережили сегодня стресс. Это сплачивает.
Глава 7
Войдя в библиотеку, я обнаружила там рыдающую Наталью Владимировну, бледную Иру и красную потную Веру Васильевну.
– Вилка, ты где пропадала? – забыв о том, что до сих пор мы были на «вы», спросила Бородулина.
– В кафе, – ответила я. – Там сегодня мужчина умер. Вернее, он скончался на улице, когда вышел. Хозяин заведения слепой и…
– Да знаем мы Кирилла, можешь не пояснять, – махнула рукой Ира. – Во денек сегодня! Сплошной нервяк!
– Жарко, – сказала заведующая, – окно… распахните…
Ирина зло посмотрела на Никитину, но потом вскочила, бросилась к раме, распахнула ее и осведомилась:
– Лучше теперь?
– Да, да, да, – залязгала зубами Вера Васильевна, обхватывая плечи руками, – только дует очень… Простите, Ирочка… не сердитесь… задергала я вас… что-то плохо мне… то жарко, то холодно… то… уфф…
Щеки Никитиной побелели, она открыла ящик стола и воскликнула:
– Мое лекарство! Его нет!
Я поняла, что Никитиной плохо, и предложила:
– Скажите название, я сбегаю куплю.
– Оно строго по рецептам, – с трудом прошептала Никитина, – так не дадут. Даже вам… нельзя… У меня букет недугов… аллергия… сильная… и щитовидка… гормоны играют… климакс ранний начинается… наверное… Шприц всегда со мной… я его в стол кладу, в коробочке… а сейчас там его нет… Девочки… я умираю…
Никитина судорожно вздохнула и уронила голову на стол, послышался звук глухого удара.
– Нет! – истерически закричала Наталья Владимировна. – О нет! Еще и она? Ну нет же! Нет!
Заместительница заведующей икнула пару раз и тоже свалилась торсом на документы, лежавшие перед ней.
– Сделай одолжение, не шлепнись в обморок, – приказала мне Ирина. – Ну и денек, блин!
Я вынула телефон.
– Вызову «Скорую» для Веры Васильевны. Ей, похоже, очень плохо, вон вся кофта от пота промокла. А ты займись Натальей. Что у вас тут произошло, пока я в кафе бегала?
– Лена ела-ела конфеты… – начала Ирина.
Но я услышала голос диспетчера и быстро сказала в трубку:
– Пожалуйста, пришлите машину, женщине дурно.
Оператор задала мне пару вопросов и пообещала:
– Будет «Скорая». Точный адрес назовите.
Я взяла со стола бумажку и начала читать:
– Улица Костенко, дом шесть, архив…
– Так от вас буквально пять минут назад бригада отъехала, – перебила меня девушка.
– Да? – удивилась я. – Простите, не знала. Никитина только что сознание потеряла, а еще Калинина тоже без чувств.
– Она очнулась, – радостно сообщила Ира, – Наташа, выпей водочки.
– Нет! Она отравлена! – завопила Наталья Владимировна. – В кабинете кругом яд разлит! Рассыпан! Мы все умрем! Как Лена! Вирус! Теракт!
Рябцева закатила глаза, но Ира быстро потрясла ее за плечи.
– Хватит идиотничать, возьми себя в руки.
– Что у вас там происходит? – непрофессионально занервничала диспетчер.
– Сама не знаю, – честно ответила я, – поторопите бригаду.
– Уже едет, – сказала девушка и отсоединилась.
До приезда «Скорой» Ира обнимала рыдающую Наталью Владимировну и по-матерински вытирала слезы, потоком катящиеся из ее глаз. А я, ощущая себя полной идиоткой, обмахивала газетой Веру Васильевну, которая периодически открывала глаза и стонала.
– Что тут у вас случилось? – начала возмущаться с порога полная женщина с чемоданчиком в руке. – Опять вызвали!
– Ксения, перестань, – велела другая тетка и посмотрела на нас с Ирой. – В чем проблема?
– Сами не видите? – обозлилась Бородулина. – Обморок с истерикой.
