Мастер клинков. Клинок заточен Распопов Дмитрий
– Брату Антонию было вообще неинтересно начало нашего разговора, ему не нужен ни ты, ни твоя жена, но… – герцог громко хмыкнул, – но, как только речь зашла об эликсире молодости, его словно подменили: начался торг, он стал предлагать варианты, да и требование получения образцов смолы появилось тоже не просто так.
– А сколько ему сейчас?
– Около пятидесяти, ещё чутьчуть – и будет дряхлым стариком, – ухмыльнулся Валенса, – так что едва я уловил перемену его настроения, как переговоры пошли в нужном нам с тобой русле.
– Получается, я должен искать магов не для того, чтобы спасти жену, а чтобы найти ему эликсир?
– Ты всегда был умным парнем, Максимильян, – герцог косо на меня посмотрел, – так что и в этот раз приоритеты расставил правильно: если глава инквизиторов только заподозрит, что ты не предоставишь ему эликсира долголетия, ты для него станешь совершенно бесполезен. Это же произойдёт, если они сами смогут создать его на основе предоставленных тобой образцов.
– Это вряд ли, я не раз проводил опыты с каменной смолой, но так и не смог добиться нужного результата.
– И Максимильян, – герцог внимательно посмотрел на меня, – надеюсь в своих поисках ты не забудешь о том, что я тоже не молод?
– Ваша светлость, как только я найду хоть бутылочку смолы, то сразу же отдам её вам, а не этому старому хрычу.
Валенса посмотрел на меня с заметным облегчением и заметил:
– Отлично, Максимильян, тогда отдыхай, завтра за тобой прибудет граф, и ты начнёшь службу.
– Я что, стану паладином? – не понял я.
– Не совсем, скорее, их доверенным лицом. – Он снова хмыкнул. – Но ты всегда можешь уйти, главное, помни, что стоит на кону.
– Как я могу это забыть, когда крики жены снятся мне каждую ночь? – со вздохом ответил я. – Спасибо, ваша светлость, вы который раз помогаете мне.
– Я просто уверен в твоём благоразумии, Максимильян, – заверил меня герцог, поднимаясь изза стола. – Ты всегда чётко расставляешь приоритеты и можешь поступиться своей гордостью ради благого дела. Я не говорю уже о том, что мы – семья.
«Да уж, первое для него намного важнее, – понял я его скрытый намёк, – какой бы роднёй мы ни были, дело для него всегда на первом месте».
– Граф приедет сюда или к моему дому? – задал я последний вопрос.
– Сюда, я решил не выгонять тебя на ночь глядя, но в последующие дни жить будешь у себя, к тому же они обещали присмотреть за тобой сами.
– Обложили со всех сторон.
– Максимильян, это ты пришёл к ним за помощью, а не они к тебе.
– Что верно, то верно, – покачал я головой и решил, что пора прощаться. – Спокойной ночи, ваша светлость, спасибо ещё раз за гостеприимство.
– Надеюсь, утром ты составишь нам компанию за завтраком. – Герцог наклонил голову.
– Если граф не приедет раньше, то конечно, ваша светлость, – заверил я его.
Позавтракать мне не удалось, точнее, не получилось нормально, за столом, в окружении семьи герцога. Граф приехал так рано, что слуги собрали мне снедь с собой в дорожный мешок, и я, вышагивая за лошадью паладина, перекусывал на ходу, доставая из мешка сыр, колбасу и ещё тёплые лепёшки.
Насытившись, я заметил, что граф и его отряд, численностью в пять человек, одеты попоходному и имеют седельные сумки.
– Граф, мы кудато едем?
– Да. – Он потянул за поводья и поравнялся со мной, когда его лошадь сбавила ход. – Меня с утра разбудил посыльный и передал приказ главы ордена.
– Если за мной вы приехали так рано, во сколько же разбудили вас? – удивился я.
Он философски пожал плечами:
– Мы на службе, так что ничего странного, к тому же я сам собирался посетить эту деревню, просто вышло на неделю раньше.
– Хотя бы расскажите, куда и зачем мы едем? – поинтересовался я.
– Разоблачать ведьму, – будничным тоном ответил он. – Поступило десять жалоб из деревеньки виконта Глосса на падёж скота, побитие градом урожая.
– А естественные причины не рассматриваются? – хмыкнул я, вспоминая свой мир и ту травлю, которую устраивала инквизиция красивым молодым девушкам и женщинам, причём чаще всего по надуманным поводам.
– Максимильян, ты никогда не встречался с ведьмами. – Судя по утвердительной интонации, это был вовсе не вопрос.
– А они существуют? – Я был полон скепсиса. За всё время своего пребывания в этом мире я не то что с ведьмами, я вообще не встречал магически одарённых людей, ну кроме магов, конечно. Так что слышать заявление одного из паладинов, по совместительству и инквизиторов, о том, что они, дескать, чистят мир от ведьм, было смешно.
– Ты в Единого веришь? – задал вопрос граф, да так неожиданно, что я замешкался.
Я сделал знак Единого перед собой.
– Это ничего не значит, – нахмурился он. – Так ты веришь в него или нет?
