Когда утонет черепаха Сэ Слава

– Познакомься, Альфред. Это моя лучшая подруга. Вас, кстати, как зовут?

– Анна.

Альфред говорил без пауз, нараспев. Любое событие, самая мелкая мелочь приводила его в восторг.

– Анна, ты красавица! Ты фантастическая! Где-то снимаешься? Почему я тебя не знаю!?

– Я пресс-секретарь, занимаюсь рекламой.

– Сейчас работает только вирусная реклама! Мы с тобой обязательно придумаем бомбу! Хомячки полопаются от восторга!

На прощание Альфред снова всех целовал. Велел не пропадать – и сбежал.

Всё вокруг сверкало, кружилось, грохотало. Господа артисты умеют выключить голову и бездумно, без единой мысли нестись. Всё равно куда. Им не важно, чему радоваться. Они могут танцевать и плакать, лишь бы не бездействие. Сидеть мрачно и думать о неприятностях на работе они не умеют.

Праздник ворвался в Анну, затопил по самую макушку. Ох, завтра буду рыдать – на секунду подумала она, но тут же отвлеклась. Её вытащили на сцену. Пела она косо, а вот танцевала потрясающе. Танец Коломбины исполнять не стала, просто затмила кордебалет и остановилась. Аплодировали все – богачи, артисты и даже официанты. Лично Томас Грек тащил Анну куда-то в портьеры, Джудит тянула назад, в сторону благопристойности. Потом появился Роберт. Посмотрел внимательно на Томаса. Либидо певца от такого взгляда улеглось.

– Пора ехать, наверное – сказала Анна.

– Ночуем здесь – ответил Роберт. И добавил устало, в ответ на возмущённый взгляд.

– У всех свои номера. Твой, например, триста пятый.

И выдал Анне карточку-ключ.

К трём часам ночи в Джудит села батарейка. Ну, как села. Певица отказывалась покидать поле боя. Она теряла равновесие, трижды её подхватывали мужчины, один раз не успели, артистка грохнулась на пол с удивительно немузыкальным звуком. Но тут же вскочила.

– Песня! – объявила она. – Осенняя любовь!

И полезла на сцену. Её стащили вниз. Велели встать в очередь. Анна предложила дойти до номера, выпить таблетку от головы.

– А от душевной боли есть?

– Эти таблетки от всего.

– Стрихнин, что ли?

– Амбарбутазол.

– Звучит надёжно. Пойдём. А ты не сочиняешь, такое лекарство есть в природе?

– Не буду же я обманывать лучшую подругу!

– Логично.

Певица рухнула на кровать. В сумочке ничего похожего на лекарства не оказалось. Анна побежала к портье, а когда вернулась, великая Джудит уже влезла под одеяло и заснула. В её ридикюле Анна нашла такую же карточку. Позвонила, спросила, в каком номере остановилась Джудит. Соврала, что хочет вернуть потерянную серёжку. Для достоверности смеялась, рассказывая про их совместный танец. Четыреста третий. Апартаменты звезды ничем не отличались. Анна не помнит, как разделась и принимала душ. Всё сквозь сон. Помнит только, в коридоре под утро шумели. Или показалось?

Проснулась от солнца. Шторы не затянула. В зимней Прибалтике солнце как творческий работник, просыпается к обеду. Вещи остались в другом номере. Но скрестись в дверь не пришлось. Джудит уже сидела в баре с сигаретой и рюмочкой. Лечила нервы. Без грима её не узнавали. Анна не была уверена, что звезда вспомнит вчерашнюю дружбу.

Может даже сделает вид, что незнакома. Высокого полёта птица. Но Джудит обрадовалась, полезла обниматься. Анна польщённо хихикала. Ей было немного жаль, что никто в баре не понимает, кто и с кем тут целуется.

– Слушай, а твой шеф, у вас с ним правда ничего такого?

– Роберт? Конечно, ничего. Просто начальник мой. Хотя, мужчина интересный.

Джудит посмотрела в глаза внимательно. Допила рюмочку. Затянулась.

– Это хорошо. А то я переспала с ним. Неосторожно. Так сказать, задумалась. Ну, ты чего так вытаращилась? Ты ж сказала, у вас ничего?

