Увидимся в темноте Платова Виктория

– Размеренная супружеская жизнь к таким вещам не располагает, понял. Но ты зайди как-нибудь, поинтересуйся. Наручники всякие изучи для любовных утех и прочие приблуды. Там и пух, и перья, и стразы для особо одаренных. Найдется все.

– То есть ты предполагаешь…

– Делаю вашу работу, как обычно. А ты чего сразу раскис? Из-за секс-шопа?

Не раскис и не из-за секс-шопа. Не нужен старшему следователю Сергею Валентиновичу Брагину никакой секс-шоп, его и так на работе имеют. Во все отверстия, как обычно выражается капитан Вяткин. Что же касается их с Катей интимной жизни, то тут Пасхавер прав. С самого начала она не отличалась особой страстностью, а спустя десять лет все свелось к рутинному исполнению супружеских обязанностей. Неукоснительному, если речь заходит о ежемесячном пике фертильности. Ни одна овуляция не должна быть пропущена, пока сохраняется шанс забеременеть. Что бы ни происходило между ними – охлаждение, недопонимание, – в эти священные дни Катя всегда выбрасывает белый флаг; призывает Сергея Валентиновича тем особым, замешенным на химии внутренним зовом, каким наверняка пользуются пчеломатки, и муравьиные королевы, и королевы термитов. Правда, зов периодически слабеет – в тот момент, когда его маленькая жена в очередной раз срывается в пропасть неверия и отчаяния. И тогда место Брагина занимают медицинские центры, монашеские кельи, святые мощи, иконы православных заступниц, шаманские бубны и недельные камлания где-то у подножия горного хребта Какшаал-Тоо.

Масса усилий – и все напрасно. И что-то подсказывает Брагину, что по-другому не будет. Во всяком случае, до тех пор, пока они не перестанут относиться к сексу как к экзамену, который невозможно сдать. Сколько бы переэкзаменовок ни назначалось.

– Кстати, раз уж мы заговорили о сексе…

– Ты заговорил, – осторожно поправил судмедэксперта Брагин.

– Вот что странно. В сексуальный контакт убийца с девушками не вступал. Для подобного рода серий это нехарактерно.

– То, что делает этот подонок, вообще не характерно ни для чего.

– Хочешь об этом поговорить? – Пасхавер посмотрел на Брагина с сочувствием.

– Не хочу, но придется.

– Давай не со мной. Наймите в складчину какого-нибудь спеца по маньякам, пусть он вам все популярно объяснит. А мое дело – экспертиза. Физиологические особенности, причины смерти и все этой смерти сопутствующее. Девушка, убитая в апреле, была девственницей, ты это должен помнить.

– Я помню.

– Сегодняшняя – не была. Но ей вырезали аппендицит. Это – первое. Второе. Полостная операция, связанная с удалением кисты яичника. Операция недавняя, проводилась несколько месяцев назад. Очевидно, потребовалось экстренное хирургическое вмешательство, иначе все ограничилось бы лапароскопией.

– Что-то я про это слышал. Про лапароскопию. – Брагин на секунду задумался. – Это когда проколы и резать не надо. И все отслеживается по видео.

– Ну… В общих чертах. – Пасхавер снова явил Сергею Валентиновичу засевший в деснах кукурузный початок. – Так называемый малоинвазивный метод хирургического лечения. В любой уважающей себя клинике есть и оборудование, и спецы. Это что касается нашего городка и других крупных поселений. Я сказал, что потребовалось экстренное хирургическое вмешательство?

– Вроде да.

– Поправочка. Операция могла быть и плановой, но ее делали в учреждении, где нет соответствующего оборудования. Маленький город, райцентр.

– А это… редкая операция? – поинтересовался Брагин.

Судмедэксперт бросил на Сергея Валентиновича один из своих фирменных взглядов: сам-то понял, что сказал, брателло? Стыдно не знать таких вещей.

– Редкая операция – это пересадка фрагмента черепа на живот. А удаление кисты – сплошь и рядом.

– Сплошь и рядом. – Брагин дернул себя за мочку уха, что означало крайнюю степень разочарования. – Рядовая операция, возможно сделанная в райцентре. Тихвин, Подпорожье, что там еще?

– Что угодно – от Камчатки до Калининграда. Но клиники в Питере и области я бы на всякий случай пробил. Для очистки совести.

