Должница миллионера Безрукова Елена

Глава 34

Потянулись унылые дни. Саша по-прежнему трубку не брал. Прошло уже почти две недели с тех пор, как мы не виделись. Мои вещи привёз курьер, а ключи от квартиры он передал через Романа. На контакт Александр не шёл ни в каком варианте.

Мне оставалось лишь вздыхать и ждать, когда он даст мне возможность всё объяснить: что я смалодушничала, сделала глупость, но ничего плохого не хотела, что Антон совершенно ничего для меня не значит, в отличие от Саши.

Тосковала безумно, как брошенная хозяевами собака. Слёзы были первые дни, я провела их у Али — видя моё состояние, подруга никуда меня не пустила, и Роману пришлось с ней согласиться и потерпеть моё присутствие. Впрочем, он не так чтобы особо возражал — по-своему сочувствовал мне. Аля ему с моего разрешения рассказала о том, что у нас с Сашей произошла не менее гадкая ситуация, чем у него с Алей когда-то. Он лишь вздохнул, в его тёмных глаза всколыхнулась боль и понимание — ему до сих пор тяжело вспоминать эту разлуку с тогда ещё просто девушкой, а ныне — женой.

Теперь я и Александр это проходим… Только нет доброго купидона, который нам теперь поможет и воссоединит нас, как я в своё время Алю и Романа. Воронцов, конечно, предлагал свою помощь, порывался поговорить с Сашей, но я отказалась — это не тот случай. Он должен захотеть вернуться сам, иначе это не имеет смысла — упёртый очень. Единственное, что совпадает в наших историях — то, что он не захотел меня выслушать под отравляющими разум эмоциями… Я не теряла надежды найти способ с ним поговорить, даже на работу к нему ездила — меня не пустили в его приёмную. Но я не была готова сдаться.

Вскоре я вернулась к себе в квартиру, но всё равно довольно часто бывала у Али — с ней рядом мне было уютно и спокойно. Мне было приятно гладить её животик и чувствовать, как толкается их сынок. На УЗИ пол увидели довольно чётко — мальчик, как и была уверена Алька. Они с такой радостью его ждали, покупали с нежностью и любовью кроватку, пеленки, распашонки и пинетки. Третья комната квартиры была оборудована под детскую в голубых тонах. Этого мальчика ждут и любят — это ужасно мило, и в такие моменты тоже хочется родить сыночка… Только некому пока.

Порой на душе было настолько плохо, что я вставляла наушники в уши и просто бродила в чём попало по ночным улицам. Мне не было страшно, мне было всё равно. К тому же за мной постоянно таскалась чёрная машина наподобие гелентвагена.

Я заметила её во время своей первой одинокой прогулки под луной почти до рассвета. Я — в спортивном костюме, с кулей на голове и музыкой в ушах — просто шла куда глаза глядят. Заметила, что вместе со мной на почтительном расстоянии везде поворачивает машина — куда я, туда и она. На десятом повороте я не выдержала и решила прояснить ситуацию. Решительно подошла к авто и постучала в окно. Стекло опустилось, и сурового вида крупный мужчина взглянул мне в лицо.

— Зачем вы меня преследуете?

— Не преследую, а сопровождаю, — ответила мне лысая гора мышц.

— В каких целях?

— В целях безопасности. Считайте, что я ваш телохранитель.

— Но кто вас нанял?

— Мне не велено разглашать подобную информацию, но отвязаться от меня у вас не получится, даже не пытайтесь. Говорить с вами мне тоже не разрешено. Я вижу, что вы испугались, и потому решился пояснить. Хорошего вечера, не обращайте на меня внимания. Просто гуляйте. Я вмешаюсь, только если увижу экстренную ситуацию или что вам нужна помощь.

Мужчина снова поднял стекло и упрямо отвернулся от меня.