Анна приказывала мимическим мышцам вернуть на место брови и челюсть, вышло плохо. Джудит неопределённо хмыкнула.

– Мне самой удивительно. Я вообще не собиралась. И он тоже, что интересно. Да и не было ничего, формально. А с другой стороны, всё было.

Это объяснение совершенно ничего не прояснило. Джудит пожала плечами. И без того стёртый её голос сейчас ещё понизился, почти до баритона. Раскурила вторую сигарету.

– Он вообще-то к тебе пришёл. А я ж не знала. Я забыла, в чьём номере сплю. Проснулась, когда он сзади подполз. Ну, обнял. А я пьяная, просыпаться лень. С этими гастролями, пока глаза не откроешь, не вспомнишь, где упала. Думаю, может дома. Может, мой прицеливается. Мужики все одинаково подползают на самом деле. Потом чувствую – не мой. Вот, думаю, дела. И не Тотошка, вроде. Хотя Тотошку я на ощупь плохо помню. И тут он говорит, повернись ко мне, любимая. Ну, я и повернулась.

– Так и сказал?

– Они все так говорят.

– А потом?

– В это время он находился, скажем так, ниже экватора. Ну и когда поднялся в высокие широты, удивился.

– И что?

– И вышел. Сначала из меня, потом из постели. Извините, говорит, обознался.

– А ты?

– Ничего, говорю. Приходите ещё. А то и оставайтесь. Грех прерывать такое знакомство.

– А он?

– Буду очень рад, говорит, в другой раз. Сейчас слишком много эмоций. Прям, нахлынули чего-то. С юмором мужик.

Анна перевела дух.

– Ну и хорошо. Можно считать, ничего не было.

Джудит посмотрела серьёзно.

– Нет, к сожалению. Нельзя так считать. Потом было продолжение. Так себе продолжение, причём. Этот твой…

– Роберт.

– Да, Роберт. Оделся кое-как и к выходу. Я пошла провожать как вежливая хозяйка. Выходим в коридор, там люди какие-то идут. Пьяные на вид. А мы выходим – просто сразу понятно, это у нас не урок пения был. А эти, прохожие, говорят, мы ваши поклонники. К Роберту, спрашивают, вы самый счастливый поклонник, наверное? И дёрнул меня нечистый за язык. Пошутила. Нет, говорю, это насильник. Ворвался, овладел. Тут вспышка, вспышка… Откуда фотоаппарат достали?

Прежде чем продолжить, Джудит долго и без удовольствия курила.

– Ну и вот. Была небольшая драка. Мы ж хотели фотоаппарат отобрать. Я билась как тигрица. Роберт вырубил портье, который вообще ни при чём. Твой друг в гневе плохо видит, кажется. Лучше его не серди. Как бы то ни было, тот, что с камерой, сбежал. Все они оказались журналистами. Настоящие говнюки с какого-то мелкого портала. Роберт куда-то звонил, пытался купить весь портал, но с утра ему там не поверили. Теперь вот.

Джудит положила телефон. На экране красовался заголовок:

Полицейские упали в обморок, когда увидели это!

Известный бизнесмен изнасиловал великую Джудит.

– Великая! Они назвали меня великой! Я же ещё не умерла! Нет бы назвать неподражаемой. Или там обворожительной.

Статья богато иллюстрирована и снабжена подзаголовком «их нравы». На первом фото Роберт под руку с Анной входят в зал. Потом гости, гости, праздник, потом Анна танцует, Роберт шепчется с какой-то бабой. Фото расставлены по принципу усиления драматургического накала. Вот Анна хохочет и обнимается с Альфредом, потом с Томасом Греком. Из чего следует, баба она гулящая. Вот танцует на сцене. В разрезе платья видны трусы, символ порока. Ноги на снимке выглядят отлично, кстати. Дальше – размазанные лица, и вот уже Роберт с голым торсом душит портье, а Джудит выглядит и правда изнасилованной. И снова фото Анны, выдернутое будто бы из личного дела. В конце сделанное чуть не со спутника фото жены Роберта. Подпись утверждает, это именно жена. В конце снова красивая Анна, змея и разлучница.

