Всегда говори «всегда» Устинова Татьяна

Она смотрела зорко – и ничего не высмотрела. Ее муж вынул у нее из пальцев коробочку, подкинул и поймал. Опять подкинул и опять поймал. Ольга, как завороженная, провожала ее глазами.

– А что такое за паника? Это я… это самое… тебе купил.

– Мне?!

Он вдруг рассердился:

– А чего, себе, что ли?! Я ногти не крашу! И губы тоже!..

Все это была какая-то чушь, и Ольга понимала, что чушь, но он так беззаботно подкидывал и ловил коробочку, а потом так искренне рассердился, что вся ее решимость мигом улетучилась.

– Стас, при чем тут… губы? Откуда у тебя в кармане помада и лак?

– Да я ж говорю, купил. Тебе, тебе, ну!.. Ты даешь, блин.

Лоб все пылал так жарко, что казалось – сейчас загорятся волосы.

– Ты никогда в жизни не покупал мне помаду…

Тут он рассердился всерьез, даже глаза потемнели. У него всегда глаза темнели, когда он сердился, Ольга отлично это знала.

– А теперь купил, блин!.. Видишь, по-французски написано – Декор. Декор небось, а не что попало, да еще какой-то Христиан…

– Диор, а не Декор, – машинально поправила Ольга.

– Да хрен с ними обоими! Откуда я-то знаю!.. Это ты у нас сильно образованная… А я в ваших бабских штучках ничего не понимаю.

– А зачем тогда купил?

– Ну, ты даешь – зачем! Подарок хотел сделать – зачем! Затем!

Она совсем не знала, что говорить.

Подарок?! Помада и лак в маленькой фирменной коробочке?! Ее муж ничего не понимал в косметике, даже духи никогда не покупал. Совал ей деньги и говорил что-то в том смысле – давай сама, тебе видней, откуда я знаю, что там тебе нравится!

И она считала, что это правда – раз он говорит, что не понимает, значит, не понимает! Ей проще самой купить, чем ждать от него сюрпризов.

А тут вдруг н тебе – подарок!

И что делать? Благодарить, что ли?..

Она и поблагодарила, очень неуверенно:

– Спасибо, Стас.

Но он уже набрал обороты, стрелка медленно, но верно заходила в красный сектор:

– Это же сюрприз был! А ты нашла… Ищейка прямо! И, главное, сразу с претензиями!..

– Стас, у тебя в кармане помада и лак. Что я могла подумать?

– Ничего ты не должна думать. Зачем ты у меня по карманам шаришь?

– Да никогда я по твоим карманам не шарю! Я ключи искала…

– Ну, нашла, и спасибо тебе большое. Что, я не могу жене подарок купить?

– Можешь, конечно, но…

Стас перебил:

– Полдня выбирал, сюрприз хотел, а ты – с претензиями… С утра пораньше!..

И Ольга позволила ему убедить себя, а себе разрешила поверить.

Вот просто разрешила. И все тут.

Нельзя было не поверить в историю о том, что щегольскую коробочку с лаком и помадой муж купил ей в подарок.

Потому что не поверить означало, что жизнь кончилась.

До коробочки была – прекрасная, уютная, веселая, а после коробочки никакой такой жизни уже быть не может никогда.

Никогда не говори «никогда», утверждал герой какого-то фильма. Легко ему жилось, тому герою!..

Теперь, после того, как она поверила, ей ничего не оставалось делать, только каяться.

Ольга обняла Стаса, и его родное, такое знакомое тепло принесло ей облегчение.

– Ну, прости, прости. У меня даже в глазах потемнело, когда я увидела. Спасибо тебе, Стас…

Он дал себя обнять и сам обнял ее за плечи:

– Ладно, чего там… В следующий раз получше спрячу. На. – Он сунул коробочку ей в руку, и она приняла. – Собачка ты моя поисковая… Давай, давай, хорош обниматься, опаздываем уже. Шевелись давай.

Почему-то ей очень хотелось плакать, но она сдержалась, конечно.

С коробочкой в руках – подарок мужа! – она понеслась в спальню, а Стас, изловчившись, вдруг шлепнул ее по попке.

…А может, все обошлось? Может, она на самом деле придумала какую-то глупость?! Говорят, конечно, что мужики сбиваются с пути, но не Стас же!..

У них такая любовь и такая семья, каких больше и на свете-то наверняка не существует!