«Это Александр» — ёкнуло внутри. Кто, если не он? Кому ещё это нужно, и у кого есть деньги на круглосуточную охрану для меня?

Он не оставил меня без присмотра — помнит ещё историю с Серым. Значит, он не забыл обо мне, ему не всё равно, что со мной будет. Ну и следит, видимо — уверена, этот человек докладывает ему и о том, с кем я встречаюсь. Эту же машину я видела уже у театра, и у моего дома, и у дома Воронцовых. Пристальное внимание обратила только сейчас — когда на дороге почти никого не было, и машина целенаправленно ездила за мной, не скрывая этого факта, и я вспомнила, что она уже мне знакома.

Сегодня был четырнадцатый день нашей разлуки — да, я считаю дни, мне так почему-то легче — и я снова иду по пустынной улице. На часах десять вечера. Я в спортивных штанах и тёплой толстовке, сверху куртка, шла по тротуару моста над каналом. В ушах — музыка, в волосах — ветер, в голове — горькие думы. Свет фонарей освещал мост, гладкий асфальт которого отражал огни большого города. Машины в это время здесь редки, и мы так и гуляли вдвоём — я по тротуару над водой, а гелентваген рядом на дороге.

Игравшая в телефоне, подаренном Сашей, песня отлично передавала моё состояние, и я невольно вновь пустила слезу. Остановилась у парапета и стала смотреть на воду, довольно сильно наклоняясь вниз. Солёные дорожки бежали по лицу, капая в тёмную гладь внизу и оставляя круги на воде.

— Анна, — окликнул меня мужчина из гелентвагена. Даже имя своё не назвал мне, так и приходилось звать его про себя просто «Мужчина» или «Лысая Голова». — Пожалуйста, не склоняйтесь так над парапетом, а то я решу, что вы задумали неладное.

— Успокойтесь, телохранитель, вид воды просто успокаивает меня. Ничего я не задумала. Скоро домой поеду.

Мужчина отвязался от меня, но я спиной ощущала на себе его взгляд. Собственно, если бы я задумала прыгнуть, он бы меня не удержал — пока вылезал бы из машины, я б уже в тине канала плавала. Пришлось бы ему лезть в воду за мной и спасать русалку Аню. На улице было уже довольно прохладно, и я представила на миг, какая холодная и глубокая там вода — бр-р-р… А ещё — очень грязная и вонючая.

Нет уж, эта смерть не для меня. Дождусь уж естественного обрыва моей жизни. Нечего тебе бояться за меня в этом вопросе, Лысая Голова. Утёрла слёзы, убрала наушники и потопала к машине. Стекло опустилось.

— Отвезите меня, пожалуйста, домой. Можете?

— Конечно. Садитесь.

Я открыла дверь и залезла на заднее сиденье. В машине было тепло и пахло вкусно.

— Нет, не домой, — обратилась я к телохранителю, ставшему для меня на сегодня и водителем. — К Воронцовым. Хользунова, двадцать шесть.

— Я понял.

— Как вас зовут?

— Анатолий.

— Спасибо.

— За что?

— Просто так.

Машина быстро доехала до места назначения. Меня посетило странное чувство, что я не хочу выходить — рядом с этим Анатолием я как будто чуть ближе к Саше — ведь он ниточка между нами. Но обращаться к нему за помощью я не стану — всё равно ничего не скажет. А интересно — он рассказывает Саше, как я горюю о нём? Наверное, нет, иначе его сердце уже давно бы смягчилось. Хотя всё же одна безумная мысль у меня появилась:

— Анатолий, если хотите по-человечески помочь — передайте Александру Юрьевичу, что я очень тоскую без него. Пусть хотя бы даст возможность мне объясниться. Всего один разговор.

— Сожалею, Анна, я не понимаю, о ком вы говорите.

Ответил, а сам смотрел на меня в зеркало, и я поняла — он прекрасно знает Сашу. Вот только передаст он мои слова или нет — большой вопрос. Но я хотя бы попыталась.