– Что же теперь будет? – спросила Анна.

– Альфред скачет от счастья. Такой пиар и за миллион не купишь. Мне всё равно, у меня это юбилейный, десятитысячный скандал. Тебе же с непривычки будет жарко. Но ты держись. Месяца не пройдёт, всё забудут.

– Может, никто не прочитает? Портал какой-то левый.

Певица расхохоталась.

– Посмотри вокруг.

Анна оглянулась. Бармен смотрел на них с улыбочкой и сразу отвёл глаза. Девушки у стойки косились и хихикали. Мимо бара шли участники вчерашнего банкета, помахали рукой вроде просто, но в то же время как-то двусмысленно. А потом, уходя, рассмеялись.

Роберт пропал, на звонки не отвечал. Возвращалась на такси. Водитель поглядывал в зеркало заднего вида. Анне казалось, глаза у него весёлые.

Мгновенно она превратилась в параноика. Ей казалось, все только и думают об этом случае в отеле. И узнают, и вслед смеются. Интернет усиливал впечатление. Новость мгновенно разлетелась. Везде те же фото, меняются только заголовки. И все идиотские.

«Содом наших дней»

«Торговцы моралью»

«Не ведающие стыда»

Писали, что Джудит не станет обращаться в суд. Журналисты не сомневались, богач запугал бедную жертву. К полудню появились биографии Анны и Роберта. В срочных новостях, сразу после ядерных испытаний в Корее. Сообщили, что жена бизнесмена подала на развод. Другие писали, что жена пьяница с трудной судьбой или заперта в сумасшедшем доме. Репортёры раздобыли телефонный номер Анны. Первый просил дать интервью в обмен на деньги. Второй советовал рассказать «всю правду», чтобы оправдаться самой и отомстить Роберту. Третий (журналистка) сказала, что в любом случае сочинит увлекательный рассказ от лица Анны, так что проще самой всё выдать.

Главный и единственный в мире Содом тот, что живёт в головах у газетчиков. Анна отключила звонки с незнакомых номеров. Приехал папа. Плакала, залила папе рубашку. Роберт не звонит и на смс не отвечает.

На следующий день сообщили: биржевые котировки холдинга «Ro&Ro» упали. Снова звонила Роберту, на пятый раз он ответил.

– Слушаю вас, Анна.

– Роберт! Какой-то кошмар творится! Что мне делать?

– Раньше надо было думать, когда заваривала эту кашу.

И отключился. Анна онемела. То есть он считает, она специально устроила скандал, подложив вместо себя Джудит! Самовлюблённый кретин.

Вскоре пришло электронное письмо. В связи с сокращением штата Анна уволена. Ироничная приписка: Компания благодарит Анну за отлично выполненную работу. Выходное пособие будет начислено в соответствии с законодательством.

Позвонила бухгалтер Вера.

– Ну, как ты там, королева светской хроники?

– Ужасно, Вера. Третий день плачу. Он меня уволил.

– Он каждого пятого уволил. А в офисе – так и вовсе половину.

– А тебя?

– Мне зарплату урезал. Так что я тоже злая. Но не настолько, как другие. Мы, толстые, вообще не злимся подолгу.

– Ты звонишь сказать, что злишься?

– Я звоню предупредить. Тебе надо забрать вещи, но днём лучше не приходи.

– Побьют уволенные?

– Не должны, но могут. Приходи после работы. Часиков в семь. Я договорилась с охраной, кабинет будет открыт.

Анна шла по пустым коридорам, будто с жизнью расставалась. Прощай, хорошая работа. Прощайте, приличные мужчины. Теперь она – падшая женщина. Под статьями о её падении полно было признаний в любви, но значили они только одно. Все психи и маньяки мечтают теперь об Анне, и других женихов у неё не будет. Остаётся уплыть на дальний остров, жить в землянке, питаться рыбой и ягодами.

Оставалось непонятным, за что небеса так обошлись? За избыточное целомудрие или, наоборот, за недостаточное? Если бы она сразу переспала с Робертом, было бы лучше? Или следовало надеть ледяную броню и не ездить даже на переговоры? Ведь ясно было, чем закончится это взаимное уважение.

