Я твой монстр Звездная Елена

– Тихо, я рядом, – невозмутимо уведомил Адзауро. – Все хорошо.

А вот уже было ложью.

Хорошо не было.

Я лежала на больничной койке с приспущенными штанами, без майки и с бинтами, перетянувшими тело от талии практически до груди.

– Ты всегда настолько бесполезна? – вдруг поинтересовался Акихиро.

Вопросительно вскинула бровь, пристально глядя на него. Наверное, сейчас мое лицо было более чем бледным. Потому что я… я до крика боюсь больниц, бинтов, кушеток и чувства собственного бессилия во время потери сознания! Это самое страшное для меня. Самое жуткое. Мой оживший кошмар, беспрестанно терзающий по ночам. Для абсолютной паники не хватало только ремней, приковывающих меня к койке.

Так что несколько секунд я дышала.

Просто дышала, пытаясь заставить свое подсознание поверить, что вот это все – не повторение некогда случившегося, это просто у Адзауро-младшего проблемы с головой. У него, а не у меня.

– Еще раз так сделаешь, огребешь по полной. – Я рывком поднялась и зло посмотрела на младшего господина.

Акихиро не сказал ничего, просто молча протянул руку, предлагая помощь в слезании с кушетки. Смерила его ледяным взглядом, спрыгнула с кушетки сама и принялась срывать с себя датчики. Сорвав, прошла к двери, захватив по пути свою испачканную кровью майку, и, уже когда открыла двери, услышала задумчивое:

– Забавно, ты не испугалась нападения. Лишь разозлилась, когда я вырубил тебя. Но по-настоящему пришла в ужас, осознав, что находишься на больничной койке. С чего бы, Кей?

Выходя, я громко хлопнула дверью.

Надеюсь, этого было достаточно для ответа.

Дворец рода Адзауро я хорошо изучила еще до прибытия, знала все – от тайных ходов до узких коридоров для прислуги, ими и воспользовалась, чтобы не пугать никого окровавленными бинтами.

До своей комнаты добралась быстро, не обращая внимания на двух мгновенно склонившихся при моем появлении служанок, прошла в гардеробную, отшвырнула майку, постояла перед зеркалом, рассматривая повреждение. Подлатали меня на удивление качественно, но… бинты не были тем, что я могла терпеть на своем теле. Они бесили. Они пугали. Они будили прежние страхи. Они… выводили из себя.

Сходив в ванную, тщательно вымыла руки, затем достала из своего рюкзака спирт, обезболивающий спрей, переносной гелликс и… безжалостно разрезала бинты.

Неприятным открытием стало то, что удар мне нанесли с применением оружия, а я даже не ощутила этого. И сейчас с некоторым недоумением рассматривала наложенные швы и собственно сам порез. Странно, что не ощутила.

«Потому что это шиноби, Кей», – прозвучал в наушнике насмешливо-флегматичный голос.

Мгновенно надела визоры, просканировала комнату, обнаружила четыре камеры – первая располагалась в зеркале, напротив которого я стояла в одном белье, рассматривая рану.

«Не переживай, если уберешь – установлю новые», – с издевкой произнес тот, кто их установил.

– Не переживаю, – достав скальпель, безразлично ответила я. – По факту, мне плевать – это тело давно перестало быть моим.

И я рассекла швы под шипение того, кто отдал приказ их наложить.

Два забора крови из поврежденных участков кожи продемонстрировали то, о чем я уже догадалась: нападающие использовали смесь яда и обезболивающего, нанесенного на лезвия их оружия. Что ж, следовало бы учесть.

Не обращая внимания на потекшую по телу вниз кровь, промыла рану повторно, сжав зубами деревянную заколку, нанесла спецгерметик и заставила себя стоять без движения все те адские сорок пять секунд, в которые он невыносимо жег. Больно, да, но это был куда более приемлемый для меня способ, нежели бинты. Я сказала Адзауро правду – это тело давно перестало быть моим, но все мои страхи в нем все еще жили.

И когда рана была спаяна намертво, я закрепила поверх нее лишь пластырь. Постояла, вцепившись в края раковины и пережидая слабость, затем вырубила все камеры «младшего господина», разделась и залезла под душ.