Вздохнула и покинула машину. Поднялась в квартиру и выглянула в окно кухни — гелентваген продолжал оставаться на месте. Он везде со мной. Для меня загадка — когда он спит-то? В машине?

— Чё там разглядываешь опять? Охранника своего? — услышала я сзади голос подруги.

— Ага. Рискнула его попросить передать Саше пару слов.

— О как, — подняла брови Аля. — Ну что ж, попытка — не пытка. Будем ждать результата.

Как я провёл эти четырнадцать дней, лучше и не спрашивать. Как в дурмане. Каждый вечер какие-то бары, алкоголь и девушки, чьих имён я не помню. С некоторыми я даже доезжал до своей квартиры, но дальше поцелуев никуда не заходило.

Сегодня очередная длинноногая красотка ехала со мной в такси, чтобы потом зайти в квартиру. Я каждый раз надеюсь, что она — та, с которой я смогу забыться. Как только она залезла рукой в мои штаны и притронулась к коже, я словно кот тут же ощетинился — всё не так!

Не те руки, не те глаза, не так трогает, не тот запах. Перехватил её руку и убрал от себя. Мне противно. Девушка удивлённо уставилась на меня не самыми умными глазами.

— Пошла вон, — твёрдо сказал ей.

Она стояла и обиженно хлопала наращенными ресницами.

— Чё неясно? Вали вон, — кинул ей в руки её сумку и потолкал к выходу.

Она не виновата, но срываюсь я на ней — за то, что не могу забыть Аню, за то, что кроме неё я больше не хочу никого и не могу вынести на моём теле ничьих прикосновений, кроме рук моей девочки. Я скучаю, как оголтелый, но я не могу простить её. Она звонит мне, пишет — я с камнем на сердце всё игнорирую. Нам нужно забыть друг о друге. Предательства я не прощаю. Только сказать-то легко, да трудно сделать.

Зазвонил телефон:

— Да, — принял вызов.

— Александр Юрьевич, Анна в квартире Воронцовых.

— Ясно. До шести утра можешь быть свободен.

— Тут такое дело… — замялся нанятый мной для Ани охранник. — Знаю, что вы не хотите об этом говорить, но девушка пожелала оставить вам послание.

— Ты чё, баран, сказал ей, кто тебя к ней приставил?! — сразу же взбесился я.

— Это ведь и так очевидно. Анна сама догадалась об этом.

Блядь. Действительно. А я думал, что такой внезапный и загадочный. Совсем я дурной стал, мозги уже ничего не соображают. Больше некому, конечно, она сразу догадалась об этом. Впрочем, неважно, я бы не оставил её без охраны всё равно. Я запретил Анатолию рассказывать мне о том, как она выглядит и ведёт себя, ограничиваться в докладах только фактами — что день прошёл нормально и эксцессов наподобие Серого не было.

— Ну что там, говори тогда уже, — я сдался. Не выдержал. И пусть после этой маленькой крупицы сведений о её жизни мне станет ещё хуже.

— Просила передать, что очень тоскует и просит дать ей шанс на один разговор.

— Понятно. До связи, Анатолий, — повесил я трубку.

Ну что сказать — хуже мне не стало. Мне стало просто хуёво. Так хуёво, что даже дома невыносимо сидеть. Ведь здесь тоже всё напоминает о ней.

Взял из бара бутылку вискаря и вышел к машине. На душе настолько погано, что я буду пить прямо за рулём. Уже довольно пьян, да и насрать. Убьюсь на дороге — и похрен, так даже легче. Не будет этой боли, что рвёт сердце в кровавые ошмётки.

Выехал на дорогу. Хлебнул из горла вискаря. Врубил музло погромче и покатил. Включил в плейлисте песни группы «Комиссар» — они как раз очень хорошо спели о том, что у меня на душе и все бабы — суки и предательницы. Ехал и орал вместе с исполнителем на всю машину, выжимая из своего зверя по максимуму. Когда стрелка спидометра перевалила за сто восемьдесят, я уже летел по ночной трассе и скорости вовсе не замечал — я привык к ней за считанные секунды.