Собирала вещи с каким-то даже облегчением. Поклялась никогда, никогда не связываться с полигамными мужчинами. Их не сложно отличить издалека. Все они щеголеваты. Чистая обувь, аккуратный гардероб, регулярное пользование расчёской. Он считает себя слишком дорогим для единственной женщины. Ещё у них масляные глазки. Они улыбаются многозначительно, шутят и лепят комплименты просто так, на всякий случай.

А положительное качество «Верность» у мужчин проистекает единственно из равнодушия к себе. Самец-однолюб всегда простоват, мешковат и неотёсан. Его можно обработать рубанком и шкуркой, но и тут важно не перестараться. Слишком красивого Буратино могут украсть.

Так думала Анна, складывая в сумку кактус. Это был важный кактус. Он придавал столу уют и ловил вредные волны. Не все, но хотя бы выдуманные. Вера обещала у себя на столе оставить бумаги, требующие подписания. Отказ от претензий и обещание не разглашать тайн. Анна зашла в кабинет бухгалтера. Сверху нужных бумаг не было, стала перебирать ближайшие. Взяла в руки некий договор, вчиталась. Потом следующий договор, и третий. То были заявки на перерегистрацию магазинов. Прежде они числились за компанией «Ro&Ro». Теперь же переходили в собственность к дочерней фирме «Kale». Владельцем этой «Kale» был Димант Лиепиньш, первый директор, заместитель Роберта. Другие магазины уходили под крыло фирмы «Doom», ко второму директору, Гиртсу Затису. Обычная процедура. Так часто делают для оптимизации налогов. Или если хотят обанкротить головную компанию. Вот только заявки были оформлены месяц назад. Роберт был тогда доволен жизнью и о банкротстве не говорил. Оба директора имели право генеральной подписи. И могли бы переписать активы без ведома шефа, положась на его невнимательность. Сейчас Роберту не до работы, увольнения, никто не проверит. Можно в один ход закончить захват компании.

Компьютерные пароли в компании меняли раз в месяц, из соображений безопасности. Вера даже не пыталась их запоминать. Анна нашла в ящике визитку с актуальным кодом. Вошла в компьютер.

Переписанными оказались не только магазины, но и производства. Несколько цехов, весь гараж, контракты на закупки и поставки – всё принадлежало теперь путчистам. Компания Ro&Ro стала пустышкой. Долги по аренде огромного офиса только и принадлежали теперь Роберту Вульфу.

Анна подписала свои бумаги и тихо вышла. Её женское любопытство было удовлетворено, а женскую совесть предстояло ещё уговорить. Искать шефа, требовать разговора после нанесённого оскорбления – противно. Но и предупредить надо. И не электронным письмом, которое непонятно кто и когда прочтёт.

Анна вообразила, как шеф (бывший) преисполнится благодарности и вины. И конечно, лучше при покаянии присутствовать лично. Сдавив гордыню, позвонила ему, он снова не ответил. Что ж, сам виноват. Кто искренне хочет убиться, того не спасти.

Ночью Анне снился сон. Будто идёт она по городу и видит: у реки, под мостом, в толпе бродяг сидит Роберт. Разорился. Анна издалека слышит, как он жалуется на жизнь.

Дескать были у него семья и бизнес. Но встретил он одну женщину, влюбился. А она, оказалось, принесла только горе. Поманила, обманула, подставила. После этих слов Роберт закашлялся, а потом и вовсе – упал и умер. Анна бежит, трясёт Роберта, пытается делать массаж сердца, но сил не хватает. Шеф стал твёрже замороженного мяса. Бродяги обступают, смотрят с укоризной. Анна хочет объяснить, что не виновата, но говорить не может. Рот открывает, а звука нет. Бродяги вдруг оказываются переодетыми судьями. Они обвиняют Анну в предумышленном убийстве. Наказание – вечно слушать песни Джудит.

Анна проснулась в слезах. Все сомнения отпали. К восьми утра она поехала в Башню. С ней здоровались сквозь зубы, глядели ехидно. В современном мире во всём женщина виновата. Роберт полез не в свою кровать, потом психанул, уволил триста человек, и ничего. А Анна только и делала, что была честной. И теперь шеф несчастный рыцарь с разбитым сердцем, а Анна – коварная дрянь.