Стас вышел из подъезда первым, посмотрел по сторонам и с удовольствием вдохнул холодный осенний воздух.

Он любил осень, холод, когда нет никакой летней маеты, жары, от которой весь размякаешь и начинаешь подтаивать, как конфета под названием «Сливочная помадка».

Летом – что? Летом никакой работы нету, никто «жестянку» не делает, потому что не бьются почти, ни гололеда тебе, ни снега, ничего!

Денежек летом всегда от этого мало выходит, а тут, как назло, в отпуск нужно тащиться, да еще со всем колхозом! Правда, ему, Стасу, всегда как-то удавалось от отпуска отбояриться, и Ольга одна с детьми отправлялась, но все мечтала, что на следующий год они уж точно поедут «всей семьей» и точно за границу!

Вот далась ей эта самая заграница! Чем дома-то плохо?! Вон какой профилакторий Газпром отгрохал на речке Чистой – тут тебе и бассейн, и сауна, и бильярд, и бар с рестораном, да еще вежливая обслуга, барином себя чувствуешь! Отдыхай, не хочу! На родных-то просторах всегда поуютней себя чувствуешь, чем в гостях! Нет, вот тянет ее, подай море, да и все тут! А ему, Стасу, никаких морей задаром не нужно!

Дети играли в «классики» у подъезда, скакали друг за другом и вопили. У Мишки на спине прыгал рюкзак. Стас поморщился. Он не любил, когда дети производили много шума или требовали забот. Вон у Ольги получается как-то с ними ладить, а его, Стаса, – увольте!.. Умиляться он не умеет, да вроде бы и нечему особенно. Дети как дети.

Проволоклась бабка Люба с первого этажа со своей тележкой, небось на базар ее понесло с утра пораньше!

– Здорово, баб Люб!

– И тебе не хворать! – Баба Люба, расположенная поговорить, приостановилась и кивнула на Стасовых отпрысков. – Детки-то как растут, это боже ж мой что такое!

– Растут, баб Люб.

– Они растут, мы стареем, ох, бежит время, ох, бежит!..

– Бежит, баб Люб.

– А ты молодец, – сказала старуха и хитро ему подмигнула. – Гоголем каким! Вот везет же некоторым бабам, которым такие мужики достаются! И дети у тебя присмотренные, и всех-то ты возишь-развозишь, и машина у тебя самая красивая в городе!

– Это точно, баб Люб!..

Машину свою Стас обожал, и бабкин комплимент был ему приятен. А что тут такого? И правильно все! Вон вокруг одни «пятерки» да «семерки» облезлые, да не «БМВ», а самые что ни на есть натуральные «Жигули»! Редко-редко попадется «десятка», а уж у кого «пятнадцатая», тот, значит, полный буржуй! А у него, у Стаса, машинка хоть и не новая, и до «БМВ» не дотягивает, но все равно иностранная и вся чистенькая, ухоженная, полировкой вон как блестит на осеннем солнышке. На таой не зазорно в самый что ни на есть богатый газпромовский санаторий пожаловать, и все сразу увидят – барин приехал, не кто-нибудь!

Ольга выскочила из подъезда, и бабка сразу же двинула свою тележку, задерживаться дольше не пожелала.

Неодобрительно так двинула. Почему-то Ольгу в доме не очень любили. Считали слишком образованной и еще гордячкой, что ли!.. А Стас считал – нормальная баба его жена! Не без придури, конечно, но из нее эта самая придурь не прет, как у некоторых. Понимающая, веселая, за детьми смотрит хорошо, в мужнины дела не лезет, чего еще надо? В отпуск ехать? Ну, он-то, Стас, сам себе голова и хозяин, не то что некоторые мужики – подкаблучники! С отпуском он как-нибудь разберется!

Дети все продолжали скакать, и Стас на них прикрикнул:

– А ну, в машину, быстро!

Фары подмигнули, дверцы тихо щелкнули, открываясь, и Миша с Машей друг за другом полезли на заднее сиденье.

– Здравствуйте, Любовь Андреевна!

Стас посмотрел по сторонам, никакой Любови Андреевны не обнаружил и только потом сообразил, что это так его супруга бабу Любу поприветствовала!

Вот черт возьми! И правда – дай только образованность свою показать и культурность! Будет ею в нос тыкать к месту и не к месту. Может, и правильно, что ее в доме не любят!

Да еще в карман полезла и нашла там, чего не надо было находить!..

– Стас, почему-то соседка со мной не поздоровалась.

От раздражения он ответил резче, чем хотел:

– А тебе какое дело, поздоровалась она или не поздоровалась?

Ольга покосилась на него и пожала плечами.

Какое-то странное, дурацкое утро. Все наперекосяк. Это потому, что сон приснился такой нескладный, нагонявший тоску.

Стас любовно тронул свою машину с места, выбрался на дорогу и дал по газам. Он любил большие скорости и никогда не отказывал себе в удовольствии погонять, тем более что все до одного гаишники в городе знали его в лицо.

Водитель машины, приткнувшей чумазое рыльце за газетным киоском, внимательно наблюдал за ними.

Он видел, как выскочили дети, как вышел Стас, как бабка приостановилась, приткнула свою тележку, поправила платок и заговорила, заговорила!.. Но не Стас и не бабка интересовали его. Он дождался, пока выйдет Ольга, посмотрел, как она уселась на переднее сиденье, усмехнулся, когда Стас сделал на повороте лихой пируэт.

Он проводил тормозные огни взглядом и неспешно двинулся с места.

Первым пунктом в списке остановок числилась Мишкина школа. Как только Стас притормозил, Мишка тут же распахнул свою дверь и стал деловито выбираться.

Выбрался, нырнул обратно и стал тянуть рюкзак. Машка рюкзак не давала, таким образом произошла минутная потасовка, которую Ольга моментально остановила.

Она выскочила из машины, вытащила сына с заднего сиденья и сунула рюкзак ему в руки.

Мишка стал совать руки в лямки. Лямки путались, и руки никак в них не попадали, застревали. Ольга распутала лямки.

– Мишка, веди себя прилично. И не рассказывай папиных анекдотов…

Сын неловко попрыгал, пристраивая рюкзак. Рукав куртки задрался, и рука никак не просовывалась.

Стас подпевал приемнику и нетерпеливо посматривал в зеркало заднего вида.

– Почему не рассказывать, мам? Все смеются…

– Все смеются, одна я плачу!

Мишка наконец пристроил рюкзак на спину и уже приготовился бежать на школьный двор, где с визгом носились его собратья по несчастью, то есть по учебе, конечно. Он даже шаг сделал, но остановился.

Мать сказала что-то такое, что никак нельзя было оставить без внимания.

Ну да, конечно! Она сказала, что будет плакать!

– Мама, – Миша остановился и посмотрел на нее совершенно серьезно. – Ты лучше не плачь. Ты тоже смейся.

Ольга послушно засмеялась:

– Ну, конечно…

Стас сказал: хватит разводить антимонии, – он все время путал эти самые антимонии и антиномии, и они быстро попрощались.

Ольге всегда жалко было отпускать Мишку в школу, непонятно почему, жалко, и все тут, и она проводила глазами спину сына с прыгающим на ней рюкзаком.

– Оль, ну, поедем уже, а?!

Усаживаясь на переднее сиденье, Ольга заметила машину, вынырнувшую из-под светофора.

Машина как машина, ничего особенного, и тем не менее Ольга встревожилась.

Эту машину она знала, как свою собственную, и за несколько последних дней успела изучить ее до мелочей.

Она взглянула на Стаса, но тот продолжал подсвистывать приемнику и на Ольгины взгляды внимания не обратил.

Не буду говорить, решила она. Что тут особенного?! И так утром чуть не поссорились, а тут еще эта машина дурацкая! Шут с ней совсем!..

Но тем не менее в боковое зеркало все-таки взглянула.

Машина ехала за ними, не приближаясь и не отставая.

Ольга еще раз взглянула, а потом повернулась к Машке. Та как будто только этого и ждала, сразу придвинулась на сиденье так, что очень близко оказались блестящие глаза, тугая щечка, банты и волосы, расчесанные ровно-ровно.

Ольга, перегнувшись через спинку, поцеловала щечку и поправила бант, хотя с ним и так все было в полном порядке.

– Машкин, мы тебя сейчас завезем, а костюм я Вере Федоровне отдам.

– И уедешь, да, мам?

– Мне на работу надо. Но на утренник я успею.

Однако Машке нужны были гарантии.

– А вдруг не успеешь, мам? Тогда все пропало!

Ольга сказала успокаивающе:

– Конечно, успею. Вы еще пока порепетируете с Верой Федоровной… я и приеду. Обязательно.

Проклятая машина не давала ей покоя, и время от времени она поглядывала в заднее стекло.

Машина не отставала.

– А папа приедет?! Пап, ты приедешь?!

– И папа, конечно, постарается приехать.

Стас почти не слушал, о чем там они в сотый раз толкуют, и на утренник не собирался вовсе, но Машку он очень любил, кроме того, не хотелось, чтобы она приставала, потому и согласился сразу:

– Папа постарается.

Автомастерская – гордость и главное дело его жизни – помещалась в одноэтажном бараке на самой окраине городка.

За ними была только массивная бетонная плита с серыми буквами «Добро пожаловать», приветствовавшая таким образом гостей города. Сразу за плитой начинались деревни, а за ними леса и леса, на сотни километров вокруг.

Несколько лет назад Стас договорился с кем-то из городской администрации и арендовал пустовавший барак на какой-то бесконечный срок, лет на сто или двести, кажется. Барак, построенный в свое время немецкими военнопленными, оказался крепок, хоть и неказист с виду, а самое главное, в нем были свет и вода! Начиналось все с гаража на две машины, в который переоборудовали барак, а нынче дело расширилось – к гаражу пристроили еще пару боксов, добавились мойка, магазин запчастей и даже кафешка для дальнобойщиков. Может, для тех, кто привык выходные в Куршавеле проводить, а денежки все больше на миллиарды считать, это семечки и курам на смех, но Стас чувствовал себя настоящим бизнесменом, хозяином, начальником! И народу в подчинении у него было немало, человек пять, а иногда, когда заказов становилось много, доходило и до семи, шутка ли!..

И «офис» у них был – помещеньице, где Ольга возилась со своей бухгалтерией, и где выписывались справки, счета и всякое такое, и где посетители посолидней могли посидеть в ожидании, когда прокачают тормоза или переставят резину, попить кофейку, журнальчики полистать, все по правилам!

Едва только машина Стаса влетела на площадку и затормозила, Ольга выскочила и помчалась к беленькой дверце, ведущей как раз в «офис». Времени у нее было мало, а дел полно, но все же, взявшись за ручку, она оглянулась.

Ну, конечно, ненавистная машина никуда не делась!

Как раз в ту секунду, когда Ольга оглянулась, машина притормозила, словно нарочно, словно издеваясь, а потом вдруг взревела, наддала и пропала за углом.

Стас, никуда не торопясь, вылез из своей иномарки, оглянулся по-хозяйски, как командир оглядывая плац, – все ли в порядке, чисто ли выметен двор, достаточно ли блестит лозунг «Вооруженные силы – защита и опора Родины!».

– Станислав Анатольевич! – Издалека к нему поспешал небритый мужичонка в синей спецовке, заляпанной масляными пятнами кепке, заломленной на одно ухо, и клетчатой рубахе с закатанными рукавами – символ любого автосервиса, его альфа и омега, «народный умелец», вызывающий почему-то безусловное доверие всех водителей, приехавших ремонтировать свои драгоценные машины. Так хороший врач с вдумчивым взором, стетоскопом в нагрудном карманчике белоснежного халата и привычкой обращаться к пациенту «батенька мой» вызывает благоговейный трепет и надежду на моментальное излечение.

– Здорово, здорово, Михалыч.

– Не стучит коробка?

– Да нет, не стучит! Отгони ее в мойку, только пусть хорошо отполируют, а то в прошлый раз…

Дальше Ольга не слышала, дверца, ведущая в «офис», захлопнулась, отрезав ее от утренних звуков автомастерской, которые она, между прочим, очень любила!

В коридоре было полутемно, и в глубине его двигалось что-то темное, похожее на стог. Ольга знала, что это за стог, и совсем не испугалась. А вот темноты она не любила и поэтому, нашарив выключатель, надавила сразу на обе клавиши. Стас всегда сердился, говорил, что свет нынче недешев и электроэнергию надо экономить, а она все равно включала!

Желтые лампы вспыхнули весело, как будто утро наступило после глухой осенней ночи.

– Ох ты, боже мой, напугала!..

– Доброе утро, Марья Гавриловна!

Уборщица с трудом выпрямилась, взявшись за спину. Тряпка шлепнулась в ведро, выплеснув на пол немного грязной пены.

– Оленька!.. Все бы тебе меня пугать!..

– Нет бы вам шваброй мыть! Я же купила недавно швабру! Куда вы ее дели?

Уборщица пожевала губами.

– Чего там намоешь этой палкой твоей! Ни в углах, нигде! Самая-то пылища всегда в углах собирается, и песок! А так, если только середку мыть, это что тогда такое за уборка?

– У вас же спина болит, теть Маш.

– Совсем не отвалится.

Ольга всегда ее жалела.

Муж у тети Маши давно помер, сын, как водится, вырос непутевым, то появлялся, то пропадал, все кормил мать баснями, что завербовался на Север, на заработки, но никаких заработков было не видать, а возвращался он всегда оборванный, больной, и мать его лечила, кормила, одевала – все на свои скудные денежки. Как-то между своими невнятными отлучками он ухитрился жениться, разумеется, на такой же пропащей, и все бы ничего, да родился Вовчик, внучок. Непутевый с пропащей моментально развелись, и бывшая невестка все грозилась подать в суд «на взыскание» – никаких алиментов, ясное дело, никто никогда не платил, а сумма набежала немаленькая. Тетя Маша все уговаривала пропащую в суд не подавать – нынче с этими алиментами строго, закатают по полной программе, а денег все равно взять неоткуда, и подбрасывала Вовчику то на ботиночки, то на курточки, то на тетрадки. Для того чтоб подбрасывать, счастливой бабушке приходилось мыть полы не только в автосервисе Стаса Громова, но еще и в больнице да в школе.

Какая уж тут спина!..

– Теть Маш, я вам вчера мазь купила!.. – Ольга полезла в сумку, порылась, достала тюбик и стала тыкать им в красную, разбухшую от воды ладонь, больше похожую на тюленью ласту.

Марья Гавриловна с опаской приняла тюбик, как нечто невиданное, покрутила, кажется, даже понюхать хотела, но засмущалась.

– Это специальная такая мазь, для спины, – заторопилась Ольга. – К ней еще таблетки, но их нужно курсом пить. Сначала три дня мажете, а потом таблетки начинаете принимать. Я вам сейчас их не отдам, а то вы потеряете. Говорят, как рукой снимает.

Далеко отставив тюбик от глаз, уборщица шевелила губами – читала название. В это время ближайшая дверь распахнулась так резко, что стукнула Ольгу пониже спины.

– Ой!

– Оленька!

Парень в джинсах и рубахе с закатанными рукавами выскочил в коридор, притормозил возле них и закатил глаза.

– Я дико извиняюсь! Я тебя стукнул, да?

– Привет, Паш. Ты меня не стукнул.

Прыгучий Паша, не способный ни секунды постоять спокойно, переминался с ноги на ногу и все пытался заглянуть Ольге в глаза.

Он ее обожал, о чем Ольге было давно и хорошо известно.

На работе всегда так. На работе всегда есть обожатели и обожаемые, иначе все совместное дело застопорится, как двигатель без смазки.

В этом нет ничего опасного. Это просто… весело, вот и все. Ну, может, не всегда весело, но уж точно не имеет последствий и продолжения.

Ну, может, иногда имеет, но только не в ее, Ольгином, случае!

– Я сегодня… того-этого… кофе… купил. Буду в клуб вступать.

– Какой иш-шо клуб, Пашка! – влезла Марья Гавриловна. – Всю получку по клубам энтим промотаишь! Не ходи в клуб, Пашка!

Ольга с Пашей переглянулись, и он, пританцовывая возле дам, пояснил именно Ольге, а вовсе не тете Маше:

– Да в твой клуб, в кофейный! Ты ж кофе варишь!..

Ольга улыбнулась:

– Варю.

– Ну вот я и… купил, значит, чтобы ты, когда варишь… чтобы мы… меня тоже… при случае чтоб… пригласила!

– Павлик, да я ведь тебя и так всегда приглашаю!

Тут он смутился и на секунду перестал пританцовывать.

– Ну вот, я теперь купил это самое кофе.

Паша окончательно засмущался. И что он как дурак с этим кофе своим? Вон Ольга над ним смеется. Хотя нет. Ольга не смеется. Не над ним то есть. Она ни над кем никогда не смеется. Она… Улыбается она, вот что!

– Ты молодец, что кофе купил, – сказала Ольга. – Кофе лишним в хозяйстве не бывает. Ну, раз ты у нас теперь полноправный член клуба – тебе и карты в руки. Включай кофеварку!

– Я того… Щас включу, туда-обратно… И пить, значит, будем… Кофе то есть…

Ольга кивнула: само собой. Какое ж утро без кофе?