Ну почему она так сделала, блядь?!

Если бы не этот её уёбок Антон, сейчас мы были бы вместе. Она бы согласилась на моё предложение выйти замуж за меня, и мы бы планировали свадьбу. Я бы рассказал ей о том, что тоже мечтаю о сыне — будущий сын Романа мне напомнил о давней мечте. Надя родила мне прекрасных дочек — они красавицы, умницы, мои самые любимые, но я хочу ещё и сына. Думал, Аня порадует меня, а она… сосалась с этим дрыщём…

Как она могла променять меня, нашу любовь, наш чудесный секс на это чмо ушастое?!

Женщины, что у вас в голове, я не понимаю? Как вы можете говорить «люблю», а потом целовать другого, да и вообще… чёрт!

Откуда этот грузовик? Японская мать, я уже ничего не успею сделать! Сука.

За своими думами я не заметил поворота и сейчас нёсся ровно в бок огромному прицепу, который ошалело мне сигналил, да только поздно уже.

А вы знаете, как страшно думать, что сейчас умрёшь?

Ещё полчаса назад я этого вовсе не боялся, но теперь, когда я понял, что рискую через мгновение превратиться в месиво под грудой искорёженного металла, мне стало чертовски страшно. Сотни мыслей в голове пронеслись в одну секунду. Кажется, что прошли минуты, пока я ничего не мог сделать. Выжимание педали тормоза не помогало — скорость слишком большая, машину несло по инерции прямо под огромные колёса. Я был пристёгнут — машинально, по привычке это сделал. Возможно, это меня спасёт. А возможно, и нет.

Я дебил. Это же всё херня. Я ничего не успел.

Резкий удар. Боль. Темнота.

— Аня… — последнее, что сорвалось с моих губ, прежде чем сознание меня покинуло.

Среди ночи меня разбудил зажегшийся свет в коридоре и взволнованный голос Воронцова.

— Да, слушаю. Кого привезли?! Что у него? Нет, я сам буду оперировать, без меня не начинать. Делайте что хотите до моего приезда, но если он умрёт — я вас со свету всех сживу! Готовьте его. Еду.

Я выглянула в коридор. Рома в одних брюках натягивал на голову свитер одной рукой, а другой обувал ботинки.

— Ром, что случилось? Час ночи, — на моей памяти я его таким ещё не видела и не слышала, чтобы он так грубо говорил со своими докторами.

— Срочная операция, Ань, — ответил мне Воронцов. Он уже справился с обоими ботинками и схватил ключи с полки. — Спи. Завтра всё. Тороплюсь.

Входная дверь хлопнула. Что это значит? Кого он там срочно оперировать побежал среди ночи? Сердце залило неприятное предчувствие, вызывающее лютый мороз по коже.

Глава 35

Вернулся в восемь утра. Аня с Алей уже не спали и завтракали на кухне. Жена с беспокойством вглядывалась в моё серьёзное и уставшее лицо. Сел за стол и завис, даже не обратил внимания, когда Аля поставил перед носом тарелку с едой.

— Ром, ты чё? — окликнула меня она. — Так устал сильно?

— А?… Да задумался просто. Ну и спать хочу, конечно, всю ночь на ногах. Это вы тут спали в тёплой кроватке, а я зашивал людей.

— А что случилось? Ты мне так ничего и не объяснил, убежал среди ночи.

— Я ж вам обеим сказал — срочная операция. Привезли важного пациента, и я решил оперировать его сам.

— Что-то серьёзное? — продолжала проявлять любопытство мадам Воронцова.

Лучше тебе не знать подробностей, милая. Впрочем, как и Анне. Ей даже в большей степени.