Путь до лифта, а потом до кабинета, был вполне себе библейским. Лучше крест тащить, чем эти взгляды. Толпа мысленно побивала Анну камнями и тяжёлыми справочниками по бухгалтерии. А неделю назад ещё все любили.

Анна смяла жалкую секретарскую оборону, ворвалась в кабинет. Роберт поднял глаза.

– Выйди! – сказал.

– Гиртс и Димант устроили переворот. Все торговые фирмы, производство и договоры с поставщиками переоформлены на них. Осталось только в Регистре завизировать.

– Я сказал – выйди!

– Это не обычное перебрасывание активов, как раньше. Это мятеж. Как только заявки одобрят – ты станешь нищим.

– Вон отсюда! – сказал Роберт страшным шёпотом и встал.

Анна выскочила прочь. Ей пришло в голову, что великое переоформление могло понадобиться не только для банкротства. Может, какие игры с акциями. Или налоговые дела. Чувствовала себя кромешной дурой. Балерина, что с неё взять.

Путь с Голгофы оказался не легче. Ноги не слушаются, уши горят. Анна планировала дойти до туалета на первом этаже и там уже спокойно разрыдаться. Откладывать на потом нельзя. Слёзы могут потечь в троллейбусе или на остановке. Тогда придётся дома ещё плакать о том, что опозорилась в общественном месте.

На улицу не выпустила охрана. Взяли под локти, повели в какие-то закрома, кабинет без окон. Усадили на стул. Убивать, что ли, будут?

Через минуту вошёл Роберт. Посмотрел строго.

– Как ты узнала?

Ну тут любой бы разревелся. Вот и Анна не стала скромничать. Роберт сказал «ну-ну, ты ж моя хорошая» и обнял. В первый раз. Ничто так не усиливает слёзы, как попытка их сдержать. Анна устроила потоп. Роберт просил прощения. Сначала он не поверил. Понятно почему. Потом спросил у секретаря печать, просто так. Оказывается, печать кто-то унёс. Димант и Гиртс на звонки не отвечают. Роберт сказал, что закопает обоих и сверху посадит какое-нибудь вонючее растение. Для описания их поведения Роберт не мог подобрать точных слов. И что делать – пока не понятно.

– Я знаю, что делать. Я пока сюда ехала, всё придумала – сказала Анна ломким от слёз голосом.

Тут шеф подошёл и поцеловал подчинённую в губы. Неожиданно для охранников. Видимо, из большого уважения.

Государственный Регистр – организация бездушная и потому демократичная. Миллионеры и башмачники сидят в одной очереди, хоть и с разными настроениями. Башмачники трясутся от страха. Они пришли клянчить и унижаться. Миллионеры наслаждаются жизнью даже в этом скучном месте. Ожидая вызова, директоры Гиртс и Димант говорили о важном. Где чей кабинет обустроят и кто какую машину купит. Три дня оценок и проверок истекли. Четыре десятка магазинов, семь предприятий и один автопарк теперь принадлежали им. Осталось заплатить, расписаться, тиснуть печать и получить удостоверения. В окошко кассы Гиртс сунул корпоративную карту.

– Транзакция не проходит, – сказала кассирша голосом игрального автомата.

– А вот эта?

– Тоже не проходит.

– А наличные?

– Нельзя. Услуга должна быть оплачена со счёта одного из предприятий, участвующих в сделке.

Гиртс и Димантс заподозрили неладное.

– Он догадался. Заблокировал счета.

– Что-что, а чуйка у него отличная. Надо найти фирму, о которой он не знает. Или не помнит.

Такая фирма нашлась. Одинокая сапожная мастерская в глухой провинции. Оплата пошлины превышала годовой бюджет мастерской. Но юристам всё равно. Полдня потратили на банковское перечисление. Махинаторы вернулись в здание Регистра. Подписали, пропечатали. Помощница нотариуса пошла визировать оттиски и подписи, но сразу вернулась.

– Не понимаю, в чём дело, сделка заморожена.

– Как заморожена?

– Тут пишут, печать объявлена утерянной.