– Учту. Что там у нас еще? Бетонная пыль. Встречается повсеместно.

– Увы. – Пасхавер развел руками.

– Флунитразепам. Его отпускают по рецепту?

– Флунитразепам можно легко заказать в интернете, это же не боевое отравляющее вещество последнего поколения. Хотя… и их тоже можно.

– Про технический воск и парафин я вообще молчу.

– И молчи, – подзадорил Брагина судмедэксперт.

– А тебе-то есть еще что сказать?

– Все основное по горячим следам я изложил. Оставшиеся мелкие подробности будут в отчете. Кое-какие детали требуют лабораторного анализа, но это уже по мере поступления.

– Подробности о жертвах, я правильно понимаю?

– Да.

– А об убийце?

– Сам не хочешь рассказать мне об убийце? – неожиданно огрызнулся Пасхавер. – Ты же с этим делом месяц возишься.

Все они возятся, как будто других дел нет. Есть. Текущей работы полно, она стелется сорной травой до горизонта и никуда не девается, прополотое тут же зарастает вновь. И в этом преступном разнотравье чего только ни встретишь, – и тяжелого, и сложного, и муторного; и такого, что в себя потом прийти не можешь, хоть к психологам МЧС на прием записывайся. Так и с делом Альтиста: чем бы ты ни занимался, оно все равно колышется у тебя за спиной зловонной трясиной, нависает, подобно отколовшемуся куску скалы. В каменных складках полно многоножек, мокриц и ящериц, даже не подозревающих, что чертов кусок держится на честном слове и вот-вот упадет. И не куда-нибудь, а на голову Брагина и его начальника В.К. Столтидиса. Вот кто ежедневно всем богам молится о том, чтобы нехорошее дело было как можно быстрее расследовано. А еще лучше, если бы его вовсе не существовало или оно рассосалось бы само собой. А уж предположить, что это – Серия…

Это – Серия.

С появлением горчичного пальто все окончательно встало на свои места. Обрушился наконец нашпигованный ящерицами кусок скалы.

– А что тут рассказывать, – зло бросил Брагин. – Убийца может вылепить маску из воска и сделать внутривенную инъекцию нужного препарата. Он знает, где достать этот препарат… Он располагает временем, чтобы все продумать до мелочей. Он располагает местом, в котором может некоторое время держать жертвы без опасения быть разоблаченным. Он зачем-то скальпирует лица жертв, как будто маски ему недостаточно… С орудием преступления тоже не все ясно. Разве нельзя обойтись инъекцией, если уж ты взял в руки шприц? Зачем все так усложнять?

– Ты у меня спрашиваешь?

– У себя.

– Ну… Отсутствие лица затрудняет опознание. Он делает то, что сделал бы любой на его месте, – заметает следы.

– Еще вчера я думал так же. А сегодня я знаю имя первой жертвы. И есть серьезная вероятность, что убийца сам преподнес его нам. Зачем? Зачем он это сделал?

– Закажем суши, Валентиныч?..

Но вместо суши они заказали жареные лисички и по безалкогольному пиву – в круглосуточной кафешке неподалеку от Бюро. И посидели еще минут сорок за разговором, который никак не касался трупов в прозекторской. Обычный разговор двух усталых мужиков – то ли турменеджеров, то ли таксистов: о планах на лето («надо бы все-таки рвануть туда, где потеплее») и немного о политике и о дерьмовом правительстве, куда без них, сволочей. Потом перешли на частности, и Пасхавер поведал Сергею Валентиновичу, что собирается на следующий год отправить дочь Валюху в Пражский университет, подальше от священных границ Родины. Чтобы не случилось чего.

– Чего?

– Мало ли, – ушел от прямого ответа Пасхавер. – Когда такие страшные дела творятся – призадумаешься.

– Так они везде творятся, страна тут ни при чем. И монстром может оказаться кто угодно. Твой сосед, твой лучший друг.

– Мой друг – это ты. – Судмедэксперт приподнял бокал и посмотрел сквозь него на Брагина.

– Но ведь не лучший?

– Не лучший. Лучший – моя жена. Она, конечно, монстр, но без отягчающих.

