Вершители. Часть 1. Посох Велеса Кретова Евгения
И сейчас он ждал старуху Ирмину в ее покоях.
Пришел с отчетом.
«Бабка все напутала, – думал он. – Посоха по тому адресу нет, они всё там перевернули. Тетка-искусствовед исчезла. Доча ее суматошная вообще – финиш – растаяла на глазах. Вот просто как стояла посреди кухни в своем отстойном свитере, так и пропала».
Он встал, походил по комнате. Десять шагов туда-обратно.
Снова сел.
Не выдержал, встал и открыл окно.
В тесную комнатку ворвался ароматный морозный воздух, разбавив жгучей свежестью дурноту и подняв настроение. Он дышал, наслаждаясь прохладой, как вдруг будто прямо из-под земли выросла рядом с ним старуха Ирмина, аж черная от злости. Она оттолкнула его и, с треском захлопнув оконную раму прямо перед его носом, зло на него глянула.
– Я тебе ЧТО сказала делать? – недобро шипела она. – Сидеть и ждать! – Еще минута, и Шкоде показалось, что бабка его ухватом по башке треснет и в печь на растопку забросит.
Но та пошамкала беззубым ртом, сверля его жуткими бесцветными глазами-бусинками, и пошла к своему креслу.
«Ведьма старая!» – про себя подумал Шкода. Бабка будто его услышала. Резко обернулась, из-за чего черты ее лица на мгновение будто смазало гигантским ластиком, они стерлись и потемнели. Старуха пронзительно и зло на него взглянула.
– Чё? – вырвалось у Шкоды. В глазах помутнело, к горлу подступил тошнотворно-горький комок, обжег гортань.
Ирмина отвернулась. Черты ее лица снова приобрели хоть и призрачную, но все-таки привычную форму. Старуха дошла до кресла и, усевшись, проговорила уже вроде мягче:
– Чего окно открыл? Застудишь старушку: радикулит у меня.
Шкода хотел что-то съязвить насчет ее магических способностей, которые она к себе почему-то не применяет, но, вспомнив ее колючий взгляд, промолчал, про себя отметив, что, оказывается, бабку боится не по-детски.
Он еще немного помялся на ногах, ожидая, что старуха сама укажет ему место, куда сесть, но та молчала, исподлобья сверля его глазами-бусинками. Тогда он, стараясь сохранять максимально независимый вид, плюхнулся в ближайшее кресло напротив самой старухи и сложил руки на груди.
Так стало полегче.
Бабка зыркнула на него еще раз, потом достала из кармана длинного цветастого балахона круглое зеркальце без оправы и отделки, с неровными, будто обкусанными краями. Достала и положила на столик между ними, подтолкнув ближе к Шкоде набалдашником трости.
– Мирослава с дочкой ушли в параллель, над которой я не властна. – Она помолчала, пожевывая губы. – Там я их достать не могу… ПОКА не могу.
Она внимательно посмотрела на него, словно оценивая его умственные способности, черты ее лица на мгновение расплылись, и она продолжила:
– Что, команда-то у тебя верная?
– Да ничего так парни.
– Скажи кто, – велела старуха и уставилась на него.
Шкода смутился: не хотелось раскрывать перед старухой все карты. Еще потом скажет, что не сам все сделал, да и денег не заплатит.
К горлу, медленно подкрадываясь, снова подкатилось удушье.
– Всего двое парней, местные, я с ними уже не на одно дело ходил, проверенные, – торопливо заверил Шкода, радуясь тому, что невидимые костлявые руки разжали хватку. – Один, Афросий, вообще путевый чел, во всяких древних штуках сечет, боевой такой. Работы и грязи не боится.
Бабка удовлетворенно кивнула:
– Хорошо. А третий кто?
– Третий – пацан, малолетка, ему шестнадцать только, но он при бабках. Хата, опять же, у него.
Бабка недовольно хмыкнула:
– А то я ж тебе мало плачу…
– Так я экономлю!
– Ну-ну, – задумчиво прошамкала старуха. – Вот что, Ваня. Пойдешь со своими товарищами к деревне Федулки. Там на околице стоит дом пустой, его ни с чем не спутаешь, его даже кошки обходят стороной. – Она помолчала, снова пошамкав беззубым ртом. – В дом тот не заходите! От калитки в сторону леса пройдете по тропинке тысячу сто семьдесят шесть шагов, затем свернете с тропинки налево, пройдете еще шестьсот шестьдесят шагов по бездорожью, прямо через подлесочек. Да смотрите, в трясине не увязните.