— Нет, просто одному вип-клиенту животик вспорол большой осколок при аварии. Всё нормально, заштопали мы его уже, скоро побежит как новенький.

— А что ты тогда в больнице до утра торчал?

— Так важная шишка, наблюдал динамику — вдруг хуже станет. Но он стабилен, и я уехал спать. Дальше сами справятся.

За спиной бурчал телевизор под потолком, в который Аня пялилась от нечего делать, пока жена обсуждала со мной работу. Начался утренний очередной выпуск новостей. Обычные новости, которые крутят изо дня в день — политика, Евросоюз, курс доллара. Однако, после нескольких репортажей Анна вытянулась в струну. По мере того, что говорил диктор, её лицо бледнело всё сильнее. Мы с Алей тоже замолкли и стали вслушиваться.

— Местные новости. Вчера ночью на трассе «Ростов-Москва» разбился известный бизнесмен в сфере строительства Квашенников Александр. Он совершил столкновение с грузовиком. Мужчина получил тяжелые травмы и был доставлен в реанимацию, врачи сейчас борются за его жизнь и оценивают состояние как тяжёлое. Водитель грузовика получил лёгкие повреждения. Постовые службы выясняют, кто стал виновником дорожно-транспортного происшествия на трассе.

Чёрт! Всё-таки просочилось в СМИ. Нахмурился.

— А-ах… — раздался где-то сбоку слабый стон.

Повернул голову и еле успел поймать падающую со стула Аню. Девушка просто отрубилась, испугавшись страшных новостей.

— Аня! — закричала жена, пытаясь мне помочь, пока я нёс её подругу на диван, но только путалась у меня под ногами.

— Неси нашатырь и вату, — сказал Але, и та послушно ушла в кухню, где у нас хранилась аптечка.

Пока жена несла необходимое, проверил зрачки и пульс Ани — ничего страшного, просто обморок на нервной почве. Жена поднесла и отдала мне пузырёк и ватный диск. Налил немного резко пахнущей жидкости и поднёс к носу бессознательной девушки. Та резко вдохнула, распахнула свои зелёные глаза и села на диване.

— Саша! — первое, что она изрекла. Нет, даже заорала.

— Тише, — упёр ей руку в живот, чтобы она не вставала. — Успокойся, всё уже нормально.

— Уже? Так ты… Ты его оперировал? — выпучила она на меня глаза.

Она сопоставила факты, и до неё быстро дошло. Глаза безумные, в которых плещется неподдельный страх, даже горе.

— Да, Ань, его. Всё прошло хорошо, травм, несовместимых с жизнью, у него нет — просто он потерял много крови.

— Отвези меня к нему, — попросила девушка, заламывая нервно руки.

— Пока нельзя. Он всё ещё в реанимации.

Аня внезапно громко зарыдала. Чёрт, нашёл что сказать! Взял её за голову, заставляя смотреть на меня:

— Аня, услышь меня — С ним. Всё. Нормально! Он не тяжёлый, он стабильный. Не тяжёлый, Аня, это просто утка СМИ.

Девушка стала рыдать тише, глотая каждое моё слово, лишь тихие слёзы продолжали бежать по лицу.

— Ты его спас, Рома? — прошептала она.

— Конечно. Как иначе?

— С ним всё будет хорошо?

— Просто замечательно. Он не будет инвалидом, он будет жить, как и раньше. Немного поваляется на больничной койке — и всё.

— Не врёшь?

— Нет. Как только Сашу переведут из отделения интенсивной терапии в обычную палату — я устрою вам встречу. Его скоро переведут. Он остаётся там для подстраховки.

— Спасибо, — Аня внезапно кинулась мне на шею.