– Верю, конечно. – На такой вопрос, да ещё и в присутствии инквизитора, всегда должен быть только один ответ.
– Ты думаешь, это всё шутки, – тяжело вздохнул он, непонятно почему сделав совершенно иной вывод из моих слов. – Ну что же, тем лучше для дела.
Граф тронул поводья и догнал своих товарищей, я остался в одиноком недоумении, а судя по тому, что ко мне вскоре стали оборачиваться его спутники, наш разговор он им передал. Сердце кольнуло.
«Чтото ты распустил себя Макс, нужно быть очень осторожным, да ещё и в присутствии служителей веры, – укорил я себя. – Если они начнут молиться, тебе тоже нужно будет это делать».
Мы вское выехали из города и неторопливо поехали по северной дороге, причём, к моему удивлению, голоса графа совершенно не было слышно. Куда делся тот балагур и весельчак, у которого не закрывался всё время рот? Я его совершенно не узнавал: молчаливый, суровый, да к тому же истинно верующий, судя по его речам. У меня в голове всё перепуталось, ну не похож он был на человека, с которым мы посетили столько борделей и таверн в своё время.
Я недоумевал, но старался копировать поведение паладинов, чтобы моя чужеродность не бросалась им в глаза. Я привык к свободным нравам, а у них существовала жёсткая иерархия, да такая, что со мной вообще, кроме графа, никто не заговаривал. Паладины изредка переговаривались между собой, не обращая на меня никакого внимания. Даже на привале, когда я хотел поделиться своей едой с ними, меня коротко поблагодарил граф, он же и ел со мной рядом, остальные даже не притронулись к предложенной пище. Они достали свои очень скромные запасы: сыр, хлеб и вино, этим и пообедали.
Когда они после еды сели молиться, я также сделал вид, что занят общением с Богом, правда, когда молитва закончилась, ко мне подошёл граф и попросил не делать того, что мне не хочется, потому что я мешаю им. Этим меня он снова удивил, но я, не поняв, продолжал повторять за паладинами, правда, чуть короче: благодарил Единого за пищу и уделял молитвам не более пяти минут.
– У тебя новое копьё? – Вечером, когда мы остановились на ночлег, я расчехлил своё оружие и стал тренироваться, чтобы разогреть связки и размяться. За моими движениями пристально следили все, и едва я закончил свой виртуальный бой, ко мне подошёл старший паладин.
– Да, – не стал скрывать я, – я помню, как вы смотрели на моё прошлое оружие, так что решил не брать его с собой.
– Молодец, – граф похвалил меня, не сводя глаз с матовосеребристого металлического древка, а также чёрного четырёхгранного навершия с плечамистопорами.
– Можно? – Неожиданно он протянул руку. – Как ты легко с ним обращаешься, если оно целиком из металла?
Я нехотя протянул ему копьё, он приготовился принять тяжесть, но когда ощутил вес, его брови взлетели вверх. Он поражённо сделал пару выпадов, мельницу, показывая, что знаком с этим видом оружия, и вернул мне его назад.
– Что это за металл? Из чего сделано древко?
– Титан. – Я был уверен, что название ничего ему не даст, поэтому ответил правду: – Титан с молибденовосиликатными примесями.
Граф поражённо смотрел на копьё и покачал головой.
– Твои знания здорово пригодились бы нашему ордену, Максимильян. Ты первый человек, чьи творения озадачивают меня. После твоего предыдущего оружия, а точнее, слухов, которые про него ходят, я думал, что меня уже ничем не удивить…
– Граф, всё, что я сейчас хочу, всё, что заставляет меня действовать, – это тревога за жену. – Я угрюмо посмотрел на него. – Так что если она будет в безопасности, то, возможно, чтото и покажу вам, но не ранее.
– Максимильян, – он подошёл ко мне вплотную и заговорил тихо, чтобы не слышали его товарищи, – ты сейчас не веришь нам, не веришь в Бога, не веришь никому и ничему. Твои пустые и бездушные молитвы, обращённые к Нему, для нашего отряда кощунство и кинжал в сердце, но все терпят и не делают тебе замечаний, хотя у некоторых моих спутников нервы отнюдь не железные, да и не привыкли они видеть такое откровенное попустительство по отношению к вере. Так что давай ты не будешь напоминать о своих проблемах каждый раз, когда я тебя о чёмто прошу или спрашиваю.
У меня отнялась речь, а под его взглядом я ещё больше смутился, я не привык его видеть таким.
– Вы чувствуете, что я лишь делаю вид, будто молюсь? – с вызовом посмотрел я на него, крепче сжимая копьё в руках.
– Да, поэтому и просил тебя не делать того, что тебе не нравится, так ты хотя бы не оскорбляешь всех нас своим поведением.
– Хорошо. – Я не стал извиняться и решил вести себя так, словно не еду рядом с паладинами. – Учту вашу просьбу.
Он лишь кивнул и отошёл от меня. Весь путь до места назначения я больше не притворялся, что молюсь или отдаю уважение их Богу, а еще – покупал еду и ел в одиночестве. Граф лишь изредка подходил ко мне и заговаривал, остальные вели себя так же, как я, делая вид, что не замечают меня.