– Видим, – спокойно сказала врач, – но хочется понять: из-за чего женщины так себя ведут?
– Мое лекарство… – еле слышно прошептала Вера Васильевна. – Аллергия… отек… задыхаюсь.
– Ксения, готовь укол, – приказала доктор, наклоняясь над Никитиной.
Медсестра подскочила к заведующей со шприцем в руке.
– Готово, Анна Семеновна.
– На что у вас бурная реакция? – поинтересовалась врач, глядя, как Ксения вводит лекарство.
– Клубника, – прохрипела та, – в любом виде… варенье… свежая… сушеная…
– Ели ягодный джем? – уточнила врач.
Вера Васильевна кивнула.
– Глупее ничего не придумали? – еще сильнее разозлилась медсестра Ксения. – Знаете ведь, что нельзя, а жрете!
Никитина показала на коробку.
– Конфеты… ромбовидные… а оказалось в треугольных… не в круглых…
Анна Семеновна нахмурилась.
– Давно она бредит? Ксения, дай второй, которая рыдает, валерьянки.
– Вера Васильевна в полном разуме, – начала объяснять Ира. – Мы тут немного понервничали, поспорили, поцапались. Потом, когда Виола ушла, все успокоились, друг перед другом извинились, сели опять чай пить. Заведующая сказала: «Мне вчера две такие коробки подарили. Одну мы уговорили вечером, поэтому я точно знаю, где какая начинка». Взяла ромбовидную конфету, объявила, что в ней пралине, и слопала. Потом еще одну и еще… Короче, штуки три съела. И мне предлагала. Но я случайно увидела сбоку коробки надпись, мол, в составе конфет присутствует пальмовое масло, и отказалась, поскольку его не ем. А Никитина еще пару конфет слопала. Лена от нее не отставала. Мы же с Натальей Владимировной ассорти не трогали. У Калининой-то диабет. Потом Никитиной надоело пралине, и она сказала: «Возьму треугольную, там точно нет джема». И всю конфету целиком в рот запихнула. Начала жевать и за горло схватилась.
– Клубника!
Медсестра вытащила из упаковки шоколадку и разломила ее.
– Точно, варенье.
– Вера Васильевна, – укоризненно сказала врач, обращаясь к заведующей, – нельзя быть такой беспечной. Знаете же про свою аллергию!
– Так вчера в такой же коробке в круглых бонбошках были марципаны, – прошептала Никитина.
– Вот безобразие! – возмутилась Ксения. – Выходит, на фабрике не следят за тем, что куда суют. Сегодня здесь ягодный наполнитель, а завтра помадка. Вау! Да тут не клубника!
Я посмотрела на разломанную конфету.
– Вроде варенье.
– Да, но светлое совсем, почти прозрачное, не красное, – заметила медсестра. Затем тронула вытекшую массу пальцем и поднесла ее к носу.
– Ананас! Точно он. Ненавижу все с этой отдушкой. А производители сейчас ее повсюду суют.
– Еще банановый, – скривилась Ирина, – гаже которого ничего нет.
– Есть, – захихикала Ксения, – ананасовый.
Я повернулась к Вере Васильевне.
– На заморский фрукт у вас тоже аллергия?
– Только на клубнику, – еле слышно пролепетала Никитина.
– Значит, причина недомогания не конфеты, – сделала я вывод, – в них ананасовая начинка.
– Всегда носите при себе шприц с лекарством, – посоветовала Анна Семеновна. – Странно, что вас доктор не предупредил.
– Шприц со мной, – запричитала Никитина, – должен в столе лежать, но сейчас куда-то пропал.
Врач «Скорой» села на стул.
– Так… Ну-ка, давайте разберемся! У вас антигистаминный препарат пропал?
Заведующая развела руками.
– Да.
– Каким образом? – продолжала допрос врач.
Никитина задумалась.
– Ну… не скажу. Я им давно не пользовалась. Шприц был в коробочке в ящике стола. Крышку я не снимаю – зачем без надобности? А сегодня полезла за ним – а там пусто.
Анна Семеновна встала.
– Я обязана сообщить об этом в полицию.