Эм-м… Я покосился на жену, она лишь пожала плечами в ответ. Аккуратно отодвинул Аню в сторону — понимаю, она благодарна мне, но всё же я женат… Да и если Сашка узнает — ноги мне оторвёт, даже учитывая, что сегодня ночью я действительно помог ему не улететь к ангелам. Но Аля у меня мудрая девочка, она не станет ревновать, да и я сам понимаю, что Анна просто в шоковом состоянии, и это не более чем благодарность.

Как ни пытались успокоить наперебой меня в то утро Роман и Аля, я не могла найти места от беспокойства и страха. Как только Воронцов вылез сонный из спальни после обеда, требовала, чтобы он звонил своим докторам и уточнял, всё ли в порядке с Сашей, по громкой связи. И успокаивалась ненадолго, лишь только когда слышала из его трубки:

— Роман Викторович, с Квашенниковым всё в порядке, динамика положительная, без эксцессов. Все ваши предписания соблюдены.

К вечеру Воронцов психанул от моих приставаний:

— Блин, Аня, ты мёртвого коня поднимешь и заставишь поскакать. Одевайся. Поедем к твоему Ромео. Главврач я или нет, в конце концов? Только учти, что перед тем, как войти в реанимацию, тебе чуть ли не искупаться в спирте придётся, и чтобы ни «гу-гу» мне. Поняла?

— Да! — я бы даже в чём похуже искупалась, лишь бы увидеть Сашу.

Спустя час мы с Воронцовым шли по отделению интенсивной терапии. От меня действительно разило мечтой всех алкашей, на голове — медицинский чепчик, на ногах — бахилы, да и тело тоже завернули в одноразовую больничную пижаму. Мне было плевать, я мечтала лишь о том, чтобы увидеть его — пусть пока не очень здоровым, но живым.

Остановились возле одной из палат.

— Не спит наш Шумахер? — спросил Рома медсестру на посту, который находился близ нужной нам палаты.

— Нет, Роман Викторович.

Медсестра с подозрением уставилась на меня.

— Я разрешил, — заметил её взгляд мужчина.

Женщина лишь молча кивнула, но по её взгляду было ясно, что затею впустить посторонних в палату реанимации она вовсе не одобряла.

Роман обратился ко мне:

— У тебя пять минут. Сильные потрясения ему сейчас вредны.

— Разве я — сильное потрясение?

— Ещё какое. Торнадо. Иди, время пошло.

Я решительно потянула дверь на себя и вошла внутрь. На входе замерла. Роман рассказал, что Саше крупно повезло, и у него всего лишь перелом ключицы — теперь в костях у него металлический штифт, — сотрясение и рана на животе от осколка, которую и зашивал ему хирург. Но услышать — одно, а увидеть — совершенно другое.

Мужчина повернул голову, поднял брови в изумлении. Встретилась со льдом синих глаз. Лишь секунду он смотрел на меня, затем равнодушно отвернулся.

Гипс на полтела из-за перелома, на руках бинты, на почти белом лице мелкие порезы и щетина, которую он явно не брил дня четыре. Меня пронзило острое чувство жалости, захотелось обнять его, прижаться самой и никогда больше не отпускать. А он… просто отвернулся.

Вот чёрт. Это равнодушие меня убивает. Я думала, что приеду и увижу его живым, и выдохну — мне больше ничего не нужно будет. Вот я вижу его сейчас, он чешет нос, отворачивается от меня и хмурит брови — живее всех живых, а на душе всё равно погано. Многое бы отдала, чтобы он снова хоть раз взглянул на меня как раньше — с желанием, с любовью. Понимаю, что виновата сама, но всё равно глупо мечтаю всё вернуть.

Упрямо прошла по комнате, попыталась коснуться его лица.

— Саш… — хотелось обнять, но ему это будет больно.

Он отвёл от меня голову, будто я что-то мерзкое. Я опустила голову. Снова стали наворачиваться слёзы.

— Зачем ты пришла? — довольно грубо спросил мужчина. — Не хочу, чтобы ты видела меня таким.

— Каким?

— Слабым.