– Путаница какая-то – удивился Гиртс.

– Мы уладим это в течение часа – сказал Димант, вытирая платочком холодный пот.

Чтобы вернуть награбленное, пришлось судиться. В женщине-судье боролись собственно женщина и должностное лицо. Первая знала, что истец негодяй. Потому что певицу Джудит нельзя насиловать, несмотря на её творчество. Даже если кто-то поёт ужасно (сама судья любила джаз), эта кто-то вправе сама решать, будет у неё секс или нет.

Мошенники Гиртс и Димант тоже были неприятны. Закон они, строго говоря, не нарушили. Но суд такое место, где справедливость борется с добром. Для вынесения приговора судья захотела определить степень духовного разложения истца. Неожиданно для присутствующих, вне связи с сутью дела она спросила:

– Гражданин Вульф, как вы попали в гостиничный номер певицы Джудит в день, когда… Ну вы понимаете.

Роберт насупился.

– А какое отношение имеет то приключение к этому?

Судья: Здесь я решаю, что к чему имеет отношение. Отвечайте на вопрос.

Роберт: Ваша честь. Номер, где ночевала Джудит, был забронирован на имя моего секретаря-референта. Я шёл к ней. Исключительно с деловым вопросом.

Судья: Верно ли я понимаю, ваша секретарь-референт – это присутствующая здесь Анна Дрешере?

Роберт: Именно так, ваша честь.

Судья: Зачем же вы проникли в номер секретаря? Ведь было уже глубоко за полночь?

Роберт: Хотел напомнить, что утром рано вставать. Была запланирована встреча с клиентом. Я не знал, что девушки поменялись номерами. Мы поговорили, обсудили недоразумение, даже посмеялись. Вышли в коридор. Проходившие мимо люди оказались журналистами. Они увидели в нас возможность для скандала. Я не пытался предотвратить съёмку, произошла небольшая стычка. Ошибочно пострадал портье.

Судья: Достаточно. Опишите свои отношения с женой.

Роберт: Прекрасные. Люблю её и больше никого. Я совершенно не ходок. Жена это знает и полностью мне доверяет.

Судья: Зачем же вы вломились в номер помощницы в три часа ночи? Разве она не умеет заводить будильник?

Роберт: Большой бизнес – дело круглосуточное. Анна же после праздника могла что-нибудь напутать.

Судья некоторое время размышляла, недовольно поджав губы. Разглядывала по очереди Роберта и Анну.

Судья: Анна, каким образом в вашем номере оказалась певица Джудит?

Анна: Мы немного выпили. Зашли ко мне за средством от головной боли. Я искала таблетки, она уснула. Я отправилась в её номер.

Судья: зачем же Джудит выскочила в коридор, если её никто не трогал? Зачем сказала, что подверглась насилию?

Анна: С вечера мы говорили о возможности вирусной рекламы. О том, как здорово было бы разыграть директора компании Роберта Вульфа. Возможно, Джудит отважилась на экспромт.

Роберт смотрит на Анну. Брови его уползли бы ещё выше, но лоб уже закончился

Судья: Попробуйте описать ваши отношения с начальником.

Анна: Рабочие. Если было бы иначе, мы бронировали бы один номер на двоих.

Судья: (наклоняется к секретарю и шепчет прямо в ухо) Какой скучный финал. Лучше бы не спрашивала.

Секретарь объявляет перерыв. После перерыва просит всех встать и заслушать решение суда

Судья: Волею, данной мне республикой, рассматриваемые здесь (длинный перечень документов и дат) объявляю недействительными. Все пассивы, предметы данного разбирательства, возвращаются в собственность прежнего владельца Роберта Вульфа. Дело о возмещении убытков будет выделено в отдельный процесс. О времени его будет объявлено в свою очередь. Дело объявляю закрытым. Истец, передайте соболезнования вашей жене. Впредь, занимаясь вирусным маркетингом, думайте о чувствах ближних. Иначе займёте место своих бывших директоров.

Выгнать жуликов мгновенно не позволял трудовой кодекс. Роберт понизил их в должности. Один стал дворником, второй вахтёром. Через месяц обоих уволили за систематические прогулы.