Хотелось орать. В голос. Выть. Бить кулаками по стене. Хотелось прекратить все это одним точным выстрелом, одним ударом сталью, одним прыжком с достаточной для реализации самоубийственного плана высоты и… хотелось быть на Гаэре. Рядом с Исинхаем. Прикрывая Исинхая. Защищая того, кто был единственной причиной, по которой я еще не свела счеты с жизнью.

И я стояла под холодными струями воды, подставляя лицо водному потоку, который смывал слезы, не оставляя и следа…

Звук входящего сообщения, и я проваливаюсь в пси-связь, теряя контакт с внешним миром.

Здесь, в этой части моего подсознания, всегда было темно, тепло и уютно. Еще здесь горел огонь в камине, а Исинхай сидел прямо передо мной, скрестив ноги и вглядываясь в меня такими умными, все понимающими и все замечающими глазами.

– Как ты? – спросил шеф, находящийся в нескольких сотнях световых лет от меня.

– В норме. – Ложь – лучшая из моих привычек.

– Проблемы? – последовал новый вопрос.

– Решу. – Вот это уже было правдой.

Исинхай кивнул и перешел к неприятному:

– Адзауро-младший?

На этот раз я несколько помедлила с ответом на пару секунд, но все же…

– Непредсказуем, – обозначила, наконец, основную опасную черту характера Адзауро.

– Плохо, – задумчиво произнес Исинхай.

– Справлюсь. – Тоже правда.

И вопрос, который я не могла не задать:

– Как вы?

Шеф улыбнулся мне и тоже солгал:

– В норме.

В норме он не был. Это знала я, это знали его самые близкие сотрудники. Исинхай не был в норме, Исинхай был в стадии перехода на новый уровень своей жизни. Более пятнадцати лет он по праву занимал положение короля преступного мира, мне казалось, нет никого более влиятельного, чем он, но… Когда с Гаэры увезли Киран МакВаррас, шеф изменился. Когда вслед за дочерью нашу планету покинула и ее мать, женщина, которую Исинхай безответно любил столько лет… это его сломало. Просто сломало. Нет, внешне он оставался прежним, почти, но внутренне… Осознав, насколько слаб, находясь на позиции противостояния закону, Исинхай принял решение встать на сторону правительства. И встал. Спустя несколько месяцев он получил пост главы разведуправления, и это было бы круто, по-настоящему круто, но к тому времени Киара МакЭдл уже была замужем и помощь Исинхая ей не требовалась.

Вот это было уже страшно.

Человек, которого я любила и уважала как отца, медленно превращался в собственную тень, и его глаза угасали, как угли безветренной ночью – медленно и неотвратимо. Что ж, возможно, пост главы разведуправления пришелся очень кстати – такая должность требовала от Исинхая постоянной работоспособности все двадцать четыре часа в сутки. И он старался сделать все возможное для своей новой страны, он практически растворился в работе, одновременно и вникая в курс дел, и контролируя агентов, и даже прикрывая наших, но… кадеты S-класса восприняли его кандидатуру на место всеми любимого Багора как плевок. Исинхай был не из их круга. Он не был ни S-классом, как все они, не относился и к классу Титан, как Багор. Шеф не принадлежал к военной элите, и военная элита не пожелала ему этого простить. Против Исинхая практически восстали все приближенные к Багору, и в первых рядах была Сейли Эринс. А если Эринс начинала под кого-то копать…

– Я бы хотела вернуться, – честно призналась шефу.

Исинхай отрицательно покачал головой и произнес:

– Кей, ты единственная, кого Адзауро-младший подпустит достаточно близко. Месяц – срок небольшой, ты справишься.

Я-то да, а вы?! Естественно, шефу этого не сказала, но…

– Для меня это будет долгий месяц, – выдохнула, сдерживая порыв хотя бы его обнять.

– Ты справишься, Кей, – уверенно произнес Исинхай.

И отключился.

Я пришла в себя, стоя во все той же душевой кабине, привалившись спиной к стене и тяжело дыша.