— Ты не слабый. Не думай об этом. Это всё… неважно. Мне необходимо знать, что ты вне опасности, — ответила я совершенно искренне. — Я очень испугалась, когда узнала об аварии.

Я не собиралась увиливать или скрывать свои мотивы, чувства и поступки. Саша по-прежнему упорно не смотрел мне в глаза, отвернувшись к окну.

— Узнала?

— Да.

— Тогда иди, — наконец удостоил он меня ледяным взглядом. — Мне больше нечего тебе сказать.

— Мне есть.

— Кто сказал, что это мне интересно? — его тон был холодно-вежливым, как будто он отчитывал провинившуюся сотрудницу в своём кабинете. — Я, по-моему, чётко и доходчиво объяснил тебе, что наши отношения закончились. И ты сама их разрушила.

— Ты даже не дал мне возможности объяснить, — мой запал и уверенность в себе будто вытекли из меня, столкнувшись с этим его холодом, даже как будто безразличием.

— Аня, если я вижу красное — то мне не нужно объяснять, что оно всё-таки красное, а не зелёное.

— Всё было не так, всё не было красным.

— Честно, мне уже плевать, — твёрдо посмотрел он в мои глаза.

Открылась дверь, и вошёл Роман.

— Аня. Всё. Пять минут вышли.

— Хорошо, — упавшим голосом ответила я. Слёзы опять начали душить меня. — Я приду ещё.

— Не надо, — грубо ответил Саша.

— А я всё равно приду. И когда-нибудь заставлю тебя выслушать.

Развернулась и вышла из палаты. Сегодня у меня не вышло. Но я не сдамся.

Глава 36

Аня вылетела пулей из палаты — Саша, видать, ей сказал пару ласковых. Хрен их знает, чё у них случилось, но я с ним поговорю. Пусть орёт на меня, но у меня есть своя миссия — моя Аля.

Она всё поняла, как и всегда, что самим им не помириться, идиотам — Господи, ну за что же мне такая мудрая женщина досталась, я ведь недостоин! Моя жена тонко чувствует каждого человека, близких любит до одури, что и подкупило меня в своё время. Она рвёт душу за Аню, а я ради неё на всё готов, только скажи она мне. Плохо ей — значит, и мне плохо. Разговор с Александром, в котором требуется вставить ему мозги, съехавшие ещё задолго до аварии — да тьфу вообще! Для меня не существует невыполнимых миссий!

Д'Артаньян спешит на помощь на своём вымышленном коне, а на призрачной шляпе при скачках мотыляются во все стороны перья…

— Ну и чё ты её выгнал? — спросил я его, скрестив руки на груди.

— А тебе-то что? — ощетинился Квашенников.

Он не любит откровенных разговоров. Но сегодня мне пофиг — у меня есть своя цель.

— А задолбало наблюдать за вами, как дети малые. Один обижается, вторая переживает до обмороков и слезами своими всю квартиру мне затопила.

Он нахмурился и молчал как партизан в кустах.

— Сань… Просто забери её. Она ошивается у нас постоянно. Я, конечно, её по-свойски люблю и уважаю, но правда — забирай уже свою блондинку. Я хочу побыть со своей женой дома наедине, не думая, что в гостиной опять льёт по тебе слёзы Аня.

Саша продолжал играть в молчанку. Мои слова проняли его, я знаю.

— Знаешь, что с ней было эти недели?

— Не знаю и знать не хочу, — раздражённо ответил Александр.

Фига два ему всё равно, судя по тону.

— А мне похрен. Я врач — и скажу, а ты будешь слушать, — сказал таким тоном, что он и не вздумал возражать. Да, я умею. — Рыдала белугой она и клялась в любви к тебе! Хватит тупить. Бери Аньку под крылышко, женись и успокойся уже. Зря, что ли, я твою задницу упрямую спасал полночи, или тебя жизнь ничему не учит? Потеряешь её — всю жизнь будешь жалеть. Вспомни мой пример. Я ведь тоже не хотел ничего слушать. И что бы было, если бы не Аня? Если бы она не заставила меня выслушать Алю — не было бы у меня жены, семьи. А теперь я тебе говорю — просто послушай её. Решение всё равно за тобой. Но, может, ты, как и я в своё время, не всё правильно понимаешь?