Они еще посмеялись над тем фактом, что без отягчающих; снова перескочили на политику – теперь уже международную, гори она огнем. Особенно старался Брагин – только бы не оглядываться на топь позади себя. Только бы не возвращаться к проклятому – зачем убийца сделал это? Зачем всучил им конец нити, которая (при известной старательности Сергея Валентиновича, одержимости капитана Вяткина и норных инстинктах Паши Однолета) может распутать весь клубок? Или это не цельная нить? Так, обрывки разных, произвольно связанных мертвыми узлами, и узлы эти не развязать, хоть ногти ломай, хоть грызи зубами.

По факту – форменное издевательство.

Вряд ли судмедэксперт Игорь Самуилович Пасхавер думал о том же самом: он обладал счастливой способностью отключать голову от работы, едва сдав свой лабораторный ключ. Оно и понятно, бесконечные вскрытия – вещь не умозрительная, если вовремя не абстрагируешься – хана. И все же на прощание Пасхавер позволил себе короткую реплику в пространство:

– Как в кино.

– О чем это ты? – насторожился Брагин.

– Да все о том же. О чем ты мне талдычишь. О том, что убийца какой-то универсальный. И швец, и жнец, и на дуде игрец.

– На альте.

– Один черт. Ходили слухи, что ты консультировал один сериал…

– Не консультировал. Просто дал пару советов.

– И как там история?

– В смысле?

– Сюжет хоть приближен к реальным будням розыска? Или так, из говна и палок слепили?

– Местами приближен, – неожиданно обиделся Брагин.

– Понятно. Слепили, значит. Чтобы было позабористей. В надежде, что зритель-дурак все схавает. И ведь хавает же. Илона, женушка моя драгоценная, – так вообще за милую душу. И даже не подозревает, что для всех этих кинодеятелей главное – бабло распилить.

В общем-то, Гарик Пасхавер, несмотря на еврейскую кровь, в которой по идее должны быть растворены метафизика и известная философичность, – мужик на удивление приземленный. По-шагаловски летать над городом, ухватив Илону под мышки, ему и в голову не придет. Просто мыслит, ясно излагает. Копает от забора до обеда. Но иногда Пасхавера кусает вошь иносказательности, которую он и сам не в состоянии понять, и других ею мучает.

Вот как сейчас.

– Это здесь при чем, Гарик? Кинодеятели, бабло…

– Девушки – вот кто при чем. Преступление на сексуальной почве я еще могу понять. В том смысле, что мы с тобой это видели, и не однажды. А здесь нет сексуальной составляющей, просто содранные лица. Еще и с вами решил поиграть в какую-то странную игру. Сложно, бессмысленно, в реальной жизни – хрен представишь. Неправильная история…

– Как в кино? – вернул Брагин судмедэксперту его же реплику.

– Вот именно. Ты видишь только то, что тебе подсунули в кадре. И версии строишь исходя из этого. А за кадром что-то совсем другое. Совсем.

…Пасхавер давно укатил домой на своем циклопическом «УАЗе-Патриоте» (в народе ходили как минимум три версии его приобретения, одна другой забористее); Пасхавер укатил, а Сергей Валентинович все сидел в машине, раздумывая над его словами. Что-то в них есть, какое-то рациональное зерно. Вопрос лишь в том, когда оно прорастет и прорастет ли вообще. Затем Брагин переключился на сегодняшний – долгий и изматывающий – день. Сутки назад неизвестная ему девушка была еще жива. А спустя несколько часов они уже осматривали ее тело.

Вторая жертва.

И вряд ли маньяк остановится.

А это значит – будет третья. Между первым и вторым преступлением – месяц. Чуть больше. Сколько времени у них в запасе, чтобы предотвратить возможное развитие событий? Нисколько. Пока они могут только следовать за убийцей, надеясь, что он ошибется. Не так, как сегодня. По-настоящему.

Надо ехать домой и покемарить хоть немного.

Но прежде, чем оказаться в собственной квартире, в одном пространстве с неспящей Катей, которая обязательно притворится спящей, Брагин – неожиданно для себя самого – завернул в место, где и бывал-то нечасто, пальцев на руках хватит пересчитать. Причем львиная доля этих визитов относилась к работе: в середине двухтысячных они с Вяткиным расследовали дело об убийстве актера, снимавшегося в гей-порно, и изымали из секс-шопов компакт-диски фильмов с его участием.