«Ты справишься, Кей…»

Шмыгнув носом, вытерла слезы, вышла из душа, замоталась в полотенце, прошла в комнату и, не реагируя на служанок, которые уже раскладывали мой «костюм для веерного танца», написала Лее Картнер:

«Есть возможность обойтись без танца?»

Картнер ответила не сразу, что не удивительно, у нее у самой дел было по горло плюс беременность. А потому входящее сообщение пришло на сейр уже в тот момент, когда меня заворачивали в пятый халат.

И ответ не радовал:

«Кей, мне сложно сказать. Хочется верить, что Ятори изменилась и продолжает меняться, очень хочется. Но были времена, когда на моей планете невесте, что не сумела справиться с веерами, отрезали руки и возвращали семье».

Нехило так.

Ну руки мне, допустим, не отрубят, силенок не хватит, да и я не невеста, но… без танца, похоже, не обойтись.

«Иногда техническую сторону танца гораздо более успешно заменяет артистизм», – попыталась найти хоть какой-то выход из положения Картнер.

«Стриптиз подойдет?» – пока мне мазали все лицо белым гримом, поинтересовалась я.

«Определенно вызовет интерес, но… Кей, там будут дети. Принятие невесты – семейное торжество. И если чаепитие проходило в ограниченном кругу, то на танец вееров соберется весь род», – ничуть не обрадовала меня Картнер.

То-то я смотрю, к дому все съезжаются и слетаются флайты.

«Ясно, – ответила языковому специалисту. – Спасибо».

«Не за что, – мгновенно ответила Лея. – Отпишись, как все пройдет».

«Если будет чем». – Мой юмор в основном всегда был черным.

«Не смешно», – ответила Картнер.

А затем вдруг написала:

«Моя прапрабабушка, чьи дневники сохранились невероятным образом в нашем доме, в мемуарах упомянула, что свой танец невесты она сделала исключительным, просто налив клея в свои гэта».

Хм, а вот это уже было очень интересной идеей. Мне и первая идея Картнер понравилась сразу, халаты длинные, так что я могла просто надеть те самые «дневные» гэта, то есть повседневную обувь, к которой уже привыкла и на которой вполне сносно могла передвигаться, но, так если посмотреть, клей не помешает точно и танцевать станет проще на порядок.

«Поняла», – отписалась Лее.

«Удачи», – пожелала она.

Я же была вынуждена передать обе свои ладони в распоряжение служанок. Они наносили рисунок. Нежно-розовые хризантемы на моей белой коже, в тон тем, что белоснежными цветами покрывали розовый шелк верхнего халата, украшали мою прическу заколками с гребаными висячими цветочками, и даже на веерах были все те же хризантемы.

«Невеста должна распуститься как божественный благословенный красотой цветок» – примерно так оно у них называлось. Поэтому смело можно было переименовывать танец вееров в танец хризантем, потому как они же являлись орнаментом деревянных сандалий, напоминающих две не слишком удобные скамейки. То есть они были бы неудобны даже как скамейки, что уж говорить об обуви?! И этим реликтовым ноголомам было свыше тысячи лет – их принесли в деревянном ларце, размотали из рулона традиционной яторийской рисовой бумаги и теперь стряхивали с них пыль пучками чьих-то перьев. Не хочу знать чьих.

А вот то, что я очень хотела бы узнать, так это почему данные ноголомы принесли сейчас, а тренировалась танцевать я совершенно в других?! И те, другие, были с подошвой раза в три меньшей, чем эти!

В общем, вариант втихаря сменить их на более удобные шлепанцы не прокатит. Это было досадно, обидно, но не смертельно. Потому что Лея Картнер, спасибо ей огромное, подкинула еще и идею с клеем.

В принципе было довольно кощунственно осознавать, что я сейчас самым вандальным способом надругаюсь над семейной реликвией Адзауро. Но тут одно из двух: или я над ними, или они надо мной, а сломанная шея определенно не то, чем бы я хотела обзавестись в ближайшее время.

И потому, когда на меня с трепетом надели эти… назвать их обувью язык не поворачивался, я потребовала, чтобы меня оставили одну.