Она замолчала, будто что-то вспоминая. Шкода хотел переспросить, сколько именно шагов от калитки идти, только рот открыл, а старуха на него глянула так, что сразу вспомнилось – одна тысяча сто семьдесят шесть. Ирмина продолжала:
– Там упретесь в полянку, круглую как блюдце, по краям деревья черные, словно обожженные, увидите, – она очертила концом трости круг на столе, в его центре отметила точку: – Выйдете на середину, только там достанете зеркальце это. Посмотрите все в него одновременно, – она чуть наклонилась вперед, приблизила к нему изъеденное временем лицо; глубокие морщины на миг распрямились. – Понял ли? Одновременно! Дальше пройдете прямо еще девятьсот девяносто девять шагов, выйдете на тропинку, свернете по ней направо. Она вас выведет куда надо. Если всё сделаете верно да не замешкаетесь – к вечеру найдете девчонку… Чую, она мне нужна. Она – ключик к посоху Велесову… Зеркальце храни: оно еще для возврата вам потребуется.
– А куда возврата? Старуха усмехнулась.
– Там поймешь, – она привстала и протянула ему свою руку ладонью вверх. – А чтобы думалось тебе легче, дай-ка мне руку свою.
Ее черты опять смешались, как всегда, когда она делала слишком резкое движение, – Шкода уже обратил на это внимание.
Он уставился на нее, прижав вспотевшие в один миг ладони к бедрам.
– Зачем? – голос охрип. Старуха криво ухмыльнулась:
– Не бойся, больно не будет.
Шкода с усилием отнял ладонь, протянул Ирмине.
Пальцы мелко дрожали.
Бабка подалась чуть больше вперед, ловко перехватила его запястье и притянула к себе. От ее прикосновения кожу обожгло даже через широкие кожаные браслеты.
Шкода ахнул и повалился набок, прямо на круглый журнальный столик, стоявший между ними. Силища у бабки оказалась неимоверная. С легкостью, словно тряпичную куклу, она приблизила к себе его ладонь, острым когтем начертив поверх линий крест. Кожа мгновенно покраснела и взбугрилась, будто каленым железом обожженная.
– Вы чего! – заверещал Шкода, чувствуя, что лоб и спина предательски вспотели.
Старуха наклонилась над начертанным на Шкодиной ладони крестом, зашептала ему, словно живому. И при каждом слове ее знак оживал, шел волной, бугрился и вздыбливался. А когда знак на его ладони успокоился, затих, старуха свободной рукой дотянулась до груди распластавшегося на столе ошалевшего от страха Шкоды, положила на нее тяжелую ладонь. Тот почувствовал, как начертанный крест зашевелился вновь, только теперь уже под сердцем.
Медленно и тоскливо.
В ту же секунду Ирмина подняла руку. Под ней, словно прилипшая морская звезда, искрилось сине-белое облако.
Шкода шумно сглотнул.
Бабка бросила его ладонь, подхватила облако второй рукой, плотоядно любуясь им.
– Это что? – Шкода сел, переводя взгляд с покрасневшего шрама на ладони на переливчатую звезду в руках Ирмины и обратно.
Та достала из кармана балахона пузатую склянку. Довольно крякнула, схватила прозрачный сгусток и отправила его в крошечную пробирку, приладила пробку.
– Зато теперь, дружок, не потеряешься. И мне спокойно, и тебе… Тебе, впрочем, без разницы. Это, – она покрутила перед носом склянку, – у меня останется. Коли выполнишь все как велено, посох Велесов мне добудешь, получишь назад.
– А если нет? – вырвалось у Шкоды. Хотя, спросив, он уже не был уверен, что хочет знать ответ. Старуха улыбнулась ему так, что в груди заскрежетало.
– А если нет, – она прищурилась и спокойно пояснила, – то сам о смерти просить станешь…
Шкода вышел из душной комнаты.
В голове стоял туман.
От вопросов и тревожного предчувствия, что он влез в чужую игру и вместо идейного вдохновителя и руководителя стал в ней пешкой, подташнивало.
Однако не тот был человек Иван Свиридов по прозвищу Шкода, чтобы отступать.
Глава 6
Тавда
Катя уставилась в окно, все еще всхлипывая.
– Получается, – Ярослава положила руки перед собой, мерно постукивая пальцами по темной поверхности стола, – ты издалека…
– Из будущего я!
Ярушка с сомнением кивнула:
– Пусть так… Твоя мама не успела или не смогла тебе что-то рассказать. Что-то важное, что есть в твоей шкатулке. Но сама разобраться, при чем тут шкатулка, ты не успела, потому что на тебя напали разбойники. Верно?