В этот, по стечению обстоятельств находившийся не так далеко от его дома, Брагин никогда не заглядывал и даже на неоновую вывеску не обращал особого внимания, хотя проезжал здесь довольно часто, едва ли не каждый день. Справедливости ради, вывеска была неброской, никаких элементов разнузданности не несла и вполне органично вписывалась в конгломерат таких же сдержанных вывесок и табличек. «Нотариус», «Суши-вок», «Парикмахерский рай», «Всё для вейпа», «Всё для домашних любимцев». Но теперь, после разговора с Пасхавером, чертова вывеска сама собой вдруг всплыла в брагинском сознании. И не просто всплыла: она нестерпимо сверкала всеми цветами радуги. Капитан Вяткин отпустил бы по этому поводу какой-нибудь каламбур – непечатный и вполне ожидаемый. Но Вяткина рядом не было, и никого не было – вот и хорошо. Вот и ладушки, прояснить для себя кое-какие подробности относительно секс-наручников Брагину проще без свидетелей.

Магазин назывался «Розовый опоссум», и, чтобы попасть в него, необходимо было войти в арку, облепленную этими самыми вывесками, пройти по нарисованным на асфальте стрелкам через один двор и оказаться во втором. Здесь, в типичном питерском колодце, отделенные от гастрономических и парикмахерских радостей, они и находились, эти парии – всё для вейпа и секс-шоп.

До окончания работы «Розового опоссума» оставалось полчаса.

Первым, кого увидел Брагин, попав вовнутрь, оказался раскормленный сонный Будда – охранник, восседавший у двери. Хлипкий стул под ним едва заметно покачивался, подобно цветку лотоса на воде, но Будду это нисколько не беспокоило. Как не беспокоил антураж небольшого зальчика, выдержанного в красно-черных тонах. Вдоль стен шли застекленные шкафы, а центр зальчика занимал архипелаг из составленных в каре невысоких стеллажей. На стеллажах теснилась книги, журналы и какие-то коробки, к которым Брагин – от греха подальше – решил не присматриваться. Не фокусировать взгляд ни на них, ни на содержимом шкафов. В дальнем углу обнаружилась стойка с возвышающимся над ним компьютером, и к ней-то Брагин и направился. За стойкой сидела (вернее, полулежала в кресле, забросив ноги на стол) молодая девчонка с волосами, выкрашенными в провокационный ярко-розовый цвет.

Смешная. Нет, скорее забавная.

Впрочем, о том, что девушка забавная, Брагин подумал спустя несколько секунд, когда она оторвалась от книги, почти полностью скрывавшей ее лицо. Книга была не толстой, больше похожей на буклет, но молодые девушки и не читают толстых книг.

И они не готовы умереть. Никто не готов, но они – особенно.

Толком рассмотреть обложку Брагин не успел, кажется, там был чей-то обрезанный наполовину силуэт. Мужской. Мужчина в солнцезащитных очках, да. Лысоватый со лба.

– Интересная? – спросил Брагин, скосив глаза на книгу.

– Не оторваться, – ответила девушка. – «СТРАСТЬ: Между черным и белым».

Между черным и белым – розовые волосы. Смешная. Нет, забавная.

– Рекомендуете?

– Годара?

Она улыбнулась, дружелюбно и в то же время снисходительно, как можно улыбаться только в юности, когда знаешь все на свете и все на свете успел испытать. Кроме разве что… каково это – лежать на влажной жирной земле, в пальто, которое тебе немного велико; оно защищает, но и этой защиты ты скоро лишишься – когда к тебе приблизятся незнакомые люди и заглянут в тебя, как в разбитое зеркало, и отшатнутся в ужасе, едва не порезавшись об осколки. А потом, немного придя в себя, вызовут множество других незнакомых людей, и все закончится железным столом и железным ящиком в железном шкафу, и даже пальто у тебя отнимут.

Успокойся уже, Сергей Валентинович. Уймись, а?

– Я вас слушаю.

Только теперь Брагин заметил бейдж на груди девушки:

КИРА

Администратор

Ольга Трегубова была продавцом-консультантом, закрываем тему, мать твою.

У девушки подвижное живое лицо (слава богу – лицо!); не красавица, но что-то в ней есть. Такие нравятся всем без исключения парням, но особенно – затравленным ботанам и отвязным паркурщикам; крайности всегда сходятся – и в предпочтениях тоже. Зеленые прозрачные глаза, вздернутый нос, левая бровь наполовину сбрита. Это не портит девушку, и широкий, почти мужской рот не портит. Но вся прелесть администратора Киры – именно в этой подвижности, мгновенной, почти неуловимой смене настроений. Ей все нравится, и секс-шоп, и ночная работа, и ноги на столе, и Годар, и черное, и белое, и то, что между. Классифицируется как страсть, а там бог ее знает.