Вполне объяснимое требование – мне полагалось нервничать, но нервничать при служанках означало потерять лицо, соответственно, они тактично вышли, предоставив мне возможность попсиховать в одиночестве.

Психовать времени не было. Я выскользнула из деревянных гэта, придерживая изуродованные хризантемами шелковые халаты, пробежалась в ванную, из рюкзака достала клей, наиболее сильный из имеющихся, так, на всякий случай, и, вернувшись, масштабненько смазала внутреннюю часть сандалий.

И уже вот теперь скользкая поверхность вполне основательно сцепилась с носками – хотя бы ходить можно было нормально, не боясь рухнуть с высоты сантиметров в двадцать! Я вообще не понимаю, как на этом можно танцевать, если оно внутри за столько лет стало скользким, натертым до блеска деревом? И как-то запоздало пришла в голову мысль: для Адзауро-старшего было важно, чтобы я справилась с задачей, соответственно, он предоставил бы мне реликт для тренировок сразу же, но нет, танец я учила в других реликтовых гэта, которые тоже доставали из ларца, разматывали из рисовой бумаги, давали мне, после полировали и прятали обратно. В общем, все это было как-то странно.

Возможно, стоило присмотреться к этим гэта повнимательнее, но сандалии были уже намертво приклеены к носкам, а вытаскивать ноги из носков я посчитала не слишком разумным, в общем, буду танцевать как есть.

В двери осторожно постучали, намекая, что время на психоз ограничено, ну и в целом уже закончилось.

Я бросила последний взгляд на себя в зеркало.

Пять шелковых халатов смотрелись весьма неплохо, пояс вполне мог заменить корсет, волосы были чуть присобраны наверху и заколоты двумя заколками по бокам, остальная часть свисала до пояса, ну, потому как я невеста. Что-то вроде свидетельства моей невинности, а жены и познавшие мужчину женщины носили волосы собранными, но, на мой личный взгляд, это было идиотизмом – мы на Ятори, здесь чтобы кого-то реально «познать», надо пару психологических образований, лет двадцать практики и возможность применять сыворотку правды во время сеансов. И то не факт, что после всего этого удастся хоть что-то познать в этих социопатах.

Не понимаю я эти традиционные заморочки, в общем.

Белила мне шли не особо, кожа и так была довольно бледная, так что белила добили окончательно мой образ живого создания, и теперь я выглядела как утопленница первой свежести. В смысле, распухнуть еще не успела, а побелеть уже даже вполне. На бледном лице особенно выделялись синие глаза, и я бы с удовольствием надела линзы, чтобы это исправить, мне больше нравился более бледный оттенок, но когти мне наклеили прежде, чем я вспомнила о цвете глаз. В общем, незачет и здесь. Но апофеозом кретинизма были ярко накрашенные алым губы.

Да, на абсолютно белом, словно фарфоровом, лице ярко-алые губы. Атас просто. Мне шло, как танаргскому гаракхаю розочка в ежике коротко стриженных волос. То есть по-идиотски это выглядело. И ладно бы еще было в тон к одежде, но нет – алыми оставались только губы. В остальном белый, нежно-розовый, ну и хризантемы везде, где только можно было их впихнуть. У меня даже серьги были с живыми хризантемками, вдетыми в золотые колечки.

И может быть, все это не смотрелось бы так по-дурацки, если бы я была как большинство яториек брюнеткой, но я блондинка. С яркими золотистыми волосами. В общем… слов нет, да.

И чувствуя себя фарфоровой куклой какого-нибудь мастера, напрочь лишенного художественного вкуса, я поковыляла к дверям. Именно поковыляла. Даже с приклеенными к носкам сандалями ходить было зверски тяжело, я не представляю, как бы справилась без клея. Но на этом кошмар не закончился – я веера забыла.

Пришлось от двери ковылять обратно к трюмо, забирать тяжеленные веера, каждый с половину моего тела размером, и снова ковылять обратно к двери, в которую стучали уже не тактично, а очень даже настойчиво.

Когда я распахнула дверь, стало ясно, что держать лицо – явно не моя сильная сторона, потому что выражение у меня было зверское – даже служанок передернуло. В результате одна из них сочла необходимым едва слышно сообщить:

– Невеста должна излучать красоту, гармонию и покорность.