Глава 2. Потрясение
– Милорд, спасибо, что приехали. – Староста деревни кланялся, словно китайский болванчик, так он был рад прибытию паладинов.
– Где она? – не глядя на мужика, одетого в просторное и грубо сшитое холщовое платье, поинтересовался граф.
– У себя, милорд, крайний дом, рядом с лесом. – Староста тут же побежал вперёд, показывая дорогу.
Я поехал вслед отряду, рассматривая деревню. Не больше двадцати домов, из каждого двора на меня пялилось с десяток глаз, в которых было всё: настороженность, любопытство, надежда и страх. Собаки в деревне имелись, парочка даже пыталась гавкнуть на чужаков, вот только сразу же полученные от хозяев тумаки заставили их, визгнув, спрятаться подальше от людей.
Все дома были словно выполнены под копирку: низкие, с покатыми крышами, застеленными хворостом и соломой, с маленькими окнами, закрытыми плёнкой из бычьего пузыря – я видел такие раньше.
«И где сейчас мой дворец, – тяжело вздыхал я, осматривая царившую вокруг нищету и антисанитарию, – где мои душ и клозет с удобствами?»
Вопросы были чисто риторическими, поскольку мне ещё долгое время придётся обходиться без всего этого. Маги получат от меня сполна, в том числе и за то, что оторвали меня от привычной жизни. Я не собирался прощать их даже в том случае, если они просто отдадут мне обратно Никки. Посягательство на мою семью и уклад, к которому я привык, дорого им аукнется – это я решил для себя твёрдо.
Из домов вскоре появились мужики, вооружённые вилами, и последовали за отрядом, словно могли сделать больше, чем пять тяжеловооружённых воинов. Паладины не гнали их, так что мне пришлось чуть пришпорить лошадь, чтобы не оказаться окружённым селянами.
– Выходи, ведьма! – закричал староста, когда мы подъехали к нужному дому, действительно стоявшему обособленно от остальной деревни. – Наконецто наши молитвы были услышаны и тебе отольются наши слёзы!
Паладины спешились и, окружая дом, заняли позиции. Входная дверь скрипнула, и на пороге появилась милая девушка лет шестнадцати, в простом, до пят платье, с длинной косой, которую она сейчас испуганно теребила в руках.
– Вот она! Хватайте её! – заверещал староста, на что никто из паладинов не обратил ничуточки внимания, а лично я замер, увидев два бездонных колодца зелени, девушка умоляюще на меня посмотрела, словно прося защиты.
– Нам нужен дом с погребом, – спокойно произнёс граф, обращаясь к старосте, когда остальные паладины подошли и связали руки девушке за спиной. Она чуть застонала, когда крепкие узлы врезались в кожу.
И снова умоляюще посмотрела на меня, а я сделал шаг по направлению к ним.
– Остановись! – впервые за дни странствия ко мне обратился один из паладинов, одетый в красивый доспех с серебряной насечкой.
– Но… – Мне не дали продолжить, поскольку все взялись за рукояти мечей.
Я прикинул их количество, перехватил копьё поудобнее, но, вспомнив, зачем я здесь, отъехал от отряда. Даже если они её утопят, моё дело было важнее жизни этой несчастной. За свой поступок я тут же был награждён презрительным взглядом девушки, бросившей лишь одно слово, зацепившее меня, как я ни старался отрицать это в глубине души!
– Слабак.
За это она поплатилась ударом в спину от одного из конвоиров, он ткнул её кулаком и приказал идти молча. Староста выделил свой дом под наше жильё и допросную, а сам переселился со всей семьёй к соседям, оставив нас одних. Паладины спустили девушку в подпол и, забрав оттуда часть продуктов, уселись ужинать. Меня, конечно же, не позвали, так что пришлось выйти из дома и обратиться к селянам. Увидев деньги, меня тут же снабдили пусть и простой, но обильной пищей, за которую в столице я заплатил бы в десять раз меньше. Вернувшись в дом, я устроился за столом, демонстратвно разложив купленные продукты. К ним никто не притронулся. К таким странностям я привык, так что спокойно поел, не обращая внимания на сидевших рядом.
– Максимильян, – обратился ко мне глава паладинов, – к тебе просьба, держи себя в руках до самого конца расследования, иначе наш договор будет аннулирован. Ведьма она или нет, мы установим сами, твоё дело лишь наблюдать – ясно?
– Да, – ответил я, понимая, что вскоре стану свидетелем весьма неприятного зрелища.
– Хорошо, что ты это понимаешь. Освободив девушку, ты подставишь всех нас, люди ждут справедливости, так что будь добр, не мешай нам, – не отставал он от меня.
– Я понял с первого раза, граф, – стиснув зубы, ответил я, – не нужно повторяться.
Он тяжело взглянул на меня и обратился не только ко мне, но и к остальным паладинам:
– На сегодня всё, всем отдыхать, завтра будет нелёгкий день.
…Проснулся я от шума и звяканья железа, пришлось открыть глаза и посмотреть, что происходит – паладины после утренней молитвы одевались в доспехи. Зачем и почему они это делали, ведь мы находились в обычной деревне, мне было непонятно, но я решил не выпендриваться, а встать, умыться во дворе у колодца и, позавтракав в одиночестве, также облачиться в доспехи.
Когда я вышел во двор, граф стал опрашивать свидетелей «бесчинств ведьмы», начав со старосты. Тот рассказал, что Велеса (так звали девушку) пошла не в мать, поскольку та была знахаркой, и весьма сильной, но никогда не причиняла людям вреда. Деревня при ней даже стала местом паломничества соседей, поскольку мать Велесы помогала всем всего лишь за еду. К концу жизни она старалась передать дочери своё умение, а когда умерла, деревня осталась без единственного лекаря. Велеса отказалась лечить всех подряд бесплатно и теперь изредка принимает страждущих, но за очень большие деньги.
«Конечно, народ лишился халявы, – хмыкнул я, выслушав речь старосты, – мамуля задарма старалась для людей, так была хорошая, и паладинов никто не стремился вызывать, а как их стали лечить за деньги, так тут же все кричат – ведьма! Сволочи неблагодарные».
Один из паладинов всё старательно записывал, граф лишь задавал вопросы и вызывал нового человека.
– Может, её покормить? – когда они сделали перерыв, спросил я у старшего паладина. – Девушка в холодном подполе без еды сидит.
Он удивлённо пожал плечами и нехотя приказал одному из своих товарищей:
– Дрейк, посторожи, чтобы ведьма не сбежала, пока виконт будет её кормить.
Тот кивнул и присоединился ко мне. Видимо, в их планы не входила кормёжка пленницы, так что мне пришлось доставать свои запасы и, открыв подпол, спускаться вниз.
Там было темно, пришлось попросить спустить мне лампадку и поставить её на полке, рядом с лежавшей на тряпье девушкой.
– Милорд, развяжите меня, прошу вас, – слабо произнесла она, когда я опустился рядом. – Я вижу, вы не такой жестокий, как прочие, пожалуйста, у меня затекли руки и ноги.
«Не очень хорошая идея, – подумал я. – Граф, если разозлится на моё самоуправство, так вообще не даст разрешения навещать бедняжку».
– Пожалуй, покормлю тебя сам, – принял я решение и, усадив девушку, стал разламывать хлеб, чистить яйца и кормить её.
Вскоре оказалось, что это не лучший выход: когда она прикасалась своими пухлыми и чуть влажными губами к моим пальцам, у меня мурашки начинали бродить по телу строевым шагом, к горлу подкатывала истома, и трудно было сосредоточиться на процессе кормления. Если бы я не был женат, то не устоял бы перед её заигрыванием, а сейчас я лишь собрал в кулак силу воли и скормил всё, что у меня было с собой. Девушка была заметно разочарована отсутствием моей реакции, стала пытаться меня разговорить, узнать, откуда, кто я, чем занимаюсь, при этом всё время смотрела прямо на меня, и я просто тонул в её взгляде, таких зелёных и проникновенных глаз, я ещё никогда не встречал.
– Мне пора. – Я закончил с едой и поднялся на ноги, чтобы забрать лампадку.
– Милорд, оставьте хотя бы свет, – она умоляюще взглянула на меня, – такая малость для вас, а я так сильно боюсь темноты.
Против такого я не смог устоять и, кивнув, стал подниматься, запирая за собой люк подпола. Выйдя на улицу, я подметил, как много людей уже успели опросить, – стопка бумаги всё пухла и пухла на столе у графа. Поскольку мне никто ничего не запрещал, я подошёл поближе и полюбопытствовал, что там написано. Некая Гули из семьи Нар обвиняла Велесу, что колдовством и приворотом увела у неё парня, с которым порочно сожительствовала, а потом бросила его, тот, не выдержав расставания, пошёл и утопился.
«Бабы! – Я пожал плечами, вспомнив с содроганием, как меня касались губы девушки. – Да тут любой за ней пойдёт, только она рукой поманит. Пожалуй, только паладины смогут устоять против такой красоты».
…Весь день я маялся от безделья, пока паладины были заняты, поэтому пару раз навещал пленную, кормил её, разговаривал, и с каждым разом в сердце разгоралась злость на то, что на неё наговаривает вся деревня только изза того, что она родилась красивой, да к тому же отказывалась лечить бесплатно. Не спорю, прикосновения Велесы хоть и были мимолётны, но такие, что я вздрагивал и отодвигался, вызывая её недоумение. Вечером, когда я принёс ужин, она даже попыталась поцеловать меня, я увернулся, так что девушка упала мне на грудь, и я ощутил, что в меня упёрлись два упругих холмика с острыми сосками. Я сразу пожалел, что снял броню, прежде чем спуститься к ней, и постарался быстро усадить её обратно, отодвинув от себя. Девушка излучала похоть и соблазн, даже просто находиться с нею рядом мне становилось тяжело.