Катя кивнула:
– И еще мама сказала, что надо нос грифона погладить… или дотронуться, не помню уже.
– И что?
– А не было там никакого грифона, только зверюга эта страшная!!!! – и Катя шумно всхлипнула, стараясь снова не зареветь. – Я грифона не нашла и вот сейчас заблудилась…
Ярослава насупилась:
– Что-то мне ничего не понятно. Может, и не заблудилась ты вовсе! Может, тут твой грифон. Надо к бабушке идти, авось она разберется.
– А она кто, бабушка твоя?
Ярослава вздернула подбородок.
– О! Бабушка моя – ведунья, каких мало! Она такое волхование знает! – она округлила глаза. – Может, она со шкатулкой тебе поможет…
– Ну пошли тогда, – Катя привстала с лавки. Ярушка внимательно осмотрела ее с ног до головы, хмыкнула:
– Ты куда в таком наряде собралась-то? Народ перепугаешь.
Катя снова села на лавку, озадаченно поправила свитер:
– А что делать тогда?
– Нельзя! В такой срамной одеже хоть по городу идти, хоть огородами, а все одно – увидят! Опозоримся!
При этих словах она достала из маленького сундука с плоской крышкой, что стоял рядом с кроватью, светлое платье, такого же простого кроя, как и у нее самой, только с широкой красной вышивкой по груди и плечам. Передала его Кате, положила на кровать широкий тканый пояс, ленты, верхнюю рубаху, чуть короче и шире, скромно расшитую по подолу. Под ноги бросила светло-серые туфельки.
– Переодевайся скорее! Бабушка за городом сейчас. Заодно посмотришь, как мы живем, – и подмигнула Кате, – небось, интересно?
Ярушкин дом оказался довольно большим и светлым.
«Что-то дом больно велик», – мелькнуло у Кати: по количеству переходов и коридоров он мог сравниться с небольшим кремлем. Некоторые переходы упирались в какие-то помещения, другие уводили, казалось, в никуда – то просто обрывались забитой досками дверью, то переходили в новые лабиринты.
И двери, двери…
Будто живет здесь большая семья.
– Дом просто огромный! – не удержалась Катя. – И пустынный, будто нежилой. Как так?
Ярослава только рукой махнула.
– Много знать будешь – до ночи не доживешь, – хохотнула она. Катя замерла. – Да брось, шучу я. Это он снутри такой большой. Снаружи – простой, как у всех.
– А зачем?
Ярослава лукаво посмотрела на испугавшуюся подругу:
– А, видать, гостей много бывает…
И стремглав бросилась по какой-то лестнице, унося с собой звуки и тепло.
Дом, словно живой, сразу стал приглядываться к Кате. Она почувствовала его строгий взгляд, сухое дыхание.
– Подожди! – крикнула она уносившейся непонятно куда Ярушке. – Я ж дороги не знаю!
– Так догоняй!
Она догнала ее уже на длинном мосту, увитом лилово-красными цветами, после чего они обе оказались в основной части дома.
– Ты чего такая пуганая? – смеялась Ярослава. – Светелка моя – в легкой части дома, в ней гости живут разные… И не все они люди в том виде, к какому ты привыкла. Вот для того, чтоб они в мир живых не перебирались, и придумала бабушка этот мост.
– А зачем ты сейчас там живешь?
Ярослава остановилась. Строго посмотрела на Катю.
– Там силы больше, книги лучше запоминаются, – Ярослава приглушила голос, доведя его до зловещего шепота, – особенно ночью.
Катя побледнела.
Ярушка посмотрела ей в глаза и снова расхохоталась:
– Да не пужайся ты так! Шучу я! Шучу…
И выскочила на крыльцо, громко топая по дощатому полу.
Катя выскользнула за ней, спиной почувствовав, как сжимается за спиной пространство.
Отбежав несколько шагов от крыльца, она оглянулась: перед ней стояла обыкновенная деревенская изба на высоких сваях-столбах – четыре окна по фасаду, с кровлей, изукрашенной деревянными кружевами. Хороший, добротный дом. Ни тебе двух этажей. Ни перехода с лилово-красными цветами.
– Чудеса, – прошептала она.
Ярушка нетерпеливо топталась за калиткой.
– Чего встала, побежали уже!