Вдох-выдох, и я постаралась хотя бы взять себя в руки. Хотя, если честно, хотелось бы взять в руки не себя, а катану. Или пару термитных зарядов. Определенно, второе было бы лучше.

Но, выпрямив спину и чуть опустив голову в попытке соответствовать заявленной роли, я пошла вслед за служанками, раздумывая о том, что руки могу поотрывать и сама, причем каждой твари, которая не оценит мой танец по достоинству. А неплохая идея, кстати.

Мы прошли Фарфоровую галерею, отличающуюся тем, что здесь повсюду стояли фарфоровые вазы хрен его ведает какой давности, спустились по витой лестнице Хризантем. Шикарная была лестница – никаких перил. Вообще. Лети себе птичка, лети, если оступишься на одной из полусотни узких ступеней. Не знаю, сколько хожу по ней, все время думаю – это такой способ прорядить женскую составляющую рода Адзауро? Просто у мужиков лестница другая – вопервых, нормальная, а не винтовая, вовторых, с широкими ступенями, втретьих, с перилами. Серьезно, я не понимала, это что – естественный отбор для самых неуклюжих?! И ладно я, у меня боевая практика, но как тут ходят другие невесты, это вот уже интересно.

– Госпоже помочь? – опомнились к концу лестницы служанки.

Нет, госпожа сама доковыляет, спасибо, все равно пять ступеней осталось, а в целом интригующая эта лестница Хризантем. Я так понимаю, у нее имелась вполне себе существенная роль в регулировании любых споров. Появилась соперница? Шкурка от банана плюс лестница Хризантем – и вот уже нет соперницы. Не понравилась новая служанка? Легкий толчок на лестнице Хризантем – и нет служанки… В общем, интересная штука, явно в хозяйстве очень полезная.

– Благодарю вас, не требуется, – ответила служанкам.

Они, конечно, выглядят вполне себе мирными, но… уходя вчера ночью через окно, дверь в комнату я заперла, а второй ключ находился как раз у этих вот милых, внешне очень покорных и добрых личностей, и именно им воспользовалась моя «свекровь», решив «навестить» невесту своего сына, так что едва ли у меня были причины доверять прислуге.

Когда я ступила с последней ступеньки на пол, с трудом удержалась от выдоха полного облегчения, но один взгляд на пол, и я поняла – радоваться рано.

От лестницы Хризантем до дверей, ведущих в мраморный и скользкий холл, надо было пройти по деревянному полу. И если я надеялась, что это будет легко, то зря – добрые личности, покорно окружающие меня, умудрились натереть деревянный пол смесью масла и воска. Пол теперь празднично блестел, явственно приглашая меня празднично на нем навернуться…

– Хорошо пол… натерли, – стараясь не сорваться, «похвалила» прислугу.

– Ради вас, младшая госпожа, – с видом абсолютной невинности ответила исаку Толла – старшая над служебным народом.

Вот стерва же, а!

Миновать этот достойный звания самого безукоризненно-скользкого катка пол мне помогли две вещи – клей и сноровка. Ну еще и веера неплохо работали в качестве сопутствующих инструментов для балансировки. Самое паршивое, что эти вот такие добрые и покорные на вид личности по прямой не пошли, благоразумно обойдя «территорию риска» и держась ближе к стенам. Кажется, крыса тут не я, крысы тут они!

И я вам, гадюки, еще устрою!

Гордо вскинув подбородок, я прошла до дверей и остановилась, ожидая, пока их откроют. Служанки не торопились, все еще искренне надеясь, что я грохнусь. Это они зря.

Не оборачиваясь и стоя возле дверей все так же, с ровной спиной и гордой осанкой, я тихо, но очень отчетливо произнесла:

– За последние три недели в поместье Адзауро имели место четыре кражи и… скажем так, «несколько» половых актов. И я тут подумала, будет ведь очень грустно, если вдруг каким-то неожиданным образом ваши хозяева об этом узнают? Вы со мной согласны?