Встал и вышел, теперь Саше нужно подумать и принять решение. Но Аню я буду пускать к нему, как бы он ни возбухал.

Вот ещё нашёлся мудрец, блядь, и философ! Учить меня припёрся, докторишка недоделанный…

Нет, я ему, конечно, благодарен за спасение своей шкурки… Аня наверняка не знает обо всех травмах. Роман — не дурак, чтобы зазря пугать девчонку. Конечно, ничего такого уж со мной не случилось, чтобы я не мог жить полноценно, слава Богу, всё обошлось. Но наехал на меня Воронцов конкретно, потому как оперировать тело под алкоголем опасно. Таких матов я от него давно не слышал. Он прав, безусловно.

Да и насчёт Ани прав.

Эта авария действительно многое перевернула в моей голове. Я ведь там, когда думал, что умираю, то умирал с её именем на губах… Но когда она пришла сюда, вдруг резко вспомнил опять, как она целовала этого утырка. Для меня это всё же серьёзный повод — где поцелуи, там и до секса недалеко. Поэтому был с ней холоден и груб, пока внутри всё горело от желания попросить её поцеловать меня…

Надо всё же выслушать девушку и потом принимать решение. Дать шанс нам обоим. Нам плохо поодиночке — это факт. Я ведь знаю, что врать она не умеет и не станет увиливать от ответов.

Взял в руки смартфон, открыл диалог с Аней, который так и не поднялась рука удалить. Последние две недели это был её монолог. Каждый день она писала мне и просила выслушать. Но я, как упрямый баран, стоял на своём. Мне и сейчас непросто уговорить внутреннего барана заткнуться и написать ей.

«Я готов поговорить», — отправил ей.

Что теперь ходить вокруг да около, нужно уже разобраться наконец и решить что-то окончательно.

«Спасибо!! Я приеду сразу после работы», — тут же ответила девушка.

За что спасибо-то? Разве за это благодарят? Совсем уже замучил девчонку, похоже.

Ждал её. Очень. Даже если у нас ничего не выйдет, я всё равно успел к ней прикипеть. Последние месяцы были вовсе не плохими. Я даже вполне представил Аню своей женой, а не просто девушкой, с которой я решил жить вместе. Не понимаю эти «жить вместе». Если так, то нужно жениться — «жена» звучит куда лучше, чем «Знакомьтесь, это моя сожительница!». Дело, конечно, не только в этом, я в самом деле влюблён и очень удивился, когда понял, что всё ещё способен на такие чувства. Наверное, поэтому веду себя как дебил малолетний, злюсь и ревную — она зацепила меня. Взяла мою душу, как котёнка в руки, пригрела, приласкала и заставила мурчать своими мягкими женскими ладонями, а потом… просто бросила в снег! Однако, в сердце птицей билась глупая надежда, что Аня сумеет всё объяснить так, чтобы я поверил и позволил снова быть рядом. И себе, и ей.

Аня робко вошла в палату. Остановилась у самой двери, не решаясь подойти ближе, глядя на мои сурово сведённые брови.

— Привет, — обратилась она ко мне, нервно закусывая губы.

Она вовсе не уверена в положительном исходе нашего разговора. Впрочем, я тоже.

— Здравствуй, — ответил ей без эмоций.

— Как ты себя чувствуешь сегодня?

— Жить буду, и ладно.

Девушка сделала шаг в мою сторону, ещё один — и вскоре почти побежала к моей кровати. Она присела на край матраса и схватила мою руку, прижав к себе.