Суд прошёл, дела наладились. Роберт всё равно хмурился. Однажды он спросил:

– Про вирусную рекламу правда?

– Нет.

– То есть, ты просто так ляпнула?

– Я импровизировала. Хотя у Джудит есть продюсер, Альфред. Он что-то такое говорил.

– Тащи-ка сюда этого Альфреда.

У «Ro&Ro» сотни деловых партнёров. Поди объясни каждому, что фирма стабильна, бизнесу ничто не угрожает. Пришлось восстанавливать договоры. Заканчивались одни совещания, тут же начинались другие. От кофе и бессонницы звенела голова. Финансовые раны затягивались медленно и больно.

Неожиданно скандал оказался полезен. При Анне партнёры становились сговорчивей. Бизнесмены, сплошь мужчины, знали, что такое любовница. Путь от голой ноги секретарши, от пуговицы на форменной блузке до финального скандала с женой всем был известен. Стремление богатого человека сделать счастливыми как можно больше женщин и чудовищное непонимание со стороны общества были общей болью. В присутствии Анны Роберту давали такие поблажки, каких не получил бы и папа Римский, со всей его добродетелью. Но реноме конторы, где творятся непотребства, не давало покоя. Лечить комплексы и позвали Альфреда. Смешной человек. Тощий, экзальтированный, в вечном восторге от всего, даже от укуса комара.

(Боже, смотрите какой у него хоботок! Хобот! Хоботище! Он проткнул меня насквозь!)

Альфред выглядел абсолютно бестолковым. Роберт сомневался, умеет ли он шнурки завязывать. Но Джудит велела довериться своему продюсеру.

Альфред затребовал пачку денег. Забронировал весь этаж в той самой гостинице.

Пригнал две бригады киношников, нашёл тех самых журналистов, даже побитого портье приволок. Каким-то чудом всех помирил. Самого Роберта уговорил бегать с голым торсом по коридору. Он показывал Джудит, как правильно изображать истерику. Закидон должен выглядеть искренне и лживо одновременно. Два коллектива киношников снимали друг друга. Сам Альфред визжал, скандалил, глотал таблетки, иногда и швырялся ими. Раз в полчаса он обещал умереть, тогда его просили умирать скорей.

Общего замысла никто не знал. Возможно, его и не было. Просто одна команда кричала «мотор», потом вторая кричала «мотор». Журналисты и портье принимали дурацкие позы, совершали странные поступки. Всё по инструкциям Альфреда. Никогда ещё Анне не было так весело. Три дня первозданного хаоса. Роберт говорил, что никогда ещё не тратил деньги так бесполезно. После этого Альфред вытряс из Роберта и вторую пачку. Что-то монтировал целый месяц в компании наркоманов с синими лицами. Итоговый ролик назывался скромно: «Как снималась лучшая вирусная реклама этого года».

Сначала некий «разоблачитель» сообщал зрителю, что скандал тщательно спланирован и подстроен командой певицы Джудит и маркетологами «Ro&Ro». И что тому есть доказательства. В руки разоблачителя попали рабочие материалы… Вот хитрые рекламщики сидят и сочиняют сценарий. Спорят и смеются в удачных местах. А вот гримёры рисуют Роберту следы ногтей на спине. Следующая сцена – костюмеры разрывают на Джудит ночную сорочку. Разрыв выглядит неестественно, рвут ещё одну. Вот Альфред лично показывает Анне, как ведут себя развратные этуали. Очень достоверно показывает, не всякая женщина так сможет. Потом каскадёры обучают Роберта бить портье так, чтобы тот не помер. Съёмки драки в коридоре заканчиваются счастливым смехом, объятиями и криком «Снято». Совсем в финале Джудит целует зрителя сквозь объектив камеры и на стекле остаётся помада.

Ролик этот собрал миллионы просмотров и получил награду на фестивале рекламы. Компания «Ro&Ro» получила премию за лучшее видео и приз от ассоциации интернет-маркетинга. Жена Роберта сказала, что гордится мужем. Он её счастье, умница и лучший на свете человек. И она никогда не сомневалась в его верности. И розыгрыш сразу раскусила. Она считает, весь замысел великолепен. Даже гениален.

…Дела «Ro&Ro» выправились. Анна числилась уже секретарём-референтом. Она принимала порой вполне директорские решения. С утра спешила она в Башню. До её приезда Роберт не делал ничего, только кофе хлебал. Потом они целый день куда-то спешили, перекусывали на ходу. По домам расходились к полуночи, счастливые от не наступившего ещё завтрашнего дня, в котором они снова будут вместе. Негласный запрет на близость делал их отношения дороже. Оба боялись прикоснуться, лишь бы снова всё не испортить.

Историю в отеле не вспоминали. Будто всё и в самом деле было хитрым рекламным ходом, а не взрывом истосковавшейся плоти. На всякий случай Роберт избегал совместных командировок. Он вообще старался не оставаться с Анной наедине. Будто она Снегурочка, а он – калорифер. Всё бы так и длилось. Но жена Роберта пригласила Анну в гости.

Анна хотела оставить брак Роберта за кадром. Также она предпочитала не знакомиться с поросятами, чья судьба стать шашлыком. И если однажды Роберт разведётся, то пусть жена останется абстракцией, а не знакомой раненой клушей с мокрыми глазами. Приглашение Анну расстроило.

Во-первых, Роберт тем самым предлагал разделить ответственность за разрушение семьи. Во-вторых, хоть на короткое время у кого-то на Роберта окажется больше прав, чем у неё, Анны. В-третьих, пришлось признаться самой себе, что привязанность к шефу шагнула далеко за пределы корпоративного патриотизма. И в-четвёртых, Анна настолько растерялась, что не смогла выдумать причину для неявки.

…Роберт понял, девушка ищет повод не явиться. И сказал твёрдо:

– Надо идти. Иначе Лаура заподозрит нас в том, чего между нами нет. Между нами ведь ничего нет?

И посмотрел так, что сердце стало жидким.

– Ничего, – ответила Анна.

Жена оказалась тихой домашней уткой с прозрачными глазами. Анна выдержала её взгляд.

– Анна.

– Лаура. Мне Роберт о вас много говорил. Вы очень нам помогли. Благодаря вам наша фирма выжила и даже укрепилась.

(НАША фирма!)

– Спасибо, Лаура, за тёплые слова.

– Это вам спасибо.

Сыновья Роберта на вкус Анны слишком щекасты. С трудом высидели полчаса и сбежали к своим играм. За столом говорили о погоде, школьном образовании и глупости деления по национальностям. Честней было бы все четыре часа молчать. В меню бараний бок, салаты трёх видов, на десерт тирамису. Если бы Лаура в этот вечер отравила Анну, та была бы признательна.

После тихого семейного ужина Анна стала устраивать такие же тихие истерики. Без визга и слёз, просто нервы и словесная чушь. С утра она приходила раздражённая и говорила просто:

– Я увольняюсь.

– Тебе надоел я, зарплата или вид из окна? Надо выбрать что-то одно.

– Я хочу замуж.

– Предлагаю замуж за меня. Исключительно чтобы не потерять ценного сотрудника. Готов скрывать бездушие и цинизм за маской любви и заботы.

– Также тебе придётся скрывать первую от второй и наоборот. Прятаться за шкаф придётся мне, потому что она – не влезет.

– Или же мы можем все принять ислам. Тогда тебе, наоборот, придётся потолстеть. В исламе этакая худоба считается уродской.

– Можешь считать меня эгоисткой, но я бы хотела отдельного мужа. Персонального даже.

– Соглашайся на меня.

– Ты занят.

– Я сделаю так, что Лаура меня бросит.

– Для этого ты должен будешь стать не метафорическим, а реальным козлом. Борода, рога. И, может быть, тогда, лет через тысячу, она задумается о возможности развода.

– А если я брошу Лауру, ты за меня выйдешь? Поклянись.

– Сам вопрос оскорбителен. Разумеется, нет.

– Потому что бросивший раз будет бросать бесконечно?

– Мистика разрушенного брака работает неотвратимо. В ней что-то есть от летящего в ночи паровоза. Каренина это тонко чувствовала.

– Вронский не был женат.

– Каренина разрушила СВОЙ брак.