Катя вертела головой, стараясь запомнить все до мелочей, но глаза не успевали фиксировать все, что попадалось: вот ребятишки в одних перепачканных золой рубашонках упругой веточкой дразнили гусят, те сердились, верещали, пытаясь щипнуть за пятки. А ребятишки заливисто хохотали, пока из-за распахнутых соседских ворот величественно и важно не выплыла гусыня. Тут уж малышня пискнула и бросилась врассыпную, отбиваясь от мамаши ветками, пока та не загнала их в крапиву.
Вот посередине дороги мальчишки-подростки везли на низкой повозке огромную бочку с водой, покрикивая:
– Во-оду везем! Кому во-оду надоть!
За ними, словно стайка воробьев, торопилась местная мелюзга, готовая броситься на помощь и отвоевать в честном бою право подать ковш чистой воды конному всаднику: тот, чинно позвякивая кольчугой, выводил лошадь со двора.
Катя прищурилась, ослепленная то ли бликами воды, то ли блеском начищенных до зеркального блеска доспехов.
– Ярослава! – позвал всадник. – Подь сюды! Ярушка подбежала.
– Здравия тебе, дядя Степан.
– И тебе добра, – он наклонился к Ярушке, почти на ухо прошептал: – Бабушка твоя не дома, что ль? Ярослава отрицательно качнула головой. Воин вытащил из сумы, прикрепленной к седлу коня, сверток.
– На, ей передай. Кажи, от меня, для закладки.
Поняла ли?
Ярушка кивнула.
– Ну, ступай!
И он, ласково потрепав подошедшего посмотреть на коня пацаненка, вскочил в седло и поскакал в сторону широкой главной улицы.
Ярушка, проводив его взглядом, тихо бросила Кате:
– Погоди тут, – а сама бросилась со свертком в дом.
Катя осталась одна.
Как новая достопримечательность. Ее тут же обступили ребятишки:
– А ты кто такая будешь?
– Я? – Катя растерялась и брякнула первое, что пришло ей в голову: – Сестра Ярушки.
– А сестра у нее Марьюшка, знаем ее. Ты – не Марьюшка, – донимал вопросами рыжий конопатый пацан.
– Так я и не Марьюшка, Катей меня зовут.
– А откуда ты?
– А ну брысь, мелюзга! – из-за ворот своего дома показалась Ярослава, грозно крикнула: – А то мороку сейчас напущу!
Ребятишки с визгом разбежались, попрятались за соседскими воротами. Старик, только что пригревшийся на завалинке, седой, с широким шрамом через всю щеку, только неодобрительно крякнул:
– Ох, Ярослава, доскачешься у меня. Бабке-то твоей кажу, что ребятишек пужаешь!
Ярушка покраснела:
– Да я шучу же, дядь Макар. Доброго тебе здоровьичка.
Старик только головой покачал. Ярослава же торопливо дернула Катю за рукав, уводя в сторону главной улицы.
Катя словно в пчелиный улей с головой нырнула: улица оказалась шумной и многолюдной. По широкой, выложенной тяжелыми деревянными плахами проезжей части, громыхая, тянулись повозки, горланили возничие, шумно фыркали лошади; перекрикивая весь этот гомон и скрип, раздавал распоряжения воин, вокруг которого уже сформировался небольшой конный отряд.
Да еще Ярушка рядом трещала без умолку, словно сумасшедший экскурсовод.
– А это дом старосты, Матвея Кузьмича, – показывала она куда-то вправо, где высился красивый дом с небольшой башенкой-флюгером. – А там, за поворотом, – Ярослава дернула Катю за рукав, – греческая слобода.
– Это как? – не поняла Катя. – Греки, что ль, живут?
– Ну да.
Катя с любопытством вытянула шею: от главной широкой улицы, по которой тянулись с грохотом груженые телеги, суетилось несколько всадников, понукая замешкавшийся обоз, уходила тонкая улочка, вся в кустах сирени.
По обе стороны улицы величественно выглядывали из-за массивных оград добротные дома, крытые красными черепичными крышами, с затейливыми фигурками на острых шпилях. Правда, насколько хватало взгляда, дома выглядели немного заброшенно, а некоторые так и вовсе оказались заколоченными.
– А что, не живет там никто? Ярушка посмотрела на дома:
– Да, почитай что никто. Многие съехали.
– Почему?
Ярушка бросила задумчивый взгляд на пожилого мужика: одна из его телег перегородила дорогу, а он под окрики вооруженного всадника торопливо пристраивал упавший серый мешок и ворчал:
– Да не ори ж ты как на пожарище, деток понапужаешь!
В одной из телег на куче мешков испуганно жались к молодой матери двое ребятишек, третьего, еще совсем кроху, женщина прижимала к груди.