– А ты красивая сегодня, – выпалил Павлик, заливаясь до ушей краской. – Как всегда то есть!

И быстро ретировался. Кофеварку включать пошел.

Тетя Маша посмотрела ему вслед, покачала головой:

– Баламут. Одно слово – молодежь! Ох, и молодежь! Ветер в голове!

– Да что вы, теть Маш! – Ольга снова заулыбалась. – У нас молодежь замечательная. Такие мастера, как Павлик, – на вес золота.

Тетя Маша повертела в лапище тюбик с мазью. Тюбик в ее руке выглядел крошечным.

– Оль… Я не могу… Это ж дорого очень, наверно? Я не возьму, Оль!.. Я лучше по старинке… горчички приложу… сальцем смажу…

– Да вы полгода мажете, теть Маш, а ничего не проходит! Попробуйте, может, хоть от этого пройдет!

Тетя Маша еще раз взглянула на тюбик, вздохнула и прижала мазь к груди, точно это какая великая драгоценность, а не аптечная упаковка. Тете Маше было неловко. Сроду никто ей ничего не покупал – ни когдатошний муж, отчаливший в неизвестном направлении лет, пожалуй, что тридцать назад, ни сынок непутевый, ни уж тем более чужие люди. А тут хозяйка, на свои денежки.

– Спасибо тебе, Оль, благодетельница ты наша…

Ольга пожала плечами – вот еще, глупости! Какая она благодетельница?

– На здоровье, теть Маш.

И быстро пошла к своему кабинетику. Хватит разговоров, пора за работу.

Работа не ладилась. Ольга в третий раз пыталась свести дебет с кредитом. И никак они не сходились. Где она ошиблась? Вроде ведь несколько раз все проверила… А баланс нужно срочно сдать, кровь из носу. Стас ей специально утром напомнил: срочно! Спросил: успеешь? И она обещала. И должна, значит, успеть – ну не может она своего любимого мужа так ужасно подвести.

Ольга снова защелкала на калькуляторе, но в голове были не цифры, а яркая коробочка с золотым логотипом Кристиана Диора и машина с темными стеклами, которая вот уже несколько дней катается за ними как привязанная.

Хлопнула дверь. В крошечном закутке перед кабинетом, который Ольга гордо звала кухней (хотя какая там кухня, чайник да полка с посудой – вот и все), послышались торопливые шаги. Ольга, не отрываясь от ведомости, позвала:

– Тамара Павловна!

– Ой! – Секретарша нарисовалась в дверях – соломенные кудряшки, брови домиком, лиловая помада, ручки прижаты к объемистой груди, задрапированной шифоновыми рюшами. Выражение лица у Тамары Павловны было как у карманника, пойманного за руку. «И почему она вечно пугается?» – подумала Ольга.

Она недолюбливала Тамару Павловну, стыдилась этого и старалась вести себя с секретаршей подчеркнуто сердечно. Но то ли тонко чувствующая Тамара, несмотря на все Ольгины старания, таки чуяла фальшь, то ли Ольга была недостаточно искусной актрисой, а некоторая натяжечка в отношениях все равно присутствовала.

– Ну вот что тебе не нравится? Нормальная ведь женщина, и работник хороший, – ругала себя Ольга. А поделать ничего не могла. Ну не нравилась ей Тамара Павловна, вот не нравилась – и все тут. И рюшечки не нравились, и кудряшки, и лиловая помада, и манера улыбаться сиропно-пресиропно, широко растягивая жуткие лиловые губы. Улыбается – а глаза холодные. Позовешь – начинает ойкать, сделает брови домиком, ладошку к сердцу прижмет: «Олечка Михална, как же вы меня напугали!» Чего, спрашивается, пугаться?

– Тамара Павловна, ну вот что вы все время пугаетесь? – спросила Ольга.

Секретарша теснее прижала ладонь к груди и пошла пятнами.

– Я? А что?! Я – ничего!

Ольга только головой покачала. Ну вот как с ней разговаривать? Встала из-за стола, прошла в закуток, воткнула чайник в розетку. Тамара, когда Ольга мимо нее проходила, прижалась спиной к стене и даже, кажется, живот втянула, будто стараясь стать как можно меньше и незаметнее. При ее гренадерском росте и необъятном бюсте получалось это не очень, прямо сказать.

Ольга достала из шкафчика чистую чашку, насыпала в чайник заварки.