Они рванули к дверям все и, кажется, разом. Большая половина грохнулась украшать празднично натертый пол, а две обошедшиеся без травм, с поклоном, распахнули для меня двери и…

Я сильно пожалела, что вообще ступила на эту тропу танцев.

Я просто не понимала, на что подписалась.

А яторийцы слишком тихая нация, и потому… все примерно сто пятьдесят человек сидели безмолвно в холле дворца Адзауро! Полторы сотни человек! Дохлый дерсенг, кто ж мог знать, что их так много?!

И все они сидели на праздничных циновках, оставив небольшую часть свободной территории у лестницы для моего «танца». Причем расстояние было метр на метр, не больше, и это при том, что танец следовало начать с двенадцати шагов… Где я тут шагать вообще буду? По головам?!

Они вообще осознают, что делают? Или это такая попытка сделать мне еще приятнее, чем было? Так уже и так приятно, приятнее просто некуда. А между тем в холле начал гаснуть свет, скрывая зрителей и высветляя меня. В смысле, на меня направили прожектор, один из трех, два других избивали ярким светом тот убогий квадрат, которого было более чем недостаточно для моего танца.

И я поняла, что это провал.

Я не смогу. Дойти еще да, но танец… Как? Просто как? Недостаточно пространства для маневров, я даже веера полностью раскрыть не смогу, не говоря о танце, я… я вдруг поймала на себе знакомый взгляд. Стараясь сохранять на лице присущее невесте бесстрастное выражение, вгляделась в фигуру, окутываемую сгущающимся сумраком, и неожиданно узнала – это был тот самый парень, которого я сегодня наградила воображаемым другом.

Стоящая рядом гадюка… мм-м, в смысле, старшая над прислугой исаку Толла поклонилась и с благоговением произнесла:

– Младший принц почтил нас своим присутствием и преподнес вам императорские гэта для танца невесты. Щедрый подарок.

Подарок?! Серьезно?!

И тут я вспомнила слова Акихиро: «Ты с легкостью взломала линзы второго наследника императора». То есть эти вот ноголомы – это месть! Потрясающе!

– Непременно поклонитесь младшему принцу в благодарность за дар, – совершенно серьезно сказала исаку Толла.

Держать лицо становилось все сложнее с каждой секундой. Императорские гэта?! Дар?! Правда?! Как минимум для того, чтобы поклониться по всем правилам местного этикета, мне придется положить веера на пол – передавать их кому-либо я не имею права до тех пор, пока не уроню оба в грациозном жесте распустившейся хризантемы, в смысле, когда дотанцую танец. То есть на двадцатисантиметровой платформе гэта мне придется сначала, наклонившись, положить веера на пол, потом поклониться этому гребаному наследнику, а после максимально грациозно снова взять веера! Как они себе это представляют?!

– Поклонюсь, непременно. Благодарю за совет, исаку Толла, – стараясь не перейти на шипение, произнесла я.

В напряженной тишине забитого под завязку холла дворца Адзауро зазвенела струна сангэна, я встряхнула веера, раскрывая их, и собиралась сделать первый шаг из тех пятидесяти, что мне явно потребуются для того, чтобы доковылять до места экзекуции…

Как вдруг вторая струна, издав жалобный звон, казалось, лопнула!

Создалось именно такое ощущение, потому что она не успела дозвенеть до конца, как двустворчатые входные двери с грохотом распахнулись, впуская в затемненное, наполнившееся тишиной пространство поток света, лепестки сакуры, пение птиц, журчание ручьев и Акихиро, на миг неподвижно застывшего и потому показавшегося каким-то неестественным, неживым, слишком идеальным для любого из живущих, слишком… чудовищем. Прекасный, лишенный эмоций и жалости монстр, ворвавшийся в место моего предстоящего позора и словно остановивший время.

Лицо младшего господина казалось алебастрово-белым, неподвижным, неестественно идеальным, но взгляд темных глаз, остановившийся на младшем наследнике императора, откровенно пугал. Как и этот чудовищный диссонанс – молодой мужчина с лицом бога и взглядом монстра… Я не суеверна, но на какое-то мгновение страшно стало даже мне.

И словно почувствовав это, Адзауро мгновенно повернул голову, и глаза его, казалось, потемнели сильнее, а я… я чуть не выронила оба веера.