Ярушка кивнула на них:
– Видишь, и эти едут…
– Куда?
Ярослава вздохнула:
– А куда глаза глядят… Знамо дело, на север.
– А там что?
Ярослава искоса на нее глянула, будто рублем одарила:
– А там джунгар нету. Вот по теплу народ-то и едет.
– Джунгары – это кто? – Катя не могла сообразить, кто бы это мог быть.
Ярослава неопределенно махнула рукой на юг:
– Народ такой, очень злобный и воинственный. Все набегами живут. И нам, и соседям достается. Уж мы стену построили от Иртыша до Тобола, спокойнее стало. Да все равно народ уезжает, в стороне-то от них куда спокойнее.
Девочки свернули к северным воротам Тавды, миновав снующих туда-сюда ребятишек, пастушка лет десяти, загонявшего корову хозяевам. Белобрысый пастушок махнул Ярушке рукой:
– Ярушка! Стой! Ты далече собралась? Завтра ж жаб якутских привезут!
Катя вздернула брови – вот еще один про жаб говорит.
– Привет, Митря, – величественно кивнула Ярослава, чуть сбавляя шаг. – Помню я.
– А-а-а, – протянул паренек и пошел с ними, подталкивая вперед корову с большим белым пятном на ухе.
Ярослава при этом выглядела озадаченно и даже расстроенно. По всему видно, якутские жабы – вещь редкая в здешних местах и ждала их она давно. Она закусила губу и недовольно сопела, то и дело поглядывая на рыжего Митрю. Вдруг она схватила его за рукав:
– Ты знаешь что? Коли не будет меня, возьми и на мою долю, я дней через пять точно буду. Да смотри, без меня не начинай!!!
Парнишка медленно кивнул и побежал по дороге дальше, но, пробежав несколько метров, вернулся. Веснушки краснели на его улыбчивом лице.
– Яруш…
– Чего? – Ярослава прищурилась. Митря медлил, поглядывая то на незнакомую ему Катю, то в высокое голубое небо. – Да не томи ты!
– Можно я твоим скажу, будто всех жаб для тебя прикупил?
Ярослава подбоченилась и остановилась совсем.
– С чего бы это? Митря моргнул:
– Да меня больно мамка ругает за живность всяческую… А жаб – так вообще не шибко уважает. А коли ты куда собираешься, так я б их у тебя схоронил до твоего возвращения.
Ярослава снова стала величественной и спокойной.
– Ну хорошо. Пусть так! Да ты следи, чтоб не издохли-то!
Но Митря уже не слышал: он отворял ворота, подгоняя самое ленивое животное.
– А что это за жабы такие? – поинтересовалась Катя. – Уже второй раз про них слышу.
– О! Большая редкость. Они ж жуть какие ядовитые! Их ядом джунгары стрелы свои метят, чтоб урону больше причинить, – воодушевилась Ярушка. – А мы с Митрей хотели опыты с ними делать – приучить к их яду от мышей. Если все верно выйдет, то получим противоядие.
– А если не удастся? Мышей не жалко?
Видимо, этот вопрос тоже сильно мучил Ярославу: она закусила губу и засопела.
– Ну, мы их сильно травить не будем, – неуверенно начала она. – Ничего с ними не должно произойти.
И она ускорила шаг, словно убегая от дальнейших расспросов.
Глава 7
Могиня
Девочки миновали городские ворота, выйдя следом за груженым обозом того самого мужичка, чья телега перегородила дорогу.
– Эй, Яруш, подвезти, может? – крикнул он ей.
– Не, спасибо, дядь Кондрат, нам тут недалече, через Струйку, до опушки мы.
– А-а-а, ясно, – протянул с пониманием, – к бабушке торопишься кроду жечь…
Ярослава кивнула. Кондратий печально кивнул.
– А мы, вишь, едем. – Он помолчал, задумчиво поглаживая бороду. – Один я остался, Яруш. Матрена моя померла зимой, как сынка нашего, Ростислава, убило в бою. Вот жинка его осталась да детки. Хоть бы мне успеть внучат поднять, людей из них вырастить. Пропади пропадом джунгары проклятые, что сиротами их сделали.
Ярослава молчала, медленно шагая рядом с телегой.
– А что, далече едете?
Дед Кондрат невесело хмыкнул:
– Сейчас до Тюмени-града. Там родня Матренина, к себе зовут, – он глянул на Ярушку. – Ты, Яруш, за домом нашим тож приглядывай, да?
– Вернетесь?
Читать бесплатно другие книги:
