Таинственная четверка Полякова Татьяна

– Да. Но нам повезло. Закрыли, но не разграбили. Просто заперли. Колокола и те оставили. Икону в музей забрали, и все. Она оказалась редкого письма, старинная, пятнадцатый век, мастер, правда, неизвестен. Дар местного помещика, который церковь и построил.

– А вы давно здесь служите?

– Почти два года.

– Как жители? Часто в церковь ходят? – По непонятной причине вопрос ему не понравился, хоть он и старался не показать этого.

– Люди… как везде… – ответил после небольшой заминки. – Кто-то часто, кто-то нет… Мое дело служить, а не осуждать.

Занятный ответ. Похоже, отношения с паствой безоблачными не назовешь.

– Мы видели свежую могилу. Девочка, совсем еще ребенок…

Этот вопрос не понравился ему еще больше. Он молча кивнул, нахмурившись.

– Несчастный случай? – не отставала я.

– Да… утонула, река у нас довольно коварна… течение быстрое…

– Часто кто-то тонет? – влез Вадим.

Священник слегка растерялся.

– Бог миловал…

– То есть ничего подобного раньше не случалось?

– У нас нет. Детей обычно одних на речку не пускают. Девочки довольно взрослые, вот и пошли одни…

– Наверное, теперь немного желающих искупаться.

– Отчего ж, купаются, конечно. И дети, и взрослые. Вы меня извините, мне пора. Жду вас на службе.

Он развернулся, намереваясь скрыться в приделе, где наверняка была еще одна дверь на улицу.

Мы направились к выходу, и тут батюшка вдруг спросил:

– А вы к кому приехали?

Переглянувшись, мы сделали вид, что вопроса не слышали, и покинули храм.

– Батюшка какой-то вздрюченный, – заметила я.

– Негоже так о святом отце, но по-другому не скажешь. Интересно, что он делал возле могил?

Мы шли по тропе с намерением обойти церковь и вернуться к тому месту, где впервые увидели священника, и тут Вадим сказал:

– Отче за нами наблюдает. Притаился за деревом, что твой индеец. Не оглядывайся, – торопливо предупредил он.

Громко восторгаясь работой мастера, который возвел этот храм божий, мы покинули кладбище и направились к реке. Тропа здесь делала поворот, и мы поспешили укрыться за ближайшими кустами.

Вскоре на тропинке появился священник, повертел головой, высматривая нас, пробормотал что-то невнятное и устремился в противоположную сторону.

– Давай за ним, – шепнул Волошин.

Первые метров пятьсот дались нелегко. Священник то и дело оглядывался, и мы, скрываясь за кустами, которых вдоль тропы росло предостаточно, передвигались чуть ли не ползком. Однако вскоре он успокоился, в том смысле что не оглядывался, но несся едва ли не бегом. Вне всякого сомнения, направлялся он в поселок, но почему-то в обход. Это заинтриговало. Мы неутомимо следовали за ним, а батюшка, приподняв подол рясы, продирался сквозь заросли, следуя к коттеджу с ярко-синей крышей из металлической черепицы. К нему совершенно точно вел куда более удобный путь со стороны площади, получается, батюшка не хотел обращать на себя внимание граждан.

Достигнув забора, он вновь стал оглядываться, едва не застав нас врасплох. Вадим повалился в траву, увлекая за собой меня. Когда мы рискнули приподняться, святой отец уже вошел в калитку и постучал в боковое окно дома, рядом с крыльцом, после чего устроился там же на скамейке. Громко вздохнул и вытер потный лоб.

Из дома появилась женщина лет сорока, в платье без рукавов и с черной лентой на голове вместо косынки. Она села рядом со священником, и он торопливо заговорил. К сожалению, слышать его слова мы не могли. Женщина отрицательно покачала головой, глядя куда-то вдаль и разглаживая на коленях подол платья. Он положил свою руку поверх ее руки и вновь что-то сказал. Женщина на этот раз кивнула, а потом заплакала, стиснув рот ладонью. Священник вскочил и теперь гладил ее плечо, как видно успокаивая. Вскоре женщина вернулась в дом, а священник, выйдя через калитку, тут же юркнул в пространство между домами, упорно не желая показываться на улице.

Мы были уверены, он вернется к церкви, но ошиблись. Вновь почти бегом он устремился к реке, предпочитая обходить дома сзади, где заросли кустов сменили деревья, переходя в настоящий лес. Его упорное нежелание передвигаться по улицам, само собой, вызывало у нас любопытство, вот мы и бегали, батюшка впереди, а мы за ним.

Довольно скоро он оказался возле солидного особняка в духе русской усадьбы. Выкрашенный голубой краской двухэтажный дом с колоннами стоял на отшибе, на пригорке возле реки. Оглядевшись в очередной раз, батюшка поспешил к задней калитке, достал мобильный и кому-то позвонил. Судя по выражению его лица, настроен был весьма решительно, жаль, слов мы не расслышали, я надеялась хоть что-то прочитать по губам, но батюшка, словно нарочно, отвернулся. Потом убрал мобильный и принялся нервно бегать вдоль забора.

Прошло никак не меньше двадцати минут, в продолжение которых священник несколько раз хватался за телефон, но звонить все-таки не стал. Наконец калитка открылась, и появился молодой мужчина, одетый в вельветовые брюки, бархатный жилет и белоснежную рубашку с шелковым шарфом вместо галстука. Наряд впечатлял, впрочем, как и сам мужчина. Высокий, холеный, с кудрявыми волосами до плеч. Губы такие яркие, что я было решила: не обошлось без помады. Священник кинулся к нему, и вновь нам не повезло: разговор шел эмоциональный, но мужчины не говорили даже, а скорее шипели. Начал батюшка, «бархатный жилет» пытался его успокоить. В ответ святой отец схватил его за руки и принялся трясти, поведение мало соответствовало его сану. Мужчина, сбросив его руки, сказал что-то отрывистое и скрылся за калиткой, а священник, пробегая мимо нашего убежища, бормотал в досаде:

– Чтоб тебя…

– Эк батюшку разбирает, – прокомментировал происходящее Вадим, пользуясь тем, что святой отец несется по тропинке на открытой местности и нам следовало дождаться, когда он достигнет ближайших деревьев, а уж потом за ним бежать. – Неужто наше появление так на него подействовало?

– Ты думаешь, священник может быть причастен к гибели девочки? – усомнилась я.

– Не, не думаю, – покачал головой Вадим. – Но Ключников прав, что-то здесь происходит… неправильное.

Священник скрылся за деревьями, и мы легкой рысью отправились следом. Вскоре стало ясно: он возвращается к церкви. Мы вслед за ним поднялись к кладбищу и из укрытия смогли наблюдать, как священник повесил на церковную дверь замок, настороженно огляделся и направился к дому, тот стоял уже за оградой, но буквально в десятке метров от нее. Батюшка поднялся на крыльцо, открыл дверь своим ключом, а через минуту мы увидели его в окне: придерживая занавеску, он шарил взглядом, точно новичок-постовой.

– Чудеса, – хмыкнул Вадим. – Служителю божьему то ли голову напекло, то ли есть у него серьезный повод вести себя как Джеймс Бонд.

– Он сказал, у него квартира в городе, а это что за дом?

– Дом батюшки, естественно. Выглядит очень даже прилично. В палисаднике цветочки, а за домом огород. Теплицы…

– Это ты к чему?

– К тому, что есть причина, по которой он в город отчалил. А главное, перевез свое семейство.

– Он еще слишком молод, может, и нет никакого семейства.

– Матушка должна быть, но на ее присутствие здесь ничто не указывает.

– Ключников говорил, кто-то козе голову отрезал и положил возле церкви. Может, все дело в этом? В поселке завелись опасные психи, вот святой отец и нервничает.

– А матушку увез от греха подальше? Возможно. Странно только, что после разговора с нами он бросился в поселок, не потрудившись церковь запереть. Чем мы его так возбудили?

– Давай посмотрим, что он делал на кладбище? Вдруг догадка появится?

Место, где мы заметили священника, Вадим нашел через пять минут. Двойная могила, памятник из черного мрамора, надпись гласила: «Матвеевы Михаил Петрович и Полина Юрьевна». Разница в возрасте три года, а вот умерли в один день. Увлеченная разглядыванием памятника, я не сразу обратила внимание, чем занят Вадим.

– Глянь на трофеи, – позвал он, я повернулась и увидела, что он стоит с пластиковой бутылкой в одной руке и подозрительно пахнущей тряпкой в другой.

– Где ты это взял?

– Валялось возле ограды. Похоже, отче что-то оттирал, а мы ему помешали.

– Что оттирал? – не поняла я.

– Солнышко, это уайт-спирит, тебе известно его предназначение? Я бы решил, батя что-то красил, а эта хрень нужна, чтоб краску развести или убрать ее, если вдруг случайно мазнешь не там, где надо. Но по соседству, как видишь, ни одной ограды, которую недавно красили.

– Может, он только собирался…

– Красить ограду? Сомневаюсь. Чего ж тогда сбежал? Опять же банку с краской я не нашел. Значит, он что-то оттирал вот на этом памятнике.

Мы внимательно осмотрели надгробье, и стало ясно: Вадим скорее всего прав. На черном камне остались едва заметные следы красной краски.

– Так, может, он по домам из-за этого бегал? – сказала я.

– Спросим у него?

– Мы здесь вроде бы на отдыхе, в гостях у добрых друзей…

– Ага, – хмыкнул Вадим. – Как мы разберемся в местной чертовщине, не задавая гражданам вопросов? А как только мы начнем их задавать, наша легенда сыграет в ящик.

Вадим вернул бутылку и тряпку на прежнее место, и мы покинули кладбище.

Я взглянула на часы. С того момента, как мы оставили дом Ключникова, прошло довольно много времени. Возможно, Павел Аркадьевич уже вернулся.

– Идем обедать? – спросил Вадим, и мы зашагали к площади.

На дорожке возле дома Ключникова стоял белый «Порш». Значит, кто-то из хозяев действительно вернулся. Дверь нам открыла Варя и заговорила с преувеличенным воодушевлением:

– Проходите, проходите, пожалуйста. Павел Аркадьевич вас спрашивал. Все за стол уже садятся…

Все, как оказалось, это сам Ключников и его супруга, высокая, очень худая женщина в ярко-красном платье с обнаженной спиной. Такой наряд мог быть уместен в Голливуде, и то году эдак в тридцатом, а в российской глубинке отдавал белой горячкой. Может, во мне зависть говорит? Определить возраст супруги Ключникова было невозможно. С таким слоем макияжа не поймешь, где заканчивалась она и начиналась иллюзия.

– Очень рад вас видеть, – вскакивая с кресла при нашем появлении, произнес Ключников. – Дорогая, знакомься. Это ближайший друг моего партнера, Вадим…

– Можно просто Вадим, – широко улыбнулся Волошин, не дав произнести Ключникову свое отчество, при этом весьма красноречиво взглянув на супругу. Взгляд его обещал сиюминутное блаженство и любовь до гроба, согласитесь, при таком раскладе заморачиваться отчеством и впрямь ни к чему.

– Людмила, – произнесла Ключникова с алчным интересом, точно успела стать вдовой. Муж, безусловно, обратил внимание и на улыбку Вадима, и на блеск в глазах жены, но остался к ним равнодушен, что также наводило на размышления. Бергман, кстати, считал, что провоцировать клиента не только можно, но и нужно, Волошин указаниям четко следовал.

Наше знакомство с мадам вышло молниеносным, я представилась, она кивнула и, похоже, тут же забыла про меня.

– Давайте обедать, – предложил Ключников. – Мы с дороги… да и вам пора подкрепиться.

Стол был накрыт на веранде. Маркиза создавала приятную тень, два вентилятора – прохладу. Инструментальная музыка, тихая, ненавязчивая, отлично подходила данной идиллии. Однако мы-то успели убедиться, идиллией тут и не пахнет.

– Мы немного прогулялись, – уплетая окрошку, сообщил Вадим. – Встретили батюшку. Он показался нам каким-то нервным. Не нашел общий язык с прихожанами?

Судя по тому, как нас представил Ключников, он вполне мог не сообщать супруге истинную цель нашего присутствия здесь, оттого Волошин избегал прямых вопросов.

Людмила фыркнула и закатила глаза, а Ключников вздохнул:

– Батюшка у нас человек не плохой…

– Батюшка, – презрительно произнесла Людмила. – Самоуверенный мальчишка, вот ему и досталось…

– Досталось? – тут же проявил интерес Вадим.

– Ну да. Он вздумал проповеди читать…

– Вообще-то читать проповеди его обязанность, – нахмурился Ключников, но Людмила лишь рукой махнула.

– Ты прекрасно понимаешь, милый, о чем я. Все дело в том, как он их читал. С таким дурацким апломбом говорить прописные истины…

– Истина зачастую банальна… Моя жена права, не всем он пришелся по нраву. До него здесь долгое время служил отец Сергей, хороший человек, но в преклонном возрасте.

– И сильно пьющий, – подсказала Людмила.

– Да, так и есть. Матушка у него очень сильно болела. Рак. Сын в Сибири служил, дочка замужем за морским офицером, где-то на Севере. Вот и нашел утешение. Человека можно понять… Он жил в городе, сюда приезжал только на воскресную службу, ну и по праздникам. А когда пришел отец Владимир, наметились перемены. Открылась воскресная школа. – Тут Людмила вновь презрительно фыркнула. – Он проводил благотворительные вечера, средства шли на помощь малоимущим семьям. Таких у нас несколько.

– Работать не хотят, вот и малоимущие, – вновь вмешалась Людмила, произнеся эти слова таким тоном, что сразу стало ясно: она-то вкалывает не покладая рук.

– В общем, много полезного успел сделать, – не обращая внимания на жену, продолжил Ключников.

– Ага. Денег из тебя вытянул немало…

– Помогать другим – обязанность христианина.

– Вот-вот, – разозлилась Людмила. – Все они горазды рот разевать на чужое. Что-то я не заметила у самого батюшки особой щедрости.

– Он много работал, с этим ты не станешь спорить.

– По домам шнырять да болтать языком – не велика работа.

– Вы говорите о его работе в прошедшем времени, – вмешалась я. – Что-то случилось?

– Да, – неохотно ответил Ключников. – Он взял отпуск по состоянию здоровья, увез жену в город.

– Мой муж чрезвычайно добрый человек, – издевательски заявила Людмила, – и очень не любит называть вещи своими именами. У батюшки оказались не совсем обычные склонности…

– Прекрати, – отмахнулся Павел Аркадьевич. – Это клевета.

– Серьезно? Отчего тогда он так всполошился?

– Любой на его месте… кто-то написал на ступеньках церковной лестницы краской «отец Владимир – педофил». Гадость и клевета. Но тут же пошли слухи. Кто-то видел, он девочку по голове погладил, кто-то – мальчика по спине. Это что, преступление? Но все это росло как снежный ком… Честному человеку нелегко отмыться от грязи…

– Кому понадобилось травить батюшку? – удивился Вадим.

И в самом деле, каким образом и кому священник местной церкви мог перейти дорогу? Допустим, приход здесь небедный, но и златых гор не видно, а священника назначают отнюдь не прихожане. Поверить, что кто-то из церковных служителей так пакостит, домогаясь места, я не в состоянии, тогда кто? А главное, зачем? Или сплетни все же не на пустом месте возникли?

Ключников пожал плечами:

– Если б я знал, постарался бы сделать все, чтоб мерзавцы ответили за свои поступки.

– Вы пытались разобраться?

– Когда к церкви подбросили голову убитой козы, я счел это мерзкой выходкой, не имеющей отношения лично к отцу Владимиру. И только когда жена сообщила, что он… практически оставил службу… Слухи дошли до епархии, и у отца Владимира теперь неприятности. Я с ним встретился, но он сам был в недоумении относительно причин…

– Или хотел, чтобы ты так считал, – опять вмешалась Людмила.

– Из разговора с ним я понял, что с самого начала его восприняли в штыки… Мелкие пакости, на которые он поначалу не обращал внимания, закончились безобразной выходкой…

– Ты Райкин припадок имеешь в виду? – хмыкнула его супруга и, не дожидаясь ответа, принялась рассказывать: – Живет здесь одна баба, совершенно опустившаяся. Пьет и, извините, спит с кем попало. За выпивку. В общем, малоимущая, каким отец Владимир рвался помогать. Само собой, нигде не работает, зато рожает регулярно. Детей в детдом, и опять в загул. Не жизнь, а сплошной праздник. Сколько она их там насдавала? Пять или шесть? – обратилась она к мужу.

– Понятия не имею, – нахмурился он.

– Очень жаль, надо бы знать, кому помогаешь. В общем, отец Владимир в гордыне, которую он так старательно поносил, решил Райку спасти. Вернуть на путь истинный: чтоб пить бросила, работать начала и детей своих вернула.

– И что в этом плохого?

– Глупость, вот что, дорогой. Таких, как Райка, в трудовые лагеря отправлять надо, на хлеб и воду, а еще на принудительную стерилизацию, чтоб всяких уродов не рожала, которых нормальным людям всю жизнь кормить придется. А батюшка решил добрым словом… Она в церкви прибираться стала, хоть большого толку от нее никто не видел. Юбку нацепила до лодыжек, платок… преобразилась, одним словом. А уж крестилась каждую минуту.

– Но ведь она действительно бросила пить, – вздохнул Ключников.

– Ага. На пару месяцев. А потом явилась в церковь на воскресную службу пьяная в хлам и принялась батюшку поносить. Чего только не наговорила… будто бы батюшка ее, простите, соблазнил прямо в церкви, под образами…

– Ты же сама сказала, она была почти невменяемой.

– Не спорю. И она же заявила, что отец Владимир к детям интерес имеет весьма скверного свойства.

– Н-да, – хмыкнул Вадим, – батюшке не позавидуешь. И что было дальше?

– Из епархии приезжали. И наш участковый с Раисой разговаривал, – недовольно поморщился Ключников. Похоже, разговор ему был не только неприятен, но и изрядно утомил. – Раиса заявила, что ничего не помнит, пьяная была, какой с нее спрос. Участковый пригрозил сроком за клевету. Она к батюшке побежала плакаться, он простил по доброте душевной. В воскресенье она вновь пришла, и вновь пьяная. Рыдала и умоляла ей не верить и ее, грешную, простить. Но сделала только хуже, пошли слухи, что несчастную алкоголичку попросту запугали.

Подали десерт, и тут Людмила вздохнула с притворным сожалением:

– Милый, наши гости, чего доброго, передумают здесь землю покупать. Вы ведь планируете строиться?

– Пока и сам толком не знаю, – выдав улыбку из арсенала героя-обольстителя, ответил Вадим.

– Все эти Райки, как вы понимаете, совсем из другой жизни. На самом деле у нас тут тихо, и люди по большей части вполне приятные. Стрешневы организовали что-то вроде клуба. По субботам музыкальные вечера. Даже есть любительский театр. Представьте, я в прошлом году играла Офелию. – Она жеманно засмеялась, а я ехидно подумала: видно, с актерским составом совсем плохо, если не нашли никого помоложе.

– А сейчас что ставите? – спросила я без особого интереса.

– Ничего, к сожалению. У нас всем руководит Клавдия Александровна, жена Стрешнева, но в последнее время она неважно себя чувствует. Сердце. Возраст дает себя знать. – И выразительно посмотрела на Ключникова, тот отвернулся, нахмурившись.

Любопытно, на что мадам намекает? У нашего Ключникова с этой Клавдией Александровной роман?

Обед закончился, мы поднялись из-за стола, появилась Варвара: хозяйку кто-то просил к телефону. Как только она нас покинула, Ключников торопливо заговорил:

– Я не стал рассказывать жене о своих намерениях, то есть о том, зачем вы здесь. У нее есть недостаток, как, впрочем, у многих женщин ее круга: она очень болтлива.

– О том, чем мы тут заняты, в любом случае довольно скоро узнают, – пожал плечами Вадим. – Поселок маленький…

– Это помешает вашей работе?

– Нет, скорее наоборот. Когда люди чего-то боятся, они часто совершают необдуманные поступки. Пару дней мы просто хотим осмотреться. Составить представление…

– Отец Владимир хороший человек, что бы моя жена ни говорила. Очень жаль, что так вышло. В любом случае к истории с моей дочерью он не имеет отношения.

– Как знать, – усмехнулся Вадим. – Что ж, за обед спасибо…

– И что вы думаете? – вдруг спросил Ключников, спросил неуверенно, даже робко. – Отец в страхе за свою дочь бог знает что нафантазировал?

– Я ведь сказал, для начала нам нужно осмотреться.

Людмила, вернувшись, предложила перебраться на лужайку за домом. Волошин заявил, что предпочел бы прогуляться к реке. Я, само собой, его намерения поддержала и в избытке добрых чувств пригласила и ее с нами. Мое общество мадам точно не вдохновило.

– Возвращайтесь поскорее, – напутствовала она нас. – Будем играть в лото. У нас здесь все по старинке, милые деревенские радости.

Мы отправились к тому месту на реке, которое жители называли Соснами, предварительно выяснив у Ключникова, где оно находится.

Путь оказался неблизким. На пляже за домами, которые выходили к речке, мальчишки играли в волейбол, оттуда вдоль берега вела едва заметная тропинка. Впереди темнел сосновый бор, от которого место и получило название. И вновь я ощутила тревогу, словно разлитую в воздухе. Ветви сосен покачивались, хотя и намека на ветер не ощущалось…

Я услышала странный звук, похожий на шепот. Наверное, там, куда дотягивались верхушки сосен, ветер все-таки был. Несколько раз тропа уводила нас далеко от берега. За плотными зарослями ивы увидеть реку мы не могли. По этой причине девочки, не обнаружив подругу, и решили, что пропустили момент, когда она спускалась вниз по течению. Странно, что, кроме мальчишек, на пляже прямо возле поселка мы никого не встретили. Дачники обычно в лес ходят часто, за грибами-ягодами или просто прогуляться. Да и купанием в реке не пренебрегают, тем более что вода здесь чистая, берега живописные… А тут ни души.

Допустим, после гибели Иры детям запретили уходить далеко от домов, и взрослые могли избегать этого места по вполне понятным причинам. Такие трагедии забываются не скоро.

Вадим, который шел впереди, вдруг остановился и теперь не спеша оглядывался. Солнцезащитные очки он снял и вертел в руке.

– В чем дело? – спросила я.

– Ставлю штуку баксов, что за нами наблюдают. Гнусное чувство, точно в спину таращатся через прицел винтовки. Ты как?

– Штуку баксов не поставлю, тем более что ее у меня нет, но на душе неспокойно. Деревья точно перешептываются.

– Чудеса, – пропел Вадим. – Чего ж здесь за хрень творится?

– Чувство, что за тобой следят, у тебя и в городе было. Ну а тут… мы материалисты и в мистику не верим. – Я улыбнулась пошире.

– Вот это верно, – кивнул он. – Мы просто покойников иногда видим, а бывает, с ними и разговариваем.

– Явное преувеличение.

– Говорю тебе, кто-то по нашу душу явился. Но показываться не желает. Пока.

– И сюда нас нарочно заманил? От города подальше…

– От Джокера, – поправил Вадим, и стало ясно: он не шутит. Кстати, почему бы и нет? Есть старое правило: разделяй и властвуй. Только кто он, этот таинственный злодей, и почему вдруг выбрал Черкасово?

– И кто это, по-твоему? Враг рода человеческого собственной персоной? – засмеялась я, торопясь перевести разговор в шутку.

– Детка, только очень наивные люди представляют Господа добрым старцем на облачке, а его извечного оппонента с рогами и копытами. Он может быть мужчиной средних лет приятной внешности.

– Доводилось встречаться?

Мы продолжили путь, теперь Вадим шел рядом, время от времени продолжая оглядываться.

– А то… у меня в учебке сержант был, до сих пор иногда снится… глаза открою и сразу крещусь: слава богу, пронесло. Хотя, может, он по другой причине снится, я ведь его путем и не похоронил.

– Что? – нахмурилась я.

– Расслабься, детка, я пошутил. Будучи долгое время принудительным материалистом, теперь при встрече с непознанным я теряюсь в ориентирах: что может быть, а чего не может. Но кто-то, без сомнения, нас пасет, и это уже достало, потому что ему давно пора спалиться. Отсюда два малоприятных вывода: либо он слишком хорош, либо я никуда не гожусь.

– И ты, и я ощущаем дискомфорт, это сигнал быть осторожными, а все наши догадки…

– Да я тоже так подумал, – хмыкнул он, и тут мы увидели пологий песчаный склон, по обеим сторонам которого росли плакучие ивы.

Пляж был небольшим, река в этом месте делала плавный поворот, образуя что-то вроде бухты, сильное течение отсутствовало.

– Похоже, это то, что мы ищем, – сказал Вадим, подошел к кромке воды и теперь смотрел на реку, которая дальше по течению делала еще один поворот. – Не хочешь искупаться? – взглянув на меня, спросил он.

– Нет.

Вадим пожал плечами, быстро разделся, сложил одежду на траве, вошел в воду и нырнул. Под водой пробыл долго, наконец я увидела его голову значительно левее того места, где он вошел в воду.

– Коряга здесь, – глотнув воздуха, сообщил он.

– Довольно странно, – отозвалась я. – Выходит, девочка плыла против течения.

– Вряд ли, это не так просто даже для меня. Скорее она шла вдоль берега, учитывая ее рост, примерно по грудь в воде.

– И путь ей преградила коряга?

– Зачем-то она пошла туда…

– Что-то увидела? Это что-то, вероятно, находилось в воде, иначе проще было идти по берегу. Так?

– Хрен знает, – вытирая лицо ладонями, проворчал Вадим, затем сделал два сильных взмаха руками и, оказавшись почти на середине реки, лег на спину. Его сразу же подхватило течением. А я устроилась в тени кустов, на некоторое время закрыла глаза, пробормотав:

– Ну, давай, покажись мне.

Через несколько минут я в который раз пожалела, что не могу этим управлять. Доминиканец в магазине Бергмана явился без всякого зова, в тот момент я меньше всего хотела его видеть. А вот девочка о себе знать не давала. Всплеск воды, солнечные зайчики, тени на песке и звенящая тишина.

Потом возник звук, навязчивое гудение. Оса? Может, это знак? Может. Только я не особо в них разбираюсь.

– Помоги мне, – шепотом попросила я. – Расскажи, что здесь случилось?

Я вновь закрыла глаза и сидела так довольно долго. Ничего не происходило. Блики на воде, тени, тишина.

– Как знаешь, – буркнула я, уже жалея, что не приняла приглашение Вадима. Может, в самом деле искупаться? Плыть против течения не хочется, придется сюда возвращаться по берегу.

Я потянулась за очками от солнца, которые убрала в сумку, и вот тогда почувствовала ее присутствие. По спине прошел холодок, очень медленно я повернула голову. Девочка стояла в трех шагах от меня, слишком близко. И слишком явно я ее видела. Не колеблющаяся тень, как бывало раньше. Это больше походило на голограмму.

– Ни фига себе, – ахнула я, абсолютно к такому не подготовленная.

Спутанные волосы падали на лицо, она смотрела исподлобья, недоверчиво и сердито, точно я отвлекала ее от чего-то важного. Купальник с юбочкой и тонкими бретельками.

– Извини, – пробормотала я и едва не засмеялась, поняв всю нелепость своего поведения. – Я хотела сказать… помоги мне, пожалуйста. Мне важно знать, что с тобой произошло.

В этот момент видение потеряло свою четкость, очертания стали размываться, лицо девочки расползалось в стороны, пока вовсе не исчезло.

– Нет, нет, постой, – беспомощно бормотала я. И тут услышала плеск воды, к берегу плыл Вадим. «Это он ее спугнул?» – подумала я в досаде, а в следующее мгновение стало ясно: мы на пляже не одни.

Осторожно повернув голову, я увидела двух девушек из плоти и крови, а вовсе не бестелесных. Они стояли в том месте, где Вадим оставил вещи. Меня они не заметили, а вот Вадим вызвал у них живейший интерес. Он шел к берегу, преодолевая течение, и, надо сказать, выглядел так, что взгляд от него отвести было трудно. Красивое тело, сильное, тренированное, с каплями воды на загорелой коже. На ум сразу пришла характеристика в одной из книг Бергмана, посвященной карте Воина: «отвага и стать». Ему это подходило, как никому другому.

Девчонок он, конечно, видел, может, поэтому двигался не спеша, позволяя себя разглядывать.

«Скучать ему здесь не придется», – успела подумать я, прежде чем поняла: парочку на берегу девушками можно назвать с большой натяжкой, обеим лет по четырнадцать-пятнадцать. Они были довольно высокие и одеты по-взрослому, оттого и показались куда старше. Но лишь в первый момент, теперь стали заметны и детская припухлость лиц, и угловатость движений, свойственные подросткам.

Темненькая выглядела старше. Для ее возраста грудь довольно большая, косметикой она явно злоупотребляла, тени на глазах и тональный крем смотрелись нелепо на нежном девичьем личике. Нижнее белье она надеть забыла. Джинсовые шорты такие короткие, что при желании можно разглядеть промежность. У меня такого желания не возникло, а вот ее родителям стоило бы задуматься. Маечка едва прикрывала грудь. На шее золотой кулон на цепочке. Вычурный и, безусловно, дорогой. Вторая, рыжая, была худой, но сильной, руки и ноги спортсменки. Плаванием занимается или теннисом. Грудь плоская, наверное, поэтому она выбрала блузку с напуском, на черном фоне расшитые пайетками ярко-красные губы. Юбка тоже красная, примерно такой длины, как шорты у подруги. Обе в балетках. Брюнетка держала сумочку с ручкой в виде цепочки и весело ею помахивала.

Но поразил меня не их наряд, поразило выражение глаз, с которым они смотрели на выходящего из воды Вадима. Глаза баб, изголодавшихся по мужикам.

Рыжая подхватила джинсы Вадима и перекинула их через плечо, насмешливо крикнув:

– Привет.

– Привет, пигалицы, – отозвался он, приглаживая волосы. – Штаны на место положи.

– А если нет?

– Положи, – без нажима повторил Вадим.

Меня девчонки по-прежнему не замечали.

– Ты крутой, да? – встряла в разговор брюнетка.

– Завязал с крутостью с Нового года. Вредно для здоровья. – Он подошел, взял джинсы и стал одеваться, стоя к девчонкам спиной.

Они хихикали и пихали друг друга локтями.

– А если б я их не отдала? Ты ведь не стал бы обижать девушку?

– Отучаемся говорить за других, – проворчал Вадим.

– Откуда ты такой взялся? Как тебя зовут?