– Странно, что она тебя ещё не соблазнила, – ухмыльнулся граф, когда я поднялся и сел на свой топчан, тяжело дыша, – мы тут поспорили, что ты и дня не продержишься. Я дал тебе целых два!
– Я женат, – буркнул я и, стараясь не смотреть на их ухмылки, поплёлся к колодцу, чтобы холодной водой успокоить себя. После посещений Велесы было тяжело, сердце бухало в груди, едва не выпрыгивая оттуда, взгляд был затуманен, а запах трав и какихто притираний, который исходил от неё, не выветривался из моей одежды, даже когда я полностью ополоснулся холодной водой. Казалось, что она всё время находится рядом со мной.
Когда спустя два дня граф закончил с деревенскими, я был удивлён, сколько людей, узнав о том, что по душу Велесы прибыли паладины, заявились нажаловаться на неё. Ей вменялись сглазы, рухнувшее на ногу бревно, отравление скота, даже выкидыши и те записались в актив псевдоведьмы. Я читал бумаги и поражался, насколько же гнусны люди, обвиняющие эту прелестную девушку, виноватую лишь в том, что родилась красивой и умной, они были готовы на любую подлость.
Я поучаствовал в двух беседах графа с девушкой, когда он стал предъявлять ей доказательства её занятия колдовством. Но больше меня во время этих разговоров в дом не пускали, поскольку я парой фраз разбивал все обвинения в её адрес. К любому доносу из той горы, что лежала перед графом, можно было найти контраргументы, я лишь высказывал самые очевидные, руша всю нить его беседы. К тому же взгляд Велесы, с которой мы сдружились за эти дни, был такой горячий и благодарный, что в конце концов граф не выдержал и выгнал меня на улицу, запретив появляться, пока они беседуют.
– Ты такой хороший, Максимильян. – Её пальцы касались моей руки, заставляя вздрагивать. – Кормишь, ухаживаешь за мной, даже пытался отстаивать перед этими ужасными людьми.
– Я лишь их гость, – хмуро прошептал я, – если тебя обвинят, я ничего не смогу сделать.
– Ты лукавишь. – Головка с чудно пахнущими волосами легла мне на плечо. – Можешь ведь развязать меня и выпустить утром, пока все спят.
Сердце моё и так билось в груди со скоростью мотора машины, поскольку её руки, даже связанные, касались то моих пальцев, то бедра, забираясь всё выше с каждым разом.
Не выдержав прикосновений, я достал кинжал.
– О, не сейчас, Максимильян. – Она улыбнулась и посмотрела мне в глаза. Сердце ухнуло кудато вниз от её взгляда. – Приходи раноутром, когда все будут спать.
Я судорожно кивнул и поднялся наверх, не замечая ничего вокруг себя, даже того, что при моём появлении все схватились за мечи. Слабо соображая, я пошёл на улицу, чтобы проветриться. Образ Никки в голове и сердце както стремительно угасал, подчиняясь чарам простой деревенской девушки, взгляд и улыбка которой меня безумно манили к себе.
– Надо же, проиграли все. – Комнату залил свет, и я испуганно вздрогнул, подняв взгляд на звук раздавшегося голоса. Рядом со мной внезапно оказались все до единого паладины, вооружённые и одетые, несмотря на глубокую ночь.
– Максимильян, отойди от подпола, – мягко произнёс граф, подходя ко мне ближе, – она не стоит того.
– Стоит! – Я затравленно смотрел по сторонам, жалея, что копьё далеко и я стою, вооружённый лишь кинжалом, против шестерых воинов в доспехах, да к тому же вооружённых мечами. – Вы насобирали кучу оговоров и сплетен, теперь пытаетесь покарать девушку за то, что она не совершала! Она не виновата в том, что вся деревня и округа её ненавидят!
– Она ведьма, Максимильян, – покачал головой граф, – и только ты, ослеплённый её колдовством, не видишь этого. Завтра мы её сожжём, хватит этого представления.
– Нет! – Я одним гибким и быстрым движением бросился в угол, где стояло моё копьё. Воины дёрнулись от неожиданности, но я уже сбросил чехол и встал в атакующую позицию. Битва в ограниченном пространстве всегда была противопоказана копейщику, но у меня не оставалось выбора, я хотел защитить Велесу любой ценой.
– Максимильян, не отягощай…
Что хотел сказать граф, никто не услышал, поскольку внезапно крышка подпола, словно от взрыва динамита, подлетела вверх, и следом за ней взлетела девушка, зависнув в воздухе так, что её ноги не касались пола, а голова была на уровне потолка. Всё это произошло настолько стремительно, что я замер в остолбенении, с ужасом наблюдая за тем, как лицо только недавно разговаривавшей со мной девушки с миловидного и даже красивого превратилось в страшную маску: вытянутые челюсти с тонкими и очень острыми зубами, заострившиеся черты, обнажившие щёки без кожи на челюстях, в провале которых мелькал чёрный язык, и весь этот ужас заканчивался на ногах, больше похожих на птичьи лапы, чем на аккуратные ножки молодой девушки, которые я только недавно разминал, держа в своих руках.