И у них появился повторный шанс упасть, когда Акихиро очень тихо, но так отчетливо, что создавалось впечатление, будто прогремел гром, произнес:

– Моя невеста будет танцевать для меня. Исключительно для меня. И только для меня.

Его слова на миг зависли в воздухе, а после обрушились недовольным рокотом приглашенных гостей, возмущенным возгласом так подгадившего мне принца, попыткой главы клана Адзауро приструнить младшего господина… Но Акихиро стоял намертво. Мне даже подумалось, что, попади он под град летящих с гор камней, он выдержал бы и это все с тем же абсолютно лишенным выражения лицом. Но отсутствие эмоций вполне себе заменял темный холодный взгляд, и рокот недовольных голосов смолк, так и не обретя силу, потому что, кажется, всем здесь… просто стало страшно.

И даже я с трудом удержалась от испуганного шага назад, когда Акихиро решительно направился ко мне.

Призвав всю выдержку, на которую только была способна, я заставила себя стоять без движения, глядя, как этот монстр безразлично ступает, практически не глядя под ноги, – гости с циновками сами пытались уклониться от столкновения, и Адзауро-младший шел, а остальные просто убирались с его пути, разбегаясь, как тараканы от луча света.

Жуткое сравнение, но я едва ли могла бы подобрать иной эпитет к происходящему…

Впрочем, я вовсе лишилась дара речи и способности мыслить, когда Акихиро приблизился.

Взгляд в мои глаза.

Взгляд на чрезмерно огромные гэта.

Ярость, промелькнувшая во взгляде, но никоим образом не отразившаяся на лице.

А потом мир внезапно перевернулся, и я даже не поняла, как Чи столь легко и естественно, словно мой вес вообще был абстрактным явлением, подхватил меня на руки и понес прочь из холла, к лестнице Хризантем, на которую взошел, даже не изменив дыхания, а после, уверенно шагая по Фарфоровой галерее, понес меня к моей комнате.

И все это время, пока я потрясенно смотрела на его алебастрово-бесстрастное лицо, Адзауро-младший не произнес ни звука, а я… у меня просто не было слов, зато имелся основательный шок от произошедшего.

Но все, что я смогла, – только сказать:

– Ты что творишь?

И то лишь после того, как за нами захлопнулась дверь моей комнаты.

– Ты… – у меня голос срывался.

Акихиро, никак не реагируя на мое потрясение, донес меня до циновки, медленно опустился на колени, усадил меня и посмотрел в мои глаза.

На какой-то миг я, скованная пятью шелковыми халатами и десятиметровым поясом, перестала дышать, словно окунувшись в бездонную черноту его глаз. И вздрогнула, лишь когда Адзауро вдруг перевел взгляд с моих глаз на измазанные алой помадой губы…

– Вызывающе, – абсолютно бесстрастно произнес он.

Но глаза, в отличие от лица и голоса, не просто пугали… в них отразился голод такой силы, что я стремительно дернулась, интуитивно и рефлекторно пытаясь отползти подальше.

Адзауро остановил мою панику одним насмешливым вопросом:

– Напугал?

– Кто? Ты? Нет. Нет, ты что. С чего мне тебя бояться? Я вообще не из пугливых, и уж тем более ты… Было бы кого бояться! – мгновенно затараторила я, но… это все было ложью.

Я перепугалась до крика.

До вопля, который непонятно как все еще зависал где-то у меня в груди, а не вырвался наружу, я…

Я снова перестала дышать, когда рывком, настолько резко, что я едва не ответила ударом веера, Адзауро вдруг навис надо мной и выдохнул у самых губ:

– Ты очень смелая. Я заметил. Да.

И он даже не попытался скрыть насмешку, которая никак не отразилась на его лице, но глаза…

– Слезь с меня! – прошипела, сжимая веера.

Легкая усмешка и еще более издевательское:

– А я и не залезал на тебя. Пока.

И он вернулся в исходное положение, стоя перед почти полулежащей мной на одном колене, а затем, не отрывая взгляда от моих глаз, очень медленно потянулся к моей ноге, приоткрытой полами распахнувшихся халатов. Нежные пальцы скользнули от колена вниз, заставив почувствовать себя внезапно чуть ли не актрисой эротического жанра, но затем рука Акихиро ухватилась за гэта и предприняла попытку избавить меня от императорской реликвии.

Попытку, потому что с клеем я слегка перестаралась, и императорская реликвия, кажется, приклеилась намертво.

Ситуация нарисовалась та еще.

Когда в дверь постучали, Адзауро-младший ржал. О нет, не вслух, более того, лицо его оставалось абсолютно серьезным, но, клянусь своей золотой медалью по спортивному обольщению, он ржал!

– Не смешно! – прошипела я, страдальчески взирая на носки, которые решили, что стать составной частью императорской реликвии – это неплохой такой карьерный рост.

– Даже не улыбнулся, – солгал Акихиро.

А на самом деле ржал он!

Оно и не удивительно – перед нами стояли императорские гэта сразу в комплекте с носками! И носки отрываться отказывались напрочь даже после того, как я использовала растворитель для клея, с помощью которого доснимала с себя сломанные в попытке отчистить реликвию накладные ногти.

– Кей, – Адзауро растянулся на моей циновке, подставив руку под голову и насмешливо глядя на меня, – расслабься. Переживут.

Главное, сам он не расслаблялся до тех пор, пока не стащил гэта с меня, и вот уже только после того, как мои ноги обрели свободу, он расслабился. А до того психовал похлеще меня, кстати.

В двери вновь постучали, и раздался осторожный голос исаку Толла:

– Младший господин, вы не можете находиться в комнате младшей госпожи, традиции предпи…

– Я в курсе, – ледяным тоном ответил ей Адзауро.

– Мы заняты! – не удержалась от возгласа и я.

За дверью вдруг воцарилось молчание, а затем прозвучало испуганное:

– Чем?

Я, сидящая уже давно только в одном халате, который запахнула, и тот держался только на честном слове, замерла, грызя ноготь в попытке счистить с него налипший клей, который не слишком хорошо подвергался удалению. Почему-то посмотрела на Акихиро, даже не знаю с чего решив, что он сейчас что-то придумает.

И он придумал!

О, он так придумал!

– Мы заняты надругательством! – громко объявил он.

И уже гораздо тише, исключительно для меня, коварно добавил:

– Надругательством над императорской реликвией. А ты что подумала?

Я что подумала? Я вообще ничего не думала, но исаку Толла ломанулась прочь по коридору, снеся один из экспонатов Фарфоровой галереи, выругавшись по данному поводу, но не остановив бег… Это ее и подвело. Где-то вдали раздался вопль, а потом «шмяк», весьма характерный для тела, сорвавшегося с лестницы Хризантем и добравшегося до первого этажа гораздо более быстрым, но в то же время и более травматичным образом.

– Твою мать! – выругалась я, прислушиваясь к происходящему и искренне надеясь, что домоправительница выжила.

– Служение – путь, требующий спокойствия и сдержанности. Оступившийся падет больно, – с самым серьезным видом выдал Адзауро, покачивая ногой и безразлично глядя в потолок.

Хотелось сказать «придурок», но я вспомнила, как он по этой самой лестнице Хризантем без труда поднял меня, и… скажем так, проявила осмотрительность.

– А ты не хотел бы выйти? – вполне даже вежливо спросила я.

– Мне и здесь хорошо, – ровно отозвался младший господин, после чего добавил: – Брось их, Кей, это забота служанок, а не твоя. Побереги ногти.

Это был хороший, но явно запоздавший совет.

Я действительно швырнула гэта, осознав всю тщетность высвобождения своих носков, и ушла в ванную подпиливать то немногое, что осталось от ногтей.

И уже в ванной до меня дошло сообщение Слепого:

«Что произошло?»

«Я завалила танец невесты», – невесело ответила ему.

И получило неожиданное:

«Нет, тебе его не дали станцевать, об этом я в курсе. Что произошло в твоей комнате?»

Я как была с пилочкой, так и застыла. В моей комнате было две камеры. Мои и, соответственно, доступные для просмотра Слепого.