– Э… – булькнул Сергей Валентинович.

– Понятно. – Кира улыбнулась еще шире и неожиданно подмигнула Брагину. – Так что вы хотели знать о сексе, но боялись спросить?

– Э…

Да что ж такое-то?

– Вот, держите. – Девушка протянула ему увесистый полноформатный каталог и остро заточенный карандаш. – Ознакомьтесь с ассортиментом и отметьте выбранные позиции. Затем верните каталог мне, и я подберу вам товар. Пойдет?

Брагин кашлянул, прочищая горло, и тихо произнес:

– Интересуют наручники. Но не те, которые на руки… Которые на ноги. Хотелось бы взглянуть.

– Только они интересуют? У нас большая БДСМ-линейка и широко представлены альтернативные практики.

– Давайте ограничимся наручниками.

– Поножи. Это называется поножи.

Кира поднялась с места и, осторожно обойдя Брагина, направилась к ближайшему к стойке стенду. Сергей Валентинович поплелся за ней.

Через несколько мгновений она уже снимала какие-то небольшие коробки.

– Есть варианты в кожзаменителе, есть варианты в коже. Есть комбинированные – кожа-мех, кожа-плюш. Есть фиксаторы в стиле «японский шелк», поводок в комплекте.

– Поводок? – опешил Брагин. – А поводок зачем?

– Элемент ролевой БДСМ-игры. Но собаку выгулять тоже можно.

В глазах девчонки он, безусловно, ближе к выгулу собак, чем к ролевым играм, но не все ли равно, что она думает?

– А есть вот эти самые поножи… из металла?

– Жесткая фиксация?

Теперь она решит, что Брагин какой-то извращенец. Наверняка.

– Что-то вроде. Из металла, но чтобы была опушка или оплетка. Как вы там сказали? Мех, плюш? Это подошло бы.

– Сейчас поищу образцы.

Розоволосая администратор отошла от Брагина, присела на корточки перед нижней секцией шкафа, открыла дверцы и принялась вытряхивать очередную порцию коробок. В этот момент над входной дверью звякнул колокольчик, дверь распахнулась, и на пороге возник молодой человек с картонной упаковкой в руках: два стакана кофе на вынос и что-то еще. Отсюда не разглядеть. Будда-привратник отреагировал на появление парня ровно так, как десять минут назад отреагировал на Сергея Валентиновича. Даже глаз не открыл и не расцепил толстых пальцев, сомкнутых на толстом животе. Парень, напротив, коснулся свободной рукой плеча азиата: «Привет, чувак, вот и я».

Типичный ботан. Хипстерня.

Квинтэссенция хипстерни: аккуратный череп, аккуратная – волосок к волоску – прическа; штаны в облипку, с низкой, прости господи, мотней. Не было дня, чтобы эти чертовы недоштаны не промелькнули где-нибудь поблизости от Брагина, это называется – уличная мода. Зато черная футболка – вне всякой моды, полгорода в таких ходит. И сейчас, и десять, и двадцать лет назад. Футболка самая обычная, да. Если не считать надписи.

WAKE ME UP WHEN THE LIFE ENDS[4].

Брагин не особенно силен в английском, но общий смысл послания понимает: что-то фрондерское и выпендрежное насчет конца жизни, ах ты, сукин сын. Что ты вообще знаешь про конец жизни?

Успокойся уже, Сергей Валентинович. Уймись, а?

Лицо тоже аккуратное, правильное, пропорции соблюдены идеально. Настолько идеально, что если раскладывать физиономию вновь прибывшего на геометрические составляющие, то все квадраты, параллелограммы и треугольники подойдут друг другу идеально, без всяких зазоров. Все с ним хорошо, с лицом, отвернешься и не вспомнишь. А вот очочки приметные: узкие, в тонкой железной оправе, стекла не прозрачные, а какие-то дымчатые, слегка затемненные. Очевидно, у парня проблемы со зрением. А может, и нет, кто этих хипстеров поймет?

Кофе явно предназначался девчонке, но аккуратный парнишка даже не подумал к ней подойти; понимает, что та обслуживает клиента. Вышколенный.