– Вы все умрёте! – Монстр, у меня не было других слов назвать ЭТО человеком или женщиной, махнул рукой, и один из паладинов улетел в угол комнаты и упал там сломанной куклой.
Она заорала так, что у меня едва не отказали уши, её пронзительный крик становился всё тоньше и тоньше, переходя в ультразвук. Паладины пытались напасть, но она лёгкими движениями руками, не прикасаясь к ним, с хохотом разбрасывала их по дому. Я почти не помнил, как, сбросив наваждение и сделав короткий замах, послав копьё в полёт.
– Червь, ты не… – Ведьма взмахнула рукой, пытаясь отбить копьё, но оно, выпущенное с короткого расстояния, пробило её сердце и вышло с обратной стороны. Ведьма недоумённо посмотрела на огромный стержень, который оказался у неё спереди и сзади, затем рухнула на пол.
В тот же миг у меня словно пелена с глаз пропала, я с ужасом смотрел на сморщенное и гадкое тело, к которому прикасался все эти дни. ОНО трогало меня своими губами, ласкало пальцами, которые сейчас были вооружены длинными чёрными когтями. Я чувствовал себя так, словно искупался в дерьме, изнутри подкатился комок к горлу, и я, не выдержав, стал выплёскивать содержимое своего желудка, прямо на пол.
– Дрейк!
Я вытер рукавом рот, изо всех сил стараясь сдержать очередные рвотные позывы, и заметил, как граф с криком боли поднялся на ноги и бросился в угол, где неподвижно лежал первый паладин, которого сбила ведьма, неожиданно вылетевшая из подпола.
Дом ожил, стали приходить в себя и остальные паладины, которые со стонами поднимались на ноги, а я направился к графу, пытавшемуся хоть чтото сделать со своим другом. Когда я подошёл ближе, то изумился, от его рук исходило яркое золотое сияние, которым он зажимал обнажившиеся рёбра неподвижного товарища с висящей на них кожей. Судя по всему, это не очень помогало, граф с каждой минутой становился бледнее, золотистое сияние слабело, а кровь несчастного продолжала сочиться.
«Лечение истощает графа! – догадался я и бросился к своим вещам. Я помнил, что Дарин перед отъездом вручил мне сумку, где, по его словам, лежат различные зелья. Я с момента отъезда не открывал её и сейчас страстно надеялся, что там будет чтото полезное. Рвотные позывы сразу прекратились, но, развязывая туго затянутую горловину мешка, я зарычал от злости, поскольку она не поддавалась. Пришлось кинжалом просто перехватить кожаный ремешок. Если я думал, что сегодня не способен более удивляться, после того как девушка, которая соблазнила меня, превратилась в летающий ужас и по сути оказалась именно той, ради которой мы и проделали этот долгий путь, то лежащий в деревянном тубусе с пузырьками мой лечащий кинжал заставил меня замереть на секунду.
«Дарин!» Сердце обдало потоком благодарности к другу, который, несмотря на мой жёсткий запрет, положил его в сумку, наплевав при этом на все мои заверения, что я не возьму с собой ничего магического.
Выхватив оружие из ножен, я стремглав бросился к раненому, возле раны которого сияние, исходящее от рук графа, становилось всё слабее и слабее.
– Пусти! – рыкнул я на Стольского, и он без возражений, с тяжёлым вздохом отвалился от раненого, тут же в изнеможении приткнувшись к стене. Я стал прикладывать лезвие лечащего кинжала к ране, шепча про себя:
– Райна, лечи, лечи, пожалуйста.
В кристалл кинжала была заключена душа женщины, сильной целительницы, она никогда мне не отказывала в лечении, даже когда я не называл фразуактиватор. Я разговаривал с душой Райны, когда был в трансе, и она оказалась очень доброй и отзывчивой женщиной. Мы даже заключили с ней соглашение, что я всегда буду пытаться вылечить тех, кто в этом нуждается, за это она будет отдавать полную силу своей энергии. И на этот раз камень завибрировал, лезвие стало мелко резонировать вслед за ним, при этом края раны стали стремительно стягиваться, обрывки кожи быстро нарастали на прежние места, и спустя минуту от раны не осталось и следа.
Я убрал оружие и с замиранием сердца проверил пульс раненого, с удовлетворением убеждаясь, что он с каждой секундой становится всё ровнее и спокойнее. Через мгновение воин открыл глаза, недоумённо на меня посмотрев, как, впрочем, и все остальные паладины, которые столпились рядом с нами.
В тишине раздавшиеся с улицы крики петухов стали для меня звуками сирены, кричавшей в ухо. Раз, два, три – проклятые пернатые всё не умолкали, раздражая меня своими криками.
– Справились, – удивлённо и даже с долей недоверия прозвучал голос графа. Он стал приходить в себя, отдышавшись. – Даже не верится.
– Посмотрите сюда. – Голос позади заставил меня и всех остальных обернуться.
Стоявший возле мёртвой ведьмы паладин держал в одной руке моё копьё, а другой рукой показывал на её тело. Пошатываясь, первым встал граф, подав мне руку, и мы подошли ближе. Недавний кошмар снова превратился в красивую девушку, вот только ровная, с чёрными краями дыра, там, где её пробило моё копьё, придавали картине полную нереалистичность происходящего. Просто чёрная дыра обожжённого мяса, без единой капли крови.
– Наконечник пробил грудь, но умерла она, похоже, от древка, – сказал паладин, показывая на странную дыру в её груди, затем он обратился ко мне: – Из чего сделано ваше древко, виконт?
Граф поражённо посмотрел на меня и внезапно попросил:
– Дай мне кинжал, Максимильян!
Я покачал головой, показывая на оружие в руке:
– Его нельзя давать посторонним.
– Не этот! – Он мотнул головой, показывая на тот, что был у меня на поясе, – Я видел, что он из такого же серебристоматового металла, что и древко. Это ведь так?
– Да. – Это оружие я протянул охотно, мне не пришлось объяснять причину своего отказа.
Паладин принял кинжал и, наклонившись, одним движение отрезал голову ведьме, девушкой ЭТО я больше не в силах был называть.
– Ты прав, Нонс, необычный клинок режет плоть, словно масло. – Граф внимательно и с интересом посмотрел сначала на оружие в своей руке, а потом на меня.
– Что тут удивительного? – Я пожал плечами. – Это ведь металл, он и должен резать плоть.
Паладины переглянулись, а я почувствовал себя под их взглядами неуютно.
– Эммм?
– Попробуй сам, обычным мечом. – Граф кивнул головой, и мне протянули один из мечей паладинов.
Я принял его за эфес, подошёл к телу и, наклонившись, попытался прорезать кожу. Клинок лишь бессильно скользил по ней, словно был совершенно тупым. Я ещё несколько раз поелозил им по разным местам тела ведьмы, но не смог сделать даже маленького надреза. Отдав меч и забрав назад свой кинжал, я с лёгкостью рассёк не только кожу, но и плоть.
– Да уж. – Я покачал головой и хотел вернуть оружие в ножны.
– Подожди, Максимильян, одолжи его мне, нужно разрезать её тело на части и сжечь, пока ещё утро. – Граф вопросительно посмотрел на меня.
– Она что, ещё и ожить может?! – Моё лицо вытянулось.
– Лучше перебдеть. – Он взял кинжал из моей протянутой руки. – Если бы не ты, нам всем не поздоровилось бы сегодня, недооценили мы её, слишком уж много набрала заёмной силы, да и с тебя насосалась вдоволь.
Я замер:
– Это как?
– Думаешь, ты по своей воле так быстро забыл про жену и собственное достоинство? – хмыкнул паладин, подходя к телу, и начал его разделывать, причём, как я заметил, ни капли крови не вытекало из разрезов.
Моему смущению не было предела после услышанного, действительно, моё поведение оставляло желать лучшего, сейчас события двухдневной давности воспринимались, как будто случившееся было нереально и происходило не со мной. Внезапно возникшая страсть, полустёртые воспоминания о жене – я раньше не думал, что такое вообще возможно.
– Почему у неё кровь не вытекает? И как вы раньше разрезали тело, если обычный меч не берёт её плоть? – оставив временно в стороне самобичевание, я обратился с другими мучившими меня вопросами к графу.
– У сильной ведьмы тело становится нечеловеческим, а эта, как ты сам понял, силы набрала много, у более слабых всё будто у людей, и мечом можно одолеть, и кровь течёт красная. По второму вопросу всё просто, мы обычно сжигаем их живьём, редко когда приходится сначала убивать, а только потом сжигать. К тому же после поездки к тебе я обнаружил это. Он вытащил свой меч из ножен и с заметным усилием, но отнял кисть от руки ведьмы.
– Зачем тогда вам мой кинжал? – удивился я. – Если его меч имеет схожие возможности с моим оружием.
Он хмыкнул:
– Как ты недавно продемонстрировал, твой металл режет ведьм лучше, похоже, даже убивает. – Он пожал плечами и вернулся к своему делу.
– Вы сказали, что сразу поняли, кем она является на самом деле. – Вопросы сыпались из меня, словно из рога изобилия. – Почему?
– Покажи мне ещё одну крестьянку здесь, которая была бы так же чисто вымыта, ухожена и хорошо пахла. – Граф не отвлекался от разделки, но на все мои вопросы тем не менее отвечал.
– Но… но. – У меня не было слов ему возразить, действительно, я както не обратил на это внимания.
– К тому же для простой селянки у неё слишком правильная речь, да и манеры. Ты дворянин, а она с тобой разговаривала слишком неподобающе, словно вы ровня – эти несоответствия сразу бросились нам в глаза, а уж опрос жителей расставил всё по своим местам, зря ты скептически читал опросные листы, среди множества мусора там были и бриллианты правды.
Я давно не краснел, но тут почувствовал, что уши и щёки заливает краска. Граф был прав во всём, один лишь я, по своей гордыне и самоуверенности, что всё знаю лучше всех, вёл себя как несмышлёный подросток, впервые дорвавшийся до привлекательной женщины.
– Почему же она просто не сбежала, если была такой сильной?
– Тоже нас недооценила, к тому же она и так собиралась это сделать, только прихватив тебя с собой. Она видела, что ты полон сил, богат, знатен – всё это очень хорошее подспорье в пути.
– И часто вы с таким сталкиваетесь?
– С такими сильными редко, чаще середнячки попадаются. – Он попрежнему терпеливо отвечал на каждый мой вопрос.
– Почему тогда позволили мне с ней встречаться, если знали, кто она, с самого начала? Почему, если она так опасна, вы позволили ей меня околдовать?
– Ты ничего не слышал и заперся в своём упрямстве, – просто ответил мне граф, – так что мы решили дать тебе возможность испытать на себе этот непростой, но нужный урок.
Мне снова стало стыдно от его справедливых слов, которые жгли моё сердце не слабее калёного железа.
…Пока мы разговаривали, остальные члены отряда собрали с деревенскими костёр, и когда мы, закинув в мешок всё, что осталось от ведьмы, вышли во двор, огромная куча хвороста была сложена и только дожидалась огонька.
– Ведьму положено сжигать живьём, чтобы наверняка, но будем довольны, что все остались живы, и приступим. – Граф передал мешок одному из паладинов, который отнёс его куда следовало и поджёг костёр.
Загудевшее пламя, разгоняемое свежим утренним ветерком, быстро пожирало дрова и мешок с останками ведьмы. Надо отметить, что и тут паладины проявили скрупулёзность и, дождавшись, когда угли превратятся в золу, собрали её и развеяли в поле, затем перекопали место, где был ранее разведён костёр. Вскоре о том, что в деревне случилось нечто неординарное, можно было определить только по испуганнодовольным лицам местных, которые готовы были носить нас на руках.
– Что же, – когда всё было сделано, граф обратился ко мне, – здесь мы закончили, завтра утром выдвигаемся дальше.
– Дальше? Мы не вернёмся в столицу?
– Нам нужно посетить ещё два места из запланированных, после этого мы двинемся в обратный путь. Что, какието проблемы, Максимильян?
– Нет, никаких. – Смысла напоминать ему об истинных причинах моего нахождения с ними рядом не было, он и так об этом отлично знал, поэтому спорить я не стал.
– Тогда всем отдыхать.
Вот уже вторую неделю мы были в пути, добираясь в какойто город Блоу, бывший крайней западной точкой Гванделанда. Первые дни были наполнены терзаниями. Ещё бы – меня облапошила какаято ведьма, затем, в следующие, я приставал к графу Стольскому, и он терпеливо отвечал на все мои вопросы о ведьмах и способах их распознавания, а также о делах, которые обычно поручают паладинам. Остальные дни были наполнены откровенной скукой, на наш отряд никто не нападал, и даже когда мы однажды упёрлись в лежащее на дороге дерево, предвещавшее чаще всего засаду, на нас и в этот раз не напали, хотя я и паладины заметили некое движение в чаще. Видимо, уважение к белым сюрко с золотыми крестами было слишком сильно, чтобы нас попытались ограбить. Заодно я выяснил, что сам граф и его отряд выезжают только по особым случаям, когда есть более или менее подтверждённые сведения. Так и оказалось, что только я один не был информирован о Велесе, которая с самого нашего прибытия в деревню подозревалась в колдовстве.
Но, когда я решил быть более информированным, на этот раз попытавшись узнать, куда и зачем мы едем, то был разочарован. Граф лишь с усмешкой хмыкнул и ответил:
– Будет веселее, если ты ничего не узнаешь о цели этой поездки.
– Да, очень весело было, когда нас едва не прикончила ведьма, – в сердцах ответил я, что ещё больше его рассмешило.
Надо отметить, что после происшествия с Велесой весь отряд стал не так настороженно ко мне относиться, паладины даже позвали меня к своему столу, чтобы разделить трапезу. Я же, помня, как вели они себя в самом начале, гордо отказался, предпочитая одиночество. Получив отказ, они больше ко мне не приставали, что давало мне много времени поразмыслить о новом опыте. Я ведь до этого случая не верил в существование ведьм, считая это вымыслом инквизиции, а тут такой внезапный поворот событий и самый натуральный шок…
– Максимильян! – окликнул меня граф, я прогнал свои мысли прочь и поравнялся с ним.
– Как думаешь, нам стоит остановться на ночёвку и утром прибыть в город или поднажать и прибыть в него поздно ночью? – внезапно спросил он.
Я подозрительно посмотрел на графа, а он, не отводя взгляда, честно посмотрел в ответ, так что пришлось спросить:
– С каких это пор моё мнение интересует хоть когото в этом отряде?
– Просто хочу быть учтивым, – продолжил удивлять меня он. – Ребята решили, что ты себя неплохо показал, так что можно пустить тебя к общему котлу. Непонятно, почему ты отказываешься?
Я задумался, ведь единственной причиной этому была моя гордыня.
Он понимающе хмыкнул, когда я промолчал.
– Зря ты злишься, кроме меня, тебя ведь никто из них не знает, и когда в отряд навязали какогото аристократа с невнятными функциями, никого из парней это не обрадовало.
– Они не знают, зачем я здесь?